Текст книги "Теория диктатуры люмпен-пролетариата"

Появление этой книги в Австрии в 1918 году вызвало бурное негодование В.Ленина, который тут же в 1919 году написал книгу с кричащим названием: «Пролетарская революция и ренегат Каутский». Каутского Ленин называет не только ренегатом, но и «дураком», «слепым щенком», «десятилетней девочкой» и т.п. Видно, что критика Каутским того, что происходило тогда в России, а эта критика звучит буквально с каждой страницы книги, Ленина задела за живое – с его позиций Каутский, ренегат естественно, так ничего и не понял. Поэтому и написал Ленин такую книгу в период, когда шла Гражданская война, экономика разваливалась, а большевики с трудом держались у власти – нашёл же для написания книги время! Здесь не имеет смысла рассматривать полемический задор Ленина и его суть, а имеет смысл выяснить, что же понималось под «диктатурой пролетариата» Лениным – в этом ключ к пониманию того, что же дальше произошло со страной. Итак, вот основные мысли «вождя мирового пролетариата» В.И.Ленина по этому поводу⁸:

«…надо сказать: диктатура не обязательно означает уничтожение демократии для того класса, который осуществляет эту диктатуру над другими классами, но она обязательно означает уничтожение (или существеннейшее ограничение, что тоже есть один из видов уничтожения) демократии для того класса, над которым или против которого осуществляется диктатура».

«…Каутский нечаянно наткнулся здесь на одну верную мысль (именно, что диктатура есть власть, не связанная никакими законами), но определения диктатуры все же не дал». Или же: «…революционная диктатура пролетариата есть власть, завоёванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами» (Ленин Пролетарская революция и ренегат Каутский, c.37).

Из этих ленинских строк со всей очевидностью следует такой вывод: при диктатуре пролетариата законы перестают действовать – новая власть не связана никакими законами, она действует так, как считает нужным, а по отношению к тому классу, против которого ведётся борьба, речи о каких-нибудь «общечеловеческих ценностях» и справедливости вовсе быть не может. Именно поэтому в период диктатуры: свободные выборы отменяются, свобода слова отменяется, каждый, кто не принадлежит к классу «пролетариев», является человеком «второго сорта» и любые противозаконные действия против него оправданы с позиций диктатуры «пролетариата».

Эти основные положения и легли в основу политики советской власти – в этом легко убедиться, изучив историю СССР.

Ленин умер, так и не создав теории диктатуры пролетариата, а только наметив основные её свойства. Его ближайшие сподвижники не занимались теорией и уж тем более не занимались теорий диктатуры пролетариата, а боролись друг с другом за власть. Победил И.Сталин, который вовсе не был антиленинцем, как это пытаются представить некоторые историки. Напротив, он, как настоящий азиат, был верным и преданным учеником Ленина, которого почитал и которого считал самым-самым. Некоторые разногласия, если и возникали между Лениным и Сталиным, то вовсе не носили фатального характера – Сталин обожествлял Ленина. И именно с его подачи и возник в СССР культ нового бога – Ленина. Сам Сталин был человеком со средними возможностями («самая выдающаяся посредственность Политбюро» – так его характеризовал Л.Троцкий) и никакого вклада в теорию марксизма он не внёс, разве что «обогатил» её бесценным опытом «построения социализма в отдельно взятой стране». Он полностью принял ленинское положение о диктатуре пролетариата, руководствовался гипотезами Ленина, считая их догмой, не подлежащей критическому осмыслению. В 1924 году он разразился, пожалуй, единственным «теоретическим трудом» – конспектом лекций, прочитанных в Свердловском университете в начале апреля 1924 года, названным им «Об основах ленинизма» (Сталин Вопросы ленинизма с. 5-75). Здесь он полностью повторяет все ленинские мысли, практически не разбавляя их своими. Впоследствии Сталин и реализовал как мог это ленинское учение в жизнь. Он был настоящим догматическим ленинцем – Ленин писал о «насилии пролетариата над буржуазией» – вот вам массовый террор по отношению ко всем, кто так или иначе мог быть отнесён к буржуазии и её защитникам и приспешникам. Это – диктатура пролетариата по-ленински, попробуйте возразить! При этом в соответствии с принципами В.Ленина уничтожению должны были быть подвергнуты все «непролетарские классы»: бывшие «буржуи», помещики и дворяне, дети священников и сами священники, а также зажиточное крестьянство (кулаки и середняки) – ведь они, как неоднократно писал и говорил Ленин, те же капиталисты, только деревенские! Заодно с ними уничтожению подвергалась «культурная прослойка» из бывших военных, инженеров и работников культуры, «обслуживавших» правящий класс в царской России, а вместо них создавалась новая «пролетарская» культурная прослойка.

Ещё на одну «беду» указывал в своих последних работах вождь мирового пролетариата – нет в России рабочего класса, потому диктатуру его приходится осуществлять большевикам (от имени рабочих). А вот когда будет развита промышленность, будет в ней рабочих больше, чем крестьян в деревнях, то диктатура пролетариата наступит сама по себе и партия может отдохнуть. А тогда и коммунизм придёт, как бесклассовое общество, но «чтобы уничтожить классы, надо… уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех – работниками» (Ленин том 39, c. 277). Отсюда следует, что насильственная коллективизация сельского хозяйства страны в конце 20-х годов ХХ века и ударная индустриализация – это не просто стремление Сталина превратить СССР из аграрной страны в промышленную, как пытаются объяснить многие. Это – желание ускорить построение в СССР социализма, а затем и коммунизма. Но это, как писал Ленин, возможно только при наличии большой массы рабочих в стране. А откуда их взять? Только из деревни! Поэтому надо было вырвать из деревень крестьян, желательно молодых, не испорченных «любовью к крестьянскому труду» и сделать из них рабочих.

Кроме того, Сталин, как верный ученик Ленина, был убеждён, что «корни» капитализма «гнездятся в товарном производстве, в мелком производстве города и особенно деревни… и поскольку мелкое производство имеет у нас массовый и даже преобладающий характер и поскольку оно рождает капитализм и буржуазию, особенно в условиях нэпа, постоянно и в массовом масштабе, – у нас имеются условия, делающие возможным восстановление капитализма» (Сталин Вопросы ленинизма, с. 349-350). Поэтому и было нужно свернуть нэп, уйти от мелкотоварного производства, а тех крестьян, кто останется в деревне, нужно оторвать от мелкособственнических инстинктов и «уничтожить разницу между рабочим и крестьянином, сделать всех – работниками». И сделать это можно было, лишив крестьян в деревнях «реакционного мелкобуржуазного мировоззрения», отняв у них средства производства и обобщив их. Кооперация на селе, о которой так много говорили «мелкобуржуазные» учёные типа А.Чаянова и Н.Кондратьева, как способ социализации крестьян, шла вразрез с этой идеей. Эти «мелкобуржуазные» учёные говорили о добровольном объединении труда и результатов труда советских крестьян на кооперативных основах. А насильственное превращение деревень в коллективное социалистическое хозяйство, когда плуги, скотину и проч. обобщили и труд стал оцениваться не по результатам, а по затратам (трудодни), они не воспринимали.

Но не повышение эффективности сельского хозяйства было целью политики Сталина и его многомиллионного аппарата. Превращение крестьян (80% населения страны) в работников – вот суть ломки сельскохозяйственного уклада и создания колхозов. Для победы социализма Сталину нужно было любой ценой создать в стране массу рабочих и уничтожить частную собственность на средства производства, в том числе и в деревне! Потому и собрали всех крестьян в колхозы, а учёных, не понимающих это – уничтожили морально, а потом физически.

Но я немного отвлёкся от главной темы. Теория, напоминаю, это объяснение реально существующего явления. Значимость теории определяется её предсказательными способностями – она предсказывает ситуации, которые ещё не встречались и с её помощью можно предпринять правильные действия. Теория диктатуры пролетариата не существовала к моменту захвата власти в России большевиками. Теория, предложенная Каутским, большевиков не интересовала. Они осуществляли диктатуру пролетариата эмпирическим путём – методом проб и ошибок, а помогали им в этом люмпен-пролетарии, которые заполнили все «ветви, листья и почки» власти. Люмпен-пролетарии, попавшие на низшие ступени советской власти арестовывали, допрашивали, ссылали и расстреливали остальных граждан страны, их имущество реквизировали и пользовались реквизированным по своему усмотрению. Вот и получается, что с октября 1917 года в России началась диктатура особой группы людей – диктатура люмпен-пролетариата.

4. Люмпен-пролетариат в России в первый этап его диктатуры

В обществе нет двух одинаковых людей, каждый человек – личность со своим видением окружающего его мира. При этом люди живут рядом друг с другом, работают вместе, дружат и ненавидят. Окружение, в котором существует конкретный человек, представляет его социальный мир и он относительно невелик. В этом социальном мире в системе социальных и экономических отношений человек занимает определённое место. Об этом мире он знает всё, или – почти всё: правила, процедуры, порядки и прочие ценности и нормы. Остальной мир для него – «terra incognita», о нём он судит через призму того мировоззрения, которая присуща его социуму и которое он воспринял с детства.

Поэтому выделяемые марксистами общественно-политические классы на самом деле не являются однородными, ведь «рабочий класс» это очень неоднородная группа, состоящая из:

– рабочих различных отраслей;

– рабочих с разной квалификацией;

– рабочих с разным уровнем использования физического труда;

– рабочих на производствах с различными условиями труда;

– рабочих с разным уровнем оплаты труда;

– рабочих больших, средних и малых предприятий и т.п.

А потому среди «рабочего» класса есть те группы, которым «нечего терять, кроме цепей», а есть и такие группы, которым есть что терять и они вовсе не готовы идти на революционные преобразования вместе со своим «классом». И эта группа рабочих вовсе не участвует в пресловутой борьбе пролетариата с капиталом, о которой говорили и говорят марксисты. Далеко не каждый пролетарий хочет прогнать проклятых капиталистов и обобществить их имущество. Чаще всего большая часть пролетариев об этом и не думает. Здесь, как и в любом другом социуме есть люди, которые довольны жизнью, а есть и такие, кто недоволен ею – маргиналы. Вот как раз маргиналы и готовы вести «классовую» борьбу. Но при этом «классовое самосознание» вовсе не является главенствующим в этой готовности – если появится возможность покинуть свой «класс», то они это сделают и будут двигаться по социальному лифту вверх, забыв о «классовых интересах». Есть, конечно, и исключения – встречаются в каждом социуме «юноши бледные со взором горящим», есть они и у пролетариата.

В царской России начала ХХ века 80% населения составляли крестьяне, так что большая часть маргиналов в стране находилась именно в крестьянстве. Поэтому наиболее часты были случаи, когда беднейшие из крестьян уходили из своих деревень от своих родных в большие и малые города в поисках другой лучшей жизни и других социальных отношений. Они чувствовали необходимость вырваться из своего социума, но у них чаще всего не было чёткого понимания того, к какому социуму они стремятся и как они будут реализовывать это своё стремление к лучшему. Уходя из деревни или села, они порывали со своим социумом, а к другому социуму – рабочим или разночинцам, – очень часто они так и не могли примкнуть. Поэтому в городе они становились людьми, не владеющими средствами производства и не принадлежащими ни к какой социальной группе. Они располагали только своим трудом. Они перебивались случайными заработками, или же находили постоянную работу для того, чтобы существовать, но которая их не устраивала и которую они готовы были покинуть в любой момент, если только появлялась такая возможность – не такой жизни они искали, когда уходили из деревни, порывая со своим социальным миром. Это и был в своей основной массе российский люмпен-пролетариат начала ХХ века.

В числе люмпен-пролетариев, были и выходцы из рабочих, которых к 1917 году по разным оценкам было от 10 до 19% всего населения. Поскольку промышленность в России находилась на стадии развития, эта была очень неоднородная группа – крупная промышленность была сосредоточена в столице и других больших городах, а в основном в России промышленность была мелкой и кустарной. В годы Первой мировой войны крупная промышленность формировалась быстрыми темпами, отвечая на потребности военной экономики. На эти вновь создаваемые промышленные предприятия приходили в большинстве своём бывшие крестьяне, положение которых было в новом для них социальном слое очень неустойчивым – «деревня!». Опять же – рабочие высшей квалификации имели солидные заработки и хорошо жили, но их было мало. Большая часть рабочих была низкой квалификации, получала за малоквалифицированный труд гроши, и именно эта масса с трудом «влачила существование» и жила в убогих условиях.

Незначительное место в численности населения, но значительное место в обществе занимала интеллигенция. Это – государственно-бюрократический аппарат, генералитет, помещики, банкиры, предприниматели, инженерно-технические работники, учителя, врачи, офицерский корпус, священнослужители и другие, общим числом до 5%. В этом слое людей образованных и просвещённых всегда было много маргиналов. Но и им всегда есть что терять. Маргиналы из интеллигенции, которые всё же рвали с этим слоем, также частично пополняли слой люмпен-пролетариата, но большая часть из них становилась революционерами. В отличие от люмпен-пролетариев революционеры перебивались не случайными заработками, а подкармливались собственными родственниками или маргиналами из интеллигенции (в том числе – промышленников).

Большевики, например, имели кассу, которой управляли В.И.Ленин, Л.Б.Красин и А.А.Богданов, и пополнялась она за время подпольного существования партии за счёт пожертвований частных лиц. Так промышленник-миллионер Савва Морозов через писателя М.Горького вносил в большевистскую казну по 2000 рублей ежемесячно. Когда на французской Ривьере он покончил жизнь самоубийством, большевикам через жену Максима Горького, которая являлась душеприказчицей Морозова, было передано 60 000 рублей из его наследства.

Н.П.Шмит, богатый владелец мебельной мануфактуры и родственник С.Морозова, покончил с собой в 1906 году, когда должен был выступить ответчиком на суде по делу о предоставлении средств на закупку оружия для декабрьского московского восстания. Шмит не оставил завещания, но устно сообщил Горькому и другим знакомым, что хотел бы передать своё состояние в 500 000 рублей социал-демократам. Деньги перешли к ближайшему родственнику умершего, его младшему брату. Юного брата-наследника быстро уговорили отказаться от наследства в пользу двух сестёр. Младшая из девушек, несовершеннолетняя, была обвенчана с большевиком по имени Виктор Таратута; чтобы ввести полицию в заблуждение, её выдали замуж вторично, фиктивно, за почтенного обывателя. 190 000 рублей, полученные ею в результате замужества, были переданы в большевистскую кассу в Париже. Вторая часть наследства Шмита находилась в руках мужа старшей сестры, социал-демократа, симпатизировавшего большевикам. Он, однако, решил оставить деньги себе. Спор был вынесен на социалистический арбитражный суд, по решению которого большевикам причиталась только часть наследства, но со временем муж наследницы вынужден был передать им все деньги. Таким образом, большевикам удалось прибрать к рукам от 235 000 до 315 000 рублей из Шмитовского наследства (Пайпс 1990, том 1).

Большевикам до 1906 года давали деньги и многие другие жертвователи – сам М.Горький, агроном А.И.Ерамазов, управляющий поместьями в Уфимской губернии А.Д.Цюрупа, вдова сенатора Александра Калмыкова, актриса В.Ф.Комиссаржевская и др. В то время в либеральных кругах России считалось признаком хорошего тона давать деньги на различные партии, и в числе лиц, исправно выплачивавших ежемесячные суммы от 5 до 25 рублей на эти цели, были и крупные адвокаты, и инженеры, и врачи, и директора банков, и чиновники государственных учреждений. Деньги давались не только большевикам, но и другим оппозиционным царизму кругам и партиям.

После первой революции 1905 года пожертвования сочувствующей буржуазии большевикам сократились почти до нуля, и с начала 1906 года большевики стали прибегать к «экспроприациям», совершая налёты и грабя почтовые и железнодорожные кассы, поезда и банки. Во время знаменитого ограбления государственного банка в Тифлисе в июне 1907 года они выручили 250 000 рублей, большая часть которых была в банкнотах по 500 рублей, серийные номера которых подлежали обязательной регистрации. Впоследствии несколько лиц, пытавшихся обменять в Европе украденные 500-рублёвые банкноты, были арестованы – все они, в том числе будущий советский министр иностранных дел М.М.Литвинов, оказались большевиками. Сталин – один из организаторов налёта, даже был за это исключён на некоторое время из социал-демократической партии.

Февраль 1917 года «смёл» старую монархическую власть и революционеры из слоя разночинной интеллигенции, составляющие различные партии, наконец-то почувствовали, что их желания могут реализоваться, и наиболее активные партии «пошли в массы», привлекая в свои ряды новых сторонников. Легче всего на революционные призывы откликаются те, чьё мировоззрение неустойчиво – люмпен-пролетариат, а в 1917 году его ряды резко расширились за счёт бежавших с фронта солдат или малоквалифицированных рабочих из вчерашних крестьян.

В курортной Ялте, полной выздоравливающих офицеров, люди, «бывшие многие годы скромными верноподданными, вдруг объявили себя эсерами: полицейский, врач, учитель гимназии, …забитый агроном-кооператор, несколько прапорщиков». В эсеры ринулись и бывшие черносотенцы. «У всех было стремление прикрыться фиговым листом социализма, причём никто не давал себе отчёта, к чему последний обязывал, – свидетельствовал один весьма проницательный наблюдатель. – Он воспринимался как нечто гуманное, хорошее… безобидно мессианское». А между тем, основная обывательская масса населения оставалась равнодушна. Немногочисленный квазипролетариат – типографские рабочие, грузчики, служащие в гостиницах, приказчики, аптекарские служащие – тут же увлеклись забастовками. В последних поражала «несоразмерная высота требований, озлобление», типично лакейское желание «побарствовать» (Булдаков, 2010). В.П. Булдаков использовал термин «квазипролетариат». В нашем понимании – это люмпен-пролетариат. И он стремительно рвался во власть через различные социалистические партии.

Известно, что к моменту свершения Февральской революции большевики насчитывали в своих рядах около 24 тыс. членов (меньшевики – почти в два раза больше!). А уже к октябрю 1917 года в большевики пошло столько желающих, что их численность выросла до 350 тыс. человек – почти в пятнадцать раз! Для справки: численность меньшевиков выросла до 200 тысяч человек (только в четыре раза). Из этой простой арифметики следует, что к моменту Октябрьской революции среди большевиков революционеров со стажем, а значит, с полностью сформировавшимся марксистским мировоззрением, было всего лишь 6,8% – только каждый пятнадцатый большевик был убеждённым марксистом, а остальные четырнадцать из пятнадцати были людьми политически безграмотными!

«Это был период бурного роста всех политических организаций, широко открывших двери для всех желающих. Партии разбухали, как на дрожжах. Старое «ядро» (если оно существовало) растворялось и оттеснялось потоком новоиспечённых членов, нередко записывавшихся в организации лишь под влиянием сиюминутного настроения, «моды» или стремления сделать политическую карьеру. В результате партии превращались в нечто рыхлое и бесформенное. Такого рода процессы особенно наглядно прослеживались, например, у социалистов-революционеров, численность которых уже весной 1917 года достигла нескольких сот тысяч человек.

«В открывшихся для всех входных дверях этих партий, – писал Виктор Чернов, – происходила неимоверная давка; партии так разбухали от наплыва новобранцев, что вожди уже начали смотреть на этот наплыв с тайным ужасом: во что превратятся эти партии, когда старая их гвардия распустится в серой, политически неопытной, наивно-доверчивой массе? Не будут ли решения этих масс совершенно случайными, не потеряют ли партии всякое лицо, не станут ли они неустойчивыми соединениями, флюгерообразно вертящимися под ветром настроений бесформенной улицы?

… Выросла и большевистская партия. Возвращались те, кто в предшествующие годы по разным причинам отходил от активной работы. Вступили те, кто раньше значился в «сочувствующих» и кого знали по участию в стачках и демонстрациях. Принимали и тех, кто проявил себя в февральские дни. А за ними пошла и более широкая масса, как говорили тогда, – «новорождённых» большевиков»» (Логинов 2016, с. 156).

Конечно, в большевики в этот период вступали разные люди, и были, конечно же, среди вступивших в партию люмпен-пролетарии, весьма поверхностно понимающие марксизм, но умевшие при необходимости вовремя применить тот или иной марксистский лозунг перед толпами трудящихся. А поскольку в общей массе люмпен-пролетариев было около 80% тех, кто вышел из беднейшего крестьянства, то и мировоззрение люмпен-пролетариата было соответствующим: прежде всего – создать мирок собственного благополучия, а потом думать о других. К концу 1917 года партию большевиков заполонили люмпен-пролетарии и большевистская партия стала отражать их интересы.

Когда большевики в октябре 1917 года взяли власть в свои руки, Советы стали хозяйственной и политической доминантой страны, и старое государственно-бюрократическое чиновничество было отправлено «на свалку истории». Этому помогла и всероссийская забастовка служащей интеллигенции, которая не приняла большевистский переворот и отказалась выходить на свои присутственные места. Работа банков, почт, телеграфа, казначейства, школ и др. была практически парализована (Пайпс 1990 том 2). Конечно, в глазах большевиков это называлось «саботажем», но на самом деле забастовка явилась выступлением служащих против нарушения законности в стране и существующей демократии. Временное правительство никто особенно не собирался защищать – оно дискредитировало себя в глазах народа. Все ждали Учредительного собрания, выборы в которое должны были вот-вот состояться, а потому и большевиков с их Советами, как новой, народом не принятой, формой власти никто не ждал. Всеобщая забастовка началась с забастовки государственных служащих, а затем к ней примкнули служащие частных компаний и работников железной дороги. Жизнь государства была парализована. Большевикам было некем управлять. Они клятвенно обещали быть «временными» до Учредительного собрания и поддержали процедуру выборов делегатов в Учредительное собрание⁹, но и это им не помогло успокоить народ. Другие бы покаялись в содеянном и ушли в сторону, но не такими были большевики!

Для того чтобы сломить сопротивление служащих, большевики создали 7 (20) декабря 1917 года «Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете Народных Комиссаров» (ЧК). Слово «саботаж» в названии этой комиссии тогда являлось ключевым. Контрреволюции ещё и не было. Руководили ЧК «пламенные революционеры» в основном из большевиков, а их волю исполняли рядовые сотрудники ЧК. Кто это был? Частью – рабочие, частью – крестьяне, частью – студенческая молодёжь, но в основном это были люмпен-пролетарии, уже включённые в систему нарождающейся советской власти.

Эта «комиссия» под угрозой сурового наказания принудила служащих выйти на работу. Если этого не происходило сразу, руководство учреждений увольнялось, а их места занимали либо лояльные к советской власти чиновники более низкого ранга, либо находящиеся под рукой у большевиков готовые на всё люмпен-пролетарии, вступившие в партию большевиков¹⁰.

Через неделю после образования ЧК В.И.Ленин пишет Проект «Декрета о проведении в жизнь национализации банков и о необходимых в связи с этим мерах» (Декреты Советской Власти, с. 227 – 229). Первым пунктом этого «Проекта» значится: «Все акционерные предприятия объявляются собственностью государства». В этом же проекте В.И.Ленин рекомендует ввести «всеобщую трудовую повинность», в соответствии с которой все не работающие граждане «обязаны выполнять те работы, которые будут назначаться местными Советами» (Декреты Советской Власти, с. 228), а «саботажники и бастующие чиновники, а равно и спекулянты» заключаются в тюрьму, отправляются на фронт ли на принудительные работы (Декреты Советской Власти, с. 229). И хотя в итоговом документе «Декрете о национализации банков» этих пунктов нет, программа Ленина была ясна и в ближайшие месяцы все эти идеи были реализованы.

В январе 1918 года накануне открытия Учредительного собрания Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет (ВЦИК) принял Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа, подготовленную В.И.Лениным, в первых пунктах которой значилось, что Россия объявляется Советской Республикой, земля национализируется, также как национализируются фабрики, заводы и банки, вводится всеобщая трудовая повинность и т.п. Я.М.Свердлов, открывая Учредительное собрание 5 (18) января 1918 года, зачитал эту Декларацию и предложил Учредительному собранию принять её.

Поскольку в народе после отречения от власти царя не было единого мнения о том, какой должна быть Россия, и было принято решение созвать Учредительное собрание для того, чтобы оно определило форму государственного строя страны. За два дня до открытия заседания Учредительного собрания 3 (16) января было опубликовано «Постановление ВЦИК о признании контрреволюционными попыток со стороны кого-либо или каких-либо учреждений присвоить себе функции государственной власти», в котором говорилось о том, что все такие попытки будут подавляться силой (Декреты Советской Власти, с. 323 –324). Учредительное собрание не прислушалось к этой угрозе и отвергло предложение ВЦИК о принятии Декларации и установлении Советской власти, что послужило основанием для её роспуска, и делегаты Учредительного собрания на следующий день 6 (19) января в здание Таврического дворца допущены не были, а в газетах был опубликован Декрет о роспуске Учредительного собрания. В вину Учредительному собранию как раз и ставился отказ принять ленинскую Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа.

Так в течение двух-трёх месяцев произошла существенная смена государственного строя и государственного аппарата – старых чиновников заменили новые из люмпен-пролетариев. На смену людям, обладающим опытом административной работы и профессиональными знаниями, приходили вчерашние изгои общества с ущербным мировоззрением (сначала надо удовлетворить собственные потребности в максимально возможной степени), с начальным образованием и без всяких профессиональных навыков в той области, в которой им предполагалось управлять. Да и ремеслу управления они нигде не учились. Очевидно, что эффективность государственного управления ещё более снизилась.

Реальная власть в стране оказалась не столько в руках её верхушки – советского правительства, а в руках тех, кто выполнял распоряжения верхушки и реально располагал и распоряжался финансовыми, материальными и трудовыми ресурсы страны – в руках люмпен-пролетариата. Поскольку проводилась широкая национализация предприятий, то и здесь для руководства этими предприятиями нужны были руководители «из своих» – люмпен-пролетарии стали директорами предприятий и организаций.

Теория менеджмента выделяет три стиля руководства: авторитарный, либеральный и демократический.

Авторитарный стиль управления означает, что руководитель правит единолично – все решения принимаются им без учёта мнения других людей, его распоряжения не обсуждаются и должны безукоризненно выполняться, а в противном случае нарушивший это правило безжалостно наказывается. Такое управление строится на страхе, а потому не способствует раскрытию творческого потенциала и профессионального мастерства подчинённых. Кроме того, основной принцип такого руководства: достижение цели – это главное, а способы достижения этой цели второстепенно. Из этого принципа и родился главный лозунг советских военачальников периода Второй мировой войны – «победить врага любой ценой». Для того чтобы так руководить не нужно особого ума или управленческих навыков – нужно быть жестоким и уметь наказывать. При этом, конечно же, следует считать себя умнее и лучше всех окружающих.

Либеральный стиль руководства также не предполагает наличия знаний в сфере управления или управленческих талантов. Такой руководитель практически не вмешивается в работу вверенного ему коллектива, а потому его подчинённые предоставлены сами себе. Решения руководитель старается не принимать, а если в этом появляется необходимость, то он принимает не лучшее, а понравившееся ему решение. Понятно, что при таком управлении (за исключением редких случаев) организация обречена на развал.

Демократический стиль руководства предполагает глубокое знание теории менеджмента и (или) наличие таланта управления. Здесь руководитель управляет так, чтобы максимально раскрыть потенциал своих подчинённых и наилучшим способом использовать имеющиеся в его распоряжении ресурсы. Для этого руководитель делегирует часть своих полномочий подчинённым и наиболее сложные вопросы принимаются на коллегиальной основе.

Люмпен-пролетарии – неудачники по своей сути. Оторвавшись от своего социума в поисках лучшей жизни в социумах более высокого уровня иерархии, они так и не смогли добиться этой цели по разным причинам, но в основном – из-за неадекватной оценки собственных сил и способностей. И вот такие люди, не обладающие особыми талантами и тем более – не имеющие никакого опыта руководства, в одночасье становятся руководителями. В таком случае они руководят либо в стиле авторитарном, либо в стиле либеральном. Руководители либерального типа разваливали всё, чем руководили и они замещались теми, кто мог выполнить поставленные перед ними задачи – любой ценой.