Текст книги "Незнакомец"

Ребекка ничего не ответила.

– Я и в порту был, – продолжил Кемпер, – еще раз посмотрел «Либель». И с Альбертом поговорил. Он содержал ее в полном порядке.

– И ты хочешь ее взять?

– Я не уверен. Она сильно напоминает мне о Феликсе.

– Тебе нужно сказать только «да» или «нет». Если ты ее не хочешь, с этим тоже нет проблем.

– Все не так просто…

– За тебя я эту проблему не могу решить.

– По крайней мере, ты понимаешь, что проблема существует.

Женщина опять ничего не ответила, а ее собеседник, вдруг разозлившись на свою беспомощность, накинулся на нее:

– Черт побери, Ребекка, ты не единственная, кто горюет! Ты потеряла своего мужа. Я потерял своего лучшего друга. Родители Феликса потеряли сына. Это ведь… мы все должны как-то существовать дальше! Здесь уже ничто не поможет. Его жизнь окончилась. Не наша. И с этим мы ничего не можем поделать.

Женщина повесила последнее полотенце и подняла пустую корзину для белья. Впервые за все время она посмотрела на Максимилиана, и тот снова ужаснулся этой пустоте в ее взгляде.

– Ребекка, – тихо произнес он.

Ее губы скривились с выражением рассерженности и отрешенности.

– Позволь мне справиться с этим на свой лад, – произнесла она, – а ты справляйся по-своему.

– Но ты ведь вовсе не справляешься с этим, – резко произнес Кемпер.

Но уже в следующее мгновение он понял, что его слова и выпады не пронимают ее. Все это бессмысленно! Как он, собственно, и представлял себе до этого. Смерть Феликса сделала эту женщину недоступной для него и для любого другого человека, и все, чего он, возможно, добьется своим приездом в Лё-Брюске, – это то, что их дружба (во всяком случае, жалкие остатки их дружбы) тоже сломается.

– Так мы сегодня вечером поужинаем вместе? – спросил Кемпер.

Ребекка помедлила, но в конце концов все же кивнула. Ей хотелось быть вежливой, но она не проявила ни малейших признаков радости.

Максимилиан повернулся, чтобы уйти, но тут ему пришло на ум еще кое-что.

– Этот молодой парень, – произнес он, – по-видимому, опытный яхтсмен. Он был восхищен «Либель». И хотел бы разок прокатиться вместе со своей женой. Как тебе идея насчет того, чтобы позволить им это?

Кемпер, сам не зная почему, считал, что Ребекка, скорее всего, откажет. Но, к его удивлению, она только передернула плечами.

– Почему бы и нет?

3

Каждый раз, когда она в обеденное время подходила к почтовому ящику, ее по-прежнему охватывал страх, что он вновь мог дать о себе знать. Точнее говоря, ей вообще не было известно, он ли это, но Клара с самого начала не колеблясь исключила вероятность, что эти отвратительные письма могла писать женщина. И дело не в том, что они были переполнены описаниями жестокого насилия, – в них содержались коварные угрозы, которые вызывали ужасный страх. Кроме того, в них неоднократно прозвучал термин «смертная казнь». Возможно, она просто считала, что женщина не способна на такую садистскую игру со страхом, хотя порой говорила себе, что, возможно, цепляется за давно устаревшее распределение ролей, которого и без того никогда не существовало.

«Собственно, не важно, – подумала Клара, когда шла по садовой дорожке и проклинала свое усиленное сердцебиение, которое неминуемо появлялось у нее в такие моменты, – не важно, кто устроил эти подлости. Письма отвратительны и ужасны, но в последние две недели они не приходили, и мне теперь незачем расстраиваться по этому поводу».

Тем не менее рука ее дрожала, когда она открыла ключом почтовый ящик. В нем лежали один журнал и несколько писем, и раньше она обрадовалась бы им и начала бы размышлять, кто же ей написал. Теперь же Клара стала настолько нервной, что не могла испытывать ничего, кроме страха и пришибленности. Она даже предпочла бы, чтобы почтовый ящик вообще был пустым.

«Это действительно абсурд», – подумала женщина.

Просмотрев почту, она убедилась, что от него письма не было. Его стиль Клара к тому времени уже знала, так что сразу вычислила бы его письмо. Конверт с хорошо знакомой наклейкой, на которой было бы напечатано ее имя: «Госпоже Кларе Вейлер». А затем – ее адрес.

Сегодня письма от него не было. Пришел счет за телефон. Письмо от ее сестры, находящейся в отпуске на Майорке. Приглашение к участию в конкурсе и открытка с Мальдивов.

«Кто же у нас сейчас на Мальдивах?» – спросила себя Клара, отметив, что ее сердце вернулось в нормальный ритм, а ослабевшие ноги вновь приобрели стабильность.

Она пошла обратно к дому, пробежав глазами открытку.

Агнета. Она помнила Агнету. Много лет назад они работали вместе. Милая, белокурая, очень естественно себя ведущая шведка, Агнета вышла замуж за очень состоятельного мужчину – он был членом правления крупной цепи универмагов, если Клара не ошибалась, – так что путешествия в дальние страны, видимо, не были для нее редкостью. Она, конечно же, жила в шикарном районе Мюнхена Грюнвальд и, видимо, постоянно летала по всему свету.

«Здесь великолепно, – писала Агнета, – бесконечное солнце, темно-синее море, темно-синее небо, светлый, теплый песок… Я сейчас учусь дайвингу! При этом у меня такое ощущение, словно я могу от всего скрыться. Я была на грани нервного срыва, пережила в последнее время неприятные события. Расскажу тебе, когда вернусь, – хотела бы знать, что ты думаешь по этому поводу. А до тех пор – всего доброго. Агнета».

Сердцебиение опять усилилось. Клара остановилась.

Что она имела в виду?

Они не виделись уже примерно три года. Кроме того, никогда и не были близкими подругами. Просто коллегами, которые нашли общий язык и симпатизировали друг другу, не более того. Помимо служебных вопросов, никогда ничего не обсуждали и редко говорили о личном. Клара была на свадьбе Агнеты с тем богатым типом и в порядке ответного жеста пригласила ее полгода спустя на свою свадьбу с Бертом. Да, и еще она посылала Агнете в прошлом году сообщение о рождении Мари, поэтому бывшая коллега и знала ее адрес. Но еще никогда она не присылала Кларе открытки с видом места своего отдыха, не говоря уже о том, чтобы делиться с ней проблемами, по поводу которых хотела бы услышать ее мнение.

Все это не увязывалось одно с другим. У Агнеты был свой круг друзей, у Клары – свой. Тогда почему?..

Если только…

Вейлер вновь посмотрела на открытку, которая слегка дрожала в ее руках. Агнета писала не просто о какой-то проблеме, а о «неприятных событиях в последнее время». И о том, что у нее «совсем расшатались нервы».

Все было точно так же, как Клара сказала бы о себе самой. Неприятные события у нее были, да еще какие! Право, у женщины, которая подходит к почтовому ящику с подкосившимися ногами и открывает его трясущимися руками, которая вечерами не может заснуть, а ночью подскакивает от малейшего шороха, явно «совсем расшатаны нервы».

Не иначе, Агнета получила такие же письма, и она обратилась к своей бывшей коллеге, потому что эти письма были как-то связаны с их былой совместной работой. Потому что для нее не было никакого смысла обращаться по этому поводу к своей подруге или приятельнице. Это должен был быть кто-то из тех времен, когда обе они работали в учреждении, помогающем детям и подросткам…

Клара вернулась в дом и тщательно закрыла за собой входную дверь. Стоял жаркий день, и в обычное время все двери были бы открыты настежь, чтобы впустить в комнаты тепло и аромат разгара лета. Но с тех пор, как Вейлер начала получать эти письма, она едва решалась оставить приоткрытым хотя бы одно-единственное окно. Страх глубоко проник в ее жизнь, заполнил ее всю и вовсе не желал покидать ее. Все изменилось. И именно сейчас. Именно. С тех пор, как в сентябре прошлого года родилась Мари, Клара день и ночь только и думала о том, как же все прекрасно и счастливо сложилось в ее жизни, какой совершенной она стала. Не то чтобы раньше Клара постоянно носила траур; она и профессию свою любила. Во всяком случае, поначалу. Позже… эта работа стала действовать ей на нервы, и Вейлер словно чувствовала, что, в принципе, она была слишком эмоциональной для того, чтобы на протяжении долгого времени сталкиваться с жестким, часто слишком жестоким миром тех, кто жил на теневой стороне общества, не имея жизненных благ, и компенсировал свое разочарование в своем существовании злостью и насилием. Много лет все шло благополучно, но затем Клара распрощалась со своей работой и была рада этому. Она любила Берта и уверилась, что навсегда останется с ним. Он не был богатым, и они, вероятно, никогда не полетят на Мальдивы, как Агнета, но у них были, как говорится, свои средства к существованию; к тому же Берт унаследовал от своих родителей маленький домик на окраине Мюнхена, расположенный уже практически в сельской местности. Мари вырастет на природе, сможет играть в саду, а также среди лужаек и лесных зарослей, которые начинались сразу же за садовой изгородью. Так же, как и ее сестрички и братишки. Клара хотела еще больше детей, но ей шел уже сорок первый год, и кто знает, улыбнется ли ей счастье еще раз? Но, по крайней мере, у нее есть Мари. В своей роли матери она расцвела. И ничего, совершенно ничего не хотела бы менять в своей жизни.

Единственное, чего ей хотелось, – это чтобы тот человек перестал ей писать. Правда, она предчувствовала, что страх не покинет ее даже в том случае, если письма перестанут приходить. Если она и успокоится, то ненадолго. Ведь этот тип все равно находится где-то там, на улице… И она уже не сможет делать вид, что его никогда не было…

Вейлер поставила открытку с видом Мальдивов перед доской для ключей в прихожей. Теплая, солнечная картинка… Агнете хорошо, она так далеко! Но она, конечно же, должна вернуться – и тоже не сможет надолго укрыться от своего страха.

Клара решила вечером еще раз поговорить обо всем этом с Бертом. Естественно, он знал об этих письмах, но назвал их чьей-то глупой выходкой.

– Кто-то позволил себе пошутить, рассылая подобную чушь, – сказал он, – но тебе не следует воспринимать это всерьез, дорогая. Лающие собаки не кусаются.

«Изменит ли он свое мнение, если узнает, что и Агнета?..»

Клара уже могла представить себе, что он скажет: «Мы ведь еще ничего не знаем! Твоя фантазия опять тебя одолела. Пусть Агнета сначала вернется, тогда мы узнаем больше…»

Женщина вздохнула. Внутренний голос подсказывал ей, что она вовсе не жертва своей фантазии, что совершенно точно и правильно все поняла. Но ей станет легче, когда она услышит спокойный голос Берта и позволит ему – хотя бы на короткое время – внушить себе, что все это безобидно и неважно.

А сейчас она приглядит за Мари. И займется домашними делами. Потом надо сделать покупки и приготовить что-нибудь вкусненькое для себя и Берта на вечер.

Кем бы ни был тот автор писем, она не допустит, чтобы он разрушил ее маленький счастливый мир.

Пятница, 23 июля

1

Ноги у Инги все еще болели, но с тех пор, как она стала применять мазь, которую ей прописал врач, и менять повязки, все и в самом деле улучшилось. Она могла надевать только открытые сандалии – точнее, весь день носила только сланцы, – но при столь жаркой погоде это в любом случае более целесообразно. Ей было еще трудновато ходить, она хромала, и больше всего беспокоило ее при этом то обстоятельство, что ей приходилось сидеть в этой райской местности – а она не могла заняться ничем, что доставило бы ей удовольствие. Ей нельзя было плавать, она не могла пойти гулять или отправиться на пробежку по лесу в ранние утренние часы. Инга сидела, намертво прикованная к одному месту, и это наполняло ее всевозрастающим нетерпением и раздражением. Поэтому она с восторгом отреагировала на сообщение Мариуса о том, что Ребекка позволила им взять ее парусную яхту, чтобы прокатиться на ней.

В принципе, их отпуск складывался намного лучше, чем опасалась Инга. Вместо того чтобы сидеть в переполненном кемпинге, они нашли сказочное место вдали от толпы людей и при этом наслаждались видом скал и моря, более красивым, чем на открытках. Инга была уверена, что могла бы пробраться через скалы вниз, в бухту, и купаться там, если б ей не мешали пораненные ноги. Почти несбыточная мечта – в июле найти на Средиземном море такое местечко.

«Еще два-три дня, – оптимистично подумала она, – и все заживет. Я буду носиться здесь, как маленький олененок. Меня ждет огромное удовольствие!»

Она стояла на деревянном причальном мостике посреди мерцающих солнечных лучей и наблюдала за Мариусом и Максимилианом, которые готовили к старту «Либель».

Кемпер привез их обоих в порт, а теперь даже еще и помогал им с яхтой.

В прошлую ночь бесновался мистраль, этот дикий, овеянный легендами шторм, который с грохотом проносится вниз по долине Лё-Рон и с бушующей силой бросается в море. Инга волновалась за палатку, которую ветер снова и снова грозился вырвать из креплений, но они с Мариусом находились под прикрытием деревьев и сохранили свою крышу над головой. А теперь, утром, стояла полнейшая тишина; небо было высоким, голубым и неподвижным, а воздух сделался немного более прохладным и будоражающе ясным. Казалось, что весь мир очистился.

«Как трогательно заботится о нас Максимилиан!» – подумала Инга. Но тут же, следуя некоему инстинкту, предположила, что, через свою заботу о молодой незнакомой парочке, он также пытался стать ближе к Ребекке. Мариус и Инга давали ему возможность ежедневно приезжать наверх, в ее уединенное местечко, при этом заглянув в дверь к своей давней подруге. Иначе ему это никак не удалось бы – Инга явственно чувствовала это, – поскольку Ребекка полностью уединилась в своем доме. Возможно, уже ни один человек не сможет войти с ней в контакт…

Волосы все время падали Инге на лицо; в конце концов она достала из кармана брюк резинку для волос и завязала сзади хвосик. Мариус как раз занимался навигатором, который он за день до этого прикрепил к тонкому проводу, натянутому между носовой частью лодки и мачтой.

– Вы действительно знаете толк в этом деле, – одобрительно произнес Максимилиан. – Вы просто играючи справляетесь со всем. Хотя судно для вас совсем чужое.

– Я же уже говорил вам, что с детства все свои каникулы проводил на парусниках, – ответил Мариус, не отвлекаясь от своей работы.

Кемпер сложил большой парус на мачте и крепко обвязал его.

– Так, – сказал он, – а теперь нам нужно посмотреть, как там наш двигатель. Судно уже долго стояло на месте. Я надеюсь, что аккумулятор не сел… – Он взглянул на Ингу. – А вы? Вы такой же профессионал в данной области?

Та, смеясь, покачала головой.

– Я много плавала с Мариусом на парусниках, поэтому немного разбираюсь. Но меня вовсе нельзя назвать профессионалом.

– Она на самом деле хорошо с этим управляется, – возразил ее муж, – и гораздо лучше, чем утверждает сейчас.

– Если это так, то только благодаря тому, что ты хороший учитель, – ответила Инга с теплотой в голосе, и они с Мариусом обменялись взглядом, полным близости и нежности.

– Вы хотите отправиться на паруснике сегодня? – спросил по-французски кто-то позади Инги, и она с удивлением обернулась. Сильно загоревший мужчина, который незаметно подошел к ним, был ей незнаком, но Максимилиан тут же вмешался.

– Здравствуй, Альберт. Инга, это начальник порта. Альберт, Инга – жена Мариуса, с которым вы вчера познакомились. Эти двое хотят сегодня испытать судно.

Альберт сморщил лицо и внимательно посмотрел на небо.

– Мистраль еще вернется, – отметил он.

– Еще раз сегодня? – спросила Инга. – Но все кажется таким спокойным…

– Он вернется, – твердо произнес Альберт, – где-то сегодня после обеда.

– Какие-то проблемы? – спросил Максимилиан. Он как раз попытался завести мотор, но безуспешно.

Начальник порта показал в сторону гор. Инга ничего не смогла там увидеть – только то, что небо было просто неземной голубизны и светилось, но мужчинам, казалось, раскрылись таинственные признаки, потому что Кемпер кивнул.

– Это мистраль. Он еще не ушел от нас.

Мариус закончил свою работу с оборудованием и коротко провел рукой по спине жены.

– Но это может быть еще не скоро, – проговорил он.

Альберт покачал головой.

– Я же сказал, ориентировочно сегодня после обеда.

– Но не раньше? – боязливо спросила Инга.

– Вряд ли, мадам.

– Альберт довольно точно делает прогнозы, – сказал Максимилиан, – ибо всю свою жизнь провел здесь. Мне еще никогда не доводилось слышать, чтобы он ошибся. Мы с Феликсом всегда ориентировались на его слова.

– Сейчас десять часов утра, – заметил Мариус. – Я предлагаю, чтобы мы с Ингой вернулись сюда в четыре часа дня. Таким образом, у нас будет достаточно времени, и в то же время мы избежим опасности.

– Но только в четыре – это самое позднее! – настойчиво добавил Альберт.

– Уж Инга позаботится об этом, – сказал Мариус, и его жена тут же кивнула. – Можете быть в этом уверены.

Максимилиан скрылся в каюте и вновь появился с двумя спасательными жилетами.

– Так. Пожалуйста, наденьте. На «Либель» это обязательно.

Он протянул руку, чтобы помочь Инге перебраться на судно. Она чувствовала себя не очень устойчиво в сланцах, но без труда встала на качающийся дощатый пол. Затем надела свой спасательный жилет и почувствовала, как в ней растет предвкушение радости.

– Какой чудесный день, – сказала Инга, – и как это мило со стороны Ребекки, что она дала нам яхту! Максимилиан, вы должны еще раз передать ей нашу благодарность.

– Сделаю. – Кемпер посмотрел на Мариуса. – Я сейчас попробую завести мотор при помощи рукояти. Аккумулятор почти полностью сел, но если мотор заработает, то он зарядится. Вам нужно помнить об этом.

– Ясно. А где рукоять?

В конце концов они нашли ее, и прошло еще несколько минут, пока они убирали лестницу, ведущую в каюту, чтобы добраться до мотора, находящегося позади нее. Инга затаила дыхание. Внезапно раздался долгожданный стук мотора, и сквозь чистый воздух пробился запах дизельного топлива.

Максимилиан перепрыгнул обратно на подмостки.

– Я заберу вас отсюда в четыре часа, – сказал он.

«Как здесь красиво!» – подумала Инга. Она отвязывала швартовы в носовой части по указанию Мариуса, а сам он расположился на корме у руля.

«Либель» медленно покидала стоянку. Одна чайка, все это время просидевшая на конце мачты, с возмущенным криком взлетела в воздух.

– Мы действительно отплываем! – крикнула Инга.

Она увидела, как Максимилиан поднял на прощанье руку. У Альберта, стоявшего рядом с ним, все еще было скептическое выражение лица, и Инга толком не могла понять, чем это объяснялось. Было ли это связано с погодой? Или «Либель» стала со временем его детищем, его сокровищем, которое он ревностно оберегал? Возможно, начальник порта не был согласен с тем, что Ребекка доверила свое судно этим двум чужакам, но он, конечно, не мог воспрепятствовать этому – вот что могло быть причиной выражения недовольства на его лице.

Неважно. Ингу это не должно волновать. Сегодня прекрасный день, и она проведет его на яхте наедине с Мариусом, с мужчиной, которого любит.

Инга заморгала, когда между ней и солнцем появилась тень. Это был Мариус, который на мгновение оставил штурвал, чтобы надеть свою бейсбольную кепку.

– Ты должна наконец признать, что это была не такая уж плохая идея – отправиться на юг, – произнес он.

Его жена засмеялась. Мариус был похож на маленького мальчика, который ждал особой похвалы.

– Это была грандиозная идея, – сказала Инга, – и я рада, что не переубедила тебя своими пророчествами конца света. Доволен?

Мужчина ухмыльнулся.

– Лишь это я и хотел услышать, – объявил он и одним прыжком вернулся к штурвалу.

Они уже покинули порт. Перед ними простиралось голубое бесконечное море, и сейчас они на полных парусах будут скользить по нему.

2

Садовая калитка на участке Ребекки, как всегда, скрипнула, когда Максимилиан отворил ее, и он, как и всякий раз, когда проходил через нее, подумал о нервном выражении на ее лице и о ее вздохах, и эта мысль непроизвольно парализовала шаги мужчины и заставила его двигаться нерешительно.

На этот раз он застал хозяйку дома на кухне. Дверь на веранду была открытой, так что он вошел без стука. Ребекка как раз терла тряпкой, как сумасшедшая, сверкающий чистотой рабочий стол, чтобы тот стал еще чище. Это было так нетипично! Все ее домашние дела раньше велись скорее небрежно, потому что у Ребекки не было ни времени, чтобы заняться этим самой, ни желания, чтобы контролировать свою довольно ленивую уборщицу. Когда Кемпер навещал их с Феликсом, его всегда умилял небольшой хаос, который вызывал у него чувство домашнего уюта. Он, бывало, сидел у них вечерами в большой неубранной кухне с бокалом вина за столом и наблюдал, как жена его друга готовит спагетти и торопливо смешивает их с готовым покупным соусом.

А теперь эта совершенно изменившаяся женщина, что была перед ним, все больше пугала его.

– Хелло, Ребекка, – произнес гость.

Конечно же, она слышала скрип калитки и, возможно, еще до этого звук мотора его машины, поэтому не испугалась, а продолжила равнодушно стирать со стола несуществующую грязь.

– Молодежь отправилась в море на яхте, – сообщил Кемпер. – Мариус – настоящий профи, это можно было заметить еще при наладке им снастей. Так что можешь не волноваться.

– Я и не волнуюсь, – ответила Ребекка.

– Я обещал забрать их в порту в четыре часа. Альберт говорит, что у нас ожидается мистраль, поэтому они должны вернуться пораньше.

– Это, конечно, разумно.

– Да… – Максимилиан нерешительно посмотрел на женщину и вдруг совершенно неожиданно, охваченный навалившейся сильной злобой, рывком схватил ее за запястье, вынудив прекратить ее идиотское занятие. – Черт побери, Ребекка, я не могу этого видеть! Я просто не могу этого больше видеть! Как ты заперлась в этом доме и растрачиваешь свою жизнь на ерунду, и выбрасываешь свое время на то, что чистишь абсолютно чистую кухню, наверное, уже в сотый раз за последние два дня! Это уже похоже на болезнь! Это не ты! Это самая скверная и ужасная растрата жизни, и энергии, и способностей, которые мне когда-либо приходилось видеть!

Женщина попыталась освободиться из его рук.

– Сейчас же отпусти меня, Максимилиан! Сейчас же!

– Нет. Потому что ты опять начнешь обрабатывать эту доску, пока не дотрешь ее до дыр! Завтра я поеду обратно в Германию и больше никогда не появлюсь в твоей жизни, но прежде хочу сказать тебе, что не испытываю к тебе больше никакого сочувствия. Нет у меня сочувствия к сентиментальности и трусости, с помощью которых ты отметаешь все, что у тебя осталось, кроме смерти Феликса. Можно понять твою скорбь, твою боль, слезы, жалобы… что бы там ни было. Но невозможно понять то, что ты явно собираешься оставшиеся пятьдесят лет своей жизни провести в этой проклятой глуши в полном одиночестве и с утра до вечера чистить и без того стерильный дом, а при скрипе калитки буквально застывать на месте, потому что тебя пугает, что к тебе может проникнуть человеческое существо, даже если это просто почтальон!

Ребекке наконец удалось высвободить свою руку из его цепкого захвата, и она со всей силы швырнула на пол тряпку, которую все еще держала в руках. Впервые за все время с момента своего приезда Максимилиан увидел в ее глазах жизнь. Они сверкали от злости.

– Кто, черт побери, сказал тебе, что я собираюсь прожить еще пятьдесят лет?! – закричала она.

Кемпер отступил на шаг назад. Вдруг в одно мгновенье на кухне наступила тишина; слышалось лишь тихое жужжание холодильника.

– Ах, вот оно что, – произнес через некоторое время Максимилиан, – вот как… Странно. Когда я еще сидел в Мюнхене и собирался отправиться к тебе, у меня мелькнула мысль, которая не давала мне покоя. У меня появилось дурное предчувствие – неужто Ребекка что-нибудь с собой сделает? Я сказал себе, что это глупости. Ведь я знал тебя. Сильная женщина с большой силой воли. Она не из тех, кто сдается; она такая, что, стиснув зубы, движется вперед… И все-таки я не мог отделаться от некоего чувства, и под конец оно стало таким сильным, что я в конце концов понял, что должен поехать. И совершенно очевидно, что мой инстинкт меня не подвел.

Ребекка снова взяла себя в руки, наклонилась, подняла тряпку и положила ее сзади себя на умывальник. Когда она вновь обратилась к своему гостю, то выглядела уже не злой, а циничной.

– Не рассказывай мне сказки, Максимилиан. Мы ведь оба знаем, зачем ты приехал.

Мужчина перевел дыхание.

– Ребекка…

– С тех пор, как развелся – нет, по-моему, даже раньше, – ты приударял за мной. Но фатальным стало то, что я вышла замуж за твоего лучшего друга, и ты знал, что я останусь для тебя абсолютным табу. Однако теперь Феликс мертв, и спустя достаточное, по твоим предположениям, время, ты решил…

– Ребекка! – резко произнес Кемпер. – Не говори больше ничего! Пощади нас обоих. Это неправда – то, что ты говоришь. Я приехал, потому что боялся за тебя, и ни по какой другой причине.

– Ты хотел использовать смерть своего друга, чтобы взять себе то, чего уже давно желал, – невозмутимо продолжала женщина, – и я должна сказать, что большую подлость мне редко приходилось встречать.

У Максимилиана закружилась голова. Он смотрел в лицо Ребекки, полное ненависти и презрения, и думал: «О, нет! Нет, как она может такое говорить, как она может…»

«С тех пор, как развелся, ты приударял за мной…»

Она выразилась таким пошлым, циничным образом… но в чем-то Ребекка была права. Кемпер преклонялся перед ней и восхищался ею с первого момента их знакомства – и, возможно, ему с трудом удавалось скрыть это после своего развода, когда он начал проводить вечера у Ребекки с Феликсом.

Когда улеглось чувство растерянности, охватившее Максимилиана в первое мгновенье, в нем вспыхнула злоба на несправедливость и резкость Ребекки, с которой она выплеснула ему в лицо это ложное обвинение.

– Ты несчастна и огорчена, – произнес он, – и поэтому обижаешь людей, желающих тебе добра. Я всегда восхищался тобой. Возможно, это мое восхищение было несколько больше, чем было мне дозволено по отношению к замужней женщине, вполне возможно; но в моих мыслях никогда не было таких чувств, которые я не мог бы в любое время открыто показать перед Феликсом. Я всегда восхищался тем, чего ты достигла в жизни. Твой муж имел так много денег, что ты с легкостью могла бы позволить себе быть просто безмозглой супругой, у которой день проходит за игрой в гольф или теннис, в шоппинге или посещениях благотворительных торжеств, которую можно встретить либо у парикмахера, либо у косметолога, либо же на какой-нибудь дурацкой примерке элегантного платья для вечеринки. Как это делала моя жена, с которой я, в конечном итоге, не смог жить вместе. Но ты была совсем другой. Я был восхищен тем, как интенсивно ты работала, как рассказывала о сотне тысяч проблем, с которыми тебе ежедневно приходилось сталкиваться, которые порой так волновали тебя, что по ночам ты не могла спать, но за которые снова и снова неустрашимо и энергично бралась. Я как сейчас вижу, как мы с Феликсом вечером сидим у вас перед камином со стаканами виски в руках, и ты возвращаешься домой, уже довольно поздно, после какой-то консультации с проблемными родителями, или после семинара о предотвращении насилия, или что бы там ни было… Ты была уставшей, но удовлетворенной и казалась такой юной и заряженной энергией, совершенно непохожей на тех женщин, с которыми я обычно общался… Ты, в своих джинсах и свитерах, с длинными волосами, которые всегда выглядели непокорными и никогда не имели вид прически… и потом еще эти дешевые украшения из стекляшек, к которым ты питала непонятное пристрастие… Все это вместе взятое…

Кемпер пытался подобрать слова, глядя при этом в лицо Брандт, которое вновь выражало холод и недосягаемую дистанцию, и почувствовал, что его речь так и не достигла цели.

– Ах, Ребекка, – произнес он, – я не желаю понимать, почему мы не должны больше просто видеться. Я всего этого не понимаю. Куда подевалась эта непоколебимая, сильная женщина, которой ты когда-то была?

– Это не должно тебя интересовать, – холодно ответила хозяйка дома.

Максимилиан с удовольствием потряс бы ее за плечи.

– Ты пропадешь здесь, Ребекка. Ты умрешь либо физически – если когда-нибудь сама позаботишься об этом, – либо внутренне. Тогда ты превратишься лишь в оболочку, которая дышит и в которой бьется сердце, но где ничто больше не живет. И если ты хочешь знать мое мнение, то по второму пути умирания ты уже чертовски далеко продвинулась.

– Это мое дело.

– Значит, ты решила продолжать в том же духе? Закопаться здесь, проводить уборку дома, думать о Феликсе и перечеркнуть свое будущее, со всем тем, что оно тебе еще уготовило?

Женщина посмотрела на своего гостя с усмешкой.

– Что оно еще могло мне уготовить? Тебя?

В Кемпере снова вспыхнул гнев, словно кто-то подлил масла в затухающий огонь, и он подумал: «Я не обязан это терпеть. Я не обязан стоять здесь и позволять ей оскорблять меня. Да пошла она к черту!»

Вслух же он, как можно более спокойно, проговорил:

– Я сейчас уйду. Я сделал все, что мог. И никогда больше не приду, это я обещаю тебе. Ты взрослая женщина и сама должна знать, чего желаешь.

«Черт подери, – подумал он, – я разговариваю как обиженный старик, чьи добрые советы игнорируются неблагоразумной молодежью! Я ведь хотел сказать совсем другое. Совершенно другое…»

– До свиданья, Ребекка, – добавил Кемпер, зная при этом, что воздержится от обязательного поцелуя в щеку при прощании. – Но, несмотря ни на что, сообщи мне, пожалуйста, если тебе понадобится помощь. Ведь вполне может быть, что… – Он сделал беспомощное движение рукой.

Женщина стояла неподвижно, как столб.

Когда Максимилиан вышел на солнце, ему стало ясно, что он должен уехать. Как можно скорее. Чем дольше он оставался рядом с Ребеккой, тем больше была опасность вновь поддаться слабости, чтобы позаботиться о ней и быть обиженным ею. Теперь он сразу же поедет в свой отель.

Но тут ему пришла в голову другая мысль, и он снова заглянул в кухню. Ребекка все еще стояла неподвижно, на том же самом месте, где была, когда он ее покинул.

– Эта молодая пара, – сказал Кемпер, – прибудет в порт в четыре часа. Может быть, ты заберешь их? Иначе им придется самим позаботиться о том, как добраться сюда. Я сейчас сдам номер в отеле и уже сегодня отправлюсь домой в Мюнхен. Во всяком случае, на меня никто из вас пусть больше не рассчитывает.

Ребекка не проявила никаких признаков, что вообще слышала его.

3

Где-то в обеденное время Карен решила поехать в город, чтобы купить себе что-то из одежды. Было очень тепло, но на небе скапливалось все больше облаков, так что ей не придется бегать под палящим солнцем из одного магазина в другой. Было четверть третьего, и в это время она обычно начинала готовить обед для детей, но сегодня они участвовали в каком-то спортивном мероприятии в своей школе, которое продлится до вечера. Так что для Карен появилось неожиданное свободное время, а поскольку она в этот день чувствовала себя лучше обычного, ей в голову пришла эта сумасбродная идея. Она уже целую вечность ничего для себя не покупала, да и считала это излишним. Для ее жизни, протекавшей исключительно в четырех стенах, ей не нужны были шикарные тряпки, тем более для работы в доме и в саду, и для прогулок с Кенцо. В женских журналах, правда, всегда рекомендовали приобретение нового гардероба, если хочется почувствовать себя лучше, или же капитальное обновление имиджа у парикмахера, косметолога и так далее, но Карен никогда не придавала этому значения. Однако сегодня утром она впервые за долгое время вновь внимательно осмотрела себя в высоком зеркале в спальне, при этом ей бросилось в глаза, что она сильно похудела. У нее отчетливо выпирали ребра, на бедрах остро вырисовывались кости, живот был впалым, а ляжки – довольно дряблыми. Женщина встала на весы и вскрикнула от удивления: она весила на восемь килограммов меньше, чем в январе или феврале, когда в последний раз взвешивалась.