Текст книги "Омытые кровью"
Автор книги: Сергей Зверев
Жанр: Боевики: Прочее, Боевики
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 13
Замначальника отдела как-то постепенно, но неумолимо завалил меня подготовкой различных справок. Поскольку я имел глупость продемонстрировать свою вопиющую грамотность и постыдное умение составлять гладкие документы, теперь они на меня и сыпались. И утром я отправился к нему с подготовленными проектами бумаг.
Он аккуратно зачесывал свой безупречный пробор перед большим овальным зеркалом.
– Разрешите, товарищ Первак? – спросил я, сначала отворив дверь и только потом сообразив постучаться.
Заместитель на миг смутился, но потом в привычной манере слегка насмешливо посмотрел на меня.
– Справка по влиянию антисоветских элементов на рабочую среду в угледобывающей сфере, – отчеканил я.
Первак благосклонно кивнул, барским жестом пригласив меня присесть. К нему, в нарушение приказа начальника о панибратстве и низком стиле общения в коллективе, не обратишься на «ты». Он сам говорил со всеми исключительно на «вы». И еще – он излучал величие. Умеют же люди себя преподнести! И все равно я чувствовал, что за его невозмутимым обликом скрывается что-то живое и страстное. Сперва не мог разобраться в нем, а потом заметил, как туманится его взор, когда на горизонте возникают смазливые особи женского пола. Тогда я понял, что заместитель начальника нашего отдела – классический франт и бабник. Такой коварный искуситель, паук-сердцеед. С его артистической внешностью быть таким нетрудно.
По уровню общения и культуры он выгодно отличался от остального личного состава отдела. И что, спрашивается, его, такого гладкого и сладкого, занесло сюда, в леса и болота, к грубым шахтерам и кулакам с бедняками? Углеградск, похоже, был для него местом высылки. Не удивлюсь, если по причине тяги к прелестницам.
Я бросился с места в карьер:
– Ефим Гордеевич, как вы считаете, правда Атамана тут держит царское золото?
Первак тонко улыбнулся и снисходительно изрек:
– И вас не миновала золотая лихорадка.
– А кого еще не миновала?
– Да все молодые сотрудники, кто к нам прибывают, пытаются искать это золото. Знаете ли, презренный металл притягивает человека как магнит. Феномен сознания. – Первак с его незаконченным высшим образованием любил щегольнуть умным словечком.
Вообще-то в его словах была доля истины. При мысли, что где-то в округе зарыт такой клад, у меня тоже сладостно томило в груди. Прямо перед глазами стояла картинка, как я извлекаю тяжелые ящики с презренным металлом, а потом купаюсь в лучах славы. И на слитки золота закупаются паровозы и машины, так необходимые для нашей страны. Эх, фантазия моя буйная.
Первак в двух словах ввел в курс дела. С началом Гражданской войны территория эта плотно контролировалась беляками. А в областной центр, тогда еще губернский, каким-то ветром занесло две тонны золота в слитках с императорской символикой. Потом его перевезли в Углеградск, чтобы обезопасить от наступающей Красной армии. Но наши неожиданно стремительно взяли губернский центр, а затем направились и сюда. Вывезти золото беляки якобы не смогли и спрятали до лучших, в их понимании, времен, в одной из бесчисленных заброшенных шахт.
– Как белых выбили, это золото ГубЧК искала очень активно, – пояснил заместитель. – Пытались установить очевидцев, свидетелей. И ничего толком не сделали.
– Так что, не было золота? Это такой сказ Бажова?
– Было. Это факт. А вот потом… Мне все же кажется, его увезли из наших краев. Но если оставили в одной из старых шахт, от этого не легче. Там такие лабиринты, что найти ничего невозможно. И просто опасно – недолго угодить под обвал и навсегда остаться замурованным.
– Но Атаман надеется его найти. И держит его тут золото.
– Александр Сергеевич, вы же оперативник. Вы должны уметь отделять факты и версии от досужих сплетен, – изрек назидательно Первак. – Шустова тут держат леса и болота. Он их знает. Он в них прячется. Он занят грабежами и пополнением своего запаса. И, думаю, выполняет задание своих хозяев из-за рубежа по раскачиванию ситуации в угледобывающем районе. А вы – золото… Что, тоже будете искать этот клад?
– Ну а что, – пожал я плечами. – Буду. И найду.
– Какова причина столь самонадеянного прогноза?
– Я удачливый.
– Да, это серьезный довод. – Первак полез в письменный стол и выудил толстую бумажную папку. Пододвинул мне и утомленно произнес с высоты мудрости своих прожитых лет: – Само агентурное дело по золоту в областном представительстве ОГПУ. Тут несекретные выкладки из него, которые дают общую картину происшедшего. Дерзайте, юноша.
Поскольку у меня образовалось немного свободного времени между бесконечной чередой текущих дел и перестрелок, я принялся изучать материалы.
Чтение оказалось занимательным, не хуже романа Фенимора Купера, который я сейчас осваивал.
Мировая и Гражданская войны катастрофически опустошили золотой запас России. Если в 1913 году он составлял около тысячи трехсот тонн, то к 1922 году осталось всего лишь около восьмидесяти. Правда, значительная часть ушла еще во время Мировой войны во Францию и Англию в качестве залога за поставки оружия и боеприпасов, которые так и не были нами получены. В 1918 году возглавляемые Каппелем войска так называемого КОМУЧ – Комитета членов учредительного собрания, объявившего себя единственным законным правительством России, внезапной атакой захватили Казань, где находилось пятьсот тонн золота. Позже на него наложил лапу Колчак и мятежный Чехословацкий корпус. Часть потом ушла за границу. Часть растворилась неизвестно где. Возможно, в Углеградске оказалось то самое золото из Казани.
Белогвардейское командование имело на это золото свои виды. Предназначалось оно, в числе прочего, на оплату иностранной военной техники и боеприпасов, тщетно призванных переломить ход Гражданской войны, и его готовили к вывозу за рубеж. Где-то в Лондонах и Парижах плутократы уже жадно потирали руки, надеясь еще немножко поживиться за счет истекающей кровью России. Но использовать эти две тонны золота белякам не удалось. Белое дело было уже проиграно.
В хаосе, возникшем в губернии на фоне наступления Красной армии, казачий отряд есаула Носовского, исполнявший карательные функции и прославившийся своей иррациональной жестокостью, безжалостно перебил банковскую охрану, завладел золотом, погрузил его на подводы. И ушел из Углеградска.
Есаула с оставшимися верными ему людьми красные отряды гнали как зайцев. Он понял, что с золотым грузом ему не оторваться от преследования, и решил его надежно спрятать. С ближайшими помощниками погнал в заповедные чащи подводы с золотом. Что там творилось и куда все подевалось – неизвестно никому. Свидетелей не осталось.
Отряд Красной армии все же настиг белоказаков. Схватка была кровавая. Красноармейцы, до которых дошла ужасающая слава «черного эскадрона Носовского», пленных не брали. И есаула, и его ближайших помощников пристрелили во время боя. Из беляков мало кому удалось уйти. Среди выживших был прапорщик Шустов, известный сегодня как Атаман. Отсюда и слухи ходят, что ищет он оставленное есаулом золото и, пока не найдет, не уйдет из этих краев.
Интересно, что есаул составил схему залегания сокровищ. Аккуратненько прорисовал в тетради, где их искать и как плюнуть три раза через левое плечо, чтобы хранитель клада не схватил тебя за ногу – нет, это я шучу, конечно. Та самая тетрадь сейчас лежала в нашем хранилище вещдоков в подвале. Так что я спокойно смог ее взять и полистать.
Тетрадь представляла из себя дневник палача. Изложено весьма скупо и лаконично, но за простыми словами стоял настоящий ужас и редкая, прямо-таки какая-то бешено-животная жестокость.
«Повесили трех пособников красных в станице Пригорская. Народ запугали. Но сволочь красная все бунтует». «Расстреляли десятерых из красного быдла, захваченных в плен в бою на Абрамовом тракте». «Живьем сожгли во дворе тюрьмы двух коммунистов. Эта казнь воодушевляет. Теперь понимаю инквизиторов». И прочие откровения.
Схема в тетрадке была подробная, вычерченная с аккуратностью профессионального военного и вполне понятная. Вот только без четкой привязки к местности она не стоила ничего. А привязать не удалось никому. Для этого кто-то должен ткнуть пальцем и сказать – вот она, точка отсчета. Три пня на берегу или колодец в пустыне. Но ничего такого даже близко не было. Так что, вероятно, золото есть, но как его найти – никто не знает. В том числе и сам атаман Шустов, иначе давно его захватил бы и пил сейчас шампанское «Мадам Клико» на Лазурном берегу Франции.
Я все пытался прикинуть, что тут можно предпринять. А поскольку мне было далеко до того же Шерлока Холмса, чьи подвиги занозой засели в моем беспокойном разуме, то идеи приходили в голову все больше фантастические и бесполезные.
А потом началось такое, что стало не до золота. Разразилась катастрофа там, где не ждали…
Глава 14
Практически ежедневно в окружной отдел ОГПУ приходили анонимки. По закону рассматривать их по существу было не положено, но мы их все равно тщательно изучали с учетом того, что там может действительно оказаться нечто существенное и правдивое. Разбирать их особого желания ни у кого не было. Неудивительно, что эту работу повесили на самого молодого и зеленого. Копайся, салага, в навозе, авось жемчужину найдешь.
Но ничего не попишешь. По службе нет «не хочу», по службе есть «слушаюсь».
Обычно, быстро просмотрев эти воплощенные в бумаге крики возмущенной безымянной народной души, я бережно нес их, чтобы не расплескать, начальнику отдела с соответствующими комментариями и выводами. А уж он принимал решения и ставил резолюции.
Вот и сейчас я положил перед руководителем на стол картонную папочку. Тут бы больше подошла солидная кожаная папка, лучше с золотым тиснением: «Кляузы, наветы и доносы». Для торжественности момента.
Раскатов принялся внимательно изучать материал. Первый донос был на главврача больницы: «допускает антисоветские высказывания, чем сбивает сослуживцев и больных с пути построения коммунизма».
– Опять доктор языком что не попадя метет после мензурки медицинского вина. Предупреждали же. – Раскатов скомкал бумажку и ловко забросил ее в стоящую у стены корзину для бумаг. Ему бы с такими талантами в буржуазный баскетбол играть, кабы рост не подкачал.
Очередная анонимная кляуза была на милицию, которая вместе с угрозыском с недавних пор находилась фактически в подчинении ОГПУ. Во всяком случае, все кадровые вопросы решали мы и даже имели право использовать в своих целях агентуру уголовного розыска. Из кляузы следовало, что милиционеры занимаются систематическими поборами с населения на центральном городском рынке и в нэпманских лабазах. По мелочам, правда, но все же, как было написано: «налицо факт вопиющего беззакония и презрения к нормам рабоче-крестьянской морали».
Прочитав этот послание, Раскатов с каким-то наслаждением порвал его на мелкие клочки. Лихо он расправляется с доносами. Я бы на такое не отважился.
– А меры? – позволил себе удивиться я.
– Какие меры?! – взорвался начальник. – Ты нашу милицию видел? Оборванные и голодные. Обмундировать не можем личный состав!
– Ну да. Отец в солдатах, а у детей одежка в заплатах.
– Точно! А меры… Только и знаем – меры! Вон за самогонку меры строгие. А крестьянину на селе без самогонки жизнь не в жизнь. Вот тебе и в деревне недовольство – и из-за чего?! Или последний кусок у нищего постового отнять. Меры! Кто работать будет? – Он привычно жахнул ладонью по столу.
Слушал я и дивился. В моем стальном начальнике обнаруживаются драгоценные залежи чистого, как бриллиант, либерализма. Может, это просто мудрость? Мне трудно судить. По молодости и недомыслию пока что я не знаю, как она, эта самая мудрость, выглядит.
Я отважился возразить:
– Но мы тоже не жируем. Однако не ходим за подаяниями по торговым рядам.
– Это ты плохо смотришь. И вообще не знаешь, что у нас с кадрами творится. Мы тень от былого ЧК, ты хоть это понимаешь?
– Не совсем.
– Так слушай, Сашок, ума набирайся.
И угрюмо затеял лекцию. Сетовал на то, что после суровых лет Гражданской войны потихоньку органы ЧК стали держать в черном теле. Всероссийскую чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и саботажем не только переименовали в Государственное политическое управление, но и сильно урезали права, в том числе по внесудебным расправам. Были проведены массовые чистки личного состава, начались кадровые сокращения. И к концу двадцатых годов органы государственной безопасности подошли не в лучшем состоянии.
С кадрами в ОГПУ был совсем швах. Зарплатами не баловали, в отличие от ответственности. Постоянные чистки и внутренние склоки порой приводили к тому, что уходили опытные сотрудники. Молодежь, как правило, пришедшая в органы из РККА, войск ОГПУ или по комсомольско-партийному направлению, вкусив черствого чекистского хлеба, испытав на себе все опасности и тяготы службы, испачкав руки в крови, стремилась найти себе что попроще. И не помогали заклинания насчет того, что чекисты – передовой отряд, что мы лучшие из лучших. Люди уходили. И ведь абы кем их не заменишь. Нужны товарищи проверенные, а тут чуть ли не половина личного состава даже не члены партии.
В некоторых регионах службу в ОГПУ вообще расценивали как место ссылки для проштрафившихся функционеров партийного аппарата. Вон, в соседней губернии партийный деятель, арестованный в свое время за серьезную растрату, в качестве наказания назначен уполномоченным.
Потом Раскатов в обличительном раже поведал, что и у нас такие ссыльные имеются. Его распрекрасный заместитель Первак, как я и думал, тоже из проштрафившихся партийных работников. Правда, погорел не за растраты, а за женский пол, что нисколько не удивляло. Загульный ловелас. Хотя к пьянству и загулам в нашей организации народ привычный, тяжелое наследие царизма вкупе с самыми дремучими пролетарскими традициями и все такое прочее, но Первак, похоже, отчебучил нечто особенное.
В конце пламенного выступления начальник успокоил меня, сильно приунывшего от развернувшейся печальной картины. Пообещал, что органы будут укреплять в свете на днях озвученного тезиса товарища Сталина о нарастании классовой борьбы с развитием социализма. Ведь это нарастание действительно есть. И мы ощущали его на своей чекистской шкуре.
Что он собирался рассказывать мне дальше, я, к сожалению, не узнал. Лекцию прервал зашедший в кабинет дежурный:
– С области прибыли. Уголовный розыск. Доложиться хотят.
– Ну так зови, – махнул рукой начальник.
Областников никто сегодня не ждал. Да и как кого-то ждать, когда поезда с области не было. Откуда они взялись?
Оказалось, приехали на автотранспорте. В группе были конвойники и разбитной старший агент областного розыска с прищуренным по-ленински взором. Их грузовик с глухим кузовом как-то обреченно и уныло застыл в нашем дворе рядом с прилично потрепанным и помятым дореволюционным лимузином марки «Мерседес», принадлежащим нашему уголовному розыску.
Выяснилось, что областная братия находится у нас проездом. Они привезли какого-то бандита для проверки показаний на месте. Путь проделали неблизкий. С поездами связываться не стали. Понадеялись на свой спецтранспорт для перевозки арестованных – фургон «АМО-Ф-15». Машина такого дальнего пути не выдержала и стала спотыкаться, как загнанная кляча. Чего-то в ее внутренностях стучало и лязгало. С трудом она доползла до Углеградска, обессиленно застыла около нашего отдела и честно готова была отдать богу душу.
Потеря боевой колесницы гостей не радовала. Срывались следственные мероприятия. Да и неизвестно, как домой добираться. Так что «АМО-Ф-15» нужно было срочно реанимировать. Чем и занялся с видимым удовольствием наш склонный к механике штатный дежурный и одновременно завхоз Богородцев вместе с шофером из области.
Они возились с грузовиком где-то с час. В результате оттащили фургон на буксире в мастерские автомобильного предприятия шахтоуправления. Там и транспорта, и запчастей, и слесарей полно, без грузовиков много угля не порубишь и не подвезешь.
Следственно-арестованного заперли в специальной комнате для задержанных с голыми кирпичными стенами, разделенной напополам вертикальными стальными прутьями. Я не сдержался и отправился посмотреть на зверя которого к нам привезли. Увидел приземистого, широкоплечего мужика лет за сорок. Был он очень смуглый, с приплюснутым носом и пухлыми губами, так что понятна становилась его уголовная кличка – Папуас. Никаких наколок на руках, шрамов, особых примет. В общем, человек как человек. Только глаза злые и упрямые. И ернические, будто испускают посыл: «сегодня твоя берет, а завтра, глядишь, и посчитаемся».
Потом меня вновь пригласили в кабинет Раскатова. Там областной розыскник, прихлебывая чайку, вдохновенно распинался о своих подвигах и о том, какого страшного зверя он нам привез. При этом он весь лучился непробиваемым самодовольством и высоким чувством собственного величия. Я стараюсь держаться от таких людей на расстоянии – все же они изначально воспринимают весь мир и себя в этом мире искаженно, и что им может в голову на почве самомнения прийти – одному шайтану известно. Сейчас он самозабвенно красовался перед нами.
– Налетчика Савву Вертопраха пять губерний искали. Он по всему Союзу гастролировал. Только по нему телеграммы и слали. А взяли его на «малине» мы. Я лично ему ручонки его изнеженные вязал! Со стрельбой брали, не без этого. И Живота, его главного шныря, мы положили. А на «малине» еще этот был, который сейчас внизу. Папуас – ну надо же, каким погонялом окрестили! – Старший агент отхлебнул чаю и продолжил: – Так он такой невинной овцой прикинулся, что даже прокурора разжалобил. Но меня не проведешь! Я эту шакалью породу знаю, насквозь вижу. Понял, что-то он не договаривает. И отпускать мы его не стали. А потом с Ленинграда описание пришло, так, оказывается, фрукт этот в нападении на нэпманский магазин участвовал. Тут я его и припер.
– И он поплыл? – поинтересовался я.
– А куда денется? Поплыл. Долго держался – я не я и лошадь не моя. А тут размазал сопли. И давай всех сдавать.
– В наших краях чего ему делать? – спросил Раскатов.
– Так сам Вертопрах к нашим краям слабость испытывает. У него здесь связи и лежбища. В двадцать пятом году он нам хороший налет учинил. В двадцать шестом аж три нэпманских магазина на «наган» взял. Папуас пообещал за снисхождение и обещание жизни захоронку показать, которую Вертопрах на черный день держал. Там целый склад оружия и кой-чего из наворованного барахлишка. В вашем Семиречном районе. За Сонными Прядями.
Раскатов нахмурился и спросил:
– А ты уверен, что этот Эфиоп…
– Папуас, – поправил разыскник.
– Что этот Папуас тебя за нос не водит?
– Он? Меня? – искренне изумился старший агент. – Водилка у него не выросла.
– Не похож он на сломленного, – поморщился начальник. – Вон как глазками зыркает окрест. Может, рассчитывает сорваться? Будет мотать тебя по болотам, пока случай не представится в побег уйти.
– Ой, не смешите, я и так смешливый. От наших волкодавов конвойных не убежишь.
– И все-таки поосторожнее. Подожди до завтра. Мои люди, хорошо знающие местность, вернутся. Я их в сопровождение тебе дам.
Это Раскатов имел в виду Карамышкина и Пупырышкина. Ну что ж, они правда всю местность как свои пять пальцев знают. Да и сами калачи тертые. Но разыскник возмутился:
– Да какое сопровождение! У нас Папуас самый надежный провожатый. Я ему доходчиво объяснил, что если обманет, я его там же при попытке к бегству и положу.
Конвойный фургон с мастерских вернулся если и не как новенький, то сильно поправивший здоровье и готовый увезти опергруппу вдаль, за горизонт. Он с залихватским скрипом тормозов остановился перед главным входом в отдел. Прогудел клаксон. И разыскник засобирался в дорогу:
– Ну нам пора. Ждите с победой.
– На щите или под щитом, – едва слышно пробормотал я. Что-то меня напрягало во всей этой акции.
Когда Папуаса выводили из дверей, прохожие с интересом глазели на это действо. Ну конечно, занимательно, что это за вражью душу с таким почетом да на машине провожают. Среди прохожих я рассмотрел хорошо знакомого мне юродивого Гордея. Он, даже не заметив меня, распахнув глаза, зачарованно смотрел на процессию. Потом затравленно огляделся.
Я еще раз махнул Гордею рукой. Но тот повернулся вокруг своей оси и как ошпаренный припустился прочь. Да и ладно. Человек со странностями, законное право имеет так себя вести.
Областники отчалили от нашего пирса около двух часов дня. А в седьмом часу прозвучало:
– Тревога! Все сотрудники – на выезд!..
Областной разыскник наивно полагал, что это он составил план мероприятий и у него все на свете под контролем. Но, похоже, план составляли другие, и под контролем все было у них. Конвойная группа угодила в западню, и теперь тела бойцов лежали около проселочной дороги, рядом с изрешеченным пулями тюремным фургоном. Старший агент так и застыл, сжав в мертвых пальцах свой опустошенный «наган».
Глядя на тела людей, с которыми еще недавно разговаривал, шутил, беззаботно балагурил, я преисполнялся праведной ярости на несправедливость такого положения вещей. Но что на судьбу пенять? Война ведь – она всегда такая, несправедливая и непредсказуемая. А мирное время сейчас для кого угодно, но не для нас – сотрудников карательных органов Советской республики…
Внимание! Это не конец книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента. Поддержите автора!Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?