Электронная библиотека » Шарль Бодлер » » онлайн чтение - страница 2

Текст книги "Цветы зла"


  • Текст добавлен: 4 ноября 2013, 21:51


Автор книги: Шарль Бодлер


Жанр: Зарубежные стихи, Зарубежная литература


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Шрифт:
- 100% +
XXI
Гимн красоте
 
Скажи, откуда ты приходишь, Красота?
Твой взор – лазурь небес иль порожденье ада?
Ты, как вино, пьянишь прильнувшие уста,
Равно ты радости и козни сеять рада.
 
 
Заря и гаснущий закат в твоих глазах,
Ты аромат струишь, как будто вечер бурный;
Героем отрок стал, великий пал во прах,
Упившись губ твоих чарующею урной.
 
 
Прислал ли ад тебя иль звездные края?
Твой Демон, словно пес, с тобою неотступно;
Всегда таинственна, безмолвна власть твоя,
И все в тебе – восторг, и все в тебе преступно!
 
 
С усмешкой гордою идешь по трупам ты,
Алмазы ужаса струят свой блеск жестокий,
Ты носишь с гордостью преступные мечты
На животе своем, как звонкие брелоки.
 
 
Вот мотылек, тобой мгновенно ослеплен,
Летит к тебе – горит, тебя благословляя;
Любовник трепетный, с возлюбленной сплетен,
Как с гробом бледный труп сливается, сгнивая.
 
 
Будь ты дитя небес иль порожденье ада,
Будь ты чудовище иль чистая мечта,
В тебе безвестная, ужасная отрада!
Ты отверзаешь нам к безбрежности врата.
 
 
Ты Бог иль Сатана? Ты Ангел иль Сирена?
Не все ль равно: лишь ты, царица Красота,
Освобождаешь мир от тягостного плена,
Шлешь благовония и звуки и цвета!
 
Перевод Эллиса
XXII
Экзотический аромат
 
Когда, закрыв глаза, я, в душный вечер лета,
Вдыхаю аромат твоих нагих грудей,
Я вижу пред собой прибрежия морей,
Залитых яркостью однообразной света;
 
 
Ленивый остров, где природой всем даны
Деревья странные с мясистыми плодами;
Мужчин, с могучими и стройными телами,
И женщин, чьи глаза беспечностью полны.
 
 
За острым запахом скользя к счастливым странам,
Я вижу порт, что полн и мачт, и парусов,
Еще измученных борьбою с океаном,
 
 
И тамариндовых дыхание лесов,
Что входит в грудь мою, плывя к воде с откосов,
Мешается в душе с напевами матросов.
 
Перевод В. Брюсова
XXIII
Волосы
 
О, завитое в пышные букли руно!
Аромат, отягченный волною истомы,
Напояет альков, где тепло и темно;
Я мечты пробуждаю от сладостной дремы,
Как платок надушенный взбивая руно!..
 
 
Нега Азии томной и Африки зной,
Мир далекий, отшедший, о лес благовонный,
Возникает над черной твоей глубиной!
Я парю ароматом твоим опьяненный,
Как другие сердца музыкальной волной!
 
 
Я лечу в те края, где от зноя безмолвны
Люди, полные соков, где жгут небеса;
Пусть меня унесут эти косы, как волны!
Я в тебе, море черное, грезами полный,
Вижу длинные мачты, огни, паруса;
 
 
Там свой дух напою я прохладной волною
Ароматов, напевов и ярких цветов;
Там скользят корабли золотою стезею,
Раскрывая объятья для радостных снов,
Отдаваясь небесному, вечному зною.
 
 
Я склонюсь опьяненной, влюбленной главой
К волнам черного моря, где скрыто другое,
Убаюканный качкою береговой;
В лень обильную сердце вернется больное,
В колыхание нег, в благовонный покой!
 
 
Вы лазурны, как свод высоко-округленный,
Вы – шатер далеко протянувшейся мглы;
На пушистых концах пряди с прядью сплетенной
Жадно пьет, словно влагу, мой дух опьяненный
Запах муска, кокоса и жаркой смолы.
 
 
В эти косы тяжелые буду я вечно
Рассыпать бриллиантов сверкающий свет,
Чтоб, ответив на каждый порыв быстротечный,
Ты была как оазис в степи бесконечной,
Чтобы волны былого поили мой бред.
 
Перевод Эллиса
XXIV
«Тебя, как свод ночной, безумно я люблю…»
 
Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,
Тебя, великую молчальницу мою!
Ты – урна горести; ты сердце услаждаешь,
Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,
И недоступнее мне кажется в тот миг
Бездонная лазурь, краса ночей моих!
 
 
Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,
Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.
Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, —
Неумолимая, как беспощадный зверь!
 
Перевод Эллиса
XXV
«Ожесточенная от скуки злых оков…»
 
Ожесточенная от скуки злых оков,
Ты всю вселенную вместила б в свой альков;
Отточенных зубов влекома хищной жаждой,
Ты жертву новую на день готовишь каждый.
Твои глаза блестят, как в праздничные дни
На окнах лавочек зажженные огни;
Их блеск – заемный блеск, их власть всегда случайна,
Их красота – тебе неведомая тайна!
 
 
Машина мертвая, ты жажду утолишь
Лишь кровью мировой, но мир лишь ты целишь;
Скажи, ужель тебе неведом стыд, ужели
Красоты в зеркалах твои не побледнели?
Иль зла бездонности не видит мудрый взгляд,
И, ужаснувшись, ты не пятишься назад?
Или таинственным намереньем Природы
Твои, о женщина, благословятся роды,
И от тебя в наш мир, прославив грешный род —
Кощунство высшее! – сам гений снизойдет!
 
Перевод Эллиса
XXVI
Sed non satiata[2]2
  Но не насытившаяся (лат.).


[Закрыть]
 
О странный идол мой, чьи кудри – сумрак ночи;
Сливая дым сигар и муска аромат,
Бедром эбеновым ты мой чаруешь взгляд,
Саванны Фауст ты, дочь черной полуночи!
 
 
Душе желаннее, чем опиум, мрак ночи,
Губ милых эликсир, любви смертельный яд;
Пусть караваны грез сзовет твой властный взгляд,
Пусть напоят тоску твои цистерны-очи.
 
 
О демон яростный! Зрачками черных глаз
Не изливай мне в грудь своих огней без меры!
Мне не дано обнять, как Стиксу, девять раз
 
 
Тебя, развратница, смирить твой пыл Мегеры,
Безумье дерзкое бесстрашно обретать
И Прозерпиною на ложе адском стать!
 
Перевод Эллиса
XXVII
«Когда она идет, роняя блеск огней…»
 
Когда она идет, роняя блеск огней
Одеждой радужной, сбегающей волнами,
Вдруг вспоминается мне пляска длинных змей
На остриях жезлов, протянутых волхвами.
 
 
Как горькие пески, как небеса степей,
Всегда бесчувственны к страданьям и прекрасны,
Как сочетанья волн в безбрежности морей,
Ее движения всегда равно бесстрастны!
 
 
В ней всюду тайный смысл, и все так странно в ней;
Ее граненых глаз роскошны минералы,
Где с взором ангельским слит сфинксов взор усталый,
 
 
С сияньем золота – игра немых камней;
Как блеск ненужных звезд, роскошен блеск холодный
Величья женщины прекрасной и бесплодной.
 
Перевод Эллиса
XXVIII
Танцующая змея
 
Твой вид беспечный и ленивый
Я созерцать люблю, когда
Твоих мерцаний переливы
Дрожат, как дальняя звезда.
 
 
Люблю кочующие волны
Благоухающих кудрей,
Что благовоний едких полны
И черной синевы морей.
 
 
Как челн, зарею окрыленный,
Вдруг распускает паруса,
Мой дух, мечтою умиленный,
Вдруг улетает в небеса.
 
 
И два бесчувственные глаза
Презрели радость и печаль,
Как два холодные алмаза,
Где слиты золото и сталь.
 
 
Свершая танец свой красивый,
Ты приняла, переняла
Змеи танцующей извивы
На тонком острие жезла.
 
 
Истомы ношею тяжелой
Твоя головка склонена —
То вдруг игривостью веселой
Напомнит мне игру слона.
 
 
Твой торс склоненный, удлиненный
Дрожит, как чуткая ладья,
Когда вдруг реи наклоненной
Коснется влажная струя.
 
 
И, как порой волна, вскипая,
Растет от таянья снегов,
Струится влага, проникая
Сквозь тесный ряд твоих зубов.
 
 
Мне снится: жадными губами
Вино богемское я пью,
Как небо, чистыми звездами
Осыпавшее грудь мою!
 
Перевод Эллиса
XXIX
Падаль
 
Скажи, ты помнишь ли ту вещь, что приковала
Наш взор, обласканный сияньем летних дней,
Ту падаль, что вокруг зловонье изливала,
Труп, опрокинутый на ложе из камней.
 
 
Он, ноги тощие к лазури простирая,
Дыша отравою, весь в гное и в поту
Валялся там и гнил, все недра разверзая
С распутством женщины, что кажет наготу.
 
 
И солнце жадное над падалью сверкало,
Стремясь скорее все до капли разложить,
Вернуть Природе все, что власть ее соткала,
Все то, что некогда горело жаждой жить!
 
 
Под взорами небес, зловонье изливая,
Она раскинулась чудовищным цветком,
И задыхалась ты – и, словно неживая,
Готовилась упасть на свежий луг ничком.
 
 
Неслось жужжанье мух из живота гнилого,
Личинок жадные и черные полки
Струились, как смола, из остова живого,
И, шевелясь, ползли истлевшие куски.
 
 
Волной кипящею пред нами труп вздымался;
Он низвергался вниз, чтоб снова вырастать,
И как-то странно жил и странно колыхался,
И раздувался весь, чтоб больше, больше стать!
 
 
И странной музыкой все вкруг него дышало,
Как будто ветра вздох был слит с журчаньем вод,
Как будто в веялке, кружась, зерно шуршало
И свой ритмический свершало оборот.
 
 
Вдруг нам почудилось, что пеленою черной
Распавшись, труп исчез, как побледневший сон.
Как контур выцветший, что, взору непокорный,
Воспоминанием бывает довершен.
 
 
И пес встревоженный, сердитый и голодный,
Укрывшись за скалой, с ворчаньем мига ждал,
Чтоб снова броситься на смрадный труп свободно
И вновь глодать скелет, который он глодал.
 
 
А вот придет пора – и ты, червей питая,
Как это чудище, вдруг станешь смрад и гной,
Ты – солнца светлый лик, звезда очей златая,
Ты – страсть моей души, ты – чистый ангел мой!
 
 
О да, прекрасная – ты будешь остов смрадный,
Чтоб под ковром цветов, средь сумрака могил,
Среди костей найти свой жребий безотрадный,
Едва рассеется последний дым кадил.
 
 
Но ты скажи червям, когда без сожаленья
Они тебя пожрут лобзанием своим,
Что лик моей любви, распавшейся из тленья,
Воздвигну я навек нетленным и святым!
 
Перевод Эллиса
XXX
De profundis clamavi[3]3
  Из бездны взываю (лат.).


[Закрыть]
 
К тебе взываю я, о, та, кого люблю я,
Из темной пропасти, где сердце схоронил;
Угрюм мой душный мир, мой горизонт уныл,
Во мраке ужаса, кощунствуя, живу я.
 
 
Полгода там царит холодное светило,
Полгода кроет ночь безмолвные поля;
Бледней полярных стран, бесплодная земля
Ни зелени, ни птиц, ни вод не породила.
 
 
Все на земле ничто в сравненьи с той ужасной
Суровостью лучей холодной и бесстрастной
И с ночью, как хаос, безбрежной и глухой!
 
 
Как тварь презренная, в глубокий сон тупой
Зачем я не могу в забвенье погрузиться,
Пока клубок времен медлительно вертится…
 
Перевод А. Кублицкой-Пиоттух
XXXI
Вампир
 
В мою больную грудь она
Вошла, как острый нож, блистая,
Пуста, прекрасна и сильна,
Как демонов безумных стая.
 
 
Она в альков послушный свой
Мой бедный разум превратила;
Меня, как цепью роковой,
Сковала с ней слепая сила.
 
 
И как к игре игрок упорный
Иль горький пьяница к вину,
Как черви к падали тлетворной,
Я к ней, навек проклятой, льну.
 
 
Я стал молить: «Лишь ты мне можешь
Вернуть свободу, острый меч;
Ты, вероломный яд, поможешь
Мое бессилие пресечь!»
 
 
Но оба дружно: «Будь покоен! —
С презреньем отвечали мне. —
Ты сам свободы недостоин,
Ты раб по собственной вине!
 
 
Когда от страшного кумира
Мы разум твой освободим,
Ты жизнь в холодный труп вампира
Вдохнешь лобзанием своим!»
 
Перевод Эллиса
XXXII
 
Я эту ночь провел с еврейкою ужасной;
Как возле трупа труп, мы распростерлись с ней,
И я всю ночь мечтал, не отводя очей
От грустных прелестей, унылый и бесстрастный.
 
 
Она предстала мне могучей и прекрасной,
Сверкая грацией далеких, прошлых дней;
Как благовонный шлем, навис убор кудрей —
И вновь зажглась в душе любовь мечтою властной.
 
 
О, я б любил тебя; в порыве жгучих грез
Я б расточал тебе сокровища лобзаний,
От этих свежих ног до этих черных кос,
 
 
Когда бы, без труда сдержав волну рыданий,
Царица страшная! во мраке вечеров
Ты затуманила холодный блеск зрачков!
 
Перевод Эллиса
XXXIII
Посмертные угрызения
 
Когда ты будешь спать средь сумрака могилы,
И черный мавзолей воздвигнут над тобой;
Когда, прекрасная, лишь ров да склеп унылый
Заменят твой альков и замок пышный твой;
 
 
Когда могильная плита без сожаленья
Придавит робкую, изнеженную грудь,
Чтоб в сердце замерло последнее биенье,
Чтоб ножки резвые прервали скользкий путь:
 
 
Тогда в тиши ночей без сна и без просвета
Пускай тебе шепнет могильная плита,
Одна достойная наперсница поэта:
 
 
«Твоя пустая жизнь позорно прожита;
О том, что мертвецы рыдают, ты не знала!»
Тебя источит червь, как угрызений жало.
 
Перевод Эллиса
XXXIV
Кошка
 
Спрячь когти, кошечка; сюда, ко мне на грудь,
Что лаской нежною к тебе всегда объята,
И дай моим глазам в твоих глазах тонуть,
Где слит холодный блеск металла и агата!
 
 
Когда ласкаю я то голову твою,
То спину гибкую своей рукой небрежной,
Когда, задумчивый, я светлый рой ловлю
Искр электрических, тебя касаясь нежно,
 
 
В моей душе встает знакомое виденье:
Ее бесчувственный, ее холодный взгляд
Мне в грудь вонзается, как сталь, без сожаленья,
 
 
И с головы до ног, как тонкий аромат,
Вкруг тела смуглого струя смертельный яд,
Она со мной опять, как в прежние мгновенья.
 
Перевод Эллиса
XXXV
Duellum[4]4
  Поединок, дуэль (лат.).


[Закрыть]
 
Бойцы сошлись на бой, и их мечи вокруг
Кропят горячий пот и брызжут красной кровью.
Те игры страшные, тот медный звон и стук —
Стенанья юности, растерзанной любовью!
 
 
В бою раздроблены неверные клинки,
Но острый ряд зубов бойцам заменит шпаги:
Сердца, что позднею любовью глубоки,
Не ведают границ безумья и отваги!
 
 
И вот в убежище тигрят, в глухой овраг
Скатился в бешенстве врага сдавивший враг,
Кустарник багряня кровавыми струями!
 
 
Та пропасть – черный ад, наполненный друзьями;
С тобой, проклятая, мы скатимся туда,
Чтоб наша ненависть осталась навсегда!
 
Перевод Эллиса
XXXVI
Балкон
 
Мать воспоминаний, нежная из нежных,
Все мои восторги! Весь призыв мечты!
Ты воспомнишь чары ласк и снов безбрежных,
Прелесть вечеров и кроткой темноты.
Мать воспоминаний, нежная из нежных!
 
 
Вечера при свете угля золотого,
Вечер на балконе, розоватый дым.
Нежность этой груди! Существа родного!
Незабвенность слов, чей смысл неистребим,
В вечера при свете угля золотого!
 
 
Как красиво солнце вечером согретым!
Как глубоко небо! В сердце сколько струн!
О, царица нежных, озаренный светом,
Кровь твою вдыхал я, весь с тобой и юн.
Как красиво солнце вечером согретым!
 
 
Ночь вокруг сгущалась дымною стеною,
Я во тьме твои угадывал зрачки,
Пил твое дыханье, ты владела мною!
Ног твоих касался братскостью руки.
Ночь вокруг сгущалась дымною стеною.
 
 
Знаю я искусство вызвать миг счастливый,
Прошлое я вижу возле ног твоих.
Где ж искать я буду неги горделивой,
Как не в этом теле, в чарах ласк твоих?
Знаю я искусство вызвать миг счастливый.
 
 
Эти благовонья, клятвы, поцелуи,
Суждено ль им встать из бездн, запретных нам,
Как восходят солнца, скрывшись на ночь в струи,
Ликом освеженным вновь светить морям?
– Эти благовонья, клятвы, поцелуи!
 
Перевод К. Бальмонта
XXXVII
Одержимый
 
Смотри, диск солнечный задернут мраком крепа;
Окутайся во мглу и ты, моя Луна,
Курясь в небытии, безмолвна и мрачна,
И погрузи свой лик в бездонный сумрак склепа.
 
 
Зову одну тебя, тебя люблю я слепо!
Ты, как ущербная звезда, полувидна;
Твои лучи влечет Безумия страна;
Долой ножны, кинжал сверкающий свирепо!
 
 
Скорей, о пламя люстр, зажги свои зрачки!
Свои желания зажги, о взор упорный!
Всегда желанна ты во мгле моей тоски;
 
 
Ты – розовый рассвет, ты – Ночи сумрак черный;
Все тело в трепете, всю душу полнит гул, —
Я вопию к тебе, мой бог, мой Вельзевул!
 
Перевод Эллиса
XXXVIII
Призрак
I
Мрак
 
Велением судьбы я ввергнут в мрачный склеп,
Окутан сумраком таинственно-печальным;
Здесь Ночь предстала мне владыкой изначальным;
Здесь, розовых лучей лишенный, я ослеп.
 
 
На вечном сумраке мечты живописуя,
Коварным Господом я присужден к тоске;
Здесь сердце я сварю, как повар, в кипятке
И сам в груди своей его потом пожру я!
 
 
Вот, вспыхнув, ширится, колышется, растет,
Ленивой грацией приковывая око,
Великолепное видение Востока;
 
 
Вот протянулось ввысь и замерло – и вот
Я узнаю Ее померкшими очами:
Ее, то темную, то полную лучами.
 
II
Аромат
 
Читатель, знал ли ты, как сладостно душе,
Себя медлительно, блаженно опьяняя,
Пить ладан, что висит, свод церкви наполняя,
Иль едким мускусом пропахшее саше?
 
 
Тогда минувшего иссякнувший поток
Опять наполнится с магическою силой,
Как будто ты сорвал на нежном теле милой
Воспоминания изысканный цветок!
 
 
Саше пахучее, кадильница алькова,
Ее густых кудрей тяжелое руно
Льет волны диких грез и запаха лесного;
 
 
В одеждах бархатных, где все еще полно
Дыханья юности невинного, святого,
Я запах меха пью, пьянящий, как вино.
 
III
Рамка
 
Как рамка лучшую картину облекает
Необъяснимою, волшебной красотой,
И, отделив ее таинственной чертой
От всей Природы, к ней вниманье привлекает,
 
 
Так с красотой ее изысканной слиты
Металл и блеск огней и кресел позолота:
К ее сиянью все спешит прибавить что-то,
Все служит рамкою волшебной красоты.
 
 
И вот ей кажется, что все вокруг немеет
От обожания, и торс роскошный свой
Она в лобзаниях тугих шелков лелеет,
 
 
Сверкая зябкою и чуткой наготой;
Она вся грации исполнена красивой
И обезьянкою мне кажется игривой.
 
IV
Портрет
 
Увы, Болезнь и Смерть все в пепел превратили;
Огонь, согревший нам сердца на миг, угас;
И нега знойная твоих огромных глаз
И влага пышных губ вдруг стала горстью пыли.
 
 
Останки скудные увидела душа;
Где вы, пьянящие, всесильные лобзанья,
Восторгов краткие и яркие блистанья?..
О, смутен контур твой, как три карандаша.
 
 
Но в одиночестве и он, как я, умрет —
И Время, злой старик, день ото дня упорно
Крылом чудовищным его следы сотрет…
 
 
Убийца дней моих, палач мечтаний черный,
Из вечной памяти досель ты не исторг
Ее – души моей и гордость и восторг!
 
Перевод Эллиса
XXXIX
«Тебе мои стихи! Когда поэта имя…»
 
Тебе мои стихи! Когда поэта имя,
Как легкая ладья, что гонит Аквилон,
Причалит к берегам неведомых времен
И мозг людей зажжет виденьями своими —
 
 
Пусть память о тебе назойливо гремит,
Пусть мучит, как тимпан, чарует, как преданье,
Сплетется с рифмами в мистическом слиянье,
Как только с петлей труп бывает братски слит!
 
 
Ты, бездной адскою, ты, небом проклятая,
В одной моей душе нашла себе ответ!
Ты тень мгновенная, чей контур гаснет, тая.
 
 
Глумясь над смертными, ты попираешь свет
И взором яшмовым, и легкою стопою,
Гигантским ангелом воздвигшись над толпою!
 
Перевод Эллиса
XL
Semper eadem[5]5
  Всегда та же (лат.).


[Закрыть]
 
«Откуда скорбь твоя? Зачем ее волна
Взбегает по скале, чернеющей отвесно?»
– Тоской, доступной всем, загадкой, всем известной
Исполнена душа, где жатва свершена.
 
 
Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный,
Как правда горькая, что жизнь – лишь бездна зла;
Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный,
Чтоб на уста печать безмолвия легла.
 
 
Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно света
И чьи улыбчивы невинные уста, —
Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета?
 
 
Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта!
И пусть утонет взор в твоих очах лучистых,
Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых.
 
Перевод Эллиса
XLI
Все нераздельно
 
Сам Демон в комнате высокой
Сегодня посетил меня;
Он вопрошал мой дух, жестоко
К ошибкам разум мой клоня:
 
 
«В своих желаниях упорных
Из всех ее живых красот,
И бледно-розовых, и черных,
Скажи, что вкус твой предпочтет?»
 
 
«Уйди!» – нечистому сказала
Моя влюбленная душа:
«В ней все – диктам, она мне стала
Вся безраздельно хороша!
 
 
В ней все мне сердце умиляет,
Не знаю “что”, не знаю “как”;
Она, как утро, ослепляет
И утоляет дух, как мрак.
 
 
В ней перепутана так сложно
Красот изысканная нить,
Ее гармоний невозможно
В ряды аккордов разрешить.
 
 
Душа исполнена влиянья
Таинственных метаморфоз:
В ней стало музыкой дыханье,
А голос – ароматом роз!»
 
Перевод Эллиса
XLII
«Что можешь ты сказать, мой дух, всегда ненастный…»
 
Что можешь ты сказать, мой дух, всегда ненастный,
Душа поблекшая, что можешь ты сказать
Ей, полной благости, ей, щедрой, ей, прекрасной?
Один небесный взор – и ты цветешь опять!..
 
 
Напевом гордости да будет та хвалима,
Чьи очи строгие нежнее всех очей,
Чья плоть – безгрешное дыханье херувима,
Чей взор меня облек в одежду из лучей!
 
 
Всегда: во тьме ночной, холодной и унылой,
На людной улице, при ярком свете дня,
Передо мной скользит, дрожит твой облик милый,
 
 
Как факел, сотканный из чистого огня:
«Предайся Красоте душой в меня влюбленной:
Я буду Музою твоею и Мадонной!»
 
Перевод Эллиса
XLIII
Живой факел
 
Глаза лучистые, вперед идут они,
Рукою Ангела превращены в магниты,
Роняя мне в глаза алмазные огни, —
Два брата, чьи сердца с моим чудесно слиты.
 
 
Все обольщения рассеяв без следа,
Они влекут меня высокою стезею;
За ними следую я рабскою стопою,
Живому факелу предавшись навсегда!
 
 
Глаза прелестные! Мистическим сияньем
Подобны вы свечам при красном свете дня,
Вы – луч померкнувший волшебного огня!..
 
 
Но свечи славят Смерть таинственным мерцаньем,
А ваш негаснущий, неистребимый свет —
Гимн возрождения, залог моих побед!
 
Перевод Эллиса
XLIV
Искупление
 
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
Тоска, унынье, стыд терзали вашу грудь?
И ночью бледный страх… хоть раз когда-нибудь
Сжимал ли сердце вам в тисках холодной стали?
Вы, ангел радости, когда-нибудь страдали?
 
 
Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?
С отравой жгучих слез и яростью без сил?
К вам приводила ночь немая из могил
Месть, эту черную назойливую гостью?
Вы, ангел кротости, знакомы с тайной злостью?
 
 
Вас, ангел свежести, томила лихорадка?
Вам летним вечером, на солнце у больниц,
В глаза бросались ли те пятна желтых лиц,
Где синих губ дрожит мучительная складка?
Вас, ангел свежести, томила лихорадка?
 
 
Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?
Угрозы старости уж леденили вас?
Там в нежной глубине влюбленно-синих глаз
Вы не читали снисхождения к сединам?
Вы, ангел прелести, теряли счет морщинам?
 
 
О ангел счастия, и радости, и света!
Бальзама нежных ласк и пламени ланит
Я не прошу у вас, как зябнущий Давид…
Но, если можете, молитесь за поэта
Вы, ангел счастия, и радости, и света!
 
Перевод И. Анненского
XLV
Признание
 
О, незабвенный миг! То было только раз:
Ты на руку мою своей рукой учтивой
Вдруг так доверчиво, так нежно оперлась,
Надолго озарив мой сумрак сиротливый.
 
 
Тогда был поздний час; как новая медаль,
Был полный диск луны на мраке отчеканен,
И ночь торжественной рекой катилась вдаль;
Вкруг мирно спал Париж, и звук шагов был странен;
 
 
Вдоль дремлющих домов, в полночной тишине
Лишь кошки робкие, насторожась, шныряли,
Как тени милые, бродили при луне
И, провожая нас, шаг легкий умеряли.
 
 
Вдруг близость странная меж нами расцвела,
Как призрачный цветок, что вырос в бледном свете,
И ты, чья молодость в своем живом расцвете
Лишь пышным праздником и радостью была,
 
 
Ты, светлый звон трубы, в лучах зари гремящей —
В миг странной близости, возникшей при луне,
Вдруг нотой жалостной, неверной и кричащей,
Как бы непрошеной, пронзила сердце мне.
 
 
Та нота вырвалась и дико и нелепо,
Как исковерканный, беспомощный урод,
Заброшенный семьей навек во мраке склепа
И вдруг покинувший подземный, тайный свод.
 
 
Та нота горькая, мой ангел бедный, пела:
«Как все неверно здесь, где смертью все грозит!
О, как из-под румян, подделанных умело,
Лишь бессердечие холодное сквозит!
 
 
Свой труд танцовщицы, и скучный и банальный,
Всегда готова я безумно клясть, как зло;
Пленять сердца людей улыбкой машинальной
И быть красавицей – плохое ремесло.
 
 
Возможно ли творить, где все живет мгновенье,
Где гибнет красота, изменчива любовь,
И где поглотит все холодное Забвенье,
Где в жерло Вечности все возвратится вновь!»
 
 
Как часто вижу я с тех пор в воспоминанье
Молчанье грустное, волшебный свет луны
И это горькое и страшное признанье,
Всю эту исповедь под шепот тишины!
 
Перевод Эллиса

Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 | Следующая
  • 0 Оценок: 0


Популярные книги за неделю


Рекомендации