Текст книги "Психологические проблемы эффективности права"

1.3. Методология исследования эффективности права и норм законодательства

Плюралистическая концепция эффективности права и норм законодательства, о значении которой уже говорилось выше, нуждается в разработке новых подходов к методологии исследования проблем эффективности в праве. Как известно, в отечественной науке проблема эффективности права рассматривалась в контексте эффективности норм права, эффективности законодательства. Это закономерно вытекало из определения права как системы установленных или санкционированных государством норм общего характера, закрепленных в определенной форме и обеспеченных возможностью применения государственного принуждения. Применение принципа плюрализма в правопонимании, рассмотрение права с более широких философских, социологических, психологических, теологических позиций вызывают потребность по-новому взглянуть и на изучение эффективности права. Несомненно, эффективность права как социального и духовного регулятора не должна сводиться, а, напротив, должна отграничиваться от эффективности конкретных норм законодательства, конкретных норм позитивного права. В исследовании права как социально-духовного регулятора необходимо использовать принцип плюрализма. Указанный принцип, примененный к юридической реальности, позволяет находить аргументы против традиционной этатизации правовых отношений и механического подчинения позитивному праву, а также против бездумного переноса опыта правового развития одних стран (даже очень позитивного) на правовую действительность других стран с целью их модернизации[125]125
  Там же. С. 150.


[Закрыть].

Изучение эффективности права и норм законодательства должно основываться на том, что если право складывается объективно в процессе «естественного» развития социокультурной реальности (адаптации человека к определенным природно-климатическим, конкретно-историческим условиям), то закон – результат субъективной, сознательно-волевой правотворческой деятельности государства. И даже если государство является демократическим, то при формировании закона может произойти «сбой», то есть в основу закона могут быть положены не правовые идеи как часть духовной культуры, а идеи политической или даже научно-юридической доктрины[126]126
  Там же. С. 207.


[Закрыть].

Основу деятельности правотворческих органов должно составлять объективно складывающееся в обществе право, а точнее, правовые идеи, отражающие социокультурные особенности представлений определенного общества о том, как должны регулироваться отношения между людьми, какие ценности лежат в основе таких отношений и какой смысл вкладывают в них люди. Только в этом случае закон может способствовать укреплению законности и правопорядка и быть эффективным. Следует согласиться с мнением, что всякий живой опыт, всякая живая человеческая деятельность, как бы рационализированы и технологизированы они ни были, с необходимостью предполагают этот нередуцированный к внешней данности момент личностного духовно-душевного усилия[127]127
  Дробышевский В. С., Калинин А. Ф. Введение в юридическую антропологию. Ч. 1: Проблемы методологии права. Уч. пособие. Чита, 2004. С. 55, 57.


[Закрыть].

В советской литературе справедливо указывалось, что проблема эффективности законодательства оказалась «проблемой высшей степени трудности». Это объяснялось двумя основными причинами: во-первых, многоаспектностью самой проблемы, в частности, многочисленностью и различным характером правовых объектов исследования, а следовательно, и многообразием подходов к решению поставленной задачи; во-вторых, трудностями, связанными с использованием для решения задачи эффективности законодательства новейших приемов и методов научного исследования, требующих, как правило, значительных усилий не отдельных ученых, а целых коллективов, специально нацеленных на решение определенной задачи. Вообще, как справедливо отмечают ученые-юристы, проблема эффективности законодательства будет стоять перед юридической наукой до тех пор, пока будет существовать законодательство[128]128
  Эффективность гражданского законодательства (актуальные вопросы) / Под ред. В. П. Грибанова. М., 1984. С. 6–7.


[Закрыть].

Очевидно, что указанная трудность имеет и психологический аспект. Психологическое приятие или неприятие норм законодательства, влияющее на их эффективность, порой весьма трудно прогнозировать и оценивать. В литературе указывается на следующий парадокс. С одной стороны, нормы информируют, ориентируют людей, организуют и стабилизируют социальные связи. Но если норма снабжена санкцией, то это значит, что возможность ее нарушения предполагается в такой же степени, в какой и ее соблюдение. Более того, сам факт описания в норме прав и обязанностей различных лиц, а также существование особых процессуальных норм, регулирующих, помимо прочего, порядок защиты права, оспаривания и притязания, наводят на мысль о «конфликтном» предназначении нормы[129]129
  Социальные отклонения. М., 1989. С. 87.


[Закрыть].

Как известно, воздействие различных социальных норм на поведение людей может быть и противоречивым, прежде всего потому, что многие из них принадлежат разным общностям (всему человечеству, социальным группам, коллективам), которые не всегда находятся в гармоничном соответствии между собой. Разнообразие и порой противоположность требований, предъявляемых к разным социальным ролям, могут являться источником конфликтов, трудностей, а подчас и социальных отклонений[130]130
  Там же. С. 91.


[Закрыть]. Такое разнообразие, несомненно, влияет и на эффективность конкретных норм законодательства.

Кроме того, факторы эффективности права и норм законодательства, относящиеся к правосознанию (ценности, мотивы, цели личности, ее внутренний мир), на наш взгляд, традиционно недооцениваются отечественным законодателем и юридической наукой.

Важной методологической посылкой является то, что эффективность как самого права, так и конкретных норм законодательства имеет ряд аспектов, духовных и материальных, поэтому и ее исследование должно быть многоаспектно. Недаром, по мнению ряда авторов, достижение ясности в определении того или иного термина включает в себя так называемый резонанс. Резонанс в определении данного термина можно достичь, объединив в новом определении столько его стандартных смыслов, сколько возможно[131]131
  Gerring J. Social Science Methodology. A Criterial Framework. Cambridge, 2001. P. 52.


[Закрыть].

Как отмечается, многоаспектность в исследовании эффективности права предопределена тем, что само право как феномен многоаспектно, «сфера бытия права многослойна, иерархична и противоречива»[132]132
  Брызгалов А. И. Юридическая наука сегодня: теоретико-методологические проблемы, которые ждут решения // Журнал российского права. 2001. № 6. С. 46.


[Закрыть]. Следует согласиться с В. К. Самигуллиным в том, что с методологической точки зрения очень важным является вывод, согласно которому сущность права имеет множество проявлений и множество путей ее постижения[133]133
  Самигуллин В. К. Право и неправо // Государство и право. 2002. № 3. С. 5.


[Закрыть]. Заслуживает внимания также замечание А. В. Полякова о том, что современная российская теория права должна работать над концепцией, которая объясняла бы право как многообразный, но единый феномен, существующий на разных социальных уровнях и в разных ипостасях. Используя терминологию русской религиозной философии, таким образом понятое право можно было бы охарактеризовать как «сущее многоединство»[134]134
  Поляков А. В. Петербургская школа философии права и задачи современного правоведения // Правоведение. 2000. № 2. С. 6.


[Закрыть].

Анализ антропологических концепций права позволил даже при рассмотрении права только как регулятивной системы выделить целый ряд аспектов данного понятия. Во-первых, право как официальная система взаимосвязанных обязательств, рассматриваемых, с одной стороны, как право и признаваемых, с другой стороны, как обязанность. Во-вторых, это такой элемент регулятивной системы, который имеет, безусловно, обязательную поддержку со стороны легитимированной власти. В-третьих, право как регулятор, который одновременно основывается на механизме и внутренних, и внешних санкций. В-четвертых, право как такое средство, которое в состоянии поддерживать и сохранять в рамках некоторого социального единства общественный порядок (правопорядок), правила которого являются общими, одинаковыми для всех. В-пятых, право – это такой элемент нормативной системы, содержание которого определяется интересами, потребностями каждой конкретной (этнической, территориальной, профессиональной и т. д.) подсистемы единой общественной системы. В-шестых, это система, имеющая сложную структуру, состоящую из норм права, правоотношений и оценок («внутренних санкций»). И последнее, право есть регулятор, который упорядочивает общественные отношения через частные правовые акты[135]135
  Гриценко Г. Д. Право как социокультурное явление: состояние проблемы и перспективы разрешения. Ставрополь, 2002. С. 151.


[Закрыть].

Эффективность права должна изучаться не только с позиций воздействия государства, но и с точки зрения антропологической, психологической, мировоззренческой. Необходимо учитывать, что в современном обществе действуют «конфликты ценностей и смысла жизни»[136]136
  Конфликты в современной России. М., 1999. С. 131.


[Закрыть]. Следует согласиться с Дж. М. Барбалет в том, что «ключевые аспекты социальной структуры изучаются именно посредством развития и применения эмоциональных категорий»[137]137
  Barbalet J. M. Emotion, Social Theory, and Social Structure. A Macrosociological Approach. Cambridge, 2001. P. 1.


[Закрыть].

В рамках плюралистического подхода предполагается синтезировать разнообразные типы зависимости правовых явлений от факторов внешней и внутренней среды – экономики, культуры, религии. Вполне приемлемыми оказываются идеи нелинейной, многоканальной, многофакторной детерминации, с учетом преломления действия внешних факторов в сознании и поведении людей[138]138
  Гриценко Г. Д. Правопонимание: антропологические и социокультурные аспекты. Ставрополь, 2002. С. 38.


[Закрыть]. Любое правило поведения людей (социальная норма) несет в себе определенную информацию об объекте, но само получение этой информации и ее усвоение субъектами предполагают деятельность рассудка, разума, эмоций, сознания[139]139
  Боер В. М. Правовая информированность и формирование правовой культуры личности (вопросы теории). Автореф. дис. … канд. юрид. наук. СПб., 1993. С. 14–15.


[Закрыть].

Данный тезис, как представляется, имеет весьма важное значение для проблем эффективности права в целом, норм и институтов законодательства. Право как явление культуры представляет собой объективированное выражение творчества человечества, его материального и духовного богатства, накапливаемых обществом социальных ценностей, передаваемых из поколения в поколение. Именно преемственность права в непрерывной череде исторически сменяющих друг друга на протяжении тысячелетий общественных и государственных образований, строя, культур, целых эпох являлась хранителем основополагающих институтов человеческой культуры, всего того, что выражает ценность права как механизма непрерывного воспроизводства сущности социально-культурной системы того или иного социума.

Право – это неотъемлемая часть духовной сферы общества, сегмент универсальной и национальной духовной матрицы, выражающей общие и конкретные представления, ощущения справедливости, свободы, социального порядка и др[140]140
  Гриценко Г. Д. Право как социокультурное явление: состояние проблемы и перспективы разрешения. Ставрополь, 2002. С. 247.


[Закрыть]. Существующая между правом и цивилизацией глубокая и органическая связь указывает на возможность рассматривать право в качестве института цивилизации, в котором фиксируются духовные ценности и достижения, накопленные человечеством, – нравственное совершенство и моральная чистота, милосердие и требовательность, житейская мудрость и практичность, и т. д. Благодаря этому право может выступать стабилизирующим «передаточным механизмом» духовного богатства. Именно через механизм правового регулирования духовные ценности становятся общезначимыми в мире объективированных явлений, фиксируются и реализуются в социальных отношениях, в жизни людей, отражают качественное состояние общества[141]141
  Там же. С. 116–117.


[Закрыть]. Именно усвоение и реализация духовных ценностей в жизни, трансформация состояния общества и сознания представляются существенными критериями эффективности права как социально-духовного регулятора.

Исследование эффективности права и норм законодательства должно исходить из того, что она имеет определенные рамки, границы которых зависят от различных факторов, и различные формы проявления. Эти рамки имеют и психологический аспект – восприятия, понимания, познания, соотнесения с личностными ценностями и установками. А. Г. Бережнов отмечает: «Вся проблема права в самом широком и философском смысле слова – это изначально и по существу всегда лишь вопрос нашего правопонимания. Ведь в собственном смысле слова так называемая правовая проблематика (включающая, естественно, и вопросы практической реализации так называемых правовых норм) есть продукт нашего сознания, результат отражения и социально-субъективной интерпретации реально существующих социальных закономерностей, тенденций, связей, отношений, противоречий и т. п. Нечто трактуется кем-то в качестве права и не более того: “Право – это система норм”, “право – это то, что о нем говорят судьи”, “право – это нормативно выраженная справедливость”, “право – это принцип формального равенства”, “право – это нечто объективное” и т. д. Слово “право” в этой связи, хотя оно и выражает в языке многих народов в какой-то степени нечто общее и в этом смысле как бы нечто закономерное, неслучайное, тем не менее, не имеет никакого самостоятельного и тем более принципиального значения – главное здесь словоупотребление, тот смысл, который придается этому слову или термину, те реальные или мнимые явления, этим словом символизируемые. Между тем основное практическое и теоретическое значение правопонимания и права состоит не в том, что это одна из форм отражения и выражения реально существующих явлений, вещей (этот аспект смело можно назвать второстепенным, предпосылочным), а именно в том, что наше сознание – в данном случае в форме правосознания – не только отражает объективный мир, но и во многом творит, создает его. Правовые явления как продукт сознания, конструкция всякого правосознания – это результат нашей интерпретации, нашего субъективного понимания и поэтому это всегда нечто неадекватное, нетождественное и в этом смысле нечто новое в сравнении с “освоенными” сознанием реальными явлениями как по своему непосредственному содержанию, так и по модусу бытия»[142]142
  Бережнов А. Г. Теоретические проблемы правопонимания и формирования содержания права // Проблемы теории государства и права / Под ред. М. Н. Марченко. М., 1999. С. 310–311.


[Закрыть]. Все это еще раз подчеркивает значение субъективных факторов в изучении эффективности права и его норм, необходимость использования методов герменевтики. Измерению эффективности норм законодательства должна предшествовать четкая классификация видов такой эффективности и форм ее выражения.

На роль нашего субъективного понимания, интерпретации в социальных исследованиях указывалось и в зарубежных исследованиях. Так, Дж. Геринг указывает: «Понятия не являются статическими. Работа над предметом обязательно включает реконцептуализацию этого предмета. Работа над национальным государством, например, изменяет наше понимание “национального государства”. Никакое использование языка не является семантически нейтральным. Авторы делают лексический и семантический выбор, когда они пишут, и таким образом принимают участие, осознанно или нет, в продолжающейся интерпретивной битве. Так происходит потому, что язык – это набор инструментов, с помощью которого мы проводим нашу работу, а также он и субстанция, над которой мы работаем. Прогресс в культурных науках происходит, если он вообще происходит, посредством изменения терминов и определений»[143]143
  Gerring J. Social Science Methodology. A Criterial Framework. Cambridge, 2001. P. 35.


[Закрыть].

Действительно, аналитическая работа с понятиями, относящимися к проблемам эффективности (качество закона, социальная ценность и т. д.), призвана сыграть положительную уточняющую роль в исследовании эффективности в праве, а формально-догматический анализ текстов самих нормативных актов может снизить уровень их дефектности, повысить качество, а значит – и эффективность.

Исследование проблем эффективности права как социально-духовного регулятора неотделимо от изучения его в контексте культуры соответствующего народа в соответствующий исторический период. Г. Д. Гриценко справедливо указывает, что особое положение права в системе культуры как «продукта» человеческого разума обусловливается рядом обстоятельств.

Во-первых, в праве аккумулируется и накапливается опыт разумных решений жизненных ситуаций, возникающих в сфере многообразной практической и личностной жизни, в самой гуще практической деятельности, в условиях конфликтов – всего того, что представляет живую практику человеческих отношений, которая охватывает самые существенные и важные области жизни человеческого сообщества, каждого человека: отношения семейные, собственности, власти, положение личности и т. д. И вот здесь, в праве, как правило, отсекается и не принимается в расчет то, что может быть названо художественными, собственно моральными или религиозными проявлениями и формами в практике человеческих отношений. В центре права, с одной стороны, разумная регуляция прозы жизни, реалий человеческого бытия, предстающих в неприкрытом, порой обнаженном, грубом виде, и, с другой стороны, разумная регуляция целого комплекса социальных отношений, которые являются общественно значимыми.

Во-вторых, в праве, после долгой, многотрудной «работы» по апробации и вхождению в жизнь правовых предписаний, концентрируются оптимальный опыт, тщательно отработанные типовые решения жизненных ситуаций в зависимости от конкретных социокультурных традиций. Именно поэтому формулировки, классификации, конструкции права нередко приобретают характер совершенных, нередко законченных логических построений, точно и строго соответствующих законам формальной логики, что особенно проявляется в выдающихся памятниках позитивного права.

В-третьих, этот оптимальный опыт, зафиксированный в праве и охватывающий практическую жизнь людей, не только выражен в определенных, математически точных конструкциях, но и объективирован, воплощен в реальной материи и в таком объективированном, материализованном виде увековечен. В конечном итоге такой опыт выступает как результат интеллектуальной деятельности, как оставленное на века интеллектуальное достижение предшествующих поколений[144]144
  Гриценко Г. Д. Право как социокультурное явление: состояние проблемы и перспективы разрешения. Ставрополь, 2002. С. 211–212.


[Закрыть]. Представляется, что именно наполненность норм законодательства духовным и социальным опытом является одной из главных предпосылок их психологической и социальной эффективности.

Другая оговорка в исследовании эффективности права и норм законодательства в современных условиях заключается в кардинальных изменениях в восприятии социальных, в том числе правовых, предписаний. Письменная форма изложения норм права перестает быть гарантией общеизвестности. Развитие аудиовизуальных средств массовой информации, сети Интернет ведет к существенному изменению самого восприятия социальной и, в частности, правовой информации.

Помимо изменения в восприятии складывается ситуация, когда значительную часть правовых предписаний человек усваивает не из первоисточника, то есть официального текста нормативного акта, а в изложении, с соответствующими комментариями (выпуски новостей, рекомендации экспертов, обсуждения на форумах сети Интернет и т. д.). В этих условиях значительно возрастают роль интерпретационной деятельности, ее влияние на обеспечение эффективности норм права. Это необходимо учитывать при формировании правовой политики государства, ведь для общеизвестности нормы как фактора ее эффективности важны не только формальное качество и социальная ценность нормы, но и ее правильное толкование.

Ряд авторов справедливо отмечают важность антропологической ориентации для дальнейшего развития правовой науки в XXI веке, а также возрастающее значение гуманизации правоведения[145]145
  Саидов А. Х. О предмете антропологии права // Государство и право. 2004. № 2. С. 63.


[Закрыть]. В современной литературе говорится об обогащении механизмов социализации в современном мире, о постепенной замене жестко регламентированных программ человеческого поведения более сложными и разнообразными[146]146
  Парыгин Б. Д. Основы социально-психологической теории. М., 1971. С. 173.


[Закрыть]. Таким образом, исполнение многообразных программ социального и группового поведения, в том числе в технической сфере, к тому же постоянно изменяющихся, превращается в непосильную задачу для современного человека. Все это, как представляется, должно учитываться и осмысливаться при определении путей и форм обеспечения эффективности права как социально-духовного регулятора и конкретных норм законодательства.

Ни для кого не секрет, что усложнение социальной жизни и технической деятельности ведет к постоянному расширению законодательного массива. Такое расширение не может не вызывать целого ряда последствий, негативно сказывающихся на эффективности норм права:

1) увеличение числа правовых предписаний превращает презумпцию знания закона в фикцию, делает более или менее полное ознакомление с системой законодательства практически невозможным;

2) рост числа законов и их «мелкотемье» подрывают авторитет законодательства в общественной среде;

3) увеличение числа норм ведет и к увеличению общего количества правонарушений. Само правонарушение из аномального явления становится явлением обыденным, встречающимся в жизни практически любого человека.

Ситуация осложняется тем, что увеличению числа нормативно-правовых актов в технически развитых странах пока не найдена достойная альтернатива. А самоустранение государства от регулирования многих сфер социальной жизни сопряжено с огромным социальным риском, с угрозой неконтролируемого развития науки и техники.

Все это придает проблеме обеспечения эффективности социального, в том числе правового, регулирования особую остроту, предопределяет необходимость поиска новых форм и методов действенного регулирования социальных и духовных процессов, обеспечения эффективных правовых рамок самореализации личности.

Представляется, что в современных условиях (это отвечало бы и плюрализму правопонимания) необходимо разработать так называемую плюралистическую теорию эффективности. При этом очень важно показать роль именно духовных и культурных факторов в обеспечении эффективности как права в целом, так и отдельных норм позитивного права (законодательства). Такая необходимость обусловлена целым рядом причин. Во-первых, многогранность проблемы эффективности права и норм законодательства вытекает из многообразия типов правопонимания, емкости самого понятия права. По словам С. С. Алексеева, право есть «явление, непомерно сложное, с трудом поддающееся научному определению, пожалуй, даже загадочное, в чем-то непостижимое»[147]147
  Алексеев С. С. Философия права. М., 1997. С. 34.


[Закрыть]. Очевидно, что право как духовный феномен, форма духовного существования человечества не может быть до конца понято и реализовано в законодательстве конкретного государства в конкретную историческую эпоху.

Многозначность и многоаспектность эффективности права связаны и с множеством форм проявления права. Как отмечает В. К. Самигуллин, право – это и мысль, слово (например, язык закона или язык договора), воля, дела, поступки, отношения, вещи, и в определенном смысле сам человек[148]148
  Самигуллин В. К. О понятии права // Правовая политика и правовая жизнь. 2002. № 1. С. 28.


[Закрыть]. Р. С. Байниязов в связи с этим указывает, что право как конкретный феномен социальной действительности можно представить в следующих ипостасях:

– как проявление правовой идеи (мысли) и правового чувства;

– как специфический социально-исторический и культурный фактор устойчивости и развития общественных отношений наряду с другими социальными нормами;

– как выразитель формальной справедливости и равенства в обществе;

– как социальный институт, оказывающий необходимое правовое воздействие (и как часть последнего – правовое регулирование) на общественную жизнь;

– как четкий нормативный определитель, с одной стороны, свободного, возможного, дозволенного, желаемого поведения субъекта, а с другой – обязательного, необходимого, должного, принудительного;

– как мера позитивной ответственности (долга) личности, как вид социальной ответственности за антинормативное поведение;

– как институционально-объективированная позитивная правовая свобода личности, общества, государства;

– как один из видов информационного компонента социокультурного пространства[149]149
  Байниязов Р. С. Философия правосознания: постановка проблемы // Право ведение. 2001. № 5. С. 14–15.


[Закрыть].

Естественно, что каждая ипостась права характеризуется своим аспектом эффективности, своими формами ее выражения и показателями.

В литературе по философии права выделяются различные формы бытия права:

A) мир идей: идея права;

Б) мир знаковых форм: правовые нормы и законы;

B) мир взаимодействий между социальными субъектами: правовая жизнь[150]150
  Философия права: Учебник / О. Г. Данильян, Л. Д. Байрачная, С. И. Максимов и др.; под ред. О. Г. Данильяна. М., 2005. С. 225.


[Закрыть].

В работах по правовой антропологии и философии право также иногда рассматривается как способ человеческого бытия. Гегель указывал, что существуют законы двоякого рода: законы природы и законы права. Законы природы абсолютны и имеют силу так, как они есть: они не допускают ограничения, хотя в некоторых случаях могут быть и нарушены. Различие законов природы и законов права состоит в том, что при изучении правовых законов действует дух рассмотрения и уже само различие законов заставляет обратить внимание на то, что они не абсолютны. Правовые законы – это законы, идущие от людей. Внутренний голос может либо вступать с ними в коллизию, либо согласиться с ними. Человек не останавливается на налично сущем, а утверждает, что внутри себя обладает масштабом правого: он может подчиниться необходимости и власти внешнего авторитета, но никогда не подчиняется им так, как необходимости природы, ибо его внутренняя сущность всегда говорит ему, как должно быть, и он в себе самом находит подтверждение или неподтверждение того, что имеет силу закона[151]151
  Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 57.


[Закрыть].

В современной литературе право в своем антропологическом измерении иногда определяется как способ человеческого взаимодействия (сосуществования), возможный благодаря человеческой способности быть автономным субъектом, который признает таким же субъектом любого другого[152]152
  Философия права: Учебник / О. Г. Данильян, Л. Д. Байрачная, С. И. Максимов и др.; под ред. О. Г. Данильяна. М., 2005. С. 232, 252.


[Закрыть]. В таком случае и эффективность права должна быть понята и исследована именно как эффективное обеспечение человеческого взаимодействия при сохранении автономии личности.

Категория эффективности права, как представляется, должна быть сопоставлена не только с политическими и экономическими категориями (эффективность власти, полезность, соответствие политике государства), но и с категориями внутреннего мира личности (самореализация, цели, установки, потребности, внутриличностные ценности и т. д.).

Исследование эффективности права и норм законодательства необходимо связать с духом народа, его культурой, менталитетом, оно должно исходить из той посылки, что право любой страны – это часть ее национального достояния. Как указывает А. Х. Саидов, право в определенном смысле является составным элементом культуры нации, порождением традиций, наследием предков и способом самовыражения данного общества[153]153
  Саидов А. Х. О предмете антропологии права // Государство и право. 2004. № 2. С. 65.


[Закрыть].

Как известно, правовое регулирование, как и любая иная система социальной детерминации поведения человека, в определенной мере само способствует формированию необходимых для своего функционирования психологических предпосылок и условий. Вместе с тем они не могут создаваться помимо реально существующих процессов и механизмов человеческой психики, опосредующих социальное взаимодействие людей в рамках существующих общественных отношений[154]154
  Новик Ю. И. Психологические проблемы правового регулирования. М., 1989. С. 10.


[Закрыть]. Вот почему нормы должны эффективно влиять не только на общественные отношения (воздействие на следствие), но и на главную причину этих отношений – явления внутреннего мира человека (потребности, интересы, идеалы, цели и установки и т. д.).

Исследование эффективности права должно учитывать тот факт, что право как явление духовной жизни, как совокупность идей и принципов и законодательство представляют собой хотя и взаимосвязанные, но отнюдь не тождественные феномены. На это справедливо указывает, в частности, И. А. Исаев: «Хотя право и отражает ту реальную ситуацию, в которой оно существует, однако делает это в преломленном виде, а сами правовые формы обладают значительной спецификой, по сравнению с другими формами социального и культурного бытия»[155]155
  Исаев И. А. Символизм правовой формы (историческая перспектива) // Правоведение. 2002. № 6. С. 4.


[Закрыть]. При этом идеи законодателя, его цели не взаимодействуют непосредственно с человеческой психикой, ее феноменами. В связи с этим В. А. Суслов говорит о посреднической роли текста в процессе передачи правовых идей: «Текст закона выступает в качестве проекции правовой идеи, заложенной в законе. Правовая идея, образ, доводится законодателем до правоприменителя посредством текста, т. е. проецируется из трехмерного пространства на плоскость, в измерение, низшее по отношению к трехмерному. Правоприменитель имеет дело не с законодательным образом напрямую, а лишь с проекцией этого образа, с текстом закона. Фиксирование законодательных положений в форме текста, посредством знакового ряда, который впоследствии дешифруется правоприменителем и реализуется на практике, одновременно означает присутствие “посредника”, текста»[156]156
  Суслов В. А. Герменевтика права // Правоведение. 2001. № 5. С. 8–9.


[Закрыть]. Представляется, что указанную схему можно распространить и на случаи взаимодействия идей закона и правосознания людей. Думается, что проблема роли знаковых систем в обеспечении эффективности права и норм законодательства нуждается в отдельном исследовании.

Проблемы эффективности права и норм законодательства были в свое время в определенной мере разработаны в их соотношении с правосознанием, что вполне оправданно и нуждается в дальнейшем развитии. Как справедливо отмечается в литературе, правосознание представляет собой духовную основу правовой системы[157]157
  Певцова Е. А. Современные дефинитивные подходы к правовой культуре и правовому сознанию // Журнал российского права. 2004. № 3. С. 75.


[Закрыть]. В связи с этим хотелось бы выделить работы И. А. Ильина. Эффективность права, которую он соотносил с жизненной силой, по его мнению, не следует смешивать с объективным значением права. Значение права, «правильно установленного и не отмененного, состоит не в том, что люди его знают, понимают и почерпают в этом знании мотивы для соответствующего поведения, но в том, что оно хранит в себе некий верный масштаб и некое верное правило поведения, которое сохраняет свою верность даже и тогда, когда люди не знают и не хотят его знать. Если правосознание стоит на низком уровне, то практическое “действие” права сильно страдает от этого, но значение его как масштаба и правила от этого не уменьшается»[158]158
  Ильин И. А. О сущности правосознания // Ильин И. А. Теория права и государства / Под ред. В. А. Томсинова. М., 2003. С. 185.


[Закрыть].

Следует отметить, что рассмотрение права как явления духовного существовало и в советской науке. При этом духовность права исследовалась, прежде всего, в контексте соотношения объективного и субъективного в праве. При этом были высказаны различные точки зрения. Так, И. Е. Фарбер писал, что «норма права не обладает свойством предметности, вещественности», и в то же время подчеркивал, что «право есть общественно-организованная сила, отличная от форм сознания»[159]159
  Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М., 1963. С. 38, 172–173.


[Закрыть]. То есть, как отмечает П. М. Рабинович, он не относил право ни к материальным, ни к идеальным явлениям[160]160
  Рабинович П. М. Право как явление общественного сознания. (К дискуссии об объективном и субъективном в праве) // Правоведение. 1972. № 2. С. 108–109.


[Закрыть]. Н. И. Матузов указывал, что «отлившись в нормах, соответствующие правовые идеи перестают существовать как идеи», а субъективную сторону права составляет «в принципе все, что не является непосредственно нормами (объективным правом)»[161]161
  Матузов Н. И. К делению права на объективное и субъективное // Правоведение. 1971. № 2. С. 108, 109.


[Закрыть]. Возражая ему, П. М. Рабинович замечал, что «мысль сама по себе не может превратиться в материальный предмет, находящийся вне сознания субъекта. Если закон перестал существовать как чья бы то ни было идея, его нет! Есть, конечно, материальный предмет: стопка бумаги с нанесенными типографскими изображениями, но не более того. Он может стать “знаком” права только при “встрече” с субъектом, который способен осознать значение, первоначально сообщенное предмету законодателем»[162]162
  Рабинович П. М. Право как явление общественного сознания. (К дискуссии об объективном и субъективном в праве) // Правоведение. 1972. № 2. С. 109.


[Закрыть].

Думается, что дальнейшая разработка проблем эффективности в праве, ее уровней и видов, форм выражения неотделима от серьезного осмысления не только соотношения объективного и субъективного в праве, но и соотношения в нем этатистских и духовно-культурных начал.

Другая методологическая оговорка исследования эффективности права и норм законодательства заключается в следующем. Некоторые авторы резонно замечали, что в психологическом аспекте функционирование права не может рассматриваться как одностороннее регулятивное воздействие правовых норм на сознание, волю и поведение людей. Нормы законодательства не обладают самостоятельной внешней энергией, которая позволила бы им регулировать или управлять извне состояниями сознания и воли личности, приводить их в соответствие с правовыми предписаниями. Очевидным фактом поэтому, в том числе и для автора, является «принципиальная невозможность правового регулирования помимо личности, а также необходимость ее активного и позитивного участия в процессе правового регулирования для обеспечения его эффективности. Личность включается в процесс правового регулирования независимо от характера регулируемых общественных отношений (экономических, социальнополитических, брачно-семейных и др.). Только в поведении человека, во взаимоотношениях и взаимодействии с другими людьми объективируются, становятся реальностью запреты, предписания и возможности, содержащиеся в нормах права».