Текст книги "Особо сильный противник"

Глава 7

Пока полевой командир говорил, в самолете царила тишина, все боялись пропустить и слово, но стоило ему замолчать, поднялось что-то невообразимое.

Казалось бы, недавно ничего нельзя было хуже себе представить, как еще на час задержаться в проклятой Африке. Только-только все вздохнули с облегчением, покинув жаркий во всех отношениях материк, мчались по воздуху на родину, и вот тебе сюрприз. В отличие от Африки, в которой ситуация, несмотря на всю ее нестабильность и опасность, все-таки хоть как-то контролировалась политиками, здесь, в дикой, безжалостной горной пустыне, даже дипломаты отчетливо почувствовали свою беспомощность. Ладно бы залететь еще просто куда-то, но после ужасов, совершенных советскими войсками в Афганистане в последние годы существования советской власти, рассчитывать на радушный прием местных не приходилось. Просто европеец для талибов уже был потенциальной мишенью, а если европеец вдобавок русский…

Сотрудники посольства пытались успокоить женщин, бросая стандартные, лишенные реального смысла реплики:

– Все будет хорошо… о нас помнят на родине… они не посмеют… – но их собственные бледные, напуганные до смерти физиономии сводили результат на нет.

Во всей этой суматохе полное спокойствие сохранял, а может, просто умело скрывал собственные чувства лишь один человек. Как только снаружи донесся хриплый рев мегафона, все в салоне моментально приутихли. Особо любопытные приникли к иллюминаторам, наблюдая за кучкой боевиков, в окружении которых стоял крепкого телосложения мужчина с наглым выражением лица, он и держал мегафон в руках. На вполне приличном русском, но с характерным восточным акцентом Омар сообщил про задержание самолета и пассажиров. Никто полностью не разобрал сказанного, поняли лишь суть – требуют, чтобы кто-то вышел на переговоры. Все невольно переглянулись, и внутри на минуту воцарилась тишина. После недолгой паузы требование снаружи повторилось. Кто-то, не выдержав напряжения, нервно взвизгнул:

– Здесь есть кто-нибудь главный, в конце концов, или подождем, когда они в нас из танка пальнут?

Основная масса пассажиров тут же поддерживающе и возмущенно загудела:

– Привезли черт знает куда, а теперь все отмалчиваются!

На борту находилось немало служащих посольства, участников дипломатических миссий, однако бодро сделать шаг вперед, стать мужественным добровольцем никто не спешил. Еще бы! Одно дело улыбаясь пожимать руки другим дипломатам, подписывать бумаги и обмениваться авторучками. А здесь такое…

Из внутренних динамиков послышался взволнованный голос командира корабля, о существовании которого в салоне уже успели подзабыть:

– …прошу спокойствия. В сложившейся ситуации мы не вправе действовать самостоятельно. Необходимо дождаться приказа от руководства. Как раз сейчас мы налаживаем связь с центром. Скоро поступит распоряжение, все выяснится, и мы вас обязательно проинформируем.

Грузный, красномордый водитель посольства, сидевший в самом конце салона, зычно пробасил:

– Он что, придурок? Если начнут стрелять, то через пять минут уже некого будет информировать.

Подполковник Загорский, до этого не покидавший кресла и без особых эмоций наблюдавший за происходящим, резко поднялся и быстрым шагом двинулся к кабине пилотов.

– Где командир экипажа? – военный столкнулся в тамбуре на самом подходе к кабине с пилотом.

Официальный тон и холодный взгляд, видимо, подействовали на пилота, потому как он, переведя дух, ответил:

– Командир за штурвалом.

Подполковник, несильно взяв его за локоть, наклонился и что-то зашептал на ухо. Пилот согласно кивнул и распахнул дверь кабины.

Разговор подполковника с командиром корабля длился несколько минут. В это время пассажиры вполголоса обсуждали свое положение, то с нетерпением поглядывали в направлении кабины, то со страхом в иллюминаторы. Наконец в дверном проеме появился плотного телосложения мужчина в летной форме, а за ним вышел и подполковник, вдвоем они пробирались по узкому проходу между кресел к середине фюзеляжа, где находился основной люк. Неуклюже продвигаясь вперед и успокаивая присутствующих, командир приподнимал руки и монотонно гудел сквозь густые усы:

– Прошу вас, сохраняйте спокойствие и оставайтесь на своих местах! Мы делаем все, что от нас зависит. Сейчас этот… товарищ, – он указал толстой рукой с растопыренными пальцами на подполковника, – выйдет наружу и попытается выяснить, что им надо.

«Ага, так прямо все и выясню, – со злостью подумал про себя Загорский. – Хорошо, если просто еще раз услышу чушь про нарушение законов, суверенитета и воздушного пространства и остальные «непростительные» деяния. А ведь могут без лишних слов попытаться вломиться в открытый люк».

Проходя мимо своей жены, подполковник остановился и, взяв ее за руку, произнес:

– Не волнуйся, Лариса, все будет хорошо.

– Надеюсь. Береги себя. А где твой кейс? – ее глаза округлились от удивления.

– Я его спрятал, – шепнул подполковник.

Подойдя к уже ожидавшему возле открытого проема командиру экипажа, военный слегка нагнулся, выглянул наружу.

– Вы уж там… поосторожнее, – напутствовал командир, разворачивая аварийный надувной трап, – мало ли, что у них там на уме.

«Какая на хрен разница, осторожно, неосторожно. Свои условия мы диктовать не можем. Они и так сделают все, что пожелают», – подумал Загорский, но вслух ответил:

– Спасибо, постараюсь.

И, не оглядываясь, скользнул вниз по трапу. После полумрака самолета в глаза резко ударил солнечный свет. Подполковник зажмурился и чуть не пропустил момент, когда его ноги ударились о надувной валик. Он отвернул лицо в сторону от солнца. К нему уже приближались два боевика. Подполковник выбрался на бетон, руки держал чуть приподнятыми, показывая, что оружия у него нет. Подойдя к нему вплотную, один из афганцев сразу же сноровисто проверил карманы, прощупал обе штанины и, не найдя ничего опасного, кивнул напарнику. Тот стоял в сторонке и жевал какую-то зеленую гадость, постоянно сплевывая себе под ноги. Обменявшись с товарищем парой слов, он повел стволом автомата, показывая чужеземцу, чтобы тот шагал вперед, и для большей ясности немного подтолкнул в спину.

Стоявший метрах в сорока от них Омар разглядывал парламентера, едва заметно улыбаясь.

– Ну вот видишь. А ты боялся, что никто не выйдет, – сказал он, не поворачиваясь к находившемуся за спиной Мустафе. – Теперь незачем и люк взрывать.

Одноглазый Мустафа, изучавший затылок своего хозяина, в ответ лишь неопределенно хмыкнул.

– Распорядись, пусть человек пятнадцать подтягиваются к самолету и ждут, – продолжал Омар, – только аккуратно.

Мустафа глухо прорычал в рацию. Через несколько секунд десятка полтора боевиков уже трусцой бежали к трапу. К этому времени к Омару подвели подполковника. Полевой командир, презрительно осклабившись, протянул по-русски:

– Ну, что скажешь, шурави? Попались? – Омар задорно рассмеялся.

«Вот сволочь!» – мысленно выругался военный.

«Шурави» во время советско-афганской войны называли всех, кто прибывал из Союза. Этим словом полевой командир сразу же дал понять, что на этой земле ничего не забыто из недавнего прошлого. И даже невиновным придется отвечать за чужие грехи. Все русские сейчас для него – «шурави».

«Вмазать бы по наглой морде, чтоб не радовался», – подполковник Загорский и вмазал бы, будь он один, не белей за его спиной лайнер с пассажирами.

От нахлынувшего желания даже напряглись мышцы на руках. Но выкинуть такое в данный момент было бы равносильно самоубийству, подполковник слишком ясно это себе представлял. Поэтому, надев маску слегка растерянного безразличия, заговорил:

– Пожалуйста, объясните, что это все значит? Чего вы от нас хотите? В самолете мирные гражданские. Наш самолет совершил вынужденную посадку из-за поломки. Сегодняшняя Россия не воевала с талибаном. Пассажиры и пилоты ни в чем не…

– Виновны… невиновны… – перебил Омар, слушавший русского военного со скукой. – Разберемся сами. Эта территория полностью контролируется моим отрядом. Ни американцы, ни их холуи сюда не сунутся. А сейчас ты вернешься в самолет и сообщишь тем, до кого не дошло, что все арестованы, поэтому должны организованно покинуть борт и делать потом все, что я прикажу. Того, кто попытается сопротивляться, расстреляю на месте без всяких разговоров. Ты меня хорошо понял?

«Да уж, предельно понятно. Расстрел – не блеф. Выбирать не приходится, вариантов два – согласиться или сразу в землю», – подполковник Загорский, предвидевший такой поворот дела, ответил:

– Я все понял. Но мне надо знать, что будет в дальнейшем, чтобы подготовить людей…

– Знать тебе ничего не надо, хватит и того, что ты знаешь. А теперь постарайся, чтобы они тоже все поняли! Когда окончишь, дашь знать, и мы поднимемся на борт, – закончил Омар.

В авиалайнере пассажиры прильнули к иллюминаторам, наблюдая за непродолжительной сценой переговоров. Как часто бывает, сильнее всего мучила неизвестность. И в душе многие надеялись на счастливый исход встречи с прибывшими на аэродром вооруженными боевиками.

Подполковник возвращался к самолету не спеша, единственную задачу, которую он возлагал на переговоры, как ему казалось, выполнил – дать время экипажу связаться с внешним миром. Откуда же ему было знать, что связь так и не наладили – мешали горы. Отчаянные призывы о помощи, посланные в эфир, так и остались никем не услышанными.

Когда Омар и его люди поднялись на борт, то в салонах наступила мертвая тишина. Проходя мимо Ларисы, Омар улыбнулся приторной сладкой улыбкой и коснулся плеча блондинки. Женщина дернулась к окну и пыталась отыскать глазами мужа, но того уже успели вывести в хвост самолета.

– Зря меня боишься, – громко, чтобы его слышали во всем самолете, произнес Омар, – мы воины, с детьми и женщинами не воюем, – а затем наклонился и прошептал пару фраз на ухо блондинке.

Та энергично замотала головой.

– Ну что ж, не хочешь со мной, – пожал плечами Омар, – не надо, останешься здесь. Ты, ты и ты… – показывал он пальцем, – остаетесь в самолете, остальные на выход.

* * *

Российский военный транспортник «Ил-76» уже десять минут как вошел в воздушное пространство Афганистана. Насчет ПВО волноваться не приходилось, американцев об операции предупредили, а местные партизаны радарами обзавестись не успели. На скамьях, примыкающих к бортам транспортника, расположились тридцать десантников. Никто не разговаривал. Тусклые лампочки вдоль бортов, ставшее уже привычным нудное гудение двигателей, напряженные лица десантников… Все, кого отобрал майор Лавров, были опытными бойцами не с одним боевым вылетом за плечами, на них он мог положиться, как на самого себя.

Угнетала неопределенность предстоящей операции. Загрузка в самолет происходила по тревоге, обстановку на месте высадки никто толком не разъяснил да и не мог разъяснить. Известно было немногое – операция будет проходить на территории Афганистана, противник, предположительно, – местные партизаны-талибы. Численность – точно неизвестна, приблизительно от ста двадцати до ста сорока человек, но не придется удивиться, если их окажется значительно больше. Вооружение – в основном стрелковое, замечено несколько единиц бронетехники.

Вот те краткие сведения, которые получил командир группы – майор Лавров, прежде чем оказаться в воздухе. Слишком много было в них неясности, слишком много «предположительно», «возможно» и «неизвестно». Обсуждения задания не было – это не принято. Из полученной инструкции следовало, что прыгать придется «затяжным прыжком», на малой высоте, когда парашют раскрывается в максимально возможной близости от земли. Благодаря этому приему купола парашютов могли «засветиться» только в случае, если возможные наблюдатели окажутся близко от места выброса. После десантирования следовало собраться несколькими небольшими группами и скрытно следовать к аэродрому, занять позиции в пределах его видимости и ожидать приказаний.

Последние сведения космической разведки указывали, что несколько единиц техники начали движение из лагеря боевиков к аэродрому. Но теперь никто не мог сказать точно, что произошло дальше. Радиосвязь с самолетом отсутствовала, а спутник вышел из нужной зоны.

Майор Лавров вышел из кабины пилотов.

– Пять минут до выброса. Всем приготовиться, – скомандовал он.

И гнетущее напряжение моментально спало. Кончилось томительное ожидание, бойцы оказались в привычной для них обстановке, когда не остается времени думать, а нужно действовать. Шорохи, бренчание закрепляемой амуниции. Каждый десантник был вооружен компактным автоматом «Кипарис», бывшим на вооружении элитных спецподразделений, способным стрелять из подствольника не только обычными гранатами, но и светошумовыми «Заря», и нервно-паралитическими «Дурман».

Комбат прошел в хвост самолета, бегло осматривая снаряжение подчиненных. Это входило в обязанности младших офицеров, но майор делал так всегда, и не потому, что не доверял, его бойцам опыта было не занимать. Это было своеобразным напутствием перед десантированием.

Медленно пошла вниз хвостовая аппарель. Ветер ворвался в нутро самолета.

«Две минуты», – отметил майор и почувствовал, как тело охватывает знакомая дрожь.

Он всегда, перед каждым выбросом, волновался, хотя, глядя на него, никто бы не признал этого. Отыскав взглядом фээсбэшника, Лавров едва заметно усмехнулся. Аппарель уже опустилась, за ней, сквозь ночное марево и пыль, угадывалась далекая земля.

Новенький камуфляжный костюм висел на чекисте, как на вешалке. Держа в руках свой чемоданчик, он явно не знал, куда его пристроить. Если бы не глубокие морщины и жесткость во взгляде, его можно было принять за новобранца-переростка. Майор перебрался к нему и закричал на ухо то, что уже с десяток раз повторял во время полета:

– Слушай внимательно! Пойдешь первым. Я за тобой. Кейс пристегни, чтоб руки свободные были, – не надеясь на чекиста, он сделал это сам, – когда будешь приземляться, ноги держи полусогнутыми. От парашюта освобождайся сразу же, пока тебя не унесло. На земле не дергайся, спокойно жди, пока тебя найдут. Это на случай того, если ты куда-нибудь залетишь. Все понял?

– Да, – фээсбэшник вяло кивнул.

Уверенность и превосходство над собеседником, которые он демонстрировал на земле, теперь исчезли без следа.

Майор внимательно всмотрелся в его лицо и заметил, что чекист уставился ему за спину. Проследив взгляд, Лавров понял – фээсбэшник с животным страхом смотрел в открывшуюся бездну, из которой со свистом рвался бешеный ветер. Комитетчик просто банально боялся прыгать.

– Так, – протянул Андрей – тебе помочь или сам справишься?

– Подожди. Я сейчас, – пробормотал тот, прижимаясь к перегородке.

Замигала сигнальная лампа, затрещал зуммер.

– Все! Время.

По своему опыту Батяня знал, что никакие уговоры не подействуют и поэтому поступил так же, как со своими курсантами: ухватив Вежновца за куртку, подтащил к наклонной аппарели и с силой пнул армейским ботинком пониже спины. Чекист упал, он уже не мог ни за что удержаться, скользил к бездне. Сорвался и исчез из виду. Лавров выпрыгнул следом.

Свежий холодный воздух сильной струей обдал лицо. Земля приближалась. Его сильно тряхнуло, и стропы натянулись. Взглянув вниз и в сторону, он успел заметить купол парашюта фээсбэшника. Чуть подтянув стропы, Лавров наметил себе место приземления. Ноги спружинили в коленях. Вот уже земля. При соприкосновении с поверхностью майор Лавров присел, завалился набок. Было ощутимо больно. Почвы как таковой и не было, а были камни – крупные валуны и мелкая галька. Да и прыгать пришлось с малой высоты, и парашют не успел должным образом притормозить падение. Почувствовав легкую саднящую боль, он разглядел кровь на ладони.

«Камнями порезал», – мелькнула мысль.

Быстро отстегнув парашют он помчался туда, где, по его расчетам, должен был оказаться Вежновец. Еще не хватало, чтобы того потащило ветром.

Через несколько минут Андрей Лавров увидел в сумраке надутый купол парашюта, а затем и того, кого искал, мысленно поздравил себя с удачным приземлением. Фээсбэшнику повезло меньше. Он очень «удачно» влетел прямо в середину низкорастущего, колючего кустарника, исцарапав при этом все лицо. Тихо матерясь сквозь зубы, попытался распутать причудливо спутавшиеся стропы, рванулся и, потеряв равновесие, упал в колючки.

– Ножом режь, – крикнул подбежавший майор.

– Сам знаю, – огрызнулся Вежновец и, выхватив клинок, висевший на поясе, четкими быстрыми движениями перерубил лямки парашюта.

Сейчас это был другой человек. Во взгляде появились воля и решительность, которых не было пять минут назад, а голос звучал резко и уверенно.

– Как далеко мы от точки назначения? – четко выговаривая слова, поинтересовался комитетчик.

– Как и планировалось, мы примерно километрах в двух от аэродрома, – спокойно отвечал Лавров, – сейчас ребята подтянутся, и будем выступать.

В их сторону уже бежали небольшими группками по двое, по трое успевшие первыми приземлиться десантники.

Становилось прохладно – солнце ведь давно спряталось за длинной грядой гор далеко на западе. По пересеченной местности передвигался небольшой отряд из пятнадцати человек, перепрыгивали через многочисленные ямы и рытвины, попадавшиеся на пути. Параллельно ему тем же курсом, только чуть отставая, следовал второй, точно такой же по численности отряд. Первую группу возглавляли Лавров с фээсбэшником. Второй командовал старший лейтенант Барханов. Через равные промежутки времени они останавливались. Андрей послал вперед разведгруппу из трех человек. Возвращаясь, они докладывали обстановку и, если все было нормально, двигались дальше.

Наконец показалась гряда скал, за которой должен был открыться аэродром. В очередной раз, отправив разведку, майор присел отдохнуть на голые камни. Его примеру последовало большинство отряда. Никто не устал после пробежки. Бойцы умели использовать каждую свободную минуту для отдыха. Лаврову сильно хотелось курить, но он избегал делать это при всех. Закурить ночью в подобных местах равносильно смерти. Наверняка, если аэродром в руках противника, тот позаботился разместить на скалах парочку снайперов. Лавров вместо сигареты сунул в зубы сорванную сухую травинку. Выражение лица вернувшегося разведчика было не столько встревоженным, сколько удивленным.

– Самолет на летном поле. Вокруг никого. При беглом осмотре местности противник не обнаружен.

– Как не обнаружен? – на миг оторопел Лавров. – Это точно? – И тут же он понял абсурдность своего вопроса. Еще бы, профессионалу и не заметить на огромной открытой площади несколько единиц бронетехники, о которых было известно по расшифровке вчерашних снимков из космоса.

– При более детальном осмотре можно сказать точнее, но я чувствую, что аэродром покинут, – продолжал докладывать боец.

– Чувства и интуиция, конечно, хороши, но пока ты у меня в подчинении, информацию будешь воспринимать глазами и ушами, – резко отрубил командир. – Ну и что ты еще чувствуешь? – усмехнувшись, спросил он.

– В самом самолете освещение отсутствует, но мне показалось… было движение в кабине пилотов.

– Там кто-нибудь остался?

– Да. Двое наблюдателей.

– Ну что ж, пойдем вместе посмотрим.

Он махнул рукой фээсбэшнику, подзывая его, и кратко обрисовал сложившееся положение.

– И что ты думаешь об этом? – недоуменно качнув головой, спросил тот.

– Самому надо глянуть. Пошли.

На пути к аэродрому Лавров просчитывал лучшие позиции для наблюдения и не без основания считал, что, возможно, они уже заняты противником. На всякий случай он шел не прямо, а по зигзагу, который сам для себя вычертил в уме, стараясь оставаться под прикрытием скал, обойти если не все, то хотя бы самые подходящие места для засады.

Надеясь, что они посторонними не замечены, Андрей вывел группу на скалу, от которой оставалось до самолета около четырехсот-пятисот метров. Аэродром словно вымер, и, если бы не самолет, стоявший прямо посреди летного поля, можно было бы подумать, что здание и скелет диспетчерской – мираж, глупый и нелепый, из-за которого они оказались в безлюдном месте. Они прилетели воевать, но воевать было не с кем.

– Что-то здесь не так, – прошептал чекист, – два часа назад, перед закатом, они уже могли оказаться здесь.

– Они и сейчас здесь, – уверенно сказал Лавров.

– В самолете?

– Да. Хотя, возможно, и ушли, но растяжку там точно оставили. Они нас ждали.

– Точно. Если бы нас не ждали, то не собрались бы за такое короткое время, явно спешили. Да и самолет бы не оставили без прикрытия. У нас сейчас другая задача – как осмотреть самолет.

Андрей снял с шеи мощный бинокль и приник к окулярам.

– Интересно, – тут же протянул он не предвещавшим ничего хорошего тоном.

– Что там? – встревожился чекист.

– Да вот, оказывается, ошибались мы с тобой. Пилота сейчас в кабине вижу. Сидит себе спокойно без света, вдаль смотрит. Задумался над чем-то, наверное. Да и в салоне они освещение убрали, чтоб глаза пассажирам не резало. Сидят тихо, как мышки, – произнес Лавров. – Конечно, этим наше положение только усложняется.

– Думаешь, заложников как прикрытие оставили? – с лету понял чекист мысли комбата.

– Только одного не пойму – зачем? С какой целью? Ведь можно было всех забрать и преспокойно уйти. А они решили нас здесь дождаться.

– Слушай, а ведь не факт, что талибы в салоне. Все может быть и мирно.

– Конечно, не факт. Они еще никак себя не проявили. Ничем. Ни действием, ни звуком. Мы только видим, что нет света, и рация бортовая молчит. А пока мы себя тоже ничем проявить не можем. Сейчас главный козырь – фактор внезапности. Нечего себя светить раньше времени.

– Я думаю, надо попытаться наладить радиосвязь с кабиной пилота. Или экипаж, или талибы отзовутся. Тогда точно узнаем, на каком свете мы оказались.

– Неплохая мысль, – Лавров усмехнулся, такое приказание он уже отдал раньше, чем чекист подумал о нем, – вот и займись этим.

Спешить было некуда, еще не рассвело, и Андрей решил ознакомиться с местом возможных боевых действий. Противник здесь был у себя дома, и преимущество – на его стороне.

«Обязательно должен быть наблюдатель, – рассуждал майор – если так, то никуда он не денется, я его вычислю».

Вот уже десять минут он, не отрываясь от бинокля с прибором ночного видения, осматривал ближайшие скалы, представляя себя на месте противника. Своих наблюдателей высчитал, а вот чужих так и не удалось.

«Да нет, просто так их высматривать – бессмысленно. Надо пару ребят послать».

Пока еще действовал запрет пользоваться рациями. Кто знает, какое оборудование есть у противника?

Лавров перебежками, под скалами добрался до отряда. Там радист, совсем молодой парень, уже расчехлил туго затянутую в мешок рацию. Возле него стоял чекист. Лавров подошел и молча стал рядом.

– Они сами пытались в последнее время выйти в эфир?

– Нет.

– Плохо.

– Сколько времени займет установка связи? – спросил капитан Вежновец.

– Пару минут, не больше. Если, конечно, они ответят.

Андрей решил подождать…

– Борт… «Ту-154», вы меня слышите? Ответьте!.. Борт… «Ту-154», отвечайте! – через каждые пять секунд бормотал в микрофон радист.

Это продолжалось несколько минут. Наконец в наушниках раздался треск, послышалось:

– Борт… «Ту-154» на связи. Вас слышу хорошо. Прием.

Лавров выхватил микрофон:

– Кто со мной говорит?

– Говорит командир корабля.

– Как обстановка на борту? – спешил командир батальона.

– Обстановка нормальная. Приземлились хорошо. Пострадавших нет, – ровно, без всяких эмоций отвечал пилот, даже не поинтересовавшись, кто с ним говорит, и это насторожило.

Лавров и Вежновец переглянулись – слишком безразличный был голос пилота. Он только отвечал на вопросы, сам ничего не спрашивая, как будто ждал заранее, что с ним свяжутся, и его самого ничего не интересовало. Лавров уловил чуть заметную напряженность в голосе. Комитетчик, глядя на него, медленно качал головой – было видно, что его мучают такие же сомнения. Андрей уже хотел сказать «конец связи», чтобы не «проколоться» и не подставить самого командира корабля, если конечно…

Неожиданно им овладело острое желание поверить пилоту. Ведь внешне все нормально и нет никаких танков и БМП – просто неправильно расшифровали фотоснимки со спутника и задачу поставили спецназу ошибочную. Радист вопросительно смотрел на майора. Чекист прошептал:

– Не отключаться. – И затем, пригнувшись, спросил в микрофон. – Вам ничто не угрожает?

Лавров сжал кулаки. Если на борту не все в порядке, то такой вопрос звучал чистой воды провокацией.

Наступившее молчание затягивалось. Неожиданно командир корабля заговорил снова, как будто решившись на отчаянный шаг. На этот раз голос прозвучал отчетливо и быстро:

– Не суйтесь сюда – здесь засада! Залож…

Голос прервался на полуслове. Послышались хрипение и бульканье. Потом наступило молчание. Андрею были понятны эти звуки, да и другие, наверное, тоже догадались, что произошло в самолете – радист побледнел, комитетчик поморщился.

Они еще несколько секунд вслушивались, пытаясь понять, что происходит в кабине, но так ничего и не услышали.

– Вот сука, – непонятно в чей адрес вполголоса выругался чекист.

– А ты что, удивлен? Ты же сам… – зло сказал Лавров.

– По-другому было нельзя. Теперь, по крайней мере, все стало на свои места. Омар опередил нас и оставил засаду.

– Послушай, мы не отряд по освобождению заложников. Это не наш профиль, и моих ребят учили не этому. Мы можем уничтожить талибов, но сохранить при этом жизни заложников… Здесь нужен «Вымпел» или «Альфа», а не штурмовой отряд ВДВ. Почему послали нас, а не их?

– Да знаю я все, – фээсбэшник озадаченно потер лоб, – вот только где ж я тебе сейчас «Альфу» возьму? У нас тридцать человек, и перед нами стоит ясная задача, и природные условия для вас привычные. Что тебе еще надо? Имей в виду – один человек уже погиб.

– Да, погиб – по твоей неосторожности. Только ведь пассажиров может оказаться полный самолет. Зачем мне в такой ситуации тридцать бойцов? Я сейчас и с пятью самолет взять штурмом могу, но заложникам от этого легче не станет. Командир – он ведь нескольким десантникам жизнь сохранил. Конечно, всем скопом мы туда бы не сунулись, но разведгруппу они точно на подходе к самолету положили бы.

– Ладно, делай как умеешь. Я тебе в этом не советчик. Но докладывать каждый свой шаг ты обязан.

– Куда ж я от тебя денусь?

– Вот именно, только учти – времени у тебя всего ничего.

– А я-то думал, что как раз в этом деле спешить и нельзя. Пока людям ничего не угрожает. Талибы даже требований никаких не выставили. Попробуем с ними договориться.

– Ну, в общем-то, да, – фээсбэшник замялся. – Но не в этом случае.

«Почему не в этом случае? – про себя подумал Лавров, но вслух говорить не стал. – Не все он мне рассказал. Темнит, сволочь. Наверное, и про захват самолета он заранее знал. Пилота подставил. Еще не хватало, чтобы его контора нас в дерьмо окунула». – Он взглянул на часы:

– Довольно скоро светать начнет, подождем и перед рассветом начнем.

– Ага, дадут они тебе подождать. Знают суки, что мы здесь и их раскрыли. Ты что, ждал бы на их месте?

– Значит, будем делать все очень быстро? Прямо сейчас? – Андрей поднялся и испытующе глянул на чекиста. Если бы тот согласился, то майор послал бы его куда подальше, невзирая на субординацию.

– Постой, – Вежновец понял, что его «разводят», и тихо произнес, медленно поднимаясь с колен. – Запомни, теперь твоя… наша… главная задача – ликвидировать боевиков. Неважно, ценой каких жертв, да ты ведь и сам говоришь, что с заложниками раньше дел не имел. Зачем зря ребятами твоими рисковать? Напутало командование, когда твой спецназ сюда прислало. Неправильно обстановку оценило. Вечно у нас так. Ну, ты понял, террористов уничтожить, остальное, как получится.

– Это уж мне решать, как и что делать, – Андрей смотрел на Вежновца с нескрываемой неприязнью.

«Вот падла, о бойцах моих он задумался. Значит, заложники ему не нужны. Зачем же мы сюда прилетели? Сам он правды не скажет».

– Ну что ж, как знаешь, – со странным спокойствием согласился конторщик.

Майор, вскипев, зашагал прочь. Вспомнил командира корабля.

«Сознательно на смерть пошел. Никто ведь не заставлял его, и шансы на жизнь были. А тут, рядом, такие…» – Лавров, задыхаясь в приступе подкатившей злобы, пытался подобрать ругательство, когда, заметив старлея Барханова, свернул к нему.

– Пошли человек десять группами проверить местность в радиусе километра-полутора. У них должны быть посты. Остальных, пока темно, распредели по позициям возле аэродрома и, если получится, на самом поле, только чтобы перед самолетом не мелькали.

– Есть, – старлей уже на ходу отдавал команды.

Лавров, оставшись один, вновь принялся изучать аэродром в бинокль. Он так и не принял для себя окончательного решения, как именно поступить на рассвете. «Если бы сами талибы вышли на связь, но рация молчит…»