Текст книги "Клуб мотористов, крюк на крыше и почтмейстер"

– И точно, следов взлома нет?

– Замок не повреждён, дверной косяк тоже. Можете посмотреть, если считаете это необходимым, – удивившись, ответил фон Пфальц.

– И осмотреть комнаты вашей жены и дочери. Это неудобно, но просто необходимо, – твёрдо заявил Стабров.

Пока Ксения Михайловна и Елена Ивановна были в обществе Юйлань, можно было не волноваться. Сергей Петрович попросил отвлечь и развлечь их возможными способами, когда фон Пфальц начнёт переговоры.

– Квартира наша в семь комнат, из две предназначались прислуге– гувернантке– Евдокии Половневой и кухарке Алевтине Захаркиной, – рассказывал Иван Иванович, – а вот покои жены, – и барон открыл дверь.

Стабров мельком осмотрел обстановку– кровать, ширма, два зеркала, туалетный столик, бюро, два шкафа, портрет на стене, несколько фотографий. Ничего необычного. Посмотрел на окно, украшенное парчовыми шторами.

– Дом ведь в четыре этажа, и выше вас только чердак? – уточнил полицейский чиновник.

– Так и есть, – пока не понимая, ответил хозяин квартиры.

– А где лежала шкатулка?

– На туалетном столике.

– Так, так, так…Понятно.

Теперь окно, большое окно привлекло внимание Сергея Петровича, особенно открытая форточка. Весьма надо сказать, немалая. Гость взял лупу, и принялся изучать белую краску на подоконнике, и окне.

– Окна всегда закрыты?

– Разумеется нет, но перемещения проветриваем, конечно. Форточки стараемся открывать. Всё же топим печи иногда. Что бы не угореть. Знаете ли, у меня так отец чуть было не умер, от плохой печи.

– Очень правильно, господин барон, – согласился Стабров, не оборачиваясь к собеседнику, опять осматривая окно.

Дело оказывалось весьма интересным. И тут нашел, что искал– сбитую краску на форточке, по ширине ботинка, примерно тридцать шестого размера, и затем поцарапаную острым предметом гребенку, закрывавшую форточку, что бы она не хлопала от ветра.

– Ну, всё понятно, господин Пфальц, – говорил, улыбаясь Стабров, – Забрались к вам форточники, эдакие мастера своего дела. Они и вас и обокрали. И, если возможно, есть ли у вас папиросная бумага, – сказал полицейский, доставая карандаш из портфеля.

Стабров быстро зарисовал окно, размеры, и снял след на папиросную бумагу. Так же зарисовал и гребёнку с форточки. Он был теперь в хорошем настроении, и почти даже сиял. Полицейский чиновник сказать вправду, был рад, что, кажется, оказываются невиновными Елена и Дмитрий. Ему было бы неприятно, если бы похитителями были столь приятные молодые люди.

– Да как же? Лестница должна быть длиной сажен в десять? – наконец задал вопрос барон.

– Вероятнее всего работали с крыши. Сообщник опустил веревку, и некий умелый субъект, весьма ловкий и смелый, забрался в окно. Давайте осмотрим комнату дочери.

Пфальц только кивнул в ответ. Комната Елены Ивановны выдавала некий романтизм, присущий этой барышне. Множество книг, преимущественно романов, но всё было в порядке, разбросанных вещей не было. И вот, перед глазами Стаброва оказалось окно… Не мешкая, достал лупу, пытаясь найти хоть что – нибудь… Но был найден лишь след на оконной гребёнке. Подоконник, к несчастью, был вымыт начисто. Сергей Петрович, держась за раму, высунулся из оконного проёма, и посмотрел на свес крыши, До окна было сажени две, и имелось ограждение.

– Необходим ключ на чердак и крышу. Нужно осмотреть место. Возможно, что -то осталось.

– Я позвоню управляющему домом. Минуту.

И вправду, разговор много времени не занял, и около дверей Стаброва ожидал господин в клетчатой костюмной двойке. Мужчина претендовал на некоторое щегольство в одежде, и всё было бы ничего, если бы не наличие фатоватого перстня на левой руке.

– Кузьма Иванович, – представился управляющий.

– Сергей Петрович. Нужно проверить безопасность работы дворника, ограждение на крыше, наличие лестниц.

– Всё в наличии, – очень добро улыбнулся собеседник.

– Так не худо бы посмотреть. Сами понимаете, служба.

И вот, слегка потрясённый новый знакомый, не в силах спорить с морским офицером, повёл на крыше здания. прошли через громадный чердак, где полицейский увидел какие большие брусья удерживают железную крышу. Открылась последняя дверь, и они оказались на железной крыше, покрашенной суриком. Громадные куски кровельного железа, скрепленные между собой, и составляли покрытие.. Причём, по краю шла дорожка, с перилами из железного прута. Несколько лесенок шли через конёк для удобства обслуживания, чистки от снега что важно особенно зимой.

Стабров, ни секунды не сомневаясь, пошёл вперёд. Его провожатый, впрочем, идти не собирался. Отсюда и вправду открывался отличнейший вид. Но Сергей Петрович шёл, смотря себе под ноги, надеясь хоть на какие -то улики. И, ему повезло. напротив окон квартиры Пфальца он обнаружил застрявший карабин с куском верёвки. С трудом высвободив находку, полицейский чиновник спрятал её в свой портфель и вернулся к ожидавшему его человеку. Кузьма Иванович был не в лучшей форме, лицо приняло нездоровый желтоватый цвет.

– Вам плохо? – заботливо спросил Стабров, – пойдёмте вниз. И много ли народу здесь гуляет? На манер, так сказать, мартовских котов?

– Да никого не пускаем, кроме должностных лиц. Как можно! Надеюсь, всё хорошо, господин Стабров? Дворник, Николай Васильевич, говорил, что с неделю назад приходил полицейский, проверял порядок, не поленился на крышу залезть. Дворник дал ему ключ, он сам и ходил.

Сергей Петрович обрадовался ещё больше, даже не поверил. Не может же так везти, в самом деле! Его прямо за ручку приведут к злоумышленникам!

– К дворнику проводите?

– Да, конечно.

Опять пошли, только теперь вниз по лестнице чёрного хода, и оказались рядом с дворницкой. Кузьма Иванович позвонил в дверь, но Стабров услышал, как скребутся ивовые прутья по мостовой. Дворник был при деле. И точно, мужчина средних лет, в картузе, серой куртке и шароварах, с начищенными сапогами , украшенный главными достоинствами дворника– белом фартуком и жетоном. Трудился, поддерживая порядок.

– Вот и он, – представил Кузьма Иванович, – наш дворник, Николай Васильевич Пребатько.

– Стабров, Сергей Петрович. Николай Васильевич, нам бы переговорить?

– Так надо, значит надо, – не стал перечить помошник полиции, – пойдёмте.

Он открыл дверь, пропуская вперёд начальство. Ничего необычного, и жильё и подсобка для метел, лопат и другого инструмента. В комнате, со стенами, покрашенными в густо-зелёный свет, стояли железная кровать, немудрящий шкаф да три табурета. Такой же простой жестяной абажур закрывал электрическую лампочку.

– Садитесь, – предложил радушный хозяин, показывая на табурет.

Стабров же положил перед дворником коробку хороших папирос.

– Так кто приходил неделю назад, назвавшись полицейским? – спросил он.

– Так и жетон показал. Петров фамилия. А номер, я и не помню. Но ростом средний, подтянутый такой. Молодой, совсем, молодой лет двадцати нету. Я и, как положено, проводил. Он говорил, что мол, преступники появились, на крышах. И он ловит злодеев. Я и удивился, да чего скажешь? Начальству завсегда виднее.

– Опознать, значит, сможешь, Николай Васильевич?

– Да легко.

–А ни на кого он не похож, этот Петров?

– Да нет, ваше благородь, не приметил. Ловкий очень, да быстрый. Живой такой, прямо как ртуть.

– Кто ещё вхож в дом ? Точильщик, стекольшик там, плотник или молочница?

– Так… Молочница– Дрёмова Зоя Павловна, а точильщик, он раз в неделю заходит, Юрий Родькин.

– Молочница, верно, каждый день приходит?

– Так и есть.

– Завтра у тебя человек из Сыскной полиции посидит. А ты молчок, скажешь, мол плотник. Понял? – строго проговорил Стабров, и смотрел прямо в глаза дворника.

– Да как не понять… – слегка огорчился Васильич.

– Ну, бывай. Да помни всё, и помалкивай.

Стабров вернулся в квартиру, и здесь Анна Аркадьевна была просто в центре внимания. Как он расслышал краем уха, рассказывала невероятные китайские легенды, и угощала своим чаем. Ксения Михайловна взяла визитную карточку магазина «Зелёная черепаха». И здесь китаянка не упустила свою выгоду и возможности. Сергей Петрович тоже отведал чай, бывшим просто великолепным « Лепестком Дракона»

Понедельник– день нелёгкий

Сергей Петрович встал рано, умылся, и принялся за каждодневную физическую гимнастику. Гири, именно гири были его страстью в деле оздоровления. Четырёх пудовые изделия мастерских Златоуста честно достались ему в качестве приза в Цирке. Сначала он отжался от пола, разминаясь, затем принялся поднимать гири попеременно, левой и правой рукой. Ну а закончил одновременным поднятием веса обеими руками.

В это время Юйлань практиковала своё тайдзицуань, доводя технику до совершенства. Это требовало времени, но зато дисциплинировало. Сергей Петрович был уверен в себе, и своей прелестной даме. В Москве среди аристократов была некоторая мода на балерин. Как это не цинично, это было вполне объяснимо– собственно не было секретов, скрываемыми объемными платьями и юбками. Да и сложены танцовщицы были великолепно. Ну и к чему Стаброву всё это? Право слово, нелогично.

Был лишь один противник подобного время провождения– Глафира Андреевна, на тележке доставившая с кухни завтрак. Сергей Петрович не был снобом или эстетствующим лентяем, но прислуга в условиях квартиры с дровяной печью и необходимости пользования угольным утюгом была жизненно необходима. Да и готовить надо было каждый день, а кормиться в трактирах было бы невозможно, учитывая службу Стаброва. Питаться забесплатно было бы оскорбительно, а трактирщики отказывались брать деньги. Ну а есть только пироги и булки– это уж увольте, как решил Сергей Петрович. Жизнь без щей, котлет с картофельным пюре представлялась совершенно пропащей, и выбор был сделан в пользу гувернантки.

Но, Глафира и вправду готовила хорошо, и сейчас приготовила омлет, горячие бутерброды и яйцо пашот. Ну и кофе для Стаброва и чай для Юйлань. К кофе Сергей Петрович приучился во время службы в Гельсинфорсе, и день начинался с чашки ароматного кофе. Нет, потом, в течении дня, безусловно, был чай.

Они поели, Сергей Петрович оделся в гражданский костюм, ведь сегодня был понедельник, и надо было спешить на службу. Юйлань посещала свой чайный магазин «Зеленая Черепаха» на Мясницкой. Поэтому их ожидала коляска, с непременным Еремеем Гвоздёвым на козлах.

– Доброе утро, Еремей, – поздоровался Стабров.

– Доброе утро, Анна Аркадьевна, и вы, ваше благородие.

– Еремей, прекрати чинодральство. Ко мне обращаться по имени-отчеству, – хмуро поправил полицейский чиновник.

На флоте не было принято обращаться по другому, и капитан-лейтенант, пусть и в бессрочном отпуску, свято блюл обычаи Императорского флота. Нет, бывало, городовые и будочники обращались к нему «ваше благородие», но сослуживцы, Минаков, Девяткин и другие, знали привычки начальника.

Но, в коляске Сергей Петрович заработал укоризненный взгляд от девушки за резкие слова. Что тут он мог сказать? Только тяжело вздохнуть. Юйлань подвезли к «Зелёной Черепахе», а Сергей Петрович ехал на Петровку. У Старопетровского монастыря снял котелок и троекратно перекрестился, и со спокойной совестью добрался до места службы, Сыскной полиции Москвы.

***

Городовой отдал честь начальству, а Стабров очутился в своём кабинете. Тут же, словно само собой, в руку упала телефонная трубка:

– Добрый день, – сказал он дежурному, – Девяткина и Минакова ко мне! И три чая, пожалуйста!

– Будет исполнено!

Только полицейский чиновник принялся выкладывать на стол документы, рисунки, что бы ознакомить сослуживцев, как тут зазвонил телефон.

– Сергей Петрович? – раздался в трубке голос.

– Слушаю вас, Аркадий Францевич.

Не узнать начальство было нельзя, моветон. Телефонировал Аркадий Францевич Кошко, начальник Сыскной полиции Москвы, непосредственный начальник.

– Зайдите ко мне.

Стабров поправил воротничок, галстук перед зеркалом. Ну. волосы чего поправлять– ежик светлых волос в этом не нуждался. В кабинет вошёл постучавшись, встал и поздоровался с ним его начальник.

– Так что, Сергей Петрович, к вам обращался барон Пфальц по поискам сына?

– Да, конечно. Посетил его в воскресенье.

– Похвально, такое рвение. Человек он весьма важный, и с влиянием, поможет вам, если справитесь. Так надеюсь, что найдёте его сына живым и здоровым. Вы ведь, Сергей Петрович, сразу в морг бросились, тело осматривать? – хитро улыбнулся Кошко.

– Так точно же, не он. Не Дмитрий Иванович Пфальц. Приметы не сходятся.

– Да лицо прямо одно..

– Перелом большого пальца правой руки, Аркадий Францевич.

– Хвалю, хвалю…Обстоятельно в дело вникаете. Вот ещё что…Ксения Михайловна задалась тоже в поиски удариться, так обратилась к Девяткину. Ну, что бы вы были в курсе. И что там?

– Да, много непонятного. Дело, как слоеный пирог, одно к одному.

– Ну, не стану задерживать, – и Кошко встал, заканчивая беседу.

В кабинете Стаброва уже вольготно устроились господа полицейские надзиратели, рассматривая рисунки начальника.

– Добрый день, – поздоровался он, – Андрей Сергеевич, Александр Владимирович. Дело оно для нас сложное предвидится.

Стабров изложил дело о пропаже сына в малейших деталях, и свои соображения по поводу хитроумной кражи драгоценностей из квартиры барона Пфальца.

– Вот. Калькировал след на оконной раме, и на крыше обнаружил такую хитроумную штуку. Не беспокойтесь, отпечатки Никулин уже снял.

И Сергей Петрович показал карабин с куском троса. Минаков и Девяткин с любопытством посмотрели на конструкцию из хорошей легированной стали.

– С этим быстро возьмём, Сергей Петрович! – заявил Минаков, – Тут кто? Либо любители восхождений, альпинисты. И, – он задумался и почесал палцем лоб, – циркачи?

– Ну, голова… Так вот и займись, Александр Владимирович. Проверь клубы, кто там чего… Ну в цирк заявись.

– А мне чего?

– А тебе, Андрей Сергеевич, опасная работа предстоит…

Девяткин гордо приосанился, поправил пробор на голове. Проверил кобуру.

– Будешь сидеть в дворницкой, и проверишь молочницу Дрёмову, да точильщика Юрия Родькина. И всех, с кем они общаются. Да будь осторожен. Не пойму, но этот двойник Пфальца -младшего в морге мне покоя не даёт. Да, кстати, Пинкертон– Девяткин!

– А что я-то? – возмутился полицейский надзиратель.

– Подработка, дело понятное. Запретить, и не могу, а поощрять не стану. Но думай сам, какое дело, а то и сам пропадёшь. Но если Дмитрия Ивановича сыщешь, матери сына не отдавай . А то не дай бог, именно его хотели убить. Говорю же вам, дело сложное, многослойное. А я, как человек представительный, при мундире и кортике, поеду опрашивать друзей Дмитрия Пфальца.

Карусель

Так что переодевшись в мундир, при кортике и фуражке, взяв экипаж, Сергей Петрович поехал на Яузу, посетить кладезь и надежду империи, Московское Техническое училище. Подготовительную работу проделал дежурный сыскной полиции. Телефон– великая вещь, не перестававший удивлять Стаброва. Не надо ни вестовых ни курьеров, поднял трубку– и готово. Созвонился Степан Игнатьевич с ректоратом, и через полчаса выяснил, что имеются в наличии Игнатий Егорович Людаковский и Савелий Прокофьевич Дзембовский, оба из поповский детей, обучаются в училище, на третьем курсе. На хорошем счету, состоят в кружке мотористов, увлекаются гонками, собирают мотоцикл. Тут Сергей Петрович прямо расцвел, рассчитывая на родственные души. Всегда хорошо, когда есть о чём поговорить.

Отправился сразу в ректорат, практически с полицейским жетоном наперевес. Вокруг сновали студенты в тужурках, прошли два преподавателя, украшенные сединами и очками в стальных оправах. Но, на него смотрели скорее с любопытством и благожелательно, благодаря мундиру офицера флота. Не зря же говорят– что встречают всегда по одёжке!

Впрочем, и в ректорате ученый секретарь был потрясающе вежлив.

– Господин Стабров, мы вам очень рады. Оповещены. К вашим услугам, Михаил Иванович Кольцов.

– Нужно было бы поговорить с Игнатием Егоровичем Людаковским и Савелием Прокофьевичем Дзембовским. Где было бы удобнее это организована? Есть ли комната?

– Найдётся. Сейчас вызову, подождите, – и Михаил Иванович поднял трубку аппарата, – Людаковского и Дзембовского срочно в ректорат! Именно срочно!– положил трубку и продолжил, – через пятнадцать минут. Лекция закончится.

– Подожду. Я почитаю пока? – и морской офицер показал на книгу об устройстве корабельных паровых турбин.

Ученый секретарь был поражён таким рвением к науке, но Сергей Петрович штудировал подобное в морском училище. Да и интересно, может что новое появилось. Время за чтением прошло быстро, и в канцелярию вошли два студента. Сергей Петрович и не думал убирать том из рук, просто заложил страницу большим пальцем.

– Добрый день господа. Сергей Петрович Стабров, вот, пройдёмте? – и показал на комнату, – хотя, может быть. прогуляемся, да на ваш мотоцикл посмотрим?

– Да у нас тоже дела. Вы по какому вопросу? – ответил, не назвавшись один из новых знакомых.

– Дзембовский! – окликнул его ученый секретарь.

– Савелий Прокофьевич, – наконец, назвался он

– Игнатий Егорович Людаковский, – картинно поклонившись, представился второй.

Студенты, оба в студенческих тужурках с петлицами технического училища. Нестриженные, по социалистической моде, с бородками на испанский манер. Ну, у Игнатия это были скорее несколько волосков на подбородке, смотревшихся довольно комично.

– Пойдёмте, – и Стабров встал, с сожалением отложив книгу, – полицейский чиновник, по важному делу, – сразу ошарашил студентов Сергей Петрович.

Они прошли по переходам, студенты с любопытством изучали моряка. Не часто же флотские захаживали в Училище.

– Игнатий, неужто флотские твоим проектом заинтересовались? – крикнул один.

– Да так, дела, – ответил Людаковский, но гордо расправил плечи.

Стабров заметил такой поворот дела. Хорошо, когда у подозреваемых есть тонкие струнки, на которых можно было бы немножечко поиграть. Наконец, Савелий открыл громадным ключом обитую листовым железом дверь. Первым лезть внутрь было невежливо, и Сергей Петрович зашёл последним.

Прямо скажем, было на что посмотреть. Сверлильный и токарный станки, железный стеллаж с инструментом, стол с тисками. Всё что необходимо. И, в углу две рамы для мотоциклов, разобранные моторы, колеса, мотки проводки, ацителеновые фары. Всё, что угодно для неугомонной души механика.

Правда, на столе в углу, приметил и химическую лабораторию с вытяжкой. Тут полицейский чиновник слегка подобрался, но не подал и вида. Наоборот, сразу наклонился к мотору, что бы не тревожить инвенторов своим неуёмным любопытством.

– Да вы Indian ремонтируете?

– Нет. Свою делаем. По расчётам, с расточкой цилиндров, и их полировкой мощность вырастет до шести лошадиных сил.

– Прекрасно.

– А вы, господин полицейский, что же в морском мундире ходите? Или цвет не подходит? – язвил Дзембовский.

– Имею право. Нахожусь в бессрочном отпуске по ранению. Списан.

– Тоже в японскую? В Цусимском бою?

– Нет, портартурец. Там и ранили.

Не хотелось распостраняться, будто он чем– то виноват, особенно перед этими юношами. Каждый раз это утомляло.

– Но, я к вам по делу. Вы, господа изобретатели, верно знаете, где находится барон Пфальц, Дмитрий Иванович?– попытался заставить дергаться молодых людей полицейский чиновник, – не мог он сквозь землю провалится.

– Так откуда? – начал Игнатий. – с Дмитрием общались, и дома бывали. А познакомились в кружке мотористов. Мы часто его мотор обслуживаем.

Стабров поднаторел в восточных техниках, Юйлань его поднатаскала. И жест, когда собеседник касается пальцем носа, а затем косит глаза вниз и влево– вернейший знак, что привирает человек. Так что в отношении Людаковского остались вопросы.

– Хороший человек, Дмитрий Иванович, не заносчивый. и спортсмен страстный.

– А где вы проживать изволите? – резко сменил тему Сергей Петрович.

– Так комнату, недалеко отсюда. А родители наши в Вешняках проживают.

Стабров сразу смекнул. Железная дорога, станция недалеко. Но, пока непонятно всё…

– Я графу Кавскому представлен, уважаемые мотористы. И вашу машину можно было бы и показать, – попытался умаслить собеседников морской офицер, – может быть и в полиции тоже. На какую сумму вы рассчитываете?

– Ну, – и Игнатий переглянулся с Савелием, – в семьсот рублей. Это с коляской будет.

Не особо дорожаться. Обычный «Дукс» идёт за четыреста пятьдесят, улучшенный за пятьсот двадцать.

– Надо на гонки его выставить. Тогда мигом продадите, – посоветовал он, – через три недели заезд, опять на Владимирском шоссе.

– Мы успеем, – обрадовался Игнатий.

– Но, о Дмитрии Ивановиче Пфальце узнаете, сообщите, – и Сергей Петрович дал визитку.

Стабров распрощался, и покинул гостеприимное место. Пока извозчик вёз на Петровку, он готовил записку для соглядатаев.

***

Девяткин, чуть поразмыслив, нарядился в мастерового. Долго рассматривал себя в зеркало. поправлял картуз. Взял и фанерный ящик с инструментом для резки стекла. Правда, не забыл и браунинг. А то кто его знает, как дело повернётся. Прошёл чёрным ходом из своего дома, что бы никто не стал радостно кричать:

– Андрей Сергеевич, неужто вы?! Ах какая новая на вас одежда!

Что потом было бы, лучше и не вспоминать, прямо пьеса какая, водевиль с канканом. Так– то есть у них квартирка, для таких дел. Но, там пока Волков, его старый друг проживает. Тоже служит в Сыскной полиции, но там непонятности какие-то, говорят, ремонт. И, служебная квартира есть, а жить там пока нет воможности.

И, скрепя зубами, для конспирации, двинул Девяткин на трамвайную остановку ждать вагон «Б». Не может же мастеровой на извозчике кататься. А то можно и бобровую шапку напялить, вот мол, я, такой пролетарий! И жалованье большое, прямо на радость Кару Марксу!

«Ничего, и на трамвае за две копейки проехаться можно. Я, чай, чиновник девятого ранга по табелю. Небось не графья» – успокаивал себя страж закона.

Трамвай, гремя стальными колёсами по рельсам, проявился быстро. Полицейский влез вместе с ящиком, и без лишних слов заплатил и за багаж. Доехал с Бульварного кольца до Остоженки быстро, и дом в окошко разглядел. Шмыгнул Девяткин к дворницкой, постучал. Дверь приоткрылась, выглянуло хитрое лисье лицо Николая Васильевича.

– Я от Филип Филипыча, – грянул пароль, и Девяткин зашёл в квартирку домового служителя порядка. Обычные скромные покои.

Полицейский осмотрелся, придвинул к себе табурет поближе.

– Во сколько молочницу ждать?

– В аккурат через полчаса будет. Вот те крест, – говорил перепугавшийся не на шутку дворник.

В чём тут дело, полицейский понял не сразу, а лишь пощупав кобуру. Пистолет почти выскочил на пол, испугав впечатлительного Николай Васильевича.

– А ты как думал, всё по – серьезному будет. А ты здесь сиди, пока торговка не придёт.

Дворник осторожно, оглядываясь через плечо, соорудил козью ногу из газеты и набил её махоркой. Зажёг от уголька, полицейский вздохнул, и почувствовал, что уже накурился. Даже закашлялся с непривычки.

– Табак хороший, крепкий…– улыбнулся дворник, – очень замечательный…

– Только аж глаза слезятся…

– Так это с непривычки, – и дворник прильнул к подслеповатому окошку своих аппартаментоа, – О, появилась… – прошептал Васильич.

Во двор дома въехала тележка, на мягком резиновом ходу с несколькими флягами. Такая прямо живописная картина образовалась.

– Молоко, сметана, творог, – закричала молочница, не забыв подложить кирпич под колесо.

Из двух подъездов чёрного хода стали выходит кухарки и гувернантки с бидонами, бидончиками и флягами. Девяткин смотрел за этим, и решил, что пора бы и самому показаться на свет божий.

– Стекло, стекло вставляю, – в тон стал кричать новоявленный труженик.

– А не поможете донести, – попросила молочницу кухарка из одной квартиры, увидев, что у неё аж пять бидонов образовалось, – не управлюсь я.

– Да как я молоко оставлю?

– Так я посмотрю, – вызвался добросердечный Девяткин, ничего не пропадёт, не сомневайтесь!

– Ишь ты! – уперев руки в боки заявила торговка, – так посмотри!

И она пошла в дом, вместе с прислугой, держа осторожно проданный ею же товар. Девяткин прогуливался, нахально зыркая на кухарок. Те в ответ только посмеивались, да отворачивались от охальника. Лишь одна, побойчее спросила:

– Откуда такой хваткий взялся?

– Так владимирские мы, – не соврал полицейский.

– Молодец какой. Держись Зойки, за её юбкой не пропадёшь, баба она вдовая… – и засмеялась, а за ней и остальные, – детей у неё нет, только вот племянники имеются. Но не беспокойся, ребятишки уж взрослые. В цирке они работают. Называются.... Тьфу ты, по– французски как-то. Акробаты.

Девяткин был просто вне себя от радости, но сделал нарочито удивлённое лицо, чем порадовал местных женшин. Тут уж пришла Зоя Павловна, и опять стала наделять всех молоком. Андрей Сергеевич за лучшее решил ретироваться, и оставить знакомство с знойной дамой на более спокойное время.

***

Минаков же в это время оглядывал афишу Цирка на Цветном Бульваре. Все тумбы пестрели аляповатыми рисунками. Надписи просто кричали в восторге:

– Необыкновенная семья La Reves! Обворожительная Люсиль, мощный Эркюль и ловкий Жанно! Трюки, заставляющие сжиматься сердца обывателей!

Сегодня Александр Владимирович выглядел сущим франтом, в светлой костюмной двойке и канотье. Полицейский с любопытством смотрел на прохожих, которые, словно поддавшись гипнозу, шли к кассам цирка. Зазывалы же заманивали прохожих, обещая несто небывалое.

– Заходи барин, отвлекись! Рядом здесь и фарс и драма, вот ты здесь, билет купи и ты тама! – закричал ему почти в ухо плохие стихи размалёванный клоун.

– Сегодня опять на арене отважная семья La Reves! Не пропустите! Отважная Люсиль опять покажет свой необыкновенный прыжок под самым куполом цирка! – громко вещал, наряженный в ливрею человек, – ведь скоро La Reves отправятся в свой родной Марсель!

«Ага, Марсель…– про себя посмеивался циничный Минаков, – Тамбов или Мариуполь. Сегодня, к парикмахеру ходил. Тоже, типа, мсье Люсьен из Тулузы. А оказался просто Лукашка из Люберец»

Нет, заведение было отличное, красиво, зеркала, там одеколон. Только его выводил из себя акцент этого Люсьена. Всё бы ничего, так Минаков же гимназию закончил, и французский знал отлично. А Лука владел языком Мольера на уровне «эклер», «амур» и «абажур». Но, уложил волосы красиво, ничего не скажешь. За рубль.

Но вот, франт в канотье тоже подошёл к кассе, заплатив за билет аж зелененькую. Дальше Александр Владимирович побаловал себя пломбиром и cafe glace. Надо же было настроиться на французский лад? А такое без мороженого просто невозможно. Там же прикупил и букет цветов.

Началось действо с клоунов, довольно изобретательных, затем в дело вступил цирковой атлет. Рядом, почти перед ним стоял этот инвентарь, из тяжеленных штуковин. Александр Владимирович не собирался рисковать здоровьем. Что он, Стабров что ли? Гири эти в четыре пуда ворочать? Но вот, вышел метродотель и громко объявил:

– Необыкновенные, подобные нашим снам акробаты La Reves ! Поприветствуйте! Люсиль, Эркюль и Жанно! – и первым захлопал.

Зал наполнился овациями, и на сцену выскочили трое совсем молодых людей . Оба молодых человек были весьма атлетичны на вид, развитые мускулы просто вились под загорелой кожей. Они были одеты в обтягивающие штаны. Миниатюрная же девушка, бывшая в труппе, смотрелась чертовски привлекательной в своём чёрном трико и красной блузе.

Стабров рассказывал все эти великосветские байки о моде волочиться за балеринами среди гвардейских офицеров. Мол, выбрасывали под их пуанты целые состояния! Собственно, ходили смотреть не на балет, а на стройные и открытые девичьи ножки. И, более всех превозносили мадемуазель Кшесинскую. Ага, мадемуазель… Но, мадемуазель Люсиль, как показалось Минакову, была куда красивее этой Кшесинской.

Заиграл оркестр, и началось представление. Нет, полицейский надзиратель, скажем, тоже по крышам бегал. Ну иногда, даже скорее, редко. И высоты почти не боялся. Но это! Было просто невероятно! Цепь кульбитов, опасных поддержек, хождение по канату под самым куполом цирка! Да, публика поддерживала своих любимцев! Но вот, финальный прыжок с качелей отважной Люсиль, и Эркюль ловит девушку и ставит на песок арены! Полицейский просто первый вскочил с места, и сделав два шага, галантно поклонился и протянул цветы девушке.

– Это вам, – произнёс он.

Нет, репетировал про себя целую речь, но получилось как-то просто и ясно. Но и девушка выглядела незабываемо. И точно, и вблизи мадемуазель была очень красива. Небольшой точеный нос, пронзительные голубые глаза, светлые, рыжеватые волосы, спрятанные сейчас под золото сеткой.

– Осмелюсь просить о свидании, – произнёс Минаков.

Сказать честно, думал, что будет с ходу отвергнут, но смешливые глаза акробатки оглядели его чуть внимательнее, а затем она неожиданно кивнула и тихо произнесла:

– Я к вам попозже выйду, в конце представления.

Отчего– то он не удивился, что говорила барышня вполне себе по-русски. Правда, не ожидал, что дело так пойдёт.

Минаков был вдовцом, жена умерла зимой от воспаления лёгких . Как-то всё быстро получилось, вспоминал он. Отвёз Ульяну в Яузскую больницу, а наутро позвонили, что всё, умерла. Хорошо, что дел много навалилось, и не было так одиноко.

Но, надо было соображать … Ухаживать за возможной преступницей – такого опыта у него ещё не было. Но, по росту, ей как раз в форточницы– ему девушка едва до плеча достаёт. И ножка маленькая, как раз по размеру, что ему Стабров показал на отпечатке из квартиры Пфальца.

«Ладно, ничего не поделаешь. Не убегать же? – сам себя убеждал полицейский надзиратель, – Сергей Петрович же живёт с татаркой, и ничего. А не венчаны. А сам -то! Редкую неделю в монастырь молиться не ходит»

Как известно, лучшее оправдание для себя – это чужие грехи. И, Минакову стало куда легче на душе. Тем временем, прекрасное представление заканчивалось, играла музыка. Рядом, на свободное сидение присела девушка, и Минаков встал, и пересел, освобождая проход.

Он пока так и сидел, ожидая акробатку. Не уходила и барышня. Чудесное платье , с потрясающим рисунком, украшение на шее, волосы уложены в прихотливую прическу. Она как –то мечтательно смотрела на арену.

– Вы тоже не хотите уходить? – вдруг заговорила незнакомка, – здесь очень красиво!

– Да, – неловко проговорил и закашлялся Минаков.

– Так вы меня вправду не узнали? – засмеялась она, – я пришла. Или мне лучше уйти, раз вы не так меня представляли?

Нежданный ухожёр собрался с силами, ещё раз посмотрел на такое милое лицо рядом, и выдал как на духу. почти честно:

– Александр Владимирович Минаков, служу в Дворцовом Департаменте.

– Людмила Дрёмова, – назвалась красавица, – лучше Люся.