Текст книги "Шак Непобежденный. Автобиография настоящего монстра НБА"

Мне было двадцать лет.

Говоря по правде, я не был до конца убежден, что стану первым пиком. Об этом говорили все, но из моей головы не выходил Кристиан Леттнер и мысли о том, насколько он фундаментально превосходит меня во всем. И хотя мой выход под первым номером считался решенным делом, я все продолжал сомневаться в том, что так оно и будет, потому что у Леттнера были все нужные качества: джамп-шот, работа ног, игра на подборах, ментальная крепость. Даже в тот момент своей жизни, когда моя карьера вот-вот должна была начаться, я все равно не был до конца уверен в своих талантах. Я ни с кем не делился этими страхами, но по ночам они не давали мне заснуть.

Голос отца эхом звучал у меня в ушах: «Держись скромно, держись скромно».

Когда все утряслось, вторым номером оказался Алонзо Моурнинг, а Леттнер стал третьим. Я думал: «Они заблуждаются». Но история говорит нам, что они все-таки были правы.

Переезд в новый город, покупка собственного дома, самостоятельное принятие решений – все это было большим шагом вперед для меня, но я был готов.

Конечно, мама хотела жить поближе ко мне, чтобы приглядывать за мной. В ее сознании я по-прежнему оставался ее Шакилом, и ей нужно было оберегать ее «маленького воина». Первое, что она сделала, когда я перебрался в Орландо – это сходила в Walmart, где накупила мне стаканов, полотенец, тостеров и ворох другого барахла, которое мне толком не было нужно.

В новый дом я переехал в сентябре. Однажды мы разговаривали с почтальоном, и он рассказал нам о корнербэке из «Грин Бэй Пэкерс», который потерял все свои деньги и теперь пытался сбагрить кому-нибудь свой дом. Мы отвезли туда маму, и дом ей очень понравился. Впрочем, ей понравилось бы что угодно. Моя мама была совсем не привередливой. В общем, Люсиль и Сержант въехали туда – в дом прямо напротив дома Бо Джексона.

Моя мама очень добрый, отзывчивый человек, которого мало что способно впечатлить. В этом она чем-то напоминает мою бабушку Одессу. Когда я получил свой первый чек от «Мэджик», я захотел купить бабуле дом за 6 миллионов долларов. Она сказала: «Нет, малыш, там в конце улицы есть один симпатичный домик, он вполне мне подойдет». Тогда я купил ей этот дом и сделал там ремонт.

То же самое относится и к матери. Когда я купил ей тот изумрудный Mercedes, она сказала: «Это очень мило, дорогой, но я не хочу Benz. Меня вполне устроит вот тот пикапчик за двадцать тысяч долларов». Он был подержанным! Я сказал: «Прости, мам, но тебе придется взять этот Mercedes».

Теперь, когда у меня появились деньги, я захотел приобрести себе достойную стереоаппаратуру, поэтому мы с мамой пошли в место под названием Sound Advice. Я пришел туда и почувствовал себя маленьким ребенком. Я хочу все и сразу! Я говорю продавцу: «Мы возьмем этот телик и тот вертак», – а моя мама паникует и говорит: «Сынок, притормози!» Я отвечаю ей: «Мам, все нормально, я плачу. Ты хочешь что-нибудь?»

Разносится слух о том, что я закупаюсь в магазине, и теперь там повсюду болельщики. Я отхожу в сторону раздать автографы и вижу, что мама разговаривает с менеджером. Когда я наконец дохожу до кассы, чтобы оплатить свои покупки, менеджер говорит мне: «Ваша мать подписала вас на программу Lay-A-Way». Я схватил ее, крепко поцеловал и сказал ей: «Мам, обещаю: те дни уже в прошлом».

Вот, что происходит, когда ты становишься № 1 на драфте, а твое имя – Шакил О’Нил: ты подписываешь контракт на 13 млн долларов с Pepsi, на 15 млн долларов с Reebok и еще 20–25 млн долларов получаешь от Kenner, Spalding и производителя коллекционных карточек Scoreboard.

Леонард был умен. Он втянул нас в самый эпицентр «войны газировок» между Coke и Pepsi и в «войну кроссовок» между Nike и Reebok.

Очевидно, что Nike был гигантом. У них были Майкл Джордан, Чарльз Бакли и мой будущий сосед Бо Джексон. Они были очень успешны, но я хотел сам написать свою историю успеха.

Когда я приехал с визитом в Reebok, все сотрудники встречали меня в футболках с надписью «МЫ ХОТИМ ШАКА». Мы провели отличный день с Полом Файерменом, и в компании хотели, чтобы я подписал контракт сразу же. Мне эта идея понравилась, но Леонард сказал: «Нет, мы обещали Nike, что посетим их тоже».

Признаюсь, сердце к ним у меня не лежало. Отец и я встретились с Леонардом в «кампусе» Nike в Орегоне, куда я приехал в куртке Reebok. Все ребята из Nike были очень дружелюбны ко мне, но спустя примерно час Леонард отвел меня в сторону и сказал: «Шак, тебе придется снять свою куртку. Это неуважительно. Фил Найт с ума сходит из-за этого».

Я снял куртку, но все равно предпочел Reebok. С того дня у чуваков из Nike на меня зуб.

Летом, перед отъездом в свой первый тренировочный лагерь в NBA, я пожил в Лос-Анджелесе с Деннисом Трэйси. Я старался играть в баскетбол каждый день. Я все время наблюдал там за Мэджиком Джонсоном, а он каждое утро в 10 часов устраивал маленькие матчи на площадке УКЛА. Поэтому я решил: «Лучше мне поехать туда и заняться делом».

Леонард знал в «ЛА» всех, поэтому смог раздобыть мне приглашение на игру. Я явился в первый день и был предельно серьезен. Давайте работать. Трэйси Мюррей был там, как и Митчелл Батлер, и Мэджик, и Майк Данливи-старший – не сын, игравший за «Пэйсерс», а отец, тренировавший «Бакс», «Лейкерс» и «Клипперс». На тот момент он еще продолжал карьеру игрока и играл за мою команду. Когда я в первый раз оказался в нападении и Данливи стал просить меня бросить ему мяч, я сказал: «Да к черту!» – и сам потащил его из конца площадки в конец. Пытался ли я впечатлить окружающих? Да, пытался. Я совсем не нервничал. Я пришел туда с целью надрать задницы.

Мэджик был очень любезен со мной. Мы мало разговаривали, потому что я не подхалим, но он как будто приглядывал за мной. Много подбадривал в духе «Вперед, юноша». Те баскетбольные матчи были очень сильными, конкуренция там была мощной, а еще это был отличный способ поддерживать себя в форме. Я играл жестко, но не собирался показывать им все – лишь минимум, достаточный, чтобы в свои команды они вернулись встревоженными из-за меня.

Так что жизнь прекрасная. Даже лучше, чем прекрасна. Я впитываю в себя все, как губка. Я в Лос-Анджелесе, но не в Ла-Ла-Лэнде. Я развлекаюсь, я миллионер, и я знаю, что впереди меня ждет нечто еще большее, так что я в каком-то смысле живу на грани. Покупаю вещи, которые не следует покупать, вроде машин, одежды и игрушек.

Когда я только начал приходить на эти дворовые игры в УКЛА, я думал про себя, что я очень крут, но это не так. Я к тому, что там Мэджик. Он там всем заправляет. А я просто еще один чувак.

Мэджик распределяет команды и ведет счет. Он каждое утро приходит туда, чтобы заведовать всем шоу. В тех матчах он мог поймать тебя каким-нибудь обманным движением, а после промаха вскрикнуть: «Фол!» Мы все закатывали глаза, но это же Мэджик, поэтому он получал то, что хотел – прямо как в настоящей NBA.

Я был знаком с ним несколько лет и как-то пришел на его благотворительное мероприятие, Midsummer Night’s Magic. Я только что выиграл приз MVP, и он сказал мне: «Здоровяк, ни к чему оставаться одним лишь именем. Нужно владеть собственностью». А потом ушел прочь.

Я ехал домой и всю дорогу думал: «О чем это он говорил?» А потом я осознал, что он имел в виду. Тогда мы начали работать над моей обувной линейкой. Потом над моей именной линейкой одежды. Потом над реалити-шоу. Спасибо, Мэджик. Еще одна идея, которую я встроил в свой собственный уникальный стиль Шака.

Я немного иначе управлялся с делами, в отличие от других топ-пиков. Многие из них с ходу покупали себе дорогие тачки и скупали дома. В то первое лето после драфта мы с Деннисом Трэйси жили в апартаментах Oakwood на бульваре Сепульведа в Лос-Анджелесе. Деннис взял напрокат Volvo, и все лето мы катались на ней.

Мы жили по соседству с моднейшими клубами города, но не могли попасть ни в один из них, потому что я еще был слишком молод. Roxy был прямо за углом, мы каждый день проезжали мимо него, но внутрь я так и не попал. Мне нужно было поработать, чтобы позволить себе все это.

Сержант предупреждал меня об опасностях внезапно свалившейся известности. Внезапно у тебя появляются друзья, которых ты никогда прежде не встречал. Внезапно такие люди, как квотербек Даг Уильямс, хотят поужинать с тобой. К счастью, Даг Уильямс оказался классным. Он просто хотел дать мне понять, что я могу обращаться к нему, если у меня будут вопросы.

Я жил в ЛА и начал разгоняться, и то и дело натыкался на Арсенио Холла, у которого тогда было очень популярное вечернее ток-шоу. Каждый раз, когда мы виделись, он говорил: «Почему бы тебе не прийти на шоу?» Я все время отвечал: «Нет, спасибо», – потому что не знал, о чем мне говорить.

А теперь начали выходить рекламные ролики со мной, меня только что признали Новичком года, стали всюду узнавать, и вот я вновь вернулся в Лос-Анджелес на лето. Арсенио снова стал упрашивать меня прийти, и я как бы в шутку сказал: «Ну, если я и приду на шоу, то мы должны будем устроить там что-то необычное. Я не хочу быть как остальные спортсмены». Арсенио сказал: «Что у тебя на уме?» До той поры у меня ничего на уме не было, но вдруг в моей голове промелькнула мысль: «Я могу зачитать на твоем шоу рэп вместе со своей любимой группой?»

Ему очень понравилась эта идея. В общем, мы связались с Fu Schnickens, трио рэперов из Бруклина, у которых был очень качовый саунд, и записали с ними трек What’s Up Doc. Всех удивило то, насколько классным он получился.

Вот мои любимые строчки:

Forget Tony Danza, I’m the boss («Забудьте Тони Данзу, я здесь босс»).

When it comes to money, I’m like Dick Butkus («В денежных вопросах я – Дик Баткас»).

Now who’s first pick me, word is born («А теперь, кто у нас первый пик? Я, слово даю»).

Not Christian Laettner not Alonzo Mourning («Не Кристиан Леттнер, не Алонзо Моурнинг»).

That’s okay, not being bragadocious («Это нормально, никакой бравады»).

Supercalifrageltistic, Shaq is alidocious («СуперкалифраджилистикШакизалидошес»).

Peace, I gotta go, I ain’t no joke («Мир вам, а мне пора, я не шучу»).

Now slam it («А теперь вколачивай»).

Jam it, and make sure it’s broke («Забивай так, чтобы щит отвалился»).

Прежде чем мы исполнили ее вместе на шоу Арсенио, Fu Schnickens приехали ко мне домой и записали песню. Они хотели написать за меня мой куплет, но я сделал это сам.

И вот мы пришли на Arsenio Hall Show, на мне красный наряд, который мне сделала девчонка из молла. На нем блестки, рукава у него отрезаны, так что выгляжу я мощно. Аудитория слушает вживую. Мы читаем этот рэп, и видно, что людям очень нравится. Они думали, что я сейчас выставлю себя дураком. Они не осознавали, что прежде чем что-то делать, я сначала тщательно готовлюсь.

На следующий день лейбл Jive Records предложил мне контракт на запись альбома. Я сказал им: «Я не хочу читать рэп только сам. Моя задумка: читать вместе со своими любимыми артистами». Именно это мы и сделали.

На моем первом альбоме, названном Shaq Diesel, были Fu Schnickens, Phife Dawg из A Tribe Called Quest и Эрик Сермон. Альбом стал платиновым, то есть мы продали один миллион его копий. Я также сделал песню с Def Jef под названием I Know I Got Skillz, которая добралась до 35-го места в чарте Billboard Hot 100.

Работать приходилось много, но мне это нравилось. Теперь я был звездой баскетбола, рэпером и звездой кино (об этом буквально через минуту). В каком-то смысле мои миры перемешались друг с другом. На альбоме Shaq Diesel я развлекался, устраивая вербальные порки Ларри Джонсону, Грэгу Энтони и Шону Кемпу. Ничего личного. Просто в этом вся суть моего фриланс-рэпа.

Первое слово, которое я узнал в музыкальном бизнесе, это слово «окупить». Когда мы выпускали первую пластинку, лейбл хотел делать за меня все – микширование, тексты. Нам приходилось записываться на их студиях. Прежде чем ты получишь деньги за свою запись, они должны «окупить» все затраты на их студию. К тому моменту как все получили свои доли, мне остался всего один чек на 60 тысяч долларов. Мой альбом стал платиновым, но я получил с него какие-то крохи. Помню, как говорил Деннису: «Ты издеваешься надо мной?»

После этого я поумнел. Стал следить за тем, чтобы весь контроль над мастерами и песнями оставался у меня. Когда они говорили: «Приезжай на эту студию записываться», – я отвечал им: «Я не хочу платить вам, парни, за использование этой студии. Обойдусь своей».

Мой следующий альбом, Shaq Fu: Da Return, вышел в 1994-м. С ним мне помогали RZA и Method Man.

Наибольшее внимание привлекла песня Biological Didn’t Bother («Биологическому было плевать»).

Я был в Чикаго по делам и шел по улице, как вдруг какой-то чувак говорит мне: «Йоу, мужик. Ну и дела. Как так вышло, что ты не общаешься со своим папой?» Я понятия не имел, о чем он говорит, поэтому позвонил маме, подумав, что Фил что-то кому-то сказал. Я спросил у нее: «Что сделал папочка? Он был на ТВ?» Она ответила: «Нет, другой был».

Она имела в виду Джо Тоуни, человека, утверждавшего, что он мой отец, хотя я не видел его с тех пор, как был маленьким мальчиком. Он сходил на Ricki Lake Show и нажаловался там, что я не хочу иметь с ним дел, хотя он всего лишь хочет познакомить меня с моим сводным братом. Я связался с продюсерами шоу, получил запись эфира и посмотрел ее. Я был очень зол из-за нее. Я думал: зачем этот человек делает вид, будто знает меня и переживает за меня? С нуля до восемнадцати лет я практически не контактировал с тобой. А теперь ты хочешь рассказать мне о других своих детях? Я не хотел, чтобы люди узнали о моем биологическом отце. Он был частью моего прошлого, которое я с радостью бы забыл, и очень болезненной частью прошлого моей матери. Я не хотел говорить об этом. А теперь этот чувак рассказывает обо всем в эфире национального телевидения.

В той поездке со мной был мой дядя Майк, и в самолете на пути в Орландо я написал рэп под названием Biological Didn’t Bother. В припеве пелось You took me from a boy to a man («Ты воспитал из мальчика мужчину»). Это был такой способ сказать Сержанту, что я благодарен ему за его суровую любовь. Трек начинался так:

Yo, Yo, I want to dedicate this song to

Philip Arthur Harrison («Йоу, йоу, я хочу посвятить эту песню Филипу Артуру Харрисону»).

Word up, ‘cause he was the one who took me from a boy to a man («Отвечаю, ведь он был тем, кто вырастил из мальчика мужчину».)

So as far as I’m concerned, he’s my father

‘Cause my biological didn’t bother («Так что насколько я могу судить, он – мой отец, ведь биологическому было плевать»).

Я не знаю, чего ожидает Джо Тоуни, когда бросает восемнадцатилетнюю девушку и ее новорожденного ребенка. Теперь он живет в доме своих родителей и продолжает посылать мне какие-то сообщения, но я не могу иметь с ним дел. Я предан. Фил Харрисон сделал меня тем, кто я есть, к лучшему или к худшему. Вот так. Ничего личного. Филип Харрисон – мой отец и мой папочка. Точка. Без обиняков. Если бы не он, я не знаю, где бы я был сейчас. Поэтому оставь нас в покое, идет? Это довольно просто, по-моему.

Мне нравилось делать рэп-записи, и я смог даже заработать на этом какие-то деньги, но это были крохи в сравнении с моей баскетбольной зарплатой. Я получил отличный опыт, но не собирался зарабатывать себе этим на жизнь.

Людям понравилась моя первая пластинка, и все было хорошо, но рано или поздно это должно было произойти: хейт в индустрии начал набирать обороты. Рэперы начали обижаться на мой успех. Они говорили: «Ты – профессиональный спортсмен, что ты забыл в нашем мире?» Я чувствовал, как течение меняет направление.

Когда вышел Shaq Diesel, его крутили все подряд. Но теперь, когда я сделал вторую пластинку, мне пришлось ездить по радиостанциям и студиям, чтобы продвинуть треки. Они выдавали мне миллион баскетбольных мячей, которые я должен был подписать – иначе они не стали бы включать мои треки.

В первый раз все хотели записаться со мной. Теперь же все начали звонить и говорить, что готовы сделать это снова, но уже за 200 тысяч долларов.

Но было двое ребят, которые так себя не вели. Бигги Смоллс и Jay-Z были очень любезны – лучше некуда. Они сделали это бесплатно. Они говорили мне: «Чел, мне нравится твоя работа. Ты настоящий рэпер».

Бигги Смоллс был наиприятнейшим чуваком. В студии он был настоящим мастером. Другие ребята приходили, чтобы записаться, и зависали в студии на всю ночь. Они снова и снова читали куплеты и перезаписывали их, что-то обрезали и меняли. Свой куплет я всегда готовил заранее, потому что не хотел связывать их. Я работал над своими текстами в самолете после игры. Деннис Скотт, мой лучший друг по «Орландо Мэджик», помогал мне с битами.

Когда приехал Бигги, я зашел в будку и потратил примерно час на свой куплет. Он послушал его и сказал: «Четко. Четко». Потом он сказал: «Ты готов ко мне?» Я протянул ему ручку и кусок бумаги, но он сказал: «Я не пишу, пес».

Он вошел в мою студию и спустя пятнадцать минут выдал потрясающий рэп. Проблема была в том, что он был слишком вульгарным. Я сказал ему: «Эй, Бигги, нам надо подумать о детях», – после чего он вернулся обратно и спустя еще пятнадцать минут выдал нечто еще круче.

Jay-Z был таким же. Исключительный профессионал. Он появился на моем альбоме You Can’t Stop the Reign. Альбом был забит крупнокалиберными звездами, в числе которых были Mobb Deep, DJ Quik и Notorious B.I.G., также известный как Бигги Смоллс.

Бигги был поражен тем, что у меня было. К тому времени я уже переехал в свой дом мечты в Орландо площадью почти 6 тысяч квадратных метров, и он сказал: «Однажды у меня тоже все это будет. Я стану лучшим».

И он стал бы. Он был молод, талантлив и амбициозен. Каждый раз, когда мы с ним виделись, мы выказывали друг другу максимум любви.

Последний раз я видел его 8 марта 1997 года. Мы отмечали мой день рождения, и я был в гипсе. Я ехал по бульвару Сансет и увидел огромную пробку. Бигги мог быть довольно импульсивным, и там он вступил в словесную перепалку с людьми, поэтому мы с дядькой Джеромом Кроуфордом (он был моим телохранителем) остановились, вышли из машины, и я сказал: «Бигги, какого хрена ты делаешь?»

Он улыбнулся и сказал: «Не кипятись, Шак. Я просто решил набить тату. Потом у меня вечеринка. Обязательно приходи, брат». Я сказал ему: «Ладно, прикатим. Увидимся позже». Мы отбили кулачки, и я отчалил.

Бигги выступал на церемонии Soul Train Music Awards, а потом собирался отправиться на афтепати в автомобильный музей Петерсона.

Я тоже собирался сходить на эту вечеринку. Надел свой белый костюм и белую шляпу. Тем вечером я собирался стать там настоящей звездой. Но я был чертовски измотан. Я присел посмотреть телевизор и заснул. Пейджер я забыл в машине, поэтому, когда Деннис и Джером пытались связаться со мной, пейджер срабатывал в машине, пока я храпел наверху.

Наконец до меня смогла достучаться мама. В четыре утра она разбудила меня и спросила: «Шакил, ты ходил на вечеринку?» Я был в состоянии полусна и не понимал, о чем она говорит, а потом она сказала: «Твоего друга застрелили. Он мертв».

Мне потребовалось около минуты на то, чтобы переварить сказанное ей. Когда я наконец осознал, что произошло, я закрыл глаза и увидел Бигги – вот он сидит у татуировщика, шумит, улыбается мне, отбивает кулачок и говорит мне: «Увидимся позже, бро».

Его убийцу так и не нашли. В этих рэп-войнах это обычное дело, их никогда не находят. Бигги покинул вечеринку и сел на переднее сиденье машины, а какой-то чувак с галстуком-бабочкой подрулил к его машине и выстрелил в него четыре раза. Говорили, что это следствие рэп-конфликта между Восточным и Западным побережьями, продолжавшегося целую вечность. Тупак Шакур, один из друзей Бигги, ставший его врагом, погиб так же – его расстреляли из проезжавшей мимо машины.

Я обычно не увлекаюсь рассуждениями «что, если», но после смерти Бигги я много времени провел в размышлениях о том, что все могло бы пойти иначе, если бы я пришел на ту вечеринку. Если бы Шакил О’Нил ростом 2,13 см стоял рядом с той машиной, тот парень все равно спустил бы курок? Джером натренирован оберегать меня и тех, кто меня окружает. Я просто считаю, что, если бы мы были там, возможно, произошло бы что-то другое. Но, возможно, они и так добрались бы до Бигги, во что бы то ни стало. Если бы это не случилось в ту ночь, это, скорее всего, произошло бы спустя еще одну, две или три ночи.

Мир рэпа полон насилия. Многие ребята, перед тем как попасть в рэп-игру проживали свои жизни на грани. Перестрелки и наркотики – элемент повседневности в их мире. От этого не спрятаться. Это часть их жизни. Когда ты поднимаешь продукты из магазина по лестнице в свою квартиру, она рядом. Когда навещаешь кузена, она рядом. Когда идешь играть в баскетбол в парке, она рядом. Я могу это понять, потому что я видел такие же сцены каждый день в Ньюарке, Нью-Джерси. Если не сбежать от этого, она сломает тебя.

Я правда считаю, что у людей неверное представление о Бигги. Когда он читает свой рэп, творит свое искусство, в нем много гнева и ругани, и насилия. Но многое из этого было лишь игрой. Его жизнь была далека от идеала. У него были неприятности, он впутался в наркотики. Но, познакомившись с ним, понимаешь, что он был просто милейшим парнем, очень вежливым, очень скромным.

Я скучаю по нему.

С выходом моего четвертого рэп-альбома критики ополчились на меня. Они говорили: «Если бы Шак не был суперзвездой, его рэп-альбомы бы не продавали». Что ж, это блестящее наблюдение. Так что ты хочешь сказать, брат?

Как только сюда примешалась конъюнктура, я осознал, что все это не приносит мне достаточно денег, чтобы из-за этого переживать. Мне это было не нужно. Это была мечта, и мне удалось ее прожить. У меня была одна платиновая пластинка, две золотые и одна деревянная. Пришла пора двигаться дальше.

Разумеется, люди «мочили» меня за то, что я занимался всеми этими вещами, пока играл в баскетбол. Чего они не понимали, так это того, что все это никогда не препятствовало моим тренировкам. Я также снимался в кино, и в моем контракте было прописано, что мы не можем начать съемки раньше полудня или часа дня. Утро было зарезервировано для моих тренировок. Леонард договорился, чтобы мне дали возможность играть в маленьком спортзале на Манхэттен-бич, и мы ходили туда, и я делал упражнения, и мы снимали. Леонард очень хорошо умел бросать. Он понимал, что требуется для того, чтобы сохранять резкость, чтобы оставаться на пике своей формы.

Это не мешало людям говорить: «Ни за что не поверю, что он сосредоточен на баскетболе, раз занимается всей этой фигней». Они были предубеждены в своих мнениях, я же пытался построить себе что-то на будущее. Пытался устроить собственный бренд. Есть определенные возможности, от которых просто нельзя отказываться. Если Esquire хочет, чтобы ты был у них на обложке, ты соглашаешься.

Если Уильям Фридкин звонит и просит тебя сняться в кино, ты соглашаешься. Он снимал баскетбольную историю с актером Ником Нолти и хотел видеть в картине меня. По правде говоря, я понятия не имел, кто такой Уильям Фридкин. Мне рассказали, что он снял отличные фильмы вроде «Французского связного» и «Изгоняющего дьявола», и я стал думать: «Зачем такому парню, как он, снимать фильм про баскетбол?»

Он и Ник Нолти приехали ко мне домой, чтобы поговорить со мной о фильме. Они сказали, что в фильме будет много спортсменов, но звездой буду я. Я сказал им, что никогда прежде не играл, как актер, и они сказали, что найдут мне наставника. Это было важно для меня, потому что я не хотел выставить себя идиотом.

На самом деле, я был более чем удивлен, что кто-то попросил меня сняться в кино, поскольку я всю жизнь имел проблемы с заиканием. И до сих пор имею. Просто теперь я о них не парюсь. Я знаю, как замедлить себя и выдать нужные слова.

Мой отец тоже заикается. Я не знаю, откуда у него это, и не знаю, откуда у меня. В детстве это было проблемой для меня. Дети смеялись надо мной. Я стеснялся этого.

Я просто сидел тихо, чтобы люди не замечали меня. В классе учитель спрашивал: «Кто-нибудь хочет прочесть нам первый параграф? Шакил?» Я просто улыбался и тряс головой.

Я согласен на ноль. Мне было слишком стыдно заикаться перед всеми остальными детьми.

Когда я попал в ЛСУ, я познакомился с джентльменом по имени Томми Карам. Он до сих пор там работает. Я называл его Сенатором. Он был очень умным парнем и одним из моих профессоров в колледже. Он говорил мне: «Ты особенный пацан, Шакил. Если тебе когда-нибудь потребуется помощь с уроком риторики или с интервью для СМИ, я помогу тебе».

Одним летом я встречался с ним каждый день. Он притворялся, что он из СМИ и начинал задавать мне всевозможные неудобные вопросы, чтобы я не знал, чего мне ожидать. Он был очень терпелив со мной. Если я начинал заикаться, он сидел очень спокойно, пока я не выдавал все слова, а потом он выжидал и говорил: «Давай попробуем еще раз».

Он сильно мне помог и я никогда этого не забывал. Когда я произносил свои реплики на съемках «Азартной игры», все то, чему он меня учил, снова нахлынуло на меня: возьми паузу, не спеши, расслабься.

Мои фильмы были не из тех, что выигрывают награды фестивалей. Но сняться в «Азартной игре» было офигенно. На съемках я познакомился с Пенни Хардауэем, вот почему я давил на «Орландо Мэджик», чтобы они задрафтовали его, а не Криса Уэббера. Билл Фридкин был очень крутым дядькой. Он был фанатом «Селтикс», и во времена, когда все болельщики могли владеть процентом акций команды, он их себе прикупил. Он был очень взволнован, когда показывал мне свои акционерные сертификаты.

Фридкин сказал мне: «Все, что пожелаешь. Только попроси». Меня поселили в отель Beverly Hills Hilton, и он был довольно неплохим, но немного обветшалым. Поэтому когда Билл спросил меня, все ли у меня в порядке, я сказал ему, что хочу переменить отель. Он поселил меня в Four Seasons. Это сработало, потому что я узнал, что там находился Арнольд Шварценеггер, и я захотел познакомиться с Терминатором.

Боб Коузи был на съемках, и он был просто великолепен. В фильме он играл спортивного директора. В одной из сцен он говорит с Ником Нолти и бросает штрафные, забивает двадцать подряд, и тут Ник Нолти говорит: «Ты когда-нибудь промахиваешься?» – и Коузи невозмутимо отвечает: «Нет», – а потом забивает снова. Они сняли это одним дублем. Ему устроили стоячую овацию. Вот вам член Зала Славы, пожалуйста.

К счастью, меня попросили бросить штрафной всего один раз за фильм, а не двадцать один. Черт, да у меня и не было бы столько времени на это.

Следующий фильм, в котором я снялся, был «Казаам». Я играл джинна, который жил в бумбоксе и исполнил три желания мальчишки. Критики камня на камне не оставили от фильма, но абсолютно все, кого я встречал на улицах, говорили мне, что они водили детей на «Казаама», и им безумно нравилось. Я мог идти по аэропорту, и ко мне могли подбежать дети с криком «Казаам!» с такими широченными улыбками на лицах, что я всегда смеялся, когда это видел. Каждый раз.

После завершения съемок в «Казааме» мне позвонил легендарный Куинси Джонс, который сказал, что хочет превратить меня в первого чернокожего супергероя. Тогда я снялся в фильме под названием «Мистер Сталь». Тогда мне не разрешили кому-либо об этом рассказывать, но я сам исполнял все трюки в фильме, в том числе пробегал сквозь огонь и прыгал через здания.

Мне еще нет и двадцати пяти, а я уже баскетбольная звезда, рэпер, звезда кино и король рекламных контрактов. Все случилось так быстро, что порой я сомневаюсь, не сон ли это.

У Ахмада Рашада было шоу под названием Inside Stuff, и в мое первое лето в качестве профессионала он попросил меня прийти к нему. Мы были в Sports Club в Лос-Анджелесе, и со мной был Деннис Трейси, а Ахмад играл против меня один на один и все время лаял: «Покажи мне лучшего Шакила. Покажи себя лучшего!» В общем, я пронесся мимо него и данканул с такой силой, что весь щит разлетелся вдребезги. От этого я упал прямо на задницу. На секунду я потерял ощущение происходящего. Я поднялся и увидел, что мои локти в крови. Деннис смотрел на меня так, что казалось, он сейчас упадет в обморок. Он был в ужасе, что его кормилец только что порезал в мясо обе свои руки! Я выждал секунду, а потом начал улыбаться. Все путем, пес. Я в порядке.

Совсем скоро все начали смотреть запись этого данка в Интернете.

Они еще ничего не видели.