Текст книги "Бодлер Ш. Избранное. В переводе Станислава Хромова"

ЧЕЛОВЕК И МОРЕ

 
Как отражение души своей свободной
Ты любишь море, вольный человек!
В душе твоей останется навек
Движенье волн и лик его холодный.
 
 
Не оттого ли любишь ты так странно
Глядеть часами в водный окоем,
Что гнев души и горечь сердца в нем
Сливаются с тобою многогранно.
 
 
Вы скрытны оба так же, как темны —
Бездонность не измерить человека
И тайны не дано узнать от века,
Как не достать сокровищ с глубины.
 
 
Зачем же так на долгие века
Схватились вы в пустом жестоком споре?
Вы гибнете, повсюду сея горе,
О, братья-недруги, победа далека!
 

ДОН ЖУАН В АДУ

 
Сошедши в царство мрачное Аида,
Встал Дон Жуан с деньгою на реке,
И хитрый кормщик нищенского вида
Его помчал в бесстрастном челноке.
 
 
А следом скорбных женщин завыванье —
Грудей нагих лохмотья распустив,
Со стоном жертв, идущих на закланье,
Толпа ревела траурный мотив.
 
 
Ехидно Сганарель взывал к уплате,
И дон Луис, все тыча пальцем зло,
Теням вокруг показывал некстати
На сына, с коим так не повезло.
 
 
Эльвира с дрожью вдовьим взглядом зыбким
Молила, все измены позабыв,
Чтоб муж хотя б прощальную улыбку,
Оставил, в даль забвения отплыв.
 
 
И командор из камня плыл с ним рядом,
Но обняв шпагу, чуждый до всего
Безбожный муж, герой уж больше взглядом
Средь волн не удостоил никого.
 

ВОЗДАЯНИЕ ГОРДОСТИ

 
В ту пору чудную, когда у Богословья
Хватало сил, терпения, здоровья,
Нашелся врач, что в помысле высоком
Решил рассеять жуткий мрак над богом.
Он в пропасть черную проклятия кидал
И в горних истинах, запутавшись, блуждал.
Где чистый Дух лишь путь увидеть сможет,
Но от души старался он, похоже.
И в гордости затмения не чая,
Он крикнул, к небу взоры обращая:
– Ты слышишь ли, Ничтожество? Христос!
Неправду, на которой ты возрос,
Открою людям, и для поколений,
Как выкидыш, ты скроешься в забвеньи!
 
 
Так он кричал, безумный, и тогда
Исчезло солнце в небе без следа,
И гордый храм рассудка и свободы,
Дарами наделенный от природы —
Гармонией чудесной, красотой,
В наставшей тишине покрылся тьмой
И стал похож на мрачные чертоги.
Как пес бездомный, брел он без дороги,
 
 
Не различая даже время года —
Посмешище людей, презрение народа,
Зловещий, жалкий, горечью убитый,
Как хлам ненужный, всеми позабытый.
 

КРАСОТА

 
Меня мечтой из камня неспроста
Зовут художники, – я вечна и прекрасна!
Груди моей немая красота
Над смертными вовеки будет властна.
 
 
Я – гордый сфинкс в просторах поднебесных,
Я – лебедь белая и холод ледяной,
Застывшее движенье форм чудесных,
Земные страсти лик не тронут мой.
 
 
Всю красоту, что так людей манила
Веками, я в себе соединила,
К моим ногам Поэты припадут,
 
 
И их влюбленная тоскующая лира
Во мне прославит ту зеркальность мира,
Что в камне замерла навечно тут.
 

ИДЕАЛ

 
Рисунки эти не являют идеала,
Их ядовитая печаль неглубока —
Нога красотки в туфле пошло алой,
Трепещущая с веером рука.
 
 
Не соблазнит болезненным покоем
Ни Гаверни, ни кто-нибудь другой,
В садах чахотки разум мой изгоем
Блуждает, будто вправду он изгой.
 
 
Жена Макбета ближе и желанней, —
Страсть, уводящая в просторы мирозданий,
Какой Эсхил ее вообразил,
 
 
Ночь Микеланджело, сумевшая моею
Душою овладеть, и наслаждаться ею
Лишь у титанов нынче хватит сил.
 

ГИГАНТША

 
Когда Природа, вдруг преображаясь,
Крушит породы, сеет смерть и страх,
Я вновь к гигантше юной возвращаюсь
И, словно кот, лежу у ней в ногах.
 
 
Смотрю, как вольно плоть ее колышет
И распирает жуткая игра,
И как огонь в очах туманных пышет,
Как пьет и ест огромная гора.
 
 
Все формы я обследую неспешно,
От исполинских ног и до груди,
Когда в жару заляжет спать безгрешно
 
 
Она, да так, что поле загудит…
И меж грудей вздремну я безмятежно
Без всяких дум и страха впереди.
 

МАСКА

Аллегорическая статуя в духе Ренессанса, Эрнесту Кристофу, скульптору

 
Как изваянье флорентийской школы,
Налита Силой, но Изящества полна,
Чудесно скинув мраморные сколы,
То двух Сестер творение она.
И неземной, какой-то адской мощью
Манит к себе ее девичий стан,
Не для утех ли сильных мира ночью
Ей сладострастный лик всевышним дан?
 
 
Не скрыть на нем ни Самолюбованья,
Ни томный взор с улыбкой кротких губ,
Ни то, чему не выдумать названья —
Зовущее, как гром победных труб:
– С Соблазном я повенчана Любовью! —
В возвышенности этой огневой
Величие страстей играет кровью!
И перед ней смолкает голос твой.
 
 
Обман творения! Ты божьего закона
Не ведаешь, являясь миг спустя
В обличии двуглавого дракона —
Свой настоящий облик обретя.
Лишь скинув красоту притворной маски,
Что дарит свет восторженным сердцам,
Предстанешь ты чудовищем из сказки —
Привычным, как и мир жестокий сам,
И вперишь в душу алчущие глазки.
 
 
Плачь, Красота! В чужом пиру похмелье
Залить ты хочешь реками из слез,
И я, чужим обманутый весельем,
К ним припадал в тоске пустынных грез!
 
 
– О чем рыдать? Мечта о совершенстве,
Что мир людей смогла навек увлечь,
Болезнь таит ли в видимом блаженстве?
 
 
О нет, твоей тоской не пренебречь, —
То не пустое в мире сожаленье
О бесполезной жизни, а удел
Безрадостный великого творенья —
Жить вечно так, как мир того хотел.
 

ГИМН КРАСОТЕ

 
Откуда, Красота, являешься ты в мир?
Глядишь на нас с небес или из ада?
Лобзаньем опьяняющий кумир,
Добра и зла ты высшая отрада.
 
 
В очах твоих желанная заря
И ароматы буйного заката,
Вознесся юноша, судьбу благодаря,
Герой во прах повержен чашей яда.
 
 
Но звезды ли тебя иль ад благословил?
Как пес, твой Демон вечно ходит рядом,
Загадкою неведомых нам сил
Восторг в душе ты будишь грешным взглядом.
 
 
По трупам ты проходишь безмятежно,
Вселяя страх алмазами очей,
Канвой на бедрах дум преступно нежных
Заставишь сердце биться горячей.
 
 
И вот летит лучами ослепленный,
Летит к тебе, сгорая, мотылек;
С возлюбленной сливается влюбленный,
Как с гробом труп, когда он в землю лег.
 
 
Но стань ты хоть чудовищем ужасным,
Или мечтой с лазурью детских глаз —
Твой образ будет тайным и прекрасным,
В безбрежный мир всегда ведущий нас!
 
 
Ты Сатана, скажи, или Спаситель?
Ты голос Ангела или Сирены зов?
Но Красоты лишь ты освободитель
Из плена тяжкого в мир звуков и цветов!
 

ЭКЗОТИЧЕСКИЙ АРОМАТ

 
Я вижу берег моря и закат,
Над ним лучи размеренного света, —
Закрыв глаза, я вновь представлю это,
Груди твоей вдыхая аромат.
 
 
И остров в знойной лени волн морских,
Мясистые плоды деревьев неизвестных,
Свободных женщин, стройных и чудесных,
Мужчин с могучими телами среди них.
 
 
За счастьем, словно ветер юга, пряным,
Туда, где в бухтах реют паруса,
Хочу сквозь бури плыть к далеким странам,
 
 
Где тамаринда буйные леса
Благоухают рядом с океаном,
И песнь матросов рвется в небеса.
 

ВОЛОСЫ

 
Дорогое руно, пышных локонов вязь!
Над альковом струит ароматы
Нежной страсти желанная связь;
И мечты, что дремотой объяты,
На руно облетают, смеясь…
 
 
И уносят меня за леса
Знойной Африки, Азии томной,
Где темны, как руно, небеса!
Я лечу в этой бездне огромной
На зовущие вдаль голоса!
 
 
Я лечу в этот чувственный зной,
Где пришельцы от страсти немеют,
Вместе с черною рунной волной!
Только море кипит подо мной,
И огни над фрегатами реют;
 
 
Медом песен, цветением трав
Дух напьется, в прохладе тоскуя;
Якоря возвратят корабельный устав,
В даль отчалят фрегаты морскую,
На заре паруса распластав.
 
 
И волной опьяненный, склоняясь над ней,
Я замечу иное теченье,
В черных недрах, что зыби сильней;
И душа моя в струях влеченья
Уплывет за кормой кораблей.
 
 
Эти волосы – свод поднебесный,
Долгой ночи роскошный шатер;
Запах смол и кокоса чудесный,
Что на мили крыла распростер,
Пьет душа над чернеющей бездной.
 
 
Будет вечная россыпь алмазов
В этих косах тяжелых гореть,
Чтоб устав от минутных экстазов,
Бред былого и память размазав,
Я от скуки не мог умереть.
 

Я ласкал тебя так…

 
Я ласкал тебя так,
как ласкают ночные светила —
В их далеком мерцанье
есть жуткая тайная сила,
Неподвластная разуму, полная светом печали!
Я ласкал только дым,
улетающий в дальние дали,
Он безмолвием странным
и дразнит, и сводит с ума,
И с небес, словно пропасть,
нисходит бездонная тьма!
 
 
Снова с жадностью в плоть
я впиваюсь могильным червем,
Но бесчувственный труп
безразличен в молчанье своем.
О, жестокая тварь!
Тем сильнее влечешь ты меня,
Чем лежишь холоднее, немую улыбку храня.
 

О, ты в постель весь мир бы затащила…

 
О, ты в постель весь мир бы затащила,
От скуки, тварь, и злость твоя, и сила!
Остры клыки, а значит, срывы редки —
Усвоила вполне науку сердцеедки.
Как окна бара, факелы толпы —
Глаза горят, а мы в ночи слепы.
Вся красота твоя обманчива и лжива,
Как воровская гнусная нажива.
 
 
Станок бесчувственный, вампир, сосущий кровь,
Погубит мир моя к тебе любовь!
Ты в разных позах в зеркале таишь
Бессовестно обман соблазна лишь
И бездну зла, которым полон мир,
Затмил навеки гордый твой кумир —
Природы темный дух, позор людей и скверна
В тебе живут, и ты им служишь верно,
– Животное – глумишься над творцом.
 
 
Икона светлая с чудовищным лицом.
 

Кто возродил тебя из темноты…

 
Кто возродил тебя из темноты,
Колдун ли негритянский в недрах темных
В краях, табачным дымом напоенных?
Дитя полуночи, мой вечный идол ты.
 
 
Хмельней вина и опиума слаще;
Ты – демон мой, ты – духа палестины
В колодцах глаз печальные картины
Встают в мечтах все горестней и чаще.
 
 
Мегера! Взглядом жечь меня не надо,
Мне не огонь твой нужен, а прохлада,
И я не Стикс, чтоб страсти остудить,
 
 
В объятьях девять раз тебя сжимая!
О, Прозерпина – ад на ложе зная
С тобой, я не сгорю – я буду жить!
 

Мерцали одежды, струился наряд…

 
Мерцали одежды, струился наряд,
Упругие в танце змеином
Звучали шаги, и горел ее взгляд,
Как перед священным факиром.
 
 
Бесстрастность песков и пустынь синева
В ней, чуждая людям, звучала,
Из рук океанскою зыбью она,
Холодная, вдаль уплывала.
 
 
В разрезах очей изумруды цвели…
И в мире ушедшем былинном,
Где сходятся сфинкс с серафимом,
 
 
Где светятся сталь и алмазы земли —
Бесплодная женщина светит
Звездой, бесполезной на свете.
 

ТАНЕЦ ЗМЕИ

 
О, этот женственный загар
Чарует сразу!
Упругий матовый муар
Приятен глазу.
 
 
И в волосах сквозит слегка,
Как в сне спокойном,
Порыв морского ветерка
В заливе знойном.
 
 
Исчезнет прежняя печаль,
Когда с тоскою
На корабле отчалю вдаль
С волной морскою.
 
 
И будут мне светить тогда
Без сожаленья
Очей чудесных жемчуга —
Ночи творенье.
 
 
Качнулся твой змеиный стан,
Бездушный к ласке,
И танцем вечным обуян,
Вдруг взвился в пляске.
 
 
Головку в локонах склонив,
По-детски скромно,
Танцуешь, но тебя мотив
Ведет неровно.
 
 
Одежды парусом седым
Спадают будто,
Но разглядеть их легкий дым
В тумане трудно.
 
 
Лишь зубы белые горят,
Слюной омыты,
Так льдин в реке весенний ряд
Несет открыто.
 
 
Я залпом выпью всю тебя,
Подобно чаше,
В туманность звезд пролью, любя,
Блаженство наше.
 

ПАДАЛЬ

 
Когда гуляли мы под солнцем знойным,
Вы помните, душа моя,
На тропке падаль в виде непристойном
Гнила, оскал свой затая?
 
 
Она, раскинув ноги, словно шлюха,
От жара похоти вспотев,
Разверзнутое выпятила брюхо, —
Чудовищный зловонный зев.
И солнце жгло нещадно эту тушу,
И гной сочился на жнивье,
Чтобы отдать Природе, отняв душу,
Останки бренные ее.
 
 
И отвращения тогда при виде тела
Вы не сумели побороть,
Лишь сверху небо синее глядело
На развалившуюся плоть.
 
 
Над ней уже давно роились мухи,
Жужжаньем оглашая зной,
И видно было, как личинки в брюхе,
Ползли, высасывая гной.
 
 
Вся эта груда мерно шевелилась,
Как будто снова ожила —
Дышала смутно, множилась, плодилась
И становилась тяжела.
 
 
И шорохи неясные под тленом
Неслись – в них можно было угадать
Гниющих вод движение рефреном,
Шуршанье зерен, топкую ли гать…
 
 
Созвучий зыбких, черт соединенье
Неясное, как сонный бред,
Пока художник, вспомнив, на творенье
Не обозначит тень и свет.
 
 
У камня притаившаяся сука
Косясь, со злобою ждала,
Пока уйдем мы, чтоб без звука
Кусок умыкнуть со стола.
 
 
Вот так и Ваш холодный труп могила
Когда-нибудь покроет тьмой
Моя звезда, души моей светило,
Вы, несравненный ангел мой.
 
 
И Ваш чудесный стан на ложе будет
Покоиться в сырой земле —
Небытие и тлен вгрызаться в груди,
И черви ползать на челе.
 
 
Но и познав сверлящие лобзанья,
Скажите им, мой друг, тогда,
Что красота – бессмертное создание —
Во мне осталась навсегда.
 

^{Рис. Г. Левичева}

ИЗ БЕЗДНЫ ВЗЫВАЮ

 
К тебе одной из пропасти взываю,
Откуда нет возврата для тебя,
И где свой дух тоскующий губя,
Я век под небом мрачным доживаю.
 
 
Полгода солнце вижу ледяное,
А в остальное время – ночь и мрак;
Там горизонт полярный нищ и наг,
 
 
Ту пустынь зверь обходит стороною!
Ужасен лик холодного светила —
Бесстрастный, как холодная могила
И Хаос ночи! Дай же мне любым
 
 
Забыться сном тяжелым и тупым,
Чтоб словно тварь, хотя б я выжить мог,
Пока мотает Время свой клубок.
 

ВАМПИР

 
Ты острый меч, смеясь, вонзила
Мне в сердце скорбное сплеча,
Ты – завлекающая сила,
Ты – злоба черного смерча.
 
 
И душу, тающую пылко,
Ты топчешь, словно половик,
– Влечешь, как пьяницу бутылка, —
Раздался мой бессильный крик.
 
 
– С тобой, как каторжник в оковах,
Как червь на трупе, жизнь влачу,
Тебя в пронзенном сердце снова
Проклясть я каждый день хочу!
 
 
О, сталь кинжала роковая,
Убей ее, – но нем кинжал,
И к яду верному взывая,
Я в жалкой немощи дрожал!
 
 
Но знать, чудовище сильнее —
Кинжала с ядом был ответ:
– Иди, ничтожный раб, за нею,
Тебе закрыт свободы свет.
 
 
Безумец, вот тебе награда —
Когда вампира воскресят
Твои уста, твой страстный взгляд,
Ты, жалкий, примешь муки ада!
 

В постели мы раскинулись, как трупы…

 
В постели мы раскинулись, как трупы —
Еврейка сумасбродная и я,
А сны летели в грустные края
Ее любви, продавшейся так грубо.
 
 
Я вдруг представил строгий ее нрав,
Кристальный нрав, немую величавость, —
Чтоб воскресить мечтой любовь и радость,
Холодную действительность поправ.
 
 
Как я любил бы, как боготворил
И нитью ласк все тело бы обвил
От черных кос до ног ее чудесных,
 
 
Когда б в тоске стеклянные глаза
Однажды вечером подернула слеза,
Покой с лица смывая в темных безднах.
 

ПОСМЕРТНЫЕ УГРЫЗЕНИЯ

 
О, там никто пустых не тратит слов!
Мой ангел, и тебя возьмет могила —
Сырой подвал, пучины темной сила —
Твои покои, мраморный альков;
 
 
И там во тьме, под каменной плитой
В груди затихнут страсти куртизанки —
Уж вожделений тайные приманки
Не совлекут с дороги вечной той;
 
 
Душеприказчик, страж души моей —
Могила! – Лишь она триумф поэта!
Тебе в ночи прошепчет: – «Сожалей
 
 
О легкой жизни, пусть тебе за это,
Презренная, земля не станет пухом,
И сожаленья червь сольется с духом».
 

КОШКА

 
Свернись, мой котик, нежно на груди,
Когтей не выпускай, однако,
И изумрудных глаз не отводи
Сверкающих из мрака.
 
 
Приятно мне к щеке прикосновенье,
Зверек пушистый мой,
Мурлычешь ты, и шерсть струит свеченье
От ласк в ночи немой.
 
 
И взгляд, как у жены моей, опасный —
Разящий взгляд ее,
Холодный, как кинжала острие.
 
 
И тот же аромат прекрасный…
Дурманом соблазнительным манит
Сиянье смуглое ланит.
 

ПОЕДИНОК

 
Сошлись бойцы, ударив сталь о сталь,
Кровавый пот течет неумолимо.
Игра коварная – воскрешая печаль
Любви разбитой в юности ранимой.
 
 
И обломав клинки мечей в бою,
Впились они, оскалив зубы страшно,
Друг другу в сердце – в позднюю свою
Любовь, что безгранична и отважна!
 
 
И так, в объятьях бешеных враги
Скатились вниз в последние круги
Оврага черного, покрыв кустарник кровью!
 
 
То – черный ад, где ждут друзья с любовью;
Проклятая, упав и слившись с ним,
Мы ненависть навечно сохраним!
 

БАЛКОН

 
Воспоминаний мать, влюбленных королева,
Ты – зов моей восторженной мечты!
Тех сонных вечеров таинственное чрево
И ласки нежные во мраке помнишь ты,
Воспоминаний мать, влюбленных королева?
 
 
О, эти вечера с тобой у очага!
И тихий дом, и комната с балконом —
Там нежность, как закат, колышется слегка…
Слова любви не канут в сне бездонном,
И эти вечера с тобой у очага.
 
 
Нам солнце шлет загадочные блики!
Сильней любовь и небо глубже вдруг
Казалось нам – чарующие миги! —
В них пышет кровь и резче сердца стук.
Нам солнце шлет загадочные блики!
 
 
А ночь спускалась темным гобеленом,
Я чувствовал во мраке милый взгляд
И ножки обнимал в порыве вдохновенном,
Твое дыханье пил, как сладкий яд,
А ночь спускалась темным гобеленом.
 
 
Но я смогу их вызвать из забвенья —
У ног твоих застывшие лета…
Где ж мне искать любви и вдохновенья,
С годами в теле вянет красота?
Но я смогу их вызвать из забвенья.
 
 
О, эти клятвы, ласки, ароматы!
Когда-нибудь из бездн небытия
Взойдут ли, светом солнечным объяты,
В воспоминаниях воскресну ли и я?
О, эти клятвы, ласки, ароматы!
 

ОДЕРЖИМЫЙ

 
Покрыта мглой и ты, моя Селена,
Как солнце за гардиною ночи,
Лишь вьется в забытьи искра свечи,
И лик глядит в бездонность тьмы и тлена.
 
 
Тебя одну люблю я вдохновенно!
Звездой чуть видной ты не трепещи,
В страну безумную неся свои лучи;
Кинжал в ножны – и прочь в огонь геенны!
 
 
Мы очи люстр зажжем пожаром страсти!
У взора твердого желания во власти!
Я жду тебя, тоскуя и любя —
 
 
Как свет зари, как Ночь, я жду тебя.
Душа трепещет, смуглый гул вдали…
Мой бог, мой Вельзевул, прошу тебя – внемли!
 

ПРИЗРАК

1. Тьма

 
Судьба меня закинула невольно
В немую бездну грусти без конца,
Где Ночь царит могильная, где больно
Не видеть солнца светлого венца.
 
 
Где богом осуждаемый ехидным,
Пишу картину, черный фон избрав,
И сердце с тленной горечью приправ
Загробных я варю в грехе постыдном.
 
 
И в этот миг блистающая вдруг,
Как звезд свеченье, как добро святое,
Владыка див восточных, вставших в круг —
 
 
Восходит в центре, и сиянье золото
Над ней. – Она ли это? – Это та,
Что и во тьме лучами залита!
 

2. Аромат

 
Вдыхая ароматы благовоний,
Читатель, приходилось ли тебе
Тянуть мгновения и будто в посторонней,
Забыв о времени, витать в своей судьбе?
 
 
Где поцелуи льнут к губам угасшим,
Лишь призрак воскрешая страсти той,
Что так мила воспоминаньям нашим
Восторгом страсти, былью золотой.
 
 
О, в волосах ее роскошно черных
Кадильниц дым и ложа аромат
И фимиам, и страсти дикий яд,
 
 
И звуки юных игр ее задорных
Услышав, вновь и вновь хочу взирать я
На алый бархат сброшенного платья.
 

3. Рама

 
Как чудной рамою картину обрамляя,
Стремится мастер что-то подчеркнуть
Такое, в чем особенная суть,
Что красоту по-новому являет, —
 
 
Так посреди всей этой красоты,
Но созданной искусными руками,
Сливаясь с позолотой, с жемчугами —
Как будто бы в прекрасной раме ты.
 
 
Любовь всеобщая сошла к тебе виденьем.
Нагая, отдавалась с наслажденьем
Ты поцелуям шелковых одежд.
 
 
Но все ж в изломах грациозных стана,
В округлых формах, в блеске острых вежд
Есть легкая беспечность обезьяны.
 

ИСПОВЕДЬ

 
Как сон чудесный, помню я ту встречу,
Когда вы нежною рукой
Моей коснулись робко, и замечу —
Не стерт он времени рекой.
 
 
Освещена луной, ночная ниша
Сверкала золотом тогда,
За очертаньем спящего Парижа
Вставала черная гряда.
 
 
И тишь плыла такая, будто это
Был город мертвых, без людей…
Как сторожа, лишь кошки в струях света
Одни бродили меж теней.
 
 
В чудесный миг, таинственный и страшный,
Вдруг близость наша расцвела,
Я был сражен красою, богом данной,
Но чем в тот миг она была! —
 
 
Рожденье дня приветствуя победно,
Как трубы ангельской зари,
Она вдруг стоном, жалобно и бледно
Во тьме качнула фонари.
Как будто бы калека из темницы,
Наружу выплеснулся стон,
Что рад подальше от людей забиться,
Не потревожив чудный сон.
 
 
И в нем глухие слышались напевы:
«Весь мир подделка и обман!
А злая лесть притворная у девы
Лишь множит счет душевных ран.
 
 
Неблагодарное занятие – со сцены
Дарить улыбки каждый день,
Когда и кредиторы ждут проценты,
А жизнь – одна сплошная тень.
 
 
Любовь – лишь всуе брошенное слово
На твердь гранита без души!
Продажный свет не выдумал другого!
Здесь каждый за себя дрожит!»
 
 
О, неужели я навек забуду
Ту исповедь ужасную! Поверь, —
Луна, шаги и голос твой повсюду
Меня преследует теперь.
 

ПРЕКРАСНЫЙ КОРАБЛЬ

 
Узнай, прекрасная и нежная наяда,
Моей мечты достойная награда,
Что пышность форм и красота
В тебе с цветеньем юности слита!
 
 
Ты кораблем ступаешь, и одежды,
Как паруса свободы и надежды,
Колышутся тогда
И исчезают в море без следа.
 
 
Округлость плеч тугих под шеей белой
Раздалась; гордо ты походкой смелой
Проходишь, вознеся главу,
По-детски пряча взор в волнистую траву.
 
 
Узнай, прекрасная и нежная наяда,
Моей мечты достойная награда,
Что пышность форм и красота
В тебе с цветеньем юности слита!
 
 
Блестящей шеи царственны извивы!
Сиянье мебели в ней, шелка переливы;
Грудей упругих каждый щит
Сверкая, стрел по туче отразит.
 
 
И будят вожделение в крови
Лишь ароматом два цветка твои —
Пунцовые округлости щитов,
Мечты безумствуют от запаха цветов!
 
 
Ты кораблем ступаешь, и одежды,
Как паруса свободы и надежды,
Колышутся тогда
И исчезают в море без следа.
 
 
Их наполняют вдруг твои колени,
И вслед душа уносится без лени,
Горя мучительно, и грудь
Вновь колдовского яда ждет вдохнуть.
 
 
Питонами твои простерлись руки,
Спасая от томительной разлуки,
Сплелись геракловым под стать,
Чтобы возлюбленного намертво сковать.
 
 
Округлость плеч тугих под шеей белой
Раздалась; гордо ты походкой смелой
Проходишь, вознеся главу,
По-детски пряча взор в волнистую траву.
 

КОТ

1

 
Уснувший разум ловит звуки…
То вновь явился важный кот —
Мурлычет ласково, скребет,
И сонно жмурится от скуки.
 
 
То бродит кротко и легко,
И песнь заводит еле-еле
(На низких нотах в самом деле
Звучит таинственность его).
 
 
И вот уж радостной мечтой
Она мою волнует душу —
Напевный стих приятно слушать
И опьяняться песней той.
 
 
Вмиг раздражение и злость
Уходят, дав свободу чувства,
С котом общение – искусство
Без слов, он очень чуткий гость.
 
 
Не лезет в душу и ее
Тревожных струн не раззадорит,
Он в тишине лишь звукам вторит,
Вливая пение свое,
 
 
Чтоб скрипка сердца в унисон
С живым мотивом зазвучала…
В нем есть волшебное начало,
Ниспослан ангелами он!