Текст книги "Дикий опер"

Глава 5

Из рапорта начальника УФСБ по Южному федеральному округу Директору ФСБ РФ:

Секретно. Экземпляр единственный.

Настоящим докладываю, что в ходе разработки S-24, задержанного в результате спецоперации в г. Грозном и дающего показания в отношении международной террористической организации (МТО), спецподразделением ФСБ установлен и задержан фигурант F-11, проходящий по Вашей картотеке лиц, имеющих отношение к исламским террористическим группировкам. В результате разработки последнего получена следующая информация.

МТО готовит ряд акций на территории Российской Федерации с целью проникновения в высшие эшелоны исполнительной власти на уровне субъектов РФ. Как показал F-11, целью лиц, внедряемых в администрации областей, будет являться дискредитация либо физическое устранение руководителей администраций, вынужденное навязывание досрочных выборов и продвижение в качестве кандидатов реально существующих членов МТО.

Основной опорой при ликвидации политических разногласий между ныне действующими политическими силами и электоратом будут являться преступные организованные группировки, которые к указанному моменту уже должны будут признать «новые силы», возглавляемые «пиковыми ворами», и депутаты областных советов, наиболее склонные к решению различных вопросов за материальное вознаграждение.

В ходе допроса F-11 показал, что в ближайшее время должно состояться устранение одного из глав северных территорий Российской Федерации. В качестве объекта будет избрана область (край), где нет глубоких внутригосударственных интересов (нефть, газ, золото, алмазы и др.). В качестве подтверждения своих доводов F-11 указал на факт уже случившегося акта в отношении одного из губернаторов РФ, устраненного в ходе его планового облета территории на вертолете. Теракт был проведен с целью установления характера и последовательности действий властных структур и Президента страны при данных обстоятельствах. Выводы, сделанные МТО, позволили ей сформировать мнение о верности выбранного пути захвата государственной власти в Российской Федерации.

На основании изложенного полагал бы выявить каналы связи указанных лиц с МТО с последующим включением в оперативную игру с использованием спецсотрудников ФСБ, действующих под прикрытием организованных преступных группировок и являющихся их активными членами.

– Антон Алексеевич?.. – раздался в трубке трепетный голос.

– Кто спрашивает?

– Это Майя.

– Как вы узнали номер моего телефона?

– Мне его дали в Следственном комитете. Не хотели, но я сказала, что это по делу об убийстве в отеле «Потсдам». Нам нужно срочно встретиться.

– Как насчет девяти часов утра в моем кабинете?

– Вы не поняли, – осуждая следователя Приколова за недогадливость, сказала Майя. – Нам нужно встретиться сейчас. Желательно, у меня на квартире.

«Уж не готовят ли темные силы мне козу?» – первое, о чем подумал видавший виды Копаев. Голос девушки был испуган. Этот голос умолял его не медлить. Антон понял, что ехать все-таки придется. Без МУРа, без страховки.

– Куда приехать? – спросил он.

– На Волховскую, десять. Пятая квартира.

– Это неправильный ответ, Майя. Вы живете в Добрынинском переулке, восемь. В одиннадцатой квартире.

– Господи!.. – прошептала она в припадке безысходности. – Да, я не дома. Но какое это может иметь значение сейчас?! У меня проблема.

– Значение того, что вы обманываете меня с первой минуты, заставляя не доверять в целом. Если нет никакой разницы, так, может быть, вам стоит позвонить Колмацкому? Он, как я понял, специалист по разрешению проблем.

– Хорошо, – сказала она. – Я позвоню Колмацкому. Только вряд ли его заинтересует новость о том, как меня искали Дутов и его отморозки. Хорошо, я позвоню ему…

– Пятая, говорите?

В этой квартире все было в лучших традициях жанра. Просторная, светлая гостиная, фигурный потолок, малиново-серебристые стены с незамысловатыми панно из причудливо выгнутых, ввернутых из земли и покрытых лаком корней каких-то растений, тонкие длинные вазы с какими-то наполнителями-ассорти из семян тропических фруктов, и, конечно, спальная, с кроватью, не сходя с которой можно было играть в настольный теннис.

Еще была лестница, ведущая с пятого этажа квартиры на шестой. Двухуровневая трехкомнатная, коих в Москве много, и принадлежат они, как правило, людям высокого достатка.

Квартира, выдержанная в четком соответствии жанра бытия одинокой женщины, стервы от бизнеса. Жилище сестры Майи, горничной «Потсдама», благоухало ароматами пряностей, и чувствовалось, что уборку в ней делает приходящая уборщица – настолько не верилось, что стерва будет сама мыть пол и смахивать мохнатой бархоткой пыль с бюстов неизвестных истории мыслителей и адмиралов. В этой связи у Копаева возник вопрос, озвучить который он решил чуть позже.

– Хорошо у вашей сестры, – начал он издалека, прощупывая удобный плацдарм для выяснения обстоятельств столь срочной связи. – Чувствуется во всем этом великолепии некая уверенность. Что уснешь за крепкими стенами. Что проснешься и у твоего горла не будет дрожать чей-то нож.

Майя была бледна, по всему чувствовалось, что в этой части разговора она со следователем поспорить была бы рада, но у нее нет как раз той уверенности, о которой он ведет речь.

– Я боюсь, – сказала она, шагнув к Антону.

– А кто сейчас не боится? – он отошел к стене, где располагалось с дюжину фотографий. – Вот и я боюсь.

Чего он боится, он решил не говорить.

– Меня ищет Дутов, – метнувшись к столику, она вынула из бара бутылку виски и нашла два пузатых стакана.

– Воловатый малый, что за порученца при Занкиеве? Удар в пах, и он отстанет.

– Господи, – опять запричитала она. – Кажется, я ошиблась…

– В том, что для исповеди выбрали меня? – уточнил Копаев. – Скорее всего, да. Я вам не доверяю. У меня какое-то предубеждение относительно вашей искренности. Вы звоните мне ночью из квартиры стоимостью в пару миллионов долларов, говорите, что она сестрина, и пытаетесь внушить мне мысль о том, что полезны в моем деле.

Прохаживаясь по жилищу, Антон заметил, что квартира эта чересчур богата для того, чтобы сестра Майи сама делала в ней уборку. Ясно, что сюда приходит какая-то тетя, чтобы присматривать за помещениями и закупать по списку, выложенному заранее на столик хозяйкой, продукты. Между тем Майя, родная сестра этой хозяйки, сама убирает в чужих квартирах чужую блевотину, пылесосит в них и протирает пыль. И Копаев уверен – получает за это гораздо меньше, чем домработница ее, как она сказала, сестры.

Потрогав пальцем ветку в икебане на столике – действительно живая? – опер добавил своим словам резона. Он усомнился в том, что, будь у него брат и живи он в таком достатке, он вряд ли позволил бы ему прислуживать. Даже ради собственного авторитета воспротивился бы этому факту. Снабжал бы деньгами, снял квартиру, купил машину. А иначе ему обязательно в приватной беседе сказал бы кто-то из партнеров по бизнесу: «Знаете, Копаев-старший, нам кажется, что доверять вам нельзя. Если уж даже Копаев-младший сшибает чаевые и рад тому, тогда чего ждать нам, вашим деловым партнерам?»

Майя сделала глоток из стакана и заметно успокоилась. Ее первое мнение о том, что нарвалась на недотепу, после этих слов выветрилось, как и тревога после первого глотка. Много ли нужно женщине? Немного мужской логики, глоток крепкого спиртного, и она готова поделиться даже маленькими женскими тайнами.

– А вы не настолько глупы, насколько я представляла.

– А насколько я глуп?

Теперь она даже улыбнулась. Это не просто умный мужчина. Это мужчина, способный из любой фразы вылепить нужную себе форму. Сейчас ей обязательно придется сказать, что он совсем не глуп. Но она побоялась это сделать. Впервые за последний год ей не стремились залезть под юбку, а потому не было нужды грубо отвечать. Этот новый вариант отношений между мужчиной и женщиной казался ей удивительно незнакомым.

– Вы правы. Это квартира не моей сестры. У меня вообще нет сестры. Это гостевой дом моего продюсера, которому я сегодня дала согласие на сотрудничество. Фото, визаж, демонстрация от кутюр. Вы знаете, чем отличается кутюр от прет-а-порте?

– Первое человек с нормальной психикой никогда не наденет, чтобы выйти на улицу, а ко второму будет стремиться, пока жив. Майя, я не готов к этой беседе, – Антон поморщился и сел в кресло. – Вы хотели мне что-то сообщить. У вас пять минут.

Майя допила стакан, отставила его в сторону и быстро пересказала короткую историю. В парафразе минувших событий, имевших место два часа назад, она звучала следующим образом. Уволившись из «Потсдама» и получив расчет, бывшая горничная уехала на снимаемую ею квартиру. Не успела она упаковать два скромных чемодана с вещами, как в дверь позвонили, и в открытую ею дверь вошел Дутов. Вошел не один, а с кузнецами. Он сел в кресло, а кузнецы быстро раздели Майю и уложили на кровать. Дальнейший разговор происходил именно в том положении вещей, когда она лежала на кровати, а Дутов сидел в кресле. А кузнецы стояли рядом с кроватью и сожалели, что разговор затягивается.

Майе к такому своему состоянию было не привыкать. Приехав из убогой деревеньки, расположенной на околице страны, она некоторое время маячила по Тверской между музеями Островского и Немировича-Данченко, пока ее не увидел один из продюсеров конкурса красоты. Так Майя стала «Мисс Тверью», хотя в Твери ни разу не была. Но до конкурса было еще множество случаев, когда ей приходилось вот так лежать в компании множества мужчин. То есть само по себе явление Майю не шокировало, пугало другое – суть разговора.

Ей захотелось обратить внимание следователя на несколько ключевых моментов. Во-первых, ее так никто и не изнасиловал, хотя все предпосылки к тому имелись. Во-вторых, чтобы этого не произошло и в дальнейшем, она должна взять оба чемодана и исчезнуть из столицы.

В-третьих, никогда, даже под самыми изощренными пытками, она не должна вспоминать, как ходила принимать заказ на креветки в триста восьмой номер. То есть, помнить, конечно, должна, ибо отрицать это, при наличии десятка свидетелей, глупо, но вот кто находился в комнате и как выглядел, она помнить не обязана.

И ее, нагую, в окончании разговора напугали окончательно. Быть может, если бы не эта угроза, то на остальное она просто плевать хотела. Ей пообещали скрутить голову, если она хоть раз вступит в контакт с Приколовым.

– Именно со мной? – уточнил Антон.

– Именно, – подтвердила она.

Взвесив все, Копаев поинтересовался:

– Зачем вам нужно было связываться со мной и подставлять себя под удар, вместо того чтобы просто взять два чемодана и уехать?

И он посмотрел на нее, ожидая ответа. Слишком много логики было в его вопросе и мало в ее предыдущем рассказе.

– А они меня все равно убьют, – вдруг ответила она и потянулась к бутылке.

– Тогда им незачем было устраивать стриптиз на снимаемой вами квартире, Майя. Вас бы просто убили.

Она встала, прошла к лестнице, ведущей наверх, и уселась на нижнюю ступеньку.

– Они просто еще не знают того, что меня нужно было не пугать, а убивать.

Антон почесал висок, поморщился и попросил экономить его время.

– О том, что я была с Колмацким, вы знаете. О том, чем мы занимались, вам тоже известно. Но когда Филипп очередной раз отправился в душ, кажется, это было во второй раз, мне захотелось пить. Я проверила бар, но минеральной воды там не оказалось. Номер только что освободился, его прибрали, но еще не приготовили к въезду новых клиентов. И тогда я вынула из кармашка фартука ключ от триста девятнадцатого номера, накинула на себя платье горничной и выскочила в коридор. Прошла в триста девятнадцатый, взяла из бара одну бутылку «Нарзана» и вышла с нею в коридор. И в тот момент, когда я выходила, я услышала шаги. Испугавшись, что меня застанут за неприличным делом, я закрылась в номере и вышла лишь спустя минуту. А когда выходила, услышала: «Ну, проходите, раз так». – «Спасибо». Потом захлопнулась дверь, и я поняла, что это дверь триста семнадцатого номера. Того самого…

– И что с того? – уже почти засыпая, поинтересовался Копаев.

– А то, – морщась от досады за непонимание следователем ситуации, повысила голос бывшая горничная, – что голос, которым говорилось «спасибо», принадлежал человеку, который в триста восьмом номере выглядел как белое пятно среди кавказцев!

Антон пригладил висок и посмотрел на верхнюю часть витой лестницы. У него стало складываться обоснованное предположение, что его по ней ведут, чтобы он рано или поздно свалился с большими последствиями для себя. Интересно, Майя хорошая девочка? Или ее попросили еще раз сыграть роль девочки с Тверской-Ямской? Дутов мог это придумать. Не вопрос. Если то, что она говорит, игра, то она срежиссирована очень примитивно. Половина ее рассказа, там, где раздевание, похожа на правду. А потом девочка начинает частить в подробностях. «Ну, проходите, раз так…» Она чуть не описалась от страха, что ее застукают на краже бутылки «Нарзана», и при этом сохранила феноменальную способность запоминать детали разговора.

– Если вы не видели человека, говорившего в коридоре с хозяином номера, тогда почему вы считаете, что «бледный» человек вошел в триста семнадцатый номер, а не, скажем, в триста девятнадцатый?

– У вас есть на работе сейф?

– Есть. На нем написано, что при пожаре его необходимо выносить в первую очередь, и ответственный за это я, – мысленно махнув рукой, Копаев дотянулся до бутылки и налил себе добрую порцию виски. – И мне становится жутко от той мысли, как рядом со мною будут падать горящие балки, а я буду нести на спине этот засыпной сейф весом в двести пятьдесят килограммов. Вы хотели провести какую-то аналогию? – И он выпил.

– И вы наверняка знаете, как он скрипит?

– Знаю, – выбрав на блюдце ломтик лимона побольше, он уронил его в рот, как в пропасть. – В марте под моим окном так кричит насилуемая стаей отмороженных котов кошка.

Сравнение ей понравилось, и Антон с иронией заметил, что на собственное метонимическое выражение у девушки фантазии не хватает. Она задумалась, и с характерным для женщины недалекого склада ума выдала:

– А вот дверь триста семнадцатого номера звучит, как… как пискнула мышь, потом – вскрикнул во сне ребенок. Я на третьем этаже знаю, как звучат двери всех номеров.

Антон с сожалением посмотрел на часы. Рассказ девушки мог быть как сенсацией, так и плохо приготовленной кашей-размазней для следователя, не желающего сомневаться в очевидном. Хотя приехал он, во всяком случае, не зря. Во-первых, уже дважды из разных уст был упомянут человек во всем «светлом», во-вторых, подтвердился на практике следственный эксперимент с Дергачевым. За то время, пока Филя Колмацкий мылил ноги, успеть прирезать Резуна можно было вполне.

Это было все, что хотела сообщить следователю Майя. И понять ее он был должен. Бывшая горничная «Потсдама» с этого момента являлась ценным свидетелем, могущем на опознании указать на человека в «светлом» как на лицо, заходившее в номер к губернатору Мирнска за несколько минут до смерти последнего.

Он отправил ее туда, откуда она с трудом выбралась. В родную деревеньку на околице России. Каждые два дня она должна была звонить ему на мобильный телефон и докладывать, что ничего необычного с нею не происходит. Но перед этим, конечно, дал расписаться под текстом в бланке протокола повторного допроса свидетеля. Копаеву было не привыкать заполнять такие бланки на самых неприспособленных для этого поверхностях: на коленях над трупом, лежащим между рельсов, над трупом в туалете, имеющем площадь в полтора квадратных метра. А потому столик, за которым примостился следователь между початой бутылкой виски и блюдцем с нарезанным лимоном, казался просто идеальным рабочим местом.

Он отвез девушку на вокзал, посадил на поезд и вернулся в Комитет.

Посмотрел на стоящую посреди комнаты раскладушку, на часы и решил лечь.

Глава 6

Раз в три-четыре часа Антон связывался с Быковым. Докладывал об обстановке, сообщал новости. Уже не было для него загадкой, почему его, опера Управления собственной безопасности, подключили к делу. Убит губернатор региона, а это значит, что к убийству его причастны как высшие круги криминальных сообществ, так и правоохранительные органы. Последнее звучало в этом контексте особенно печально, но обсуждению не подлежало. Суть преступных сообществ заключается в том, что в их структуре непременно присутствуют представители власти. Дело поручили человеку, который никоим образом не заинтересован в исходе дела и надежен, судя по характеристикам.

– Когда вернутся Тоцкий с Дергачевым? – спросил Быков.

– Вернуться они должны сегодня.

– Сегодня? – удивился Быков. – И что они, спрашивается, наработают за сутки или чуть больше?! Пять часов лету туда, пять обратно и там двадцать.

– Этого вполне достаточно, – отрезал Копаев. – Я их посылал не для проведения следственных действий, а для сбора приватной информации о служебной и внеслужебной деятельности Резуна. Двадцать часов для этого чересчур много. Думаю, еще и порыбачить успеют.

– А что, там рыба есть? – машинально, разглядывая страницы приколовского дела, спросил полковник.

– На побережье Карского моря? – усмехнулся Антон. – Знаете, иногда заходит. Семга норвежская, сельдь, тунец.

Быков отмахнулся, сетуя на свою задумчивость, и спросил:

– Зачем ей это надо, Антон?

– Вы о Майе? Боится девчонка. Думаю, хочет, чтобы в Комитете знали, кого искать, если с ней неприятность случится. Это в каждом живет. Маленький клочок мести, пришитый к воздушному шару, наполненному страхом. И потом, она не сделала еще ничего плохого, чтобы подозревать ее в заведомо ложном доносе.

– Или мы просто об этом не знаем, – заметил Быков.

– Согласен. Но не знаем же? Она опознала гостя Резуна по мелодике голоса. А дверь опознала по скрипу. Честно говоря, очень хочется, чтобы девочка участвовала на суде в качестве свидетеля. А потому я и отправил ее в Ростовскую область, к родителям. За отсутствием в нашей…

– Да, да, да, – перебил Быков, всегда ставящий тюфяк между начинающим разбегаться Копаевым и российским правосудием. – За отсутствием в нашей стране программы охраны свидетелей. Я понял. Ты в первый раз с этим сталкиваешься?

– Ни разу не сталкивался с обратным.

– Тогда работай.

Копаев понимал начальника. Уже в кабинете он перелистал уголовное дело, пытаясь найти в показаниях допрошенных хотя бы одну неувязку. Таковая не обнаруживалась, как он ни старался. Все было ровно и гладко, единственное, что не увязывалось в общую канву показаний, это новые признания бывшей горничной. Впрочем, назвать неувязкой это было нельзя. Скорее, поправка к имеющемуся материалу.

Яресько в Петербурге, Майя уже в дороге на юг. Оставался Колмацкий, и с ним следовало разобраться в ближайшее время. События были настолько малопонятны для Копаева, насколько хорошо в них разбирались Занкиев и Дутов. Нет никакой уверенности, что смерть Резуна – дело их рук, но в том, что они в какой-то степени поучаствовали в этом, нет никаких сомнений. Но пока брать их по очереди за грудки и прижимать к стене так же глупо, как и составлять фоторобот подозреваемого на основании описания бывшей горничной.

Креветки заказывались в триста восьмой номер, их ел Резун. В триста восьмом были чеченцы, а Занкиев, на всякий случай, тоже чеченец. Занкиев пугал Тоцкого, начальник его СБ пугал Майю. Занкиев хотел, чтобы Яресько отпустили. Все настолько откровенно, что складывается впечатление: организатор сей суматохи не до конца продумал операцию. Домыслил лишь до того момента, когда лезвие ножа закончило свое движение по горлу губернатора. Думать дальше он не счел нужным. А потому теперь мало верится, что управляющий гостиницей своими откровенно наглыми наездами пытается спасти репутацию заведения. Хотя деньги, конечно, предлагал. Но разве взятка так предлагается – в присутствии свидетеля, в гостиничном номере?

Пискнула мышка, крикнул ребенок…

– Машину! – бросил Антон в трубку дежурного телефона.

– Проводите меня до триста семнадцатого номера, – попросил Антон Занкиева. Из этого следовало, что управляющий должен тут же вызвать горничную или дежурного администратора с ключом от требуемого помещения. Что, собственно, и произошло. Последний опять искал ключи, словно терял их всякий раз, когда прибывала прокуратура, а Занкиев снова разговаривал с кем-то по телефону на своем родном языке.

Пролистав журнал регистрации гостей за последние два месяца, Копаев удовлетворенно хмыкнул и поднял любопытный взгляд на управляющего.

– А что за помещение находится рядом с триста семнадцатым номером? Справа, я имею в виду.

– Триста пятнадцатый номер, – с угрюмым кавказским сарказмом доложил Занкиев. По его сегодняшнему поведению было видно, что копаевская шутка с аспирином произвела на него должное впечатление.

Действительно, на дубовой двери были прикручены три литые цифры: «3», «1», «5». Но интересовало Антона другое. Остановив движение горничной, уже приготовившейся распахнуть открытую дверь, опер отстранил ее в сторону и сделал это сам.

«Писк!..» – и октавой ниже – «Вау!..».

Антон не выдержал и рассмеялся. Девочка очень точно идентифицировала звуки. Именно – мышь и малыш.

Занкиев хищно прищурился. Было видно, насколько лихорадочно его мозг ищет ответ на неадекватное поведение следователя. Звуки – это он понял. Но почему смешно – нет.

– Всякий раз, когда захожу в этот номер, меня всякий раз одолевает желание остаться здесь навсегда… – признался, не скрывая удовольствия от уюта, Копаев.

– Так за чем же дело стало? – спросил Занкиев, за спиной которого уже стоял непонятно откуда взявшийся начальник службы безопасности. – Хорошим людям мы всегда рады. Для вас проживание будет бесплатным.

– Но как только я вспомню о том, что означает здесь «остаться навсегда», сие желание меня тут же оставляет. Где мы сейчас остановились? – Любуясь кованым панно, весом около килограмма, он снял его со стены и залюбовался отражением от него солнечных лучей.

– Я не знаю, где вы остановились, – усмехнулся Занкиев, дернув щекой от незабвенного унижения. – По-моему, вы, наоборот, никак не можете остановиться.

– Так я объясню. Мы остановились напротив стены, разделяющей триста семнадцатый номер с триста пятнадцатым, – удовлетворенно констатировал Копаев и, как детскую летающую тарелку, с силой запустил панно в огромное настенное зеркало.

Попал он очень удачно. Бронзовое панно, пробив насквозь зеркало, свернуло с треноги стоящую за ним видеокамеру и плашмя врезалось в голову незадачливому оператору. Двухкомнатный триста семнадцатый номер одним движением руки Антона превратился в четырехкомнатный. Собственно, другие две комнаты гостиничным номером назвать можно было с большой натяжкой. Скорее, это была фотолаборатория, совмещенная с архивом отснятого материала. Оператор после неожиданного попадания завалился на бок и сейчас сидел, упершись одной рукой в край дивана, а другой – зажимая сочащуюся со лба кровь.

Копаев снова рассмеялся и шагнул к образовавшемуся в стене окну, внешне напоминающему раздаточное. В такие подают кухаркам грязную посуду, собранную в обеденном зале. Он смахнул с «подоконника» осколки зеркала и всем телом развернулся к управляющему и оцепеневшему Дутову. Вид Занкиева также отличался от спокойного. Следователь Приколов смотрел на него и смеялся. И теперь Занкиев уже не удивлялся этому смеху. С его губ вот-вот должны были сорваться слова: «Ты посмотри, что делается в моей гостинице», однако произнести их было настолько трудно, насколько легко следователю Приколову следить за этим процессом.

– Иди сюда, убогий! – позвал Копаев мучающегося от контузии оператора. – Иди, дорогой, пока я в тебя еще чем-нибудь не запулил! – повысил он голос, увидев, как тот пытается исполнить его команду через дверь. – Лезь в это дупло. Я тебе сейчас «Оскар» давать буду.

Шагнув к двери, к которой уже шагнул Дутов, Копаев вбил в нее ногу, и она захлопнулась с грохотом, как капкан.

– Простите за банальщину, Дутов, но – руки вверх. Сразу после того, как выложите оружие на стол. И вы, Занкиев, если имеете, тоже, – Антон скользнул рукой за спину и, не вынимая из кобуры пистолета, демонстративно взвел курок.

Дутов выложил «Глок» сразу, Занкиеву пришлось для этого подумать. И только тогда, когда Антон выдернул «макаров» из-за ремня, смирился и подчинился. На полировку стола бесшумно опустился никелированный «вальтер». Потом пришлось подчиниться вторично и отойти к окну.

Копаев замешкался с оператором. Потеряв терпение, он схватил его, вползающего в номер, за шиворот, и этого мгновения Дутову хватило, чтобы метнуться к столу.

– Глупый фраер! – крикнул Копаев.

Он поддел стол коленом, и оба пистолета слетели с него в противоположную персоналу гостиницы сторону.

Боль Дутов переживал гораздо мучительнее, чем угрызения совести. Ему достаточно было посмотреть на сломанную кость в своей ладони, вывернутую наружу и острую, как шило, чтобы орать, заглушая команды следователя. Он находился в шоке. Отводил глаза от раны и замолкал. Возвращал взгляд на торчащую с наружной стороны ладони кость и начинал орать. И это продолжалось, казалось, бесконечно долго.

В воздухе висел сладкий запах сгоревшего пороха. Антон опустил «макаров».

Занкиев обладал более крепкими нервами, он просто молча наблюдал, как следователь Приколов разговаривает по телефону с отделением полиции. Приглаживал усы, молчал и казался невозмутимым. Впрочем, Антон не поставил бы и ломаного гроша на то, что тот не орал бы точно так же, раздроби девятимиллиметровая пуля руку ему, а не начальнику его службы безопасности.

– А я-то все удивлялся, слушая Тоцкого! – восклицал Антон, укладывая телефон в карман. – Чего это он раз десять вспомнил, как Сагидулла Салаевич, предлагая ему взятку, усы свои чешет перед зеркалом! Так ведь майор – человек, преданный мелочам. Сколько раз администратор свои щеточки почесал, столько он и вспомнил!

– На колени!.. На колени! – вдруг рявкнул он, заметив напряжение в ногах Занкиева. – Ну?!

Тот покорно опустился на пол. Дутова просить было не нужно, тот находился там уже давно.

– «Скорую», – молил, оглашая замкнутое пространство ревом, главный охранник управляющего. – Я теряю руку!..

– Что это за волшебное зерцало, так манящее управляющего? – сказал Копаев. – На стене, общей с соседним номером, обозначенным как триста пятнадцатый. И тогда я решил проверить, что это за номер такой, в который не селят гостей на протяжении последних нескольких месяцев. Вы помните мой вопрос, Занкиев? Я справился, что за помещение рядом с триста семнадцатым номером. И вы должны были ответить, что это номер, но он не используется. Например, по той причине, что в нем идет ремонт. И я, быть может, поверил бы. Но вы сказали – номер. И я сразу проверил то, что подозревал. Вижу, что не ошибся.

В комнату, вталкивая друг друга, вломились несколько сержантов в бронежилетах.

– Всех троих рассадить по разным машинам. Доставить в окружной ИВС.

– И какое преступление я, по-вашему, совершил? – улыбнулся Занкиев. – Уж не убийство ли губернатора Резуна?

– Боже упаси, – успокоил его Антон. – Пока по подозрению в совершении преступления, предусмотренного частью первой статьи двести двадцать второй и частью второй статьи сто тридцать седьмой Уголовного кодекса. Ирония судьбы, Занкиев. Мы в номере, состоящем из тех же цифр.

– Это что за хрень? Что за статьи?

– Незаконное ношение оружия и вмешательство в частную жизнь. Лоховской набор. И ты знаешь, мне даже приятно, что ты наконец-то заговорил своим языком. Честное слово, приятно.