Текст книги "Берлин: веселая столица, или От рейхстага до кебаба"

На последних словах американского президента площадь утонула в овациях.

Фразу «Я берлинец» Кеннеди произнес на немецком языке. В черновике речи Кеннеди, который хранится в экспозиции музея современной истории Германии в Бонне, отмечено, что сначала в речи планировался целый абзац на немецком. Но Кеннеди, как умелый оратор, вовремя понял, что излишнее усложнение ни к чему – достаточно произнести только одну, но самую важную и яркую фразу. И тем продемонстрировать безграничную солидарность с жителями Западного Берлина. Именно эта фраза вошла в историю.

Спустя некоторое время распространилась легенда, которая гласила, что Кеннеди совершил ошибку, употребив артикль «ein» перед словом «берлинец». Мол, в таком сочетании «берлинец» означает не жителя города, а популярный пончик с наполнителем из фруктового джема, и именно смех над этой ошибкой стал причиной возбуждения слушателей на площади.

Это не так.

Во-первых, в Берлине никто не называет подобный пончик «берлинцем» – так он называется в других городах страны. Сами берлинцы называют его Pfannkuchen, т. е. дословно «пирог со сковороды», а по смыслу – «блинчик».

Во-вторых, поскольку Кеннеди не утверждал прямо, что он живет в Берлине, а говорил о своем духовном родстве с берлинцами, то использование неопределенного артикля здесь вполне оправданно. Действительно же звучавший на площади смех был вызван другой спонтанной шуткой американского президента. Произнеся фразу «Я берлинец» по-немецки, он добавил уже по-английски:

– Я благодарен переводчику за то, что он перевел мою немецкую фразу.

Дело в том, что переводчик, синхронно переводивший речь с английского, повторил слово в слово и немецкие слова Кеннеди.

Именно в этой своей речи Кеннеди зафиксировал и важнейший тезис необходимости объединения Германии.

– Эта стена оскорбляет не только историю, она оскорбляет человечность. Эта стена разделяет семьи, отделяет мужей от жен, братьев от сестер. Люди, желающие жить вместе, насильно отделяются друг от друга. Что верно для Берлина, верно и для Германии: подлинный мир в Европе не может быть обеспечен до тех пор, пока каждому четвертому немцу отказано в основополагающих правах свободных выборов.

За восемнадцать лет мира и проверенной надежности нынешнее поколение немцев заслужило право быть свободными, включая право воссоединиться с семьями в длительном мире, в доброй воле по отношению ко всем и каждому.

Неудивительно, что речь Кеннеди в Западном Берлине отлично рифмовалась в 1987 году с речью другого президента США, Рональда Рейгана. На праздновании 750-летия основания Берлина Рейган выступил прямо перед Бранденбургскими воротами и произнес свои слова, обращаясь к будущему президенту СССР Михаилу Горбачеву:

– Генеральный секретарь Горбачев, если вы ищете мира, если вы ищете процветания для Советского Союза и Восточной Европы, если вы ищете либерализации, придите сюда, к этим воротам. Господин президент, откройте эти ворота. Господин президент, разрушьте эту стену.

Стена была разрушена всего через два года после речи Рейгана. Собственно, падение Берлинской стены произошло еще более стремительно, чем ее возведение. И тоже сопровождалось знаменательной пресс-конференцией руководства ГДР.

В начале ноября 1989 года правительство ГДР уже разрабатывало законопроект по облегчению выезда граждан в Западную Германию. Различные версии законопроекта достаточно хаотично перекидывались между советом министров ГДР, министерством юстиции ГДР и политбюро ЦК СЕПГ.

Вечером 9 ноября член политбюро ЦК СЕПГ Гюнтер Шабовски представлял зарубежным корреспондентам на пресс-конференции то, что считал окончательным вариантом законопроекта. Не зная, что держит в руках куда более либеральную версию законопроекта, которую, по представлению министерства юстиции, его коллеги из политбюро успели подкорректировать в сторону ужесточения в ходе дневного заседания, на котором сам Шабовски не присутствовал.

Именно поэтому, отвечая в 18.53 на вопрос корреспондента итальянского агентства ANSA Риккардо Эрмана о порядке выезда, Шабовски ошибочно заявил, что граждане ГДР могут выезжать из страны, в том числе в Западный Берлин, автоматически получая выездную визу на границе.

В 18.57 корреспондент переспросил члена политбюро, с какого момента новый закон вступает в силу. Шабовски, повертев в руках листок с записями, произнес свою ставшую исторической фразу:

– Насколько я знаю, это вступает в силу… прямо сейчас, сразу же.

Дальнейшее было делом техники: фраза ушла по каналам информационных агентств и попала в редакции западноберлинских радиостанций. Те немедленно передали в эфир новость о том, что стена открыта для выезда. Через несколько минут первые жители ГДР пришли к пропускным пунктам.

Спустя полчаса количество людей у стены достигло нескольких тысяч. Пограничники не знали, что делать с таким наплывом людей, заявлявших, что разрешение прозвучало из уст члена политбюро. Через несколько минут стена пала.

Интересно, что после избрания Ангелы Меркель канцлером ФРГ немцы долгое время подшучивали над ней: ведь в момент падения стены Меркель, по ее собственному признанию, была в бане и, только выйдя на улицу поздно вечером, обнаружила, что Берлин пришел в движение, и все куда-то радостно идут.

Так падение стены прошло мимо будущего канцлера единой Германии и первой в истории канцлера-женщины, рожденной в Восточной Германии.

Сегодня обломки Берлинской стены в огромном количестве продаются в любом сувенирном магазине немецкой столицы. Лично мне такая коммерциализация этого объекта насилия над жителями собственной страны кажется недопустимой. Ведь на стене погибли десятки людей, а сотни тысяч эта стена разделила на многие годы.

Но это только мое личное мнение.

Туристы же с удовольствием фотографируются на фоне останков стены. Самый длинный кусок стены, так называемая Восточная галерея, East Side Gallery, длится больше километра. Она расположена к востоку от центра, в районе Восточного вокзала. Туристы дают наряженным в форму пограничников ГДР свои паспорта, чтобы те за пару евро вложили в него сувенирную «визу» ГДР.

Впрочем, нет-нет, кто-то из туристов и задаст вопрос: а откуда же столько бетона для сувениров? Ведь стена была разрушена еще двадцать лет назад, ее всю давно уже должны были разобрать на брелоки и сувенирные камешки.

Часто я слышал предположение о том, что под видом обломков стены продаются подделки, слепленные уже сегодня из бетона. Такое подозрение, однако, неверно. Стена была огромным сооружением, протяженностью более 160 км. Более того, это была не одна стена, а несколько стен, проходивших параллельно друг другу.

Поэтому суммарная протяженность стены насчитывала несколько сотен километров. Вдобавок к этому нужно прибавить пулеметные башни, поставленные вдоль стены – они тоже были из бетона – и другие сооружения. До сих пор под Берлином есть складские территории, буквально заставленные целыми блоками стены, привезенными в результате демонтажа.

Из этих вполне подлинных блоков можно наделать еще миллионы сувениров. Особенно, учитывая то, что для сувенира используется лишь один-два кубических сантиметра стены, и то в лучшем случае. Иными словами, правительство ГДР заготовило достаточно бетона для туристического бизнеса объединенного Берлина еще на десятки лет активной торговли.

Берлин – столица единой Германии
«Теперь вместе растет то, что должно расти вместе»

– Нам нужно серьезно подготовиться к завтрашнему дню. Ведь мы поедем туда. В Восточный Берлин, – сказал мне мой приятель.

Приятелю было около сорока лет, и он, выросший в Западном Берлине, всерьез воспринимал поездку на восток города как путешествие почти за границу. Да что там – поездка в Нидерланды или Швейцарию была бы для него, полагаю, меньшим стрессом, чем выезд в районы многоэтажек Марцана, помнивших парады на 7 ноября.

Волнение моего приятеля перед поездкой на Восток может показаться чрезмерным. Однако и в самом деле граница между секторами Берлина до сих пор видна более чем отчетливо. Начнем с того, что только на территории бывшего Восточного Берлина имеется сеть трамвайных путей. До войны трамвай ходил по всему Берлину, однако после войны в Западном Берлине трамвайная сеть была постепенно демонтирована.

Сегодня трамвай активно ходит по Берлину, но только по его восточной части. Именно поэтому достаточно посмотреть на карту общественного транспорта, чтобы понять, где проходила граница между ГДР и Западным Берлином.

Следы разделения имеются и в более редких элементах городской инфраструктуры. Например, в Берлине имеется целых два зоопарка: Зоологический сад («Цоо») на западе и «Тирпарк» на востоке. Сегодня оба зоопарка управляются одной компанией, но наличие в столице двух зоопарков – прямое следствие того факта, что каждой части города был необходим свой зоопарк.

Точно так же обстоят дела и с аэропортами. До недавних пор в Берлине было три аэропорта. Самый старый аэропорт города Темпельхоф был открыт еще в 1930-е годы и проработал до 2008 года. И два относительно новых: Тегель на западе и Шенефельд на юго-востоке города.

Разумеется, они тоже в свое время относились к двум разным частям города: Тегель, построенный изначально как взлетная полоса для снабжения Западного Берлина во время блокады, находился во французском секторе.

Шенефельд, представлявший собой ранее взлетную полосу завода «Юнкерс» для отгрузки готовой продукции, был главным аэропортом столицы ГДР. Вот уже несколько лет мэрия Берлина тщетно пытается свести все аэропорты в единый транспортный хаб. Но это пока получается не особенно успешно (подробнее о нескольких берлинских аэропортах и о проблеме возведения нового авиаузла расскажу чуть позже).

Даже сигналы светофора в Восточном Берлине и Западном Берлине разные. В Восточном Берлине зеленый сигнал светофора традиционно выполнялся в виде смешного человечка в шляпе, уверенно шагавшего слева направо с энергично вытянутой вперед рукой. Соответственно, запрещающий красный сигнал был выполнен в виде такого же человечка в шляпе, стоящего с широко разведенными руками, как бы закрывающего собой проход.

«Светофорный человечек» – это первая в мире пиктограмма, оживлявшая зеленый сигнал пешеходного светофора. Человечка изобрел в 1961 году восточноберлинский психолог Карл Пеглау – и с тех пор символ зеленого человечка в той или иной форме прижился на всех континентах. Однако именно в Берлине он сохранился в своем первоначальном виде, как его придумал полвека назад восточногерманский психолог.

В 1990 году под горячую руку объединения восточногерманского «светофорного человечка» хотели полностью удалить со светофоров, заменив на западногерманский стандарт. Спасло человечка чудо – а именно западногерманский бизнесмен Маркус Хекхаузен. Маркус приехал в Берлин и был поражен тем, что чуть ли не единственный человечный символ ГДР – «зеленый человечек» – обречен на гибель. Тогда он выкупил снятые стекла с фигуркой и стал делать из них светильники для домов. Светильники отлично продавались – и через некоторое время из мини-предприятия возникла настоящая компания производства сувенирной продукции с берлинским «светофорным человечком».

В конце концов Хекхаузен даже нашел создателя человечка – Карла Пегау – и подписал с ним контракт на покупку образа и на консультирование по созданию новых дизайнов. Сегодня эта компания производит почти любую сувенирную продукцию с символом Берлина: от сумок и чемоданов до футболок, заколок, ручек и даже футбольных мячей. А сам «светофорный человечек» стал тем, что берлинцы не хотели терять, несмотря на свое отношение к ГДР. И поэтому сегодня на светофорах на востоке города сохраняется традиционный «светофорный человечек», а кое-где он появляется даже и на Западе.

Разумеется, сильнейшие отличия между Западным и Восточным Берлином сохраняются и в архитектуре. Улицы Восточного Берлина куда чаще, чем на Западе, представляют собой типичные широкие социалистические проспекты с многоэтажными многоквартирными домами по бокам. Выехав в какой-нибудь район Марцан, выходец из Москвы, Самары или Новосибирска не сразу поймет, что он находится в Германии: так похожи застройки типичных социалистических городов.

В свою очередь, на западе города, где многие дома сохранили своих собственников еще с XIX века и ранее, архитектурная субстанция сохранилась лучше, а улицы чаще узкие и застроены разнообразными зданиями. Здесь постройки, даже будучи поврежденными в ходе бомбежек и уличных боев, сохранялись и восстанавливались иногда просто от отсутствия у хозяев средств на снос здания и возведение нового.

Но самое интересное отличие Западного Берлина от Восточного заключается в распределении политических симпатий. Во время выборов депутатов бундестага у каждого гражданина Германии есть возможность проголосовать дважды: по одномандатному округу, выбирая напрямую одного депутата из кандидатов по избирательному округу, и по партийному списку.

Так вот, уже на которых по счету выборах по всей Германии находится только несколько округов, в которых выборы среди кандидатов-одномандатников выигрывают кандидаты от леворадикальной партии «Левые», наследницы правившей в ГДР партии СЕПГ. Все эти округа находятся в Восточном Берлине.

Еще один округ в бывшем Восточном Берлине – округ в самом центре нынешней столицы – традиционно уходит партии «Зеленых». И это единственный округ по всей стране, где, например, на выборах 2013 года прошел депутат-одномандатник от «Зеленых».

Иными словами, ни в одном округе бывшего Восточного Берлина не побеждают кандидаты ни от какой другой партии, кроме «Левых» и «Зеленых». И наоборот, ни в одном другом округе страны эти партии не могут провести своих кандидатов по одномандатным округам. Так что разница между Западным и Восточным Берлином до сих пор очень четкая в отношении как карты политических предпочтений, так и карты доходов и числа безработных.

Бывший канцлер ФРГ, до того времени правящий бургомистр Западного Берлина, Вилли Брандт с радостью сказал после мирного объединения Германии:

– Теперь срастается то, что должно быть вместе.

Несомненно, объединение Германии – и Берлина – было крайне важно для немцев и для Европы. Именно на примере объединения Берлина можно увидеть и невероятный успех объединения страны, и сложности этого объединения.

Столица Германии до сих пор остается одним из самых бедных регионов страны. Несмотря на столичный статус и факт того, что Берлин притягивает представителей и креативной сферы, и экономических союзов, в Берлине до сих пор нет ни одной штаб-квартиры, ни одного концерна из списка DAX-30. Впрочем, нет их нигде на территории бывшей ГДР.

Безработица в городе составляет около 9 %, а доля граждан, не способных найти занятость, которая бы их прокормила, составляет 15 %. Эти люди вынуждены получать социальные платежи от государства, несмотря на свою работу (государство доплачивает им разницу между их зарплатой и установленным социальным уровнем бедности).

Разумеется, Берлин остается привлекательным для обеспеченных немцев, приезжающих в немецкую столицу ради ее атмосферы свободы и постоянных изменений. Зона отчуждения вокруг Берлинской стены за последние двадцать лет оказалась застроенной дорогим жильем. Ни в одном городе Европы разом не освобождалось столько свободного места в самом центре. Ведь восточная часть стены проходила прямо по центру города.

На месте бывшей «мертвой зоны» возведены не только дорогие квартиры, но и парламентские и правительственные здания. Центр Берлина реконструировали лучшие архитекторы Европы.

Между тем застройка бывших пустырей вокруг стены вызывает и серьезное отторжение со стороны многих берлинцев. Так, летом 2013 года к настоящим столкновениям с полицией привели планы отдать под застройку дорогими квартирами территории вдоль Шпрее рядом с East Side Gallery – самым протяженным сохранившимся куском Берлинской стены. По мнению многих горожан, берег Шпрее вдоль стены должен оставаться диким парком, открытым для всех желающих. А не превращаться в набережную, доступную лишь богатым владельцам квартир класса «люкс».

Компании-девелоперу тогда все же удалось получить разрешение на строительство. Правда, с условием полностью сохранить зеленую полосу у воды и не повредить остатки стены. Однако многим представителям левых политических групп этих уверений было явно не достаточно.

До сих пор, когда немец говорит, что он из Берлина, собеседник нет-нет да спросит его: «Восточного или Западного?»

В ответе на этот вопрос заключается слишком многое.

Моя соседка по берлинскому дому, уроженка Западного Берлина, рассказывала, что ее родственники вначале напрочь не хотели принять ее жениха – уроженца Восточного Берлина.

– Ему под дворник на машине подкладывали записки: «Восточник, убирайся от нашей девочки», – признавалась она.

Хотя брак состоялся и длится уже много лет, нет-нет да между супругами возникает непонимание:

– Она не может себе представить, как мы жили в ГДР. Она не знает, что такое пионерская организация, дефицит, невозможность поехать за границу, – говорил муж.

Разумеется, такие различия не вредят браку, однако показывают, что даже молодое поколение, заставшее разделение столицы, до сих пор несет в себе обломки Берлинской стены.

Культура и быт

Ты в мой район не ходи!
Культура кварталов-«китцев»

Одно из самых больших удивлений, поджидающих приехавшего в Берлин иностранца, состоит в том, что Берлин – это до сих пор далеко не единый город.

Если жители Москвы или Петербурга предпочитают воспринимать себя как жителей именно целого города и редко ассоциируют себя с отдельным районом, то в Берлине часто все происходит прямо наоборот. Этот трехмиллионный город до сих пор населен людьми, во многих случаях идентифицирующими себя даже не с каким-то крупным районом столицы, а со своим крошечным кварталом.

Конечно, такое положение вещей имеет много причин. Во-первых, серьезную роль играет факт разделения Берлина. Фактически, на протяжении почти полувека половина Берлина представляла собой отгороженный остров со своими законами, своей гордостью и своей особой демографической ситуацией. Например, сюда активно приезжали из Западной Германии левацки настроенные молодые люди, не желавшие служить в армии, так как на территории Западного Берлина не действовал призыв в армию ФРГ.

До сих пор многие жители Западного Берлина признаются, что ни разу не были в восточной части города, за исключением, возможно, центральных улиц вроде Фридрихштрассе или Александерплатц. Те, кто прожил всю жизнь в западной части города, воспринимают именно ее как настоящий Берлин, а все остальное – как Берлин неправильный.

Однако патриотизм жителей западной части города – далеко не единственная причина самоощущения горожан как жителей в первую очередь своего района. Дело и в других исторических особенностях развития немецкой столицы.

Прежде всего, Берлин – это очень большой по площади город, переживший к тому же стремительное расширение границ. Хотя население Берлина составляет всего чуть больше трех миллионов человек, по площади он почти такой же, как Москва – где население в несколько раз больше.

Уже поэтому Берлин отличается достаточно разреженной застройкой, а многие районы города отделены друг от друга просторными парками, больше напоминающими ухоженные леса. Например, в самом центре города расположен огромный Тиргартен – некогда охотничьи угодья прусских королей. Потом он стал парком для прогулок знати, а сегодня этот парк – самый большой общедоступный лесной массив в центре европейской столицы.

Площадь Тиргартена – около двух квадратных километров, в нем живут дикие лисы, а начинается он в нескольких метрах от здания Рейхстага, отделяя (вместе с рекой Шпрее) район Моабит от районов Митте и Шенеберга. Аналогом подобного парка был бы лес в Москве, простирающийся от Библиотеки имени Ленина до Смоленской площади, захватывая северным куском Пушкинскую площадь.

Последнее крупное расширение Берлин пережил в начале 1920-х годов, когда границы города существенно раздвинулись. Именно тогда в черту Берлина были включены нынешние окраины. В том числе и до сих пор очень зеленые, застроенные дорогими виллами или просто небольшими частными домиками в один-два этажа с обязательным садом.

Гуляя по такой окраине, где одна мощеная улочка переходит в другую, а единственным шумом является шорох шин почтового велосипеда, развозящего письма, трудно поверить, что этот район тоже входит в Берлин – наравне с оживленными центральными улицами. Между тем, и здесь тоже живут берлинцы, и порой очень влиятельные. Например, именно на такой улочке Пюклерштрассе, в районе Далем, расположена служебная вилла президента ФРГ. Узнать ее можно только по постоянно припаркованным у дома двум-трем машинам полиции. Кстати, дети президента, если они у него есть, ходят в обычную районную школу, к которой приписан данный дом.

Разделение районов Берлина друг с другом можно увидеть сегодня в мелочах. Например, когда мне понадобилось получить копию свидетельства о рождении моей дочери, мне пришлось делать это не в управлении мэрии своего района, а в управлении соседнего района. К этому району был приписан роддом, в котором моя дочь родилась. Чиновник управления моего района даже не мог отправить запрос на пересылку документов – мне пришлось ехать в соседний район самому. Более того, до сих пор управление мэрии называется формально не «Управление мэрии Берлина по такому-то району», а «Мэрия такого-то района».

Каждый район имеет своего «районного мэра (бургомистра)», способного проводить собственную политику даже в таких важных и болезненных вопросах, как вопросы интеграции мигрантов. Например, мэр района Нойкелльн с гордостью щеголяет неформальным званием «самого известного в Германии бургомистра городского округа» именно потому, что его отношение к интеграционной политике отличает его и от других окружных бургомистров, и от мэра самого Берлина.

Если такое разделение сохраняется даже на уровне органов местного самоуправления, то что говорить о местных жителях, гордящихся своей местной, а не городской, идентичностью? И здесь мы подходим к важнейшему слову для описания такой идентичности в Берлине: «китц».

Собственно, слово «китц», как и многое в Берлине, имеет славянское происхождение. «Китцами» называли в раннее Средневековье славянские поселения, расположенные неподалеку от города – самостоятельную территориальную единицу со своими правилами и обычаями и, конечно, со своим языком.

Слово «китц» долгое время было оттеснено в Берлине на задворки языкового употребления и особенно расцвело только в последние годы. Тогда, когда Берлин объединился после почти полувекового разделения и зажил новой жизнью – жизнью модной привлекательной столицы со своим особенным шармом чуть обшарпанных кварталов.

Именно тогда «китцы» зажили своей жизнью – так в Берлине стали называть неформальное деление города на мини-районы, кварталы, городские объединения жителей.

Как и в любом городе с миллионным населением, в Берлине ощущается желание жителей объединиться по неформальным признакам. Но если в Москве или Лондоне давление недавно приехавших в город жителей очень велико, а многоэтажная застройка мало способствует налаживанию неформальных связей, в Берлине с возникновением социальных сетей дело обстоит проще.

Начнем с того, что берлинская застройка, если речь не идет о глубокой восточной окраине, получившей изрядную прививку советской многоэтажной архитектуры, редко когда бывает более чем пяти-шестиэтажной. Даже в самом центре старые дома, стоящие стена к стене, до сих пор обходятся часто без лифта, имеют деревянные лестницы и обычно не выше пяти этажей.

Особенно хорошо это заметно, если забраться на высокий этаж какого-нибудь единственного дома, возвышающегося над округой. Например, на башню местной районной мэрии. Именно с нее будет хорошо видно: вся территория вокруг, на добрые пару километров, представляет собой застройку одинаковой высоты, при которой крыши словно срезаны ножом, который сравнял выступающие над общим уровнем дома.

Такая невысокая застройка, равно как и очень щедрые представления немцев о социально допустимой плотности жилья, мало способствуют возникновению избыточного демографического давления. Обычно квартира в 50–60 квадратных метров рассчитывается на одного человека. 70–80 – на двоих, а 100-метровая квартира на семью с двумя детьми воспринимается как тесноватая.

Напомним, что сегодня в Берлине живет на 1 млн человек меньше, чем до Второй мировой войны. Вдобавок к негустой заселенности города застройка старых берлинских кварталов полна внутренних двориков. Практически весь центр города да и многие окраины – это именно старые кварталы. И даже многоэтажные дома изначально располагают к социальной активности жильцов.

В результате в Берлине возникают социальные связи, которых нет во многих других городах и которые особенно мало знакомы жителям крупных российских городов. Для берлинцев совершенно нормально устраивать вечеринки для жителей подъезда. Один из жильцов развешивает объявления, в которых он приглашает всех соседей присоединиться к нему в такой-то день в такое-то время по случаю того или иного праздника. Алкоголь можно приносить с собой, а закуски выставляет хозяин.

То же самое касается и встреч во дворе. Совершенно нормальной является ситуация, когда жители дома собираются для того, чтобы вынести на улицу большой экран и смотреть футбольный матч. Или устроить совместный гриль. Или же просто скинуться и установить во дворе батут для детей. В последнем случае, правда, стоит заручиться согласием арендодателя и владельца земли: в конечном итоге, это он несет ответственность за установленные на его территории объекты.

Социальные связи между жильцами возникают и благодаря имеющейся в Берлине инфраструктуре: маленькая пивная (она же – точка по продаже сигарет и газет) на первом этаже жилого дома. Прямо на углу между двумя улицами, где много лет подряд за прилавком стоит один и тот же хозяин-турок. И это такой же важный узел социальной инфраструктуры, как церковь или блошиный рынок.

В такой атмосфере дворов-колодцев и маленьких недорогих пивных и кофеен, где за прилавком стоит твой же сосед, возникла уникальная культура берлинских «китцев». Маленьких кварталов, где все знают друг друга, где идет своя жизнь и где никто из жителей не хочет ни уезжать куда-то, ни позволять кому-то что-то здесь менять.

Часто подобные кварталы даже отличаются своими говорами: в них смешиваются старый берлинский акцент с уникальным набором акцентов мигрантов. Что очень важно – такие социальные сети очень настороженно относятся к изменениям, приходящим извне.

И здесь важно то, что берлинская культура по определению очень левая. Это значит, что здесь, скорее, будут приветствовать низкие цены и не очень чистые столы в пивной, но где можно без проблем посидеть с друзьями вечером, да даже и утром, не заботясь о том, какая на тебе надета футболка. А не мириться с тем, что помещение пивной выкупил инвестор, даже если это не инвестиционная компания, а частный владелец ресторана. Потому что, даже если это и частный владелец, все равно он в итоге сделал в бывшей пивной дорогой ремонт и подает там теперь на столах с белыми скатертями интернациональные блюда для туристов, приезжающих в Берлин поглазеть на типично берлинские улочки. А эти туристы не желают мириться с берлинской обшарпанностью. Или, на худой конец, готовы мириться, но хотят видеть ее только в качестве аттракциона за стеклом.

Сопротивление «китцев» любым изменениям в их жизни вошло в Берлине в легенду. Жители «китцев» предпочитают выходить на улицы по любому поводу. Хозяин дома решил сделать капитальный ремонт, чтобы тратить меньше денег на отопление, а заодно и повысить привлекательность дома, если через несколько лет будет его продавать. Можно быть уверенным, что все жильцы выйдут на демонстрацию. Еще бы, ведь они знают, что часть стоимости ремонта можно по закону переложить на квартирантов. А это значит, что их квартплата, которая и так уже много лет, благодаря тому же закону, держится на несколько сотен евро ниже рыночной стоимости, вырастет на несколько десятков евро в месяц.

Жители «китцев» устраивают настоящие уличные бои с полицией, если кого-то из «китца» выселяют за неуплату аренды. И немецкие социальные платформы переполняет праведный гнев, вызванный жестокостью полиции, выносящей вещи несчастного квартиранта на улицу. То, что Берлин остается одной из самых недорогих столиц Европы, борцов за справедливость мало волнует. Здесь до сих пор за 500–600 евро в месяц можно снимать однокомнатную квартиру в старом здании в самом центре города. Причем, единожды заключивши с жильцом контракт, владелец квартиры не имеет права его расторгнуть в большинстве случаев. А повышение платы возможно лишь в минимальном объеме, установленном законом.

Однако солидарность членов «китца» куда важнее, и каждый выступает однозначно на стороне выселяемого жильца. Иностранцу может показаться невероятным, за какие вещи цепляется настоящий житель берлинских «китцев». Например, во время чемпионата мира по футболу 2006 года банковская столица Германии, Франкфурт, одолжила Берлину несколько поездов для городской электрички. Это были отличные современные ярко-красные составы с электронными табло в вагонах, системами кондиционирования и бесшумным ходом.

Однажды я имел неосторожность заметить соседу по электричке, что, мол, отлично, что теперь по Берлину ездят такие поезда. Сосед – молодой человек лет двадцати пяти, в растянутой футболке и видавших виды джинсах, с не очень ухоженными волосами, скривился. Возмущенно посмотрев на меня, он ответил: «Но они же совсем не подходят городу!»

Я удивился такому ответу, но вежливо промолчал. И только потом понял, что, видимо, мэрия была солидарна с молодым противником прогресса. И пять, и восемь лет после чемпионата по Берлину продолжали бегать старинные составы без малейшего намека на кондиционирование. И это при том, что большинство берлинских железнодорожных маршрутов проходят по наземным трассам, под палящим солнцем, с отделенными друг от друга вагонами, со скрипящими дверьми. Иногда некоторые из таких дверей просто заедает, и они не открываются на остановках!

Разумеется, в нежелании берлинцев воспринимать с радостью технологические изменения вокруг себя есть и рациональное зерно. Берлин до сих пор остается очень недорогим городом. И даже не очень чистые мостовые, не очень ухоженные стены домов и не очень современные поезда в итоге все равно дают более чем привлекательное соотношение «цены и качества» жизни во многих крупных городах Европы. При этом нужно понимать, даже «не очень чистый» по немецким меркам Берлин при сравнении с Парижем, Афинами или Москвой просто блестит.