Текст книги "История алхимии. Путешествие философского камня из бронзового века в атомный"

Исламские алхимики часто упоминали, что извлекли мудрость из древних книг, найденных в подземных тайниках египетских храмов. В заброшенных строениях они также обнаруживали загадочные следы древней цивилизации: громадные каменные скульптуры, которые они считали наказанными Аллахом фараонами и их приспешниками, а также кувшины со странной субстанцией и гробницы с мертвыми телами.

Открыв кувшины, стоящие рядом с саркофагами, кладоискатели увидели, что те наполнены жидкостью с необычным запахом. В саркофагах была та же субстанция, и так как она использовалась, чтобы предотвратить естественный распад, арабы решили, что ее можно использовать как лекарство. Однажды, поедая найденный «мед», они нащупали пальцами чьи-то волосы и вытащили за них наружу забальзамированного и украшенного золотом ребенка – оказалось, что кладоискатели пили из канопы – сосуда с забальзамированными органами. Иными словами, исламские первооткрыватели пожирали мумий.

Слово «мумия» имеет арабские корни (хотя, возможно, и произошло от египетского «мннн» – «битум»), и обозначало несколько похожих друг на друга веществ, применяемых в медицинских целях. Это пчелиный воск, некоторые лечебные минералы, «иудейский асфальт» из Мертвого моря (именно его использовали для мумификации в Древнем Египте), кедровая или сосновая смола. Битум, вещество, «двигающееся словно ртуть», тоже именовали «мумией»: его добывали из естественных колодцев на территории Судана. Субстанцию же, извлекаемую из египетских мумий, называли «аль-муммия аль-кубури», т. е. могильная «мумия», и считали аналогичной природным вариациям.

Известно, что уже в VIII в. натуральную «мумию» употребляли внутрь как лекарство: она якобы исцеляла болезни легких и язвы пениса, лицевой паралич и заболевания мочевого пузыря. Ибн Сина (Авиценна), знаменитый ученый XI в., советовал использовать «мумию» почти против всех недугов: от переломов, опухолей, язв, отравлений, мигрени, эпилепсии, головокружения, головной боли, кашля, простуды, расстройства каждого из внутренних органов. Вещество рекомендовали и такие известные средневековые интеллектуалы как Аль-Рази, Аль-Бируни и Моше бен Маймод (Маймонид). Помимо ученых «мумию» использовали для приворотов и проклятий маги.

Андалузский географ XII в. Аль-Зохри впервые говорит о том, что могильную «мумию» тоже можно использовать как лекарство. Арабский путешественник XII в. Аль-Багдади утверждает, что если у врача нет натуральной «мумии», «менструации гор», то можно вылечить пациента и добываемой из саркофагов. Однако уже его младший современник, ученый Аль-Харави, пишет о том, что могильная «мумия» куда качественнее природной – ведь во время бальзамирования на тело накладывали заклятья, сила которых должна была передаться и пациенту, принимающему извлеченную из трупа жидкость для мумификации. Возможно, впрочем, что могильные «мумии» стали считать лекарством из-за путаницы в понятиях – ведь одним и тем же словом называли и бальзамирующее вещество, и трупы, которые им пропитаны.

Постепенно «мумию» стали добывать только из забальзамированных тел: вещество было куда дешевле достать из саркофагов, которые массово находили во время раскопок, чем искать его в природе. Мумии фараонов и людей попроще шли на экспорт, в т. ч. на Запад, и на рынках можно было запросто купить несколько голов, полных «мумии», грудную клетку или даже целое тело, каждая кость которого полностью пропиталась заветным веществом. Высокий спрос на мумии привел к тому, что их даже подделывали (т. е. бальзамировали недавно умерших). А исламские ученые покупали мумии не только как медикамент, но и для того, чтобы попрактиковаться в анатомии в условиях запрета на аутопсию: благодаря этому именно арабские врачи смогли оспорить некоторые устаревшие положения Галена (который, как они думали – а, судя по всему, так и было на самом деле – судил о внутреннем строении человека по вскрытым обезьянам).

Не только мусульмане интересовались новым лекарственным средством. Купцы-евреи, торговавшие мумиями, осыпали главного раввина Египта вопросами: можно ли вообще торговать забальзамированными телами? А употреблять их в пищу? Является ли она кошерной? Иудеи, жившие в Египте, наравне со всеми потребляли мумии и даже писали руководства по их использованию. Например, египетский раввин XVII в. по имени Авраам Халеви не только подробно описывал процесс мумификации, но и рекомендовал поедать в медицинских целях только верхнюю часть тела, т. к. плоть ниже бедра, впитывающая меньше «мумии», уже не обладает целительными свойствами.

В христианском Египте добыча и продажа забальзамированных тел сосуществовала с культом святых мощей, особенно популярным среди христиан-коптов, потомков древних египтян. В их текстах мумии порой ведут себя как святые. В легенде VII в. коптский епископ Пискентиос, живший в уединении в древнеегипетской гробнице, увидел, что мумия восстает из саркофага и просит заступничества у аскета. Иногда же египетские христиане наоборот использовали мощи таким же образом, как мумии. Известны позднесредневековые свидетельства о празднике коптов, во время которого они бросали в Нил саркофаг с пальцем святого для того, чтобы в следующем году река хорошо разлилась.

Конечно же, египетская и греческая мудрость были не единственными источниками вдохновения для алхимиков халифата. С самых первых шагов арабская алхимия была тесно связана с исламом и его мистическими направлениями. Слово «наука» упоминалась в Коране семь сотен раз, что служило обоснованием важности и боговдухновенности алхимии как ученой дисциплины. Некоторые арабские алхимики считали, что Пророк научил тайному искусству Али, зятя Мухаммада, которого потом особенно почитали шииты. Шестой имам шиитов, суфийский мастер и прямой потомок самого Пророка Джафар ас-Садик, живший в VIII в., также считался алхимиком. Согласно легендам, именно он был учителем Джабира инб Хайяна (VIII–IX вв.) – самого значимого алхимика арабского мира.

Опираясь на традицию александрийских алхимиков, Джабир преобразовал учение Эмпедокла о четырех телах и аристотелевское учение о четырех качествах. Так арабский алхимик создал ртутно-серную теорию, согласно которой в природе существуют два первопринципа. Это не настоящие ртуть и сера, а «философские», идеальные субстанции. Смешиваясь в разных пропорциях, в разной степени очищенности и под воздействием различных планет они породили все существующие металлы, самый совершенный из коих – золото. Сера отвечала за сухость и жар, а ртуть – за холод и влажность; все металлы были связаны с планетами, т. к. считалось, что в незапамятные времена астрологическое влияние каждой планеты послужило причиной созревания в земных недрах того или иного металла из первоматерии. Раз металлы, согласно этой теории, являются одним и тем же видом вещества, Джабир говорил, что алхимик может превращать один в другой, подражая природе. Благодаря этой теории и склонности алхимика подтверждать гипотезы подробно описываемыми химическими экспериментами, в арабском мире было совершено множество научных прорывов. До XVI в. на ртутно-серную теорию опиралась вся западная алхимия. Помимо того, что Джабир совершил переворот в лабораторной практике, он также ввел понятие металлоорганических снадобий, навсегда закрепив за алхимией медицинские функции: отныне эликсиры могли не только превращать свинец в золото, но и давать здоровье и долголетие.

Рис. 6. В арабской мифологии дерево вак-вак дало название целому острову и народу, живущему на нем. Считалось, что эта страна богата золотом настолько, что местные делают из благородного металла ошейники для своих обезьян. Плоды чудесного дерева описывались одними авторами как настоящие человеческие тела, растущие подобно фруктам и кричащие при заходе и восходе солнца «вак-вак». Другие писатели упоминали, что плоды вак-вак похожи на женщин, привязанных к дереву за волосы, или на человеческие лица.

Один из самых необычных методов использования плодов вак-вак описывается в средневековой «Книге диковин». На иллюстрации к ней изображены человекообразные плоды разной степени зрелости, висящие на дереве и падающие с него. Автор книги утверждает, что плоды напоминают женщин: они говорят «вак-вак», их тела соблазнительно манят изгибами, у них есть грудь и даже половые органы. Однако если срезать плод, он падает замертво. Для того, чтобы найти более ценный плод, нужно проникнуть вглубь острова, где растут деревья с еще более привлекательными женоподобными плодами: у них пухлые ягодицы, набухшие груди, красивые лица. Если срезать плод, он остается «живым» на протяжении дня – в это время можно «вступать с ним в половую связь и получать от этого удовольствие».

Однако Джабир не был чужд исламского мистицизма. Он часто цитировал суры и даже сравнивал семь праведных имамов с семью планетами и металлами. Нумерологическая теория алхимика гласила, что свойства каждого металла зависят от баланса содержащихся в нем природ. Поэтому если привести горячее, холодное, влажное и сухое в металле в необходимое равновесие, можно будет получить золото. Джабир утверждал, что каждая природа имеет семь различных степеней, что в сумме дает число двадцать восемь, совпадающее с числом букв арабского алфавита. Кроме получения золота, одной из главных целей алхимии, согласной Джабиру, было создание искусственной жизни. Процедура выращивания искусственного человека (подобного людям, растущим на деревьях, о которых многократно упоминают арабские легенды), называлась таквин. В ходе имитации божественного творения она вела к духовному очищению алхимика-практика (6). Подобная идея встречается и у алхимика XIV в. аль-Ираки. Он предполагает, что если Адам и Ева были созданы с помощью комбинации определенных веществ и в определенных условиях влажности и температуры, то знающий может повторить этот процесс в искусственных условиях для создания любого из существ.

Из-за обилия мистических отсылок многие ученые считают, что Джабир втайне принадлежал к исмаилитам. Среди арабских алхимиков было множество исмаилитов – мусульман-шиитов, которые почитали седьмого имама Исмаила, сына Джафара ас-Садика, не умершим, но спрятавшимся от людских глаз по воле Аллаха. Исмаила считали «скрытым» имамом, мессией, пришествие которого с небес произойдет перед концом света: он будет сражаться против Даджаля (Антихриста). Исмаилиты активно использовали в своей теологии метафоры и аллегории. К примеру, богослов IX–X вв. Хатим Рази сравнивал человеческое тело с макрокосмом, в котором Адам был правой ногой, Нух (Ной) – левой, Ибрагим (Авраам) – животом, Муса (Моисей) – левой рукой, Иса (Иисус) – правой, а Мухаммад – головой. По этой причине алхимия в исмаилитской среде, а особенно в их тайных научных обществах, быстро соединилась с исмаилитскими натурфилософскими и теологическими воззрениями. Живший в X в. в Кордовском халифате алхимик-исмаилит Маслама аль-Куртуби в трактате «Расцвет божественного искусства» сравнивает философский камень с душой, которая, подобно алхимическому эликсиру, должна быть очищена огнем ада, прежде чем стать совершенной. «Скрытый» имам у аль-Куртуби становится аллегорией тайных компонентов камня философов, что несомненно выдает его религиозную принадлежность – исмаилизм.

Мистицизм, опора на древнегреческие и египетские источники, а также вера в божественный гнозис, популярные среди суфиев и исмаилитов, помогают распростаниться визионерской алхимии. Множеству алхимиков тайные знания ниспосылаются Аллахом, а кто-то из них посещает во сне древние храмы, полные оккультной мудрости. Алхимик Аль-Газали (XI–XII вв.) в трактате «Зерцало чудес» повествует о том, как ему снится пустыня, в которой стоит одинокий монастырь. Блуждая по зданию, мистик находит в потайной комнате волшебное зеркало. В нем отражаются девять аллегорических фигур: каждая из них обозначает определенную стадию алхимического процесса. Аль-Газали подробно описывал и зарисовал увиденное (7). Подразумевалось, что читающий трактат алхимик должен расшифровать их значение сам. Видения посещали многих адептов тайной философии, поэтому похожие описания и изображения можно найти в десятках арабских трудов по мистической химии.

К XV в. увлечение мусульман священным искусством ослабевает и постепенно сходит на нет. Наследие арабской алхимической египтомании, тем не менее, осталось в веках надолго. Люди Запада поедали мумии в лечебных целях вплоть до XIX в. Когда европейцы пришли в Египет и обнаружили арабские трактаты по поиску сокровищ, они боялись публиковать их, и многие книги вышли в свет только в XX в. – из-за угрозы того, что черные копатели могут восстановить по ним координаты покоящихся под песком кладов. Сегодняшние искатели фараоновых сокровищ в Египте, опираясь на народную традицию, выросшую из алхимии, добывают некую «красную ртуть» – вещество, которое, как считается, магическим образом открывает местоположение богатств. В современном Египте женщины иногда до сих пор используют кости мумий в магических целях, узнавая, беременны они или нет, подобно тому, как это делали в X в. копты. Современные арабские теологи, словно средневековые алхимики, ищут иероглифический, древнеегипетский след в неподдающихся дешифровке начальных буквах отдельных сур Корана (мукаттаа). В Иране златодельческая традиция просуществовала вплоть до XX в. в среде шиитов-шейхистов, а в некоторых исламских регионах трактаты по традиционной медицине, содержащие редуцированные алхимические метафоры, переписывали еще менее ста лет тому назад (8). Но в просвещенном XXI в. мусульмане полностью отказались от алхимии, и следы этой науки в исламском мире остались только в сказках и легендах (9).

Рис. 7. Алхимическое зеркало. Женская и мужская фигуры олицетворяют два алхимических первопринципа, ртуть (душу) и серу (дух), сливающихся воедино в сосуде (теле), обозначенном как треугольник. После «свадьбы» металлы рождают черный круг, символизирующий жженую медь. В ходе операции металл очищается и становится золотом – оно отмечено красным кругом. Рука напоминает алхимику, что нужно три раза «оросить» соединенные первопринципы, т. е. добавить дополнительные ингредиенты. Тогда появится «новорожденный» черный ворон, обозначающий взаимодействие металлов, в ходе которого происходит обильное выделением черного осадка. Птица нарисована сидящей на колонне, согласно описанию данной стадии алхимиком Калидом ибн Язидом. Ворон скоро превратится в орла: это аммиак, извлеченный алхимиком из пепла. Луна под ним описывается как гнездо – в химическом смысле это осадок, остающийся на дне сосуда после получения аммиака. Скоро луна превращается в Солнце – его лик символизирует «душу», т. е. красную серу, получаемую на этом этапе. Уроборос отмечает повторение «черной стадии»: металлы вновь взаимодействуют, и колба чернеет. Девять крабов символизируют новые «орошения»: три для получения серебра и шесть – для золота. Бегущая в воде собака – аллегория «уксуса мудрецов», который нужно добавить в финале. Законченный процесс производства эликсира обозначается девятью кругами на ободе зеркала.

Рис. 8. Аллегория здания как человеческого организма. Башня сверху – голова, купол – волосы, окошко – глаза, нос и рот. Окно, открытое настежь по центру здания, – легкие, закрытая дверь склада – желудок, кипящий котел – сердце, дистилляционный аппарат – печень, обелиск – кишечник, фонтан – почки, ворота внизу – выделительная система. Как мы видим, среди метафорически изображенных органов как минимум два алхимических аппарата.

Рис. 9. В Арабском халифате очень любили истории о необыкновенных богатствах и чудесах, увиденных путешественниками в далеких странах. Поэтому не удивительно, что самые известные герои арабских сказок – Али Баба и Синдбад-мореход – косвенно связаны с алхимией. Али Баба открывает пещеру с сокровищами при помощи волшебного слова, подобно тому, как алхимики-мусульмане отпирали гробницы с фараоновыми сокровищами заклинаниями. В истории о втором странствии Синдбада герой попадает в долину алмазов, охраняемую гигантскими змеями. Торговцы добывали драгоценности, кидая куски мяса в долину – тогда прилетали хищные птицы и уносили добычу в гнезда. Там птиц встречали торговцы, которые снимали с мяса прилипшие алмазы. Эта сказка очень похожа на индийский сюжет о сборе золота при помощи гигантских муравьев и лошадей, по одной из версий – аллегории алхимической процедуры по очистке благородного металла (см …).

Во время своих странствий Синдбад видит все чудеса мира: кинокефалов – полулюдей-полузверей с собачьими головами, девальп – полулюдей-полурастений с ногами, подобными змеям, и дерево вак-вак – полурастение-получеловека. Проблема различия растительной, животной и человеческой природ интересовала арабских алхимиков, надеявшихся создать в алембике искусственную жизнь.

Запад

V
Средневековье: птичий Христос

Ночью в холодной келье, истязая себя долгим бдением, восседает монах-францисканец. На его столе беспорядочно раскиданы древние фолианты, усеянные закладками и исписанные его комментариями. Поодаль виднеется небольшая лаборатория: атанор, в котором теплится огонь, производит золото. Алхимическое делание монаха продвигается вперед, однако внезапно работа прекращается. Судорожно моля Господа даровать ему видение, он впадает в молчание. Лишь открыв глаза, затворник радостно вскакивает и принимается хлопотать у печи. Он лихорадочно записывает что-то в небольшой книжечке, попутно зарисовывая почти что богохульные образы. Великая тайна открылась ему в видении, и он намерен довести свой opus magnum до конца. Такой была средневековая алхимия – искусство, граничащее с мистическим откровением и возможное лишь с Божьей помощью.

Уже в VIII–IX вв. в Европе появляются сборники рецептов по окрашиванию, подделке камней, плавке металлов и т. п. Вероятно, что они пришли из грекоязычного мира и напрямую восходят к древним папирусам. В книге жившего на территории современной Германии монаха и кузнеца Теофила, написанной в 1125 г., находится один-единственный нетипичный рецепт, связанный не только с сугубо ремесленническими практиками, но и с магией. В нем золото предлагается делать из пепла василисков, которых выводили под землей, используя жаб для высиживания петушиных (!) яиц, а также из меди и крови рыжего человека.

Но все же основная масса алхимических трактатов, переведенных арабами с древнегреческого, сирийского, персидского и других языков, попадает в Европу через переводы с арабского. Первым из них был труд «Книга о составе алхимии», переведенный английским ученым Робертом Честерским во время его пребывания в граничащей с Кордовским халифатом Сеговии (Испания) в 1144 г. Этот и последующие переводы с арабского закладывают камни в фундамент будущей популярности алхимии, практически сразу распространившейся по всей Европе. Переводят псевдо-Ибн Сину, мусульманина, скрывавшегося под именем Аристотеля, Джабира ибн Хайяна, ар-Рази и т. д. Появляются первые европейские алхимики, которые почти сразу же связывают свое искусство с христианством.

Один из первых златоделов Европы Роджер Бэкон (1214–1292) был монахом и активно занимался священным искусством: именно он впервые отделил практическую, лабораторную алхимию от умозрительной, т. е. натурфилософии. Из-за необычных занятий о монахе стали сочинять истории. В XVI в. его считали создателем бронзовой головы, которая имела внутри приспособление, издающее звуки, и, казалось, произносила предсказания (см. здесь). В XVII в. возникла легенда про похожего робота, изготовление которого на этот раз приписывали святому Альберту Великому (1200–1280), также практиковавшему алхимию. С помощью познаний в инженерном деле, алхимии и астрологии ему удалось собрать андроида из «микстуры металлов», а то и настоящих костей и плоти. Робот делал за своего владельца всю черную работу и даже надиктовал Альберту большую часть из его двадцати девяти томов сочинений. Видимо, по этой причине андроида сжег ученик Альберта, святой Фома Аквинский (1225–1274), которому (безосновательно) приписывали множество алхимических трудов.

От металлургической не отставала и медицинская алхимия. В XIII в. английским каноником, врачом и алхимиком Гуго Эвершемским (а не Парацельсом, как часто ошибочно пишут) было изобретено питьевое золото – aurum potabile, считавшееся лекарством от многих болезней, хотя еще в XII в. немецкая монахиня-полимат Хильдегарда Бингенская указывала, что от желудочной лихорадки помогает вино, нагретое раскаленным золотом (см. здесь).

До XIV в. европейские алхимики почти не использовали аллегорический язык и занимались в основном практическим златоделием. Единственным, кто не до конца следовал этой традиции, был французский поэт и, предположительно, алхимик Жан де Мён (1240–1305), прославившийся своим продолжением знаменитого «Романа о Розе». В этой поэме и во многих других своих произведениях он часто касается основных положений королевского искусства, впрочем, почти всегда сохраняя характерный для XIII в. «лабораторный» стиль описания алхимических процессов и лишь изредка прибегая к метафорам. Неудивительно, что мы не находим ни одного аллегорического изображения в европейских трактатах по алхимии VIII–XIII вв.: в самих текстах все было предельно предметно и сухо.