Текст книги "Франция и Англия X-XIII веков. Становление монархии"

Глава вторая
Администрация и законодательство в Англии 1154–1204 гг

В тот момент, когда Генрих Плантагенет был признан Стефаном наследником престола и заключил с ним Валлингфордский договор, в Англии царили беспорядок и нищета. Повиновались почти только ближайшему владельцу замка. Шерифы, которых сохранил Стефан, собирали лишь очень скудные доходы, да и те не всегда вносили в Палату шахматной доски. Стефан обязался перед своим наследником вернуть отчужденные им домены и королевские доходы, разрушить «незаконнорожденные замки», построенные без разрешения, отослать домой фламандских наемников, назначить в каждом графстве честных и способных восстановить порядок шерифов и чеканить полноценную монету; он должен был также вернуть своим подданным имущество, которым они владели во времена Генриха I, восстановить безопасность духовенству и трудящимся классам. Выполнить эту программу у него не хватало сил, да не было и времени. Эго сделал Генрих II, и притом с необычайной энергией и быстротой. Отобрать назад королевские замки удалось лишь после тяжелой борьбы. Но почти в один год Англия была умиротворена. Столь продолжительная и жестокая усобица оставила, конечно, после себя следы: с одной стороны, экономическую разруху, которая побуждала Генриха II избегать больших войн; с другой – усиление опасных элементов в обществе и развитие безнравственных и буйных привычек, что было, без сомнения, первоначальной причиной (это как будто не приходило никому в голову) его замечательных полицейских и судебных реформ.

Королевство нуждалось в мире; королевская власть нуждалась в восстановлении своих ресурсов, в том, чтобы вновь протянуть свою руку до самых границ страны, а для этого ей необходимо было прибегнуть к помощи местных учреждений, курии сотни (hundred) и курии графства.

Для этой необходимой работы никто не был полезнее Плантагенетам, чем шериф. Во времена Генриха II шериф, обузданный энергией и упорной волей короля, сделался чиновником почти современного типа. Впрочем, нет ничего характернее эволюции этой должности, начиная со времен англосаксонских, эволюции, выясненной в недавнее время учеными. Ее история дает нам возможность присутствовать при переходе феодальной монархии в монархию централизованную.

В конце англосаксонской эпохи шериф (reeve shire’a – управляющий графством) представляет собой крупного землевладельца в округе, заведующего доходами короля; но этот shirereeve является прежде всего наместником вельможи – олдермена, управляющего одним или несколькими шайрами. После нормандского завоевания шериф, называемый в официальных текстах и в хрониках vice comes, но гораздо более могущественный, чем нормандский виконт, по существу своему является королевским чиновником, почти всегда назначаемым самим королем. Это уже агент исполнительной власти. Однако должность эта имеет тенденцию сделаться наследственной в знатных фамилиях. Шериф – феодал, который часто злоупотребляет своим могуществом. Генрих I, твердая политика которого в столь многих отношениях является прообразом политики Генриха II, поручает обязанности шерифа, насколько только возможно, людям верным, и служащие в курии за ним наблюдают.

В начале своего царствования Генрих II, вынужденный искать опоры в некоторых знатных семьях, должен был раздать много шерифских должностей баронам, светским или духовным. Во время его продолжительного пребывания в Нормандии, с 1166 по 1170 г., эти магнаты и их агенты совершили ряд очень крупных злоупотреблений властью; они производили произвольные аресты, набивали себе карманы всевозможными способами. Вернувшись, Генрих II поручил своим разъездным судьям произвести обширное расследование, подобное тому, какое пришлось приказать сделать Людовику Святому. Все лихоимцы, не исключая церковных судей, в особенности же шерифы, подверглись преследованию. Множество шерифов было устранено от должности. С этих пор, несмотря на некоторые колебания, которыми отмечались повышения и понижения королевского авторитета, шерифы стали послушными и не выходящими из-под надзора чиновниками, вышедшими из средних классов. Это не мешало им пользоваться значительным могуществом.

В каждом графстве шериф (или шерифы, так как их бывало по два и даже по три) является сборщиком доходов короля; из находящегося у него на откупе домена он извлекает выгоду, которая должна быть значительной, так как нередки случаи, что свою должность он купил и дал за нее хорошую цену.

У него много еще и других обязанностей. Он поддерживает общественный мир, арестовывает преступников, подготовляет дела для разъездных судей и приводит в исполнение их приговоры. Он сам разбирает дела о краже, нанесении побоев и ран в обычных собраниях курии графства, он заведует снабжением королевских замков и иногда является их кастеляном. Он руководит крупными административными расследованиями. Он обнародует и выполняет распоряжения короля. Он – политический агент, держит в своих руках города и духовенство. Несмотря на сокращение, которому благодаря деятельности разъездных судов подверглась его юрисдикция, его авторитет растет вместе с самой королевской властью. Начиная с 1170 г. его полномочия в действительности исходят от королевской курии; впрочем, он очень часто и занимал какую-нибудь должность в курии, например в Палате шахматной доски.

Над шерифами, являющимися связующим звеном между центральным правительством и древними местными учреждениями графства и сотни, стоят королевские люди, пребывающие в курии, которые создают традиции монархической бюрократии и, после смерти их господина, Генриха II, продолжают его дело.

Из Curia regis в Англии выросли – не с одинаковой, впрочем, быстротой – администрация и политический парламент.

В эпоху Генриха II и его сыновей парламент существовал только в зародыше, но администрация уже рождается, и отдельные ее ведомства специализируются раньше, чем во Франции.

Однако природа курии не изменяется по существу своему. Она сохраняет свой феодальный и дофеодальный характер и напоминает собой одновременно то, чем была курия нормандских герцогов, курия и витенагемот англосаксонских королей и каролингский «Дворец» (Palais). Среди этой толчеи служащих, прислуги, шутов, шарлатанов и плутов, которую нам описал Петр Блуаский, изо дня в день все более и более выделяются родственники и личные друзья короля, должностные лица его дома, специалисты канцелярий и суда; это – курия в своем ограниченном виде. Когда же вассалы, светские и духовные, в большем или меньшем количестве, являются для выполнения своих обязанностей – давать сюзерену помощь и совет, собрание, которое они образуют вместе с приближенными короля, является курией в расширенном виде. Все функции, которые выполняет королевская курия, она может выполнять под тем или под другим из этих видов. Общее собрание курии может при случае насчитывать тысячи человек, наподобие больших собраний, которые устраивал Карл Великий перед своими военными походами; таким было собрание «графов, баронов и рыцарей королевства» в Винчестере в 1177 г., когда Генрих II намеревался предпринять экспедицию во Францию. Но чаще всего это бывал «concilium», «colloquium» крупных баронов, прелатов и служащих курии, которых король Англии созывает, когда это ему нужно, как и Капетинги во Франции. Это прежде всего феодальная курия[50]50
  См. Кларендонские постановления.


[Закрыть]. Но в силу своей королевской прерогативы государь может созвать, кого он хочет. Эти собрания занимаются всякого рода делами, так что нельзя точно различить их компетенцию от компетенции курии ограниченной. Они разбирают крупные процессы об измене, дела, касающиеся общественного порядка; но король сохраняет при этом свою судебную прерогативу. Они дают свое согласие на крупные административные реформы, высказывают свое мнение по вопросам войны и мира, союзов, королевских браков, но может случиться и так, что с ними об этом не совещаются.

В 1191 г. собрание баронов и прелатов сыграло, ввиду некоторых обстоятельств, политическую роль, которую не следует ни преувеличивать, ни недооценивать. Его вмешательство, по внешности своей революционное, так как никакой правильный созыв не предшествовал его сессии, было, без сомнения, вызвано интригами Иоанна Безземельного, а не какой-нибудь инициативой светских и духовных баронов. Ричард находился тогда в Святой земле. Его верный канцлер Вильгельм Лоншан исполнял обязанности своего рода регента: он вызывал неудовольствие одновременно и знати, и королевских служащих, своей спесью и алчностью. Иоанн Безземельный решил его низвергнуть, чтобы ловить рыбу в мутной воде, и подстрекаемые им бароны собрались в Лондоне, где волнующиеся горожане требовали себе права образовать коммуну: Иоанн рассчитывал на лондонцев, чтобы возвыситься. Собрание баронов и прелатов, к которым присоединились горожане столицы, дало Иоанну почетный титул регента, summits rector totius regni. Но в то же время оно признало архиепископа Руанского юстициарием, согласно грамоте о назначении, которую он получил от Ричарда. И именно архиепископ Руанский в действительности и стал управлять, опираясь на авторитет королевы Алиеноры. Вильгельм Лоншан вынужден был покинуть Англию. Таким образом, собрание баронов отняло у него власть и этим предупредило гражданскую войну. Очевидно, баронами руководили какие-нибудь умные советники, которые, взывая к помощи вельмож, сумели тем на менее охранить интересы короля и мир в королевстве. Иоанну Безземельному, одураченному ими, оставалось лишь смолчать.

Что касается прерогативы в деле обложения, феодальный характер этого «colloquium’a» выступает отчетливо. Согласия на налог, в современном смысле этого слова, на существует. В Средние века было в обычае, что вассалы доставляют сюзерену помощь, в которой он нуждается, включая сюда и помощь денежную; а, с другой стороны, сбор «датских денег», которые продолжают уплачивать вплоть до 1163 г., приучил англичан к общему налогу, подобного которому во Франции того времени не существовало. Король объявляет или в общих собраниях, или в куриях графств суммы, которые ему необходимы; судя по текстам, которые очень неясны, эти суммы ему «дают», или же он их «берет», «решает, что их ему дадут». Имеется несколько случаев отказа, но это отказы индивидуальные, заявленные людьми, принадлежащими к церкви; у нас нет ни одного примера коллективного отказа. В 1163 г. Генрих II требует, чтобы внесли в его счет в качестве дохода, который должен получать король, вознаграждение, даваемое в каждом графстве шерифу как плата за оказываемые им услуги; на собрании в Вудстоке архиепископ Кентерберийский Фома Бекет (и это был первый акт конфликта, который закончился лишь через семь лет убийством архиепископа) заявляет, что при таких условиях он не станет больше платить этих денег[51]51
  Сомнительно, несмотря на совпадение дат, чтобы дело здесь шло о преобразовании датских денег.


[Закрыть]. В 1198 г. на собрании в Оксфорде происходит случай более характерный. Вот как рассказывает о нем Роджер Ховеденский, разъездной судья и хронист:

Король Ричард предъявил требование через Хуберта, архиепископа Кентерберийского (в то время бывшего юстициарием), чтобы люди королевства Англия доставили ему триста рыцарей, которые оставались бы с ним на его службе в продолжение года, или дали ему достаточно денег, чтобы он мог держать на своей службе в продолжение года триста рыцарей, считая жалованье по три шиллинга английской монетой в день каждому рыцарю. В то время как все другие, не смея противиться воле короля, готовы были это сделать, один только епископ Линкольнский Гуго, истинный ревнитель божий, который воздерживался от всякого дурного дела, ответил, что в том, что его касается, он не покоряется воле короля, потому что с течением времени получится ущерб для его церкви, и его преемники будут говорить: «Наши отцы съели зеленый виноград, а у сыновей на зубах оскомина».

Сопротивление епископа было основано на том соображении, что рыцари требовались для службы вне пределов Англии. По его примеру епископ Солсберийский в свою очередь также отказался. Юстициарий не настаивал, объявил собрание распущенным и написал королю, что он потерпел неудачу[52]52
  Текст «Жития св. Гуго».


[Закрыть]. Как мы видим, не было никакого голосования и высказанные отказы являлись индивидуальными.

Генрих II собирал много общих собраний курии именно потому, что ему почти не приходилось опасаться организованной оппозиции. Для него это был способ сохранять связь со своей знатью, узнавать ее настроение, находить в ней поддержку. Она не обнаруживала никаких политических чувств, которые могли бы его беспокоить; очень редко она брала на себя инициативу какой-нибудь реформы; можно указать, пожалуй, только на Ассизу о мерах, обнародованную королем Ричардом «по просьбе и совету всех его епископов и всех его баронов».

Генриху II и Ричарду не приходилось также сталкиваться и с традициями королевского совета, постоянного и организованного. Такого совета еще не существовало. Но при них были родственники и близкие им люди. Алиенора до своей ссоры с мужем занимала выдающееся место в курии, издавала письменные приказы (на основании королевской грамоты «из-за моря»), разбирала тяжбы; во время междуцарствия 1189 г., во время плена Ричарда и при воцарении Иоанна Безземельного она принимала участие в управлении. Генрих Молодой в качестве соправителя исполнял на самом деле обязанности регента во время отлучек своего отца. Иоанн Безземельный мог бы играть ту же роль в царствование своего брата Ричарда, но сумел быть только бунтовщиком. Наряду с королевской семьей самыми влиятельными лицами были канцлер, казначей и в особенности юстициарий, который с XII в. стал чем-то вроде первого министра. Нам еще придется говорить о них. Обычно они покупали свои должности. Что касается наследственных должностей нормандского происхождения, соответственные которым можно найти и в курии Людовика VII, то все они находились в руках крупных баронов, которым недоверие короля не оставляло никакой действительной власти. Наконец мы видим часто упоминаемых в хрониках, а также среди лиц, свидетельствующих своей подписью королевские акты, familiares, aulici, consiliarii – очень различного социального происхождения: епископов, баронов, клерков., рыцарей. В 1166 г. в одном письме к папе клирики Кентерберийской провинции говорят о «доверенных лицах и приближенных, занимающихся специально секретными делами короля и. рука которых руководит королевскими советами и делами государства». Существовал, таким образом, на практике совет, составлявшийся из людей, которые обладают доверием Генриха II, или же, в царствование Ричарда, этого короля, бывшего всегда в отсутствии, умеют выдвинуться и стать необходимыми. Это или вельможи, исполнявшие феодальную обязанность помогать советом, или сановники курии. Но не следует видеть в этом совете орган особый и постоянный. Это лишь один из аспектов курии. Только в XIII в. королевский совет принимает вид учреждения; в то же время будут происходить споры по конституционному вопросу о выборе советников: в XII в. этот вопрос еще не ставился.

Специализация ведомств произошла лишь по отношению к королевской канцелярии, финансовой администрации и суду.

Канцлер – хранитель королевской печати и, если можно так выразиться, «главный редактор» королевских актов, становится важным лицом: это все более и более главный юридический советник государя. Вначале же он был всего лишь чиновником «Дворца» (Hôtel). Да канцелярия и является все еще отделом «Дворца» и остается такою же кочевой, как и он. Генрих II беспрестанно переезжает с места на место, и, несмотря на существование некоторых административных центров, как Вестминстер в Англии, Кан, Руан, Анжер на материке, где имеется постоянный персонал служащих, за королем следуют клерки для того, чтобы составлять в случае надобности письма и приказы (writs) в городах, деревнях, охотничьих домах, аббатствах, через которые он проезжает. Несмотря на эту разбросанность, канцелярия Генриха II подчиняется однообразным правилам: редакция исходящих от нее актов[53]53
  Замечательная уже во времена Генриха I.


[Закрыть] поражает своей точностью, ясностью, сжатостью, в то время как стиль капетингских грамот все еще отличается расплывчатостью и многословием. Это потому, что у клерков Плантагенетов нет времени задерживаться на разных околичностях и разводить узоры риторики. Им нужно каждый день составлять огромное количество актов, в особенности грамот судебных и финансовых. Мы в этом уверены, несмотря на то, что сейчас у нас имеется лишь ничтожная часть актов. Генриха II. Хранение архивов оставляло еще желать лучшего. Впрочем, чиновники Палаты шахматной доски со времен царствования Генриха I уже заботились о том, чтобы регистрировать, т. е. переписывать на свитках пергамента, счета шерифов, и у нас имеется почти полный комплект таких «Казначейских свитков» («Pipe Rolls»), относящихся к царствованию Генриха II. В царствование Ричарда и в особенности в начале царствования Иоанна Безземельного произведены были большие реформы в канцелярии. Стали составлять собрания копий хартий, жалованных грамот, секретных грамот, судебных решений курии, дел, касающихся Нормандии, и т. д.; эти собрания хранились, и время пощадило их. Эта свитки представляют собой самые богатые из древних архивов и самые полные, какие только может историк найти в Европе[54]54
  Мы видели (кн. 1, гл. III, § 2), как Палата шахматной доски возникла в «Дворце» (Hôtel) и отделилась от него, причем у этого последнего осталась особая касса, касса «Комнаты» (Chambre). Об изменениях, произошедших в истории «Комнаты», см. ниже, кн. III, гл. IV.


[Закрыть].

Королевская курия как учреждение финансовое, «курия короля, заседающая в Палате шахматной доски» (Curia regis ad Scaccarium), также дошла до высокой степени организации.

Мы знаем ее по «Диалогу о Палате шахматной доски» (Dialogus de Scaccario), составленному казначеем Ричардом Фиц-Нилем в конце царствования Генриха II. Это диалог между автором и одним из членов Палаты шахматной доски, который давно уже заседает в ней, но не постиг еще всех ее тайн и просит объяснений. Автор различает нижнюю Палату шахматной доски, Inferius Scaccarium, которая представляет собой казначейство, и верхнюю Палату шахматной доски, Superius Scaccarium, являющуюся счетной палатой. Два раза в год, на Пасху и в день св. Михаила, шерифы графств являлись сдавать счета в верхнюю Палату шахматной доски и вносить деньги в нижнюю[55]55
  Изложение «Диалога» является немного слишком теоретичным; шерифы только 24 графств из 39 являлись сдавать счета с такой регулярностью.


[Закрыть]. Из этих двух отделов более древним являться казначейство, главными деятелями которого были казначей и его клерк и два шамбеллана Палаты шахматной доски, которым помогали два рыцаря. На их обязанности лежало хранение Domesday Book, «Pipe Rolls» и деревянных бирок, по которым отмечались полученные суммы; наконец, на их попечении находилась касса. Как общее правило, они требовали от шерифов уплаты чистым серебром; его сплавляли и ставили пробу. Казначей и шамбелланы нижней Палаты шахматной доски участвовали также и в верхней, но в эту счетную палату, очень торжественную, входили также юстициарий, канцлер, коннетабль, маршал и все, попадавшие туда по воле короля, избранные среди «самых великих и самых благоразумных из всего королевства». Члены этой палаты назывались баронами Палаты шахматной доски. Технические служащие и важные особы королевского дома, светские и духовные бароны соединялись здесь, чтобы внушать спасительный страх специалистам, и они действительно терроризировали их. Но только специалисты производили полезную работу, и мы имеем пикантное доказательство этого в словах, которыми обменялись собеседники, выведенные в Диалоге шахматной доски.

– Почему ты не преподаешь другим науки о Шахматной доске?

– Но, друг, ведь ты давно заседаешь в Палате шахматной доски, и ничто не ускользает от тебя, так как ты человек добросовестный.

– Я заседаю как бродящий во тьме ощупью и часто наталкивающийся; многие там так заседают и, глядя, не видят, слушая, не понимают.

– С какой непочтительностью ты говоришь…

Технические служащие и фигуранты сидели вокруг или около стола, длиной в десять футов и шириной в пять, покрытого черным клетчатым сукном, деления которого напоминали поле шахматной доски. Считали при помощи жетонов: смотря по месту, которое жетон занимал, он мог обозначать и один динарий, и десять тысяч фунтов[56]56
  См. рисунок, помещенный в XXXIII, на с. 46.


[Закрыть].

Кроме этой проверки, на обязанности верхней Палаты шахматной доски лежало составление «Свитков трубки», и, кроме того, она, в случае надобности, превращалась в судебную палату для разбора спорных дел. Палата шахматной доски отличалась не только разнообразием аспектов, подобно королевской курии, но и такой же подвижностью, потому что она могла и смешиваться с ней. Обычно она пребывала в Винчестере или в Лондоне, но могла заседать и в других местах.

Королевская курия превращалась в судебный трибунал не только во время сессий Палаты шахматной доски. Одним из главных ее занятий на протяжении всего года было – творить суд либо в каком-нибудь центре, как Вестминстер, либо в виде выездных делегаций.

До царствования Генриха II главная масса тяжб разбиралась или в сеньориальных куриях, или в старинных местных куриях графства или сотни (hundred). Сеньориальные курии разбирали не только мелкие дела, имеющие отношение к эксплуатации домена, но и все гражданские дела, касающиеся держаний; наконец, защита имущества зависела прежде всего от лорда, С другой стороны, в курии графства преобладала нотабли, а курия сотни часто находилась, и с очень давних времен, во власти сеньора. Это был суд по уголовным делам, в котором лорд пользовался своей юрисдикцией на основании иммунитета. Несмотря на судебную власть, предоставленную шерифам и на назначение нескольких королевских судей, действовавших на местах в условиях, нам неизвестных, местный суд в значительной степени ускользал от короля; в конце концов он был или народным, или феодальным;. В центре курия, например курия англосаксонских королей, разбирала дела, касающиеся интересов монарха, и принимала апелляции; как и курия древних герцогов нормандских, она была также феодальной курией, которая ликвидировала распри между баронами. Иногда она принимала очень торжественную форму, а иногда сводилась к небольшой группе сведущих юристов, деятельность которых уже заметна в царствование Генриха I. Словом, она очень близко напоминала собой капетингскую курию в ее судебном аспекте.

Начиная с царствования Генриха II, вследствие чрезвычайно любопытной юридической эволюции, о которой мы сейчас будем говорить, королевская курия сделалась могучим орудием, содействовавшим успехам монархии. Вместо того чтобы быть судом чрезвычайным с очень малым количеством дел, она превратилась в обыкновенный суд для всего королевства. Для этого нужно было, чтобы она организовала делегации, чтобы она посылала missi; в этом отношении существовали прецеденты каролингские, англосаксонские и англо-нормандские, но, по-видимому, только Генрих II привел выезды в систему: Англию стали объезжать приближенные короля, среди которых находились Ричард де Люси, Фома Бекет, Гланвиль, хронист Роджер Ховеденсуий, повествователь Вальтер Мап.

Составители Pipe Roll в 1176 г. дали им название iusticiarii Itinerantes (странствующие, или разъездные, судьи), которое и вошло во всеобщее употребление. Начиная с этого 1176 года учреждение окончательно устанавливается: почти каждый год совершаются выезды. Все королевство разделяется на округа (например, шесть округов в 1176 г.), и каждый округ объезжает группа судей. Эти разъездные судьи занимаются всякого рода делами, но главным образом «тяжбами короны» (Placita coronae), т. е. такими, в которых заинтересованы король и доброе управление королевством. Это – путешествующая королевская курия в дороге. Но при этом разъездные судьи только пользуются куриями графства, Когда они председательствуют в курии графства, то она превращается в королевскую курию, и на такую чрезвычайную сессию призываются по двенадцати полноправных людей из каждого города.

Эта систематизация выездов представляет собой важное нововведение. Но к в самом центре осуществлена значительная реформа. С 1178 г. начинает организовываться capitalis curia regis (такой термин употребляет Гланвиль), отличная от феодальных concilia (так как в ней не заседают бароны) и отличная от Палаты шахматной доски. Она составляется из пяти испытанных юристов, двух клириков и трех мирян, которые и судят именем короля. Это то, что впоследствии будут называть Королевской скамьей (King’s Bench). Королевская скамья находится в распоряжении государя, который может и увезти ее с собой. Это и будет часто делать Иоанн Безземельный, и тогда произойдет разделение: верховный судья останется в Вестминстере с другим составом судящих, и этот двойник Скамьи станет Судом общих тяжб (Common Pleas).

Это необычайное развитие королевских судов в Англии происходит параллельно с развитием законодательства и права. В какие-нибудь пятьдесят лет оказывается законченным один из самых быстрых переворотов, какой только знал Запад в Средние века, в смысле централизации и установления монархического единообразия. В то время как раньше королевские судьи знали почти только те тяжбы, которые касались их господина, или общественного порядка, или людей, непосредственно зависящих от короны, новое законодательство привлекает к ним множество дел. Победа тем более важная, что она является окончательной. В XIII в., несмотря на слабый отлив, отмеченный Великой хартией, подымающаяся волна королевской юстиции будет продолжать затоплять сеньориальную юрисдикцию. От этой последней останется лишь несколько островков.

Король в конце концов считает, что иммунитеты («franchises») существуют только на основании его пожалования, что суд производится лишь по его уполномочию и что он имеет право отнять отчужденную им функцию. Но в то же время учреждением присяжных Генрих II укрепляет в стране, и на долгие века, дух децентрализации и self government’а (самоуправления).