Текст книги "Дар свыше: благо или наказание?"

Шайзада Тохтабаева
Дар свыше: благо или наказание?

© iPUB 2016

* * *

В наше время, отмеченное нарастанием глобализации, ускоренных социально-экономических и политических перемен, практически все этносы, так или иначе, оказываются вовлеченными в общемировой информационный контекст, подвергаясь, в определенной мере, эффекту унификации культур. Это с одной стороны сближает народы на ментальном уровне, а с другой способствует нивелировке своеобразного, уникального осмысления мира, что приводит к обеднению красок в планетарном масштабе. Этот факт обуславливает необходимость охраны и защиты творческого наследия каждого народа – уникального вклада в общемировую культуру.

Важнейшее место в традиции казахов занимало декоративно-прикладное искусство, призванное художественно преображать домашний предметный мир. Обработка металла, камня, дерева, кости и кожи имели характер художественных ремесел, а кошмоваляние, ткачество, вышивка, производство тканевых мозаичных изделий – домашних промыслов.

Художественно-образное содержание предметов традиционного прикладного искусства казахов, созданных для практического использования в бытовой практике, отражает в своеобразной форме особенности природо-климатических условий, хозяйственно-культурного типа, историко-этнических процессов.

Лучшие произведения декоративно-прикладного творчества, насыщенные художественным, а также идейно-смысловым содержанием, представляют собой неувядаемую память этноса – гарантии его бессмертия.

Одним из важных аспектов исследования традиционного прикладного искусства является семиотический анализ, что позволяет глубже понять истинную природу народного творчества – как сложного многомерного явления в системе его богатейших связей с внешним миром. Определенная символика выявляется в производственном процессе, предметах художественных ремесел, материале, форме, декоре. Все это должен был концентрировать в своем сознании народный мастер, который к тому же обладал, художественной интуицией и ассоциативным мышлением.

Особый интерес представляет личность ювелира и кузнеца, творческая деятельность которых индивидуализирована. Их труду помимо практического значения придавался определенный сакраментальный смысл. К концу XIX в. часто деятельность кузнеца и ювелира совмещалась в одном лице, называемом ұста, т. е. мастер. Он, помимо того, что владел природным вкусом, техническими навыками и творческой фантазией, был знатоком символических понятий и образов, ориентатором эстетических ценностей, хранителем, продолжателем и передатчиком сложившихся художественных традиции. В сознании казахов уста наделялся разнообразными магическими функциями – созидающей, целебной, защитной, оплодотворяющей. С необычностью личности мастера связывалось все его окружение: чудодейственная мастерская и инструменты, творческая продукция с магическими свойствами, а также материал с разнообразными сверхъестественными качествами.

Представление о магической силе кузнецов и ювелиров, бытующее до сих пор у казахов старшего поколения, было свойственно и многим другим народам. Согласно мнению информантов, уста, кроме всего прочего, обладал высокой психической энергетикой, способной оказывать положительное, а в случае гнева – отрицательное воздействие на человека. Поэтому существовал ряд предписаний относительно поведения не только для простых людей, но и самого мастера. Ему предписывалось не держать негативные мысли, обиду, зло на нерадивых и вообще не концентрировать в себе отрицательные эмоции; всячески изживать в себе человеческие слабости. В противном случае могло случиться несчастье или болезнь не только с недругами, но и с близкими мастера. Характерными психологическими качествами ұста являлось некоторое равнодушие к имущественному статусу, что было связано с увлеченностью творческим трудом, не дававшим возможности сосредоточиться на материальных интересах: других видах традиционного хозяйствования [1].

В его творческой обители – мастерской дүкен, шеберхана еще строже должна была соблюдаться дисциплина мыслей и чувств. В сознании казахов, мастерская, в которой наковальня соотносится с идеями неба, с космическим миропорядком, считается сакральным местом, как и у других народов мира [2, с. 42].

Посторонним воспрещалось говорить здесь о плохом, сквернословить, нельзя было кричать – иначе искривится рот, перешагивать через наковальню, мехи и другие инструменты, если они лежали на земле, так как непременно заболят ноги.

Вместе с некоторым страхом и почтением к атрибутам металлообработчиков у казахов существовала вера в их целебное и охранное свойство, что отчасти связано с представлением о магической силе железа. До сих пор в традиционном быту казахов жива практика лечения испуга, сахарного диабета, энуреза с помощью воды, вскипяченной раскаленным железом. Эту воду нужно было пить в три приема, три дня. Таким же образом лечат себя до сих пор кузнецы и ювелиры, заболевшие, по их мнению, от нарушения клятвенного обета ремесленника.

Представление о защитном свойстве железа характерно не только для казахов, это явление распространено почти по всему миру [3].

Многочисленны у казахов свидетельства о том, как излечивались бесплодные женщины и душевнобольные, переночевавшие в мастерской: им нужно было всю ночь во время сна держать в объятиях мехи или наковальню. При этом заблаговременно, вечером, мастер собственноручно зажигал в мастерской на ночь свечу, для того, чтобы патрон или дух известного мастер по огню мог быстрее найти дорогу и помочь больному. Обращает на себя внимание тот факт, что и у казахов, и у каракалпаков в мастерской излечиваются больные лишь от бесплодия и психического расстройства. Казахские шаманы также преимущественно избавляли людей от этих недугов [4, с. 72]. Профиль лечения именно таких болезней, думается, соотнесён с признанием за кузнецом созидающей силы функции демиурга, устроителя вселенной, что отражено в мифологии многих народов.

В лечении бесплодных женщин роль кузнеца многозначна. Во-первых, он отпугивает, выгоняет жезтырнақ – черную птицу, мешающую женщине зачать; во-вторых, опять-таки задействуется созидающая сила ұста в формировании, “выковывании” плода. В третьих – если образ кузнеца соотносим с шаманом, наделяемым сексуально-оплодотворяющей силой [5, с. 140–179] и способностью излечивать от бесплодия [6, с. 52, 53], то, стало быть, опосредованно кузнец приобретает эти же качества. В четвертых, кузнец вписывается в контекст понятий: “огонь”, “металл”, “правый”, “вверх”, что ассоциируется с мужским началом [7, с. с146].

Согласно мифологическим классификациям южно-сибирских тюркоязычных народов культура соотносится с мужским полом, природа – с женским [8, с. 50]. В целом сплав этих характеристик обосновывает существование другого обычая. Во время трудных родов в юрту приводили кузнеца, который тут же ковал раскаленное железо, что отпугивало джинов [9, с. 90]. Однако можно утверждать, что не только этим значением ограничивалась функция кузнеца, здесь задействовалась его подспудная сексуально-оплодотворяющая сила.

Из предписаний, освещавших производственную деятельность кузнеца и ювелира, известно лишь, что нельзя работать в пятницу, ибо работа будет обречена на неудачу. Если же случается срочный заказ, то нужно начать работу хотя бы накануне, чтобы продолжить на следующий день, в чем устанавливается как бы обход, обман запрета. Тяжёлым нежелательным днем начала выполнения ремесленного заказа является также вторник, а гарантом успеха считаются понедельник и среда [1]. Перед работой обычно мастер обращался к Всевышнему, патрону Ер Даут с короткой молитвой и просьбой о ниспослании удачи в работе, после чего некоторое время молча прикасался к мехам либо наковальне, а затем, закрыв глаза, несколько раз гладил ладонями лицо.

Характер труда, в котором практически (за некоторым исключением) отсутствовала коллективность производственной деятельности, способствовал некоторой замкнутости, изолированности ұста. Сложность данного вида ремесла требовала не только тщательной выучки, но и сосредоточенности, особых творческих усилий, что, в свою очередь, в какой-то мере способствовало формированию определенного типа характера – молчаливого, сдержанного в чувствах, твердого и благородного духа. В самом термине уста совмещаются два понятия “искусный” и “мысль” [8, с. 111], что говорит об интеллектуальной природе кузнечного и ювелирного ремесла. В силу индивидуализации и высокой символичности творческого процесса, уста чувствовал свою связь не только с коллективом, но, пожалуй, больше с природой, его воображение шло в неординарном направлении. Судя п

...

конец ознакомительного фрагмента