Текст книги "Пращуры русичей"

Обмануть врага, одолеть его хитростью, это слава, это мудрость, это почёт. Обмануть друга, сородича и побратима, позор и бесчестье. Те, кто принёс роту князю и нарушил её, должны быть наказаны.

Приговор Рюрика был суров!

Участь Вадима Храброго, поначалу показалась ужасной, но это был всего лишь акт милосердия, потому как все кто поднял меч на своего князя, и был захвачен на поле боя, были казнены. Их имущество изымали, в пользу казны, а родичей навеки изгоняли из города. Вожаков восстания, Ходоту, Рубца и Гостяту, а так же ещё нескольких знатных мужей, пытали железом, им отрезали лживые языки, которыми они когда-то принесли ложную клятву. Их родичей, так же изгнали, и отняли всё их добро. Но и это было ещё не всё.

Те, кто покусились на сына Рюрика, пострадали не только сами, от каждого их рода, отбирали людей, кто должен был быть принесён в жертву Перуну. Великий бог воитель, ждал своей жертвы, жертвы кровавой. Перун, ниспославший свои молнии, что бы даровать победу русам, Перун, покаравший бунтовщика Вадима Храброго, Перун который обещал вернуть Рюрику сына, Перун, ставший отныне богом княжьего дома и всей Руси, должен был получить свою кровь!

Над капищем дымили костры, плакальщицы пели, трубили рога, звенели гусли, люд стоял и смотрел, на волхва, который вознеся руки к небу, молил грозного идола, закопченного густыми дымами, ниспослать победы и долгую славу, лилась кровь, лились и песни. Голос певца, был протяжен и печален:

 
«Витающей дымкою взор затуманен.
Стоит на поляне старик.
Пред ним, возвышается в смрадном дурмане
Могучего демона лик.
Рукой человека и высшею волей,
Из дерева выточен он,
Готовый прервать вашу грешную долю,
Взамен подарить вечный сон.
Старик ухмыльнётся и тощей рукою
Из сумки достанет свой нож,
Он избран богами, отмечен судьбою,
В обитель священную вхож.
До края наполнят огромную чашу,
Жестокие руки жреца,
И вырвут из сердца они душу вашу
Наследие предка-отца.
Она вознесётся, несома дымами,
Навстречу седым небесам.
Кровавая чаша прижмётся краями
К божественным твёрдым устам.
И древние саги восславят героев
Что жизни решили отдать.
А мёртвые мощи несчастных изгоев
Останутся чахнуть и ждать.
Прекрасные девы коснуться рукою
Их ран, и омоют слезой.
Затем окропят их водой ключевою,
А тело омоет росой».
 

– Наконец-то глаза мои раскрылись, – рассуждал князь, глядя, как губы идола окрашивались человеческой кровью. Перун, мой бог, шлёт мне победы и удачу, он помог мне одолеть мятежников, он раскрыл мне глаза, и показал, кто мой истинный враг. Слабый и мягкий не способен править народами, но глупый не способен править даже стадом овец. Теперь я знаю, что мне делать, и я верну себе сына. Костры дымили, чадя густым и едким смрадом, удушливая гарь щипала глаза и ноздри, люди верили, в то, что боги принимают их жертву.

Глава пятая. Выбор Лейва

Они ехали по старой изборской дороге, особо не прячась и не скрывая себя. Даньша решил направиться в сторону Изборска, и остановиться именно там. Он сидел на молодом жеребце, плохо выезженным, но в целом смирном и покладистом. За ним следовал Лейв на старенькой смирной кобылке, снова, облачённая в мужское платье Леська на низкорослом мерине, замыкала шествие. Все трое покинули Новгород три дня назад, как раз накануне того, как Рюрик со своим войском подошёл к стенам города.

– Ты не должен оставаться со мной, это не твоя месть, – сказал Вадим Даньше, когда они прощались. – Ты и так много сделал для меня, пришла пора подумать о себе. Ты рос кузнецом, может пришло время вспомнить былые навыки?

– Трувор был и моим князем, он многое сделал для меня, и я тоже готов отомстить его убийце, – ответил молодой гридь, но в его голосе не слышалось былого ахарта.

– Довольно, я управлюсь сам, а ты должен теперь думать о ней, и о том, кто появиться у вас в скором будущем.

Леська, а именно про неё сказал Вадим, смущённо потупила взор. Накануне бабка повитуха поведала юной красавице, что у неё скоро будет дитя. Если бы не эта новость, Даньша, пожалуй, ни за что бы не покинул своего нового воеводу, и оставался бы с ним до конца.

Даньша покидал город без особой жалости, кровь, сражения, всё это уже порядком утомило его, а ему хотелось просто жить. Жить, растить детей, трудиться и любить. В последнее время его жизнь напоминала безудержный круговорот. Плен, рабство, служба при дворе Трувора, смерть князя, участие в мятеже. Но теперь жизнь молодого воина обрела новый смысл.

– Мне вовсе не хочется, что бы мой ребёнок рос без отца, – рассуждал Даньша. – Пусть одни люди гонятся за славой и властью, а мне просто хочется быть свободным.

Даньша предложил Лейву поехать с ними, старый дан, не долго думая, согласился. Жизнь в одиночестве утомила его, да и что могло ждать его в Новгороде? Собрав нехитрые пожитки, запасшись пропитанием на долгий путь, вся троица покинула Новгород, не дожидаясь возвращения княжьего войска.

Они миновали засеянное озимыми поле, поднялись на пригорок и увидели небольшую деревеньку, расположенную между посадками и лесом.

– Может в деревне и заночуем, запасы пополним? – спросил Лейв, поравнявшись с Даньшей.

– Так ведь полдень лишь миновал, чего время то терять? До вечера сколько ещё проехать успеем, – молодой воин, произнося это, вопросительно глянув на Леську.

– Поедем, поедем, – согласно закивала девушка.

Вся троица снова продолжила путь. Они миновали лесок, и, обогнув росшие в лощине кусты, снова выехали на ровную дорогу. Прибитая возами и телегами широкая тропа уходила в гору. Даньша пришпорил коня и вмиг оказался на вершине холма, через несколько мгновений с ним поравнялся Лейв. Едва заметное движение вдалеке заставило обоих мужчин застыть на месте.

– Сдай-ка назад, укройся! – быстро крикнул Леське Даньша, и тут же осадила коня.

– Никак всадники, с дюжину, – произнёс Лейв, проверяя висящий на поясе топор.

– Не просто всадники – вои, заметили нас, сюда скачут.

– Что делать будем, бежать, аль останемся? – в голосе старого дана слышалось волнение.

– Побежим, настигнут, кони устали, – процедил сквозь зубы Даньша. – Скачи к лесу, тебя они пока не видели, там укроешься. Если всё добром обернётся, мы тебя покличем, а не так не высовывайся, – уже обращаясь к Леське, которую пока ещё не попалась на глаза преследователям.

– А вы как же? – жалобно проговорила молодая женщина, разворачивая коня.

– Скачи, говорю, там видно будет.

Леська, не привыкшая долго спорить, устремилась к зарослям.

– Прыткая деваха, и не скажешь, что брюхатая, – усмехнулся Лейв.

– Пусть пока скачет, целей будет.

Когда девушка исчезла, неизвестные воины приблизились к двум оставшимся на дороге путникам, и окружили их плотным кольцом.

Лучезар остановил войско в деревеньке, в трёх днях пути от Новгорода, и разослав дозорных принялся ждать известий.

– Пусть враги сражаются, чем труднее им придётся, тем легче будет мне, – рассуждал Лучезар, коротая дни в просторном деревенском доме, принадлежавшем местному старосте.

Он не особо церемонился с деревенскими жителями, и просто напросто занял приглянувшийся ему дом. Прислуга, охрана и десяток собственных дружинников, постоянно находилась при нём. Тут же расположились и Страба с княжичем Игорем. Лучезар велел беглому боярину не сводить с маленького Рюриковича глаз. Тут же находились Гинта и Витау, которые присматривали как за княжичем, так и за самим Страбой.

– Я всё продумал, всё предусмотрел, – довольно усмехался посадник Изборска, ожидая скорых новостей

Новости не заставили себя долго ждать.

Он вышел во двор, как раз в тот самый момент, когда всадник – русоволосый парень стриженный «под горшок», въехал во двор, соскочил с коня и направился к крыльцу.

– Весть я привёз, воевода, – озорно улыбаясь, промолвил гонец.

Лучезар огляделся. День выдался ясным. Дожди донимавшие всех столько времени наконец-то кончились, и на небе снова засияло солнце. Облака на небе плыли, лёгкие и воздушные, двигались как-то нехотя, и степенно.

– Как долго я шёл к своей цели, сколько всего перенёс, – подумал посадник, вдыхая полной грудью. – Если бы Гостомысл не был так глуп, всего этого можно было бы избежать, а теперь,…

– Новости, говорю, из Новгорода, – повторил молодой гонец, увидев, что воевода думает о чём-то, о своём.

Лучезар вздрогнул, нахмурился.

– Говори! – буркнул он недовольно, отчего улыбка тут же слетела, с лица паренька.

– Рюрик город взял. Всех купцов, да Вадима храброго казнили, не щадят никого. Многие в бега подались, а кого-то из города так погнали.

– Так быстро, что же они там так мало продержались. Что ж мятежники то, без боя сдались? Почему так скоро победил князь, много ль у него войска осталось.

Паренёк скорчил рожу, глуповато оскалился.

– Так откуда ж мне то знать? Я ж их не считал.

Лучезар ещё больше озлобился.

– Я вас для чего посылал? – Лучезар стиснул зубы в гневе.

– Да я ж не знаю. Ах да, вспомнил, – парень виновато улыбнулся. – Слыхал я, что покудова мятежники на стенах стояли, русы те, посреди города появились, побили охрану у ворот. Ну, да, стало быть, недолго битва шла, русы быстро всех побили.

– Плохо это, ой плохо. Раз Рюрик легко город взял, значит и с мои воинством в два счета разберётся. Вся надежда на то, что не захочет Рюрик жизнью сына рискнуть.

Лучезар окликнул прислугу, отрок, сидящий на завалинке, подскочил как ужаленный и предстал пред хозяином.

– Разыщи боярина Страбу, пусть в дорогу собирается, пора ему снова пред князем предстать, – Лучезар усмехнулся, и уже, обращаясь к продолжавшему стоять у крыльца дозорному, добавил. – Ну, а ты, что встал как вкопанный? Убирайся.

– Так я, это, старшой то наш – десятник, ещё сказать тебе велел. Поймали мы тут двоих, от города они шли.

– Ну, поймали, что с того? Сам говоришь, бежит люд из Новгорода.

– Так странные они какие то, один старик, он то вроде бы обычный, а вот второй, что помоложе, будто родич твой, лицом на тебя так похож, что поначалу мы его за тебя приняли.

Лучезара словно окатили ледяной водой.

– Как же я мог забыть? Лейв, и этот парень, которого он считает моим братом, – кровь отхлынула от лица, – И это сейчас, когда моя цель так рядом. Как же всё не ко времени? Избавлюсь от этих, а потом придёт черёд и самого князя!

Лучезар велел подать коня.

Он решил избавиться от пленников лично.

– Ты служил мне с тех самых пор, когда я ещё мальчишкой рос при дворе Гостомысла. Я считал, что могу доверять тебе, – голос Лучезара был сух и твёрд. – Ты заменил мне погибшего отца.

Лучезар велел привязать пленников в лесу к толстому дубу, и отослал своих людей. Он решил устроить суд и сам привести приговор в исполнение. Его тайна, о которой знал лишь Лейв, и этот мальчишка должна умереть вместе с ними, умереть навсегда.

– Я тоже считал тебя сыном, – вставил Лейв. – Хотя мы все знаем, что твоим настоящим отцом был…

– Нет! Замолчи глупец! – Лучезар схватил бывшего слугу за горло. – Моим отцом был княжич Выбор, он погиб защищая меня, и он завещал своему отцу заботится обо мне.

– Но, тем не менее, это не так, и мы оба это знаем, – прохрипел Лейв, так как пальцы Лучезара мешали ему говорить.

– Я же сказал тебе, замолчи, ты жалкий изменник, ты предал меня, ты солгал мне. Я так долго шёл к своей цели. Я привёл на эти земли варягов Ингельда, но я не позволил им захватить Новгорода, потому что хотел, что бы мой народ избрал меня князем, но тут появился этот Вадим. Я заставил Рюрика довериться мне, и этот хвалёный мудрец, был так глуп, что сам повелел избавиться от собственных братьев, и это развязало мне руки. Это я погубил жену Рюрика, прикончил его братьев, и поднял новгородцев на бунт, освободив Вадима из плена.

Даньша, услышав эти слова, дёрнулся вперёд, смысл сказанного доходил до него постепенно. Руки его были связаны так, что кровь в них не поступала. Пальцы уже начинали терять чувствительность, но Даньша не обращал внимания на жуткую боль. Он стоял и слушал.

– Ты болен, твой мозг воспалён, и твоя жестокость, погубила стольких невинных людей, но когда-то она погубит и тебя самого, – произнёс Лейв спокойным и ровным голосом.

– Прекрати, глупый старик! – на губах Лучезара выступила пена. – Я всё рассчитал, теперь у меня в руках сын Рюрика, и никто уже не помешает мне занять моё законное место. Но ты, ты мог бы быть рядом со мной в час моей славы, но ты выбрал иной путь, и поэтому ты умрёшь.

– Я не жалею о том, что сделал. – Лейв грустно посмотрел на Даньшу, который был не на шутку взволнован. – Да, я собирался убить его, но не смог, и потом, когда он спас мою жизнь, я радовался этому. Я привязался к нему, так как он был похож на тебя, и хотел бы служить ему, а не тебе. Я рад, что не смог отравить вино, и этим спас много жизней, и теперь готов умереть. Но, я молю тебя, сохрани жизнь брату. Он уходит из Новгорода, он будет жить далеко, и никто не заподозрит, что вас с ним что-то объединяет.

– Да? Но ты забыл, что каждый, кто в очередной раз увидит его лицо, может подумать то же, что подумал ты, когда увидел его в первый раз. Ты вбил это в свою старую безмозглую голову ещё тогда, и тем самым обрёк этого мальчишку на смерть. Он умрёт, сейчас, вместе с тобой.

Лучезар вынул меч и приблизился к младшему пленнику. Они смотрели в глаза друг другу, и хотя это было всего лишь мгновение, у каждого из них перед глазами пронеслась его собственная жизнь. На миг Даньше показалось, что меж ними пробежал какой-то огонёк, и сейчас, вот-вот, рука злодея опустится, и он передумает. Но этого не случилось. В глазах убийцы не было теплоты, в них была лишь ненависть, и безумное торжество. Меч поднялся над головой, и, … Опускаясь на колени, Лучезар выронил оружие, он продолжал улыбаться, и даже в предсмертной агонии, казался одновременно красивым и ужасным.

Окровавленный наконечник стрелы, змеиным жалом торчал из шеи безумца.

Когда Даньша учил её стрелять, она испытывала поистине детский восторг. Просила даже научить мечом биться, но для слабых девичьих рук оружие оказалось слишком тяжёлым. То ли дело лук и стрелы. Даньша по началу бурчал, но потом, когда девчушка стала попадать в лоскут кожи, подвешенный на берёзе, парень сам увлёкся. Если бы он тогда знал, что эти невинные игры, а именно так он и воспринимал Леськино увлечение, когда-то спасут ему жизнь.

Леська, оставив спутников скрылась в лесу, и видела, как неизвестный ратники увели их с собой. Так как Даньша не позвал её, девушка не стала выдавать себя, и осталась в лесу. Она поначалу жутко испугалась, нет не за себя, шуструю девчонку не пугали, ни лесная чаща, на холодные осенние ночи. Она испугалась за Даньшу, и за того, кто с недавнего времени жил в ней самой. Девушка пощупала пальцами свой живот и не понятно чему улыбнулась. Холодные руки, почувствовали тепло, и Леське показалось, что под ними что-то шевелится.

– Ой, что это я? – одёрнула он саму себя. – Поглядеть бы надобно, куда любого моего повели.

Девушка отвязала от седла мешок с провизией, отобрала самое необходимое, взяла в руки лук и стрелы. Она не знала, что делать с конём, поэтому просто стреножила его, и оставила пастись.

– Получиться, вернусь за тобой, нет, так деревня рядом, кто-нибудь найдёт тебя, – потрепав мерина по холке, виновато произнесла Леська. – Надеюсь, волков тут нет.

После этого, прихватив свою поклажу, девушка отправилась в ту сторону, куда ускакали всадники.

Деревенька, где Лучезар остановил свою рать, была небольшой, но всё равно проследить, куда поведут пленников, когда а ней остановилось целое войско, было не легко. Возможно Леске просто повезло, но ей то самой показалось, что это сердце подсказало ей, где спрятаться. Она видела, как пленников повели в лес, как воины после этого ушли, и на поляне появился человек. Она почему-то сразу узнала его, может быть по походке, может по движениям, а может потому, что он снова был в плаще, с накинутым на голову капюшоном.

– Это же он, тот самый, что тогда выпустил изборского воеводу, и убил стражника, – тут же мелькнула догадка, и Леська чувствовала, что не ошиблась.

Она долго пробиралась по кустам, стараясь себя не выдать. Она бросила мешок с продуктами, который мешал ползти, но лук и стрелы остались при ней. Земля была холодной и сырой. Осенний лес не казался уютным и тёплым, и девушка опасалась за жившее в ней дитя.

– Только бы не застудить тебя, моя кровинушка, – нашёптывала Леська, то и дело поглаживая живот.

Ей казалось, что так она сможет согреть будущего ребёнка.

Леська не слышала разговора, но, когда незнакомец схватил за горло старика Лейва, молодая женщина, поняла, что скоро может случиться непоправимое. А когда человек в плаще откинул капюшон, Леська застыла от изумления. Она тут же позабыла про сырость и холод, и глядела на незнакомца во все глаза.

– Кто же он такой, почему они так похожи, – на миг ей показалось, что раз человек в плаще так схож с её Даньшей, всё будет хорошо.

Но, когда незнакомей достал меч, и приблизился к молодому пленнику, Леська не сомневалась ни секунды. Она вскочила на ноги, и, выйдя из кустов, вскинула лук.

Даньша изготовил это оружие специально для неё, не сам, а заказал лучшим мастерам, которых не трудно было отыскать среди изборских кривичей. Лук отличался от тех, что использовали русы. Он был не таким тугим, и вполне годился для слабых женских рук. Стрела, пущенная из него, не смогла бы пробить кольчугу, поэтому Леська целилась выше. Был ли под плащом доспех, девушка не знала, и поэтому стреляла в голову.

Задержав дыхание, как учили, Леска спустила тетиву.

Даньша стоял возле тела брата, не в силах понять охватившие его чувства. Перед ним сейчас лежал человек, единственный из оставшихся на этой земле, в ком текла его родная кровь. Лучезар лежал с открытыми глазами, и глазницы его были обращены в пустоту. Леска, взглянув на убитого, отшатнулась и спряталась за Даньшиной спиной.

– И вовсе он не похож на тебя, страшный он, – произнесла молодая женщина, теребя рукав своего спутника.

Лучезар был холодно красив, но эта красота пугала.

– Значит, это мой брат повинен в стольких смертях. Ради его прихоти погиб Трувор, и многие другие. Это он погубил Вадима Храброго и отравил жену князя.

– Он был воплощением зла, зависти и жестокости. Он начинал жизнь, ломая крылья птицам, а кончил, пытаясь убить собственного брата, – произнёс Лейв и уселся прямо на землю у ног своего старого хозяина. – А ведь я всё равно любил его, любил по-своему, и мне будет его недоставать.

Даньша присел рядом, он смотрел то на тело брата, то на сидящего рядом с тем старика. Бывший викинг, словно преобразился. Его былое величие и внутренняя сила, не так давно покинувшие его, словно бы снова вернулись в его одряхлевшее тело.

– А ты не думаешь, что зло, которое он воплощал, есть и во мне? – наконец, решившись, Даньша задал мучавший его вопрос.

Лейв поднял глаза, усмехнулся, и промолвил, назидательно и строго, словно поучал неразумное дитя:

– Человек сам выбирает, по какому пути ему следовать, и если особо не задумываться, то всё становится простым, и не требует долгих рассуждений. Есть два пути, путь зла, и путь добра. Кому-то это покажется примитивным и даже глупым, но, … Посмотрите вокруг, весь мир делится на людей, которые творят добро, и людей, которые ради своих целей готовы на предательства, убийства и подлость. Злые всегда живут дольше, едят слаще, и у них чаще получается то, что не выходит у тех кто бескорыстен и добр. Твой брат действительно стал воплощением зла, но ты, ты другой. Я понял это тогда, в датских землях, когда, поначалу, принял тебя за старуху Хель. Я думал, что ты заберёшь меня в ужасный мир, из которого нет обратного пути. Но вместо этого, ты дал мне тепло и еду, ты не дал мне умереть, и более того, ты вернул мне надёжду. Во мне тогда что-то изменилось, я стал лучше, и с тех пор, я старался идти не за ним, – Лейв указал на тело. – Я старался идти по твоему пути.

Старик медленно встал, и накрыл мертвеца собственным плащом.

– Уходите, ваш путь – путь добра. Вам дано жить, любить и рожать детей, а я остаюсь.

Молодые люди переглянулись.

– Ты пойдёшь с нами, и вместе с нами будешь жить, и воспитывать нашего ребёнка! – в запале выкрикнул Даньша. – Ты нужен нам.

– Когда воины Лучезара найдут тело, они не должны начать поиски его убийц. Я не хочу, что бы вас схватили. Уходите, оставаясь здесь, я помогу и вам, и ему, а может быть и самому себе. Я сотворил много плохого, так пусть же мои последние шаги будут сделаны по правильному пути.

Когда молодая пара покинула поляну, и отправилась на поиски новой жизни, старик всё ещё сидел на влажной траве, и из глаз его лились счастливые слёзы.