Текст книги "Дорога длиною в жизнь. Исповедь русского «семидесятника»"

На следующий день ноги в институт не шли: думал, что уже готов приказ о моём отчислении. Но всё обошлось, мудрое руководство понимало, что поступило с нами как с теми, кого учат плавать, просто бросив в воду. Более того: синхрон по тем временам оплачивался очень достойно, мы всё же отработали от «а» до «я» и за 1,5–2 часа «мучений» получили баснословную для студентов сумму в размере 30–40 рублей на нос. Нет худа без добра!

Эпизод второй, «хулиганский». Как-то мы проведали, что такого-то числа у Добкина день рождения, мы его очень любили и искренне уважали, поэтому решили сделать подарок. Судили и рядили и не нашли ничего умнее, чем купить бутылку хорошего коньяка. Приходим в аудиторию, рассаживаемся, заходит именинник, приветствует нас и садится за стол. Обрушиваемся на него с поздравлениями и вручаем спиртное. Виновник торжества берёт бутылку, благодарит нас, задумчиво вертит её в руках и вдруг говорит сидящему возле двери студенту: «Сорокоумов, придвиньте свой стол плотно к двери, чтобы никто не вошёл!» Саня быстренько выполнил приказ и сел обратно. Переглядываемся, недоумеваем, что бы это значило? Наше замешательство прерывает приятный тембр голоса Арнольда Борисовича: «Ребята, тут такое дело: мне несподручно идти с вашим подарком домой и объясняться с женой. Поэтому предлагаю выпить эту бутылку здесь!» Немая сцена… Далее Добкин откупоривает коньяк, передает его тому же Сорокоумову, просит пригубить и передать дальше. Бедный Саша вопросительно смотрит на преподавателя, на нас и понимает, что деваться некуда. Слегка отхлёбывает из бутылки (посуды, как вы уже догадались, в аудитории не было) и передаёт её сидящему рядом. Несколько зажатые, мы все делаем по глотку и возвращаем оставшееся Арнольду Борисовичу. Он берёт бутылку, почему-то взбалтывает содержимое и допивает до конца. А дальше Добкин как ни в чём не бывало блестяще и с максимальной пользой для нас проводит занятие! Когда я пишу эти строки, его уже давно нет с нами: царство Вам небесное, Арнольд Борисович, и вечная память!

Вообще годы, отданные студенчеству, наверное, одни из самых ярких и запоминающихся в жизни, богаты на интересные события. Если, читатель, ты не слишком утомлён предыдущими историями, позволь рассказать тебе ещё две, про строительный отряд и военные лагеря.

Стройотряд начался с того, что ближе к отъезду большинство ребят из моей группы принесли в деканат справки о том, что состояние здоровья не позволяет им потрудиться на стройках страны. Таким образом, честь внести свою лепту в подъём народного хозяйства нашей Родины выпала только мне и ещё одному парню.

Стройотрядная эпопея вспоминается и добрым, и недобрым словом. Возводили несколько объектов, в том числе впервые (как нас уверяли) в истории советских стройотрядов двухэтажный жилой дом. Работали много, добросовестно, с энтузиазмом, зачастую и в дождь, и в холод. Весело и дружно проводили вечера: пели под гитару, немного выпивали и т. д. Приехали на месяц с целью заработать какие-то деньги. Но ближе к отъезду ситуация изменилась: нам предложили остаться ещё на месяц, чтобы полностью достроить дом, посулив в этом случае заработок в размере 2 тысяч рублей на человека. Представьте, какие это были деньги для нормального студента, если, как вы уже знаете, стипендия составляла 40 рублей. Многие ребята, кто был лишён родительской финансовой «подпитки» (в том числе и ваш покорный слуга), поверили обещаниям руководства стройотряда и остались.

Следующий месяц работали ещё активнее и благополучно достроили объект. Нас поблагодарили за ударный труд, пожали руки и сказали, что зарплату получим по возвращении домой.

Приезжаем в Москву, идём в бухгалтерию института, предвкушая получение приличных, честно заработанных денег. Каково же было удивление, когда на брата нам выдали… по 30 (!) рублей! Тут же создалась инициативная группа, руководству института было направлено соответствующее заявление и начался «разбор полётов»… Закончилось всё экстренным собранием с участием руководства вуза, где выяснилось, что начальники нашего стройотряда, мастера из какой-то организации и несколько членов комитета комсомола института нас банально обокрали! Виновники оправдывались, частично признали свою вину, но что интересно: несмотря, по моему мнению, на явно уголовный характер этого дела, никто из них не сел! Трудно сказать, в чём тут дело: предположу, что в Инязе, спасая «честь мундира», совсем не хотели широкой огласки этого скандала, поэтому для ворюг (не побоюсь этого слова!) всё ограничилось исключением из комсомола и, соответственно, из института. Ещё интересная деталь: уже через год некоторые из них благополучно вернулись в alma mater! Наводит на некоторые соображения, правда? А свои деньги мы так и не получили…

А вот воспоминания о военных лагерях пробуждают в душе только положительные эмоции. Да, столичным юношам приходилось трудновато: по ночам мёрзли в палатках, по утрам умывались ледяной водой, кормили ниже среднего, поэтому по вечерам бегали в самоволку в соседний городишко за продуктами. А чего стоили занятия: например, трёхкилометровый кросс по пересечённой местности в противогазах да по жаре или так называемая «обкатка» танками! О последней стоит сказать особо. Где-то в середине сборов нам объявили, что на следующий день будет проведена эта самая «обкатка». Ну, мы в силу незрелого возраста в голову не взяли, но вдруг узнаём, что почти все наши сокурсники-«старики», отслужившие в армии до института, один за другим начинают откашивать от этого мероприятия. Тут мы насторожились и побежали пытать своих командиров-старлеев, как всё будет происходить. Те популярно разъяснили: сидишь в глубоком окопе, на тебя движется танк. Как только он максимально приближается к окопу, прижимаешься ко дну, машина проезжает над тобой, как только проехала – вскакиваешь и бросаешь вслед танку гранату-муляж (деревянную). Естественно, чтобы получить хорошую оценку, надо в него попасть. Ещё предупредили, что танкисты иногда любят похулиганить: проезжая над тобой, сбавляют скорость и начинают резко бросать танк то влево, то вправо, стараясь хорошенько засыпать тебя землёй. Да, было над чем призадуматься, но, слава Богу, всё завершилось благополучно! Я даже получил оценку «отлично», метко «поразив» танк.

Что из юмора? Первый день, переодели нас в солдатскую форму образца 1939 (!) года, сидим на завалинке, думаем, что будет дальше. Вдруг видим, что навстречу идёт тоже уже одетый по-военному наш сокурсник по прозвищу «маршал». Кто и почему так его назвал – история умалчивает, возможно, на контрасте: маленького роста, худой, тщедушный на вид и в соответствующих его комплекции очёчках. Подходит этот «маршал» к нам, встает во фронт, расправляет на гимнастёрке ремень и важно, громким голосом вещает: «Что, товарищи бойцы, привыкаете к армейской жизни?» Мы как грохнем, посмеялись так посмеялись.

Другой эпизод. Маршируем как-то за пределами лагеря и поём «Прощание славянки». Спели первую строчку припева – «Прощай, не горюй», на очереди вторая, и тут Андрюха Грачёв, известный балагур и юморист, как взвизгнет фальцетом: «Уходим завтра в море!» Строй чуть не рассыпался от смеха, ржали просто как кони. Потом долго удивлялись, как никто, в первую очередь Андрей, не получил заслуженного наряда вне очереди.

В военных лагерях, помимо теоретических и практических занятий, несения караульной службы, нам читали интересные лекции. Из анналов памяти всплывает одна, курсанта Львовского военно-политического училища. Тема была связана с политикой, сначала слушали ни шатко ни валко, пока лектор не упомянул фамилию Солженицына (шёл июль 1974 года, в феврале писателя-диссидента за несанкционированную публикацию своих произведений на Западе лишили советского гражданства и выслали из СССР). Тут аудитория сразу притихла, прекратились перешёптывания, и впервые в своей жизни из уст советского человека, причём военного, я услышал «крамольную» мысль о том, что в поднятой вокруг Солженицына шумихе, наносившей заметный ущерб престижу нашей страны в глазах мировой общественности, большая доля вины лежит… как вы думаете на ком? На самих кремлёвских властях! Лектор в спокойной, сдержанной манере аргументировал это следующим образом: если бы власть предержащие не развернули широкомасштабную травлю писателя внутри страны и предельно его не озлобили (сначала, мол, для развенчания культа личности Сталина его «приласкали», печатали рассказы, даже выдвигали на Ленинскую премию, а потом при смене руководства и корректировке политического курса стали бесцеремонно «задвигать»), вероятнее всего, не было бы никакого «Архипелага ГУЛАГа», который стал бесценным подарком Западу в его идеологическом противостоянии с СССР. Тогда я принял этот тезис к сведению, много размышлял над ним, но к окончательному мнению не пришёл. Сейчас же, с высоты жизненного опыта и приобретённых знаний, прихожу к выводу, что лектор был, наверное, прав! Если позволит здоровье и хватит земного времени, в другой книге я приведу ещё примеры того, как верховная коммунистическая власть сама себе активно рыла могилу, предпринимая ошибочные, на мой скромный взгляд, действия и игнорируя то, что необходимо было делать незамедлительно. Но это уже другая история.

Вспоминая военные лагеря и уже отталкиваясь от опыта прожитых лет, я прихожу вот к какому выводу: мы, если так можно выразиться, «попробовали» армию всего в течение месяца, так вот сейчас я очень жалею, что в своё время не прошёл полноценной двухгодичной солдатской службы. Я думаю, что меня бы это сильно закалило перед вступлением в большую жизнь, позволило бы твёрже стоять на ногах, грамотнее ориентироваться в непростых жизненных ситуациях, а главное – помогло бы значительно лучше разбираться в людях…

Завершить институтскую эпопею хотелось бы рассказом о событии, ставшем одним из самых ярких и запоминающихся в моей жизни, – стажировке в 1976 году (после четвёртого курса института) на Кубе! Дело в том, что в тот год наши страны договорились о проведении в центре Гаваны в здании местного Капитолия (являющегося, кстати, копией вашингтонского) широкомасштабной выставки «Достижения советской науки и техники».

В каждом павильоне, посвящённом отдельной конкретной теме, планировалось присутствие одного-двух советских специалистов для дачи объяснений кубинским посетителям мероприятия и двух переводчиков для обеспечения перевода на испанский.

Сейчас я вспоминаю о том, как здорово организаторы выставки продумали вопрос с толмачами: решили, что с советской стороны в основном будут ребята, а с кубинской – девушки. Где-то весной уже упомянутого года я узнал, что кандидатов мужского пола будут набирать в основном в Инязе, с нашего переводческого факультета, и в душе сильно надеялся, что обязательно попаду в желанный список, так как на испанском отделении был одним из лучших в учёбе. Каково же было моё искреннее удивление, когда в опубликованных на факультетской доске объявлений фамилиях для командирования на выставку своей не увидел! Особенно поразило наличие в списке одного очень слабого студента, учившегося, в отличие от меня, в основном на «удовлетворительно». Конечно, такая явная несправедливость сильно задела, а что было делать? Идти за правдой в деканат? Как-то не очень хотелось… Но в то же время не скрывал своей обиды в беседах на эту тему с сокурсниками и преподавателями. Не знаю, повлияло это как-то на ход событий, но через какое-то время узнаю, что того студента из списка удалили, а меня включили! Есть всё-таки на свете, подумалось мне тогда, справедливость! Радость была полной, но одновременно не верилось, что через непродолжительное время я впервые окажусь в далёкой и неизведанной Латинской Америке, в Карибском бассейне, на известной мне до того момента только по книгам, фильмам и рассказам солнечной Кубе! В общем, стал готовиться к командировке…

Началось всё, конечно же, с перелёта по маршруту Москва – Франкфурт-на-Майне – Лиссабон – Гавана: это был первый в моей жизни полёт на самолёте, и сразу же продолжительностью 16 часов! Да из них 8 часов над Атлантическим океаном! Как говорят, зрелище не для слабонервных! Помню, как весь полёт боролся со сном: вдруг засну, а что-нибудь произойдёт? Но организм не железный, несколько раз засыпал, но лучше бы этого не делал: в ужасе просыпался из-за того, что всё время снился один и тот же сон – моё кресло с треском отрывается и быстро летит вниз!

Тогда совсем не верилось, что пусть только в залах ожидания аэропортов, но я окажусь в Западной Европе – Германии и Португалии! Смогу зайти в магазины беспошлинной торговли «дьюти фри» и хотя бы взглянуть на виниловые пластинки своих любимых западных музыкальных групп и отдельных исполнителей, а также увидеть в свободной продаже вожделенные джинсы лучших американских и европейских марок! Не судите строго: я был тогда ещё очень молод, плюс люди старшего поколения помнят, как было тогда со всем этим в СССР…

Наконец самолёт касается гаванской земли, выруливает к зданию аэровокзала, останавливается, открываются двери, мы ступаем на трап, и… ощущение как в предбаннике! Прилетели 30 июня, в самый разгар лета: на улице за 30 градусов тепла плюс запредельная влажность от близости океана. Забегая вперёд, скажу, что первые две недели пребывания в Гаване, в пик акклиматизации, выходя днём из гостиницы или с работы на улицу, сразу же искали её теневую сторону, так как по солнечной идти было практически невозможно: одежда быстро становилась мокрой от пота, распухала голова и т. д.

Разместили нас в старой Гаване, в повидавшей виды и бывшей когда-то престижной гостинице, несколько обшарпанной снаружи, но очень чистой и опрятной внутри. Номера были двухместные, очень просторные, с высокими потолками. Как сейчас помню, что ресторан гостиницы считался одним из лучших в кубинской столице благодаря высокому профессионализму команды поваров, работавших там вместе многие годы. В продолжение темы, насчёт питания: учитывая, что инвалютные оклады нам, студентам, платили самые минимальные, по договорённости с кубинской стороной кормили нас три раза в день в этом ресторане, включая любые спиртные напитки, абсолютно бесплатно! Можете себе это представить? Тем более что тогда на Кубе были очень тяжёлые времена из-за экономического эмбарго со стороны США, кубинский народ в основной своей массе жил очень скромно, и с продовольствием ситуация была совсем не из лёгких. Конечно же, как мог выручал Советский Союз, оказывавший в те годы братской Кубе многомиллионную безвозмездную финансовую помощь, а кубинцы за это платили сторицей, в частности окружая советских людей, прибывавших на остров, колоссальной заботой и вниманием!

Из первых впечатлений на Острове свободы (неофициальное название Кубы. – С. В.) хотелось бы также поведать о том, что мы, инязовцы, неожиданно и впервые столкнулись с тем, что, оказывается, испанский язык в латиноамериканских странах далеко не однородный, очень сильно отличается от классического кастильского варианта, который мы к тому времени уже полных четыре года штудировали в институте. Это касается как фонетики, так и грамматики, а особенно лексики. Здесь язык характеризуется обилием так называемых «кубанизмов», то есть своих собственных названий явлений и предметов, в корне отличающихся от испанских. Плюс влияние английского языка как результат долголетнего, вплоть до 1959 года, присутствия на Кубе американцев. Всё это в совокупности приводило к тому, что мы, без году дипломированные специалисты, на первых порах очень плохо понимали кубинцев, а нужно было работать на выставке, которая вызвала на острове небывалый ажиотаж, и на переводчиках лежала большая ответственность. Старались быстро адаптироваться к кубинским реалиям испанского языка, получая неоценимую помощь в этом вопросе от местных коллег.

Другая трудность – специальная терминология. Только в Гаване я узнал, что по распределению обязанностей буду работать в павильоне вычислительной (!) техники. Я гуманитарий, а тут вычислительная техника, с которой я до этого абсолютно не сталкивался! Вспоминаю, что при первоначальном известии об этом меня буквально прошиб холодный пот, потом собрался, достал необходимые материалы и принялся за изучение дотоле неизвестной мне области человеческой деятельности. В этом мне очень помогла напарница по павильону, кубинская переводчица Марта. Она знала заранее, где будет работать, и к моему приезду была уже прилично подготовленной.

С Мартой мы быстро нашли общий язык, сразу же прониклись друг к другу искренними симпатиями, и это неудивительно: оба были молодыми – мне 22 года, ей чуть больше, объединяло также присущее обоим чувство юмора. Конечно, спустя какое-то время, а командировка длилась аж два с половиной месяца, я был совсем не против вступить с Мартой и в интимные отношения, но тогда ещё был достаточно застенчивым, довольно-таки замкнутым юношей и так и не решился на мужской, первый шаг в этом направлении. Правда, очень довлел и другой фактор – негласный запрет советским людям вступать в половые отношения с иностранками. А тут выставка, полно наших, ясно, что за тобой присматривали… В общем, только один раз, а было это на пляже, у меня с кубинкой произошло некое подобие секса, так, ни два ни полтора, особо и рассказать нечего!

Другое дело советские гражданки – здесь никто ничего не запрещал. Как я уже поделился с вами, с Мартой по моей вине толком ничего не получилось, а кровь-то по молодости лет играла! А у нас в группе переводчиков, несмотря на преимущественно мужской состав из родного института, было несколько девушек из других вузов, вот с одной из них я и сошёлся. Она была старше меня, гораздо опытнее в амурных делах, очень привлекательная стройная брюнетка. С одной стороны, учитывая, что мы находились в стране, где почти всегда ослепительно голубое небо, много солнца и великолепные пляжи, этот роман можно назвать курортным; с другой стороны, вместе работали на выставке, поэтому ему подойдёт и название служебный. Хотя в какой-то момент пробудились и определённые чувства, по крайней мере с моей стороны. С её – не знаю, возможно, тоже, хотя уже в Москве я понял, что основной целью Даши (назовём её так) в отношении меня было всё-таки замужество.

Роман наш развивался бурно, многих нюансов я уже, естественно, не помню, но один, пожалуй, самый яркий эпизод запомнился на всю жизнь. Один раз решили провести время в её номере. Начали с room service (с английского – обслуживание в номерах), чего только не заказали из еды, не отказали себе и в спиртных напитках, даже сейчас стыдно перед кубинкой, которая нам всё это привезла на тележке: как я уже рассказывал, ресторан в гостинице обслуживал нас бесплатно, а простым кубинцам в плане питания такое и не снилось! В общем, знатно потрапезничали, потом немного отдохнули от этого и в завершение приятного вечера занялись любовью! Здесь запомнился один пикантный момент: где-то примерно в течение часа (!) я никак не мог завершить процесс, моя бедная пассия всё это переносила стойко, а когда наконец всё пришло к логическому концу, наградила ласкающими любую особь противоположного пола словами, что я настоящий мужчина!

Наши отношения продолжились и какое-то время в Москве, я даже познакомился с её очень приятной, интеллигентной мамой, по-моему, она была архитектором, потом была отдельная встреча с папой, так как на тот момент они были в разводе. Помню, что Дашин отец поразил меня сильным умом и глубокими знаниями в сфере искусства. В свою очередь познакомил её с моей мамой, которой она понравилась. Мало-помалу всё шло к логическому, казалось бы, завершению – бракосочетанию, но что-то меня всё-таки останавливало, внутренний голос подсказывал, что не надо было этого делать. Тем более как-то невзначай я узнал, что моя подруга никогда не сможет иметь детей. Плюс очень отговаривал от супружества один опытный, рассудительный сокурсник, который на протяжении всех студенческих лет учил меня уму-разуму, давал много дельных, жизненных советов. Он напирал на то, что она, мол, не по годам опытная, деликатно намекал на то, что якобы у неё до меня мужчин было много и т. д. Закончилось всё тем, что соединиться с Дашей узами брака я не решился и нам пришлось расстаться. Жалел ли я по жизни о принятом решении? Скорее всего, нет. Часто вспоминал её раньше и иногда думаю о ней сейчас, нам было очень хорошо, до сих пор благодарен ей за всё, что она мне дала, но тогда поступил, наверное, правильно.

Закрывая женскую тему, хотел бы вернуться к кубинкам. Конечно, необычная красота многих из них была настоящим откровением для молодого человека, прибывшего совершенно из другого мира, из страны с суровым климатом и, соответственно, более сдержанными и серьёзными на лица людьми. Женщины и девушки на Кубе на любой вкус: белые, мулатки, негритянки. Особенно поразили меня мулатки: одних как будто воображаемый художник окрасил в коричневый цвет совсем слегка, другим добавил побольше коричневой краски, а для третьих её явно не пожалел – по цвету кожи почти негритянки. Здесь нелишне вспомнить одну кубинскую переводчицу на выставке, звали её Марлен. Представьте себе черты лица абсолютно от белой женщины, не сильно смуглую кожу и ослепительно-голубые глаза! Красота неописуемая! На острове много таких экземпляров, результат смешения кровей: у Марлен мама была кубинка, а папа француз.

Что-то я всё о женщинах да о женщинах, пора вернуться к работе. Короче, терминологию на испанском языке касаемо вычислительной техники я освоил довольно быстро, стал увереннее чувствовать себя в павильоне и уже почти не боялся вопросов посетителей. Правда, однажды волнение зашкалило, когда нам объявили, что в такой-то день в первой половине дня на выставку с визитом придёт лидер кубинской революции, легендарный Фидель Кастро. Несколько дней до прихода команданте только и думал об этом, вдруг он задаст вопрос, а я не очень пойму? Ночь накануне спал плохо, рано утром в павильоне поделился своей тревогой с Мартой, которая, в отличие от меня, сохраняла нордическое спокойствие и как могла меня успокаивала. Слава Богу, всё завершилось как нельзя лучше: Кастро пришёл к нам в павильон в сопровождении большой свиты, переводили ему помощники, так что нашего с Мартой участия и не потребовалось.

Выше уже упоминал, что кубинцы окружали нас, советских людей, исключительной заботой и вниманием. В частности, организовывали различные вечеринки, конечно же, со знаменитым на весь мир местным ромом «Гавана Клуб», как светлым, так и тёмным, пивом и т. д., во время которых мы беззаботно веселились, танцуя со своими коллегами по работе – кубинскими переводчицами. Кстати, именно на Кубе я впервые в своей жизни увидел карнавал и был буквально ошеломлён высоким мастерством участников: какая страсть! какие отточенные движения! сколько в них огня! какая гибкость! Да, думал я тогда, нам, людям северным, до этого далеко… Самое интересное, что, глядя на искромётно танцующих кубинцев, ты сам не можешь спокойно стоять на месте, и мы вместе с сопровождавшими нас кубинками включились в это дело и танцевали до упаду, с небольшими перерывами для принятия рома, вплоть до первых часов ночи!

Очень понравились кубинцы: открытая, жизнерадостная, неунывающая, несмотря ни на что, нация. Приветливые, доброжелательные люди.

Ещё хотел бы поделиться с читателем тем, что эта первая командировка за рубеж пошла мне, молодому и малоопытному человеку, на пользу во всех отношениях: профессиональном, познавательном и, что немаловажно, материальном. Частью заработанных денег я, конечно же, поделился с отцом и матерью, на остальные в первую очередь постарался немного приодеться в торговавших на чеки «Внешпосылторга» и предназначенных для загранработников магазинах «Берёзка». Для меня это было немаловажным, так как до четвёртого курса института включительно одевался скромнее некуда.

Та поездка на Остров свободы, безусловно, оставила яркий след в моей жизни. И как же было приятно спустя аж тридцать три года, в 2009 году, когда я работал в Перу, приехать снова на Кубу, в короткий отпуск, уже зрелым человеком и с женой. Но это уже другая история.