Текст книги "Разговор с Безумцем"

– Давайте откровенно мистер Говард, эти люди абсолютно не сумасшедшие, по крайней мере те две дамы точно, у них небольшие психические расстройства, но безумными их точно не назовешь, разве я не прав?

– Абсолютно правы, Джереми, но я для того и выбрал разных людей, чтобы вы поняли, что пациенты нашей клиники не все такие безумцы, какими их воспринимает общество. Некоторые из них, даже многие из них, очень добрые и милые люди, которые всего лишь немного больны, но они вовсе не те психопаты, носящиеся голышом по дому с топором наперевес, которых нам часто показывают по телевизору. И я хочу, чтобы в первую очередь вы сами осознали тот факт, что безумцами могут являться люди совершенно разных интересов, образования, статуса и образа жизни, что нельзя воспринимать их всех как некий единый и общий образ. Не только потому, что я вижу в нем некую проблему нашего общества, но еще и потому, что это во многом отразится в вашей книге. Которая, как не крути, будет построена на ваших собственных мыслях и умозаключениях, – профессор внимательно посмотрел на меня. Намекая на то, что я должен указать в своей книге не только темные стороны его подопечных, но и то, что часто скрывается за этой темнотой, некая боль или травма, заложниками которой они непроизвольно стали, но которая далеко не всегда делает из них уродливое чудовище, являя миру и чистую человеческую красоту.

– Теперь я прекрасно понимаю, доктор Говард, почему вы предоставили мне в числе прочего и такие варианты. Я это все обязательно обдумаю, более того, я даже думаю побеседовать с кем-то из дам, страдающих от эмоциональных расстройств, – обнадежил я профессора.

– Замечательно, коллега, так как изначально я видел, что вы хотели получить описание как раз таки чокнутого маньяка, о взглядах которого будет интересно узнать читателям, но зачем делать героев из тех, кто и так смертельно болен, лучше дать эту возможность тем, кому это поможет выжить.

– Сложно не согласиться, мистер Говард, – улыбнулся я.

– Ну что же пойдем смотреть следующего кандидата? – профессор снял очки и протер глаза, видимо с возрастом они стали уставать быстрее и сильнее. Я немного привстал, чтобы увидеть текст в еще открытом личном деле Салли Джонсон, а ведь действительно шрифт набитого текста был очень мелким, и его чтение сильно изматывало глаза.

– Джереми, как вы смотрите на то, чтобы сделать небольшой перерыв? – поинтересовался профессор, продолжив:

– Давайте выпьем по чашечке чая? К слову, у меня сейчас есть превосходный пуэр, который быстро приведет нас в чувства, учитывая, что вечер у нас маленько затянулся.

– Да, поддерживаю, мистер Говард, я бы тоже немного передохнул, – поддержал я, понимая, что изучение информации о психически нездоровых людях высосало из меня достаточно сил и энергии.

– Так, моя помощница уже ушла домой, поэтому чаем мне придется заняться самолично, – произнес профессор, вставая из-за стола.

– Я могу вам чем-то помочь, профессор? – из вежливости поинтересовался я.

– Джереми, если не трудно, достаньте, пожалуйста, чайную пару, она в шкафчике, что висит позади вас, – бросил Говард, а сам тем временем вышел из кабинета. Я открыл шкафчик, в котором стояла чайная посуда, какие-то пакетики, возможно, что с чаем или с чем-то подобным, сложенное полотенце и небольшая аптечка. Я взял две чашки и поставил их на стол, а через мгновение вернулся и доктор, который нес в руках заварник для чая и вазочку с конфетами.

– Так, Джереми, там еще есть пакетик с пуэром, достаньте, пожалуйста, – попросил зашедший профессор. Я вновь открыл буфет и стал перебирать пакетики, которые выглядели абсолютно одинаково, за исключением надписей на них, которые все же немного отличались, но были написаны на китайском языке, которого я не знал.

– Джереми, пакетик с короткой золотистой надписью, – подсказал профессор.

– Да, такой пакетик имеется, – обрадовался я, найдя запакованный пуэр.

– Давайте его сюда, сейчас мы его заварим, – произнес мистер Блэк, который за это время уже успел приготовить чайник и поставить кипятиться воду.

Вскоре чай был заварен, а мы сидели в ожидании, когда он настоится, профессор же, чтобы немного скрасить ожидание, рассказывал об особенностях клиники "Обитель надежды", о том, как здесь помогают людям и какие забавные случаи здесь происходят.

– Но ничего ужасного и пугающего в этих стенах никогда не происходило, кроме фантазии самих людей, которые порой рассказывают всякие небылицы про нашу клинику, хотя сами даже не были в стенах этого здания, а если и были, то лишь в административных помещениях, а вовсе не на тех этажах, где располагаются сами пациенты, – произнес доктор Блэк.

– Я думаю, что многие люди любят связывать клиники вашего профиля с какими-нибудь страшными и мистическими событиями, ведь подобные места обладают особой славой, – поддержал я профессора, вспоминая свое прошлое посещение клиники, когда охранник по имени Боб травил мне скаутские байки о происходящих здесь необъяснимых явлениях.

– Вы, как мой коллега, прекрасно это понимаете, а для обычного человека это что-то непонятное, ведь людей с психическими заболеваниями в наше время считают какими-то прокаженными, словно они не часть нашего общества, а ее больная язва, гнойный нарыв, от которого они хотят избавиться, так как оно уродует их общее лицо. К слову, оно всегда так было, люди хотели достичь совершенства своего социума, отказываясь от больных, немощных, безумных, а так же от тех, кто имел другой цвет кожи или верил в других богов. Всех в общем, кто был не похож на них по тем или иным критериям, делая неугодных изгоями, ссылая их на рудники, в тюрьмы, на плантации. Они считали, что тем самым они сами станут чище и красивее, но нет, никогда не будет красивым искусственное лицо, фальшивая маска, которая рано или поздно слетит с морды ужасающего чудовища, являющего миру свое истинное естество.

– Да, теперь я прекрасно понимаю, почему вы так заботитесь о своих подопечных, ведь они для вас не просто больные люди, они жертвы социальной несправедливости и пренебрежительного отношения общества, которое ранит и вас в том числе, но не как специалиста, в определенном смысле связанного с данной категорией людей, а как, прежде всего, человека, думающего и сочувствующего, – поддержал я профессора. В разговоре с ним я понимал, что этот врач действительно фанат своего труда, что он видит в своей работе не просто выполнение должностных обязательств, а он видит в ней некое спасение нашего несовершенного общества.

– Спасибо большое вам, Джереми, вы действительно глубоко поняли суть моих взглядов и отношения к моим больным, в которых я не вижу места для смеха или страха, я лишь вижу в них неизбежность борьбы, как единственного спасения из лап беспощадной и жестокой судьбы, жертвами которой они невольно стали.

После нескольких минут профессионального откровения, профессор разлил чай по чашкам, и мы молча внимали вкусу и аромату знаменитого восточного чая. Да, это был действительно настоящий пуэр, тот самый земляной чай с таким необычным и непривычным для обывателя вкусом. Его суть нужно было понять и прочувствовать, ею нужно было проникнуться, только тогда цветок этого чая распускался внутри самого человека, даруя ему новые, ранее незнакомые ощущения.

– Ну как вам чай, Джереми? – поинтересовался профессор.

– Это просто превосходно, – произнес я, чувствуя, как обретаю состояние максимальной ясности.

– Замечательно, значит вы полностью прониклись его вкусом, – обрадовался профессор.

– Иначе и быть не могло, – улыбнулся я.

– Ну что же, пора продолжить, сегодня стоит завершить рассмотрение оставшихся личных дел, – профессор подтянул очередную папку, одновременно поправляя очки на носу.

– Профессор, можно кое-что у вас спросить? – в моей голове вдруг возник один любопытный вопрос.

– Да, конечно! – отвлекся от документа профессор.

– Все те люди, дела которых вы отобрали, являются пациентами третьего этажа, верно? – спросил я.

– Абсолютно, верно, Джереми. Пациенты с четвертого этажа опасны, о чем я уже ранее говорил, поэтому взаимодействие с ними невозможно. Если вы хотите убедить меня в том, чтобы рассмотреть кого-то из них, то я вам отвечу категорическим отказом.

– Но ведь они такие же люди, как и все остальные, просто они сильнее больны, чем другие, разве нет?

– Понимаете, Джереми, те, кто содержатся на четвертом этаже, не просто сильно больны, – профессор чуть-чуть наклонился ближе ко мне.

– Они чудовищно сильно больны, – произнес он полушёпотом. – Общение с ними не сулит ничего хорошего, поверьте мне. Там содержатся те, кто, к великому сожалению, уже никогда не будут способны покинуть эти стены, так как их пребывание среди людей невозможно, оно чревато массовым безумием и полнейшим хаосом, – лицо профессора выглядело немного взволнованным, даже, можно сказать, испуганным.

– Хорошо, профессор, но я не настаивал на том, чтобы привлечь кого-то с четвертого этажа, нет, я лишь хотел уточнить у вас – пациенты с какими диагнозами и болезнями содержатся там, – слукавил я.

– Джереми, там находятся люди с крайне тяжелой формой шизофрении, которые не поддаются никакому лечению. Но помимо всего прочего, они не просто отстранившиеся от нашего мира, как, к примеру, Питер Адамс. Нет, у них все, наоборот, они всячески пытаются ворваться в наш мир, распространив чуму своих страшных и извращенных мыслей, вот, что действительно страшно. Поэтому я вас предостерегаю от любых порывов познакомиться или заговорить с кем-то из них. Не надо нарушать равновесие своей собственной жизни.

– Хорошо, профессор Говард, больше не возвращаемся к теме четвертого этажа, вы дали мне исчерпывающую информацию, – сказал я, изобразив на лице полнейшее равнодушие к этой теме. Но не знаю, поверил ли мне профессор, ведь все мои мысли в этот момент были нацелены на то, чтобы разузнать поподробнее о том, что за личности обитают на загадочном четвертом этаже, и уж не там ли обитает безумец, встреча с которым необходима мне, согласно карточному раскладу мистера Альберто.

– Спасибо за понимание, Джереми, просто я немного обеспокоен на этот счет, поэтому попросил вас выбросить любые мысли об этом месте, давайте сделаем вид, что его просто не существует, вот и все.

– Никаких проблем, уважаемый коллега. Я уже практически забыл об этом месте, сфокусировавшись на нашем очередном кандидате, – я улыбнулся, глядя в глаза профессора. И видимо это на него подействовало должным образом, так как он мгновенно переменился в лице, став спокойным и расслабленным, о чем свидетельствовали исчезнувшие бугорки на его скулах.

– Итак, смотрим, кто же у нас следующий претендент на то, чтобы увековечить себя в книге мистера Смита, – весело пропел профессор, открывая следующее досье.

Пока доктор Говард радостно что-то бормотал под нос, зачитывая дело очередного пациента его драгоценной психиатрической клиники, я думал о том, что же за ужасающие личности содержатся там на четвертом этаже, на этаже, который находится под строжайшим контролем, доступ на который строго ограничен. К слову, попасть туда могут лишь непосредственно сотрудники данного медицинского заведения и служба охраны, следящая за порядком и безопасностью на всех этажах больницы, остальным же вход туда запрещен. Надо бы поднять информацию и разузнать об этом этаже побольше, уж больно любопытным кажется мне это место, а пока же стоит изображать полную заинтересованность тем, что мне сейчас предлагает профессор.

– Мистер Стенли Роуз, хороший парень, добрый, он много полезного может привнести для вашей книги. Ему двадцать пять лет, его изначальный диагноз – умственная отсталость, она же олигофрения. Очень жизнерадостный человек, обожает раскраски, мягкие игрушки и солдатиков. Вам определенно стоит понаблюдать за ним… – начал описание профессор.

– Простите, доктор Говард, – перебил я профессора.

– Да, Джереми?

– Не могу понять одну вещь. Если мистер Роуз страдает от олигофрении, то почему он находится у вас, такие люди обычно нуждаются в специальных заведениях, где они проходят процесс социальной адаптации. А чаще всего их приводят родители, которые порой еще и наблюдают за тем, как специалист корректирует поведение больного. А здесь уже зрелый юноша, но почему-то находящийся в вашей клинике, которая, насколько я понимаю, имеет несколько другую направленность, – уточнил я, не понимая, зачем вообще доктор предлагает мне такой вариант, ведь с ним я точно не смогу побеседовать, а если и смогу, то не думаю, что он предоставит мне что-то ценное. Мне даже представился образ здоровенного юноши, который сидит за столом с карандашами и увлеченно что-то раскрашивает, активно пуская слюни от столь высокого увлечения.

– Вы абсолютно правы, Джереми, людьми с таким диагнозом обычно занимаются другие учреждения, хотя и мы, при необходимости, можем осуществить необходимые процедуры, у нас для этого есть квалифицированный персонал, но только в определенных случаях, коим является и случай мистера Роуза. Видите ли, помимо умственной отсталости, Стенли страдает ещё и шизофренией, которая начала развиваться на фоне его первоначального диагноза, то есть, по сути, мистер Роуз страдает олигошизофренией, а это уже наша область, поэтому здесь мы имеем возможность наблюдать не только задержки в развитии интеллекта, но и возникшие на его фоне бредовые мысли и галлюцинации. Хотя изначально они и не были заметны. Вообще у людей, страдающих умственной отсталостью, сложно выявить иные психические нарушения, так как первичный диагноз, в их случае, является своего рода ширмой, за которой может скрываться все что угодно. Такие люди встречаются крайне редко, то есть намного реже, чем люди, страдающие любой другой формой слабоумия. Понимаете, о чем я?

– Поэтому вы и предложили мистера Роуза, так как он уже наделен двумя недугами одновременно, эдакий джекпот в печальном смысле, что, вероятно, может заинтересовать обычных читателей.

– Все правильно, Джереми, поэтому я и отложил это дело, так как этот диагноз может быть интересен. Правда мы еще не до конца выявили одну вещь, – задумчиво произнес доктор.

– Какую же, профессор? – полюбопытствовал я.

– Что в случае мистера Роуза было первично, умственная отсталость, на фоне которой разыгралась шизофрения, либо же ранняя шизофрения, на фоне которой начались задержки в умственном развитии. Пока официально мы придерживаемся первого варианта, но все же есть сомнения, так как Стенли попал к нам в уже достаточно зрелом возрасте, поэтому весьма сложно найти начало клубка, который мы с коллегами тщательно разматываем. Вот я и подумал, что вы своим взаимодействием с данным пациентом прольете свет на некоторые темные пятна его прошлого, что благоприятно поспособствует и нашему медицинскому исследованию.

– Теперь я все понимаю, мистер Говард, но ничего не обещаю, я планирую выбрать лишь нескольких из представленных, тех, кто мне покажется наиболее интересным для написания моей книги, – сразу предупредил я.

– Конечно, Джереми, я не настаиваю, я лишь даю пояснения на счет сделанного мной лично выбора, а окончательное решение все равно будет за вами.

– Ну тогда продолжим, профессор, – понимающе кивнул я.

– Продолжим, – профессор достал уже шестое за сегодня досье, открыл папку и начал зачитывать, конфиденциальную для посторонних людей, информацию.

Я же сидел в кресле, поглощая остатки остывшего пуэра, мне было уже откровенно скучно, мои мысли уже плохо фиксировались на словах профессора, они уносились куда-то прочь из этого места, в какие-то далекие и забытые пространства, расположившиеся где-то за темным и дремучим лесом. Я шел по этому лесу, аккуратно ступая по тропинке, которую было безумно страшно потерять, но лес, к счастью, быстро закончился, и передо мной возникли две огромные башни. Я же, не долго думая вошел в одну из них, но там ничего не оказалось, поэтому я ринулся во вторую башню, но она была заперта, я начал дергать ручку, но дверь не поддавалась, тогда я начал тянуть еще сильнее, но результата все равно не было. Во время моей очередной попытки, дверь вдруг внезапно зашипела и засветилась, а на ее поверхности стала проявляться какая-то неразборчивая надпись, но приглядевшись я все же смог разобрать слова, которые гласили: «Доступ на четвертый этаж ограничен».

– Что думаете на этот счет, Джереми? Только представьте себе, он трижды пытался свести счеты с жизнью, но у него ничего не вышло, он настолько потерял интерес ко всему, что его окружает, что теперь просто сидит в палате, полностью равнодушный ко всему происходящему. Да, удивительный случай, когда теряешь не только интерес к жизни, но и к смерти в том числе, – обращенные ко мне слова профессора быстро привели меня в чувство.

– Да, мистер Говард, это действительно необычно, прошу прощения, я что-то прослушал, почему он хотел покончить с собой? – произнес я, собираясь с мыслями.

– Старику не столь важна была причина, чтобы наложить на себя руки, сколько сам процесс. Он вбил себе в голову, что там, за гранью его жизни скрывается что-то действительно стоящее, нечто более важное, чем его здешнее существование, поэтому он хотел поскорее заглянуть туда, правда это оказалось не праздное любопытство, а серьезное психическое отклонение, остро проявившееся во время возрастного кризиса. Только представьте себе, жил себе человек спокойно, а потом с наступлением пятидесятилетнего возраста – бац! И решил покончить с собой. Действительно удивительный случай, хотя и не редкость, никакой возраст не защищен он эмоциональных вспышек, последствия от которых могут быть весьма плачевными.

– Получается, что если бы не его попытка суицида, то вы бы никогда не узнали о том, что он чем-то болен?

– Конечно, Джереми! Вы даже не представляете сколько людей с нарушениями психики живет среди нас, вы же, как врач, прекрасно понимаете, что здоровых людей практически не бывает, чуть ли не у каждого можно найти то или иное заболевание, связанное с неправильным питанием, вредными привычками или тяжелой наследственностью. В нашей области все тоже самое, только здесь свою роль играет стресс, вредные вещества, генетические нарушения, а порой и какие-нибудь совсем необъяснимые явления. Пока необъяснимые.

– Да, понимаю, профессор, ведь далеко не каждый спешит обращаться к врачам, имея для этого свои веские причины, а когда дело доходит до критической точки, то врачи, зачастую, бывают уже бессильны. Я хорошо знаком с этим, часто приходится наблюдать за людьми, которые сами осознанно похоронили себя, абсолютно пренебрежительно относясь к своему здоровью. И если в моей сфере это явление более чем популярно, то страшно представить, что творится у вас.

– Да, Джереми, одно дело пойти к врачу с жалобой на головную боль, кашель или проблемы с сердцем, а другое дело прийти к врачу с такими проблемами, как необъяснимая агрессия, бесконтрольные приступы паники, галлюцинации и прочее. Никто не хочет связывать себя с чем-то сумасшедшим и безумным, поэтому всячески сторонятся таких учреждений как наше. А ведь они не уйдут от того, что скрывается в них. Они не смогут обмануть себя, если ты хоть на мгновение задумался о собственном сумасшествии, то будь смелым, сделай решительный шаг, ведь это первое, что тебе необходимо – приди сюда и скажи о том, что творится в твоей голове, и поверь, тебя никто не оставит в беде. Но люди… люди предпочитают жить в самообмане.

– Да, с этим сложно не согласиться, коллега, все это действительно печально, но увы, мы не в силах повлиять на все человечество, поэтому будем делать лишь то, что мы способны делать, а это уже не мало.

– Слова настоящего профессионала! – радостно похвалил профессор.

– Спасибо профессор, хотя до вас мне, конечно, еще далеко, опыта маловато, – рассмеялся я.

– Ну это не столь важно, главное мозги, чтобы они на месте были, – в ответ рассмеялся мистер Блэк.

– Ещё и работали должным образом, – поддержал я.

Мы с профессором Говардом Блэком немного разрядили обстановку смехом и шутками, после которых было легче взаимодействовать и фокусироваться на новой информации, ведь это была та самая, столь необходимая, перезагрузка. Да и мистер Говард Блэк был весьма эрудированным и смышленым человеком, беседовать с ним было действительно интересно.

– Ну что же, Джереми, у нас остался последний пациент, досье на которого я вам сейчас и зачитаю, – профессор положил перед собой личное дело оставшегося кандидата.

– Я готов, профессор, – я поудобнее расположился в кресле.

– Итак, мистер Роб Джефферсон, тридцать два года, родом из Детройта. Его диагноз – шизофрения. Основными симптомами являются регулярно посещающие его галлюцинации. Ему часто мерещатся какие-то призраки, мертвецы, тени, вампиры и прочая нечисть. Но он не только видит их, но еще и пытается убедить окружающих в том, что его видения реальны. Сам он не агрессивен, наоборот, он вполне весел и общителен, особенно если начать его расспрашивать о том, что он видит, а этим он начинает охотно делиться. Помимо галлюцинаций ему присущ параноидальный бред, ему все время мерещится, что его кто-то преследует, что за ним кто-то ведет тайную охоту. Поэтому, несмотря на всю свою внешнюю коммуникабельность, внутри он очень зажат и напряжен. А попал он сюда после того, как его мать позвонила в клинику, когда он с криком выбросился из окна дома, спасаясь от какого-то очередного приведения. Ему тут же вкололи успокоительное, так как он был в состоянии сильнейшей паники, даже пытался убежать с переломанной ногой, которая не выдержала экстремального прыжка с третьего этажа. Но при этом он не унывает, понимает, что болен, слушается врачей, старается бороться с недугом, но шизофрения на то и шизофрения, что во время приступа он уже не способен себя контролировать, его охватывает страх, он пытается сбежать, спрятаться куда-нибудь, а в палате начинает звать на помощь, крича о том, что сейчас его убьют, что кто-то нашел его, вычислил и теперь расправится с ним. Поэтому к нему тут же отправляется дежурный врач, который снимает приступ, но, к сожалению, укол дает лишь временный эффект. Но есть и положительная динамика, которая связана с его высоким доверием по отношению к медицинскому персоналу, припадки стали проявляться значительно реже, но галлюцинации пока не сильно спали. Все же он их продолжает видеть, вот только реакция на них у него уже не такая бурная, а порой и вообще безразличная.

– Это, безусловно, хороший результат, ведь случай действительно тяжелый. Но, не скрою, при этом весьма любопытный, – произнес я, думая о том, что подобный пациент мне очень интересен, хотя, вероятно, он никак и не связан с той глобальной задачей, которую мне поставили карты Альберто.

– Да, все вещи, связанные с чем-то мистическими, вызывают у людей любопытство, это естественная реакция, даже среди здравомыслящих и образованных людей как мы, и то возникает внимание к чему-то эдакому. А уж у многомиллионной публики оно бессомненно вызовет глубочайшую заинтересованность, – подмигнул профессор.

– Да, возможно, вы и правы, мистер Говард. Сегодня я получил огромное количество информации, на анализ которой мне потребуется какое-то время. Вообще я рассчитывал, что уже сегодня встречусь с некоторыми вашими подопечными, но глядя на часы понимаю, что это уже не предоставляется возможным.

– Бог мой, уже четверть одиннадцатого! – воскликнул профессор, посмотрев на часы.

– Да, я тоже думал, что это займет не более получаса, ну в крайнем случае час, но никак не более двух часов, в которые мы тоже не уложились, – поддержал я удивление профессора.

– Тогда предлагаю потихоньку заканчивать, сегодня общение с пациентами все равно не состоится, так как у них отбой в девять вечера, да и общение перед сном не пойдет им на пользу, нервная система может перевозбудиться. Поэтому предлагаю перенести общение на утренние или дневные часы. Что думаете на этот счет?

– Только если брать отгул на работе, иначе никак не получится. Давайте поступим следующим образом, завтра я поговорю с начальством по поводу того, чтобы взять отгул на послезавтра, если все срастется, то буду у вас с утра, об этом я завтра предварительно проинформирую вас по телефону. Что скажете? – я заранее подготовил ручку, чтобы поставить отметку в своем ежедневнике.

– Отличная идея, если все получится, то я жду вас в четверг в девять утра в этом кабинете. А вы к этому времени определитесь с пациентами. Кто же вам все-таки больше всего подходит, с кем бы вам хотелось пообщаться для написания книги. Вообще предлагаю не ограничиваться и выбрать нескольких человек, а я обещаю вам все организовать, на этот счет не переживайте.

– Я так и думал, профессор, что из семи кандидатов я выберу, наверное, трех наиболее подходящих, проведу с ними всеми беседу, а там и посмотрим, может с кем-то потребуется встретиться повторно, если это будет возможно, а то за один разговор всего не выяснишь, – высказал я свое личное видение ситуации.

– С этим не будет никаких проблем, если разговор пойдет нормально, то можно без вопросов устроить и повторную встречу, это всем пойдет только на пользу, поэтому я всячески поддерживаю такое развитие событий.

– Тогда договорились, мистер Говард, завтра на работе я позвоню вам, чтобы проинформировать о наших дальнейших действиях. И большое спасибо за оказываемую вами помощь, если чем-то смогу вас отблагодарить за это, то буду очень рад этому, – произнес я, вставая с кресла, попутно складывая в портфель ручку и записную книжку.

– Джереми, что вы, это абсолютно безвозмездная помощь, да и к тому же это такая мелочь, пустяк, который для меня ничего не стоит, не переживайте по этому поводу, тем более что вы интересуетесь всем этим не из праздного любопытства, а ради великой цели, – улыбаясь произнес профессор, протягивая мне руку.

– Если из моего стремления получится что-нибудь удачное, то мы оба будем знать, что это произошло не без вашего участия, – произнес я, пожимая руку профессора.

– Да будет так, – слегка рассмеялся профессор. – Джереми, давайте я вас сам провожу до выхода, – любезно предложил он.

– Конечно, доктор Говард, – согласился я.

Около половины одиннадцатого я покинул территорию парковки медицинского учреждения под названием «Обитель надежды», теперь перед мной стояла задача в том, чтобы организовать себе отгул на работе на послезавтра, ну и, конечно, к этому времени выбрать нескольких претендентов для того, чтобы провести с ними беседу, на основе которой я и напишу свою первую книгу. Хотя истинной целью является вовсе не написание книги, которое служит скорее неким прикрытием или ширмой, а выполнение задачи, которую мне поставил господин Альберто. Хотя, если быть честным и откровенным с самим собой, то я порой уже начинаю забывать о своей изначальной цели, ради которой я все это и затеял. Ведь тема создания какого-то творения меня настолько вдохновила, что я даже в какой-то степени стал одержим этим. Странно, ведь все это было настолько на меня не похоже.