Текст книги "Долгожданная встреча"

Глава 6

Рано утром в доме Хэмптонов разразилась буря. Крепко спавшую Карен разбудил громкий стук в дверь. Несколько секунд девушка не могла понять, что происходит. Наконец услышала крик отца:

– Карен! Я жду тебя в библиотеке! Ты явишься туда через пятнадцать минут!

Карен слышала, как отец отошел от двери. Он был в ярости – в этом она не сомневалась. Девушка вздохнула и, приподнявшись, спустила ноги на пол. Зябко поежившись, она обняла себя за плечи и сладко зевнула. И вдруг вспомнила все события минувшего вечера – вспомнила во всех подробностях. Снова вытянувшись на кровати, Карен улыбнулась. Вэнс Пакстон… Она любила его. Да, теперь уже в этом не было сомнений. Внезапно перед ее внутренним взором возникла Энджи Лейтон. Карен нахмурилась. Значит, Вэнс сопровождал ее? Она вспомнила, какими глазами Энджи смотрела на него. Нет, не стоит думать об этом. «Ведь Вэнс не ушел с ней, – промелькнуло у нее. – И он больше никогда не будет встречаться с ней, я об этом позабочусь».

Решительно поднявшись с постели, Карен накинула халат и тщательно расчесала свои золотистые локоны – так, чтобы они спадали на ее высокую грудь. Пора. Улыбнувшись своему отражению в зеркале, она вышла из спальни и направилась к лестнице.

В библиотеке уже было накурено. Баррет Хэмптон сидел за широким столом, сжимая в зубах сигару. Росс, как всегда, безупречно одетый, подал хозяину кофе на серебряном подносе.

– Это все, сэр? – осведомился он.

– Да. А теперь убирайся отсюда, – проворчал Баррет. – А мисс Хэмптон…

– Я же сказал, убирайся!

– Да, сэр. – Дворецкий с невозмутимым видом отошел от стола и, бесшумно ступая, вышел из библиотеки.

Карен молча стояла под пристальным взглядом отца. Выпустив изо рта струйку дыма, Баррет поднес к губам чашку с кофе и осушил ее одним глотком; при этом он по-прежнему не сводил с дочери глаз. Но Карен выдержала его взгляд – именно у отца она научилась не отводить глаза. Наконец девушка поняла: чем дольше она будет молчать, тем труднее будет успокоить отца.

– Доктор говорил, что тебе вредно курить по утрам сигары и пить кофе, папа.

– К черту доктора! – взревел Баррет. – У меня есть дочь, которая безобразно себя ведет! Я хочу знать, где и с кем ты была. И я надеюсь, черт возьми, что ты шлялась только с одним кобелем, а не ублажала целую свору!

Кровь отхлынула от лица Карен, но ей все же удалось взять себя в руки.

– Это несправедливое и жестокое обвинение, отец, – проговорила она. – И я надеюсь, что ты говоришь так просто от злости. Ты не имеешь права разговаривать со мной подобным образом.

– У меня на вес есть право! Твоя выходка даст мне право на все! Ты можешь представить, как я себя чувствовал? Я устроил вечер, чтобы объявить о твоей свадьбе, но не смог найти тебя! Я не знал, что сказать! Альфред был так оскорблен, что ушел, даже не попрощавшись! Он был в ярости и ушел, хлопнув дверью, на глазах у гостей! А как унижена твоя мать! Ведь об этом вечере говорил весь Вашингтон! Вот именно – говорил… Потому что сейчас о нас уже не говорят, над нами смеются!

– В том-то и дело, отец, – пробормотала Карен. – Твой вечер. Мамин вечер. Вечер Альфреда. Вы устроили этот вечер для себя. А как же я? Почему никто не спросил меня: «Тебе все это нужно, Карен? Ты хочешь стать женой Альфреда? Ты любишь его?» Никто не спросил меня об этом, никто…

Вскочив из-за стола, Баррет отшвырнул стул к книжным стеллажам. Его лицо побагровело, глаза сверкали.

– Черт возьми, о чем ты говоришь? – прошипел он, пристально глядя на дочь.

– О том же, отец, о чем говорю уже несколько недель. Я не люблю Альфреда Уитакера и не выйду за него замуж. Поэтому я и ушла с твоего вечера. Я была с Вэнсом Паксто-иом в саду.

Баррет стремительно обошел стол и остановился перед дочерью; глаза его побелели от ярости, руки дрожали. Внезапно он размахнулся и ударил Карен по щеке с такой силой, что она, налетев на глобус, стоявший в углу, упала на пол. С трудом поднявшись на ноги, девушка повернулась к отцу, ожидая следующего удара. При падении халат ее распахнулся, и сейчас она стояла перед Барретом почти обнаженная.

Глядя на нее, он в ярости закричал:

– Шлюха!

– Шлюха? – переспросила Карен. – Ты называешь шлюхой собственную дочь? – Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Потом Карен, внезапно сообразив, что отец видит ее наготу, еще шире распахнула халат. – Ты полагаешь, что именно такими бывают шлюхи? – спросила она.

Баррет тотчас отвернулся к окну. Лицо его посерело. Карен же, запахнув наконец халат, проговорила:

– Я привела себя в порядок. Можешь еще раз ударить меня, если хочешь.

По-прежнему глядя в окно, Баррет пробормотал:

– Карен, прости, что я ударил тебя. Я знаю, ты хочешь жить так, как тебе нравится, во всяком случае, не желаешь подчиняться воле родителей. Но пойми, у каждого есть свои обязанности. И у тебя тоже. Ты из довольно богатой и влиятельной семьи, а значит, должна войти, в другую семью – еще более богатую и влиятельную. И тебе, как и мне, придется взять на себя определенные обязательства. Я не сержусь, что ты полюбила этого техасца. Пакстон довольно красивый мужчина. Более того, полагаю, что он… весьма привлекателен физически. Такие вещи всегда действуют на женщин. Это и неудивительно, даже простительно, если только женщина не слишком увлекается. – Баррет утер платком лоб, потом снова заговорил: – Но этой ночью ты переступила грань… и поставила всех в очень неловкое положение. Надеюсь, все еще можно исправить. Сегодня в десять я должен встретиться с Альфредом и его отцом. Я им скажу, что ты ужасно волновалась, намекну на женское нездоровье, которое приключилось у тебя так некстати, и, как и Ретта, солгу, скажу, что ты заснула на диване в гардеробной. А днем, надеюсь, ты встретишься с Альфредом и извинишься перед ним по всем правилам. Если Альфред примет твои извинения, то, возможно, венчание не придется откладывать. Ты выйдешь замуж за Альфреда Уитакера, это решено. Ты поняла меня?

Ответом ему было молчание.

– Ты поняла меня? – Баррет наконец-то отвернулся от окна – и увидел, что дочери в комнате нет.

Выбежав в коридор, он услышал легкие шаги: Карен поднималась по лестнице. Подбежав к перилам, Баррет закричал громовым голосом:

– Ты выйдешь замуж за Альфреда Уитакера! В ответ наверху громко хлопнула дверь.

Ровно в девять Пакетом подъехал к Стене дуэлей. Привязав коня, он затаился в кустах и приготовился ждать – Вэнс был уверен, что Карен придет.

Было почти одиннадцать, когда вдалеке появилась бегущая фигурка. Золотистые волосы девушки развевались на ветру, а трепещущее белое платье облегало стройные ножки. Вэнс судорожно сглотнул. Он вдруг подумал о том, что навсегда запомнит ее именно такой – бегущей по лугу мимо цветущих кустарников.

Миновав заброшенный домик, стоявший у стены, Карен бросилась в объятия Вэнса. Кончились несколько часов разлуки, показавшиеся влюбленным вечностью. Крепко прижав Карен к груди, Вэнс впился поцелуем в ее губы. Затем, чуть отстранившись, внимательно посмотрел на нее.

– Что случилось?.

– Мы с папой уже поговорили… Но трудно понять друг друга, когда бьют по лицу.

– Неужели этот сукин…

– Нет, Вэнс, он мой отец, – перебила Карен. – Просто он очень расстроился и не знает, что делать, не понимает, что происходит. Он не в силах справиться со мной, но не может ничего поделать, потому и злится.

– Мне следовало пойти с тобой.

Карен почувствовала, как напряглись мышцы под льняной сорочкой Вэнса. В следующее мгновение его кулак обрушился на каменную стену. Девушка накрыла руку Вэнса ладонью. Затем поднесла его пальцы к синяку на своем лице.

– Это просто глупо, – сказала она, улыбнувшись. – Кулаками ничего не решишь. Даже подумать страшно, что могло бы произойти, если бы ты был там. Нет, Вэнс, тебе не следовало туда идти. Я прекрасно понимаю отца.

– А вот я ничего не понимаю, – проворчал техасец.

– Для моего отца очень важен союз Хэмптонов и Уитакеров. А мои чувства – нет. Я для него всего лишь разменная монета, и мое мнение в расчет не принимается. Отец просто утратил над собой контроль, потому и ударил меня, ударил первый раз в жизни. Потом отец кричал на меня и велел оставаться дома, поэтому мне пришлось дождаться, когда он уедет. Я слышала, как мама плакала в своей комнате. Я к ней стучалась, но она не впустила меня.

Вэнс отвел Карен за полуразрушенный дом, и она снова обняла его и поцеловала. Затем, усевшись на траву, проговорила:

– Расскажи мне о Техасе. Вэнс усмехнулся.

– Что именно ты хочешь узнать?

– Не знаю. Расскажи все.

– Мисс Хэмптон, вам предстоит узнать очень много. Разве вам не известно, что одному человеку не рассказать всего о Техасе? Техас слишком велик, настолько велик, что сотне людей понадобится лет сто, чтобы рассказать о Техасе все.

– Хвастун! Расскажи тогда хоть что-нибудь.

– Слушаюсь, мэм, – кивнул техасец.

Карен с улыбкой наблюдала, как Вэнс потрогал сначала один ус, потом другой. Она уже успела заметить, что он всегда теребит усы, когда задумывается о чем-то.

– Итак, – заговорил наконец Вэнс, – если ты посмотришь на север от нашего ранчо, то увидишь гряду невысоких скал, напоминающих лежащего на спине человека. На закате эти скалы кажутся сиреневыми, и они очень красивые. Как и команчи, мы называем их Спящим Гигантом. Команчи верят, что это и в самом деле живое существо, вернее, один из богов. Индейцы говорят, что когда-нибудь Гигант пробудится, уведет всех белых из Техаса и разрушит их форты и города – вообще все, что белые там понастроили. А потом, в течение пяти лет, жизнь индейцев будет становиться все лучше и лучше. После чего Гигант опять ляжет спать, но он сможет лишь задремать, потому что крики людей и бой их барабанов не дадут ему заснуть крепко. И тогда Гигант решит, что настало время исполнить «последний танец войны». Гигант уничтожит всех людей, кроме команчей, потому что они – избранный народ. Он поведет их в свой вигвам, где все великие люди из туманного прошлого веселятся и курят трубки.

– Замечательно, – улыбнулась Карен; ей показалось, что она действительно увидела краснокожих дикарей и их богов. – А что находится к югу от ранчо?

– Ничего.

– Ничего? – удивилась девушка.

– Ничего, – кивнул Вэнс. – Только прерия – земля, покрытая желтой травой. И трава эта колышется на ветру. Впрочем, есть еще холмы да изредка встречаются мескитовые деревья. И, разумеется, повсюду кактусы, множество кактусов. Но это – к югу и к западу от ранчо, – улыбнулся Вэнс. – А вот восток – совсем другое дело. Мы называем эту местность Гористой стороной. Там множество мескитовых и смолистых деревьев, а также дубов и тополей. На востоке больше воды, а значит, больше зелени. Сан-Антонио как раз на востоке. Тебе понравится в Сан-Антонио, там музыка, танцы, там всегда можно развлечься… А вот о ранчо и об гасиенде я не буду тебе рассказывать – сама увидишь. Ехать туда нам придется по отвесному берегу Хорс-Белли-Крик. Если мы приедем на ранчо часа в четыре, то прямо за ним, на фоне неба, будет четко вырисовываться Столовая гора. Ты сразу поймешь, почему я не захотел тебе рассказывать об этом месте. Более прекрасной картины я в жизни не видел.

Несколько минут оба молчали. Тишину нарушало лишь жужжание пчел.

– Ты все так замечательно описал, – наконец заговорила Карен. – Мне кажется, я сама все это видела. Скажи, Вэнс… а когда ты поедешь домой?

Положив руки на плечи девушки, Пакстон привлек ее к себе. Заглянув ей в глаза, тихо проговорил:

– Все зависит только от тебя, Карен.

У нее перехватило дыхание. Она едва не расплакалась от счастья. И все же спросила:

– Что вы хотите этим сказать, мистер Пакстон?

– Неужто я неясно выразился? – изумился Вэнс. – Все очень просто: без тебя я не покину Вашингтон. – Он заключил ее в объятия, и Карен почувствовала жар его тела.

«Когда любовь зовет, спеши за ней – она не станет ждать», – вспомнились ей строчки из сонета ее друга Габриеля. «Как это верно, как поразительно верно, – думала Карен. – Да, надо спешить… Быстрее, быстрее…»

– Тогда нам надо поскорее что-нибудь придумать, любимый, – улыбнулась девушка.

Минуту спустя она уже бежала к дому.

Мать ждала ее у дверей гостиной.

– Карен, – сказала она, строго глядя на дочь, – могу я поговорить с тобой?

Несколько мгновений мать и дочь молча смотрели друг на друга. Затем прошли в гостиную, и Ианта, усевшись на стул, приложила к глазам платочек, который держала в руке, – дочь должна была видеть, что мать страдает из-за нее.

– Здравствуй, мама, – с рассеянным видом проговорила девушка; она пыталась представить, что в эти минуты делает Вэнс.

– Садись, пожалуйста.

Карен села. «Может, он готовится к нашему отъезду? К нашему отъезду…»

– …И это было просто чудовищно!.. Покинуть всех, не сказав никому ни слова. Вечер устраивался– в твою честь… Альфред ушел, хлопнув дверью, и я не могу винить его за это.

– Прости, мама, – пробормотала Карен, внезапно сообразив, что часть обвинительной речи матери она прослушала. – Мне очень жаль, что я заставила тебя волноваться.

Мать просияла: она уверовала в быструю победу.

– Итак, Карен, – проговорила Ианта уже совсем другим тоном, – твой отец беседовал сегодня с Альфредом и его отцом. Он прислал записку, в которой говорится, что тебе нет необходимости ехать в Вашингтон – достаточно будет письма.

– Какого письма?

– Разумеется, письма Альфреду. Ты напишешь, что извиняешься перед ним, что внезапно почувствовала недомогание. Повторишь все, что уже сказал ему отец, и попросишь продолжить приготовления к свадьбе.

Карен судорожно сглотнула.

– Я не стану писать ничего подобного, мама. По-твоему, я должна лицемерить, чтобы он надулся от важности, как индюк? Нет, этого не будет. Если он захочет нанести нам визит, я извинюсь перед ним за то, что заставила его ждать. И еще объясню, почему не могу выйти за него замуж, – добавила Карен, уже готовая к очередному взрыву матери. Ианта побледнела, руки ее дрожали.

– Я полагала, вы с отцом решили…

– Да, мама, мы с ним говорили. Только папа не понял, что именно мы решили, потому что у него, как и всегда, не было времени выслушать меня. Я сказала ему, что выхожу замуж, но не за Альфреда.

Ианта усмехнулась:

– Надеюсь, ты не собираешься снова встречаться со своим поэтом, с этим безмозглым французом? Я думала, что француз – всего лишь романтическое увлечение…

Карен вскочила на ноги, глаза ее пылали.

– Мама, у меня не было никакого романтического увлечения Габриелем! Мы были просто друзьями, вот и все. Если бы ты хоть раз меня выслушала, то поняла бы это.

– Не кричи, я прекрасно тебя слышу, – сказала Ианта. Она уже не прикладывала к глазам платочек – теперь перед Карен была совсем другая женщина. – Я прекрасно знаю, что романтических отношений у вас не было, – продолжала мать. Поднявшись со стула, она принялась расхаживать по комнате. – И, кроме того, знаю, что моя дочь – уже не маленькая девочка, а взрослая женщина, которая, как и всякая женщина, знает, что ей нужно и чего она хочет. И все же… Если ты хочешь, чтобы к тебе относились как к взрослой женщине, то оставь свои детские забавы и вспомни об обязанностях перед обществом и в первую очередь перед родителями. – Ианта, до этого расхаживавшая по комнате, остановилась у чайного столика и принялась поправлять цветы в вазе. – Вообще-то, – она попыталась улыбнуться, – нет ничего необычного в том, что пылкая молодая женщина позволила себе… невинное увлечение, но…

– Мама, – перебила ее Карен, – я прошу тебя, выслушай меня хоть раз в жизни. Пойми, я полюбила, по-настоящему полюбила.

– Ну конечно, дорогая. – Ианта по-прежнему рассматривала цветы в вазе. – Кого же на этот раз?

– Вэнса Пакстона.

Ианта подняла голову – и замерла, обдумывая ответ дочери. «Слава Богу, ничего серьезного, – размышляла она. – Просто еще одно увлечение. Надо надеяться, последнее, если уж она опустилась до того, что увлеклась этим техасским дикарем. К тому же и за Альфредом числятся кое-какие мелкие грешки. Во всяком случае, он поймет…»

– У нас с Вэнсом все решено, – заявила Карен. – Мы уезжаем. Я еду с ним в Техас.

Ианта с улыбкой посмотрела на дочь.

– Карен, дорогая, Альфред не будет ждать вечно. Не забывай: множество девушек были бы счастливы породниться с Уитакерами. Так что если он тебе так нужен, этот твой последний… В общем, постарайся побыстрее с ним закончить. Чем скорее ты поладишь с Альфредом, тем лучше для всех. Возможно, я приглашу его на обед во вторник. Ты можешь даже надеть то платье, которое было на тебе…

– Мама, прекрати! – закричала Карен. – Пожалуйста, прекрати, я говорю серьезно. Я люблю Вэнса Пакстона. И уезжаю с ним в Техас… наверное, через неделю. Ну почему ты не хочешь меня выслушать?

– Да-да, конечно, дорогая, – снова улыбнулась Ианта. – А теперь… может быть, напишешь письмо Альфреду? Не забудь пригласить его на обед.

– Мама, – взмолилась девушка, – ну пожалуйста…

– Карен, я очень занята. И не беспокойся, дорогая, мы еще не потеряли Альфреда.

Тяжко вздохнув, Карен вышла из гостиной.

«Пусть делает что хочет, – думала она. – Пусть устраивает все так, как ей нравится. Но я не стану послушной марионеткой, во всяком случае, буду бороться, пока есть силы. – Карен снова вздохнула. – Родители… они ничего не поймут до тех пор, пока комната моя не опустеет, пока я не покину этот дом навсегда. Мама, папа… Я сегодня простилась с вами, сказала вам «прощайте», а вы так меня и не услышали».

Глава 7

Время шло. Время… Проходили дни, часы, минуты и секунды… И все же Карен верила: когда-нибудь придет конец этому томительному ожиданию.

Карен сидела в своей комнате. Сидела у окна, из которого был виден тот уголок сада, где Вэнс разыскал ее в памятный вечер. Это был их вечер. Неужели они тогда были едва знакомы? «А впрочем, какая разница? Я люблю его, и это главное», – думала девушка.

Тут дверь бесшумно отворилась, и Ретта замерла у порога. Чернокожая служанка молча смотрела на девушку, сидевшую у окна с мечтательным выражением на лице. Ретта знала: скоро Карен покинет дом родителей. Правда, миссис и мистер Хэмптон об этом не догадывались, вернее, считали, что дочь просто капризничает и вовсе не собирается отправляться с Вэнсом в Техас. Но негритянка знала правду, потому что сама помогала девушке укладывать вещи в большой сундук. – потом Херманн тайком отнес сундук в одну из колясок.

Глядя на свою воспитанницу, старая негритянка никак не могла решить, радует ее предстоящий отъезд Карен или печалит. Любовь… Это такое сильное чувство, что ему невозможно противиться. Уж если Карен полюбила этого человека и собралась ехать с ним в Техас, то никакая сила не остановит ее. Такова уж она, эта любовь…

И Ретта вспомнила своего Чарли, сильного черного мужчину, который ухаживал за ней и спал с ней. Он был свободным человеком, поэтому смог выкупить ее, чтобы она принадлежала только ему. Потом Чарли освободил ее, женился на ней, и они прожили вместе двадцать лет. Когда же началась война, Чарли был уже слишком стар, чтобы принимать участие в сражениях, но разве можно было переубедить этого упрямца?! Как и многие другие, Чарли погиб для того, чтобы освободить всех чернокожих мужчин и женщин…

Карен потянулась, зевнула и снова о чем-то задумалась. Глаза Ретты увлажнились, и она вытерла их краешком фартука. Затем осторожно прикрыла дверь и направилась к лестнице.

Вэнс спустился по ступеням Капитолия. Как и накануне, он был зол и мрачен. Многие конгрессмены, в том числе Уитакер, отказались поддерживать его – Баррет Хэмптон, человек очень влиятельный, об этом позаботился. Теперь-то Пакстон понимал: политиков совершенно не интересуют нужды людей, за них голосовавших. Дорвавшись до власти, политики забывают о своих обещаниях, забывают о тех, кто привел их к власти. Впрочем, ждать осталось недолго. Голосование состоится в понедельник, а он независимо от его исхода уедет во вторник.

Усевшись в заказанный накануне экипаж, Пакстон откинулся на спинку сиденья. Итак, вторник… а завтра, когда все окончательно проясниться, он скажет Карен, что они едут домой. Дом… Что-то не очень часто вспоминал он о нем в последнее время. Вэнс попытался представить, как вытянется лицо Тру, когда он увидит сына с молодой женой. Сначала Тру будет смотреть на нее с подозрением. Старик всегда проявлял осторожность, сталкиваясь с незнакомыми людьми—в особенности с янки, с северянами. Но потом он непременно смягчится. Да разве хоть один мужчина сможет долго хмуриться при виде Карен? Впрочем, Тру не сразу изменит свое отношение к девушке, чтобы она не подумала, что на него подействовали ее чары.

А мать… Возможно, она поправится к тому времени, когда они приедут. Элизабет, мать Вэнса, заболела как раз перед его отъездом, но теперь уже поправлялась, во всяком случае, Тру писал, что ей гораздо лучше. Конечно же, мать обрадуется, конечно, Карен ей сразу же понравится.

И еще Марайя… Она будет счастлива, потому что всегда говорила: «Вэнсу надо жениться». Марайя уйдет в кухню, а потом пригласит всех за стол, и на столе непременно будет барбекю – мясо по южному, темное снаружи и светлое внутри.

А вот Марсслина, дочь Марайя, наверное, не очень-то обрадуется. Вэнс мысленно усмехнулся. Они могли бы стать прекрасной парой, будь Марселина немного постарше. Но ведь ей всего лишь пятнадцать…

Экипаж остановился, и Вэнс, спрыгнув на землю, расплатился с. возницей. Затем отправился в конюшню, где оставил легкую двухместную коляску. Он знал: время настало.

Миновало еще одно тоскливое утро, и Карен, усевшись в коляску, отправилась на тайное свидание с возлюбленным. К часу дня они с Херманном выехали из города, и теперь коляска катилась по широкой дороге мимо раскидистых деревьев. Карен мысленно улыбнулась: Вэнс советовал ей полюбоваться напоследок деревьями и сказал, что у него на ранчо деревьев совсем немного… Заметив на ветке гнездо балтиморской иволги, она вдруг подумала о том, что в Техасе, наверное, нет балтиморских иволг. И вообще, что она знает о Техасе? Вэнс сказал, что там очень жарко. И очень сухо. Сказал, что там совершенно безлюдные прерии и только ветер может составить компанию путнику. Господи, по его словам, в Техасе все не такое, как в Вашингтоне и Нью-Йорке. Сможет ли она там жить? Неужели ей придется общаться только с ветром? Впрочем, не только с ветром… Ведь у нее будет Вэнс, ее возлюбленный…

Тут лошади остановились, и Карен, опираясь на руку Херманна, выбралась из коляски. Они стояли на живописном утесе, а внизу, прямо под ними, искрились под лучами солнца воды Потомака. Карен осмотрелась. Вэнс еще не появился. «Черт бы побрал всех этих политиков! – подумала она. – Черт бы их всех побрал!»

– Мисс Хэмптон, может, мне лучше остаться? – раздался, у нее за спиной голос Херманна.

– Как хочешь, Херманн, ты мне не мешаешь. – Девушка, повернулась к кучеру, стоявшему, у дверцы коляски со шляпой в руке. – Надеюсь, папа не будет сердиться, если ты вернешься домой без меня? – спросила она с тревогой в голосе.

– Не волнуйтесь, мэм. Вообще-то я не собирался сразу возвращаться. Мне даже пришло в голову, что лучше обождать вас на старой дороге – тогда я сам доставил бы вас домой.

– Как хорошо ты все придумал, Херманн! – обрадовалась Карсн. – Думаю, так и надо поступить. – Внезапно она нахмурилась. – Только боюсь, что мистер Пакстон на это не согласится.

Кучер потупился.

– Мисс Хэмптон, – пробормотал он, – я хотел кое-что сказать… о вашем отъезде.

– Херманн, мы еще не решили, когда именно поедем, но думаю, уже скоро…

– Да, мэм, – кивнул кучер; он еще больше смутился. – Мне это известно. Просто я хотел сказать, что буду скучать… Мне очень жаль, что вы уезжаете. Вы всегда были так добры ко мне, мэм, и я всегда с удовольствием возил вас. Но теперь все переменится, дом без вас опустеет и… В общем, это все, что я хотел сказать.

И тут Карен поняла, что ей будет очень трудно без Ретты и Херманна, ведь они – ее лучшие друзья. К счастью, в этот момент подъехал Вэнс, иначе она не удержалась бы от слез.

Взобравшись на козлы, Херманн взмахом руки ответил на приветствие техасца и направил лошадей в сторону Джорджтауна.

Карен подбежала к Вэнсу и уткнулась лицом ему в грудь.

– Любимая, что случилось?

– Ничего страшного, просто… Глупости все это… Обними меня, милый.

…Час проходил за часом, а они, как и все влюбленные, не замечали этого. Но вот повеяло вечерней прохладой. И им все же пришлось вспомнить о времени. Допив остатки вина, Вэнс с Карен закрыли корзину для пикника и сложили одеяло.

– Этот пикник был куда приятнее вчерашнего обеда, – заметила девушка.

Вэнс вопросительно посмотрел на нее.

– Так он все-таки приехал?

– Разумеется, – кивнула Карен. – Приехал… и это было ужасно! – Она вспомнила, как Альфред вопросительно на нее поглядывал, видимо, ожидая извинений. Однако он напрасно ждал, Карен и не думала извиняться. Более того, внезапно выскочив из-за стола, она убежала к себе в комнату. – Ретта мне потом сказала, – продолжала Карен, – что Альфред после моего ухода задержался лишь на несколько минут. Он ушел, едва кивнув на прощание. Мама, конечно, разразилась слезами. А папа был в ярости. Я думала, что он прибежит ко мне, но мама отговорила его – она уверена, что я все же выйду замуж за Альфреда.

Они сложили вещи в коляску. Усадив Карен, Вэнс задержался у дверцы – он вдруг почувствовал: ему угрожает какая-то опасность. Уже сидя в коляске, он думал о том, что медлить нельзя – следовало побыстрее покинуть Вашингтон.

Ощущение опасности еще долго не оставляло его.

Сидя в седле, Альфред следовал за Пакстоном от самого города. Затем, затаившись в кустах, наблюдал за ним почти весь день. Лишь под вечер, когда коляска техасца покатила в сторону Джорджтауна, Альфред наконец-то сложил подзорную трубу, открыл плоскую серебряную фляжку с виски и как следует приложился к ней. Черт возьми, этот мерзавец, этот техасский выскочка посмел бросить вызов ему, Альфреду Уитакеру! Альфред твердо решил: он отомстит негодяю, он добьется своего! Допив остатки виски, молодой человек покачнулся и отшвырнул флягу в сторону. Фляжка, исчезая в кустах, сверкнула в лучах заходящего солнца.

Спустившись с холма, Альфред отвязал свою лошадь и с трудом взобрался в седло. Сейчас он уже знал, как отомстить проклятому, техасцу – он знал, к кому обратиться. Ему поможет Эдгар, в этом можно не сомневаться.

Пришпорив кобылу, Альфред громко расхохотался. Этот Вэнс Пакстон получит по заслугам! С Уитакерами шутки плохи!