Текст книги "Русская армия на чужбине. Галлиполийская эпопея. Том 12"

В. Павлов⁶⁷
Марковцы в Галлиполи⁶⁸

4 и 5 ноября корабли подплыли к Босфору и стали на якоря. «Не принимают?» – возникла мысль… Но вот на мачтах взвиваются французские флаги: Франция взяла под свое покровительство оставивших свою землю русских. Вздох облегчения. Подымаются и желтые карантинные флаги.

Наутро корабли по очереди стали входить в Босфор. В числе первых – крейсер «Генерал Корнилов», на котором генерал Врангель. Крейсер подошел к месту стоянки международной эскадры близ Золотого Рога и только приспусканием флага отсалютовал военным судам. Те ответили орудийным салютом.

5-го на константинопольский рейд прибыл маленький колесный пароход «Веха», тянувший за собою баржу – плавучий маяк. И как бы из уважения к доблести «Вехи», ей салютовал дредноут «Император Индии».

* * *

Постепенно перед Константинополем сосредоточилась вся Русская эскадра в 126 судов. Сразу же к каждому подплывали катера от Русского посланника и Красного Креста с хлебом и водой. Но сколько нужно было хлеба и воды, например, для одного «Херсона», на котором до 9000 человек? Первая выдача – небольшой хлеб – «экмек» на 30 человек. Это только чтобы разбередить аппетит, усилить его. «Выручали» турки-«кардаши», окружавшие корабли и предлагавшие за ценные вещи, за Романовские деньги и, весьма неохотно, за билеты выпуска последних годов, тот же хлеб, инжир. Но пусты были карманы у бойцов. Особенно мучила жажда. Славная «Веха» пошла на хитрость: подняла сигнал «пожар», и быстро она и ее баржа были снабжены водой.

К кораблям подъезжали санитарные комиссии, но сделать они ничего не могли при полной забитости кораблей людьми. Подъезжали иностранные военные миссии с требованием сдачи оружия. Казалось – требование законное, но как не хотелось выполнять его. И не выполнили. С «Херсона» снесли сотни две испорченных винтовок, с других кораблей тоже понемногу. 1-я батарея просто отказалась выдать оружие зуавам, и те вернулись ни с чем.

Подъезжали представители иностранных миссий, Красного Креста, благотворительных обществ. «Осматривают нас словно зверей эти чистые, выхоленные люди. Приезжают бесцеремонные корреспонденты газет – прекрасная пища для их фельетонов. Появляются вновь испеченные представители лимитрофных государств, выуживая своих соотечественников, учитывая их голодную психологию. Наконец, приезжают практические американцы, которые быстро налаживают довольствие детей и женщин».

Муравейник кораблей. Человеческий муравейник на каждом из них. Неизвестность. Но вот корабли объезжает на катере под андреевским флагом генерал Врангель.

«Могучее русское «Ура!» несется по рейду. Люди кричат из последних сил, совершенно искренне приветствуя своего Главнокомандующего, не утратившего перед войсками ни обаяния, ни авторитета. Все отлично понимают, что мы за границей и вся надежда только на него. Он выведет их с честью из создавшегося положения».

* * *

День-два – и на кораблях люди ожили: стали выдавать больше хлеба, консервов; в воде уже не было недостатка. Стали сгружать раненых и больных и размещать их по госпиталям Константинополя. Стали съезжать на берег «обитатели трюмов», расставаясь со своими вещами, оказавшимися лишними, ненужными. Таково было требование иностранных властей, с которыми уже нельзя было не считаться.

Затем был получен приказ, касающийся армии. Вся она сводилась в три корпуса: 1-й, Донской и Кубанский, отдельно – флот. Упразднялось, таким образом, немало штабов и всяких управлений. И приказ разрешал командному составу, не вошедшему в новую организацию армии, оставить ее ряды, как и служащим в разных военных учреждениях. Новые сотни людей стали высаживаться на берег. Разрешено оставить армию и по инвалидности и по слабости. Снова сотни. А в общей сложности – тысячи.

Наконец, стало известно о размещении армии по лагерям: 1-й корпус – в Галлиполи, Донской – у Чаталджи, Кубанский – на Лемносе. Все военные суда направлялись в Тунис, во французскую морскую базу – Бизерту. С 13 ноября суда с частями армии стали покидать константинопольский рейд.

В течение немалого числа дней, даже недель, выгружался 1-й корпус и размещался в маленьком полуразрушенном в Великую войну греко-турецком городке, забив в нем склады, сараи, разрушенные дома. Холодно, тесно, без пучка соломы на каменных полах.

Высадился штаб марковцев. Три офицера с какой-то осторожностью и торжественностью несли под длинному свертку в кожаных футлярах. Это были Николаевские знамена полков. Молва быстро разнесла эту новость. И необычайную грусть переживали все.

14 ноября, приказом по 1-му корпусу, все дивизии сводились в полки: Корниловский⁶⁹, Марковский⁷⁰, Дроздовский⁷¹ и Алексеевский⁷² (из чинов 2-го⁷³ и 3-го корпусов⁷⁴) и Отдельный Гвардейский батальон⁷⁵, составившие пехотную дивизию. Части регулярной кавалерии составили кавалерийскую дивизию⁷⁶. Шефские артиллерийские бригады сводились в дивизионы при своих полках. При каждом полку были и свои инженерные роты. Отдельно – 5-й⁷⁷ и 6-й⁷⁸ артиллерийские дивизионы.

Все эти части перешли из Галлиполи за шесть верст в Долину роз и смерти, где построили лагерь из английских палаток. В центре каждого полка в особых полуоткрытых палатках стояли их знамена и около них – часовой.

И только в лагере марковцы увидели, наконец, заслуженные ими Крестоносные знамена, на которых лик Николая Чудотворца и бессмертные слова: «Верою спасется Россия». Потом к трем знаменам присоединилось четвертое, Императорское, неизвестного полка.

В Марковский полк были влиты остатки гренадер и миллеровцев, всего около 100 человек. Месяцы собирались марковцы, плывшие из Крыма на десятке пароходов, попавшие в лагеря донцов и кубанцев и выписывающиеся из госпиталей. В итоге сила их, уступая другим полкам, составилась так: полк – три батальона, учебная, пулеметная и ординарческая команды – 1100 человек, артиллерийский дивизион – 500, конный дивизион – 160, инженерная рота – 120 и отдельно стоявшая между городом и лагерем, занимавшаяся прокладкой конной узкоколейки, железнодорожная рота – 150 человек.

Все были вооружены винтовками; имелось 15 пулеметов и немало патронов.

Полк принял, наконец, генерал Пешня⁷⁹; его помощник – полковник Докукин⁸⁰. Началась уставная лагерная жизнь и занятия. Устроена церковь, театр, баня. Составился струнный оркестр из самодельных инструментов, драматическая труппа, хор «Братьев Зайцевых». Помимо учебной команды были по полку обер– и штаб-офицерские курсы. С началом тепла и сухой погоды образовались разные спортивные команды. Принимались меры к составлению полкового духового оркестра.

Жизнь кипела не только в Марковском полку, но и в других. В городе, где стоял штаб корпуса, находились пять военных училищ, Технический полк⁸¹, «Галлиполийские» роты, мастерские, отличный корпусной театр, библиотека-читальня, гимнастическая школа; была и гимназия имени генерала Врангеля, в которой учились дети всех возрастов. Регулярно читались лекции по высшим дисциплинам, как в городе, так и в лагере. Устраивались сеансы устной газеты.

Вся жизнь и города, и лагеря была построена на здоровых национальных началах и совершенно не напоминала жизнь концентрационных лагерей, как об этом писали некоторые газеты левого направления.

Естественно, что неудача в борьбе с красными, оторванность от Родины, неопределенность будущего, жизнь на диком полуострове, полуголодная и нищая, давили морально. К этому прибавился еще нажим французов с целью роспуска армии. И в армии возникали кризисы, но их разрешали тем, что предоставляли желающим полную свободу уйти на все четыре стороны. Ушли тысячи, но десятки тысяч остались. Марковцы уменьшились несколько в числе.

Утром 1 ноября 1920 года все батареи, кроме батареи генерала Маркова, погрузились в Килен-бухте Севастополя на пароход «Херсон», вышедший к полудню на рейд. После объезда транспортов генералом Врангелем они стали выходить на внешний рейд, откуда в сумерках взяли курс на Константинополь.

«Херсон» имел на борту более 9000 человек, при малом количестве воды и при полном отсутствии провианта. В батареях, пришедших из боя и без обозов, с первого же дня начался голод. Тяжелораненые и больные умирали.

4-го «Херсон» стал на якорь в Константинополе: 126 судов всех видов, со 150 000 человек и разным казенным имуществом на общую сумму ПО миллионов франков, из коих на 15 миллионов было роздано армии, а все остальное взято французами.

До 7-го простояли на рейде, затем двинулись в Галлиполи, для размещения в лагерях. С 8-го по 13-е простояли на рейде города, а по выгрузке заняли несколько разбитых домов и сараев.

Наличный состав бригады состоял из: генералов – 1, штаб-офицеров – 14, обер-офицеров – 11, чиновников 9 и солдат – 238. Только 22-го прибыла генерала Маркова батарея – 16 офицеров и 55 солдат и несколько чинов 7-й батареи, погрузившихся в Керчи и Феодосии, после тяжелых условий пути. Бригада сводилась в Отдельный Марковский артиллерийский дивизион из 3 батарей: генерала Маркова – полковника Лепилина⁸³, второй – полковника Михайлова⁸⁴ и третьей – полковника Айвазова⁸⁵, из 7-й и 8-й батарей. Позднее в дивизион на пополнение был включен состав бывшей 2-й позиционной бригады и дивизион вошел в состав 1-й артиллерийской бригады, генерал-майора Фока⁸⁶. Наконец, постепенно вернулось много раненых, больных и прибывших на разных пароходах наших чинов.

Отведенный лагерь находился в 6 верстах от города, в долине речушки Кучук-Доре, или Голое Поле. Часть вооружения – негодного – была оставлена на пароходе, лучшее взято с собой в лагеря. Вскоре вдоль речки вырос палаточный город, со временем разукрашенный по всем правилам и заживший своей русской военной жизнью. Железной волей командира корпуса генерала Кутепова введена дисциплина, начались занятия, лекции, театр, спортивные состязания и сопротивление союзникам, стремившимся к нашему распылению.

Все попытки это сделать потерпели неудачу, ушла незначительная часть, случайных и слабовольных, оставшиеся сплотились вокруг родных частей и своих начальников, надеясь на дальнейшую борьбу.

Позднее 2-ю батарею принял полковник Яковлев, а третью – полковник Левашов⁸⁷, батареи же пополнились рядом блестящих господ офицеров из разных частей и выпуском 14 молодых подпоручиков из Сергиевского артиллерийского училища.

Началась и культурно-общественная работа. В дивизионе издавался журнал «Изгой», были театры, и свой Марковский, с популярным хором «Братьев Зайцевых», где пелись песенки на злобу дня и назывались они – «Ламца-дрица-ха-цаца».

Вот несколько куплетов:

Мы в Галлиполи живем,

Голодаем, но поем.

Всю Европу удивляем,

Что имеем – загоняем.

Наш теперешний кумир:

Халва, мастика и инжир,

Ждем отъезда без конца,

Ламца-дрица-ха-цаца.

Де Шарпи нас удивил,

Когда лагерь посетил.

«Мне не нужен ваш парад,

Я и так вас видеть рад.

Бросьте вы маршировать

А учитесь-ка пахать».

Вот обрадовал сердца,

Ламца-дрица-ха-цаца.

Стол хороший, слава богу,

Скоро все протянем ногу.

Хоть бы кто-нибудь помог,

Ведь мы ходим без сапог.

От кокосового масла

Даже вся любовь погасла

И иссохли все сердца,

Ламца-дрица-ха-цаца.

А теперь нас всех стращают,

Выдавать нам обещают

Вместо мяса мармелад,

Но никто тому не рад.

Не секрет, что с этой пищи

Мест не хватит на кладбище,

Мертвых будет без конца,

Ламца-дрица-ха-цаца.

Ну, кричи «Ура!», ребята:

Вот «Четыреста Десятый».

Много пятниц его ждали,

Наконец-то увидали.

Мы ж остались и поем

Да «Одиннадцатый» ждем,

Ждем мы снова подлеца,

Ламца-дрица-ха-цаца.

И, забрав с собой монатки,

Посдирали все палатки,

Проиграл трубач «поход»,

Все ушли на пароход.

Двух полков уж больше нет:

От палаток только след,

Ни окошка, ни крыльца,

Ламца-дрица-ха-цаца.

И этот день отъезда наступил, когда дивизион 26 ноября 1921 года погрузился на турецкий пароход «Кюрасунд» и через Константинополь, Бургас прибыл 29-го в порт Варна.

Позади осталось годичное пребывание в Галлиполи, и там на кладбищах соратники: капитан Янковский Михаил, штабс-капитан Баба-даглы Леонид, штабс-капитан Ольшевский Станислав, поручик Катасонов Михаил, подпоручик Каракучи Михаил, подпоручик Касьянов Петр, старший фейерверкер Попов Федор, доброволец Земцов Александр, доброволец Каверин Валерьян.

По случаю годовщины пребывания в Галлиполи был создан Галлиполийский Крест, позднее общество, а в приказе мы читаем: «…Вы целый год несли крест. Теперь, в память Галлиполийского сидения, этот крест носите на своей груди. Объедините же вокруг этого креста русских людей. Держите высоко русское имя и никому не давайте русского знамени в обиду…»

И это исполняется галлиполийцами до сих пор, ибо там они имели возможность проверить пережитое и продолжать давно взятое решение, без присяги, подписки и обещаний, до конца своего служить делу борьбы.

Ни козни врагов, ни самое страшное – время не смогли их свернуть с пути, а лишь привели к созданию в зарубежье Русского Общевоинского Союза, самой значительной организации, по своему качественному и количественному составу.

3 декабря 1921 года, после карантина, дивизион выгрузился в городе Варне с парохода и расположился в казармах болгарской дружины, а 20-го по железной дороге переброшен на станцию Мездра, откуда походным порядком прибыл в город Орханиэ, расположенный на шоссе в город Софию, у знаменитого Араб-Конакского перевала.

Здесь уже стояли в казармах Дроздовские артиллерийский и конные дивизионы, а для нас отведен был большой манеж, который необходимо было приспособить для жилья.

Еще в городе Варне дивизион принял от генерал-майора Машина⁸⁸ новый командир генерал-майор Илляшевич Лев Львович⁸⁹. Устройство на новом месте потребовало продолжительного времени, после чего началась обычная служба в гарнизоне: занятия, лекции и отправка чинов на курсы по совершенствованию военных знаний.

Переселение корпуса вызвало со стороны местных левых организаций протесты и травлю. 1 февраля генерал Кутепов делал смотр, но 16 мая генерал был выслан из Болгарии, 18-го пришло запрещение на наше свободное передвижение, а после высланы все старшие начальники и дивизионом временно командовал полковник Яковлев.

Финансовый кризис заставил Главнокомандующего решиться на переход на самообеспечение и увольнения части личного состава на работы. Попытка красных захватить власть в стране была ликвидирована с нашей помощью, вскоре порядок водворился и начальники вернулись.

Но травля генерала Врангеля и армии продолжалась со стороны правых и левых организаций эмиграции, об этом точно и ясно читаем в приказе от 27 марта 1923 года за № 243:

«Последние дни вновь травят Армию. На нее клевещут, ей грозят. Сомкнув свои ряды, мы ответим презрением. Родные знамена, пока мы живы, не вырвать из наших рук. Да помнят это те, кто дерзнет на них посягнуть. Генерал Врангель».

Попытка всех политических интриганов, в дни боев скрывавшихся за штыками бойцов, провалилась. Чины армии, тесно сплоченные между собой, стали разъезжаться по всем странам для получения образования или в поисках работы, главным образом в город Софию, на шахты Перника, и уже с 1923 года значительная наша группа прибыла в Париж, где повсюду всем и вообще во всех странах пришлось пройти через тяжелые работы в шахтах, на заводах, постройках. Немедленно начали образовываться наши группы и создаваться кассы взаимопомощи.

Обстоятельства заставили преобразовать армию в Русский Общевоинский Союз с присоединением к нему других военных организаций. Во главе зарубежного воинства встал Великий князь Николай Николаевич. Жизнь дивизиона сосредотачивалась в Париже, Софии, Белграде и Праге, где часть соратников, как вообще и в других местах, в больших лишениях и с такой настойчивостью учились в высших учебных заведениях, в результате чего вышел ряд докторов, инженеров и ученых, позднее достигших большого имени. Все же, кто за учением, а большинство за тяжелым физическим трудом уделяли свое свободное время на совершенствование в военном деле и в работе с молодежью, в национальном духе, как и по линии Общества Г аллиполийцев.

Часть приняла активную роль в работе внутри СССР, во время которой погиб К.И. Волков⁹⁰; В.А. Ларионов⁹¹ в июне 1927 года бросил бомбу в Ленинградском партийном клубе, а Г.Н. де Тиллот⁹² в Севастополе взорвал пороховой погреб, а в мае 1925 года захватил с несколькими соучастниками «Утриш», парусно-моторный теплоход, и привели его в порт Варна.

После смерти генерала Врангеля и Великого князя во главе РОВС встал генерал Кутепов. Естественно, что создавшаяся за границей антикоммунистическая сила не могла не обратить на себя внимания наших врагов, и они в Париже 26 января 1930 года похитили генерала Кутепова, а 22 сентября 1937 года – и его преемника, генерала Миллера⁹³.

Все эти удары стойко перенес РОВС, еще больше сплотившись, а сам враг указал на значение РОВС, его удельный вес и как на силу им опасную, но для Национальной России необходимую.

За все эти годы наша внутренняя жизнь продолжалась в тесной взаимной связи, в издания ежемесячных Информаций и еженедельных встреч в своих собраниях. Дружной работой в течение двух с половиной лет в 1931 году была издана наша История, на ротаторе, на 568 страницах и при 91 схеме, в 100 экземплярах. Ряд чинов деятельно работал по линии Общества Галлиполийцев.

В 1934 году командир дивизиона генерал Илляшевич по состоянию своего здоровья попросил его освободить от должности с оставлением рядовым, что и было исполнено с назначением заместителем доблестного полковника Жолондковского Владимира Ефремовича⁹⁴, участника Японской войны, но по причине получения им почти одновременно другого назначения его заменил подполковник Щавинский Вадим Всеволодович⁹⁵.

В дни Гражданской войны в Испании в армии генерала Франко находился русский отряд с рядом наших соратников, под командой капитана Кривошеи⁹⁶.

Вторая европейская война тяжело отразилась на положении РОВС. Несколько наших друзей приняли участие в Русском корпусе в Югославии, но все проживавшие в славянских странах или посланные на работу насильно в Германию частью пропали без вести, частью стали жертвами большевиков, а оставшиеся переселились в США.

С 1929 года и по 1945-й погибли: штабс-капитан Волков Константин Иванович, штабс-капитан Полухин Яков Тимофеевич⁹⁷, штабс-капитан Налетов Владимир Иванович⁹⁸, подполковник Стадницкий-Колендо Вячеслав Иосифович⁹⁹, штабс-капитан Фишер Борис Александрович¹⁰⁰, штабс-капитан Минквиц Петр Федорович¹⁰¹, подпоручик Бастамов Владимир Владимирович, полковник Михайлов Алексей Алексеевич.

Ныне жизнь перестроилась иначе, большинство из нас находится во Франции и значительная группа в США, все на пенсии, и ко дню юбилея дружная семья живет, как всегда, тесно, ведя везде активную работу. Уже не только дети, но внучки и внуки выходят из высших учебных заведений, вместе с нами приобщаются к торжеству полувекового служения их отцов и дедов, далекой и еще им неведомой, но любимой Отчизне.

М. Левитов¹⁰²
Корниловцы в Галлиполи¹⁰³

Пароходы начали приходить в Константинополь с 15 ноября по 23-е включительно. Пароходы подходят к Царьграду. Развертывается широкая, прекрасная панорама Константинополя, видна и Святая София. Вот стоят на рейде величественные «Генерал Алексеев» и «Генерал Корнилов». У трапа появляется генерал Врангель. Главнокомандующий здоровается с войсками. Несется единодушное «Ура!». И в то же время на всех пароходах выкинуты флаги: «Хлеба и воды!» На пароходах продолжалась давка, грязь и холод. Международная полиция следила, чтобы русские не сходили с пароходов. Правовое положение офицеров и солдат все еще выяснялось. Несмотря на это, французы на глазах своих бывших союзников сгрузили с прибывших из Крыма судов: 45 000 винтовок, 350 пулеметов, 12 000 000 ружейных патронов, 330 000 снарядов и 60 000 ручных гранат. Продовольствия: 300 000 пудов зерна, 20 000 пудов сахара, 17 000 пудов чая, 1500 пудов табака и разных других продуктов 50 000 пудов. Обмундирования и белья: 42 000 шинелей, френчей и шаровар, 340 000 рубах и кальсон, 640 000 пар носков, 285 000 полотенец, 58 000 пар обуви, 592 000 кг кожи, 53 000 пар перчаток, 140 000 одеял, сукна и мануфактуры 810 000 метров и другое имущество, а всего на сумму в 69 075 888 франков того времени.

Непрерывно работали лебедки, пустели трюмы, а вместе с этим Русская Армия все более обездоливалась и переходила в материальную зависимость к чужому, хотя бы и другу.

«Приказ по войскам 1-й Армии № 1, 5(18) ноября 1920 года, Константинополь, «Алмаз». 1. Приказываю, в каждой дивизии распоряжением командиров корпусов всем чинам, за исключением офицеров, собрать в определенное место оружие, которое хранить под караулом. 2. В каждой дивизии сформировать вооруженный батальон в составе 600 штыков с офицерами, которому придать одну пулеметную команду в 60 пулеметов. 3. К исполнению приступить немедленно и об исполнении донести. Генерал-лейтенант Кутепов».

Приказ № 3 говорил о том, что 1-я армия сводится в 1-й армейский корпус под командованием генерала от инфантерии Кутепова. В состав корпуса должны войти: 1-я пехотная дивизия, 1-я кавалерийская дивизия и технический полк. Начальником 1-й пехотной дивизии был назначен генерал-лейтенант Витковский. По Мраморному морю шли «Саратов» и «Херсон» к Дарданеллам, где, теперь это уже было ясно, ждал армию ее тернистый путь. Когда 22 ноября 1920 года, миновав водный простор Мраморного моря, в маленькую бухту полуразрушенного городка Галлиполи, расположенного на северо-востоке Галлиполийского полуострова, прибыли первые два парохода с частями 1-го армейского корпуса, с ними прибыл и генерал Кутепов. Французский комендант города заявил, что все части корпуса не могут поместиться в городе и должны расположиться в лагере, для которого отведена долина в 6 километрах от города. Генералу Кутепову подали лошадь и дали проводника для осмотра будущего лагеря в долине «Роз и смерти», названной так потому, что в протекающей там речонке водились маленькие ядовитые змеи и вдобавок к ним небольшие породы удавов. В долине было две небольшие турецких фермы и кое-где росли деревья, а вдали возвышались горы полуострова. При виде этого у генерала Кутепова невольно вырвалось: «И это все?» Но, как ни печальна была картина, лагерь нужно было устраивать. На второй день французы выдали палатки и немного необходимых инструментов.

Генерал Деникин в своих воспоминаниях дал такую оценку Галлиполи: «На тернистом пути Добровольческой армии было три этапа: Орел – ее слава; Новороссийск – ее несчастье и Галлиполи – ее испытание. На всех этих этапах развевалось трехцветное знамя. Оно двигало на подвиг, оправдывало жертвы и будило надежды. Этот символ Родины неотделим от Армии. В нем ее смысл, духовная сила и будущее».

Корниловская ударная дивизия¹⁰⁴ была сведена в полк, которому в лагере было отведено место на правом фланге дивизии. Само место представляло собой равнину, имеющую по бокам большие холмы, впереди протекал ручей, и где-то далеко в горах были видны деревья и кустарники. Несмотря на то что все грузы пришлось до постройки узкоколейки носить на себе, все же лагерь был построен довольно скоро, но оборудование его немного затянулось. Набиты были палатки до отказа. Особенно тяжело было семейным, часть которых вырыла для себя простые землянки. Первое время особенно тяжело было переносить полуголодный паек, и от этого сильно пострадали черепахи, которые шли на пищу.

Помимо всех этих недочетов, нас давили горечь военного поражения и измена наших союзников, забывших, какую жертву мы принесли для их победы на фронте первой Великой войны 1914–1918 годов, и теперь не только забывших про нас, но и отобравших от нас весь наш флот и все наши запасы за нищенский кусок хлеба, да и во время Гражданской войны немало потрудившихся на пользу Ленина и Пилсудского. Все это давило на мораль, которую нужно было поддержать для своего престижа.

Это большое и основное дело было неразрывно связано с именем командира нашего корпуса генерала от инфантерии Александра Павловича Кутепова, который был хорошим военным психологом, и потому принятые им меры придали его корпусу вид, достойный его прошлого. Он высоко ставил офицерский мундир и в приказах говорил: «Офицер во всех случаях жизни должен быть офицером. Никакой труд не может быть унизительным, если работает русский офицер». Главный его успех заключается в том, что он сумел свою любовь к Родине и свою веру в конечный успех дела перелить в павшую духом армию. Он говорил: «Наш долг перед Родиной обязывает нас быть сплоченными, дисциплинированными и обученными». И все это для того, чтобы донести наши знамена в Россию. Это же руководило генералом Кутеповым и во всех его сношениях с французами. Когда на запросы французского командования генерал Кутепов давал уклончивые ответы, а на категорические требования отвечал не менее категорическими отказами, – все понимали, что он, действуя так, защищает достоинство Русской Армии, а вместе с ней и России. Именно так он характеризуется и Главнокомандующим в его приказе по случаю годовщины пребывания корпуса в Галлиполи: «Величием духа, всесокрушающей силой, непоколебимой верой в правоту нашего дела и безграничной любовью к Родине и Армии он неизменно, в самые трудные дни нашей борьбы вселял в свои части тот дух, который дал им силы на Родине и на чужбине отстоять честь родных знамен. История в будущем оценит генерала Кутепова, я же высказываю ему мою безграничную благодарность за неизменную помощь и дружную поддержку, без которой выпавший на мою долю крест был бы непосилен». Характерно и то, что, в то время как часть русской заграничной общественности обливала имя генерала Кутепова потоками грязи, все русские общественные деятели, побывавшие в Галлиполи и видевшие, что было им там сделано, и те отношения, которые создались между командиром и его корпусом, прониклись к нему глубоким уважением.

Наш Корниловский ударный полк остался в составе 1-го армейского корпуса, а потому в дальнейшем все относящееся к корпусу будет касаться и его, и для экономии места детали нашей полковой жизни я сокращу до минимума.

Командиром полка был назначен генерал Скоблин, к тому времени немного поправившийся от ранения, полученного под Рогачиком. Командиром 1-го батальона – полковник Гордеенко¹⁰⁵, задержавшийся в Константинополе по ранению на Юшуньских позициях. Командиром 2-го батальона – полковник Левитов М.Н., не пожелавший остаться в Константинополе по ранению пулей в пах, оставшейся в позвоночнике и удаленной только через 8 лет в Болгарии. Его помощником был назначен полковник Иванов К.В.¹⁰⁶, бывший командир офицерского батальона 2-го полка. Командиром 3-го батальона – полковник Щеглов В.П.¹⁰⁷, тоже немного подлечившийся от ранения на Юшуньских позициях. Начальником хозяйственной части стал полковник Гавриленко А.А.¹⁰⁸, адъютантом полка – капитан Копецкий¹⁰⁹ и командиром конного эскадрона – ротмистр Копецкий¹¹⁰.

Восстановление нормальной жизни в полках 1-го корпуса вызвало оставление его рядов некоторыми его чинами. Причины ухода были весьма разнообразны: потеря веры в продолжение борьбы, желание устроиться в новоявленных республиках, появившихся после революции, на работу в Америку, а небольшая часть, поддавшись пропаганде французов, вернулась в СССР. Приказ по корпусу не противился этому и только дал определенный срок, после которого уходящие считались преступниками. Всего в Галлиполи прибыло 26 590 человек, и за все время через беженский лагерь прошло 4650, из них офицеров 1244 и солдат 2406, то есть ушло менее одной седьмой части корпуса. Нельзя сказать, чтобы это прошло безболезненно: часто с уходящими старыми соратниками прощались с искренним сожалением оттого, что в дальнейшем их дороги расходятся, а с солдатами, особенно из последнего пополнения пленными, расставались дружески, с благодарностью им за то, что они помогли нам в последних боях с честью их закончить. С этим отходом своя часть, свой полк снова стали дорогими, снова тщательно поддерживалась своя форма и свои праздники, и впоследствии занятия велись нормально, а от парадов были даже в восторге. Характерно, что количество ушедших в беженцы в Корниловском, Марковском и Дроздовском полках, составленных из дивизий тех же наименований, было меньшим, чем в Алексеевском, в который были влиты остатки Алексеевского и Самурского полков и частей 13-й и 34-й пехотных дивизий.

Со стороны французов принимались все меры для распыления корпуса, не останавливаясь не только перед угрозой лишения пайка, но и перед применением военной силы, сопроводив последнюю маневрами военных судов, стоявших в бухте. В этой борьбе корпус выдержал экзамен на политическую зрелость. Участь его была решена. Он окончательно осознал себя армией, Русской Государственной армией, носителем идеи русской государственности. Остались люди, крепкие духом и верные идее борьбы за счастье и возрождение Великой и Неделимой России. С этим окончательно прекратились все разговоры о беженцах.