Текст книги "Пираты московских морей (сборник)"

ТОСКА ЗЕЛЕНАЯ

«Перво-наперво большая яхта. Как у Абрамовича…» Фризе поморщился. Дался ему этот Абрамович! Тоже мне Рокфеллер постсоветского периода. Все как с ума посходили: Абрамович, Абрамович, Абрамович! И он туда же!

Но яхту все же хотелось. И в кругосветное путешествие хотелось. «Вот только потребуется опытная команда, охрана. А где я наберу надежную команду? Обращусь на биржу труда».

У Абрамовича…

Владимир громко выматерился. Таких крепких словечек он не позволял себе даже в мужской компании. На него вдруг накатила волна необъяснимой тоски. Казалось бы, радуйся и радуйся привалившему богатству. Фризе и радовался. Пока не понял, что, получив свои миллионы, он лишится того, что ценил больше всех благ на свете, – независимости.

Совсем недавно он вычитал в книжке умного автора фразу о том, что, приобретая власть над другими, человек становится их рабом. Книжку Владимир не дочитал: автор уж очень напористо навязывал читателям свои убеждения. Этого Фризе не любил. Но ему хватило и одной фразы для того, чтобы зачислить писателя в умники.

Сколько же будет у него «под рукой» народа, когда он станет миллиардером! Ужас!

Теперь Фризе представил себе роскошную виллу на берегу теплого моря. Обязательно с кипарисами вокруг. Кипарисы были его слабым местом. «И сколько же вокруг будет слоняться обслуги? И разве обойдешься без охраны? Тут же нарисуются гангстеры и потребуют поделиться. Откажешь – замочат. Может быть, в этом самом “теплом море”».

Владимир прикинул, сколько у него верных друзей, с которыми можно было бы отправиться в путешествие на яхте. Евгений Рамодин…

Женька был первым и оказался последним. Одних прибрал к себе Господь, другие как-то незаметно выпали из обоймы. Дружба ведь требует жертв. Прежде всего надо жертвовать временем. А с годами у каждого появляются многочисленные обстоятельства, которые если и не разрушают дружеские отношения, то слегка отодвигают их на второй план.

А вот приятельниц на борт будущей яхты Фризе мог бы с легким сердцем взять полдюжины. Он ни в одной не сомневался. По отдельности. Но мысль увидеть их вместе за столом кают-компании заставила его улыбнуться. Султану, наверное, легче. В обязанности монарха не входит присутствие на общих трапезах в гареме.

Владимир очень живо представил забавные ситуации, которые возникали бы между его любимыми девушками, собери он их вместе. Нет, ссор бы не было, за волосы друг друга они бы не таскали. Все подруги были натурами тонкими, воспитанными, образованными. Только Дюймовочка могла бы воспользоваться табельным оружием, если пронесла его на борт. Но сколько сарказма, коварных выпадов, ядовитых улыбок пришлось на каждый квадратный метр корабельной палубы!

«Нет, скучать мне бы не пришлось! – развеселился Фризе, забыв о недавнем приступе меланхолии. – Может, рискнуть?»

Но если это и была всего лишь шутка, то намерение поделиться со своими друзьями и подругами доставшимся ему наследством Владимир намеревался вполне серьезно.

Забыв свое твердое правило, не делить шкуру неубитого медведя, он положил перед собой листок чистой бумаги и написал:

1. Рамодин. 1 млн…

И в этот момент зазвонил телефон.

Так бывало с каждым не раз: подумаешь о близком человеке, и он обязательно проявит себя. Нарисуется.

Фризе поднял трубку.

– Длинный, как хорошо, что ты дома, – обрадованно прогудел Рамодин. – Я тут неподалеку… Кой-какими делами занимался. Голодный, как гончая перед охотой.

– Напрашиваешься?

– Маленько.

Владимир с сожалением взглянул на лист бумаги. Фамилия «Рамодин» выглядела на нем одиноко. Следующей должна была стать Дюймовочка, но с этим предстояло повременить. Надо было идти на кухню, готовиться к приходу голодного приятеля…

Рамодин выглядел усталым и расстроенным. Оглядев его внимательным взглядом, Владимир прокомментировал:

– «Кое-какие дела» оказались не очень-то успешными?

Полковник отмахнулся. Фризе понял, что дела настолько безнадежны, что Евгений даже не намерен поплакаться в жилетку.

– Ладно. Придется угостить тебя фирменным блюдом. И приличным десертом.

– К кофейку сегодня дадут пирожные? – слегка оживился Рамодин.

– Еще чего! Пирожные покупает Дюймовочка, а она уже вторую неделю носа не показывает. И не звонит.

– Сам позвони. Связь в Москве пока еще работает.

Фризе не любил, когда ему дают бесплатные советы, затрагивающие его личную жизнь. Знал об этом и приятель. Но сегодня он был не в духе и не собирался миндальничать.

– А почему, Женя, ты не отправился утолить голод к своей благоверной? Я помню, она такой горох с рулькой готовит. – Фризе также хорошо знал, что благоверная Рамодина, став его законной супругой, с помощью мужа устроилась на работу в МВД и любимое блюдо мужа готовила только по красным дням календаря.

Привычно пикируясь, они пришли на кухню, и Владимир достал из холодильника свинину на косточках.

– Ты бы срезал косточки, – посоветовал полковник. – Быстрее зажарятся.

– А ты бы отправился помыть руки, да полежал потом в кабинете на диване. Почитай книжечку о том, как преодолевать депрессию. Дюймовочка оставила несколько учебников. Есть среди них и пособие по психиатрии.

– Для меня еда – лучшее лекарство от депрессии, – сказал Рамодин, с большим интересом отслеживая, как сыщик натирает свинину какими-то специями. – А если нальют – забуду даже такое слово.

– Иди-иди. Через полчаса все «антидепрессанты» будут на столе.

ГДЕ ТОНКО…

«По-моему, удались, – подумал Фризе, снимая со сковородки на большое блюдо слегка прирумяненные бифштексы на косточках. – Евгений любит такие. Да еще чтобы их было побольше».

– Ого! – Рамодин не выдержал испытания ароматами и пришел на кухню. – Тебе пора заняться ресторанным бизнесом. Открыли бы с моей супружницей на паях забегаловку «Русский хит: горох с рулькой и свинина на косточках». Озолотились бы!

– Кстати, у тебя там, на письменном столе лежит листок бумаги, – Евгений показал рукой на дверь, которая вела в кабинет. – Я обнаружил на нем свою фамилию в соседстве с тремя буковками: млн. По-моему, такое сокращение может означать только «миллион» и ничего другого.

– Нечего совать нос в чужие документы, – проворчал Владимир. – Он мысленно выругал себя за то, что оставил листок на видном месте. Полковник не успокоится, пока не вытянет из него всю правду об этой записи. Теперь придется выложить Евгению историю с наследством. А ведь хотел же преподнести другу сюрприз – кредитную карту на миллион евро! Рано начал разбазаривать еще не полученное наследство.

– А я и не совал. Ты же знаешь, какой у меня острый взгляд.

– Ладно, Соколиный глаз, обед – самое подходящее время для того, чтобы делиться новостями. Садись за стол, сейчас принесу выпивку. Не хочешь деревенской грузинской чачи?

– Еще чего?! Чтобы я пил эту грузинскую бормотуху? И боржоми не предлагай. Пусть сами «генацвали» пьют.

– Может, ты и прав. Саакашвили тоже не жалует чачу. Предпочитает виски.

Фризе не пошел в столовую, где стоял бар с напитками, а достал из холодильника большую квадратную бутылку водки «Парламент». Скрывая усмешку, водрузил в центре стола.

Рамодин поморщился. Свою неприязнь к российскому парламенту он уже давно перенес и на водку с таким названием. Но сейчас возражать не стал. Постеснялся.

Обед не задался с самого начала. Первая, как и следует из популярной среди любителей выпить присказки, прошла «колом». Но и вторая не «взвилась соколом». Евгений только пригубил рюмку и отставил в сторону. «Мелкие пташечки» и вообще не воспоследовали.

– Может быть, ты объяснишь мне свои каракули рядом с фамилией Рамодин? – мрачно спросил полковник, не поднимая взгляда от тарелки, на которой безнадежно остывала с такой любовью приготовленная Владимиром свинина на косточке. Фризе был готов присягнуть на уголовном кодексе: приятель уже сожалеет о том, что не расправился с ней, прежде чем задавать вопрос. Обычно за столом они балагурили на отвлеченные темы. Если имелись причины для серьезного разговора, начинали его уже после кофе.

– Ладно, – легко согласился Владимир. – Ты проявил чудеса сообразительности, догадавшись, что буквы «млн.» – означают именно миллион.

– Вот-вот, миллион! И что бы это значило?

– Для этого я должен напомнить тебе одну историю. Пока я этим занимаюсь, ты можешь с аппетитом управляться с едой.

Рамодин взял нож и вилку, но тут же отложил в сторону:

– Нет, подожду твоих объяснений. – Он явно был встревожен. И Владимир не мог понять, почему? Почему Евгений Рамодин почувствовал себя неуютно, обнаружив на листке бумаги напротив своей фамилии пометку: «1 млн».

– Ты начинаешь меня раздражать! – рассердился Фризе, не понимая, что могло послужить причиной прокурорской настырности друга. – Я ведь могу послать тебя подальше вместе с твоими вопросами.

И вдруг его осенила шальная догадка.

– Женька, может быть, ты уже подсобрал миллиончик на забегаловку «Русский хит». И решил, что я докопался до твоего секрета? Забудь…

– Напоминай свою историю, раз уж пообещал, – прервал Владимира полковник. Сегодня его на шутки не тянуло.

Фризе вздохнул, налил до краев большую рюмку и с удовольствием выпил. Закусил корочкой. На этот раз водочка прошла настоящим соколом. Рамодин насупился, чуть помедлил и допил свою рюмку. Владимир тут же наполнил ее до краев. Также поступил и со своей. После этого «Парламент» стал быстро убывать: «мелкие пташечки» не давали друзьям засохнуть.

Владимир никак не мог решиться: говорить Евгению о наследстве или нет? Не лучше ли выложить все по приезде из Киля, когда все финансовые вопросы будут решены и наследство перекочует на его личный счет? Но Евгений же не отвяжется! Сидит как бука и с каждой рюмкой все мрачнеет и мрачнеет. Это Рамодин-то, весельчак и балагур!

Когда литровая бутылка опустела, полковник поторопил:

– Ну-ну! Выкладывай.

– Ну, ты и тип, Рамодин! Допек!

И он рассказал Евгению, как давным-давно по просьбе банкира Антонова работал несколько месяцев в Историческом архиве, разыскивая его предков и попутно выясняя, почему был убит его предшественник по такому мирному занятию, пресс-секретарь олигарха.

– Какое отношение ко мне имеет вся эта беллетристика? – мрачно поинтересовался полковник.

– Милые «архивные» девицы рассказали, что у меня имеется богатый родственник в Германии. В городе Киле. Теперь этот родственник умер и оставил мне миллиард.

– И ты решил облагодетельствовать меня миллионом? – догадался Рамодин.

И в тоне, каким была произнесена эта фраза, Фризе уловил ненависть. Ничем не прикрытую, вовсе не внезапную, а глубокую ненависть.

– Жека… – начал было Владимир. Но Рамодин перебил его:

– Ты всегда был баловнем судьбы! Бабки валились на тебя со всех сторон. Папенька с маменькой, убравшись вовремя, оставили тебе столько, что хватило бы сотням простых служак на безбедную жизнь до старости…

– Ты что мелешь! – возмутился Фризе. – Я бы отдал все, лишь бы они были живы!

Но Евгений его не услышал. Все распаляясь и распаляясь, он, похоже, не отдавал себе отчета в том, что выкрикивает.

– Почему все тебе и тебе? Почему не другому?! Страна-то у нас нищая! Страна, но не начальники!

Я прочитал сегодня статью о том, какие доходы задекларировали эти гребаные радетели земли русской! Откуда у жены никому не известного до недавнего времени зампреда правительства, зарплата семьсот миллионов в год? В год, господин Володя! Откуда у них несчетное количество дорогих машин и квартир? И у всех остальных начальников и миллионов и добра немерено! У меня тридцатилетний племянник, закончивший университет, получает пятнадцать тысяч! А у него жена и двое детей. Эти начальники думают, что нам неизвестно как богатеют их жены? И они сами! Теперь и тебе еще привалил миллиард на мелкие расходы!

– Миллиард и пару заводов, – сказал Фризе. – И несколько особняков в разных странах. Ты не поверишь, Женя, мне достался даже публичный дом. Это же Киль, портовый город. Там публичные дома – обычное дело. Если бы ты не презирал меня так за неожиданное наследство, мы могли бы посещать это заведение вместе.

– Ты, ты… Засунь этот миллион себе в задницу!

Рамодин вскочил, опрокинул тяжелый стул и помчался к выходу.

– Женя! Да я ничего еще не получил! – крикнул Владимир ему вдогонку. – Могу лишиться наследства в связи с мировым финансовым кризисом.

Но все это он говорил себе – входная дверь за Рамодиным захлопнулась.

Фризе откинулся на спинку стула и зажмурился. Ему хотелось заплакать, услышать слова поддержки от близкого человека, от родственной души. Но ни одной родственной души поблизости не было. И даже в отдалении не просматривалось.

«Ну, уж дудки! – подумал Владимир. – Поберегу слезы для другого случая. Пробьемся».

ПАКЕТ ИЗ ЗАЗЕРКАЛЬЯ

На этот раз на экране торчал одетый в морскую форму коммандер Джеймс Бонд. Тот, который особенно нравился Фризе. Шон о'Коннери. Необыкновенно суровый и все же необыкновенно обаятельный.

– Ваши бумаги, Штирлиц! – произнес он, даже не поздоровавшись. И ловко, как опытный игрок козырную карту, швырнул плотный конверт в сторону Фризе.

– Не понимаю… – почти жалобно прошептал Владимир, разглядывая приземлившийся на ломберный столик, такой же безукоризненный, как и сам Бонд, конверт. Он видел конверт в руках коммандера, засек его старт, но не сумел проследить за его полетом от телевизора до черной каменной столешницы. – Теперь и конверты стали производить по технологии «стелс»?

– Нельзя мешать водку и виски, – с обидной ухмылкой сообщил Бонд. – Да еще в таких количествах!

– А вы надоели всем хуже пареной репы со своим рецептом: «перемешать, но не взбалтывать!» – выкрикнул Фризе. – Тоже мне, пижон из секретной службы!

Он разозлился, вспомнив о недовольстве Джеймса Бонда его, Фризе, «русским менталитетом». Но запал Владимира пропал даром: коммандер не смог оценить его красноречия, сгинув в черной дыре телевизионного экрана.

Сыщик остался один на один со своим похмельным синдромом и нехилым конвертом на ломберном столике. Конверт завораживал, а похмельный синдром отравлял существование.

«Это все болван Рамодин! Какого черта он «излил» на меня свою помойную душу. Столько лет дружили, а он… Змей подколодный! – Очередной спазм головной боли изменил направление его мыслей: – И почему Господь не дал мне способности опохмеляться?! Выпил бы сейчас бутылку пива или сто граммов и воспарил, как бывает со всеми порядочными гражданами!»

Он вздохнул и взял в руку конверт. Рука дрожала. Фризе вздохнул еще раз и осудил себя неприличным словом.

В конверте был заграничный паспорт, билет на поезд до Киля через Берлин и две кредитные карточки: платиновая «Виза» и «Америкен-экспресс».

Фотография в паспорте очень понравилась Владимиру. На ней он выглядел ничуть не хуже Джеймса Бонда: такой же аристократичный и импозантный. Все визы были в порядке. Имелась и Шенгенская. Билет на поезд в вагон-люкс. Вагон на восемнадцать персон. Это означало, что поедет он один в купе. Поезд отправлялся сегодня. Все, как говорили мальчишки в далекие детские годы, чин-чинарем. Вот только с фамилией была загвоздка. Фамилия в паспорте и в билете была Штирлиц. Штирлиц Владимир Петрович. Дата и место рождения, адрес проживания, антропометрические данные – все его, Фризе. А фамилия – Штирлиц!

– Идиоты! – заорал Владимир так громко, что старинная хрустальная люстра отозвалась под потолком умоляющим звоном. Словно, опасалась, что хозяин закричит еще громче и тогда она, не выдержав потока децибелов, рассыплется в прах. – Идиоты, – повторил сыщик, теперь уже почти будничным тоном. – Не вы ли уговорили меня заняться плохим мальчиком Гарденским и устроить облом его планам сняться у режиссера Забирухина? На какие шиши я буду спонсировать сраный блокбастер этого корифея?

Фризе встал с кресла и подошел к телевизору. Он уже поднял кулак, чтобы стукнуть по ящику, но тут же отдернул руку: нынешняя «плазма» не была приспособлена для воздействия мускульной силы. Это советские «Рубин» или «Электрон» можно было, используя последний аргумент, ударить по крышке и вновь увидеть на экране картинку.

– Ребята! – Владимир постучал костяшкой указательного пальца по черному экрану: – Ребята! Вы что, решили поиздеваться над бедным сыщиком?

Фризе машинально отметил, что экран в полном порядке: конверт с документами не нанес ему никаких повреждений.

– Телепортация, телепортация, – пропел на мотив неизвестной миру песенки сыщик. – Креативная ситуация!

Точного смысла слова «креативная» Владимир не знал, все собирался спросить у Светки – по части современных словечек она была докой, – но постоянно забывал восполнить пробел в своем образовании. Стоило журналистке «нарисоваться» в его квартире, у них появлялись другие приоритеты.

Он вдруг вспомнил, что несколько минут назад, общаясь с Джеймсом Бондом, испытывал дикие похмельные муки. А сейчас голова не болела и пол не качался, как корабельная палуба.

«Лечение шоком, – подумал Фризе. – Интересно, используют ли такой шок в вытрезвителях?»

Он снова вернулся в свое уютное кресло и с облегчением вздохнул: «Все, что ни делается, к лучшему. Теперь я могу сказать любому “фантомасу” из Зазеркалья, что они сами завалили это дело».

А еще он вспомнил одну историю, то ли вычитанную в книжке, то ли услышанную от умного человека: если перед тобой стена, которую ты не в силах преодолеть, садись перед ней и жди. Пройдет время, и стена исчезнет. Если не разрушится физически, то перестанет существовать в твоей голове.

«Хреновина, – усмехнулся сыщик. – Сколько ждать-то? До греческих календ? Не подходит. У меня поезд сегодня. До портового города Киля, где меня ждет миллиард. Это, во-первых. А во-вторых, кто этому самоуверенному Бонду при первом знакомстве представился Штирлицем? Владимир Петрович Фризе».

Он снова взял паспорт и полчаса изучал его на «вшивость». Отыскал в одном из ящиков письменного стола лупу с пятидесятикратным увеличением. Она пылилась там невостребованная уже долгие годы. За время своей частной практики Владимир ни разу лупой не воспользовался – характер расследований изменился.

Многократно увеличенное лицо на фотографии уже не показалось его обладателю «приятным во всех отношениях». «Откуда они раздобыли эту карточку? Таким упитанным я никогда в жизни не был. Надо же, даже ямочки на щеках! А взгляд? Куда я смотрю? На небо, что ли? Какие-нибудь шенгенские пограничники могут придраться».

А в остальном к паспорту у него не было никаких претензий: где искать липу, Фризе знал не хуже любого пограничника.

«Да, постарались ребята. Небось смастерили ксиву у коммандера Бонда на службе. На службе Ее Величества! – сделал вывод вопреки всякой логике сыщик. – Только зря старались. Наследство-то получить должен Фризе, а не Штирлиц!»

Он побродил по квартире, казалось бы бесцельно, но всякий раз маршрут его пролегал неподалеку от телевизора. «Черные дыры, белые пятна», «черные дыры, белые пятна», – твердил он, как заклинание. Больше ничего в голову не лезло. Голова была пуста, и это вызывало у Фризе какую-то приятную легкость, неосознанную эйфорию.

Минут пятнадцать он шатался по квартире, пока «неосознанная эйфория» не превратилась во вполне конкретное желание выпить холодного пива. Фризе почувствовал, что похмелье закончилось и он ничем не рискует, выпив пару бутылочек «хейникен».

Пиво было холодное и ароматное, так бодрило, что Владимир отправился на кухню за третьей бутылкой. Но у холодильника круто затормозил, осудив свою слабость: «Дурак дураком! Мне еще в дорогу собираться, а я тут в расслабуху впал!»

Мысль о том, что надо в дорогу собираться, оказалась такой естественной, как будто он уже давно твердо и бесповоротно решил отправиться за своим миллиардом с паспортом на имя Штирлица. А ведь только что он даже не допускал такой возможности! И очень разумно поступал: чего делать Штирлицу в Киле? Полюбоваться на верфи, когда-то принадлежавшие его предкам? А потом заглянуть в район красных фонарей и забыться на груди у дородной немки?

«Нет, не у немки, – фантазия у Фризе разыгралась. – У негритянки. У меня еще никогда не было негритянки».

Но тут же он забыл и про негритянок, и про немок, представив, в какую глупую ситуацию можно попасть, приехав в Германию с паспортом на имя Штирлица! Вполне могут возникнуть серьезные проблемы с несерьезными гражданами немецкой национальности. На свете есть немало глупцов, которые путают героев книг и фильмов с реальными людьми. Кто для них Штирлиц? Супершпион и виновник поражения Германии! Фризе поежился.

«Позвоню-ка я Лизавете, – подумал сыщик. – Может быть, она найдет время и встретится со своим старым другом?»

Среди знакомых молодых немок Лизавета была самой любимой немкой Владимира Петровича. Других знакомых немок у Фризе просто не было.

Лизавета служила в Интерполе и в душе у сыщика теплилась надежда на то, что сотрудница такого серьезного ведомства найдет способ, как ему помочь. Как? «Как-как… Откуда я знаю? – сердился на свой оптимистический порыв Владимир. – Встретимся, а там видно будет».

– Володя! Едешь к нам? Ну, наконец-то! Я так рада, так рада! И папа нарадуется. Он сейчас в отпуске от свой… Как это по-русски? Большой марширен.

«Рада мама, рад и папа, Фрица приняли в гестапо, – мысленно продекламировал сыщик. – И Фризе тоже».

Хотя, если быть точным, Штирлиц в гестапо не служил. Но для Владимира сейчас было несущественно – абвер, гестапо или еще какая-нибудь зловредная контора Третьего рейха.

– Когда твой самолет будет в Гамбурге? – спросила Лизавета.

У Фризе с кончика языка уж готов был сорваться ответ: «Еду поездом». Но сердце тревожно екнуло, и он ответил:

– Как только прибуду, позвоню.

– Я тебя отслежу, майн либер Володька, – отозвалась девушка очень серьезным тоном. И Фризе понял – сотрудники Интерпола зарплату получают не зря.

«Так-то оно так, – подумал – сыщик, – но отслеживать Лизавета будет Фризе, а не Штирлица!»

Звонить в аэропорт, отказываться от билета, Владимир не стал. Подумаешь, какая-то мелочишка потеряна, – решил будущий миллиардер!