Текст книги "Дача, «Венера в грозу» и китайские шахматы. Русскiй детектiвъ"

ГЛАВА2 В деревне

Станция «Медово», где их высадили, прямо скажем, не разочаровала. Не просто пустой перрон, а имелось даже каменное здание, пусть и небольшое, построенное в таком, почти римском стиле. Ампир, так сказать, только с сельским исполнением.

– Вот, господа, примите багаж, – явственно, тщательно выговаривая буквы, произнёс станционный служитель, – в соответствии с квитанцией.

Здесь, у пакгауза, были уложены на деревянные поддоны вещи дачников. Стояли и получали имущество господин Терентьев, его дочь Елизавета Николаевна, господин Лозовский, и сам капитан флота Стабров, и некий господин, очевидно, с супругой и горничной. Сергей Петрович чуть наконил голову, демонстрируя уважение. В ответ этот господин в белой паре, приподнял шляпу.

– Фарятьев, Ипполит Евгеньевич, юрист. Моя супруга, Зинаида Валерьевна.

– Сергей Петрович Стабров, капитан Императорского Военного флота. Анна Аркадьевна, моя жена, – представился он в ответ.

– Очень рада знакомству, – проговорила Юйлань.

– Вы тоже на дачи? – спросила Зинаила Валерьевна.

– Ну, похоже все пассажиры нашего вагона едут в имение князя Батурина.

Глафира Андреевна стояла несколько позади, так сказать, прикрывая тыл. И в данное время её больше привлекали деревенские мальчишки, проявлявшие немалое внимание к велосипедам Стабровых. И подошли двое возчиков, деловито поправивших свои рубахи и поддевки. Один из них изучил груду чемоданов, поглядел на горничную.

– Коляска есть, и две телеги, – проговорил деревенский житель, – все доставим, в наилучшем виде до усадьбы. Всего два рубля.

– Обождите пока…

Горничная подождала, пока господа закончили беседу, и напомнила Сергею Петровичу о деле. Собственно, из-за которого они сюда приехали.

– Возчики, предлагают за два рубля довезти до усадьбы.

– Вполне подходяще. Хотя и цены у них, уж совсем почти московские.

Но дело своё возчики знали хорошо, аккуратно загрузили багаж, перевязали чемоданы и велосипеды ремнями. И коляска оказалась неплохая, Стабровы и горничная уместились на сидении, правда, с трудом.

– До имения Батурина, Конный двор, левый флигель.

– Знаю там всё барин. Довезу, не беспокойтесь. И мост починили. Так что всё в порядке.

– А что там, с мостом? – обеспокоился Стабров, – сломан?

– Да с мостом ничего, только речушка сильно разливается. Но не часто, и то, ведь не май же месяц на дворе? Но, тогда через реку перебраться совсем нельзя.

– Ну конечно, – вполне уверенно произнёс Сергей Петрович, – ведь сейчас не май же? Август месяц на дворе.

Ну а Юйлань Ван демонстрировала вполне себе истинно даосское спокойствие. Не произнесла ни слова, как истинно любящая жена. Только склонила свою прелестную головку на правое плечо, а пухлые губы сжались в красную нитку, конечно, не очень тонкую, а чёрные глаза, казалось, собирались прожечь дыру на его белоснежном мундире с блестящими пуговицами. Тут коляску слегка тряхнуло, женщина ойкнула, а он нежно взял её за руку. Юйлань вполне мило улыбнулась, и поправила движением прелестной ручки свою шляпку.

– Трясёт немного, простите, барыня… – пробурчал возчик.

– Да ничего, спасибо, – ответила женщина.

А так, места здесь были куда как красивые, рощи, пашни. А дорога-ничего небычного, грунтовая, с набитой колёсами телег колеёй. Ну, рытвины были глубиной не до осей конечно, но ехала коляска почти как по рельсам. Вот проехали мимо деревни Медово, и добрались до знаменитого моста.

– Это и есть ваша переправа? – спросил Сергей Петрович, не выпуская из левой руки бортик коляски.

– Наш, знаменитый мостик. Да дождей до сентября не будет, я в газете прочитал, – ответил извозчик.

– Да неужели? – не поверила Юйлань, – что там, а газетчики уже с духами общаются?

– Нет, но ведь серьёзная газета, «Сельская жизнь». Я это в нашей избе-читальне вычитал. У нас там и газеты, и журналы, и книги. Наверное, штук под тыщу! Это нам князь Батурин её устроил.

Добавить или убавить при таких словах и делах было нечего, и Сергей Петрович просто промолчал. Просвещение в России всё же пробивало себе дорогу. И, крестьяне Московской губернии, как видно, уже легко вживались в новую реальность. Как писали уже в его любимом журнале «Мото-Ревю», эпоха авто и элктричества сменяла время железа и пара. И знания, несомненно, становились приметой нового времени. Даже в этой деревне. Ради успокоения он поднял голову, и да, на синем– пресинем небе не было не облачка.

– Кажется, и вправду, дождей не ожидается, – согласился Стабров, – если что, как переправляетесь через реку?

– Да на лодках. Только у нас они небольшие, на пару человек. А рядом с усадьбой озеро большое, три пары лебедей живут. Очень красиво, – рассказывал крестьянин.

Итак, за приятной беседой, повозки проехали через ворота усадьбы, покатили прямо к Конному двору, мимо главного дома усадьбы. С обеих сторон дороги, посыпанной краспым гравием, стояли липы, с ухоженными кронами, аккуратно подстриженными ветвями, так, что двухсолетние деревья выглядели, словно гигантские одуванчики, только на ножках, в два обхвата. А у флигеля стоял мужчина в своеобразном наряде, такой вот, граф Лев Толстой, только в молодости. Этот человек, в безразмерной рубахе, подвязанной верёвкой, в шароварах и сапогах, вдобавок с картузом на голове. Только вот в его левой руке покачивался дорогущий портфель крокодиловой кожи. Рядом с ним стояли и работники, видные мужчины, в крестьянских нарядах, вдобавок и фартуках. Сказать честно, Стабров был слегка разочарован, всё же слуг в ливреях в княжеской усадьбе он не дождался. К ним приблизился господин этот с портфелем.

– О, не иначе как господа Стабровы? – и собеседник улыбнулся, – а я, управляющий имением князя Батурина, Лев Семёнович Грызлов. Вот, прошу принять ключи от флигеля. И посмотрите пожайлуста, помещение.

– Конечно, Лев Семёнович. Обязательно.

Флигель и вправду был невелик, в четыре комнаты с кухонькой, простой мебелью. Крашеные светло-зелёной краской стены были украшены висевшими в простеньких рамках литографиями времён Крымской войны. И кроме того, гравюрами с конями, кирасирами, и конной гвардией. Всё говорило о том, что князь – страстный лошадник. Ну а кем мог быть ещё майор Кавалергардского полка в отставке? Несомненно, Стабров хорошо знал о хозяине имения, князе Алексей Андреевиче Батурине, царедворце и представителе такой знатной фамилии Российской Империи.

Рядом шла и Анна Аркадьевна, с любопытством обозревая обстановку. Ничего не пропустила, и спросила мужа лишь один раз:

– Князь Батурин рядом с императором?

– Да, конечно. Здесь все офицеры Кавалергардского полка, а государь его полковник. Полковое фото, так принято.

Судя по выражению лица, Юйлань была если не поражена, то преисполнилась уважения к хозяину дома.

– Прекрасное место, – сказала она с явным одобрением.

– Да, всё отлично, мы довольны, Лев Семёнович.

– Служитель будет привозить каждое утро дрова, и воду два раза в день. Хлеб привозят с станции, продуктовая лавка в деревне есть, -разъяснил управляющий, – лодками на пристани также можно пользоваться.

– Прекрасно, – ответил Стабров, и передал задаток управляющему.

Теперь, все оказались довольны друг другом, и гости, и хозяин, вернее, его управляющий.

Вещи раскладывали почти до вечера, в том числе запасы провианта, в виде колбасы, икры, сахара и манной крупы, чая, кофе, десяти бутылок вина и коньяка. Да, к продуктовым запасам Юйлань Ван относилась весьма трепетно.

– Ну, кажется всё, – наконец произнесла важнейшие слова Глафира Андреевна, – вы бы прогулялись, а я пока самовар согрею. И солнце, и погода хорошая.

– Да, Сережа. Как раз, мы и на велосипедах успеем прокатится!

ГЛАВА3 Имение Батурина

Они неспешно ехали рядом, по дорожкам усадьбы, посыпанным мелким щёбнем. Супруги переоделись в комнатах дачи, и теперь выглялели заправскими отдыхающими. Сергей Петрович в летних парусиновых брюках, блузе с воротником « апаш», лёгком кепи и спортивных туфлях. Анна Аркадьевна в летнем клетчатом платье французского кроя, с белым воротничком и соломенной шляпкой. Надо сказать, такой наряд ей шёл просто необыкновенно.

Стабров поднял правую руку, оторвав её от руля, здороваясь с соседями из правого флигеля Конного двора. Юлиан Лозовский уже стоял у мольберта, с кистью в руке, и оглядывал Малый Дворец, ставший, как видно, источником вдохновения.

Его слуга Аркадий, портил столь идиллическую картину, надев на трубу самовар сапог, и так разжигая углю в его медном чреве. Еще два движения, и огонь разгорелся, слуга одел трубу на самовар, и принялся сервировать столик Иногда, впрочем, отгонял весьма назойливых комаров. Эти махоньких злодеев приметил и Стабров, отгоняя их от своего лица.

Они объехали вокруг Малый Дворец, или Эрмитаж, прекрасное здание округлой формы, с четыремя балконами, куполом, увенчанном статуей богини Фортуны. Судя по слухам, здесь иногда квартировал сам князь Алексей Андреевич, когда супруга, Мария Ивановна, бывала в Санкт-Петербурге, навещала сыновей, Евгения и Александра, служащих при дворе государя. Когда же жена была в имении, Батурины жили обыкновенно в Большом Дворце, в Главной части усадьбы, вдали от гостей.

Стабровы приехали к дорожке, где стоял павильон Грот, украшенный многочисленными статуями, и увидели знаменитый Источник, фонтан в здании, в центре которого была целая купель. Затем покатили к Большому Дворцу и Каменной Оранжерее, стоявшим рядом.

– Пора и возвращаться, а то нас Глафира Андреевна уж заждалась! – напомнила Юйлань мужу.

– Конечно. Так оно и есть. В дороге проголодались. А время, уже темнеет, дело к восьми вечера, – заметил Сергей Петрович, глянув на свои наручные часы «Омега».

На импровизированной веранде, около двери в их дачное обиталище, Глафира Андреевна накрыла круглый столик, рядом исходил паром их самовар, а под салфеткой, на блюде, ожидали и домашние пирожки.

– Пора уж и чай пить. Мойте руки, и за стол!

Без сомнения, горничная была строга, но справедлива. Стабров убрал велосипеды, и встал у умывальника, рядом с Юйлань, и стал ожесточённо намывать руки. Отогнал и комаров, которые тоже собрались пообедать, но, не пирогами, а дачниками, вернее, их кровью.

Сергей Петрович сел в плетёное кресло напротив Юйлань, а Глафира Андреевна принялась священнодействовать. В фарфоровые чашки дорогого домашнего сервиза полился кипяток, согревая крепчайший чай из маленького китайского чайничка. Затем торжественно была сдернута салфетка, прикрывающая ещё домашние, но разогретые в печи, вкуснейшие пироги.

Было и вправду, необыкновенно хорошо. Сидеть в плетёных креслах, любоваться закатом. Вдали от забот и тревог наслаждаться вкусом превосходного чая и чудеснейшей выпечки.

– Здесь просто прекрасно, Серёжа. Правильно, что именно сюда приехали, – тихо проговорила Юйлань, накинув шерстяную шаль себе на плечи.

– Спокойно и красиво, – согласился Стабров, поправив кепи.

– Плед накинь, холодно к вечеру, а то простудишься, – добавила жена, и самолично подала ему тонкое шерстяное одеяло.

Да, с пледом было куда комфортнее. Глафира Андреевна, в шерстяной кофте, невозмутимо пила чай. Анна Аркадьевна, подумав зашла в дом, и вернулась с лютней. Присела рядом с супругом, и принялась тихо наигрывать приятную мелодию.

Неподалёку слышался разговоры соседей, затем всё стихло. Медленно темнело, небо на западе окрашивалось в оранжевый цвет, подул холодный ветерок. Непростой, просто напряжённый день заканчивался.

ГЛАВА 4 Дачники

Проснулся Сергей Петрович от настойчивого и нудного жужжания комара. Насекомое с невероятным упорством желало присесть ему на плечо, ну а морской офицер дал такую возможность, а затем, с наслаждением прихлопнул злодея.

Анна, лежавшая рядом, открыла глаза, словно и не спала. Натянула олеяло почти до своего носа, и произнесла:

– Что, встаём?

– Да пора, наверное… Половина седьмого…

Стабров не спеша поднялся, и начал заниматься гимнастикой. Ну а Юйлань достала из-под кровати бамбуковую циновку, развернула её, и принялась за своё у-шу. А Сергей Петрович за непременную гирю. Сам спрятал в багаж, ну а жена сделала вид, что не заметила такое «сокровище». Поднимал, свою четырёзпудовую, с большущим удовольствием, это также его бодрило, как наблюдать за гибкой и красивой женой, сидевшей сейчас на шпагате.

– На отдыхе же! – с заметила Глафира Андреевна с некоторым осуждением, – поспали бы, погуляли, на лодочке покатались! А не эту чугунину таскали!

– Всё успеем, – со вздохом ответил Стабров.

– Точно! – добавила Юйлань, выгнувшись, и достала пальцами рук пола, и в таком положеиии поглядела на горничную.

– О господи… – только вырвалось у Глафиры, словно из самой её души, когда она посмотрела на хозяйку.

И горничная вернулась на кухню и возмущённо загремела кастрюлями и ложками. Сергей Петрович всё же закончил гимнастику, и отправился в летний душ. Холодная вода его отлично взбодрила, а затем он растерся полотенцем, и чувствовал себя теперь просто отлично. Стабров вышел, чуть потянулся, и так сказать, укрылся за изгородью из кустарника.

– Я так рад, что снова увидел вас, Лиза. Прошло целых две недели с нашей встречи, – произнёс молодой человек.

Стабров чувстврал себя ужасно, быть свидетелем чужой беседы, но и помешать разговору было бы тоже неприлично. Барышню он узнал сразу, это была Елизавета Николаевна Терентьева, дочь его новой знакомой Ксении Николаевны. Безусловно, девица выглядела просто прелестно, в своём платье-матроске, в изящной шляпке, прикрывающей светлые волосы, собранные в косу. Ну а голубые глаза и полные губы лишь дополняли её изящный облик. Барышня смотрела на своего кавалера, не опуская глаз. Ну а Стабров видел этого романтического героя лишь со спины, заметив лишь летний офицерский мундир, с гвардейскими галунами. Цвет воротника мундира позволил заметить, что корнет приналлежит к Лейб-гвардии Конному полку.

– Приходите к нам на чай, отец и мать, конечно, будут вам рады, – добавила девица.

– Я так надеюсь на это, – с большим пылом проговорил молодой человек, и поцеловал юную красавицу.

Теперь у Стаброва имелось время, что бы ретироваться не так позорно. Влюблённые были заняты только друг другом, а Сергей Петрович прошмыгул за угол, укрылся за оградой и спокойно и с достоинством дошёл до флигеля, их дачи.

К тому времени и Юйлань привела себя в порядок, а Глафира Андреевна накрыла на стол. Самовар исходил паром, столовые приборы только ожидали свои хозяев.

– Садись за стол. Ты что, бабочек ловил? – со смехом поинтересовалась китаянка.

– Ну почти. Глафира Андреевна, не знаете, а что за молодой офицер квартирует в усадьбе? Не сын ли Алексея Андреевича?

– Нет, здесь гостит племянник князя, Пётр Андреевич Сойменов, корнет. Служит по гвардии. Эт мне Кирилл, дворник, рассказал, Он нам с утра дрова привёз и воду. А молочница, Меланья, такого наговорила.. – и горничная улыбнулась, готовясь начать рассказ.

Недолгий такой, всего на полчаса, или чуть больше. Но Юйлань строго глянула на Глафиру своими чёрными глазами, и та поспешно опустила взгляд в тарелку.

– Когда я ем, я глух и нем, – отчётливо произнесла китаянка русскую пословицу, – кушайте же, Глафира. Вечером поговорим, просто за чаем.

Стабров же не стал распостранятся о своём открытии, и покончив с манной кашей, приступил к сырникам. Сегодня они были просто чудо, как хороши! С изящной золотой корочкой, в меру прожаренные, потрясающе вкусные, просто таяли во рту

– Очень всё замечательно, Глафира Андреевна! – похвалил своего повара Сергей Петрович, – Превосходно!

– Ага. Манифик, – и Юйлань улыбнулась, доедая свою порцию.

Сейчас Анна читала такую новую книжку, и иногда любила блеснуть словечками, взятыми со страниц данного произведения. Получалось иногда весьма забавно.

***

С удочками в руках, Стабровы отправились посидеть у пруда и половить рыбу. Эта идея им показалась наиболее привлекательной, по крайней мере в этот момент. И то, у воды, можно было полюбоваться плавающими лебедями. Да и день был просто замечательный.

Сергей Петрович выудил из пустой консервной банки пару червяков, насалил на крючки, забросил в воду.

– Вот, это тебе, – и вручил удилище Юйлань, – как заметишь, что поплавок дергается, то тащи к себе, но сильно не дергай.

– Да поняла, – был краткий ответ.

Китаянка лихо забросила свою соломенную шляпу себе за спину, и теперь держала удилище двумя руками. Сергей Петрович знал, насколько его жена азартна, и теперь её невозможно будет оттащить от берега. Ну а сам он только придерживал удочку левой рукой, пока не чувствуя, что начался клёв. Вода не была прозрачной, и увидеть в её толще долгожданную добычу не имелось возможности.

– Серёжа, кажется, я… – тихо проговорила женщина.

А Юйлань, как видно, ворожила её покровительница, Си – Ван– Му, повелительница вод, и китаянка поймала рыбу и осторожно вываживала её к мелководью. Стабров вооружился сачком, готовясь схватить долгожданную добычу. Он не спеша подвёл снизу обод, с трудом заметив в воде блестевшую серебристой чешуёй рыбу. Осторожно поднимал сачок, и рыба плавно очутилась среди мелких ячей этой нехитрой ловушки. Китаянка счастливо улыбалась, её глаза блестели, когда она самолично упрятала рыбу в железное ведро с водой.

– Неплохо для начала, – проговорил Сергей Петрович, – только вот червей нет. Пойду накопаю.

– Я и сама умею, – проявила инициативу Юйлань, – ты сиди, следи за моей рыбой.

Дама схватила лопатку, и ушла за осины, выросшие на самом берегу княжеского пруда. Стабров опять присел на скамечке, и пока жены не было, изловил парочку маленьких карасиков. Таких небольших рыбок с хвостиками, но весьма годных для зажарки в сметане. Он положил удилища на свой табурет, встал и осмотрелся. Но вот, к нему быстро возвращалась Юйлань, иногда оборачиваясь на ивы у пруда, и водрузила шляпу себе на голову. Впрочем, банка и лопатка были при ней.

– Вот, червей накопала. Нам хватит?

И предъявила мужу плод своих трудов и стараний. Но она к тому же раскраснелась, и непонятно от чего, а Сергей был слегка этим заинтригован. Юйлань заметила это, и делая совсем уж круглые глаза, наконец, сказала:

– А там, влюблённая пара, на дереве сидит, воркуют… Меня, кажется и не заметили.

– Ну, наверное, барышня и офицер? – пришёл на помощь жене Стабров.

– Нет, это молодой человек, в светлом костюме и Дарья, горничная Ксении Терентьевой. Прямо как Лиза и Эраст… – мечтательно произнесла китаянка, – Очень романтично!

– Ну, надеюсь, топиться никто из них не станет, – пробурчал Сергей Петрович, – рыбу не спугнут. То есть, – несколько путанно закончил он.

Читал он этот роман Карамзина, с утоплением главной героини в финале книги. С трудом вспомнил, как называется. Кажется, «Бедная Лиза», напомнил он сам себе. Ну а его жена была разочарована его, так сказать чёрствостью, и сама, чтобы наказать супруга, приладила червячков на крючочки. Вздохнула пару раз, и выразительно на него посмотрела, с грустью и осуждением. Нет, без сомнения, его жена была божественно хороша, даже когда сердится, решил про себя Сергей Петрович. И то, не зря же ведь женился?

– Ты чего улыбаешься? – вдруг был задан вопрос подозрительной китаянкой.

– Да так, вспомнил кое-что.

– А, тогда конечно, – с неким значением произннсла она, и опять взялась за удочку.

Правда, рыбная ловля продолжилась, и они довольно быстро наполнили ведро весьма приличными карасями.

Добыча была сдана с рук на руки, так сказать, осчатливленной этим Глафире Андреевне, а супруги, с чувством выполненного долга, отпровились на пристань, к долгожданным лебедям и лодкам.

***

Пристань была небольшой, здесь имелось шесть прогулочных лодочек, покрашеных в суриком в красный цвет. Выглядели от этого эти кораблики весьма празднично.

– День добрый господа, – поздоровался служитель.

Он неторопливо принёс весла, и установил их в уключины. Ну а Стабров положил пять копеек за труды. Поддерживая за руку, помог присесть на скамью лодки Анне, сел сам рядом напротив. Привычным движением оттолкнул лолку от пристани, и не спеша стал грести. Сразу припомнились дни, когда ещё был гардемарином, все эти шлюпочные похолы к Котлину. Ну и здесь, ещё проще, на лёгкой лодочке. Заметил он за островком другую лодку и экипаж судёнышка. Команда была, так сказать, муже-женская, смешанная, в лице барышни и офицера.

Собственно, как разглядел Сергей Петрович, это была та парочка, которую он видел сегодня поутру, Пётр Аркадьевич Сойменов и Елизавета Николаевна Терентьева, дочь его знакомой, Ксении Терентьевой. Молодые люди были так сказать, в плену Купидона, и не обращали внимания на окружающих. Ну а Стабров принялся грести быстрее, что бы не смущать влюблённых, и вывел лодку на другую часть озера.

Юйлань, конечно, заметила лодочку, и улыбнулась. Она опустила ладонь в воду, и смотрела, как вода струится между её пальцев.

– Ты ловко работаешь вёслами. И хорошо, что мы не стали им мешать, – сказала она, – здесь поспокойнее.

– Нам и тут неплохо, – согласился Стабров.

Прогулка и вправду была приятной. Чуть подаль, по водной глади скльзила пара лебедей, изогнув свои стройные шеи. Прекрасные птицы нне боялись людей, ведь они не видели от них плохого.

– Нам похоже, пора! Вот, Глафира Андреевна нам рукой машет!

И вправду, их горничная стояла на берегу, стараясь привлечь их внимание. Сергей Петрович лихо развернул лодку, работая только одним веслом, приполняв другое, и сильными гребками повёл лодочку к берегу. У пристани взял жену на руки, и осторожно поставил её, как драгоценную стутую, на доски пристани. Затем, самолично, закрепил концы на причальном кольце. Ему было приятно почуствовать себя снова настоящим моряком.

***

Их ожидал воистинну Лукуллов пир. Запах от карасей в сметане стоял просто умопомрачитеьный, и Сергей Петрович переглянулся с женой, и она одобрительно кивнула.

– Конечно, пригласи соседей. Юлиана Станиславовича Лозовского. И уж непременно, Ксению Николаевну и её супруга, и их дочь, – заметила Анна Аркадьевна, – и быть может, и нашего соседа по вагону, Фарятьева, Ипполита Евгеньевича и его супругу, Зинаиду Валерьевну.

– Попробую, – согласился Стабров.

Званые обеды не были его стихией, но дачная жищнь– это нечто другое. Шесть гостей, не казались ему чрезмерно многими для стола их веранды.

Он прошёл по тропине, и заметил слугу художника, Аркадия. Тот маленьким топориком рубил щепочки для самовара. Ну а сам господин Лозовский, с одухотворенным выражением лица и заляпанным краской переднике, в эту минуту писал с натуры. Ну, или отдавался во власть Мельпомены. Нет, какая там Мельпомена, оборвал он сам себя. Феб, покровитель искусств, или уж сам святой Лука, изобразивший первый во всём мире образ самой Богоматери.

Флорентийский флигель выходил у Лозовского весьма неплохо, и сама воздушность прекрасной постройки подчеркивалась нежным колером красок, и точностью мазка художника.

– Прекрасно, Юлиан Станиславович, – произнёс морской офицер, – приглашаем вас отобедать по-соседски. Надеюсь, карасей уважаете?

– Прекрасно. Сейчас переоденусь, и прибуду. Очень благодарен, – ответил художник, откладывая кисти.

Стабров снова осмотрел грунтованное полотно, натянутое на широкий подрамник. Холст был подбит бронзовыми гвоздиками с широкими шляпками.

– Что бы полотно не окрасилось. Железо ржавеет, будет некрасиво.

– Да, конечно. Рыжие потёки на вашем шедевре будут не к месту. Ну, мне еще надо пригласить Терентьевых и Фарятьевых. Временно вас покидаю.

Лозовский улыбнулся, поправил панаму, и пошёл мыть руки. Стабров же прошёл целых двадцать шагов, и заметил горничную, Дарью, в обшестве молодого человека, одетого как и он, во французскую блузу с широким воротником и парусиновые брюки, кенка залихватски была задвинута на самый затылок.

– Добрый день барышня. Прошу передать господам Терентьевым, что супруги Стабровы ожидают их на обед. День добрый, молодой человек, – и морской офицер коснулся своего кепи.

– День добрый. Позвольте представится, Рыжов Андрей Фёдорович, студент Московской университета, медицинский факультет

– Сергей Петрович Стабров, капитан флота. Нахожусь в отпуску. Ну, мне пора, – и он покинул дорожку рядом с домиком.

«Так что же, мадемуазель Дарья, как можно понять, пользуется успехом у двоих воздыхателей, – думал он, – Юйлань говорила, что на дереве горничная проводила время в обществе молодого человека в светлом костюме. А Андрей Фёдорович, как видно, предпочитает французский стиль. То есть, юная барышня общается с двумя молодыми людьми. Активно ищет личное счастье. Ну, а собственно, а моё какое дело?»

Закончив такие размышления, Стабров очутился у премилого здания в итальянском барочном стиле. Он знал, что этот небольшой дворец официально именуется «Флорентийский домик». Почти что обиталище если не Ромео, то уж Джульетты точно. Даже имелся небольшой балкочик, и премилый маленький садик. А напротив стояла статуя Артемиды, с полумесяцем в волосах. А двери дома словно охраняли мраморные Фетида и Сильван.

Но, семья Фарятьевых разместилась неподалёку от этого помпезного здания, в Швейцарском шале. Такой внушительный деревянный дом, с обширной двухскатной крышей. Резное крылцо было истинным украшением этой постройки. Стабров поднялся по дубовым ступенькам, постучался, и вышел сам господин Фарятьев.

– Мы вас ожидаем на обед, Ипполит Евгеньевич и супругу вашу, Зинаиду Валерьевну. Будем очень рады вашему визиту. Сами понимаете, доставлять вам письма с приглашением было бы…

– Конечно. Очень рады, – и врач церемонно поклонился, – весьма обязаны и непременно придём.

Сергей Петрович откланялся, и быстрым вернулся на свою дачу. Гости есть гости, и он снова надел свой летний мундир офицера флота. Юйлань Ван одела шёлковое красное вечернее платье, украшенное золотыми драконами. Такой вот вышел писк моды, в духе новомодного Арт Деко. Глафира Андреевна уже накрыла стол, расставив тарелки и бокалы и приборы с салфетками. Карасики в сметане заняли своё почютное место, каки две бутылки белого вина.

В течении получаса гости пришли, и расселись. Одежда дачников не была помпезной или роскошной, скорее, удобной и лёгкой. Было разлито вино по бокалам, и начались тосты в честь новых знакосых. Обстановка радовала всех.

– Превосходнейшая рыба! – похвалила угощение Елизавета Николаевна..

– Свежие караси всегда прекрасны, особенно, обжаренные в сметане, – согласился Лозовский, – я ещё принёс бутылочку вина! – и художник весьма мило при этом улыбнулся.

– И мы тоже, пришли не с пустыми руками, без сомнения! Токайское, господа! – заметил Фарятьев, и показал своё вино.

– А у нас с собой торт! – похвалился Николай Иванович Терентьев, – что бы праздник стал ещё более весёлым!

– Браво, Николай Иванович! – одобрил порыв нового знакомого Лозовский.

– Выпьем, выпьем господа, за столь приятное знакомство! – предложил Николай Иванович.

Сергей Петрович мигом откупорил бутылку «шабли» и разлил вино для гостей. Радостный перезвон стекла бокалов, чокающихся друг с дпугом дачников, привёл собравшихся в совсём праздничное настроние.

И он сам с удовольствием ел карасиков, и заметил, что и жена рада этому, так сказать, званному обеду. Она сама повернулась к нему, и одобрительно кивнула. Да, обед, кажется, оказался и вправду неплох.

Вскоре присутствующие покончил с рыбой, закусили ветчиной, и дело плавно подошло к чаю. Самовар закипел, исходя паром из клапанов, а ароматный чай наполнил чашки. Но, понятно, что, гости, разбились, так сказать, по интересам. Николай Терентьев нашёл приятного собеседника в лице Фарятьева Ипполита Евгеньевича. Разговор сразу коснулся облигаций, денедных вкладов. Их жёны, такде нашли важное для себя. Елизавета Николевна чуть-чуть скучала, сидя с бокалом вина, и мечтательно смотрела на водную гладь пруда. Ну а господин Лозовский присел рядом со Стабровыми.

– Так что, Анна Аркадьевна, любая картина, это так сказать, часть души художника, – говорил Юлиан Станиславович, листая альбом с зарисовками, – только выписанное на холст. Просто у одних есть божий дар, а у других он отсутствует, что бы выразить это.

– Но ведь важно и мастерство? -ответила Юйлань.

– Несомненно. При помощи этого приобретённого навыка автор и рассказывает свою историю при помощи кисти, красок и полотна, что делает, а главное, что может сказать. Впрочем, если хотите, я завтра буду писать пейзаж, и был бы рад дать вам пару уроков.

– Очень обяжете, Юлиан Станиславович! Непременно достану свой мольберт!

Юйлань Ван даже покраснела от удовольствия, услышав столь лестное предложение. Но не сильно так, как описывают иногда в журналах, что то вроде: « она покраснела, как спелый помидор» или, скажем: «сделалась пунцовой, на манер заката». Нет, получилось это очень возвышенно– покраснели лишь ушки, такие миленькие мочки ушей. В остальном, без сомнения, Юйлань Ван, твердостью была подобна скале..

Сергей Петрович и не думал ударяться в ревность, и действовать на манер старорежимного боярина. Зачем же? Он сел лишь у пианино, и заиграл один из своих любимых романсов. « Утро седое, утро туманное». Прекрасные стихи Тургенева, а музыка самого Абаза, погибшего при обороне Севастополя. И, конечно, Стабров запел, своим приятным баритоном, сразу собрав около себя всех дам, и даже импульсивную барышню, Елизавету Николаевну. Она сделала весьма возвышенное лицо, и смотрела на водную гладь пруда. Потом, тихо попросила:

– Исполните, пожайлуста, « На холмах Маньчжурии». У вас необыкновенно приятный голос!

– Несомненно, Елизавета Николаевна.

Когда он закончил музицировать, к нему подошла Ксения Николаевна. Стабров тут же встал.

– Давайте я исполню вальс, гости смогут потанцевать.

– Да, и я, конечно, приглашу Сергея Петровича, – тоном, не терпящим возражений, изрекла Елизавета Николаевна.

Стабров повернулся, но жена с головой погрузившись в беседу с Лозовским, кажется, была занята. Тогда Сергей Петрович щёлкнул каблуками, почти по-военному, поклонился барышне, и мигом завладел её правой рукой, левая легла партнёрше по танцу на талию. Зазвучала музыка, и Стабров, с потрясающим изяществом повёл Елизавету в фигурах вальса. Рядом танцевал Ипполит Евгеньевич, и его супруга, Зинаида Валерьевна. К счастью, Сергей Петрович не замечал пылающих глаз своей жены, которыми, казалось, она хотела прожечь его насквозь. Ксения Николаевна играла превосходно, и теперь Стабров заметил, что Лозовский танцует с Юйлань Ван. Такая, так сказать, светская идиллия прервалась неожиданно.

***

– Елизавета Николаевна, следуюший танец за мной! – раздался голос, почти юношеский, кажется.

Ксения Николаевна перестала играть, а Николай Иванович Терентьев, нахмурившись, вышел вперёд. Судя по всему, этот чиновник дворцового ведомства не был рад пришедшему гостю.