Текст книги "Избранница Шахрияра"

Свиток десятый

Глубокой ночью корабль принца Шахрияра вошел в порт. Белль лениво выглянула в иллюминатор:

– Какая темнота… Как страшно… Мой принц, быть может, нам лучше будет остаться здесь до рассвета? Поверь, я могу сделать так, что время для тебя пролетит незаметно.

Томная нега в голосе девушки заставила сердце Шахрияра биться сильнее. «Вот так, глупый лекаришка, – подумал принц. – Если бы Белль, моя мечта, была тем самым средоточием зла, разве не спешила бы она на берег? Разве не уговаривала бы меня спустить шлюпки и отправиться во дворец, едва лишь огни столицы показались бы на горизонте?»

– Увы, моя прекрасная греза, такого я себе позволить не могу. Хотя мысль остаться с тобой вдвоем здесь, вдали от всех, мне кажется весьма заманчивой.

– Подумай, мой повелитель, и не торопись отдавать приказ…

– Нет, Белль, – в голосе Шахрияра зазвенел металл. – Приказ уже отдан, сходни спущены. Собирайся, нам пора.

Превращение изнеженного любовника в жесткого повелителя было поистине мгновенным. И Белль ничего не оставалось, как подчиниться. Ее сборы были бы весьма долгими, ибо за несколько дней пути Шахрияр положил к ее ногам много щедрых даров: платья и украшения, лакомства и – о Аллах великий, это-то зачем? – книги в переплетах из толстой телячьей кожи… Но отданный приказ касался не только поклажи принца, и поэтому девушке оставалось лишь надеть темно-лазурное бархатное платье, сшитое по ромейской моде (и найденное, конечно, в сундуках ромейского купеческого судна).

Горячие кони, запряженные цугом, всхрапывали от нетерпения. И вскоре кавалькада уже неслась по улицам вверх от порта.

Несколько мгновений – и показались огни: дворец халифа готовился встретить старшего принца. Слуги, прекрасно осведомленные о суровом нраве наследника, двигались быстро и бесшумно. Поэтому Белль показалось, что из тесной каютки в роскошную опочивальню ее перенесли джинны.

– Аллах всесильный, – простонал Шахрияр, сбрасывая с себя перевязь с мечами. – Как же я устал…

– Устал? – Девушка подняла на принца удивленные глаза. – От чего, мой повелитель? Мы же не пробыли в дороге и часа. Я подумала, признаюсь, что тебе служат сами духи огня – столь быстро мы добрались до покоев.

– Глупышка… – Голос Шахрияра смягчился на мгновение. – Лошади шли почти шагом. Они просто спали на ходу. А мне сегодня еще предстоит разговор с братом. Не могу же я вырывать своего любимого младшего брата надолго из объятий любимой женушки.

– Не злись, свет моей жизни, – промурлыкала Белль, надевая тяжелый ромейский бархат. – Твои повеления исполняются мгновенно. Так повели же что-нибудь мне…

Глаза Шахрияра вспыхнули в предвкушении.

– Я тебе велю, – проговорил он вмиг севшим голосом, – всегда оставаться такой как сейчас. И ни на минуту не забывай, что я жажду тебя всегда…

– Слушаю и повинуюсь, – прошептала Белль, легко опускаясь на колени. – Я буду твоей каждый раз, когда ты этого пожелаешь.

– Однако, моя греза, придет еще твое время. А сейчас я покину тебя. Но когда вернусь…

И вновь Белль повторила:

– Я буду твоей каждый раз, когда ты этого пожелаешь.

«Аллах всесильный, – пронеслось в голове Шахземана. – Ну почему церемониймейстер всегда выглядит так, будто он и есть халиф? Должно быть, повелитель всех правоверных, ты что-то напутал и нашему Рахману суждена была совсем иная доля».

Рахман, церемониймейстер, тем временем набрал полную грудь воздуха и громко провозгласил:

– Его светлейшее высочество, наследник престола, Шахрияр Карим, сын великого халифа Мехмета, Льва Кордовы!

Голос почтенного Рахмана достиг, должно быть, самого дальнего из поворотов коридора. Но тишина, окутавшая в этот поздний (или, быть может, уже ранний) час сонный дворец, не рассеялась. Более того, еще яснее стало, сколь мало пристало так кричать в тиши уснувших опочивален.

– Угомонись, почтенный Рахман, – совсем по-домашнему прозвучал голос Шахрияра. – Отправляйся спать, мы с братом можем побеседовать и без твоей недремлющей охраны.

– Повинуюсь, – величественно склонил голову церемониймейстер.

Его шаги, неторопливые и достойные, еще звучали в тиши коридора, когда Шахрияр поднял на брата слезящиеся глаза.

– Шахземан, мне хотелось бы обсудить с тобой весьма важное, но пренеприятное известие, которое принес гонец сегодня на рассвете…

«Надеюсь, к нам сегодня никто не приедет…» – подумал Шахземан, но в ответ лишь поднял на брата вопросительный взгляд.

И, не удержавшись, присвистнул. Ибо сейчас, при ярком свете светильников, сидящий рядом Шахрияр, который был старше Шахземана на каких-то четыре года, выглядел старше их отца, шестидесятилетнего Мехмета.

– Аллах всесильный! Брат, что с тобой?!

Теперь пришел черед Шахрияра недоуменно смотреть в изменившееся лицо брата.

– Ты захворал? Какой недуг довел тебя до столь печального вида?

– Ты, должно быть, брат, совсем с ума сошел… Я здоров как бык.

– Прости мне мой вопрос, наследник, – в голосе Шахземана зазвучала издевка. – Но если перед собой я вижу не пышущего здоровьем мужчину, а изъеденного годами старца, то, конечно, спрошу, чем страдает тот, кто называет себя «здоровым как бык». Быть может, разум мне и изменяет, но тебе же не может изменить твое отражение в зеркале…

– Аллах великий, ты стал разговаривать, как ненормальная баба, а не как будущий мудрец! Давай уже закончим этот разговор безумцев и перейдем к делу.

– Нет уж, брат. Ни к какому делу мы не перейдем, пока ты не взглянешь на себя в зеркало, дабы увериться, что мой разум светел и я, будущий мудрец, не обманываю тебя.

Шахрияр пробурчал что-то себе под нос и потянулся за драгоценным венецианским даром, обрамленным в золотую раму. Еще вчера подобное движение не доставило бы ему ни малейшего труда, но сейчас Шахрияр вдруг ощутил, как тяжела золотая оправа, сколь слабы его руки и как страшно болят все суставы, стоит ему лишь шевельнуться на мягких подушках.

– Проклятый ветер, – пробурчал принц. – Должно быть, я застудил руки, когда мы наткнулись на тот странный корабль.

– Ты боишься взглянуть в глаза правде, брат мой. Ведь ты даже не поднял взора, чтобы увидеть собственное отражение.

– Запомни, ничтожный, – хотел прорычать Шахрияр. – Я ничего не боюсь…

Он пытался быть суровым, но вместо этого был жалким, так бессильно звучал его голос. «Должно быть, лекаришка чего-то недоглядел. И кораблик-то полон был более чем неприятных сюрпризов… Вздернуть бы его на рее – и вся недолга…»

Но все же Шахрияр заставил себя посмотреть в зеркало. О да, его брат был воистину прав! Ибо на Шахрияра, черноволосого и чернобрового великана, смотрел из зеркала седой и наполовину лысый старик.

– Аллах всесильный… – прошелестел Шахрияр. Ему показалось, что он стал чувствовать себя еще хуже, чем несколько минут назад, когда только вошел в малый зал для церемоний.

– Так-то, брат, – устало отвечал Шахземан. – Поэтому мы сейчас не будем с тобой беседовать о серьезных делах, но призовем лекаря, дабы указал он, что нужно сделать для излечения моего старшего брата.

– Старого брата, – нашел в себе силы криво усмехнуться Шахрияр.

– Захворавшего брата, – вновь проговорил Шахземан.

Он легко поднялся с подушек и, распахнув тяжелые кованые двери, закричал в глубину коридора:

– Лекаря Анвара сюда!

Зазвучали торопливые шаги – охрана бросилась исполнять повеление. Вслед зазвучал еще один приказ Шахземана:

– И призовите госпожу Герсими!

– Брат, – тихо и устало проговорил Шахрияр. – Мне кажется, что ты слишком перепугался. Сейчас мы расстанемся, я отдохну, а утром все спокойно обговорим…

– Брат мой, – взгляд Шахземана был серьезен. – Я испугался, ты прав. Честно говоря, я не просто испуган – я в отчаянии. Но прежде чем появится Анвар, мудрый лекарь нашего батюшки, расскажи мне, что произошло с тобой в этом плавании.

– В плавании? При чем тут плавание, глупый?

– Но еще десять дней назад я провожал на пирсе тебя, брат мой… И был ты силен, как слон, черноволос и легок в движениях. Сейчас же я вижу перед собой…

Шахрияр поднял на брата глаза.

– Да ты и сам это видишь: больной лысый старец, едва переставляющий ноги. Должно быть, пустынная лихорадка, что живет в песках Либии, обожгла тебя огненным вихрем.

Шахрияр покачал головой.

– Мы не опускались к пескам Либии, брат. Мы вышли в океан мимо столпов Джебель[6]6
  Гибралтар.


[Закрыть] и отправились на полудень… Вскоре нам встретился удивительный корабль…

И Шахрияр рассказал брату о том, как он ступил на палубу корабля-пленителя, о том, как спас девушку необыкновенной красоты, что почему-то сильно испугало корабельного лекаря. И о том, как великолепна оказалась пленница этого корабля, ведь не зря же ее имя Белль – прекраснейшая.

– Должно быть, брат, она и в самом деле великолепна. Если уж ты так превозносишь ее красу и ласки.

– Она лучшая из женщин, брат, поверь мне. Я дал ей обещание, что она станет моей спутницей, никогда не переступит порога гарема.

– О Аллах всесильный…

Многое хотел сказать Шахземан своему старшему брату, но не успел – распахнулись двери и Герсими легкой тенью вбежала в малый зал церемоний.

– Ты звал меня, мой муж и повелитель?

– О да, Герсими. Как ты заговорила…

– Меня учит лучшая из наставниц… Хотя, полагаю, я здесь не для того, чтобы сдавать экзамен.

– О да, моя душа. Шахрияр заболел: он нашел где-то в море странный корабль и, насколько я понимаю, подхватил какую-то неведомую хворь…

– Ах, как нехорошо, – покачала головой Герсими и присела рядом с дремлющим Шахрияром.

Ее тоже поразила внезапная старость принца, но сейчас было не время причитать.

– Муж мой, – прошептала Герсими, осторожно касаясь тонкими пальцами висков Шахрияра. – Я чувствую, что некая сила, быть может, некое существо, высасывает из твоего брата саму его жизнь. Сейчас он лишь сосуд, наполненный кормом для кого-то… кого-то страшного… Мне кажется, что это существо… Что оно подобно гусенице, которая торопливо насыщается, дабы потом, переждав какое-то время, расправить крылья…

– Глупости говоришь, малышка, – проскрипел, не открывая глаз, Шахрияр. – Просто скверный полуночный ветер… Я простудился, и все, что мне нужно – хорошенько выспаться.

Герсими подняла на мужа глаза. Что-то в лице Шахземана удержало ее от лишних слов. Она лишь ласково провела пальцами по лбу и щекам принца.

– Отдыхай, повелитель. Должно быть, ты прав. Сейчас лекарь составит снадобье, которое вернет тебе силы…

Герсими встала и сделала несколько шагов к окну. Ночь была тиха и черна. И девушка увидела, что так же черно беспокойство ее мужа.

– О чем ты задумался, Шахземан?

И во второй раз стены малого зала услышали историю странного корабля-пленителя, рассказ о прекрасной пленнице и том, сколь желанна она оказалась для принца Шахрияра.

– И кажется мне, жена моя, что не Анвара-лекаря следует нам звать, – закончил свой рассказ Шахземан. – А призвать отряд охраны и привести сюда эту «желанную женщину», которой обещана жизнь жены принца.

В глазах Герсими заплескался страх.

– Должно быть, это вовсе не женщина, муж мой. Мне тоже ведомы истории о семенах Зла, которые таким образом входят в наш мир. Боюсь лишь, что одних моих сил не хватит для того, чтобы уничтожить эту страшную силу.

– Ты не одна, малышка, – нежно прошептал Шахземан. – Рядом я, где-то, надеюсь, всегда присутствует, пусть и незримо, твоя поистине великая матушка. Но есть еще и заговоренное холодное железо – страшная клетка, которая некогда смогла удержать джиннию-злодейку…

Герсими вспомнила, как несколько дней назад Шахразада поведала ей о том, как джинния эта забрала силы и молодость у красавца принца, превратив его в горбуна.

Шахземан тем временем уже отдавал распоряжения. Герсими заметила, что муж все чаще поглядывает на задремавшего брата и старается говорить как можно тише.

– Должно быть, мой муж и повелитель боится потревожить сон брата, – прошептала Герсими. Сейчас у нее не хватило сил улыбнуться тому, что уроки Шахразады все же не прошли даром.

Она стояла у распахнутого в сад окна. Ночь была бархатно-теплой, но девушке казалось, что вокруг – ее зимняя родина и холодный ветер выдувает остатки самой жизни из ее слабеющей души.

Свиток одиннадцатый

Грохот, раздавшийся вскоре, возвестил, что Шахземан возвращается. О, конечно, грохотали не его, юного принца, башмаки, а состоящая из нескольких частей кованая клетка, похожая на птичью. Хотя вряд ли кому-то из любителей птичьего пения придет в голову сажать соловья за прутья, утыканные толстыми шипами, к тому же направленными внутрь.

– О Аллах великий и всемилостивый, ну что за шум… – едва слышно простонал Шахрияр, с трудом раскрывая глаза. – Я только что уснул… Как смеете вы, ничтожные, тревожить покой наследника?

Последние слова были едва различимы.

– Должно быть, силы покидают его быстрее, чем я смел опасаться, – прошептал Шахземан прямо над ухом Герсими. От неожиданности девушка вздрогнула.

– Ты напугал меня, супруг мой, свет жизни моей.

– Ого, оказывается, Шахразада отличная наставница, – улыбнулся жене Шахземан. – Как я раньше не догадался нанять ее – учила бы меня хорошим манерам, достойным царедворца… Быть может, я бы тогда не поспешил жениться…

Герсими улыбнулась. О, она прекрасно видела, что Шахземан пытается за неуклюжей шуткой спрятать свою озабоченность.

– Любимый, я бы все равно нашла тебя.

Юноша улыбнулся, но улыбка вышла кривоватой. От этой странной, такой непривычной для ее мужа улыбки мысли Герсими приняли совсем иное направление.

– Что принесли сюда слуги? Что это за страшные шипы?

– О, это долгая история, моя греза. Некогда из этих страшных прутьев была сложена клетка, которая смогла пленить джиннию, посмевшую наложить проклятье на наследника древнего рода. Сказку эту я расскажу тебе не сегодня. Мне вполне достаточно знать, что это заговоренное железо по-прежнему хранит магические силы – не зря же властитель далекой страны отдал клетку в нашу Магическую Палату.

Герсими подошла ближе. Потоки холода стали ощутимее – так дует из неплотно прикрытой двери, когда там, вне дома, студеная зимняя ночь и буран только начинает набирать силу.

Девушка не решилась прикоснуться к длинным шипам: ей отлично было видно, что они ничем не смазаны и время от времени вокруг их кончиков пляшут черные сияющие искры.

– Аллах великий, – прошептала девушка, – что это?

И вновь Шахразады не оказалось рядом, чтобы порадоваться успехам своей ученицы.

«Твой муж прав, дочь моя, – услышала Герсими шепот прекрасной Фрейи. – Это ловушка для черных чар. Однако, боюсь, ей не справиться с тем злом, от которого пытается избавиться смелый Шахземан. Даже моих сил, думаю, не хватит для этого…»

«Но тогда принц Шахрияр умрет… – Герсими так привыкла к неожиданным появлениям своей матери, что вовсе не удивилась тому, что слышит ее голос. – Как же быть?»

«Принц Шахрияр все равно умрет, как умрут почти все, кто стоит сейчас на коврах в этой комнате. Так стоит ли оттягивать неизбежное?»

«Ах, матушка, как я иногда боюсь тебя! И твоего всеведения боюсь…»

«Нет, малышка, я вовсе не всеведуща. Просто это свойственно смертным – умирать. И так удивительно, что они, зная об этом, все же отчаянно хватаются за тоненький стебелек жизни».

«Ма-атушка…»

«Я помогу твоему мужу, девочка. Но и ты должна будешь помочь мне. Думаю, что магические силы, которые некогда даровала тебе моя матушка, сегодня понадобятся как никогда».

– А потому, дочь моя, – договорила Фрейя, выступая из полумрака, – соберись с духом.

– Дорогая матушка! – воскликнул Шахземан. – Я знал, что в трудную минуту ты обязательно появишься!

– Льстец, – ласково улыбнулась Фрейя. – Ну разве я могу оставить вас в беде, дети мои? К тому же беда сия столь велика, что в одиночку вы не справитесь. Сил одной только магической клетки не хватит, чтобы спрятать то зло, которое внес по недомыслию в этот мир твой старший брат, сын мой.

В голосе Фрейи прозвучало равнодушное всезнание, сильно напугавшее теперь уже и Шахземана. Но и мужества юноше было не занимать.

– Но я сделаю все, чтобы избавиться от этого зла.

– Ах, люди, как же я удивляюсь всегда этому! И как вас люблю за это, – снисходительно улыбнулась Фрейя. – Да будет так! Все силы, что есть у нас, соберем мы во имя этой цели.

«Сколь бы смешна она ни казалась…» К счастью, эти слова смогла услышать только Герсими.

– А теперь призовем зло сюда!

Шахземан, должно быть, думал, что сейчас посреди комнаты появятся страшные черные тучи, откуда выступит… Но что должно было выступить из туч, принц не знал. А потому несказанно удивился, когда Фрейя просто распахнула плотно закрытые двери и негромко произнесла в черноту коридора:

– Змея-краса, любовь-забава… Приди на мой зов та, что родилась от черных звезд и алых небес, та, чья жизнь есть всеобщая смерть… Та, которая никогда не умрет, ибо никогда не жила…

Нет, не раздался гром, не вспыхнула молния. Даже звука змеиного шипения не услышали стены дворца. Просто на пороге малого зала появилась девушка яркой красоты в весьма скудном одеянии. Она недоуменно оглядывалась, должно быть, не понимая, какая сила призвала ее сюда. Наконец ее взору предстало нечто знакомое.

– Шахрияр… Мой принц, – прошептала она, опускаясь на колени перед дремлющим стариком, в которого с необыкновенной быстротой превращался Шахрияр.

– Нет, не смей! Дочь моя, не дай ей коснуться его руки!

О, то был не голос красавицы богини, то был щелчок бича, ожог души, который взорвал молчание, царившее в малом зале для церемоний.

– Кто ты такая, чтобы командовать здесь? – взвилась Белль, занося над головой Фрейи руку с невесть откуда взявшимся коротким кинжалом.

– Змея! – закричала Герсими. – Мрак, прочь от живых!

Шахземан испугался вида своей горячо любимой жены. Ибо перед ним стояла во всем блеске обретенной силы сама валькирия-воительница, равная любому из мужчин и покоряющая силы, с которыми не справится простой смертный.

«Аллах великий и всевидящий! Ну зачем я увидел это? Клянусь всем, что мне дорого, я постараюсь забыть о том, что моя жена – дочь богини… Иначе я больше никогда не посмею пальцем к ней прикоснуться!»

Меж тем красавицу Белль, в занесенной руке которой все так же поблескивал короткий кинжал джабия, опутали светящиеся веревки – Шахземану показалось, что то были молнии, какой-то неведомой силой собранные вокруг тела девушки.

– Успокойся, – почти ласково проговорила Фрейя. – Тебе ли, глупое порождение Мрака, не знать меня…

Веревки охватывали тело Белль все туже – конечно, если можно так говорить о веревках, сплетенных из огня и извивающихся, словно клубок рассерженных змей. Лицо девушки исказилось, но не от боли. Казалось, за считанные мгновения оно из привлекательного личика молоденькой девушки превращается сначала в холодный лик злой и сильной женщины, а потом в отвратительное обличье мстительной злобной старухи.

Шахземан не мог отвести глаз от этого зрелища, столь гипнотическим было превращение красавицы в саму смерть.

– Сегодня ты победила меня, Мать Мщения, – прошептала, нет, прошипела Белль. – Но так будет не всегда. Когда-нибудь я доберусь и до этого червя, ничтожного Шахрияра, и до тебя, слышишь, убогая девчонка…

– Не груби старшим, – покачала головой Фрейя.

Лишь Герсими понимала, сколько сил отнимает у матери этот незримый поединок Света и Тьмы. И лишь Герсими чувствовала, сколь сильно помогает она ей в сражении, в котором еще вчера и не мыслила участвовать.

Шахрияр внезапно открыл глаза. О, теперь на подушках уже не полулежал иссохший старик, а полусидел высокий, вновь черноволосый, сильный как бык мужчина, возвращающийся к реальности из долгой и тяжкой болезни.

– Что здесь происходит? Кто вы все? Что ты здесь делаешь, Белль? Разве не велел я тебе остаться в моих покоях?

– Ты?! Мне? Разве ты, червь, можешь что-то повелеть?! Да и кому? Мне, чье имя – Дитя Смерти!

Ничего не понимающий Шахрияр молчал, должно быть, только сейчас он увидел, что Белль оказалась здесь явно не по своей воле и все тело ее охватывают странные святящиеся, о нет, горящие путы.

– Тебя, кто вынес меня к свету, но не смог защитить, я проклинаю! Ты, сегодня отказавшийся от меня, завтра откажешься от другой женщины. И будет так каждое утро: та, которую ты пожелаешь вечером, утром будет тебе отвратительна. Лишь одного ты будешь хотеть: немедленной смерти этой мерзкой, как древняя змея, твари… И никогда не станешь ты ей защитой, как не смог стать защитой мне!

Кинжал выпал из пальцев девушки, сама она в этот миг лишилась тела человека, превратившись в колышущийся черный, словно дым, столб. Но черный дым этот не рассеивался – наоборот, столб становился все тоньше и чернее, стягиваемый живыми полосами огня.

– Зять мой, не медли – распахни клетку!

Под сильными пальцами Шахземана клетка раскрылась, как орех. И… в следующий миг захлопнулась, спрятав в своем железном чреве черный дымный столб, по-прежнему окутанный веревками из живого огня.

– Нет, такой темницы будет мало для тебя, душа Зла. Что ж, придется мне отправить тебя туда, где еще много лет не смогут зреть зерна Тьмы…

Клетку затянуло облако странного сиреневато-сизого цвета. А когда оно рассеялось, на драгоценном палисандровом полу остался лишь черный выжженный круг. Исчезла и Фрейя.

– Аллах великий, что это было? – первым пришел в себя Шахрияр.

– Это было чудо – тебя, глупца, спасли от неминуемой смерти силы, о которых нам с тобой, братец, лучше не знать.

Герсими озабоченно покачала головой: обычай молчать, когда разговаривают мужчины, по-прежнему казался ей глупостью и дикостью.

– Ох, муж мой, боюсь, что силы, спасшие великого принца от смерти, не смогли защитить его от проклятия, и теперь слова этого монстра обретут силу в тот миг, когда принц Шахрияр возжелает женщину…

Шахземан и его брат молча смотрели в озабоченное лицо Герсими. Увы, она чувствовала, что права, но не знала еще, что ей самой придется придумывать, как избежать шага в ту пропасть, которая разверзлась перед ней в эту тягостную минуту.