Текст книги "Морской охотник"

Глава 7

Шторм продолжался всю ночь. Только к полудню следующего дня он начал понемногу униматься. Ветер стал дуть тише, и ниже стали гребни волн. К двенадцати часам дня море почти совсем успокоилось.

Но все сейнеры на острове Атту по-прежнему стояли в надежно защищенных от буйства стихии бухтах.

Американские рыбаки пока не спешили выходить в море – бури в это время года бывают совершенно непредсказуемыми. Может в любой момент снова налететь шквальный ветер, и тогда шторм продолжится с прежней силой.

Однако японскую экспедицию, проведшую ночь в комфортабельной гостинице, эти соображения не остановили. Как только Савада Яманиси узнал, что буря стихает, он тут же отправил почти всех своих подчиненных на корабль готовиться к отплытию. А сам со своим помощником отправился в резиденцию мэра Адака – засвидетельствовать свое почтение перед отбытием с острова.

Мэр принял японцев без проволочек и даже попросил секретаршу приготовить ему и гостям кофе – подобной чести не удостаивался никто из местных жителей. Уж очень убедительно вышестоящие инстанции посоветовали господину мэру быть максимально обходительным с японскими гостями.

– Как вы провели ночь? – поинтересовался мистер Морингстон, не найдя другого способа начать беседу.

– Спасибо, прекрасно, – вежливо ответил японец. По лицу его было невозможно определить, проявил ли, по его мнению, американец хорошее воспитание или, наоборот, сказал что-то совершенно неуместное.

«Вот ведь макаки чертовы, – промелькнула в голове мэра непрошеная мысль, – Ничего по их рожам не поймешь. Интересно, это они специально со мной так или просто привыкли?»

– А что вы намерены делать дальше? – продолжал мистер Морингстон, стараясь, чтобы ни малейший отголосок его мыслей не прорвался наружу. – Если хотите, я могу предложить вам одного из своих служащих, чтобы он показал вам наш остров. У нас здесь есть очень интересные места. Птичий базар, лежбище морских котиков. Даже из Нью-Йорка и Вашингтона туристы к нам иногда приезжают. А вам как ученым-биологам это наверняка будет особенно интересно.

– Может быть, чуть позже мы воспользуемся вашим великодушным предложением, – сказал Яманиси. – Но сейчас нам пора заняться тем, зачем мы сюда прибыли. Шторм и так отнял у нас целый день.

Пора отправляться на поиски стеллеровой коровы.

– Вы что, хотите сказать, что уже сегодня собираетесь выйти в море?! – удивление мэра было неподдельным. – Но это же безумие!

– Почему? – по-прежнему спокойно спросил японец. – Мне сообщили, что буря уже почти закончилась.

– Это она сейчас почти закончилась. А через час может снова начаться, да еще похлеще, чем вчера, – сказал мэр. – Вы уж мне поверьте, я хоть сам в этих местах не очень давно обосновался, но кое-что понять уже успел. Со здешней погодой шутки плохи.

У нас тут каждый год по несколько человек в море гибнет – и это несмотря на все предосторожности.

Японец удивленно приподнял брови. Мэру показалось, что на непроницаемом лице азиата промелькнуло нечто, напоминающее нормальное человеческое чувство. А именно – неуверенность. Но это впечатление прошло так же быстро, как и появилось.

Спустя секунду на американца снова смотрели непроницаемо-спокойные глаза-щелочки.

– Я не знал об этом. Что ж, если это действительно так опасно…

– Еще как! – перебил японца Морингстон. – Да что говорить – только вчера один из наших моряков чуть не погиб. Вышел в море за несколько часов до бури, несмотря на штормовое предупреждение.

И его, разумеется, накрыло. Хорошо хоть что совсем недалеко от Медного. Русские запеленговали сигнал бедствия и успели снять его с корабля. Но сам сейнер затонул. Вот оно как – с нашим морем шутки шутить.

– А что это за моряк? И зачем он пошел в море в такое время? – голос Яманиси звучал совершенно ровно.

Казалось, что он спрашивает из чистого любопытства. Вернее, так казалось мэру, плохо разбиравшемуся в выражениях лиц и интонациях азиатов. А вот помощник Яманиси заметил, что информация о потерпевшем вчера бедствие американце заинтересовала его начальника куда больше, чем можно было бы ожидать.

– Джейк Меллинг, – охотно ответил мэр. – Заметьте, господин Яманиси, этот человек – старый моряк, раньше он служил в нашем военном флоте, места эти знает как свои пять пальцев. И то не уберегся. Так что вам тем более не стоит сейчас в море ходить. Подождите еще день, а лучше два.

– Ну, у нас ведь важное дело. Мы не имеем права медлить, – несколько неожиданно для американца сказал Яманиси. – Поиски стеллеровой коровы – дело важное.

«Странно, – отметил про себя Морингстон. – Такое ощущение, что он уже совсем было решил повременить, но почему-то передумал. Поиски этой дурацкой коровы у него вдруг оказались делом, не требующим отлагательства! С какой это стати, хотелось бы знать? Эта корова, если уж она и правда до сих пор сохранилась, за пару дней точно никуда не денется».

Однако вслух мэр ничего подобного, разумеется, не сказал.

– Интересно, а что все же погнало в море этого вашего Меллинга? – спросил тем временем японец. – Неужели он так нуждался, что ради улова был готов рисковать жизнью? Я был уверен, что в Америке такого не бывает.

– И правильно были уверены, – кивнул мэр. – Не бывает. Джейк уж точно не за рыбой вчера в море пошел. Да и много бы он наловил – без команды, да еще и в российских территориальных водах. Нет, мне кажется, что ему зачем-то срочно понадобилось к русским. Будь это лет двадцать назад, я бы заподозрил в нем скрытого коммуниста, решившего рвануть через границу к собратьям по убеждениям, – мэр коротко хохотнул, явно приглашая своих гостей тоже посмеяться над таким нелепым предположением.

– Вы говорите, что русские его подобрали? – спросил Яманиси, не поддержав шутку. – Что же с ним сейчас?

Этот непонятный интерес японца к Меллингу уже начал действовать мэру на нервы. Однако, памятуя о рекомендациях больших людей, посоветовавших ему держаться с японцами максимально любезно, он ответил:

– Когда его спасали, он обо что-то головой ударился. Плюс переохлаждение организма. В его возрасте это уже не шутки. В общем, пока он нетранспортабелен. Русские поместили его в свой госпиталь.

Через пару дней, когда Джейку станет получше, они отправят его обратно.

Мэр тяжело вздохнул и добавил:

– А мне из-за этого случая теперь куча работы предстоит. Ведь формально то, что старина Джейк учудил, называется незаконным переходом границы.

Кучу бумажек теперь написать придется из-за его глупой выходки.

Мэру показалось, что после этих его слов интерес японца к Меллингу полностью угас. Во всяком случае, следующие слова азиата к Джейку отношения уже не имели.

– Господин мэр, мы уже заняли непозволительно много вашего времени, – сказал Яманиси, поднимаясь со своего места. – Позвольте еще раз засвидетельствовать вам свое почтение…

– Подождите! Так вы что, все-таки собираетесь в море идти прямо сегодня? – недоуменно спросил мэр.

– Да, господин Морингстон, – решительно кивнул Яманиси. – Пославший нас университет ждет результата как можно быстрее. Ведь наша экспедиция не единственная, норвежцы или датчане могут опередить. Мы не можем этого допустить, научный приоритет должен принадлежать нам. Мы выходим в море сегодня.

– Но ведь один-два дня все равно ничего не решат!

– Этого никогда нельзя знать наверняка, – покачал головой Яманиси.

– Это опасно! А если снова начнется шторм? Я что же вам зря про Меллинга рассказал? А если вы потонете? Джейку еще повезло, его накрыло совсем недалеко от Медного. А если вы начнете тонуть где-нибудь посередине между Атту и Медным? Тогда ведь и наши парни, и русские могут не успеть к вам на помощь!

– Наше судно – это не рыбацкий сейнер, – не без гордости в голосе сказал Яманиси. – Помните, я рассказывал вам вчера про наш корабль? Он имеет повышенную живучесть, практически непотопляем. Честно говоря, мы могли выйти в море даже в разгар шторма. А уж теперь, когда он почти закончился, лишняя осторожность совсем ни к чему.

Мэр еще некоторое время пытался отговорить упрямого японца. Ему совершенно не нравилась мысль о том, что эти чертовы макаки будут подвергаться нешуточной опасности. Ведь если с ними что-нибудь случится, на его репутацию тоже ляжет пятно. Не отговорил, не предостерег, и поди потом докажи, что сделал все, что мог. Морингстон призвал на помощь все свои ораторские способности, живописуя опасности, подстерегавшие японцев в неспокойном море, но все его усилия были тщетны. Все попытки мэра отговорить его от выхода в море Савада Яманиси отверг. Вежливо, но решительно. Поиски стеллеровой коровы превыше всего – это высказывание можно было смело писать несмываемой краской на борту разрекламированного японского научного судна.

"Что-то он все-таки темнит, – думал мэр, пожимая гостям руки на прощанье, – Не верю я, чтобы из-за какой-то морской твари люди жизнью рисковали.

Хотя… С другой стороны, я плохо знаю этих япошек.

Может, для них и в самом деле так важен этот приоритет. Да и риск невелик – буря все-таки в самом деле кончается. А если их кораблик такой крутой, как они говорят, то риска почти совсем нет. Так что, может быть, и в самом деле им так важна эта корова?"

Спускаясь по лестнице к выходу из мэрии, Яманиси обменялся со своим помощником несколькими фразами на японском языке. Единственным понятным для провожавшего их американского служащего словом из этого разговора было несколько раз повторившееся имя Окубо. Именно так, как совершенно случайно запомнил сидевший вчера на дальнем конце стола американец, звали японского штурмана, с которым болтал старик Джейк Меллинг.

Глава 8

Борис Михайлович Кравцов, главный врач госпиталя, расположенного на окраине Прибрежного, относился к своим обязанностям очень серьезно. Конечно, он прекрасно понимал, что в больнице, где кроме него работает всего один врач, медсестра да санитар, обход главного – это совсем не то, что в крупном медицинском центре. Здесь он был остальным врачам не столько начальником, сколько самым обыкновенным коллегой – пусть и с громкой должностью. Да и больных у них обычно было совсем мало.

Кравцов не помнил ни одного случая, чтобы в его госпитале лежало одновременно больше пяти человек.

В общем-то это и понятно. С более-менее серьезными болезнями людей с острова везут на материк, в Петропавловск, а по мелочам рыбаки и военные в больницу не очень-то обращаются, предпочитая традиционное русское средство – пол-литра водки внутрь.

Все болячки как рукой снимает. Поэтому-то больница и пустовала. Но все равно – порядок есть порядок.

И каждое утро в девять часов Борис Михайлович добросовестно обходил свои небольшие владения, выясняя, как у кого дела.

Сегодня больных в госпитале было совсем мало.

Одна алеутка с язвой желудка – вечером ее должны были выписать – и два рыбака – один со сломанной ногой, уже уверенно шедший на поправку, а второй с тяжелым воспалением легких, которое, впрочем, тоже уже проходило. С ними Кравцов управился быстро – зашел, задал пару обычных вопросов о самочувствии и удалился. Теперь предстояло самое интересное – вчерашний гость.

– Как там американец? – спросил главврач у сопровождавшей его медсестры, подходя к двери третьей палаты. – Оклемался?

– Нет еще, Борис Михайлович, – жалобным голосом, словно она была в этом виновата, отозвалась девушка. – Но ему уже лучше. Температуру мы сбили, сотрясение мозга тоже пока ничем страшным не грозит. В любую минуту может в сознание прийти.

– Ясно, – кивнул врач, распахивая дверь палаты.

Маленькая комнатка была бедно обставлена, но выглядела опрятно. Пол был чисто вымыт, стены и потолок недавно побелены, потемневшие от времени тумбочки стояли прямо, никуда не накренившись, а на двух свободных койках были чистые матрацы, хотя это и в больших городских больницах редкость.

На третьей койке, прикрытый одеялом до подбородка, лежал старик с закрытыми глазами.

– Даша, нам уже сообщили, сколько ему лет? – спросил Кравцов, внимательно посмотрев на пациента. Вчера, когда этого старика привезли, врачу сказали только одно – что он чуть не погиб б шторм, да еще что он американец.

– Да, Борис Михайлович. Ему восемьдесят.

Главврач слегка поморщился. На вид старик казался моложе, Кравцов никак не дал бы ему и семидесяти. Да, тогда дело плохо. Восемьдесят – это немало. В таком возрасте можно от простуды обыкновенной помереть, не то что от сильного переохлаждения организма. Надо с этим дедушкой быть повнимательнее, а то ему только иностранного подданного не хватало, умершего в его госпитале.

– Нам все его данные сообщили американцы, – продолжила тем временем медсестра. – Показать вам?

– Не сейчас, – отрицательно покачал головой Борис Михайлович. – Потом в кабинет занесешь.

Он шагнул к старику, взял его за руку, пытаясь прощупать пульс. Удары были редкими, но довольно сильными и размеренными.

«Может, и пронесет, – подумал Кравцов. – Такому пульсу некоторые молодые позавидовать могут. Глядишь, и не будет у меня особых хлопот из-за этого деда».

Но уже в следующие полчаса Кравцов понял, как сильно он ошибался. Хлопоты ему с американцем предстояли нешуточные. Правда, совсем не такие, каких он ожидал.

Дверь палаты неожиданно распахнулась, и на пороге появились двое высоких мужчин – один в морской форме, со звездочками капитан-лейтенанта, а второй в цивильной одежде, но с такой выправкой, что перевидавший за свою жизнь массу военных Кравцов тут же понял – моряк. И притом не из рядовых – офицер не ниже кавторанга.

Кравцов ошибался, но только наполовину. Спутником каплея Селезнева был Сергей Павлов, до сих пор ходивший в чине старшего лейтенанта. Но эта ошибка была простительна – в конце концов, если бы не прямота характера, честность и привычка говорить любому правду в глаза, Полундра уже и каперангом давным-давно бы стал.

– Кто вы такие? Что вам здесь надо? – довольно резко спросил Кравцов, разворачиваясь лицом к нежданным визитерам. – Сюда без разрешения входить нельзя!

– Да мы бы и спросили разрешения, – широко и открыто улыбнувшись, ответил тот, что был в цивильном. – Но не у кого. Пока сюда шли – хоть бы кошка навстречу попалась.

Кравцову стало немного неловко. Это был непорядок. Но не объяснять же незнакомым парням, что у него весь штат – семь человек и что, когда он делает обход, медсестра, обычно дежурящая в вестибюльчике рядом со входом, сопровождает его.

– Кто вы такие? – еще раз спросил врач, но на этот раз уже тоном пониже. Вошедшие явно не намеревались идти на конфликт, вели себя вполне мирно.

– Я – капитан-лейтенант Селезнев, а это – Сергей Павлов, – вступил в разговор моряк в форме. – Мы пришли навестить американца, которого к вам вчера привезли. Если можно, конечно.

– Он еще не пришел в сознание, – сказал Кравцов. – А зачем он вам понадобился?

– Ну, как-никак это я его вчера из моря вытаскивал, – отозвался Селезнев. – Так что чувствую что-то вроде ответственности за него.

Каплей слегка кривил душой. То, что он сказал, было правдой, но не всей. Главной причиной их с Полундрой визита в госпиталь было то, что Павлов, услышав рассказ о спасении американца и особенно о его произнесенных в бреду словах «провокэйшн» и «джэпс», очень всем этим заинтересовался и захотел поговорить со спасенным.

– А вы сюда зачем пришли? – спросил Кравцов у Павлова.

– Да просто так, с другом за компанию, – отозвался Полундра. – Да и вообще – интересно с американцем настоящим поговорить, Кравцов хотел было сказать, что здесь больница, а не зоопарк, но неожиданно передумал. В самом деле, зачем ему из себя цербера корчить? Ребята вроде бы неплохие, жалко ему, что ли?

– Ну, сейчас вы с ним поговорить никак не сможете, – сказал врач. – Видите, – он кивнул в сторону койки, – старик пока еще в себя не пришел.

– И долго он еще так пролежит? Как он вообще? – в голосе Селезнева слышалось искреннее беспокойство, что окончательно расположило главврача к визитерам. Не всякий способен так искренне переживать за совершенно незнакомого человека.

– Вообще – более-менее в порядке. Во всяком случае, сейчас его жизни ничего не угрожает, – сказал Кравцов. – Но когда с ним можно будет поговорить – я не знаю.

– А можно нам здесь подождать, пока он в себя придет? – спросил Полундра.

Кравцов хотел отказать, но снова передумал. Почему бы и нет, собственно говоря?

– Подождите, – кивнул он. – Если хотите…

Договорить главврач не успел. Дверь палаты снова распахнулась, и через порог решительно шагнул еще один человек. Этот посетитель с первого взгляда понравился Кравцову куда меньше, чем Селезнев и Павлов. Было в нем что-то от мелкого хищника типа хорька или куницы. Он был невысокого роста, сухощавый, бледный, с маленькими серыми глазками, которыми поочередно обстрелял всех присутствующих, но так ни на ком и не остановил взгляда. Одет вошедший был во флотскую форму, на рукаве красовалась эмблема со змеей и чашей, а в руках он держал толстую кожаную папку. Вроде бы военный врач.

И все бы хорошо, да вот только Кравцов прекрасно знал, что его коллег среди местных военных нет.

Прибрежное – слишком маленький поселок, чтобы разделять медицину на военную и штатскую, все захворавшие обходились его госпиталем.

– Кто здесь Кравцов? – спросил вошедший каким-то бледным, невыразительным голосом.

– Это я, – ответил главврач. – А вы кто такой?

И почему входите сюда без разрешения?

– Капитан Гаранин. Оперуполномоченный Федеральной службы безопасности. – Гаранин вытащил из кармана красные корочки и ткнул ими чуть ли не в лицо Кравцову.

Полундра нахмурился. Вошедший тип сразу вызвал у него чувство неприязни. А теперь все ясно. Чекист. Птенец Железного Феликса, так сказать. Чекистов Полундра терпеть не мог. Нет, разумеется, он понимал, что и разведка, и контрразведка в наше время структуры совершенно необходимые. И даже допускал, что где-то есть коллеги этого Гаранина, которые заняты настоящим делом, а не шитьем дел на всех встречных-поперечных, включая пингвинов. Но с теми он почему-то до сих пор не сталкивался. А вот всякой сволочи с такими же, как у этого типа, удостоверениями Полундра повидал предостаточно. То-то ему сразу эта рожа не понравилась.

Тем временем Гаранин шагнул к койке, на которой лежал старик.

– Это и есть американец, которого к вам вчера доставили? – хозяйским голосом спросил он.

– Да, – растерянно кивнул Кравцов. Увидев корочки ФСБ, он слегка растерялся, и оперативник не замедлил этим воспользоваться, полностью перехватив инициативу.

– Немедленно очистить помещение, – потребовал он. – Почему вообще в палате посторонние? – он покосился на Полундру и Селезнева.

– Они, между прочим, получили на это разрешение от врача, – неожиданно заявила медсестра. – А вы нет!

– А мне никакое разрешение от вашего врача и не нужно, – хмыкнул оперативник, подтаскивая к койке американца стул.

– Молодой человек! Вы забываетесь! – лицо Кравцова побагровело. Так откровенно ему уже давно никто не хамил.

– Засохни, – не оборачиваясь, бросил Гаранин. – Ну, шустро, все освободили помещение. Мне нужно подозреваемого допросить.

– Вы в своем уме?! – рявкнул Кравцов. – Какого еще подозреваемого?! Вы не видите, что этот человек без сознания?!

– Вот этого самого подозреваемого, – чекист ткнул пальцем в старика. – А что без сознания, так это ничего. Сейчас оклемается. А не оклемается сам – я ему помогу.

– Я, как врач, запрещаю вам его трогать!

– Что?! – фээсбэшник резко вскочил со стула и развернулся к главврачу лицом. – Ты мне запрещаешь?! Да ты кто такой, урод?! Я же тебя в пять минут как изменника родины оформлю! Будешь тогда в Магаданской области северных оленей лечить! Не зли меня – вали отсюда скорее.

Кравцов слегка побледнел. Клятва Гиппократа – это, конечно, святое. Но в том, что оперативник ФСБ, если захочет, может подложить ему какую-нибудь пакость, Кравцов не сомневался. Так вот сразу в Магадан не загонит, конечно, времена не те, но жизнь испортить может крепко.

Оперативник почувствовал, что врач дрогнул.

– И вы тоже проваливайте, – продолжил он, глядя уже на Полундру с Селезневым.

– Слава, я не пойму, эта блоха к нам обращается? – спросил Полундра у Селезнева, демонстративно не глядя на Гаранина. Спецназовцу, прошедшему огонь, воду и медные трубы, надоело молча слушать, как чекист выпендривается.

– Да, похоже, к нам, – отозвался Селезнев, как и Полундра, не испытывавший особого уважения к Гаранину. – Может, вежливости его поучить?

Теперь побледнел чекист. Пару секунд он просто тупо выдыхал воздух, а потом, когда до него окончательно дошло, что это о нем так говорят, он снова выхватил из кармана красные корочки:

– Да вы что, придурки?! Да вы понимаете, с кем говорите?!

– С дураком, – веско ответил Полундра. – Тебя добрые тети в детском саду вести себя не научили?

Ну так мы со Славой научим.

– Ответите! – визгливо выкрикнул Гаранин. – Я вас в двадцать четыре часа посажу! Ты, каплей, баржой на Колыме пойдешь командовать, а ты, козел, – опер перевел взгляд на Полундру, – там же за колючкой окажешься! Думаете, я не смогу это устроить?!

– Ну, напугал! – хмыкнул Полундра. – Меня взвод штатовских «морских котиков» не достал, а уж ты-то, кальмар трипперный…

Медсестра хихикнула. Это окончательно вывело Гаранина из себя.

– Ну, вы договорились… – и чекист яростно кинулся вперед.

Видимо, кое-какой рукопашке в ФСБ учили даже таких, как он. Стоявшего ближе к нему Селезнева чекист довольно ловко отбросил в сторону, несмотря на то, что пограничник был его на голову выше и раза в полтора тяжелее. Но, налетев на Полундру, Гаранин мгновенно почувствовал разницу между рядовым офицером-пограничником и опытным спецназовцем, из которого государство несколько лет старательно делало самую настоящую боевую машину. И добилось в этом кое-каких успехов.

Полундра легко уклонился от стандартной прямой атаки в район солнечного сплетения, поставил блок под направленный в висок удар левой и, шагнув вперед, несильно хлопнул Гаранина ладонями по ушам.

Этот же удар, если его нанести в полную силу, надежно выключал противника как минимум на полчаса и рвал барабанные перепонки. Но Полундра бил несильно. Гаранин только пошатнулся и осел на пол, мотая головой от боли и бессмысленно тараща глаза на своего обидчика. Такого от парня в штатском он никак не ожидал.

– Что вы делаете! – на Полундре с двух сторон повисли главврач и медсестра.

– Вежливости его учу. Раз уж до меня некому было, то хоть теперь это упущение исправим, – ответил спецназовец.

– Он же может…

– Да ничего он не может, – махнул рукой Полундpa. – Только языком трепать. Сам же постыдится начальству рассказывать, как по ушам схлопотал.

Гаранин медленно, опираясь на стул, поднимался с пола. Похоже, воевать он больше не собирался, а лишь с явной опаской поглядывал на Полундру.

– Я требую, чтобы вы, как начальник этого учреждения, освободили палату от всех посторонних, – теперь он обращался исключительно к Кравцову. – Я – официальное лицо. Если вы откажетесь мне помогать, то сегодня же у моего начальства на столе будет соответствующий рапорт.

– Я требую, чтобы вы мне сообщили о цели своего здесь пребывания, – сказал Кравцов.

– Допрос подозреваемого в шпионаже гражданина США Джейка Меллинга, – ответил Гаранин. – Ну?

Вы намерены мне помочь, или мне идти писать рапорт?

Несколько секунд они мерились взглядами. Потом Кравцов отвел глаза. Ссориться с ФСБ ему не хотелось.

– Вы не можете допрашивать этого человека, пока он не пришел в себя… – тоном ниже сказал он.

Как раз в этот момент американец негромко застонал и приоткрыл глаза. Чекист, покосившись на него, торжествующе усмехнулся:

– Как видите, он уже пришел в себя. Ну?

Кравцов повернулся к Селезневу и Полундре. Эти ребята были ему очень даже симпатичны, но ФСБ есть ФСБ, и запретить допрашивать пришедшего в сознание американца он не может. И требование освободить помещение нужно выполнить.

– Ребята, вам придется выйти, – сказал Кравцов Полундре и Селезневу, не поднимая на них глаз.

Моряки переглянулись, кивнули друг другу. Не подчиниться главврачу они не могли, – в конце концов, он здесь старший, да и просит без хамства. Селезнев первым шагнул за дверь. За ним последовал Полундра, а следом, подгоняемые решительным жестом чекиста, и медсестра с самим Кравцовым.

Оставшись наедине с американцем, Гаранин тут же присел на стул рядом с его койкой и пристально уставился старику в лицо. Сам он полагал, что такой взгляд в упор дезориентирует собеседника и выводит его из равновесия, но в данном случае он не учел того, что его подозреваемый только что пришел в себя – на взгляд чекиста американец попросту не обратил внимания, он как раз сейчас только-только осознавал, что все-таки остался жив.

– Где я? – Меллинг говорил по-английски, и Гаранину пришлось здорово напрячься, чтобы разобрать, о чем старик спрашивает. Языку его, конечно, учили, но не особенно хорошо.

– А куда ты хотел попасть? – с трудом подбирая английские слова, вопросом на вопрос ответил Гаранин.

– К русским, на Медный, – выговорил Меллинг.

– Ага! Значит, ты признаешься?!

– В чем?!

– Не прикидывайся! В незаконном пересечении государственной границы Российской Федерации!

Давай, сука, колись, с какой целью заплыл в наши воды?!

Гаранин аж вперед подался. Он очень надеялся на этого американца. В самом деле – шанс первым допросить нарушителя госграницы выпадает не часто.

Если удастся как следует этого старика раскрутить, то он может послужить отличным трамплином в карьере. И очень хорошо, что американец сейчас только-только в себя пришел, – значит, выдумывать сил у него нет, откровеннее будет.

Американец молчал. То ли ему снова стало хуже, то ли он просто не хотел говорить.

– Не запирайся! Я и так все знаю! – прикрикнул на него Гаранин, решив, что старым приемом хуже точно не сделает. – Так что давай, колись. А не скажешь – на лесоповале сгною!

Меллинг, уже вполне пришедший в себя, слыша визгливый голос, жутко коверкавший его родной язык, с грустью осознал – ему не повезло. Похоже, он нарвался на какого-то дурака и карьериста. Что ж, они есть везде, не только у русских. Но раз так, в откровенный разговор с ним лучше не вступать, а сразу перевести общение в чисто официальное русло.

– Кто вы такой? – слабым голосом спросил Меллинг. – Покажите ваши документы.

Гаранин с готовностью предъявил корочки и представился.

– Я согласен отвечать на любые ваши вопросы, – медленно, старательно выговаривая каждое слово, сказал Меллинг. – Но только в письменной форме, как положено по закону.

На секунду Гаранин нахмурился, но потом его лицо снова прояснилось. Американец хочет отвечать в письменной форме? Так ведь это очень хорошо! Листок всегда можно вложить в папку уголовного дела.

Чекист вытащил из своей папки несколько листков сероватой бумаги и ручку.

– Пиши. Я подожду.

Меллинг взял ручку, листок и приподнялся на постели, чтобы писать было поудобнее.