Электронная библиотека » Сергей Витте » » онлайн чтение - страница 17

Текст книги "Воспоминания. Том 2"


  • Текст добавлен: 16 января 2017, 15:40


Автор книги: Сергей Витте


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 17 (всего у книги 39 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Кончилось тем, что около коронации Чихачев был уволен с поста управляющего морским министерством, но на его место был назначен адмирал Тыртов по выбору Алексея.

Таким образом, жертвой этой интриги и борьбы явился Чихачев. Алексей все таки победил Александра Михайловича. В морском министерстве все осталось по старому с тою разницею, что Тыртов, будучи также порядочным человеком, как Чихачев, был значительно менее умнее последнего. Государь «показал свой характер» и успокоился. Александр Михайлович был устранен из морских советчиков, но зато Алексей Александрович сделался точным исполнителем предначертаний Его Величества, до того точным, что не имел мужества возражать против затеи Безобразова и Ко, поведшей к японской войне. Он и мне советовал тот же образ действия – «все равно Государь сделает по своему, только себе повредите». Александр Михайлович и не мог больше плодотворно интриговать по морским делам, так как сейчас же после коронации Кази, будучи со мною на Нижегородской выставке, неожиданно скончался, а сам Александр Михайлович был большой мастер на интриги, но полуобразованный, а во многих случаях просто невежественный дилетант во всех областях знания, конечно, ни о чем никакой толковой записки составить не мог.

Так как после перемены положения с уходом Чихачева Александр Михайлович увидел, что ему блестящая карьера в морском ведомстве была закрыта, то он обратил свои помыслы на другие пути к достижению власти. Ближе всего к его специальности, несколько она выражалась мундиром, им носимым, было морское дело, а потому, потерпев неудачу в области военного морского дела, он начал интриговать, чтобы составить себе положение в области торгового мореходства.

Он прежде всего подал мысль об отделении из морского ведомства «Добровольного флота», созданного под покровительством Александра III К. П. Победоносцевым, как вспомогательное орудие морского ведомства. Встретив опять отпор от генерал-адмирала Алексея, у него естественно обратились взоры на торговое мореплавание вообще, которое находилось, как все касающееся торговли, в ведении главного управления торговли и мануфактур министерства финансов.

Вообще в России торговое мореплавание по причинам экономическим и географическим развито весьма мало, причем внешнее (морское) было в ведении главного управления торговли и мануфактур, как сказано выше, а внутреннее (речное) в ведении министерства путей сообщения. Вот Александр Михайлович и пожелал заняться внешним торговым мореплаванием. Он через своих сотрудников, или вернее, приспешников, передал мне о сем желании. Я доложил об этом Его Величеству, который, по-видимому, к этой мысли был совершенно подготовлен, и предложил образовать при министерстве финансов комиссию из представителей различных ведомств и торговли для предварительного обсуждения всех вопросов, касающихся торгового мореплавания, причем коллегия эта имела характер совещательный, не связывающий подлежащих министров.

Соответствующий законопроект прошел через Государственный Совет и председателем совещания был назначен Александр Михайлович. Одновременно я был по какому то делу у генерал-адмирала Алексея, который заговорил со мною о назначении Александра Михайловича, спросил меня, знаю ли я его, и предупредил меня, чтобы я был с ним осторожен, так как он большой интриган. Тогда я действительно очень мало его знал. На вид он мне казался приличным и симпатичным.

Как только сказанное совещание открыло свои действия, начались истории. Около Александра Михайловича сейчас же появилась масса приспешников со всевозможными проектами. В совещании при всей склонности членов уступать мнениям Великого Князя, мужу любимой сестры Императора, постоянно являлись разногласия. Мне приходилось не утверждать мнения, поддерживаемые Великим Князем. Таким образом, отношения все обострялись. Наконец, произошел такой инцидент.

Совещание выработало положение о портовых управлениях, причем часть совещания с Александром Михайловичем пожелала совершенно обособить эти управления, сделавши их независимыми не только от местных губернаторов (градоначальников), но и от контроля. Конечно, такой проект я не утвердил. Тогда Александр Михайлович, будучи в это время в Крыму (летом 1901 г.), телеграфировал мне, что, если я не утвержу выработанного проекта, то он уйдет и что вообще в виду постоянных разногласий он тяготится положением председателя совещания.

Я доложил эту телеграмму Государю, выяснив невозможность некоторых наиболее существенных положений проекта. Его Величество совершенно со мною согласился и сказал, ответьте ему, что если он не хочет быть председателем, пусть уходит. Не ссылаясь на Государя, я ответил Александру Михайловичу, что утвердить проекта не могу. Месяца через два Его Величество уехал в Крым, где был Великий Князь Александр Михайлович, а через некоторое время и я туда приехал, после моей поездки на Дальний Восток.

При первом моем докладе Государь меня спросил, правда ли, что при портовых сооружениях делаются большие злоупотребления. Я ответил, что не имею по этому предмету фактов, но знаю, что подрядчики часто весьма наживаются, потому что контракты с ними вероятно определяют по преувеличенным ценам.

После доклада Государь меня пригласил завтракать. Завтракала вся семья Его Величества, лица ближайшей свиты, а из посторонних я и командующий войсками Одесского округа, благороднейший и почтеннейший человек генерал-адъютант граф Мусин-Пушкин. После завтрака все вышли на террасу Государь подошел ко мне и очень ласково спросил:

– Как вы думаете относительно образования главного управления торгового мореплавания и портов?

Я ответил, что ныне торговое мореплавание ведается одним столом в департаменте торговли, что может быть следует несколько усилить эту часть, но во всяком случай эту часть торговли нерационально отделять от торговли вообще, а тем более образовывать из этой части особое министерство. Если же образовать новое министерство, то нужно выделить из министерства финансов все касающееся торговли и образовать министерство торговли.

Государь ответил:

– Я говорю об образовании главного управления, а не министерства.

Я ответил, что разница только в наименовании, по существу же это одно и то же и добавил, что если образовывать новые министерства, то в России есть много отраслей народного труда, заслуживающих большого внимания, нежели торговое мореплавание, например, министерство труда, министерство кустарных промыслов, министерство хлебной торговли.

На это Государь сказал:

– Вы так думаете?

Я ответил утвердительно, добавив, что я уверен в том, что если такое министерство (мореплавания) будет основано, то оно просуществует недолго. (Так оно и случилось. После 17 октября главное управление торгового мореплавания было уничтожено.)

Государь сказал на это: «увидим» и отошел от меня. Через несколько минут подошел ко мне граф Мусин-Пушкин и спросил:

– Какой это неприятный разговор вы вели с Государем на террасе?

Я ответил, что по поводу мореплавания, но что ничего неприятного не было.

Граф Пушкин ответил:

– Однако, я заметил, что у Государя, когда Он от вас отошел, было крайне рассерженное лицо, – и добавил, что это все интриги Александра Михайловича.

На другой день утром я явился к Его Величеству откланяться, так как в тот же день выезжал в Петербург. Его Величество был со мною ласков и о делах не изволил ничего говорить. Как только я приехал в Петербург и вошел к себе в кабинет, курьер мне доложил, что приехал ко мне от Государя фельдъегерь с пакетом. Я был очень удивлен, так как только что сам приехал из Крыма. Распечатав пакет, я нашел в нем указ, подписанный Его Величеством, об образовании главного управления торгового мореплавания и торговых портов и приказ о назначении начальником этого главного управления на правах министра Великого Князя Александра Михайловича. Все сие прошло без Государственного Совета и совещания с кем бы то ни было, т. е. совсем конспиративно.

Александр Михайлович начал с того, что взял себе в товарищи адмирала Абазу, двоюродного брата Безобразова, одного из главных виновников японской авантюры. Александр Михайлович был прародителем этой проклятой затеи, составившей несчастие России. Он ввел Безобразова и Абазу к Государю.


Сделавшись министром, Великий Князь, конечно, начал вмешиваться в дела, до него не касающиеся. Посколько это вмешательство касалось министерства финансов (и торговли), я давал ему постоянный отпор, а потому Александр Михайлович сделался надежным передатчиком Государю всяких записок против меня и моих сотрудников. Как только кто либо осмеливался не соглашаться с каким-нибудь корыстным предложением, он сейчас же аттестовался Государю, как изменник. Так Государь несколько раз указывал мне на неблагонадежность директора кредитной канцелярии Малешевского, честнейшего и надежнейшего человека, до сих пор занимающего этот пост. Я категорически возражал против его увольнения.

Что же сделал Александр Михайлович с новым министерством? Ничего положительного, а только развел злоупотребления. Когда я уходил с поста министра финансов, то дела Международного банка были довольно запутаны благодаря увлечениям главного управителя Ротштейна, берлинского еврея, замечательно даровитого финансиста-банкира, честного и умного человека, но довольно нахального и мало симпатичного в обращении. Говорили, будто он наживает миллионы спекуляциями, а когда он умер, оказалось, что он оставил жену с самыми ограниченными средствами.


Когда я еще был министром финансов, то в последний год я не принимал Ротштейна в наказание за то, что он расстроил дела банка. Я узнал об этом стороною, так как из отчетов это было трудно усмотреть.

Через несколько месяцев после моего ухода Ротштейн просил меня его принять. Он мне сказал, что явился для того, чтобы доложить, что дела банка приведены им в порядок и что, хотя теперь я не министр финансов, но он счел долгом мне это доложить, так как считает себя виновным за то, что не доложил мне о расстройств дел, когда я был еще министром, рассчитывая их поправить.

На мой вопрос, каким образом это достигнуто, он ответил, что самые шаткие дела им ликвидированы, так, например, завод Ланге (кажется в Риге), который за ссуду остался на шее банка, был продан главному управлению торгового мореплавания с большою выгодою. На мой вопрос, как это случилось, он мне ответил: мы запросили настоящую цену, но лицо, которое было уполномочено купить, сказало, что за эту цену оно купить не может, но согласно купить за цену в два раза большую, но с тем, чтобы банку была внесена настоящая цена…

С этим заводом Ланге мне пришлось встретиться вторично после 17 октября, когда я был председателем совета. Когда началась японская война, был образован комитет для добровольного сбора денег с целью устройства дополнительных военных судов. Председателем комитета стал Великий Князь Михаил Александрович, а вице-председателем Великий Князь Александр Михайлович. В сущности последний затеял все дело и держал его в руках, а милейшего и честнейшего славного Великого Князя Михаила Александровича поставил как ширму.


Суда начали заказывать упомянутому заводу Ланге, у него не было денег, ему дали из добровольных пожертвований ссуду, туда же ухлопали часть портовых сборов. Война кончилась, а заимствованные деньги не вернули.

Министр торговли Тимирязев сделал представление по повелению Государя в совет министров о регулировании этого дела.

Морской министр Бирилев в заседании заявил, что завод негоден для морского ведомства, да и построенные там суда не лучше.

Тогда явился вопрос о покрытии недостачи денег из казны. Зная из предыдущего рассказа, что все это дело нечисто, я категорически отказался рассматривать это дело в совете министров. Тогда его внесли в Государственный Совет, куда я тоже на заседание не явился.

Граф Сольский, председатель Государственного Совета, меня спрашивал, почему я не пришел в Государственный Совет. Я ему откровенно объяснил причину, причем он мне сказал, что Великий Князь Александр Михайлович был у него по этому делу, просил его выручить, причем прослезился.

Я сказал Сольскому, что я не сомневаюсь в том, что Великий Князь денежно честный человек, но не имея никакого понятия о делах, его подчиненные развели воровство, и если бы я был на его месте, то вместо того, чтобы слезиться, заплатил бы недостачу из своих великокняжеских средств.

Приходилось мне часто слышать о вреде замужеств русских Великих Княжен за иностранных принцев. Может быть указания эти имеют некоторое основание, но если рассматривать обратный опыт – женитьбу царской дочери на русском Великом Князе, например брак Ксении Александровны с Александром Михайловичем, то едва ли этот опыт дал лучшие результаты. Впрочем, не все Великие Князья Александры Михайловичи!.. *

Глава восемнадцатая
Усиление влияния Безобразова. Моя отставка

В 1903 г., после открытия мощей Серафима Саровского, Его Величество вернулся в Петергоф 20 июля, а 30 июля последовало неожиданно для всех министров утверждение наместничества на Дальнем Востоке и назначение на пост наместника Алексеева.

В течение 1902–1903 гг. шла интрига Безобразова и компании, и когда к этой интриге пристал Плеве, как министр внутренних дел, то Его Величество склонился на сторону этих господ, вопреки мнений, как министра иностранных дел, моего, так отчасти и военного министра генерала Куропаткина.


По мере приобретения Безобразовым и компанией все большого и большого влияния – было несколько совещаний; во всех этих совещаниях я всегда являлся самым несговорчивым из членов; всегда в самых резких и решительных выражениях я указывал, что вся эта авантюра приведет Россию и Государя к несчастью.

Его Величеству было благоугодно стараться склонить меня, если не к противоположному, то по крайней мере, к тому, чтобы мои возражения не были столь решительны, а часто и резки, – в последнем – я признаю себя виновным, ибо нахожу, что в присутствии Государя его верноподданные должны уметь себя сдерживать. Но это ласковое внимание Его Величества не могло поколебать меня в моих убеждениях и я продолжал настаивать на своем мнении.


Еще ранее, перед 6-м маем 1903 года, когда я увидел, что Его Величество все более и более склоняется к опасному мнению Безобразова и компании, и так как в то время на Государя имел некоторое влияние князь Мещерский, то я как то раз специально поехал к князю Мещерскому для того, чтобы понудить его написать Государю Императору об опасности принимаемого им курса.

Должен отдать справедливость князю Мещерскому: он всё мои доводы вполне понял и разделил; тогда же он написал Государю Императору, на что получил от Его Величества ответную записку, весьма характерную, по содержанию и обращению, показывающую на крайнюю интимность, которая в то время существовала между князем Мещерским и Его Величеством.

В этой записке Государь высказался против предупреждений князя Мещерского и в конце добавил: «6-го мая увидят, какого мнения по этому предмету я держусь».

Получив эту записку, я помню, князь Мещерский приехал ко мне и все недоумевал: что такое произойдет 6-го мая?

Я ему сказал, что решительно никакого понятия об этом не имею.

6-го мая Безобразов быль сделан статс-секретарем Его Величества, что являлось событием, при положении Безобразова, крайне исключительным и знаменательным.

А сотрудник Безобразова генерал Вогак, опять таки в совершенно исключительном порядке, быль сделан генералом свиты Его Величества.


Об учреждении наместничества на Дальнем Востоке и о назначении Алексеева – я, граф Ламсдорф и министры (за исключением, конечно, Плеве) узнали утром, читая газеты.

Для меня было ясно, из хода всех предыдущих отношений моих и Безобразова к Алексееву, что Алексеев, увидев, что сила на сторон Безобразова, в конце концов склонился перед ним и поступил к нему в услужение, вследствие чего он из начальника Квантунской области и был возведен в наместники.

Со дня утверждения наместничества, я уже считал дело Дальнего Востока проигранным и был уверен, что все это поведет к войне, а потому поставил на этом деле крест.


В начале августа Его Величество ездил на несколько дней в Псков на маневры. Перед отъездом на маневры, ко мне неожиданно зашел Безобразов (в виду моих отношений с Безобразовым, – я за все время виделся с ним раза 2–4, не более). В последний раз он пришел ко мне, – не знаю, по своей ли инициативе, или по инициативе свыше – опять попробовать: не может ли он склонить меня на примирение с новым курсом политики.

Он сказал мне, что Государь Император такого то числа поедет на Путиловский завод, для того, чтобы осмотреть миноноски, которые там делают. Безобразов сказал, что советует мне приехать в такой то час к заводу для того, чтобы встретить Государя.

Нужно сказать, что Путиловский завод находился, в сущности говоря, под управлением Государственного банка; вследствие несостоятельности Путиловского завода Государственный банк должен был взять его в администрацию.

Одним из директоров завода был Альберт, который в последние годы, помимо министра финансов, по представлению той же партии Безобразова, был сделан коммерции советником. Этот Альберт, по происхождению из евреев, поступил также в услужение Безобразова и компании, что, однако, не помешало Альберту, когда он как то раз был у меня, издеваться над сумасбродством Безобразова и его компании. На мое замечание, каким же образом он находится в этой компании, – Альберт мне ответил: «Рыба идет туда, где вода глубже».

Безобразову я ответил, что считаю себя обязанным встречать Его Величество везде, где Его Величеству угодно, но поеду лишь тогда, когда получу официальное уведомление от подлежащих лиц, что Государю Императору угодно посетить Путиловский завод, а сам по себе, по собственной инициативе или по указке его, Безобразова, – не поеду.

Его Величество, как оказалось, в точности согласно с тем, как говорил Безобразов, действительно был на Путиловском заводе, где его, между прочим, встретил Управляющий Государственным банком Плеске.


Другой характерный пример того отношения Его Величества ко мне, которое создалось благодаря разнообразным причинам, в особенности, моей несговорчивости по вопросу о политике на Дальнем Востоке, произошел, приблизительно в то же время. Тогда начальником конвоя свиты Его Величества был генерал-майор Мейендорф, очень милый, хороший человек, но в высшей степени пустой и бессодержательный.

Он женат на княжне Васильчиковой, женщине содержательной, в том смысле, что она понимает свои интересы и материальные расчеты.

В это время в Петербурге появился некий Завойко. Как я узнал впоследствии, Завойко этот, желая получить значительные ссуды из дворянского или крестьянского банка, которые ему не были выданы, подал особую записку по поводу этих банков, которая в результате сводилась к тому, что высшее управление этими банками следует передать из министерства финансов в министерство внутренних дел.

Записка эта была внушена ему и составлена Плеве; передана же она была Его Величеству через генерала Мейендорфа. Мейендорф сделал это для того, чтобы угодить Завойко, который предлагал барону Мейендорфу купить имение в Западном крае за очень дешевую цену, что, – по мнению Завойко, – должно было послужить к значительному обогащению Мейендорфа.

Нужно сказать, что ни барон Мейендорф, ни его супруга, урожденная Васильчикова, личного состояния не имели, а если и имели, то крайне ограниченное. Поэтому супруга Мейендорфа искала каких-нибудь афер для мужа, которые могли бы воссоздать их материальное благосостояние.

Для покупки имения, о котором я только что упоминал, кроме дворянских ссуд, была еще необходима выдача 250 тыс. рублей.

В июле месяце ко мне вдруг явился генерал свиты Его Величества барон Мейендорф и заявил, что он приехал ко мне от Государя Императора с повелением, чтобы ему была выдана ссуда из Государственного банка в 250 тыс. рублей.

Я сказал генералу Мейендорфу, что мне Высочайшее повеление могут передавать или статс-секретарь Его Величества или генерал-адъютант, и так как он ни то и ни другое, а кроме того дело, которое он мне передает, лично и непосредственно его, Мейендорфа, касается, то я, конечно, никакого Высочайшего распоряжения исполнить не могу, доколе не получу от Государя приказа.

Через несколько дней я получил от Его Императорского Величества записку о выдаче ссуды. Хотя выдача этой ссуды совершенно не соответствовала Уставу Государственного банка, тем не менее, в виду резолюции Его Величества, конечно, она была немедленно выдана, но инцидент этот, как мне впоследствии сделалось известно, – послужил к тому, что Государю и Государынь Императрице сказали: что, вот, мол, министр финансов Витте дошел до того, что не желает слушаться Государя Императора.


В начале августа, в четверг перед 16-м числом, вечером, я получил от Государя Императора записку, в которой Его Величеству угодно было мне приказать: когда я приеду завтра, в пятницу, к Государю с всеподданнейшим докладом в Петергоф, то чтобы привез с собою и управляющего Государственным банком Плеске.

Я, признаться, недоумевал: почему именно Государю Императору угодно, чтобы я привез ему Плеске. Но, с другой стороны, у меня было убеждение, что при данном положении вещей я остаться министром финансов не могу, так как в противном случае приму на себя ответственность за все те последствия, которые произойдут в случае японской войны. Я отлично понимал, что если другие министры могли иметь оправдание, что, мол, так Государю Императору было благоугодно, то я этого оправдания в общественном мнении не получу, ибо Россия уже достаточно хорошо знала и мой характер, и мою решительность, и мою твердость, и никто не поверил бы, что я, с своей стороны, сделал все, чтобы не было войны и что, только склонившись перед необходимостью, остался на своем посту. Но тем не менее, мне казалось, что если Его Величеству и угодно будет кого-нибудь назначить, то это будет сделано обыкновенным порядком; что Его Величеству благоугодно будет меня вызвать и об этом мне сказать. И я вполне понимал это желание Государя Императора, ибо, очевидно, если Государь решил вести политику совершенно обратную моим убеждениям, то я, оставаясь на посту влиятельного министра, – министра, который имел такое большое значение в делах Дальнего Востока, – буду всегда служить препятствием к введению нового курса, и какое бы ни было решение, то или другое – но самое худшее из них – это двойственность.

Итак, я все таки не мог понять: для чего Его Величеству угодно было, чтобы я привез к нему Плеске? Мне представлялось, что, если Его Величеству угодно будет назначить вместо меня другого министра – то почему Государь остановился именно на Плеске, которого он совершенно не знал и видел его, вне официальных приемов, только на Путиловском заводе.

Я дал знать Плеске, чтобы он утром приехал ко мне на Елагин остров, а оттуда мы отправились на пароходе пограничной стражи, который обыкновенно меня возил в Петергоф.

Плеске спрашивал меня дорогою: для чего он вызван? Я не мог ответить ему определенно, а только высказывал догадки, что, может быть, Государю Императору угодно его назначить на какой-нибудь пост.


Затем, приехав в Петергоф, я вместе с Плеске в карете поехали к Его Величеству. Плеске остался в приемной комнате, а я пошел к Государю в кабинет.

Государь очень милостиво меня встретил. Как всегда, доклад мой продолжался около часа. Во время доклада я сообщал Его Величеству мои различные предположения относительно будущего и просил разрешения Государя, когда он уедет за границу, поехать по обыкновению по России, во все те губернии, где я еще не был и где была открыта питейная монополия.

Его Величество это одобрил, сказав, что я хорошо делаю, что сам лично осматриваю учреждение этого весьма важного дела.

Когда я уже встал, чтобы проститься с Его Величеством, Государь Император, видимо несколько стесненный, сконфуженный, обратился ко мне с вопросом: привез ли я Плеске? Я сказал, что привез. Тогда Государь спросил меня: «Какого вы мнения о Плеске?» Я ответил, что самого прекрасного.

И действительно, я почитал и почитаю Плеске, как человека в высокой степени порядочного, прекрасного, имевшего значительную практику и сведения в некоторых отраслях финансового управления. Он все время был одним из моих ближайших сотрудников.

После такой, сделанной мною, рекомендации Плеске, Государь Император сказал мне:

– Сергей Юльевич, я вас прошу принять пост председателя Комитета министров, а на пост министра финансов я хочу назначить Плеске.

Меня это неожиданное решение, – неожиданное, главным образом, по своей форме, – весьма удивило.

Его Величество, заметив, вероятно, что я выразил на своем лице удивление, сказал мне:

– Что, Сергей Юльевич, разве вы недовольны этим назначением. Ведь место председателя комитета министров это есть самое высшее место, которое только существует в Империи.

На это я сказал Государю, что если это назначение не выражает собою признака неблаговоления ко мне Его Величества, то я, конечно, буду очень рад этому назначению, но я не думаю, чтобы на этом месте я мог быть полезным, сколько я мог бы быть полезным на месте более деятельном.


Затем, простившись с Его Величеством, я ушел из кабинета и согласно повелению Государя сказал Плеске, чтобы он пошел к Императору.

Вероятно, Императрица Мария Феодоровна знала о том, что должно было произойти, а потому пригласила меня к себе завтракать.

Из дворца Государя Императора я поехал к Императрице. Императрица была ко мне в высокой степени милостива и любезна.

Мой уход с должности министра финансов с высшим назначением на бездеятельное положение председателя комитета министров, как я говорил, объясняется почти исключительно моим несогласием с той политикой относительно Дальнего Востока, которая привела нас к Японской войне.

Естественно, рождается вопрос: почему же остался на своем посту граф Ламсдорф, который с тех пор, как он, после смерти графа Муравьева, был назначен министром иностранных дел, все время поддерживал одинаковые со мной взгляды.

Произошло это, с одной стороны, от разности характеров – моего и графа Ламсдорфа, – а с другой стороны, от разности внешних приемов действий.

По этому предмету, один из деятелей того времени, стоявший близко ко двору, представил положение дела в форме следующего рассказа.

Он говорил: – Представьте себе отца семейства, который имеет сына и дочь, и представьте себе, что этот отец семейства делает нечто такое, что, по мнению его детей, гибельно для самого отца семейства. Положим, например, что этот отец семейства, уже в пожилых летах, хочет развестись со своей женой и жениться на молодой девушке; дети уговаривают его этого не делать, но способы отговоров сына и дочери совершенно различны.

Сын приходит к отцу и говорит: «Отец, не делай этого; ведь если ты это сделаешь, ты повредишь себе, повредишь всем твоим родичам и потеряешь престиж». И говорит это в такой резкой форме, что, наконец, отец выходит из себя и, после многих предостережений сыну, чтобы он перестал говорить с ним на эту щекотливую тему, говорить ему: «Уходи вон», – и удаляет сына из дома.

А затем приходить тихая и скромная дочка и говорить тоже самое, но в другом тоне: «Милый папа, я тебе советую этого не делать. Ты знаешь, как я тебя люблю. Ты себе повредишь и потому, ради того, что я тебя так люблю и боюсь, что ты навредишь себе – я умоляю тебя, пожалуйста, не делай этого».

В таком случае отец семейства треплет свою дочку по щечке и говорит:

«Ах ты милая, моя душечка, иди погуляй немножко, а вечером я поеду с тобой в театр».


Вот аналогичный отношения были у Его Величества ко мне и графу Ламсдорфу. Точно также и способ разговора моего и графа Ламсдорфа уподобляется разговору неугомонного сына и скромной дочки.


Когда я ушел с поста министра финансов, то товарищ графа Ламсдорфа, князь Валериан Сергеевич Оболенский, и другие его сослуживцы очень ему советовали подать прошение об отставке, но граф Ламсдорф их совету не последовал.

Граф Ламсдорф имел по этому предмету совершенно откровенный разговор со мною; он сказал мне: одно из двух – или наш Государь Самодержавный, или не Самодержавный. Я его считаю Самодержавным, а потому полагаю, что моя обязанность заключается в том, чтобы сказать Государю, что я о каждом предмете думаю, а затем, когда Государь решит – я должен безусловно подчиниться и стараться, чтобы решение Государя было выполнено.

С известной точки зрения нельзя отвергать логичности такого рассуждения, хотя для такого образа действий, нужно иметь крайне эластичное «я», чем, к сожалению, я не отличаюсь.


Почему Государь Император остановился на назначении вместо меня министром финансов Плеске, – я не знаю, но думаю, – вероятно, потому, что он был рекомендован Его Величеству, между прочим, Безобразовым и компанией, а Безобразов и компания полагали, что Плеске, как человек мягкий и не укрепившийся еще на своем посту, будет им очень сподручен; впрочем, кажется, в этом отношении они несколько ошиблись, потому что Плеске был человек весьма принципиальный, весьма нравственно чистый, вследствие чего он не шел на различные компромиссы с Безобразовым и компанией.

В этом отношении Безобразов лучше бы сделал, если бы рекомендовал Государю Владимира Николаевича Коковцева, который, вследствие своей натуры, легче плавает по различным течениям, нежели мог плавать Плеске; хотя, с другой стороны, Коковцев все таки является лицом гораздо более характерным, нежели Плеске.

Во время этого назначения Коковцев был в Париже и, как я потом узнал, был очень огорчен этим назначением, так как он считал, что имеет гораздо больше права на место министра финансов, нежели Плеске, что несомненно верно.


Я обязан по долгу совести сказать, что пока министры в отношении политики, которой необходимо держаться в Корее после захвата Квантунского полуострова, были в единогласии, – Его Императорское Величество, несмотря на влияние и графа Воронцова-Дашкова и Великого Князя Александра Михайловича, и Безобразова, – который, по-видимому, особенно нравился Его Величеству, – все таки в конце-концов, склонялся к поддержанию мнения своих ответственных министров и лишь тогда начал склоняться ко мнению Безобразова и компании, а равно и генерал-адъютанта адмирала Алексеева, когда явился на сцену министр внутренних дел Плеве, который явно встал на сторону сказанной авантюры Безобразова.

Конечно, сделал это Плеве для того, чтобы избавиться от нежелательных для него министров финансов и иностранных дел. И так как министр внутренних дел по своему положению имеет различные средства для влияния на Его Величество, которых другие министры не имеют, то он и передвинул весы на сторону Безобразова.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации