Текст книги "Мы родились в тельняшках"

Сергей Зверев
Мы родились в тельняшках

 
Монеты бренной звон
Заглушит крик и плач.
Визирь взошел на трон.
Богатым стал палач.
 

Пролог
Стоимость пива на сборе регламентируется командованием

Голицын стонал. Он слышал собственные протяжные и резко обрывающиеся звуки посреди ночи, но проснуться не мог – нырнул глубоко. Сон не отпускал его. Преодолеть давление воды не представлялось возможным, и он решил выждать, когда хватка бездны ослабнет и позволит ему всплыть. Это неминуемо произойдет, надо только еще немного полежать на кровати в офицерском общежитии и постонать.

Легко думать о том, что надо перевернуться на другой бок и прекратить нахлынувшую корявую симфонию несоединимых сочетаний: мозаики цветов и таскающих из стороны в сторону морских подводных течений. Хочется успокоиться, переключиться на видение поприятнее, но как это сделать?

Денис нырял. Что происходит, то и снится. Виновата перетренированность. Вчера он качался до одурения, после пил протеиновый коктейль, а потом бежал пять километров с мешком песка на плечах по сопкам, покрытым девственным хвойным лесом. Дышать хвоей для легких полезно, размышлял Голицын, продолжая стонать и разглядывать ненавистный риф.

Он не любил этот навязчивый сон, где ему приходилось все время преодолевать недостаток кислорода и сражаться с гигантской мантой. Скат норовил рассечь его стальными крыльями-плавниками и при этом говорил человеческим голосом, чтобы он больше никогда не воровал кораллы, иначе штраф тысяча долларов и впредь в Египет не пустят ни за какие заслуги перед африканским государством.

Но сегодня ночью Голицын был силен как никогда. Неужели человек, приседающий со штангой в двести килограммов несколько раз (не прибавил ли он себе силушки?.. но во сне можно), не способен разорвать какого-то ската, пусть и огромного, пусть его и называют «морской дьявол»? Но Денис снова уставился на кораллы. Каждый раз картинки разные. Расстройство от набившего оскомину начала и понимания того, что он вновь увидит во сне рыбок, испарилось. И пусть потом, как всегда, внезапная схватка, схватка за собственную жизнь с морским монстром. Он ничего не в силах изменить. Придется вновь пережить весь сон. Плата за просмотр подводных сокровищниц – бой, но до него еще есть время. Вот они прямо перед ним – кораллы едко-соленого Красного моря.

Денис увлекся разнообразием живых форм, сгрудившихся на маленьком пятачке, и, прищурившись, стал наблюдать, как маленькие рыбки, почему-то сегодня в желто-черную полоску, сбившись в приятную глазу стайку, сновали меж колышущихся травинок и играли в догонялки, ловко шныряя меж розовых веточек. Как будто он сунул нос в гигантский аквариум. Пара кальмаров, неистово выражавших гамму переполняющих их чувств, используя врожденный контроль за пигментными клетками, переливаясь от сиреневого до темно-красного, вдруг в едином порыве полыхнули фиолетовым в десяти сантиметрах от лица. Ныряльщик поморщился от яркости вспышки.

Тень!

Вот он снова приплыл за ним, сволочь. Весь черный, с серебрящимися окантовками огромных пятиметровых крыльев. ОХРАННИК КОРАЛЛОВ.

«Но я же ничего не брал и не трогал!» Да разве ему объяснишь – он же акула, сплющенная не с боков, как все, а под прессом. И осталось от нее мокрое место. Потом останки ожили и поплыли, взмахивая смятыми боками.

Скат улыбнулся Денису своим метровым ртом.

«Урод тот еще».

Засмотришься вот так и забудешь, что акваланга на тебе нет. И кислорода брать неоткуда. Спящий боевой пловец почувствовал, как начинает кружиться голова и щупальца паники, прямое следствие потери ориентации, обвивают и стягивают его волю. Света стало меньше. Стена рифа уходила в темноту, в бесконечность, и казалось, что именно там спасение. Не соображая, он двинулся вниз, но вспомнил вовремя: «Верх там, куда идут пузыри!» Денис нашел дорогу домой. На сушу. К подвластному ему миру.

«Морской дьявол» заложил вираж, не махая плавниками, и, как истребитель Т-50, понесся на него, мечтая рассечь.

Голицын сориентировался. «Ты чего, дурак! Вон и солнце светит сквозь толщу. Заканчивай с ним – и домой, уже утро. Соберись!»

Он поднырнул под налетающего хранителя, изловчился, запустил руку в пасть чудовища и, забравшись поглубже, выдернул у ската кишки.

«Эх, и много! Как у человека прямо, а может, и больше», – размышлял успокоившийся старший лейтенант, разгоняя кровавые завихрения и надменно провожая оседающую на дно тушу, причудливо планирующую вниз, будто листок бумаги, брошенный с балкона. На удивление, кислорода в легких еще достаточно. Наконец-то, в десятом или пятнадцатом сне, удалось приговорить гада. Всплывать, всплывать срочно!..

Стон пропал. Денис резко сел. На будильнике пятнадцать минут пятого. Больше не уснуть. Загнал себя… Все, все, все. Надо сбрасывать нагрузки. Побалдеть денек-другой. Витаминчики, медитация на теоретических занятиях или во время чистки оружия…

– Голицын, чем занимался?

– Учил матчасть, товарищ кавторанг.

– Во-во, продолжай. Завтра стрельбы. Готов?

– Так точно.

От общежития до военного городка, спрятавшегося где-то в Ленинградской области на побережье Балтики, два километра. Не найдя себе занятия утром, боец отряда «Кракен» старший лейтенант Денис Голицын, известный узкому кругу лиц (а широкому так и вообще неизвестный) под псевдонимом Поручик, пришел в штаб бригады морской пехоты, в маленькую комнатку, отведенную для группы боевых пловцов, приплющил стул центнером мышц, скрючил развитое тело и воткнулся в Интернет.

А там картинки, картинки, как в детской книжке… Время перестало существовать для Дениса.

– Здравия желаю.

«Полчаса, как три секунды…»

Старлей сморгнул, свернул окно с дорогими автомобилями и попытался встать, но был остановлен барским «сиди».

Капитан второго ранга Татаринов, для подчиненных Кэп, появился на пороге ни свет ни заря. Развод в восемь, время семь. Не спится. Старость не радость.

– Дед был?

Старший мичман Диденко, любимый персонаж командира спецназа во время учебных сборов, отсутствовал. Почему любимый? Диденко воин старый, а посему мудрый. Татаринову доставляло удовольствие смотреть за тем, как мичман, познакомившись с новым образцом экипировки или вооружения, сразу начинал критиковать штуковину и находить в ней только ему очевидные недостатки.

«Пользуемся мы обычными рациями, зачем мне эти маленькие штучки в ухе? А если я захочу барабанную перепонку почесать, вынимать придется; рация эта – блин, таблетка какая-то – в пыли потеряется, и останусь я без связи».

«Не чешись», – рекомендовал Кэп, понимая, что человек имеет право почесаться, даже спецназовец, даже на задании.

«Ну а для чего мне электронный компас? Я могу по солнышку, могу по Полярной звезде, по растениям могу, по берегам реки, по известным подводным течениям сказать, где юг, где север… у меня, наконец, и жидкостной еще работает. А по маятнику и длине тени я вам скажу и широту, и долготу», – бормотал Дед, разглядывая «штучку», внутри которой сидел ГЛОНАСС».

– Рано, товарищ кавторанг. – Денис посмотрел на пустующий стол.

– Поручик, ты мне определенность давай. Поди, с Диденко вчера после кросса засели вечером и месячную выручку кафешке сделали… Вы не морские, а пивные дьяволы!

– Так заранее договаривались, – оправдывался Денис, – я ж не очень по этому делу, у нас Дед больше.

– Да, тебе бы выпотрошить кого.

«Откуда Кэп знает про сон и кишки ската?! Да ну, фигня, не может он… Коперфильд!»

Иногда Поручику казалось, что командир может видеть его мысли. Мало того что у Татаринова мозг шахматиста, так еще экстрасенсизмом попахивает.

«Нет, ошибка, отставить. Одеколон. Точно. Может, не будет физо? Зачем себя поливать парфюмерией, если собираешься потеть?»

– Много выпили-то вчера? – чересчур заботливо поинтересовался командир.

Спортзал – это для неженок. Маты расстелены, татами упругие, груши чистенькие… Камешки на побережье – самое то для морского пехотинца. Не облепил кости мускулами – будет больно.

Отряд «Кракен» в полном составе – вместе с командиром семь упругих тел – выстроился на побережье в одну шеренгу. Начальник вышел перед подчиненными, стянул с себя тельник и порадовал сослуживцев крепким жилистым торсом и двумя заросшими отверстиями от пуль в районе правого легкого.

Начали строго, даже сурово. Пять километров по проминающим подошвы ботинок камням, вдоль прибоя. Теперь продолжат. Чутье не обмануло Поручика. Предстояли спарринги, «мордобитье». Своих лупить ему не хотелось. И где-то глубоко внутри тлел никчемный уголек надежды, что и его сослуживцам не доставляло удовольствия мутузить коллег по цеху. Или доставляло?

Благодаря приказу случился совсем, с точки зрения Дениса, необязательный рукопашный бой. Вот она служба: вчера вы с товарищем пиво пьете, а сегодня будьте любезны чистить ему морду…

Кэп предпочел организовать пару из старшего мичмана Диденко и Голицына именно в педагогических целях. Поручик надеялся, что от такого коварного хода у кавторанга случится кровоизлияние в его совершенный мозг.

Двухметровый мичман Малыш ткнул кулаком коллегу по специализации, минно-подрывному делу, старшего лейтенанта Бертолета и тут же получил шутливый тумак в ответ.

– Дед минуту не простоит. – Мичман с грустью провожал взглядом выходящего из строя Диденко.

– Без вариантов, – согласно кивал головой Бертолет.

Денис вразвалочку встал напротив ветерана и виновато смотрел на него. Завестись он просто не мог.

– Начали! – безжалостно скомандовал Татаринов.

Дед сплюнул, высморкался и с шутливым криком: «За баб и водку!» – бросился на Голицына.

– Отставить смех! – одернул Татаринов, и бойцы на полном серьезе занялись привычным для них делом. Хорошо и грамотно убивает врагов тот, кто много тренируется.

Старший лейтенант сделал из себя годами упорных тренировок и фанатизма – в спецназе без фанатизма нельзя – настоящую «машину смерти», способную сеять ужас и разрушения. Прокачанный, жилистый, выносливый, как смазанный трос, способный плыть и бежать без остановки, тащить на себе свой собственный вес, уподобившись муравью, несколько километров. Стокилограммовая, без единой жиринки, конструкция была вылеплена из длинненького тонкокостного сутулого в свою четырнадцатилетнюю бытность скелетика.

Голицын знал свое тело. Знал, как лучше бить кулаком, чтобы не травмировать кистевой сустав. Знал, что не стоит тянуть ноги в шпагатах, потому как резкости не хватает. Знал, что может выманить соперника, вытерпеть несколько ударов, выставляя бесконечные блоки, ради того чтобы сократить дистанцию, уйти немного в сторону, поддернуть, прихватить, зайти сзади и, сдавив шею, насладиться победой, почувствовав похлопывание по окаменевшей в захвате руке.

Как ни странно, он не был выдающимся специалистом по рукопашному бою, как тот же Дед, – вот если с ножами – другое дело, или пострелять из чего хотите, хоть из дуэльных пистолетов восемнадцатого века, тут без вариантов; но с голыми руками против Диденко… Э-э-э-х.

– О, е! – обронил Голицын, отступая.

Дед отсушил плечо так, будто у него на руке был кастет. Голицын пригляделся. Нет. Без металла, рука металл.

«Сука, не шутит ни хрена. Ладно. Включим ноги».

Превозмогая боль и забыв про пиво, Поручик приступил к активным ответным действиям.

В боксе бьют руками, в тэквондо ногами, а в спецназе – всем вместе и одновременно; вот почему никто не может победить элитных бойцов. Взлетай, и со всех сторон залпом «пли!» по туше врага. Ну и что, что гравитация… Забудь. Нет ее!

Малыш, самый длинный в группе, грустил, глядя на живую стену из стремительно носящихся в воздухе конечностей, мелькавших настолько быстро, что казалось, между бойцами действительно находится некая живая материя. «Лучше сразу под поезд. Зачем же затягивать? Убьются ведь».

Связист Марконя аж высунул от любопытства язык и утратил признаки взрослости. Лицо его разгладилось, морщинки исчезли, глаза горели интересом. Где еще увидишь бой настоящих гладиаторов?

Дед отпрыгнул. Удар по бедру едва не подкосил его. Голицын подлетел к ошарашенному противнику и обозначил удар в открывшееся на мгновение горло.

– Стоп! – рявкнул Татаринов. – Встать в строй.

Раздались дружные аплодисменты.

– Пардон, – виноватым тоном прошептал бывшему сопернику Голицын. За что получил дежурное «пошел в жопу» от начавшего хромать Деда.

Балтийское море ни волной, ни ветром не выказало ни разочарования, ни восторга от разразившегося на его берегу маленького турнира. А меж тем сам отряд «Кракен» благодаря спаррингам обогатился силой воли, пропитался ощущением настоящего боя, но стал беднее на два зуба, удаленных капитан-лейтенантом Марконей у старшего лейтенанта Бертолета путем выбивания оных из нижней челюсти без использования какого-либо специфического инструмента. Кулак – вот в чем сокрыта дикая мощь природы, вот символ эпохи царствования человека на планете Земля…

Стоматолог озадаченно разглядывал место, где недавно сидели два коренных. Клацнув откладываемым в сторону невидимым инструментом, обнадежил:

– Поставим протезы. Но придется вам ко мне походить, товарищ старший лейтенант.

Бертолет поднялся, подошел к зеркалу и стал разглядывать синее-синее лицо.

– Раз надо, значит, надо.

Выйдя из кабинета «дохтура», подрывник увидел сидевшего на стуле с виноватым видом Марконю и Кэпа. Капитан-лейтенант встал, не зная, что он должен говорить в такой ситуации.

По коридору медсанчасти хромал сердитый Дед, которого заботливо сопровождали Голицын и Малыш.

– Как нога? Берцовая кость цела? – нечетко произнося гласные и согласные, заботливо промычал разбитым ртом Бертолет, встречая Диденко.

Солидарность побежденных. Им досталось сегодня больше остальных. Но завтра карты лягут по-другому. Непременно.

– Цела. Сильный ушиб.

Командир нырнул на глубину, там вздохнул с облегчением, чтобы, понятно, никто не видел – на фига ему калеки в строю, – и вернулся обратно.

– Отдыхать до конца дня. Пиво на сборе более не хлестать, иначе все будете ездить на каталках и шамкать беззубыми ртами. Это вам армия, а не слет юных памперсоносцев. Все. Разойдись, мое войско, на все четыре стороны.

Глава 1
Нарыв

Стресс. Беспорядочно бегающие расширенные зрачки, пытающиеся понять враждебный мир, дергающиеся из стороны в сторону и неспособные зацепиться за пространство, сотканное из предметов и растений. Тусклое, агонизирующее сознание, загнанное в угол ужасами, рождающимися в мозгу.

«Меня вот-вот обнаружат и сожрут. Я дичь, я насекомое».

Хочется стать еще меньше, закрыть глаза, повалиться на землю у придорожного куста и помереть – нет, не совсем, на время, чтобы переждать, пока успокоится и растворится засасывающая тебя адская воронка нахлынувшей истерии.

После скоротечной перебежки сырая и набухшая футболка под свитером и курткой из прорезиненной ткани пропитывается огромной порцией пота, а внезапная мелкая дрожь, зарождающаяся в кончиках пальцев и распространяющаяся по всему телу, заставляет трястись в унисон с ошалевшими глазными яблоками.

Фатос оцепенел. Ночное небо, под которым он мок изнутри от выделений собственного тела и снаружи из-за идущего дождя, снисходительно смотрело на него черными клубящимися плывущими необычно низко, созревшими и отдающими капли облаками.

Запущенный по их следам сербский патруль шел быстро. Не особенно стараясь замечать кого-либо впереди, или сбоку, или вон в той наполнившейся благодаря ливню канаве, пограничники дежурно пытались сесть на хвост перебежчикам.

Четверо албанцев, распластавшись в придорожном подлеске с напряжением сжатой возвратной пружины пистолета, смотрели за чавкающими грязью патрульными. Когда в десяти шагах от Фатоса солдаты остановились, он испугался. Никто из его группы не мог видеть случившегося, некому было ткнуть в бок, чтоб опомнился, так как остальные успели залечь дальше во мраке разросшейся «венгерской сирени».

После, как ни старался, он не мог объяснить самому себе, что же случилось. Почему он вдруг оцепенел, забыв уткнуться носом в грязь и не дышать, а вместо этого таращился куда-то – видимо, на солдат, но скорее в адскую манящую бесславным концом трепыхающуюся мотыльком бесконечность, нарисовавшуюся от внезапного стресса в пропитавшемся ужасом сознании.

Сербы закурили. Двое пошли отлить. Один остался на месте, но, услышав журчание, передумал и пошел вслед за парой отдавать обратно временно позаимствованное у природы. Кусту, рядом с которым потел и трясся Фатос, досталась великолепная порция удобрений под аккомпанемент рассуждений на тему, как их забодало, так твою растак, гоняться за каждой тенью. По дулу всем начальникам в зад и беглый огонь, туды их всех и их прихвостней. Границу обустраивать надо и транспорт какой-никакой давать, а не заставлять пешкодралом по горам и долам на своих суставах лазать.

Стоя на дороге, зажатой с обеих сторон разросшимися деревьями, не слишком-то и уловишь, как усиливается ветер. Летний ливень стремительно уходил, оставляя после себя избыточную влажность. Облака начали кучковаться в одной стороне. Они уносились прочь так быстро, будто владелец гигантского шлейфа, выделанного из кипящей и собравшейся в причудливые комки с нечеткими краями темно-серой каши, растекшейся по стеклянному небу, подбирал его, спохватившись.

Вновь нахальная луна безнаказанно раздавала всем без разбора украденный у солнца свет.

Серб вздрогнул. Тут ширинку застегиваешь, а на тебя глаза смотрят… с земли прямо.

Чтобы выстрелить в белое пятно человеческой мордахи, у патрульного не было и двух секунд. Непроизвольно попятившись, он выдал себя, и лежащий чуть дальше в кустах Резар нажал на спуск. Тугие хлопки, напоминая звуки тюкающих по асфальту один за другим пережженных глиняных кирпичей, слились в маленькую канонаду. Крики раненых, отброшенных тяжелыми пулями, перемешались с короткой очередью из «калаша», выпущенной наугад в темноту. Серб залег, плюхнулся на мелкие камешки тропы и старался выцелить хоть кого-нибудь.

Двое его товарищей были мертвы. В него дважды попали, но он мог двигать одной рукой, а главное – дышать. Свист из простреленного легкого оставлял бы надежду, если бы он оказался сейчас на больничной койке, а не в центре безжалостной заварушки. Воя от боли, он только теперь понял, что левое плечо не работает. Кажется, раздробило сустав.

К нему уже подходили.

«Не успеть! Не смогу! Выстрелы!»

Крошка разлетающихся от пуль камней сечет лицо. Ужас выдернул душу из тела, и человек увидел на мгновение себя посреди мокрой дороги, беспомощного, приговоренного к смерти.

«Не смогу».

Он повернулся на спину. Направил автомат в небо – и разряжал магазин, пока вверх не ушли три трассера. Увидят, должны, от заставы не так далеко.

«Они должны слышать выстрелы. Видеть выстрелы, черт возьми. Еще полрожка».

Неуклюже повернувшись, он направил автомат в сторону албанцев…

Голова дернулась от попадания. Противник обмяк.

Резар подошел и выстрелил еще раз.

– Че встали? – шипел он. – Стаскивайте их с дороги.

Перезарядив автомат MP5SD с интегрированным глушителем, он забросил его за спину и, подавая пример членам группы, поволок в подлесок убитого патрульного.

После того как они прибрались, командир диверсионной группы подошел к Фатосу и стал без слов смотреть ему в лицо.

– Ты не вздумай, – запричитал Фатос, отходя назад и цепляясь руками за куртки стоящих рядом Лоренка и Эгзона. – Всю твою семью порежут, слышишь?

Резар слышал.

– Ходу, – негромко сказал он.

Группа, нацепив на себя тяжеленные рюкзаки, продолжила движение к их первой цели – трассе, ведущей к городу Кралево.

Шагая вторым позади худого и длиннющего Лоренка, Резар размышлял над брошенными в лицо словами Фатоса.

«Толстый ублюдок обделался, наверное, с перепугу. Сербы ему едва не залили мочой глаза». Когда он его увидел в первый раз в костюме, сидящего на кожаном диване с девицей в обнимку посреди бара, Резар решил, что перед ним хозяин заведения, настолько уверенно и вальяжно вел себя этот холоп. Но он ошибся, что случалось с ним нечасто. Снабженный четкими инструкциями представитель Народно-освободительного фронта Албании (НОФА) – название организации для пафоса, на самом деле те же бандиты, только со связями в политике, – Резар пришел на стрелку к занимающемуся контрабандой по всему средиземноморскому региону Джезиму. В тот вечер он знал только имя, а вот его знали в лицо. Именно Фатос проводил его из шумного зала в обитую мягкой тканью большую и хорошо обставленную комнату.

Джезим оказался стариком с морщинистым болезненным лицом. Он не выпускал из уголка рта постоянно зажженную сигарету, из-за чего некоторые его слова было не так просто разобрать. Владелец сети ресторанов и ночных баров, разбросанных по всему албанскому побережью, Джезим был силой. Силой, настолько реальной, что с ним предпочитали договариваться. Все, включая политическую верхушку. Главное, он не обижал и не притеснял албанцев.

Он паразитировал на других: на американцах, с их постоянным желанием гноить сербов, потому что в тех течет родственная русским кровь; на зажиточных европейцах, желающих в буйную ночку чистого «герыча» или «кокса»; на зажравшихся на дорогой нефти арабах, не знающих, кого бы им еще отыметь в своих покоях: девочку, мальчика, двух девочек, двух мальчиков… Если у тебя есть связи, ты всегда можешь заработать на желаниях сумасбродов. Не так ли?

Но у старика, управлявшего небольшой бандитской империей, никогда не было желания убивать соотечественников, которые, как говорится, не при делах. Он посылал далеко и прямо амбициозных политиков, «утонченно» нанимаемых штатовской администрацией и требующих свежей крови: спектакля с резней, взорванного автобуса с детьми, захвата и расстрела мирных жителей какой-нибудь косовской деревушки, населенной албанцами.

«Вы, пожалуйста, убейте! А мы позаботимся о том, чтобы свалить все на сербов. Нам надо-то: несколько красивых планов для западных компаний. Вот чемодан денег, не откажите». Свиньи падали ниц и лизали его туфли, но Джезим не изменял принципам. Убить серба? Может быть. Убить албанца? Нет.

Разглядывая павшего перед его столом в унизительно глубокое кресло сорокалетнего скуластого лысеющего ходока, пожилой убийца, вор и рэкетир, одним словом, бизнесмен, щурился, раздумывая: грохнуть и закопать или утопить.

Обратившись к постоянно горящей на столе свече, он прикурил:

– Законная власть потеряла всякий стыд. Вы, якобы правительство Албании, приходите ко мне и просите дать вам оружие и проводника, чтобы вы смогли пройти через все Косово, вылезти в Сербии и убить там пару военных, пусть они и христиане, не храни их Аллах. Передай, пес, твоему хозяину, мнящему себя спасителем страны, что он мудак.

– Мы отдадим вам часть Марселя. Не весь, конечно.

Сигарета сиротливо ткнулась в пепельницу. Марсель – самый крупный порт Средиземноморья, но это детали, главное – прекрасный розничный рынок сбыта героина, и залезть туда – мечта любого уважающего себя наркодилера.

– Денег у вас нет, – издевательски подытожил Джезим, показывая здоровые от природы, но пожелтевшие от табачной смолы зубы. – А почему у вас нет денег?

– Дадите проводника и оружие?

Старик морщился, как от кислого, но дальше кривляться не стал.

– Пойдет Фатос – тот, что тебя привел ко мне. Он хоть и жирный, но его рожа – лучший документ. А если сдохнет, так руби его башку и таскай с собой вместо паспорта по всему Косово и всей Сербии. – Старик хрипло расхохотался и, схватив пульт, включил телик с порнухой. – Как вьются, изгибаются, это ж балет, – стал комментировать он, давая понять, что разговор окончен.

Резар вышел, довольный собой. Теперь дело за малым. Собрать группы, настропалить их на зверства и получать за каждый теракт бабки. Впереди была легкая беззаботная жизнь.

Менеджер тайных проектов ошибался. Пришлось идти самому.

Перейти границу между Албанией и краем Косово – пустяк, перейти границу с де-факто потерявшей Косово Сербией – сложнее. Но можно. Да они уже и перешли ее.

Так бандиты, сидящие у власти, попробовали закорешиться с махровыми мафиози. И у них получилось. Даже проще, чем с собственными военными.

К дороге на Кралево вышли потные, грязные и уставшие. Если бы их не заметили на границе, то как им спокойно и даже комфортно было бы сейчас. Хорошо, что народ бегает туда-сюда табунами. Всех не переловишь, не пересчитаешь.

У дорожного белого столбика спал, на удивление, не самый старенький микроавтобус. Посветив фонарем на кузов и убедившись, что цвет машины действительно «сливочно-белый», Резар подошел к кабине и направил луч внутрь, за стекло.

Обрез. Две дырки, как две глазницы иссохшейся мумии, гипнотизируя, уставились на него. Резар позвал Фатоса и, как учил его мафиози Джезим, предъявил толстяка вместо документов. Стволы ушли вниз. Водила, небритый маленький мужик за пятьдесят, улыбнулся и потребовал денег:

– Платим и едем.

Фатос бросил ему через опущенное окно перетянутый резинкой рулончик.

Пересчитав добычу, курьер любезно выкатился наружу и открыл задние дверцы микроавтобуса.

Сбросив тяжеленную поклажу, группа смогла вздохнуть полной грудью и поздравить себя с окончанием первого этапа.

Разминувшись с микроавтобусом на трассе, к месту расстрела патруля, сидя за рулем служебного «Форда», уныло ехал следователь Милош Ристич.

«Как хорошо жили двадцать лет назад, – вспоминал он. – До всего этого дерьма, устроенного политиками. Капитализм? Ну, пусть капитализм, но лицо-то человеческое ему оставьте. Косовские албанцы теперь не скоро успокоятся. Если успокоятся вообще. Подобие границы пришлось оборудовать, иначе погрязнем в дерьме. Нелегальный алкоголь, сигареты, наркота, похищения людей, особенно девушек. Как Кавказ у русских, только пропорции другие, больше, страшнее, ужаснее. Будет тлеть и вонять. А жить как-то надо».

Свернув с трассы и проехав около пяти километров по проселочной дороге, он увидел два «УАЗа» с горящими фарами. Погранцы.

День заступал на пост, сменяя кровавую ночь, разгоняя тьму.

Капитан Власьевич встретил прибывшего из города гражданского скорбным серым лицом и пространными жестами: мол, вот тут все и произошло. Выглядывая из-под брезента, армейские ботинки убитых пограничников не улучшили настроение, но хотя бы конкретизировали ситуацию.

– Трое? – уточнил Ристич, пожимая капитану руку.

– Да.

– Завалить, задеть сумели кого?

– Нет.

– Собаки взяли след?

– Обрывается на трассе. Там, откуда вы и приехали. Мы не смогли. Поздно среагировли. – Последняя фраза далась капитану тяжело, и, срывая злость от нахлынувшей волны бессилия, он рявкнул на четверых подчиненных, курящих посреди места, где произошла перестрелка: – Сядьте в машины! Не топчите здесь, говорил же!

Милош присел и подобрал отработанный желтый латунный цилиндр.

– Мы въезды в город перекрыли, – размеренно говорил он. – Может, и перехватим. «Зачем шли, для чего?»

– Что слышали? Бой долго шел?

– Какой бой, две очереди – одна короткая, вторая длинная. Да и далеко ушли от заставы. Разве найдешь сразу.

– Вот, гильза от патрона 9Ч19. Популярно. Как думаете?

– Распространено, – односложно согласился капитан и замолк.

Следователь огляделся. Он взял из машины фонарь – все же еще слишком рано – и стал прохаживаться от одного края дороги до другого. Наклоняясь к заинтересовавшим его деталям, в основном следам и стреляным гильзам, он умудрялся не марать сверх меры туфли, дабы потом не тащить налипшее с собой в салон, но продолжал при этом «шаманить» над каждым примечательным кусочком дороги, собирая мозаику.

Капитан без интереса наблюдал за действиями Ристича. До его приезда он успел проделать тот же самый магический танец.

– Их как минимум трое, – выдал довольный собой следователь. – Идут с тяжелым грузом. Среди них один ростом под два метра, один не выше метра семидесяти пяти. Обувь – туристические кроссовки с рифленой подошвой, за что спасибо. Остальное смазано. Покрутились, смотрю, с собачками?

Не отвечая на укол, капитан, уверенный, что преступников двое, спешил разобраться:

– Почему трое?

– Гильзы, гильзы. Трое в засаде против троих на дороге, работали с глушителями, иначе бы вы слышали перестрелку. Но допустили ответный огонь. Отсюда вывод: не спецы. Как считаете, капитан? А что их как минимум трое повторю, следует из того, что мы видим на земле. Один использовал автомат, двое других – пистолеты. Смотрите сами, гильзы sig-овские. Если это не заблудившиеся швейцарские полисмены, то нас хотят поиметь по полной программе, капитан. Что вы видели, что они видели? – начал горячиться Ристич, тыкая в убитых.

Власьевич взял из его рук редкую для этих мест пистолетную гильзу и потупился.

– Шум, тени. Какое-то движение. У меня по рации запросили разрешение преследовать, я разрешил. Нам бы приборов побольше, каждому же не дашь ПНВ. Ну не могли они видеть ничего вокруг, кроме тропы под ногами. Я виноват?

– А чего тогда поперлись следом, если не видать ни хрена? Служба, что ли?

– Глаза закрыть на все предлагаете? Зачем мы тут тогда вообще стоим?

Пререкание не переросло в ссору только потому, что следом за Ристичем к месту подъехали его коллеги. Следователь вновь стал спокоен и рассудителен, как раньше.

Да, прибыл первым. Живет недалеко.

Оставив коллег «щелкать» фотки и собирать улики, Милош понесся обратно в город. Не дожидаясь поворота на трассу, он начал выбирать большим пальцем номера из бесконечного списка телефонов.

Сегодня четверг. Последний четверг месяца. В этот июльский, обещающий быть жарким день мэр Кралева – Десимир Янкович собирал большое совещание в просторном зале городского муниципалитета.

Сухой, с недобрым блеском в глазах, начальник и хозяйственник любил раздать отличившимся сестрам по серьгам, у неотличившихся отобрать часть зарплаты, накрутить хвосты всем подчиненным для пущей резвости, чтобы жизнь медом не казалась, и вдоволь поорать на всех в новенький микрофон.

Для Янковича это собрание было важнее, чем для города. А где еще он может оторваться по полной? И все в рамках закона. Нет такой статьи «моральное изнасилование».

Мэр пил апельсиновый сок, стоя на третьем, самом верхнем этаже у окна своего кабинета в одних брюках и носках. Его рабочее пространство, как хочет, так и стоит. Ну и что, что полуголым смотрит на площадь. Никто не видит. Стекла затонированы.

Мэр не мог видеть, как на стоянку рядом с администрацией встал неприметный светлый микроавтобус. Как из него вышел средних лет невысокий лысеющий брюнет в отглаженном костюме, отпустил немолодого водителя в потной синей рубашке с коротким рукавом, после чего медленно пошел к центральному входу в мэрию.

Лоренк и Эгзон, сидя в салоне с плотно зашторенными окнами, с презрением посматривали на Фатоса. Они были ветеранами в прошлом и наемниками в настоящем, а кем был этот Фатос, человек какого-то Джезима? Трусливая, продажная туша. Он не пойдет с ними. Ну и начхать.