Текст книги "Теория диктатуры люмпен-пролетариата"

Энциклопедия Британии определяет социализм как «социально-экономическую доктрину, которая призывает к общественной собственности на средства производства или общественному контролю над собственностью и природными ресурсами. Согласно социалистической точки зрения, люди не живут и не работают в изоляции, а живут в сотрудничестве друг с другом. Кроме того, всё, что люди производят, в некотором смысле социальный продукт, и каждый, кто вносит свой вклад в производство товара, имеет право на долю в ней. Поэтому общество в целом управляет имуществом в интересах всех своих членов»⁴. То есть – социализм, это не тип общества, например, в СССР, а некая «доктрина» – умственное представление об обществе.

Но есть в этих определениях и общее – общенародная собственность на средства производства и отсутствие эксплуатации человека человеком, которая заменяется сотрудничеством. Эти два отличительные свойства «социализма» выделяются отнюдь не всеми. Например, экономист Людвиг фон Мизес о социализме пишет так: «Суть социализма в следующем: все средства производства находятся в исключительном распоряжении организованного общества. Это, и только это, является социализмом. Все остальные определения вводят в заблуждение» (Мизес 1994, с. 155). Также рассуждал и Оскар Ланге, пытаясь сформировать экономическую теорию социализма (Lange 1937). Й.Шумпетер определял социализм как институциональную систему, «при которой контроль над средствами производства и самим производством находится в руках центральной власти или, иначе говоря, где принадлежность экономики к общественной сфере, а не частной сфере – дело принципа» (Шумпетер 1995, с. 226).

Об отсутствии эксплуатации человека человеком в этих определениях не говорится, по-видимому, исходя из того, что отсутствие частной собственности на средства производства автоматически ведёт к отсутствию эксплуатации труда.

Но откуда же появилось само представление о социализме?

Ввёл в научный и общественный оборот это понятие Пьер Леру в 1834 году. В него им был вложен такой смысл. До сих пор общественное устройство цивилизации базировалось на принципах индивидуализма – во главу угла всех действий человека был заложен принцип удовлетворения личных интересов или интересов возглавляемой им семьи. Именно исходя из этого принципа индивидуализма развивались экономические отношения – обладатель средств производства использовал их только для того, чтобы лично обогащаться. А для этого он эксплуатировал наёмный труд. И это несправедливо. С позиций же общегуманистических значительно справедливее коллективизм, при котором средства производства принадлежат не одному человеку, а нескольким лицам. И эти лица, используя свой личный, а не наёмный труд, с помощью этих средств производства осуществляют совместную хозяйственную деятельность. При этом исключается эксплуатация человека человеком и результаты труда распределяются исключительно по затратам труда: «от каждого по возможности, каждому по труду». Поэтому понятие «социализм» возникло как антитеза понятию «индивидуализм». И ещё долгое время в качестве синонима понятия «социализм» после его появления в научном обороте использовалось понятие «коллективизм» (Карпьев 1900, с. 22).

Но и Пьер Леру, предложивший понятие «социализм» взял его не «с потолка». У него были многочисленные предшественники, так или иначе пытавшиеся описать некоторое справедливое общество, альтернативное существующему несоциалистическому. И началось это, судя по всему, ещё со времён Сократа, который описал собственное государство социальной справедливости. По крайней мере, именно от его имени Платон ведёт диалоги в книге «Государство» и именно ему приписывает идеи о некотором идеальном государстве, где есть частная собственность на средства производства, но нет наёмного труда – ремесленники и землепашцы используют собственные средства производства и отдают излишки результатов труда для распределения в общину; где институт семьи отвергается, а вместо него создаётся механизм рационального размножения граждан. За порядком в Городе следят чистые душою люди – стражники, а защищают город воины, причём и стражи, и воины выполняют свои обязанности, не имея «ни частных домов, ни земли, ни стяжания, но, в награду за охранение получая пищу от других» (Платон 2003, с. 151).

В этом коллективистском обществе нет изобилия и нищеты – люди живут рационально (разумно) – носят простые одежды и едят простую пищу, поскольку по Сократу и Платону если допустить в Городе излишества, получается «город роскошествующий». Именно в нём рождается несправедливость. «Город роскошествующий» – есть город «лихорадочный», жителей такого города рациональный образ жизни не удовлетворит: «им понадобятся и скамьи, и столы, и другая утварь, и мясо, и масти, и благовония, и наложницы, и пирожные, и все это в разных видах. Поэтому не вещи, перечисленные нами прежде, то есть не дома, не одежду и обувь, следует уже почитать необходимыми; но надобно пустить в ход живопись и расцвечивание материй, надобно достать золото, слоновую кость и все тому подобное» (Платон 2003, с. 58). А для всего этого нужны дополнительные ресурсы. Откуда их взять? Только завоевав новые земли, ведь земля была источником богатства. Тогда понадобится её «нам отрезать от страны соседей, когда хотим, чтобы у нас достаточно было земли кормовой и пахотной» (Платон 2003, с. 58). И то же самое будут делать другие города. Отсюда следуют непрерывные войны между государствами и городами.

Богатство и бедность – вот те крайности, которые справедливо устроенный Город должен избегать, «потому что первое располагает к роскоши, лености и желанию новизны, а последняя – к раболепству и злоухищрениям для новизны» (Платон 2003, с. 108).

Это и не социализм, и не коммунизм, а некая форма «коммунизма потребления», как определял подобные общества Карл Каутский (Каутский 1906) – все товары, производимые обществом, являются общими и распределяются обществом вне зависимости от результатов труда или доли человека в собственности на средства производства. Страной мудро правят философы, ибо: «Пока в городах, продолжал я, не будут или философы царствовать, или нынешние цари и властители – искренно и удовлетворительно философствовать, пока государственная сила и философия не совпадут в одно, и многие природы, направляющиеся ныне отдельно к той и другой, будут взаимно исключаться, дотоле ни города, ни даже, думаю, человеческий род не жди конца злу, любезный Главком, – и описанное в наших рассуждениях государство прежде этого не родится, как могло бы, и не увидит солнечного света. Вот именно то, чем я давно удерживаюсь в слове, видя, что многое придётся говорить против господствующего мнения: ведь трудно поверить, что и частное и общественное благополучие не иначе возможно» (Платон 2003, с. 161).

Идея справедливости воплотилась во многих религиозных воззрениях, в том числе и в христианстве, а в последующем и в исламе. Правда, социальное и экономическое равенство в соответствии с этими религиями наступало только в загробном мире – религия предлагает бедным векселя, подлежащие «уплате на небе» (Шэфле 1906, с. 64). Но и это обещание неосязаемого, но непременно наступающего для всех загробного равенства привлекло к этим религиям множество сторонников. Когда начнётся Страшный Суд, все – и богатые и бедные, и обласканные при жизни и обиженные при жизни, все будут равны перед всевышним судьёй. И воздастся тогда не по накопленному богатству, а по тому, кто как прожил земную жизнь – социальное равенство в загробном мире наступит для тех, кто вёл праведную жизнь, а вот тем, кто грешил при жизни, унижал и оскорблял окружающих, грозит в загробном мире страшная кара и вечные муки. А при жизни надо не роптать, а смиренно нести выпавший на долю крест. И нет никакого смысла прилагать усилия для роста собственного благосостояния: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе…».

Наиболее ярые приверженцы этого «собирания сокровищ на небе» и вовсе отказывались от земных благ и становились отшельниками. Отшельничество породило и такую коллективную форму хозяйствования, как монастыри, в которых и имущество, и труд, и результаты труда были общими. Такие организации стали называть коммунистическими от латинского слова «commune» – общее. Но на протяжении многих тысячелетий не было ни одного монастыря, который бы превзошёл другие формы хозяйствования и частную инициативу предпринимателя своими экономическими успехами. Богатыми становились только те монастыри, которые получали большие пожертвования от государей, аристократии или же в массовых размерах от простого люда. Впрочем, монастыри не создавались, как некоторая организационная форма альтернативного и более эффективного хозяйствования, у них были другие задачи – обеспечивать себя самым необходимым для того, чтобы в относительной изоляции от окружающего мира в тиши «собирать сокровища на небе».

Мечты о социальной справедливости и социальном равенстве находили свои обоснования у мыслителей, философов и учёных Средневековья. И на содержание этих учений, конечно же платоновское «Государство» оказало решающее влияние. Так, Томас Мор, в ставшей знаковой книге «Утопия», развил идеи Сократа об идеальном государстве, изложенные Платоном, после чего подобные книги стали называть утопическими. Пересказывать содержание «Утопии» нет никакого смысла, но ту часть текста, которая непосредственно касается предмета нашего исследования, я приведу целиком. Вот она.

«По-моему, где только есть частная собственность, где все меряют на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел; иначе придётся считать правильным то, что все лучшее достаётся самым дурным, или удачным то, что все разделено очень немногим, да и те содержатся отнюдь не достаточно, остальные же решительно бедствуют.

…Так вот, повторяю, когда я сам с собою размышляю об этом, я делаюсь более справедливым к Платону. Этот мудрец легко усмотрел, что один-единственный путь к благополучию общества заключается в объявлении имущественного равенства, а вряд ли это когда-либо можно выполнить там, где у каждого есть своя собственность. Именно если каждый на определённых законных основаниях старается присвоить себе сколько может, то, каково бы ни было имущественное изобилие, все оно попадает немногим; а они, разделив его между собою, оставляют прочим одну нужду, и обычно бывает так, что одни вполне заслуживают жребия других: именно первые хищны, бесчестны и никуда не годны, а вторые, наоборот, люди скромные и простые и повседневным трудом приносят больше пользы обществу, чем себе лично.

Поэтому я твёрдо убеждён в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе людских дел возможны только с совершенным уничтожением частной собственности; но если она останется, то у наибольшей и наилучшей части человечества навсегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей» (Мор 1973,с.55).

Утопии стали множиться подобно снежному кому, каждый мыслитель выдумывал свои государства со своими представлениями о социальной справедливости – Томмазо Кампанелло, Френсис Бэкон, Дени Верас и др. У всех у них утопическое государство было царством справедливости при отсутствии частной собственности – описывалось такое своеобразное коммунистическое общество, где царило изобилие благ и рациональность в их потреблении (Антология мировой философии 1970).

И здесь принципиально важно, что во всех утопических обществах, которые описывали философы и мыслители, люди жили по принципу разумной достаточности – никаких излишеств и роскоши. Практически всегда это были общества с общественной собственностью на средства производства. Но были и альтернативные утопические представления о справедливом обществе, где оставалась частная собственность на средства производства. Вот, например, Л.-С.Мерсье, рассказывая о своём посещении будущего Парижа, общества социального равенства в 2440-м году, вовсе не лишает граждан частной собственности. В его утопии сохраняется экономическое неравенство, но при полном социальном равенстве, в котором даже «наши именитые горожане – люди всё достойные, они не считают себя униженными, если лошадь их уступит дорогу пешеходу. Сам государь наш нередко гуляет пешком среди нас…» (Мерсье 1977, с.18). Конечно же, у него все ходят в простой одежде, «времена беззакония миновали», больницы в идеальном состоянии и т.п.

В конечном итоге мечты о социальном равенстве нашли своё выражение в мощном просветительском движении французских энциклопедистов. Именно их идеи подхватило французское общество, когда вдруг выяснилось, что власть французского короля зыбка и народ может построить новое общество, основанное на принципах социальной справедливости. И это было знаковым явлением в истории человечества, ведь на знамёнах Великой Французской революции впервые появился лозунг, состоящий всего из трёх слов: «Свобода, равенство, братство». Всего три слова, но какие это были слова! Свобода состоит в возможности делать всё, что не наносит вреда другому. Равенство означает, что все равны перед законом и поэтому имеют равный доступ ко всем постам, публичным должностям и занятиям сообразно их способностям и без каких-либо иных различий, кроме тех, что обусловлены их способностями и качествами. Братство понималось как принцип: не делай другим того, что не хотел бы получить сам; делай по отношению к другим такие благие поступки, какие хотел бы по отношению к себе.

Исторически лозунги о социальном равенстве и социальной справедливости, провозглашённые во времена Великой французской революции, совпали с нарождением капитализма во Франции и с появлением в ней того класса, который называют сегодня «средним классом» – ведь именно средний класс, по сути, и был самым активным участником революции. Случайно ли это совпадение или же оно закономерно?

Предприниматель – это индивидуум из числа маргиналов, который желает повысить свой социальный статус за счёт продвижения по социальной вертикали в высшие социальные слои общества и способом продвижения по каналу вертикальной мобильности он выбирает занятие самостоятельным бизнесом – на свой страх и риск (Пономарев, 2015). Предприниматель при этом использует два основных ресурса – заёмный (чаще всего) капитал и наёмный труд.

Бизнес-персона – это индивид, который организует и возглавляет личное дело, при этом он вовсе не желает изменения своего социального статуса, ему вполне довольно того, что он имеет, а потому бизнес выступает для него как способ поддержания своего социального статуса. Для бизнес-персоны возглавляемое им дело – это чаще всего продолжение традиций, дела, которое носит семейный характер (Пономарев 2015). Бизнес-персона редко бывает маргиналом. У бизнес-персоны нет никакого стремления порвать со своим социумом и двигаться с помощью накопления личного богатства и капитала вверх по каналу вертикальной социальной мобильности. Никто из них от этого не отказывается, если вдруг фортуна повернётся к ним лицом, но ставить такую цель во главу своего бизнеса они не будут – они довольны своим социумом и рвать с ним не собираются, а потому и рисковать своим делом они не будут.

Отсюда и совершенно различные модели поведения предпринимателя и бизнес-персоны. Предприниматель готов на всё, ради скорейшего достижения поставленной цели, он готов к риску ради этого и именно про него К.Маркс писал, что нет такого преступления, на какое бы капитал не пошёл ради 300% прибыли. А бизнес-персона, ощущая свою принадлежность к определённому социуму, стремится к сохранению позиций и не собирается нарушать принятые в социуме нормы поведения и уже тем более идти на преступление, даже ради 300% прибыли.

Предприниматели в цивилизации были всегда, с самого начала рыночной формы обмена благами. Другое дело – условия для бурного развития предпринимательства существовали не всегда. И наличие сословного неравенства также не позволяло предпринимателям заполнить вожделённые ими социальные ниши. В таких условиях заработанные средства предприниматель мог пустить только в развитие торговли. Деньги не приобрели ещё форму капитала. Для активного развития предпринимательства нужны в обществе: во-первых, большое количество маргиналов; во-вторых, наличие свободного капитала, в том числи и заёмного; в третьих, свободные для найма трудовые ресурсы и в-четвёртых – экономическая и социальная свобода.

Первое условие, наличие маргиналов, в истории человечества было всегда, поскольку всегда существовало социальное неравенство, вызванное неравенством экономическим.

Второе условие сложилось только с формированием капитализма, когда появилась возможность рассматривать деньги как товар, с помощью которого можно заработать новые деньги. В докапиталистическую эпоху предприниматель сталкивался с ограничением доступа к свободному капиталу – владельцы крупных денежных средств вовсе не готовы были отдавать их в рост – «не барское это дело, заниматься ростовщичеством».

Да и третье условие для бурного роста предпринимательства появилось только в капиталистическую эпоху – наличие свободных для найма трудовых ресурсов. В феодальную эпоху, а уже тем более – в более ранние эпохи, большую часть населения составляли крестьяне, даже не помышлявшие о занятии чем-либо другим, кроме как о работе на земле. С ростом городов и ремёсел, с ростом товарообмена между городами и странами за счёт активизации торгового предпринимательства появилась возможность продавать не результаты труда, а сам труд. Появился рынок труда. Но мелочная регламентация экономической и социальной жизни в феодальном мире не позволяла предпринимательской инициативе развиваться в полной мере.

Вот и получалось, что предприниматель, устремляясь в высшие социальные слои, в условиях социального неравенства, следующего из формирования социальных отношений по сословному принципу, сталкивается с невозможностью попасть в те самые высшие слои общества, где, как ему представляется, ему и следует обретаться. Наличие сословного разделения общества при монархиях и вообще в любом авторитарном обществе, не позволяет предпринимателю реализовать свои мечтания в полном объёме. В движении вверх по каналу социальной вертикальной мобильности он всегда упирался в некий «потолок», существующий только из-за социального неравенства. Так, например, в России второй половины XIX века было очень много предпринимателей из бывших крестьян, чьи капиталы существенно превосходили капиталы аристократов высшего уровня иерархии. Но их при этом не допускали в это самое «высшее общество», как бы они не старались сделать это – богатейшие люди России конца XIX века, такие как купцы Елисеевы или В.А.Кокарев, так и не вошли в число лиц царской аристократии.

Получалось так, что в обществе социального неравенства предприниматели не могли достичь желаемого. Они, заняв более высокую социальную ступень в обществе, чем ранее, всё же так и оставались маргиналами, желающими продвигаться далее, но не имевшими для этого никакой возможности из-за царившей сословной несправедливости. Именно этот слой предпринимателей, недовольных своим положением в обществе, и составил в революционной Франции «средний класс», поведший за собой французский народ. Обыватель готов терпеть несправедливость, вызванную социальным неравенством; предприниматель же, не ставший ещё бизнес-персоной, готов поддержать всеми силами борьбу за социальное равенство – он маргинал. И потому вовсе не удивительно, что российских социал-демократов, в том числе и большевиков, так активно спонсировали российские предприниматели и капиталисты – они были недовольны социальным неравенством и социальной несправедливостью царского режима и желали его разрушения.

В развитом капиталистическом обществе есть капиталисты и предприниматели. Капиталисты, потомки бывших успешных предпринимателей, продолжают оставаться носителями идей социального равенства в обществе, потому что в обществе нет сословных различий, а есть различия экономические. Они, конечно же, не являются ярыми поборниками социальных перемен и не будут их осуществлять. Но, в отличие от феодалов, которые в своём большинстве активно противились реализации идей социального равенства всеми доступными им методами, обрушивая на головы требующих социальной справедливости все возможные кары, вплоть до физического уничтожения, капиталисты готовы с пониманием отнестись к требованиям общества о социальной справедливости при условии сохранения экономического неравенства. При этом они даже готовы отдать обществу для этих целей часть своих доходов, зачастую весьма существенную.

Капиталисты не будут сами проводить социальные реформы в обществе, но они и не будут так отчаянно им противиться, как это делали правящие группы в предшествующих капитализму обществах. В конце концов, чем меньше социальное неравенство в обществе, тем меньше недовольных в нём, тем меньше стремления у нижних социальных слоёв к насильственному изменению существующего строя, и тем меньше у капиталистов оснований бояться за судьбу собственного капитала! Капиталисты готовы идти по пути устранения социального неравенства, следуя требованиям общества – пролетариата, фермеров, среднего класса, интеллигенции…

Итак, именно Великая французская революция переключила мечтания утопистов о справедливом обществе в практическую плоскость. В самой Франции это не получилось – пришёл к власти Наполеон и остановил процесс социальных преобразований. Более того император вернул церкви утраченные было в обществе позиции и поставил её на государственное финансирование⁵. Но мечты о новом справедливом обществе распространялись по всем странам и уже не как утопическая идея, а как вполне возможное состояние общества. Постепенно начал формироваться «научный социализм».

В начале научного социализма было слово. И слово это было сказано со стороны утопических социалистов – Сен-Симона, Шарля Фурье и Роберта Оуэна.

Анри Сен-Симон (1760 – 1825) – это французский аристократ, поучаствовавший в войне североамериканских колоний против Англии, где он набрался идей свободы. Вернувшись на родину, он стал одним из участников Великой французской революции, хотя и не играл особой роли в ней, как и большинство французских граждан – во времена террора он даже посидел в тюрьме. На его глазах Республиканская Франция превратилась в Наполеоновскую империю. Жизненный опыт и философское отношение к окружающему миру привели Сен-Симона к убеждению, что эгоизм человека, ненависть и злоба происходят от того, что изначально человечество пошло по пути индивидуализма. Именно индивидуализм, борьба за существование и конкуренция являются истоками многочисленных несчастий, войн и несправедливости. Поэтому на смену индивидуализму должен прийти коллективизм, а это приведёт к развитию у человечества чувства солидарности и братства. В таком случае на смену непрерывной череды борьбы людей друг против друга придёт другая благородная совместная борьба людей в союзе друг с другом против могучих сил природы. И в этом коллективном труде Сен-Симон отводил особое место пролетариату, поскольку, по его мнению, пролетариат скоро организуется и потребует права на участие во власти.

Идеи Сен-Симона не нашли особого отклика и понимания у современников, но ученики Сен-Симона поверили в основную идею и всячески пропагандировали её как и где могли.

Шарль Фурье (1772 – 1837) был сыном богатого французского торговца и жил в ту же эпоху, что и Сен-Симон. И на его мировоззрение решающее воздействие оказала Великая французская революция. В поисках ответа на вопрос о том, каким всё же должно быть справедливое общество, он также приходит к выводу о необходимости замены индивидуализма коллективизмом и даже предлагает конкретный проект в рамках существующего общества – создание фаланстера, некоторой замкнутой сельскохозяйственной коммуны, в которой средства труда должны быть общими, а результаты труда должны распределяться по труду каждого члена фаланстера. Ученики Фурье даже попытались воплотить в жизнь эту его идею, но она потерпела неудачу. Тем не менее, ученики видели неудачу в частностях, а не в самой идее и продолжали активно пропагандировать коллективизм как основу новых прогрессивных отношений в обществе.

Роберт Оуэн (1771 – 1858) в своих идеях был более успешен. Родившись в Англии в семье мелкого лавочника, он рано занялся предпринимательской деятельностью и уже к двадцати годам стал совладельцем хлопковой мануфактуры – то есть, он успешно прошёл полный путь от маргинала через люмпенство к капиталисту. Поскольку этот путь был очень кратким, Оуэн не успел позабыть те условия, в которых начинал свой бизнес, и в его сознании сохранилось сострадание к простым людям. Сталкиваясь с малообразованными рабочими, он вынес глубокое убеждение в том, что «чернь» вовсе не является ленивой и невежественной по природе. А в те времена эта мысль была весьма распространённой. Оуэн был убеждён, что воспитание и образование «низов» сделает их равными высшим социальным слоям общества. Поэтому на своих предприятиях он осуществил небывалые социальные изменения, способствующие улучшению условий труда рабочих, создал школы и запустил другие образовательные проекты и тем самым добился заметных успехов в бизнесе. И он постепенно пришёл к выводу о том, что на смену индивидуализму и конкуренции должен прийти коллективизм, за которым восстановится естественный порядок вещей, нарушенный индивидуализмом. Оуэн попытался организовать соответствующую коммуну и проект свой стал проводить в Америке, но затея провалилась. Тем не менее, популярность Р.Оуэна быль столь велика, что этот неудачный опыт не остановил попытки реализовать в жизнь идеи коллективизма в производстве. И эта идея после многих неудачных попыток была реализована на практике – в Англии начали работать первые успешные кооперативы, сочетавшие и демократизм в управлении, и разделение прибыли от совместного труда по трудовому вкладу каждого в этот результат.

Этих трёх философов называют утопическими социалистами, поскольку они имели весьма наивное представление об окружающем мире и о природе человека. Но все они были твёрдо убеждены в том, что преобразование общества произойдёт мирным путём по доброй воле людей – стоит только людям осознать изложенные выше идеи, как они тут же начнут объединять свои усилия в создании новых экономических и социальных отношений (Зомбартъ 1905, с. 25). Главная цель – сформировать новое мировоззрение у всех граждан, тогда и общество социальной справедливости будет построено.

В результате идея о том, что именно частнособственническое отношение к средствам труда трансформирует отношение между людьми в антагонистическую плоскость, а потому обществу необходимо переходить к коллективизму, стала предметом ожесточённых споров и сомнений в социальной и экономической мысли XIX века. Идея социализма обсуждалась, развивалась, отстаивалась, но вовсе не была убедительной, она оставалась плодом фантазий и домыслов учёных. Теоретически логичное обоснование социализм получил благодаря Карлу Марксу.

В отличие от этих трёх предшественников Карл Маркс считал, что социализм является естественным продолжением развития общества, а не вариантом морального перерождения человечества. По Марксу социализм не плод утопических фантазий учёных, а результат эволюционного развития общества. И это развитие полностью подчиняется Гегелевской философии. Поскольку в обществе есть группы людей с одинаковыми экономическими интересами, то их Маркс объединил в классы. Экономические интересы классов не совпадают, а потому идёт непрерывная классовая борьба. Именно эта борьба и является причиной развития человечества. К середине XIX века на арену этой классовой борьбы выходит новая сила – пролетариат. Пролетариат работает, а прибыль, которую он добывает в поте лица, присваивает себе капитал. При этом капитал стремится присвоить себе побольше, а пролетариат стремиться как можно меньше отдать. Антагонизм, который ведёт к обнищанию рабочих масс – эту тенденцию К.Маркс выявил на основе анализа статистики рабочего движения в Великобритании. Поэтому классовый интерес пролетария заключается в том, чтобы оставить прибыль, полученную в результате применения его труда, себе, а это возможно только в том случае, когда средства производства принадлежат не капиталистам, а самим пролетариям. Поэтому классовая борьба пролетариата ведётся за то, чтобы отменить частную собственность на средства производства, то есть – за социализм. Обострение выявленных Марксом противоречий вело по его мнению к неизбежному крушению капиталистического способа производства.

Нельзя сказать, что учение Маркса систематизировало всё социалистическое движение в Европе. Но со временем оно завоевало самое большое число последователей, но и эти последователи были неоднородными. С решающей ролью пролетариата соглашались все, кто называл себя социал-демократами. Главным различием последователей Маркса было отношение к тому, каким путём должна вестись пролетариатом классовая борьба за социализм – демократическим мирным путём или же революционным путём при диктатуре пролетариата?

Сторонники первого пути наступления социализма также распались на две подгруппы. Одна из них, меньше количеством, считала, что социализм наступит естественным путём, когда развитие общества будет столь высоким, что все экономические и социальные блага будут общедоступными и их распределение будет осуществляться по справедливости – пропорционально вкладу каждого в общее дело.

Другая подгруппа, большая числом, считала, что за социализм необходимо пролетариату активно бороться, но ненасильственными мерами, подталкивая тем самым общество к социалистическим преобразованиям (К.Каутский, Л.Мартов, А.Мартынов, П.Аксельрод, Ф.Дан).

В любом случае и первая, и вторая подгруппы ненасильственного прихода социализма считали, что «в сущности, безразлично, принимается ли, или отвергается, как конечная цель, огосударствление всех средств производства…» (Плеханов 1935, с. 60). Важно, что в обществе идут социальные преобразования к лучшему. Они считали и считают, что социализм возникнет в недрах капитализма, и как более прогрессивная форма хозяйствования, вытеснит капитализм. И это вытеснение капитализма будет носить мирный эволюционный характер: «мы можем выкупить у него его частный капитал, как он выкупил права феодалов. Но он не имеет никакого права мешать на всё будущее время установлению лучшего способа производства. Последний в каждую данную минуту может быть провозглашён именем народа, как новый порядок. После того капиталист не сможет уже вести своё частное крупное производство. Он должен будет считать себя вполне счастливым, если его частный капитал будет выкуплен путём взносов средств потребления ему и его детям, и если эти взносы будут продолжаться до тех пор, пока все сживутся с новыми порядками» (Шэфле 1906, с. 17).