Текст книги "Чаша Одина"

– Этот мир никогда не будет твоим, смертный. Ты открыл дверь тому, кто не в пример могущественнее тебя. И он уже собирает под свои знамёна армию, перед которой не устоит никто. И Одрёрир тебе теперь не поможет.

Он сделал быстрый знак рукой – и пол под ним распался, поглотив его в себя, как зыбучий песок. Сумарлиди посмотрел на так и сидевшего на своём постаменте Нагли.

– О чём он говорил?

– О Сурте, мой «повелитель», – с нескрываемой иронией ответил ему тролль. – О Сурте, которого я призвал с твоей помощью. И дравгары6363
  Дравгар – оживший мертвец


[Закрыть] уже восстали из своих могил, чтобы сражаться за него в последней битве – в Рагнароке. Прощай! И наслаждайся своим «мировым господством», покуда это возможно. У тебя осталось совсем немного времени для этого.

Он кивнул куда-то вверх, и, подняв голову, Сумарлиди с ужасом увидел прямо над собой быстро вращающуюся облачную воронку, неторопливо опускавшуюся ему на голову. Туманные волны этой воронки вздувались тяжёлыми клубами, а в её центре проглядывало нечто, отдалённо походившее на опалённое неземным жаром лицо, чьи глаза – два обжигающих пламени – буравили норвежца голодным взглядом. Дико закричав, Сумарлиди попытался выскочить из-под неё, но натолкнулся на незримую преграду и был отброшен назад: круг, нарисованный Нагли, не выпускал норвежца за свои границы, удерживая его внутри, как в клетке. Презрительно сплюнув, Нагли с независимым видом спустился с сейдхьялльра и направился к выходу из тронного зала.

– Вернись, предатель! – завопил ему вдогонку Сумарлиди, и его голос треснул, сорвавшись на фальцет. – Я твой король, и я приказываю тебе!

– Отныне ты – никто, – задержавшись на миг, процедил Нагли. – А никто не может быть королём.

И он вышел, оставив трясущегося от ужаса и ненависти Сумарлиди одного в пустом зале. Пока одного – лицо Сурта становилось с каждым мгновением всё отчётливее. И всё ближе опускалось к сжавшемуся в центре мелового круга норвежцу.

***

Отряд Ахарна нёсся сквозь ночь, не замечая преград. Альфарские скакуны с каждым шагом покрывали несколько миль, и самые высокие деревья едва задевали их копыта. В домах людей, мимо которых пролетала эта колдовская кавалькада, звенела посуда, мебель выплясывала дикие коленца, раскрывались и снова захлопывались двери. А граф со своими альвами уже мчался дальше, оставляя под копытами их коней мили и мили заснеженного пространства.

Торкель и Бьярн летели вместе с ними, боясь даже дышать, чтобы не выпасть из седла. И мысль отправиться с альвами на подмогу к Ингарду уже не казалась им такой уж хорошей идеей. Торкель Чёрный, в пику своему прозвищу, был сейчас белее снега, хотя не признался бы даже под угрозой смерти, что испугался этого безумного бега; Бьярну с его разрубленным плечом приходилось ещё хуже. Но оба они крепились, и альвы не услышали от них ни слова жалобы или проклятья. Тем не менее, когда впереди мрачной стеной вырос Рамскелл, оба не смогли сдержать вздохов облегчения – для викингов даже смерть в предстоящем сражении была куда предпочтительнее сумасшедшей скачки на сумасшедших скакунах. Потому что смерть если и приходит, то быстро, а ожидание её – от падения с лошади на всём скаку или от меча тролля, не важно – длится бесконечно.

Ахарн первым натянул поводья, а следом за ним остановился и его отряд. Бьярн, серый от боли в потревоженной скачкой ране, подъехал к графу поближе и тихо спросил:

– В чём дело? Почему мы не едем дальше?

– Разве ты не видишь? – удивлённо посмотрел на него Ахарн. – Мы опоздали!

– Что значит «опоздали»? – вмешался Торкель.

– Дравгары покинули свои могилы, а это значит, что Рагнарок уже начался.

Ахарн указал на долину перед ними, и только теперь викинги обратили внимание на слабенькие огоньки, похожие на пламя свечей, мигавшие на вершинах курганов. Вблизи они были редки, но дальше всё сгущались и сгущались, пока у самых предгорий Рамскелла не сливались в безбрежное светоносное море.

Торкель оглянулся и позади увидел то же самое.

– Это происходит везде, – словно прочитав его мысли, произнёс Ахарн. – Сурт собирает свою армию по всему Мидгарду, а скоро к нему присоединится и Локи со своими детьми, и тогда…

Он не договорил, да этого и не требовалось. Норвежцы и так знали, что последует за появлением лукавого бога – Рагнарок. Сумерки Богов, в которых погибнет всё живое. И Мидгард, мир людей, исчезнет, словно его и не существовало никогда.

– Там Ингард, – справившись с первым потрясением, упрямо сказал Бьярн. – А значит, не всё ещё потеряно.

– Смертному не дано изменить предначертанное норнами, – усмехнулся граф.

– Но он хотя бы попытается это сделать! – выведенный из себя фатализмом альва, крикнул норвежец. – И я помогу ему в этом. А вы можете сложить руки и дожидаться конца, раз вам так спокойнее.

Он высвободил ногу из стремени и, морщась от боли, спешился. Торкель последовал его примеру, молча вытащив из-за пояса свой топор. И в этом молчании было столько красноречивости, что альвы потупились, стыдливо отведя глаза в сторону.

– К Сурту! – рявкнул Ахарн, досадливо тряхнув головой. – Вы правы – нужно хотя бы попытаться!

Он повернулся к своим воинам.

– Вы знаете, что нас ждёт – смерть. Но она придёт к нам так или иначе, и я предпочту встретить её с мечом в руке, а не в тёмном углу своего замка, стеная от страха. А вы можете либо присоединиться ко мне, либо отправляться обратно. Решайте сами.

Альвы переглянулись, но никто и не подумал нарушить строй и развернуть своего коня.

– Мы с вами, граф, – сказал тогда Хлёдвер, ближайший соратник Ахарна, которому тот доверял, как себе. И Ахарн неожиданно для всех радостно улыбнулся и выхватил меч.

– Что ж, – прогремел в ночи его звучный глас. – Давайте покажем этим ожившим трупам, на что способны альвы… – Он посмотрел на стоявших пешими викингов, напряжённо слушавших этот разговор, и добавил: – …и люди, и загоним обратно в их гнилые могилы!

Торкель удовлетворённо кивнул и, подсадив Бьярна, полез обратно в седло своего коня. Ахарн, дожидаясь, когда они устроятся, с тоской, не заметной постороннему взгляду, окинул взглядом снежную равнину, на которой гнилушным светом горели дравгары, и зубчатую крышу гор с раскинувшимся над нею полотнищем звёздного неба. Этот мир не был самым совершенным из миров, но он стоил того, чтобы ради него умереть. И, решившись, граф скомандовал, стараясь не думать о том, что делает он это в последний раз:

– Вперёд!

И лава альвов медленно двинулась на армию мертвецов, постепенно набирая скорость…

17. Битва богов

Ингард бесшумно крался по коридорам огромного королевства троллей, надёжно укрытый от посторонних глаз тарнкаппе, волшебным подарком альфары Глорианы, и непроглядной тьмой, царившей здесь от самого сотворения мира. Бигли, указывающему ему дорогу, подобные предосторожности не требовались – накинув на голову капюшон своей бесформенной хламиды, он теперь ничем не отличался от прочих троллей, которые могли им встретиться на пути. Впрочем, пока они не встретили никого, и это одновременно и радовало, и настораживало. Бигли никак не мог понять, куда делись его сородичи, и потому нервничал, чувствуя копящееся напряжение в самом воздухе Рикнесса. Напряжение, готовое вот-вот разразиться грозой.

– Где все? – тихо спросил Гейр, чувствовавший то же самое, что и тролль. Бигли раздражённо пожал плечами.

– Почём я знаю? Я же валялся полумёртвый совсем в другом месте, помнишь?

– Я только спросил, – миролюбиво отозвался Ингард. Бигли вздохнул, успокаиваясь.

– Я действительно не знаю, куда все делись. И мне это не нравится.

Тихий, но явственный шорох, донёсшийся из темноты, заставил его умолкнуть. В то же мгновение из этой тьмы на него обрушилось нечто бесконечно длинное, неподъёмно тяжёлое и твёрдое, как железо. Это «нечто» заключило его в свои необоримые объятья и принялось деловито выдавливать из него не только воздух, но и жизнь. Бигли успел только коротко охнуть – и потерял сознание, услышав, как затрещали его кости…

Гейр похолодел, увидев это нападение, и на некоторое время потерял способность к действию. В его голове не было ни одной связной мысли, только ощущение растерянности и безнадёжности. Но постепенно оно слабело, отпуская норвежца, и взамен в душе Ингарда поднималась всепоглощающая злость. Она вспучивалась, как грязная пена, но эта грязь вымывала из самых дальних закоулков грязь другую, грязь отчаяния, покорности и страха. И, яростно зарычав, Гейр выхватил Хрунтинг из ножен и по самую рукоятку всадил его лезвие в извивающееся перед ним змеиное тело.

Тварь, напавшая на Бигли, от неожиданности и яростной боли оглушительно зашипела и дёрнулась, пытаясь избавиться от пронзившего её меча. Но Гейр и сам рванул меч на себя – для того, чтобы, освободив, тут же ударить снова. И снова. И снова. Скрытый магией тарнкаппе, Ингард стал для змея невидимым кошмаром, причинявшим непереносимые страдания, и куда бы змей ни стремился уйти от него, Хрунтинг всюду настигал его – и рубил без остановки, кромсая его плоть в куски.

Змей заметался. Его судорожные рывки из стороны в сторону выглядели жалко, но в сердце Гейра не было жалости. И он остервенело работал мечом, вырывая из тела подземного чудовища огромные ошмётки плоти. В змее сейчас сражались два противоречивых чувства: адская боль, от которой хотелось оказаться как можно дальше, и жадность, не позволявшая бросить добычу. Но боль всё-таки оказалась сильнее, и израненный змей уполз, наконец, в скалу, из которой вылез.

Ингард дрожащей рукой вытер вспотевший лоб. Он только сейчас почувствовал, сколько сил истратил за этот короткий бой, и слабость накрыла его волной. Но где-то тут лежал Бигли, и неизвестно было, жив ли он ещё. Опустившись на корточки, Гейр пошарил рукой вокруг и вскоре наткнулся на тело тролля. Его грудь вздымалась и опадала, и, облегчённо вздохнув, Ингард потряс его за плечо. Бигли тихо застонал.

– Где… оно? – сдавленным шёпотом спросил тролль, не делая попытки подняться.

– Уползло, – ответил таким же шёпотом Ингард. И, передёрнувшись от отвращения, добавил: – Надеюсь, что оно издохнет.

– Вряд ли, – отозвался Бигли. – Граввитнир такой же живучий, как и тролли… и даже больше.

– Граввитнир? – недоумённо повторил Ингард.

– Отец змей, – пояснил Бигли.

– Но он же обитает в Нифльхейме! – припомнив древние сказания, удивился норвежец. Бигли, хоть это и не было видно в темноте, кивнул.

– И даже глубже – в колодце Хвергельмира. И раз он выполз оттуда в Мидгард, значит, внизу творится нечто такое, отчего ему там стало совсем неуютно.

– Что именно? – сглотнув ставшую вдруг тягучей слюну, спросил Ингард.

– Рагнарок, – ровным голосом отозвался тролль. – Только это способно так перетряхнуть все миры – до самого их основания. Так что нам ещё повезло, что это был не сам Нидхёгг. Пока не Нидхёгг.

– В таком случае нам совсем не нужно сидеть здесь и дожидаться его, верно? – хмыкнул Гейр, хотя ему было совсем не весело.

– Верно, – вздохнул Бигли. Опираясь на невидимую из-за тарнкаппе руку норвежца, тролль встал. Его пошатывало, но всё-таки он сумел устоять на ногах. И, продолжая держаться за Гейра, медленно двинулся дальше по коридору, едва не ставшему его могилой.

***

Спираль, закрывшая собой уже весь потолок зала, эволюционировала. Застыв в каком-то болезненном экстазе, Сумарлиди наблюдал, как она, постепенно уплотняясь, приобретала глубину, из облачной воронки превращаясь в бесконечный, наполненный космической тьмой туннель.

Откуда-то пришёл звук, тонкий, как звон далёкой струны, он то взвивался жаворонком, и тогда почти переставал быть слышимым, то опускался до баса, и тогда всё тело норвежца начинало резонировать ему в такт.

Вихрь вдруг дрогнул и перекосился, его вращение стало неравномерным. Звук усилился, перешёл в рёв урагана, который физически давил на ошеломлённого Сумарлиди, пригибая его к полу. Серая взвесь у него над головой всколыхнулась, вспучилась бугром – и с грохотом опала, расплескав по залу тяжёлые волны светлого дыма. А когда тот рассеялся, Сумарлиди увидел перед собой колоссальную угольно-чёрную фигуру, заполнившую огромный тронный зал Рикнесса без остатка. И всё равно ей было тесно здесь, под спудом скал Рамскелла; лишь просторы всего Мидгарда были достаточны, чтобы вместить её целиком. Бюлейст-Сурт, страж Муспелльхейма, вышел на свободу – и не желал ограничивать её хоть какими-то рамками!

– Напрасно ты явился сюда, Чёрный, – прозвучал в установившейся хрупкой тишине чей-то голос, и Сумарлиди, уже ничему не удивлявшийся, увидел появившегося неизвестно откуда старика, спокойно стоявшего напротив возвышавшегося над ним горой Сурта. – Тебе здесь не рады.

– А когда меня волновала чья бы то ни было радость, Форсети? – громогласно отозвался Бюлейст, но Сумарлиди заметил, как съёжился и напрягся огненный великан, словно опасался этого старика. А тот мягко улыбнулся и покачал головой, словно пеняя несмышлёному малышу.

– Увы, ты и твой брат Локи действительно никогда не отличались чуткостью. Но это не поздно исправить, Бюлейст. И пророчество вёльвы не исполнится, как множество пророчеств до него.

– Фьялар уже прокричал в Йотунхейме, Форсети, – покачал своей ужасающей головой Сурт. – А ему ответил Гуллинкамби в Асгарде и Рустен-Рёд6464
  Фьялар, Гуллинкамби и Рустен-Рёд – петухи, возвещающие начало Рагнарока


[Закрыть] в Нифльхейме. Спускаются на воду Нагльфар6565
  Нагльфар – корабль из ногтей мертвецов


[Закрыть] с турсами6666
  Турсы – другое название йотунов, великанов


[Закрыть] на борту, которым правит великан Хрюм, и ладья Хель, которой управляет её отец и мой брат Локи. Сыны Муспелля6767
  Сыны Муспелля – огненные великаны


[Закрыть] седлают своих коней, а Фенрир6868
  Фенрир – чудовищный волк, сын Локи


[Закрыть] уже рвёт сковавшую его Глейпнир6969
  Глейпнир – цепь, которой эзиры сковали Фенрира


[Закрыть], и скоро она не выдержит его рывков. Рагнарок неизбежен, Форсети, и ты знаешь это, как никто другой.

– Но Глейпнир ещё цела, Йормунганд7070
  Йормунганд – мировой змей


[Закрыть] ещё не восстал со дня океана, а Гарм ещё не пролаял в Гнипахеллире, – возразил Форсети. – А значит, час последней битвы пока не пробил. И есть время всё остановить.

– Ошибаешься, – усмехнулся Сурт, почувствовавший за словами спакона слабость. – Вот времени-то как раз и не осталось.

И он вдруг вспыхнул ярче тысячи солнц, обрушив на Форсети шквал испепеляющего пламени.

***

Ахарн на всём скаку врубился в молчаливое воинство мертвецов, как колун врубается в полено. Он со своими воинами смял первые ряды, а остальные откинул назад. А потом в дело пошли мечи, и копья, и копыта альфарских скакунов, крушившие черепа дравгаров, как боевые молоты. Живые мертвецы падали, как трава под косой, не в состоянии удержать этот натиск, и если бы это не было так безнадёжно, альвы испытывали бы настоящую радость от схватки. Но они знали, что нельзя убить мертвеца, и продолжали битву только из-за упрямства и потому, что у них просто не было иного выхода. Их силы постепенно таяли, и все понимали, что рано или поздно наступит момент, когда их мечи покажутся им неподъёмно тяжёлыми. И это будет их конец.

Дико заржала лошадь Хлёдвера, но сейчас же смолкла, погребённая под многочисленными телами дравгаров. Мертвецы рвали коня и наездника ногтями и зубами, лакая живую дымящуюся кровь. Ахарн видел это, но ничем не мог помочь, с трудом сдерживая сразу три десятка врагов, не ведающих ни страха, ни усталости.

Один из них сунулся прямо под меч, и сталь снесла ему голову и плечо. Мертвец развалился буквально напополам, но продолжал упорно лезть вперёд, слепо молотя воздух уцелевшей рукой. Ахарна передёрнуло от отвращения, и он на миг утратил бдительность. И сейчас же закричал от боли: один из дравгаров подобрался поближе и впился зубами ему в бедро. Отдёрнув ногу, граф вырвал её из стремени и зло ударил носком сапога в тронутое тлением лицо. Оно смялось, словно у дравгара не было костей черепа, и из пор сухой пергаментной кожи брызнуло что-то чёрное и дурно пахнущее. Конь Ахарна захрапел и наугад взбрыкнул задними ногами. Глухой удар показал, что копыта достигли цели. Но темп был потерян, и десяток других дравгаров навалились на альва сплошной стеной, мешая ему размахнуться и отбросить их прочь. Ахарн понял, что его битва закончена, и закрыл глаза, чтобы не видеть тянущихся к нему мёртвых рук.

– Держись! – крикнули где-то совсем рядом, и Ахарн почувствовал, что свободен. Открыв глаза, он увидел Торкеля Чёрного, разметавшего дравгаров древком копья, а двоих из них пронзившего насквозь. Отшвырнув застрявшее в мертвецах копьё, викинг выхватил из-за пояса свой топор и буквально вбил обухом голову третьему дравгару ему в плечи. Прикрывая Торкелю спину, но не вылезая вперёд – рана не располагала к геройству, – за ним неотступно следовал Бьярн, ограничивающийся скупыми, но точными ударами. Эти двое сражались, как одно целое, понимая друг друга без слов, и Ахарн впервые всерьёз подумал, что и у смертных, оказывается, есть чему поучиться.

– Ещё не время умирать, граф! – весело оскалясь, крикнул альву Торкель. – У нас есть работа, и никто, кроме нас, её не сделает!

Натужно ухнув, викинг снёс голову очередному дравгару, подошедшему слишком близко, и бросил своего коня вперёд, грудью и копытами того опрокинув ещё троих. Ахарн встряхнулся. Ощущение обречённости покинуло его, и смерть, такая пугающая для бессмертного, показалась не такой уж и ужасной, раз уж её презирали те, кому на роду было написано умирать. И, радостно гикнув, граф последовал за людьми в самую гущу схватки, круша подвернувшихся ему под руку дравгаров направо и налево.

***

Грохот, от которого заходил ходуном весь Рамскелл, застал их уже поблизости от тронного зала. Бигли остановился, широко открытыми глазами глядя прямо перед собой.

– Что это? – тронул его за плечо невидимый Ингард. Тролль сглотнул.

– Магия… Кто-то творит магию в самом сердце Рикнесса, но столь сильную я встречаю впервые.

– Одрёрир… – упавшим голосом предположил Гейр. Бигли отрицательно покачал головой.

– Это не похоже на чашу. Она даёт силу, а не выплёскивает её в мир таким бесконтрольным потоком. Скорее, это напоминает битву магов, но кто сражается здесь? И с кем?!

Гейр посмотрел вглубь лежавшего перед ними коридора, воздух в котором искрился от бушевавшей в нём энергии.

– Я должен попасть туда.

– Ты спятил?! – ахнул Бигли. – Там только смерть – и ничего больше! Эти двое, кем бы они ни были, уничтожат сейчас всё вокруг, и ты окажешься там как раз между молотом и наковальней!

– Там Одрёрир, – упрямо тряхнул головой Ингард. – И я должен получить его обратно, чего бы это ни стоило.

– Да на что он тебе? – взорвался тролль.

– Нужен, – просто ответил Ингард, разведя руками. Бигли вздохнул, признавая своё поражение.

– Хорошо. Идём.

– Ты не обязан идти вместе со мной, – мягко напомнил ему норвежец. – Это не твоя битва.

Бигли задумчиво потёр подбородок, прежде чем ответить.

– Знаешь, я хоть и тролль, но и у меня есть своя честь. Мы договорились, что я приведу тебя к Сумарлиди – и я приведу тебя к нему.

– Почему?

– Ты спас мне жизнь, – улыбнулся Бигли. – А долги нужно отдавать…

***

Оглушённый, Сумарлиди сел и мотнул головой, пытаясь вытрясти из ушей застрявший там пульсирующий, раздражающий гул. Вспышка Сурта выкинула его из мелового круга и швырнула через весь зал, едва не впечатав в скальную стену навечно, как необычный барельеф. Рядом жалобно звякнул Одрёрир и с лёгким металлическим скрежетом покатился вокруг Сумарлиди. Почти инстинктивно тот подхватил чашу – и спрятал её за пазухой, в ставшее уже привычным после бегства с Урнеса место.

Крепкие руки сжимали стаф…

А чёрная, не принадлежащая этому миру фигура даже не заметила этого, ведя настоящий бой со стариком, который перестал быть таковым. Форсети вырос, став под стать своему противнику, его морщины разгладились, а волосы и борода утратили седину, отдавая синью и чернью воронова крыла. Его густые смоляные брови сошлись на переносице, а голубые глаза стали пронзительно синими, сверля Сурта ледяным взглядом. Крепкие, совсем не стариковские руки сжимали стаф, оставленный Нагли, и гагат на его вершине раскалился добела, метая в Сурта одну молнию за другой. И Сурт корчился под их ударами, не в силах ни уклониться от них, ни остановить. Его рёв сотрясал скалы вокруг, и стон разрываемых скал ширился и рос, переходя в грохот обвалов. По всему залу зазмеились глубокие трещины – предвестники гибели Рамскелла.

– Вернись обратно в Муспелльхейм, Чёрный, и боль прекратится, – побелевшими от запредельного напряжения губами промолвил Форсети.

– Ни… ког… да! – с трудом выдавил Бюлейст, перебарывая терзавшую его муку, и взмахнул рукой. Появившийся в ней огненный меч прочертил дымящийся шрам по стенам тронного зала и скрестился с посохом спакона, высеча сноп ослепительных искр. Форсети пошатнулся, но устоял, и, отшвырнув меч огненного великана в сторону, наотмашь хлестнул его новой молнией. Сурт закричал, и Сумарлиди сжал голову ладонями, опасаясь, что она лопнет, как перезревшая тыква. Он не знал, что только Одрёрир спасает его от немедленной гибели, но чувствовал, что эта защита находится уже на своём пределе, ещё чуть-чуть – и она не выдержит. И тогда он превратится даже не в пепел, а в облачко пара, мгновенно растворившись в вихре скрутившихся вокруг него в диком противоборстве неземных сил.

– Уходи! – рявкнул Форсети, и ударил Сурта снова. – Именем Имира, прародителя твоего народа, и именами Фарбаути и Лаувейи, родившими тебя, приказываю – уходи! И не возвращайся обратно!

– Эзиры расчленили Имира, чтобы создать этот мир, а Один убил Фарбаути, когда я был ещё младенцем! – почти простонал Бюлейст, и его глаза вспыхнули от бешеной злобы. – Так что не тебе, эзиру, заклинать меня их именами!

Словно обретя от этой злобы второе дыхание, Сурт выпрямился – и обрушился на Форсети градом сокрушительных ударов, которые тот едва успевал парировать. Теперь отступал уже спакон, а Бюлейст напирал на него, отвоёвывая шаг за шагом. И всего несколько мгновений отделяло его от окончательной победы.