Текст книги "Прыжок в секунду"

– Перепугался он… Однако Тэю и Вэю с собой не взял.

– А они мое добро сторожат!

– О как! А эти благородные путники изрядно помогли мне разобраться со зверьми. – Ведьмин кивнул в сторону мужчины и девушки, странные одеяния и экипировка которых, судя по спокойной реакции, его совершенно не смущали.

Этот воин наверняка такого навидался в своей жизни, полной невероятных приключений, что смутить его вряд ли могло хоть что-нибудь менее серьезное, нежели конец света. Хотя и перед тем, что могло бы остаться после конца, он бы также не спасовал. Разве что вынужденно превратился бы в какого-нибудь… техноведьмака.

– Замечательно! – Названный Борхом заулыбался. – Господин и госпожа, сей подвиг определенно достоин быть поведанным в тепле, на сытое брюхо и с пивом в кружке. Прошу следовать за мной, неподалеку есть отличный постоялый двор…

– Надеюсь, там хватает ворот и дверей, – прошептала себе под нос «госпожа». Расслышал ее шепот только «господин».

«В смысле?! – наконец вышла Натача из оцепенения. – Ты что такое говоришь?!»

«Горькой правдой тебя огорошил, вот и весь смысл. Факты излагаю. Плохо твое дело. И мое не лучше. Почему, растолкую позже. Но прежде всего я хочу, чтобы до тебя одна вещь… мысль одна дошла отчетливо. И крепко-так-накрепко в мозгу забаррикадировалась, и ни за каким чертом обратно не выползала. Запомни, тебе действительно невероятно повезло, что судьба подбросила твой организм к моим воротам. И в итоге ты угодила сюда, в мой Бункер. Можешь считать это самовлюбленной похвальбой одуревшего от одиночества самца, но это так. Не имею понятия, что там за мужики тебя отлавливали, потом расскажешь, если сочтешь необходимым и знаешь, что это были за типы. Только можешь мне поверить, пока на слово, притязания тех головорезов – еще не самый мерзкий вариант в здешней-то среде, ч-черт, обитания. Далеко не самый. Такие вот дела».

А тебе, одинокий узник Бункера, повезло гораздо больше, подумал я при этом. И не вздумай отрицать! Понял, да?!

Я мысленно сурово приструнил себя и почувствовал, как теплая волна омыла сердце, колотившееся в груди, стремясь освободиться из тесной клетки ребер. Щемящее чувство радости до макушки переполнило меня, аж распирало!.. Настолько чудесно, невероятно повезло, шептали лихорадочные мысли, задыхаясь от восторга, что и сам еще не способен осознать и оценить насколько.

Это был мой единственный шанс не сдохнуть в одиночестве на самом донышке Вселенной. Сказочный сюрприз, царский подарок судьбы. Другой возможности, по всему ясно, можно было и не ждать. Поэтому нельзя, ни в коем случае нельзя было упустить эту!

А может быть, я снова все невыносимо усложнял? Надо было хватать ее за шкирку, валить на койку и показывать, кто в Доме хозяин. И пускай ноги мне потом целует, с-сучка, за то, что приютил, не бросил на съедение…

Молчать, ЗОНА!!!

Я мысленно взвыл и прикусил губу, чтобы не завыть громогласно, вслух. Вопль удалось сдержать, лишь тяжкий вздох прорвался.

ЗОНА, не желаю я вытворять все, как ты подсказываешь! По-твоему не будет! Разве что только… через мой труп!

Вздохнул я снова. Развздыхался… еще бы. И никак не мог отвести глаз от девушки. Конечно же. А она… а она пока еще даже не подозревала, что ей действительно повезло, несказанно подфартило. Но это непонимание – до поры.

Или ЗОНА возьмет надо мной верх, я озверею, и мои инстинкты станут нормальными для здешней среды обитания, станут раньше, чем сдохну.

Или сдохну.

Или постараюсь внушить Натаче чувство благодарности. Эгоистичное намерение, но что ж поделаешь. Я пытаюсь воображать себя не частицей ЗОНЫ, пытаюсь оставаться чем-то отдельным от нее, но, хочу я того или не хочу, ЗОНА – частица меня. Иначе я бы сюда не угодил.

Логично?..

Я подумал о том, что много чего еще новенькой придется, хочешь не хочешь, познать, пережить, со многим смириться. Со мной, к примеру. Позже. Всему свое время. Стерпится-слюбится. Но ведь не только ей, а и мне выбирать не приходилось… Но об этом лучше бы она и не задумывалась.

«Пожалуйста, выслушай все, что скажу, как бы длинно я ни говорил, – начал я ровным тоном, размеренно и спокойно. – Мы тут все пленники, понимаешь? Даже не пленники, а смертники, вот. Но час, когда грянет предназначенный лично тебе выстрел, случится твой зверь или разверзнется твоя ловушка, все-таки можно отсрочить. Мне, видишь, удается откладывать исполнение приговора, довольно успешно и долго удается. Потому что я хорошо устроился. И ты можешь пользоваться всем, что у меня есть. Я не возражаю. Только пойми, выхода нет. И не предвидится. Ты не можешь, не можешь уйти туда, где Солнце. И ты, и я, и почти все, кто в ЗОНЕ… э-э, воистину обречены существовать и умереть в ней. Безо всякой надежды на то, что можно вернуться домой и вновь там быть, вновь жить. Я не знаю наверняка, за какие грехи расплачиваемся. Но думаю, что грехи наши немалые, раз уж оказались мы здесь…»

Особенно один грех, подумал я при этом. Уже давно подозревал, что на самом деле важна именно та, одна-единственная вина, имевшаяся в прошлой жизни у каждого из тех, кто попал в ЗОНУ. Ключевой, так сказать, грешный проступок. Некое слово или деяние, которое вдруг полновесно легло на чашу весов судьбы и перевесило все на свете. Послужило до того тяжелой каплей, переполнившей чашу провинностей, что такой грех можно было бы звать даже не смертельным, а… запредельным, что ли.

Но это мучительное размышление на тему было лишь моей гипотезой. Ничем пока не подтвержденной гипотезой, которую я никому навязывать не собирался…»

* * *

Вокруг царила тьма-тьмущая, хоть глаза выколи. Тьма и шумы. Кто-то где-то полз, шурша. Кто-то с треском продирался сквозь густые заросли, ломая ветви растений. Кто-то тяжко вздыхал. Кто-то скрипел. Что-то потрескивало. Что-то булькало… Мириады звуковых волн пронизывали тяжелый влажный воздух.

– Джунгли, – произнес сталкер. – И это не дежа-вю.

Напарница поникла, съежилась, пригнулась, будто у нее живот скрутило.

– Опять. Вот и все. Мы обречены. Лучше бы там нашлась другая дверь…

– Не расстраивайся. Ушли и ушли, попали сюда вот… Подумаешь, джунгли. Где наша не пропадала? Наша где только не пропадала! И это совсем не обязательно те самые джунгли, откуда мы…

– Спасибо тебе, утешил! В зарослях можно блуждать месяцами, если не годами… – Нервы девушки не выдержали, и она в буквальном смысле разрыдалась; продолжать смогла не сразу, а когда заговорила, то исторгала слова, взамен глотая слезы: – Я читала в газете… про какого-то японского солдата… его нашли после войны… лет тридцать спустя… Он потерялся в джунглях и…

– Успокойся, Маленькая, успокойся. – Большой утешающе поглаживал девушку по плечам, пытался прижать к себе, обнять, но она содрогалась в безудержном рыдании, раскачивалась в отчаянии, и крепко прижать ее к себе не получалось. – Вот! Если он три десятка лет жил и не тужил в подобных условиях, то, значит, можно… Не хотелось бы, конечно, бродить столько…

– А если мы наткнемся на каких-нибудь людоедов?! – вскрикнула девушка. – Мало ли какие племена тут могут оказаться…

– Нам ли бояться каннибалов? – Сталкер невольно улыбнулся такой возможности. – Мы сами и не таких монстров…

Он хотел пошутить по поводу, сказать что-то вроде «на завтрак, обед и ужин употребляли», но – осекся. Партнерша была фактически на грани нервного срыва, и не стоило усугублять. Вместо этого Большой наконец-то сумел обнять, прижать к себе хрупкое девичье тельце и произнес уверенным тоном:

– Опять-таки никаких проблем. Миклухо-Маклай, мой тезка, кстати, до-о-олгое время жил среди папуасов. И ничего, не только бифштексом не стал, но и превратился в лучшего друга людей племени. Ты зря переживаешь, с дикарями договориться можно, они ведь люди…

И ему удалось кое-как успокоить Маленькую. Не допустить срыва. Нечаянный привал завершился, пора в путь. Вперед! Только там, впереди, выход. Если он вообще где-то есть, найти его, оставаясь на месте, – невозможно. Каким бы надежным и уютным это место ни казалось…

Липкое время тянулось ме-едленно-ме-едленно. Обливаясь потом и отмахиваясь от мошкары, слетавшейся на поживу, скитальцы продирались сквозь разлапистые заросли и путы лиан.

– Да-а, прям-таки проекция настоящего а-ада, – выдохнул сталкер, хлопая себя по шее и щекам, в надежде накрыть кровососущих летучих гадов. – Пекло со сковородками и чанами, полными кипящего масла, в сравнении с этим – просто парк культуры имени отдыха. Но мы выберемся, малышка, не беспокойся, я уже чую… Плюс-минус сто миль, и мы у дверцы! Для бешеных сталкеров сотня миль не крюк…

Вдали мелькнул отблеск живого огня.

– Туда!..

– Я виж-жу, – прохрипела напарница. – Неуж-жто ж-живые люди…

Путники словно обрели второе дыхание и энергично устремились в том направлении. Они видели отсветы разожженных в глубине зеленого ада костров и уже не обращали внимания на ссадины и удары, которыми их награждали стебли, ветви и листья.

Шум, который производили двое людей, не заботящихся о скрытности передвижения, в особенности треск ломаемых тяжелыми ботинками веток могли переполошить кого угодно. Что, собственно, и произошло. Но Большой сознательно допустил это – чтобы не создавать впечатления таинственных пришельцев, внезапно и бесшумно вынырнувших из чащи на поляну.

– Эй, кто там?! – донесся встревоженный голос. – Джеймс, оружие к бою!

Изъяснялся голос на… английском, самом что ни на есть! И это было в данной ситуации настоящим подарком судьбы. Языковый барьер в момент первого знакомства – одна из главнейших проблем. Прямая угроза выживанию.

– Не стреляйте! – тоненьким голосочком заверещала девушка, которую мужчина шепотом проинструктировал. – Мы всего лишь заблудившиеся туристы!

– Выходите на свет! Медленно и без оружия в руках!

Напарникам не оставалось ничего иного, кроме как выполнить приказание. Они забросили оружие за спины и шагнули в световой круг.

Три огнища давали достаточно освещения, чтобы разглядеть вокруг них с полдюжины палаток. Возле костров сидели люди. Небольшие группы у более отдаленных и трое у того, к которому выбрели напарники.

Эти «белые люди» будто сошли с экранов, показались персонажами фильмов про отважных первооткрывателей – собранные, сосредоточенные мужчины с фанатичным блеском в глазах. Одеты они были в полинялые рубахи с закатанными рукавами, штаны из крепкого на разрыв материала, сапоги и шляпы особого покроя. Ни дать ни взять – вылитые Ливингстоны.

И эти «Ливингстоны» рассматривали гостей с интересом. Особого страха или подозрения не проявляли. Быть может, потому что увидели в мужчине представителя той же расы, к коей относились и сами.

Новоприбывший, не дожидаясь специального приглашения, подошел к костру, уселся и протянул ладони к языкам живого пламени. Рядом с ним через секунду опустилась наземь младшая. На нее тоже посматривали с любопытством, но полукровки у таких людей наверняка не числились в вип-персонах. Цвет кожи, обводы скул и разрез глаз в их воспитании значили еще слишком многое для восприятия.

– Представьтесь, будьте любезны, – обратился к незваным гостям старший из путешественников. Пожилой, но не старик, он производил впечатление матерого аристократа-авантюриста. Иней седины припорошил его шевелюру и бакенбарды, однако глаза светились молодецкой удалью. Это было хорошо заметно даже в свете костра.

Туристами пришлые зря назвались. В любом случае по сравнению с этими героями освоения «белых пятен» планетарной географии, которые первыми лезли в такие места, где еще не ступала нога белого человека, любые праздношатающиеся туристы из поколений их потомков являлись кощунственными пародиями на путешественников.

– Джентльмены, мое имя… Стэнли, – с запинкой произнес мужчина, которого они сочли себе ровней; и добавил уточнение: – Стэнли Николас Хэлшоу. А это моя… дочь, господа. Эллис Даниэлла, прошу любить и жаловать. Сами понимаете, в долгих странствиях чего только у мужчины… кхе-кхе… не приобретается по дороге.

Младшая учтиво, насколько могла, покивала господам. Поднимая лицо на сидевших у костра, отметила, что взгляд одного из троих, самого молодого, был весьма далек от братского, так сказать. Этот явно положил на нее глаз как на женщину. И был бы не прочь ее… полюбить, не особо жалуя.

Большой совсем не случайно присвоил ей статус дочери. Назови он девушку своей наложницей, рабыней или даже, в порядке бредового допущения, воспитанницей – это автоматически оставляло шанс возникновения конкуренции.

– Приветствую вас, мисс, – лаконично высказался старший из троих первопроходцев. Тем самым он признал за ней, пусть и ограниченное, право находиться в их кругу.

Мистер Хэлшоу обменялся с ним понимающими взглядами. О да, женщины низших рас порой весьма соблазнительны, чертовки… и устоять невозможно, но жениться не подобает. А когда появляются внебрачные дети, плод смешения рас, – каждый джентльмен поступает по собственному усмотрению. Некоторые даже забирают их с собой. Неотъемлемое право белого господина – поступать по своему усмотрению. Пока его интересы не схлестнутся с планами других белых господ.

– Хэлшоу?.. Не из бристольских ли вы Хэлшоу, сэр?

Вполне возможно, спросивший знаком с кем-то, носящим такую фамилию. Какой фамилией ни назовись, есть шанс встретить знакомого знакомых. Англия – совсем маленькая страна, в пределах метрополии. Теперь Большому требовалось спешно, на ходу, изобретать «оперативную легенду».

– Нет-нет, – молвил он. – Как вы наверняка определили по моему выговору, мои предки уже давно перебрались за океаны, на североамериканский континент. В нашем роду все эксцентричные люди. Лет двести назад Хэлшоу обосновались в Новой Англии, потом переселились в… Западную Виргинию. А ваши имена, джентльмены? С кем имею честь…

– Обойдемся без титулов. Мы не на светском рауте, – с улыбкой произнес старший первопроходец. – Я Уильям Уоррингтон, это, – кивок в сторону молодого чернявого мужчины с лицом закоренелого разбойника, – мой сын Джеймс. А это полковник Фицрой МакМиллан.

Шотландец-полковник, гладко выбритый сероглазый блондин – истинный ариец! – сдержанно кивнул.

– Очень приятно, очень приятно… рад знакомству. Джентльмены, позвольте поинтересоваться, что вы делаете посреди этих неприветливых чащоб, вдали от прикаминного уюта?

– А вы, сэр? – ответил вопросом на вопрос молодой Джеймс Уоррингтон.

– Мы здесь… э-э… – «Мистер Хэлшоу» запнулся, не решив еще, какую версию объяснения задвигать, но сделал вид, что мнется по причине нежелания открывать карты. В прямом и переносном смысле.

Он ведь совершенно не знал, в каком краю света «самоощущают» свое местонахождение эти бравые авантюристы.

– М-м-м… Коротко говоря, искали мы здесь Эльдорадо. – Большой сделал вид, что решился-таки приоткрыть расклад своих карт.

– Эльдорадо? В Бенгалии?! – изумился отставной полковник.

– Историю довелось услыхать в Гоа, из уст пьянчуги-моряка в портовом кабаке. А моряк тот испанцем был, по имени Мигель, – извиняющимся тоном проинформировал он, на ходу корректируя версию. – Вы же знаете, эти спесивые кастильцы все норовят обозначить своими привычными прозваниями.

Фицрой понимающе кивнул. Большой, стараясь делать это тихо-тихо, перевел дух. Кажется, обошлось… Но искать Эльдорадо на территории Восточной Индии, в районе дельты-устья самого Ганга – это сильно получилось, ничего не скажешь!

– Любопытное совпадение, – сообщил Уоррингтон-старший. – Мы тоже ищем Золотой город. И подготовились, как видите, основательно.

– Сэр, это достойно восхищения!

– Премного благодарен, сэр. Думаю, нам стоит объединить усилия. Если… вернее, когда мы найдем Золотой город, уверен, ценной добычи хватит на всех.

– С лихвой, – вставил Уоррингтон-младший.

– А еще один крепкий мужчина нам не помешает, – завершил его отец.

– Почему бы и нет, джентльмены? Раз наши цели сходны и вы не против моего участия…

Дочка, изящная и хорошенькая, но отчетливо скуластая и раскосая Эллис Даниэлла, благоразумно помалкивала, само собой. В викторианскую эпоху и белым женщинам не очень-то показано открывать рот, когда говорят мужчины, а она в восприятии «Ливингстонов» являлась отнюдь не белокожей…

Скитальцы шагали вместе с искателями сокровищ. Преимущества путешествия в большой компании были налицо – индусы, нанятые в качестве рабочей силы, расчищали путь; крупные хищники, даже бенгальские тигры, не рисковали нападать, да и со съестными припасами в кои-то веки у напарников особых проблем не было. Воистину – неожиданная туристическая прогулка!

– Сэр Уильям, – обратился «Хэлшоу» к старшему отряда. – Позвольте поинтересоваться, как вы узнали верную дорогу? Карта?

– Да, – лаконично ответил тот. – Трофей. Взяли у пленного сипая.

– А можно глянуть? – осмелился попросить Большой.

– Вряд ли вы там что-либо поймете… но гляньте.

Клочок желтой бумаги, обгоревший с одного края, был испещрен лабиринтом разнообразных линий и надписей на языке, неведомом сталкеру.

– Да-а, – протянул он, возвращая карту. – Ничего не разобрать. Хорошо хоть, мне Хорхе нормально объяснил…

– Хорхе? – спросил Уоррингтон-младший, шагавший с ремингтоновской винтовкой наперевес. – Помнится, давеча он был Мигелем…

– Хорхе, Мигель, Хуан, Фелипе, какая разница? Признаться, толком-то и не помню, как его звали.

Джеймс понимающе хмыкнул. Ох уж эти испанцы и португальцы с их дурацкими именами.

– Так! – отрывисто произнес Фицрой МакМиллан, глядя на карту. И пояснил: – Вижу оплетенное лианами дерево с тремя стволами. Мы на месте, джентльмены. Заночуем тут, завтра же приступим к исследованиям.

– Ой! – вдруг вскрикнула Эллис Даниэлла, глядя на землю, себе под ноги.

Мужчины бросились к ней. В земле, выглядывая лишь краешком, лежал прикопанный глиняный горшок.

Уоррингтон-младший выковырял сосуд из почвы.

– Интересная роспись, – произнес полковник.

Сохранившиеся пятна краски складывались в картинку. Процессия человекообразных змей с неведомыми предметами в руках тянулась, перемежаясь узорами-меандрами.

– Что толку в глиняном хламе? Это не золото и не бриллианты, – презрительно отозвался Уоррингтон-младший и разбил горшок о ствол ближайшего дерева.

Бравый первопроходец ни малейшего понятия не имел, естественно, что его потомки будут за подобные горшки отваливать не горсти, а целые горы условного золота, чемоданы банкнот и многомиллионные переводы на счета…

Следующей ночью Большой никак не мог заснуть. Вроде бы привыкший к всевозможным звукам, раздающимся в темную пору цикла «день-ночь», сейчас неприкаянный сталкер ворочался, попутно отбиваясь от вездесущих москитов.

Но не в москитах было дело. Глядя на силуэт мирно посапывающей «дочки», он ощущал, что надвигается нечто тревожное. Что-то было не так, очень даже не так.

«Мистер Хэлшоу» вышел из палатки. Порывшись в карманах, вытащил мятую пачку сигарет. Закурил.

– Тоже не спится? – спросил его шотландец, сидевший у костра.

– Угу.

– Присаживайтесь, – хлопнул ладонью Фицрой по траве рядом с собой.

– Спасибо, сэр МакМиллан.

– Слушайте, давай без вот этого всего. Я человек военный, простой служака ее величества. Зовите меня Фиц.

– Полковник? Простой?..

– Да. Когда сидишь в крепости, обложенной со всех сторон обезумевшими макаками-сипаями, весь внешний искусственный лоск улетучивается, просто слезает, как кожа кобры. Война не делает различий, кто ты, кавалер ордена Британской Империи или карманный воришка. Главное, человек ли ты. Осадное, безвыходное положение, знаете ли, быстро расставляет всех по местам, и выясняется, кто есть кто.

– Ох-хо-хо, Фиц, поверьте, уж я-то знаю это! – вдруг заверил собеседника седобородый мужчина, что давеча присоединился к компании искателей сокровищ, выйдя в круг света из сумрака джунглей.

«…Раз уж расплата за них столь высока, – продолжал я говорить. – Я уже десятки тьма-светов тут живу один, сходя с ума от одиночества. Звери мне больше не страшны, но я начал бояться самого себя… Однако теперь, когда у меня… э-э, есть рядом еще человек, все переменится. И ты тоже поймешь, что именно это здесь самое-самое важное – когда рядом человек. Вполне может быть, что я тебе неприятен и ты меня невзлюбила с первого взгляда, а позднее вообще возненавидишь всеми фибрами души. Но извини меня, уж в этом нет моей вины. Здесь, в ЗОНЕ, выбирать не приходится. Никогда не знаешь, какую пакость она в следующую секунду сотворит. Ты не сочти за саморекламу, но посмею заявить, что тебе случился тип в общем-то добродушный по здешним меркам. Нетипично честный и откровенный к тому же. Урод, словом. Могло быть гораздо хуже, поверь, неизмеримо хуже. Я тебе не навязываюсь, ни в коем случае. Хотя уж что-что, а навязаться могу, и со стопроцентным успехом. Я ведь хозяин положения. Хочешь ты этого или нет. А ты – свеженькая… Пока еще только краешком ступни в дерьме запачкалась. Но везучая ты, несомненно, уж поверь моему горькому опыту. Так вот… Стало быть, мой дом – твой дом, если хочешь. Не хочешь – уходи. Задерживать не стану. Даже не потребую натурной оплаты за спасение. Можешь не опасаться. Насильно – не желаю! За время, проведенное здесь, я как-то ухитрился убедиться, что любые телесные удовольствия мгновенны, и…»

Я сделал паузу, замолчал, пристально всмотрелся в лицо новенькой, пытаясь оценить, какое впечатление на слушательницу производят мои слова. Если не поймет, что каждое из них истинная правда, то… совсем скоро я опять останусь один.

«Потому что я не животное, не скотина. Пусть это глупо и наивно звучит, но лично я больше всего на свете желаю даже тут, в ЗОНЕ, остаться человеком. Пусть в моем понимании. Вполне вероятно, извращенном и не соответствующем нормальному, но – моем. Сам не знаю, как бы тебе растолковать, что я… э-э-э, подразумеваю под признаками человечности, да и не стоит, пожалуй, и без того уже разговорился немерено… Короче говоря, с тобой по нормам здешнего мира я поступить не смогу. ЗОНА еще меня не одолела… Честно признаюсь, хочется, ох и хочется же уступить соблазну! Ты ведь для меня ошеломляющий подарок… все драгоценности вселенной по сравнению с твоим появлением… в стекляшки превратились…»

Мой голос против воли срывался, и говорить ровно мне уже почти не удавалось. Но я очень, очень старался не лишиться дыхания раньше, чем договорю.

«…и даже не потому, что ты существо женского пола моего биовида… а потому, что… разумная! Не просто самка. Я чувствую в тебе тоже человека. Понятно выражаюсь?.. То есть чувствую такую же, как я. А это важнее всего здесь, и я понял это… э-э, воя от тоски в безразличный к моим мучениям потолок Бункера. Важней всего, когда рядом находится кто-то, кому веришь, кто надежно прикроет спину и согреет душу. Во-от. Кажется, основную идею я тебе объяснил!»

Моему голосу все же удалось окрепнуть, выровняться, и завершающую мысль я сконвертировал в произнесенные слова почти без запинок и пауз.

«Да, ты только не подумай, что мне совершенно все равно, что ты девушка. Вовсе нет. Я хоть и недобитый ЗОНОЙ идеалист, уродливое исключение из ее правил, но организм мужского пола, со всеми, э-э, прискорбно вытекающими естественными последствиями. Так вот. Можешь считать, что это я тебе многословно в любви признался. Удивлена, знаю, но в ЗОНЕ все происходит быстро, сжато, в темпе. Растягивать просто некогда. Тормозящие здесь обречены. Это внутри Бункера я еще могу с тобой… м-м-м, нежиться и часами общаться по душам, а снаружи философствовать не получится. Ну, сама узнаешь. Только просьба… э-э-э, одна такая горячая, вечная у меня просьба! Мольба даже! Заклинание! Заклинаю всем святым, что лично для тебя свято… никогда не прыгай! Ни-ког-да, слышишь? Не пытайся уйти легким путем. Он ведет в никуда».

Я замолчал и с облегчением подумал, что уф-ф-ф, все-о-о сказал! Справился. А мог и запутаться при конвертации мыслей в слова от волнения.

Девушка ни разу не перебила меня. Выговорив-шись, я выдохся, опустошился, иссяк. Заткнув словесный фонтан, поник, сгорбился, опустил глаза, перестал на нее смотреть. На столешнице заметил пятнышко, очертаниями как листок кленовый, на него и таращился. И откуда оно взялось, этакое канадское пятнышко, мелькнула в моей опустошившейся башке рассеянная, растерянная мыслишка… Все, что только-только исторг, уже напрочь вылетело из головы. До того велико было нервное напряжение, и снедало желание быть услышанным.

Хорошо, что рекордер, о котором я совершенно забыл, был все-таки включен и зафиксировал мою страстную речь! Иначе потом ни за что не смог бы воспроизвести ее дословно.

«Если ты не врешь, – выдержав паузу длиной с фасад самого большого театра, едва слышно, почти шепотом наконец произнесла Натача. – Тогда у моего… то есть нашего с тобой положения никаких обнадеживающих перспектив нет».

«Витиевато, но верно. Не вру… – с трудом выдавил я, проталкивая слова сквозь пересохшую глотку. – Хотел бы сам, чтобы все это было моими фантазиями. Но тут, в ЗОНЕ, любая жуткая фантазия, похоже, самая что ни на есть реальность. В том-то вся соль. Мы находимся в воплощенном кошмаре. Вроде как… э-э-э, в любовно собранную коллекцию ужасов мироздания попали. Прямо в экспозицию. Из всей этой неприглядности, что мрачнеет вокруг, можно было бы сработать потрясающий сериал, куда там всяким зловещим мертвецам и вязовым кошмарам. Вся беда, что нам этот сериальчик не посмотреть, сидя в уютном кресле перед экраном… Нам в нем жить предначертано. По ту сторону экрана, внутри. Такие дела».

Вздохнув совсем уж тоскливо, я грустно посмотрел на свою невольную компаньонку. Так-то вот, девочка. И никуда не денешься из этого кошмара. Прыгнуть я тебе не позволю. Во всяком случае, без меня – точно не…»

* * *

Раскурив трубку, МакМиллан долго сидел, в задумчивости глядя на танец язычков пламени.

– Порой ловлю себя на мысли, до чего это омерзительно, – наконец произнес он. – Просто невыносимо находиться в светском обществе, со всеми этими расшаркиваниями и прочей ерундистикой.

– Ну-у-у…

– Они все идиоты, Стэн, все до единого. Напыщенные чванливые идиоты.

– И Уоррингтоны?

– И они тоже. Особенно младший. Избалованный кретин, кичащийся своим происхождением. А на деле разбойник с большой дороги. Папаша же его… Такой же. Только немного остепенившийся с возрастом. Вы не такой, я чувствую.

– Спасибо за доверие… Но если это так, то почему вы с ними путешествуете? – спросил Большой.

– Давайте не будем касаться этой темы, хорошо?

– Хорошо.

– Вы вот что… Поостерегитесь Уоррингтонов, когда дойдет до дележки добычи. Алчность губит и гораздо более достойных представителей рода человеческого. Дружеский совет. Будьте готовы пустить в ход оружие. И сделать это твердой рукой. Берегите дочь. Нет ничего важнее детей, они продолжают нас в грядущем.

– Да-а… Я, знаете ли, всегда к этому готов. Потому и жив до сих пор.

– Вот и славно. Все, мы ни о чем подобном не разговаривали, – подытожил полковник. – Нас просто разбудила музыка.

– Что? – спросил сталкер и прислушался. А ведь действительно… музыка!

Вот оно что.

Наконец-то Большой понял, что именно было «не так» в симфонии звуков ночных джунглей. Далекая, едва слышная мелодия. Слух распознал трубу, хотя скорее всего там звучала большая раковина или полый стебель растения и, конечно же, барабаны. Если уловить и вслушаться в нее, музыка завораживала, хотелось сидеть и слушать, слушать ее, не двигаясь; но в то же время она вносила в душу смятение и некую смутную тревогу…

– Не нравится мне это, – сообщил хмурый МакМиллан. – Вечером побродил по окрестностям. Эти музыканты, или что там еще за чертовщина, в самом сердце развалин. И что тревожит… индусы отказываются идти дальше. Наотрез. Говорят, что не хотят на себя навлечь гнев тех, кто живет в руинах, Кали их раздери. Тогда я посмеялся над глупыми суевериями. Но сейчас…

Полковник расстегнул ворот рубахи, извлек на свет божий потускневшее серебряное распятие.

– Но сейчас я боюсь, – произнес шотландец. – Я, бывалый солдат Фицрой МакМиллан, обуян страхом. Немыслимо! Даже когда обезумевшие от запаха и вида нашей крови сипаи самодельным тараном вышибали ворота дворца раджи, где засели последние подданные Короны, я не боялся. Мы все были готовы с честью принять высшую награду воина – славную гибель. Да, определенный страх присутствовал, но он только укреплял наши сердца, делал зорче глаза и тверже руки. Сейчас же поджилки у меня трясутся, ладони взмокли… Позор мне!

– Как вы сами говорили, – сказал Большой, – бояться не стыдно. Позорно страху овладеть рассудком. Вполне может статься, что нам все это мерещится. По причине духоты, переутомления… Возможно, мы заразились тропической лихорадкой, и музыка лишь плод нашего воспаленного сознания, путающего сон и явь. Все может быть. Давайте попробуем уснуть, Фиц.

– Согласен. Идемте…

Утро не принесло отдохновения. Вместо него в запасе у послерассветного часа был полный мешок разочарований.

– Ах вы, сукины дети! Сыновья свиньи! – буйствовал Уоррингтон-младший, узнав, что индусы наотрез отказываются следовать дальше. – Вам заплатили за что?! За то, что вы, суеверные кретины, сопровождаете нас. И вот когда мы в двух шагах от груды сказочных богатств, вы идете на попятный! Ах вы, ублюдки!

– Тише, – шикнул на него отец, после чего сам обратился к индусам: – Давайте так. Вы остаетесь здесь, в лагере, и ждете нас. Все понятно?

Хмурые смуглые мужчины дружно закивали. Один, с аккуратными усиками, пробормотал на ломаном английском нечто вроде того, что пусть ему не заплатят вовсе, но он сохранит свою жизнь, а покойникам уже не понадобятся богатства, сколь бы несметными они ни были.

– Вперед, джентльмены. Золото ждет нас!

Несмотря на буйство тропической природы вокруг, сами древние руины не были покрыты джунглевыми зарослями, лишь кое-где древний серый камень был обтянут гобеленом цветущих лиан. Серо-зелено-белая гамма. Прекрасный и величественный минимализм.

Руины поражали воображение. Циклопическая каменная кладка, испещренная полустершимися барельефами. Статуи, утратившие первоначальный облик, покосившиеся, но не сломленные.

Внимание сталкера привлекла одна скульптура, сохранившаяся лучше других. Обсидианово-черный камень навеки запечатлел черты змееподобного человека. Под мелкой чешуей бугрились прекрасно развитые мускулы идеально атлетической фактуры. Змеиное лицо глядело отрешенно, не выражая никаких эмоций. Поблескивавшие в свете утреннего солнца глаза выражали многовековую мудрость. В приоткрытой пасти виднелись длинные зубы. Вокруг лба змее-человека оплелась лиана. Грозди крохотных цветочков цвета слоновой кости, этот чудесный венок, придавали облику статуи величественность…