Текст книги "Кровь и мёд"

Крест

Лу

Я очнулась и тут же услышала чей-то спор. Спина уже прошла, будто по волшебству, но в груди все равно было тяжко, тесно. Ощутив на языке мед, я едва заметила другой привкус, острый и медный, скрытый за приторной сладостью. Мне стоило бы устыдиться, но от усталости ни на что, кроме безразличия, я оказалась неспособна. Поэтому глаза сразу же открывать не стала, а вместо этого предпочла притвориться спящей и полежать так еще немного, наслаждаясь свежестью воздуха.

Меня положили на живот, и ночной воздух ласкал мне спину. Обнаженную спину. Я едва не рассмеялась и этим чуть не выдала себя с головой.

Эти сумасшедшие распороли мне рубашку.

– Почему не выходит? – рявкнул Рид. Горячей ладонью он стиснул мне пальцы. – Разве ей не пора уже очнуться?

– Разуй глаза, Диггори, – огрызнулась Коко. – Ее ожоги исцелились, это очевидно. Нужно время, чтобы зажили и внутренние повреждения.

– Что за внутренние повреждения?

Я представила, как краснеет его лицо.

Коко раздраженно вздохнула.

– Физически невозможно сдвинуть нож, не говоря уже о том, чтобы его бросить, с помощью воздуха из одних только легких. Лу также извлекла воздух из своей крови, из тканей…

– Что? – переспросил Рид тихо. Опасно, обманчиво тихо. Но этим свой гнев скрыть не смог – он так вцепился мне в пальцы, что едва их не сломал. – Она ведь могла от этого умереть.

– Всему своя цена.

Рид насмешливо фыркнул. Так незнакомо и неприятно.

– Видимо, не для тебя.

– Прошу прощения?

Я подавила тяжкий стон, еле сдерживаясь, чтобы не вклиниться в их перепалку. Рид, конечно, тот еще болван, но сегодня урок он усвоит.

– Ты меня прекрасно слышала, – сказал он, явно даже не задумываясь о том, как близко к нему находится Коко и как легко она может вспороть ему артерии. – Лу меняется, когда использует колдовство. Поддается чувствам, забывает о здравом смысле… Она еще со вчерашнего дня, после событий у ручья, ведет себя как шальная. Сегодня все стало еще хуже. Но вот ты почему-то колдуешь безо всяких последствий.

Все желание защитить его от Коко вмиг испарилось. «Шальная»? Мне пришлось приложить немало сил, чтобы продолжать дышать медленно и мерно. Последние остатки усталости сгинули в пучине негодования, и сердце бешено заколотилось от такого предательства, пусть даже малого. Я лежу перед ним раненая, а ему хватает наглости меня оскорблять? И у ручья, и в таверне я только и делала, что его спасала. Свинья неблагодарная, вот он кто.

Давай, Коко, выпотроши его.

– Поподробней, пожалуйста.

Я нахмурилась, поскольку ожидала совсем иного ответа. И неужели в голосе Коко я услышала беспокойство? Быть не может, что она согласна с этим бредом.

– Она согласилась покрасить волосы, почти не задумываясь. А когда все пошло наперекосяк, чуть не придушила Бо. – Рид как будто вычеркивал пункты из заранее составленного списка. – А потом плакала, плакала в голос…

– Волосы она покрасила ради тебя.

Голос Коко так и сочился презрением и неприязнью, и я незаметно приоткрыла один глаз, слегка смилостивившись. Коко сверлила Рида сердитым взглядом.

– И плакать она имеет полное право. Мы все, в отличие от тебя, эмоциональным запором не страдаем.

Рид только отмахнулся.

– Это еще не все. В таверне она нагрубила Клоду Деверо. Смеялась, когда ранила охотника за головами, хотя тем самым навредила и себе. Ты видела, какие у нее на ребрах синяки. Она кашляла кровью. – Он озабоченно взлохматил себе волосы, качая головой. – А после этого еще убила его приятеля и чуть не прикончила заодно себя саму. Я за нее волнуюсь. Когда Лу его убила, в какой-то миг она выглядела… почти в точности как…

– Только попробуй договорить до конца.

– Я не хотел…

– Хватит. – Коко все еще сжимала пустой пузырек из-под меда, и рука ее все еще была в крови, а пальцы дрожали. – Слов утешения у меня для тебя не найдется. Во всем, что сейчас происходит, ничего хорошего нет. Подобное колдовство – при котором жизнь и смерть балансируют на острие ножа – требует жертв. Природа во всем ищет равновесия.

– Природа здесь ни при чем, – ответил Рид, багровея. С каждым словом его голос становился все жестче. – Магия противоестественна. Как… как болезнь. Как яд.

– Таков наш крест, и нам его нести. Я могла бы тебе рассказать, что колдовство влечет за собой не только смерть, но ты ведь все равно не станешь слушать. Яд иного рода бежит в твоей крови – которую, кстати, я обещаю тебе вскипятить, если ты хоть когда-нибудь скажешь подобное при Лу. Ей и без того немало дерьма разгребать приходится, еще твоего в этой куче не хватало. – Глубоко выдохнув, Коко сникла. – Но ты прав. Нет ничего природного и естественного в желании матери убить свое дитя. Лу станет хуже, прежде чем станет лучше. Гораздо, гораздо хуже.

Рид стиснул мои пальцы крепче, и они с Коко посмотрели на меня. Я быстро закрыла глаз.

– Я знаю, – ответил он.

Я глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки. Потом вздохнула еще раз. Но не могла забыть ни о гневе, который испытала, услышав их слова, ни о боли, что скрывалась под ним. Да, беседа вышла не из приятных. Не такие слова человек надеется подслушать от любимых людей.

«Лу станет хуже, прежде чем станет лучше. Гораздо, гораздо хуже».

В мыслях всплыло лицо матери. Когда мне было четырнадцать, она нашла для меня ухажера, настаивая на том, чтобы оставшиеся годы я прожила полной жизнью. Его звали Алек, и лицо его было таким красивым, что мне хотелось плакать. Заподозрив, что Алеку приглянулась другая ведьма, я однажды ночью проследила за ним до берега Лё-Меланколик… И увидела, как он возлег со своей избранницей. После этого мать убаюкивала меня и шептала: «Кто не боится искать, не боится найти».

Возможно, я боялась больше, чем мне казалось.

Но они ошибались. Со мной все в полнейшем порядке, и я вовсе не веду себя как «шальная». Желая это доказать, я кашлянула, открыла глаза – и увидела прямо перед собой кошачью морду.

– Тьфу, Абсалон! – Я в испуге отпрянула и снова закашлялась. Рубашка, разрезанная сзади, обвисла у меня на плечах.

– Ты очнулась. – Рид с облегчением подался вперед, осторожно коснулся моего лица и погладил меня пальцем по щеке. – Как себя чувствуешь?

– Дерьмово.

Коко тоже присела на колени рядом со мной.

– Надеюсь, у той торговки ты стащила еще какую-нибудь одежду. Вчерашняя в буквальном смысле вплавилась тебе в спину. Снимать ее было довольно увлекательно.

– Если под «увлекательно» ты имеешь в виду «отвратительно», то да, – сказал Бо, подходя к нам. – Туда лучше не смотри, – он махнул себе за спину, – если не хочешь узреть плод любви ткани и человеческой плоти. Ужин Анселя, кстати, тоже там. Он с ним расстался вскоре после того, как увидел твои раны.

Я посмотрела в другой угол Ямы, где с несчастным видом сидел Ансель. Мадам Лабелль суетилась над ним.

– Тебе стоит переодеться, – сказала Коко. – Уже почти полночь. Скоро моя тетка будет здесь.

Рид свирепо посмотрел на нее и загородил меня своим телом.

– Я же сказал, Лу пойдет со мной.

– А я тебе сказала…

– Замолкните оба! – рявкнула я прежде, чем успела сдержаться, и тут же съежилась, увидев, как они изумились.

Коко и Рид быстро переглянулись – молча, но я все равно услышала то самое злосчастное слово. «Шальная». Выдавив улыбку, я обошла Рида.

– Простите. Зря я так.

– Вовсе не зря. – Бо изогнул бровь, с неподдельным интересом оглядывая нас, будто чувствуя напряжение в воздухе.

Я нахмурилась. Может, Рид и прав. Может, я и впрямь не в себе. Никогда прежде я не видела смысла в том, чтобы извиняться за подобное.

– Они меня уже достали.

– Сам хорош, – гаркнула Коко.

– В последний раз вам говорю – я пойду туда, куда сама захочу, – заявила я. – Сегодня все пошло крахом, но, по крайней мере, теперь мы знаем, что до похорон Архиепископа две недели. До Цезарина добираться самое меньшее десять дней. А значит, на оборотней и кровавых ведьм у нас есть всего день-другой. – Я смерила Рида суровым взглядом, когда он попытался возразить. – Все делаем как задумывали. Мы идем в лагерь крови, вы – в Ле-Вантр. Встретимся в канун похорон в Цезарине. О времени и месте известите нас письмом через Абсалона…

– Я не доверяю матаготу, – мрачно сказал Рид.

Абсалон в ответ завилял хвостом.

– А вот ты ему определенно нравишься. – Я наклонилась почесать кота за ухом. – И именно он, между прочим, нас спас в Модранит, когда передал послание мадам Лабелль шассерам. Если я правильно помню, от того плана ты тоже был не в восторге.

Рид промолчал, играя желваками.

– Ле-Вантр? – озадаченно переспросил Бо.

– Владения стаи, – коротко ответила я.

Разумеется, в этом мрачном уголке королевства он никогда не бывал. Большинство людей старались туда не соваться, и я в том числе.

– Ля-Ривьер-де-Дан ведет к холодному болоту на самом юге Бельтерры. Лу-гару объявили эту территорию своей.

– А почему название означает «брюхо»?

– Путь через зубы обычно как раз в брюхо и ведет. Ну и к тому же лу-гару пожирают всех, кто пересечет границу их земель.

– Не всех, – пробормотал Рид.

– План просто кошмарный, – заявил Бо. – Мы и в Цезарин-то к похоронам еле-еле успеваем, а теперь еще нужно побывать и в Ле-Вантре? И это не говоря уже о том, что идти к моему отцу с предложением союза – сущее безумие. Вы же были в таверне, да? Видели объявления? Эти ребята тебе голову отрезать хотели…

– Мне. Но не Риду. По некой причине твой отец не желает ему смерти. Возможно, потому что знает об их родственной связи, а даже если нет, то скоро выяснит. И познакомишь их именно ты.

Я скользнула за спину Рида, чтобы переодеться в новую одежду. Он был втрое меня шире, так что для роли ширмы отлично годился.

– Чтобы ты знал, – сообщила я Риду, – это грубое проявление собственничества я тебе позволяю исключительно потому, что твой брат до сих пор не видел мою грудь, и такое положение дел меня вполне устраивает.

– Ах, сестрица, ты разбиваешь мне сердце, – сказал Бо.

– Замолкни. – Шея Рида залилась краской. – Ни слова больше.

Любопытно. Он за такие слова извиняться не стал. Я вдруг ощутила на языке неприятный и странный горький привкус. Привкус сожалений, сомнений и… чего-то еще. Я не смогла подобрать этому чувству названия.

– Вам стоит выдвигаться поскорее, – сказала я. – После нашего зрелищного представления в Сен-Луаре дорога будет кишмя кишеть охотниками за головами. Может, и шассеры уже назад повернули. Рид, я знаю, что колдовство тебе до сих пор не по вкусу, но мадам Лабелль придется снова тебя замаскировать. Можно еще попросить…

Я осеклась, услышав смех Коко. Она выжидательно посмотрела на Рида.

– Жду не дождусь, когда это услышу.

Выглянув из-за локтя Рида, я спросила:

– Что услышишь?

Она кивнула ему.

– Ну, давай, скажи ей.

Рид оглянулся на меня. Я натянула через голову алую рубашку и нацепила кожаные штаны, затем присела зашнуровать сапоги. После долгого молчания Рид наконец пробормотал:

– Лу, я не могу.

Нахмурившись, я встала.

– Что не можешь?

Он медленно покачал головой, краснея от шеи к щекам. Затем стиснул зубы и вздернул подбородок.

– Я не могу даже близко к ней подходить. К магии. И не стану.

Я уставилась на него, и в один миг все встало на свои места. Его отстраненность, вероломство, беспокойство – все стало ясно.

«Лу меняется, когда использует колдовство. Поддается чувствам, забывает о здравом смысле… Она ведет себя как шальная».

«В какой-то миг она выглядела… почти в точности как…»

Как ее мать. Договаривать было и незачем.

«Магия противоестественна», – так он сказал.

Противоестественна.

Горький привкус усилился, мне стало трудно дышать, и я наконец поняла, что это было за чувство. Стыд.

– Надо же, как удобно.

Краем глаза я увидела, как Коко утягивает Бо за локоть прочь. Он не возражал. Когда они исчезли из виду, Рид обернулся ко мне и наклонился, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Я знаю, о чем ты думаешь. Это не так.

– Выходит, люди все-таки не меняются, правда?

– Лу…

– Что, скоро опять станешь называть меня «оно»? Я тебя винить не стану.

Я оскалилась и подалась вперед, так близко, что могла бы его укусить. Никогда за все восемнадцать лет своей жизни я никому не позволяла породить во мне чувств, которые испытывала сейчас. К глазам подступили слезы, к горлу – тошнота, и я ненавидела себя за то, что это допустила.

– Я ведь противоестественная, в конце концов. Шальная.

Рид тихо чертыхнулся и закрыл глаза.

– Ты подслушивала.

– Ясное дело, подслушивала. Как ты вообще смеешь меня оскорблять, пытаясь оправдать свои собственные извращенные взгляды…

– Стой. Остановись. – Он распахнул глаза, потянулся ко мне и схватил за локти – но схватил мягко, бережно. – Я тебе говорил – мне неважно, что ты ведьма. И говорил всерьез.

– Чушь собачья.

Я отскочила назад, увидела, как безвольно опали руки Рида, и тут же ощутила укол горького сожаления. В следующий миг я обхватила его за пояс и зарылась лицом ему в грудь. Сжав Рида крепко-крепко, я приглушенным, надорванным голосом проговорила:

– Ты ведь не дал мне ни единого шанса.

Он обнял меня еще крепче и укрыл своим телом, будто хотел защитить от всего мира.

– Дело в магии, а не в тебе.

– Магия – это и есть я. И ты тоже.

– Неправда. Все те частицы души, которые ты отдаешь, – они мне нужны. Мне нужна ты. Целая и невредимая. – Рид отстранился и посмотрел на меня. В глазах его сверкала решимость. – Я знаю, что не могу просить тебя отказаться от магии, поэтому не буду. Но я могу просить об этом свою мать. Могу просить себя самого. И я могу… – Он отвел прядь волос с моей щеки. – Могу попросить тебя себя поберечь.

– Да ты шутишь. – Наконец, наконец-то я отшатнулась от него, когда сердце поспело за разумом. – Ты вдруг стал вести себя так, будто я – какой-то порченый товар или… стекло, которое может в любую секунду разбиться. Вот тебе новость – я всю свою жизнь занимаюсь колдовством. И знаю, что делаю.

– Лу. – Рид снова потянулся ко мне, но я отмахнулась. Его глаза вспыхнули еще ярче, еще жарче. – Ты сама не своя.

– Ты просто видишь то, что хочешь видеть.

– Неужели ты думаешь, что я хочу видеть в тебе…

– Что? Зло?

Он схватил меня за плечи.

– Ты вовсе не зло.

– Разумеется, нет. – Я утерла слезу прежде, чем он успел бы ее заметить. Никогда прежде я не позволяла себе испытать такое унижение, такой стыд, и сейчас начинать не собиралась. – Ты готов добровольно рискнуть собой, своей матерью и братом, отказавшись использовать колдовство в пути?

– Приходится выбирать из двух зол. Других путей нет.

Долгое мгновение я смотрела на Рида. Убежденность в его глазах сверкала остро и ранила меня глубже, больнее, чем я ожидала. Крупица моей души, та самая, которую ранил Рид, хотела, чтобы он пожалел о своей глупости, чтобы он страдал. Без колдовства все они погибнут в дороге, а если даже нет, то в Ле-Вантре – уж точно. Своими предрассудками Рид обрекал себя и остальных на смерть, своим страхом лишал их силы. Война всегда губит слабых.

А Рид должен был выжить.

– Есть.

Я устало отступила назад и расправила плечи. Жизнь Рида стоила больше, чем моя ущемленная гордость. Позднее, когда все это закончится, я ему докажу, как сильно он ошибается в своем мнении о колдовстве. И обо мне.

– До взрыва в таверне Клод Деверо предложил мне помощь. Его бродячая труппа сегодня уезжает в Цезарин. И вы поедете с ними.

«Труппа Фортуны»

Рид

Остальные не стали особо возражать против «решения», которое предложила Лу.

И очень жаль. Может быть, хоть к ним она бы прислушалась, раз уж меня слушать не желала. Когда мы собрали свои пожитки, лежавшие грудой в грязи, в снегу и в крови, я попытался урезонить Лу, но тщетно.

Весь ее замысел, пусть и хитрый, зависел от одного: от Клода Деверо.

Мы его не знали. И, что более важно, он знал нас – во всяком случае, Лу. В таверне он пришел в восторг от встречи с ней. К тому же он видел, как Лу использовала колдовство, понял, что она ведьма. Да, ведьмы не злы по своей природе, я уже успел это усвоить, но ведь остальное королевство понятия об этом не имело. Что же за человек этот Клод Деверо, если согласится помочь ведьме?

– Твой спаситель, вот что он за человек, – сказала тогда Лу, запихивая мой спальный пакет в сумку. – Между прочим, он сегодня нас очень выручил. Мог бросить умирать, но не стал. Вреда он нам явно не желает, в отличие от всех остальных. И искать тебя в бродячей труппе никто не додумается. Вот так и спрячешься без колдовства.

Теперь же Лу быстрым шагом шла вниз по холму к Сен-Луару. Остальные следовали за ней. Я задержался в хвосте и оглянулся на опушку леса. Одна-единственная снежинка опустилась мне на щеку с неба, все еще хмурого и облачного. В лесу воцарилась зловещая тишина. Как в затишье перед бурей. Уже почти отвернувшись, краем взгляда я заметил два светящихся глаза. Больших. Серебристых. Я резко оглянулся, вздрогнув, но не увидел ничего, кроме теней и деревьев.

И зашагал за остальными.

Актеры суетились на деревенской площади: таскали чемоданы, инструменты и реквизит, готовясь к отъезду. Руководил ими Клод Деверо. Он бегал туда-сюда, радостно хлопая в ладоши. Будто собираться в путь посреди ночи и отправляться в дорогу перед бурей для него было делом вполне обычным.

Лу помедлила в переулке, глядя на них. Мы все остановились рядом с ней.

– В чем дело? – спросил я тихо, но Лу шикнула на меня – Клод Деверо подал голос.

– Скорей же, Зенна! – Он поспешил к полной даме с волосами лавандового цвета. – Нужно всенепременно выехать до рассвета! Госпожа Фортуна благоволит лишь тем, кто отправляется в путь при свете молодой луны!

Я сморгнул еще пару снежинок.

– Да уж, – проворчала Зенна, забрасывая в повозку поменьше какой-то музыкальный инструмент. На ней был странный плащ – темно-фиолетовый, может, даже синий. Он сверкал звездами. Целыми созвездиями. – Вот только Госпожа Фортуна уже много лет как оставила Цезарин.

– Ах, полно. – Мсье Деверо укоризненно погрозил ей пальцем. – Не следует отчаиваться. Быть может, она отправится туда с нами.

– А может, нас там на костре сожгут.

– Absurdité[6]6
  Вздор (фр.).


[Закрыть]. Горожанам Цезарина необходимы житейские радости. И кто, как не мы, лучше всего сможет поднять их дух? Уже совсем скоро мы увлечем посетителей La Mascarade des Crânes в мир фривольных фантазий.

– Потрясающе.

Зенна ущипнула себя за переносицу. Цветом кожи она походила на Коко, только шрамов совсем не имела. Возможно, Зенна была красива, но густой грим – сурьма на глазах, помада на губах – скрывал ее истинные черты.

– Нам с Серафиной полагается три процента с выручки, Клод, – продолжила она. – Мы все-таки в самое пекло едем на эти похороны.

– Конечно, конечно, – отмахнулся он, уже отвернувшись к другому актеру. – Пусть будет даже четыре.

Коко толкнула Лу локтем в бок. На этот раз та не стала медлить.

– Bonjour, мсье Деверо. Мы с вами уже знакомились сегодня вечером, но меня зовут не Люсида. Я Луиза ле Блан, а это мои друзья: Рид и Ансель Диггори, Козетта Монвуазен, Борегар Лион и Элен Лабелль.

Луиза ле Блан. Не Луиза Диггори. Я бесстрастным взглядом смотрел только вперед.

Деверо вскинул брови. По глазам его стало ясно, что Лу он узнал. И изрядно удивился. Он оглядел каждого из нас, а затем снова посмотрел на нее.

– Дитя мое, мы встретились снова! Как это нежданно и чудесно!

Остальные актеры отвлеклись от сборов и тоже уставились на нас. На земле оставалось только два чемодана – один был слишком туго набит и не закрывался. Из него торчала блестящая ткань, и перья цвета фуксии сыпались на снег.

Лу обаятельно улыбнулась Деверо.

– Я готова принять ваше предложение помощи, если оно все еще в силе.

– Правда?

– Правда. – Она кивнула и указала на объявления о розыске, которые висели вокруг. И на дымящиеся останки таверны. – Вероятно, вы не заметили, но мы с друзьями произвели на Его Величество неизгладимое впечатление.

– Да, так бывает, если убить Святого Отца, – тихо сказала девушка за спиной Деверо. В ее кудрявые волосы были вплетены цветы, а на шее висел крестик, который она сжимала в руке.

Я отвел глаза, сдерживая нахлынувшие чувства. Они царапались у меня в груди, пытаясь вырваться на свободу.

Лу, все так же улыбаясь, смерила девушку острым взглядом.

– А вы знаете, сколько моих сестер убил ваш Святой Отец?

Девушка съежилась, встретив такой отпор.

– Я… я…

Ансель дотронулся до локтя Лу, качая головой. Я уставился на перья, наблюдая, как тонкое розовое волокно мокнет в снегу. Еще одно мгновение. Мне нужно лишь еще мгновение, чтобы взять себя в руки и успокоиться. И тогда я смогу сменить Анселя, коснуться Лу, помочь ей вспомнить. А сам забуду о твари, которая бьется у меня в груди…

Кудрявая девушка выпрямилась. Она оказалась выше Лу, ростом почти с мадам Лабелль.

– Он все равно не заслужил такой участи.

«Ты был мне как сын, Рид».

У меня перехватило дыхание, и зверь внутри взревел еще яростней. Я отступил назад. Будто ощутив это, Лу шагнула вперед.

– Неужели? А что же он тогда заслужил?

– Лу, – пробормотал Ансель. Краем глаза я заметил, как он покосился на меня. – Не надо.

– Да. Конечно, ты прав. – Качая головой, Лу похлопала его по ладони и снова посмотрела на Деверо.

Кудрявая девушка наблюдала за нами, широко раскрыв глаза.

– Нам нужно добраться до Цезарина, мсье. Возникли определенные сложности, а путешествовать по дороге в одиночку теперь небезопасно. Найдется ли у вас в повозках место для еще нескольких человек?

– Ну конечно же…

– В повозках дозволено ездить только актерам. – Зенна скрестила руки на груди и смерила Клода суровым взором. – Таково правило, разве нет? Ты не можешь себе позволить кормить нас и давать нам приют, если мы не будем выступать. – Она добавила, обращаясь к Лу: – Клод – своего рода коллекционер. Он позволяет лишь самым лучшим и одаренным артистам вступить в свою труппу. Самым редким и необычным. Выдающимся и исключительным.

Деверо с улыбкой хлопнул в ладоши. Руки его были облачены в клетчатые перчатки без пальцев.

– Моя милая Зенна, исключительность встречается во множестве обличий. Давай не будем никого сбрасывать со счетов. – Он виновато повернулся к Лу. – Увы, закон есть закон и правило есть правило, как бы сие ни было досадно. Зенна права. Путешествовать с нашей труппой я позволяю лишь актерам. – Он слегка качнул головой и задумчиво поджал губы. – Однако если вы с вашими очаровательными спутниками выйдете на сцену… В костюмах, разумеется, – то, собственно, и станете актерами…

– Клод, – прошипела Зенна. – Они же беглецы от закона. Охотники нас вздернут, если мы их укроем.

Клод беззаботно погладил ее по лавандовым волосам.

– Ах, душенька, разве не все мы беглецы? Мошенники, поэты и лжецы, мечтатели и мастера интриг. Все мы такие, все до одного.

– Но не убийцы.

Вперед, с любопытством глядя на меня, вышел юноша. Высокий. Длинноволосый. С красновато-коричневой кожей. Рядом с ним стоял другой, на удивление похожий лицом на первого. Похожий в точности. Да, они определенно были близнецами.

– Вы правда это сделали? Убили Архиепископа?

Я сцепил зубы, не в силах ответить. За меня, вскинув бровь, высказалась Лу:

– Какая разница? Так или иначе его больше нет.

Несколько секунд он смотрел на нее, а потом бормотнул:

– Туда ему и дорога.

Они его ненавидели. Чувства снова забились в груди, требуя свободы, но я не ощутил ничего. Совершенно ничего.

Деверо, наблюдавший за этой беседой – и за мной – с непроницаемым выражением лица, снова широко улыбнулся.

– Так каков будет ваш ответ? Можете ли вы в самом деле назваться актерами?

Лу посмотрела на меня. Я кивнул. Непроизвольно, безотчетно.

– Чудно! – Клод радостно вскинул руки к небесам. Снег шел все гуще, все тяжелей. – И каков же ваш коронный номер, мсье Диггори? Такой привлекательный и рослый юноша, как вы, наверняка найдет чем порадовать толпу, особенно… – он подскочил к меньшей повозке и достал пару кожаных штанов, – в подобном наряде. Наденем на вас красивый парик и цилиндр, возможно, насурьмим глаза, и будет уже неважно, хорошо ли вы сыграете свою роль, – толпа все равно будет вам рукоплескать.

Я уставился на него.

– Э…

– Он сказитель, – быстро и громко ответила Лу, отступив назад и взяв меня за руку.

Я заметил, как изменилась ее осанка, как мелодичен стал ее голос. Выступление Лу уже началось. Она уже играла свою роль, отвлекая их от… от меня.

– Очень любит истории. И вы правы. В этих штанах он будет выглядеть шикарно. Разумеется, без рубашки.

Она ухмыльнулась и сжала мои пальцы.

– Потрясающе! – Деверо задумчиво постучал себя по подбородку. – Увы, боюсь, сказитель у нас уже есть – любезнейшая Зенна.

Он кивнул на лавандоволосую женщину, которая тут же ухватилась за новую возможность возразить. Любезнейшим образом.

– Видишь? Нет от него никакого толку. Будь на то воля судьбы, госпожа Фортуна привела бы к нам кого-нибудь, кто…

– А умеете ли вы управляться с этими ножами? – Насурьмленные глаза Деверо приметили мой ремень под распахнутым пальто. – Мы недавно лишились нашей метательницы кинжалов, ушедшей в амандинскую труппу, и… – он наклонился ближе и подмигнул, – хоть я сам и не склонен выбирать себе любимцев, публике нередко это свойственно.

– Да ты шутишь, Клод. – Сверкая глазами, Зенна подбоченилась. – Номер Надин был в лучшем случае посредственным, уж точно не лучше моего, да и в любом случае, с этими чаевые я делить не желаю. Мы их даже не знаем. Они могут нас во сне прикончить. Или в жаб превратить. Или…

– Сказать тебе, что у тебя помада на зубах, – договорила Лу.

Зенна свирепо уставилась на нее.

– Это правда, – любезно добавил Бо. – Вот прямо сбоку.

Хмурясь, Зенна стала тереть резцы.

Лу ухмыльнулась и повернулась обратно к Деверо.

– Рид со своими ножами, можно сказать, уже давно в одно целое сплелся. Он легко попадет в любую мишень.

– Чудесно! – Бросив последний долгий взгляд на мои ножи, Деверо обернулся к мадам Лабелль. – А вы, chérie[7]7
  Милочка (фр.).


[Закрыть]?..

– Я…

– Его помощница. – Лу уже ухмылялась вовсю. – Давайте прямо сейчас ее к мишени привяжем и покажем вам, какой Рид меткий?

Деверо вскинул брови.

– Уверен, в этом нет нужды, но ваше рвение я исключительно одобряю. Должен сказать, оно весьма заразительно. – Он обернулся к Бо и нелепейшим образом поклонился, да так, что носом достал до самого ботинка. – Если позволите, ваше высочество, я бесконечно рад с вами познакомиться. И жажду поскорее узнать о ваших бесчисленных талантах. Скажите же, чем вы поразите нас на сцене?

Бо улыбкой ему не ответил, а только скривился.

– Я на сцену не выйду и совершенно точно никаких розовых перьев носить не стану. – Заметив выжидательный взгляд Деверо, он вздохнул. – Буду ваши деньги считать.

Деверо хлопнул в ладоши.

– Так тому и быть! Сделаем для королевской особы исключение!

– Ну а ты? – насмешливо спросила Зенна у Лу. – Особые сценические таланты имеются?

– Если хочешь знать, я играю на мандолине. Даже довольно неплохо, потому что… – Лу помедлила и опустила голову, как будто бы смутившись. Смущение ей было несвойственно, и этот жест, пусть даже едва заметный, меня встревожил. – Хотя неважно.

– Скажи, – попросил я тихо.

– Ну… моя мать настояла на том, чтобы я научилась играть. На арфе, на клавикорде, на ребеке, но больше всего она любила мандолину.

Я нахмурился. Я понятия не имел, что Лу умеет играть хоть на одном инструменте, не говоря уже о многих. Она однажды сказала, что не умеет петь, и я предположил… но нет. Мозоли у нее на пальцах были не от фехтования. От мандолины. Я изо всех сил попытался представить себе этот инструмент, вспомнить его звучание, но не смог. В детстве мне доводилось слышать только орган, а на все остальное не хватало ни времени, ни интереса.

– Ха! – Зенна торжествующе расхохоталась. – У нас музыкант уже есть. Клод – настоящий виртуоз, лучший в королевстве.

– Рада за него, – пробурчала Лу, поднимая с земли заснеженные перья и ни на кого не глядя. – Я же сказала, это все равно неважно. Я с вами не поеду.

– Прошу прощения? – Клод с самым возмущенным видом взял у нее перья. Ветер поднялся вокруг и чуть не унес шляпу Клода на крышу. – Полагаю, я не расслышал вас из-за ветра.

– Отнюдь. – Лу указала на Анселя и Коко и повысила голос, закутавшись в намокший от снега плащ: – Мы втроем отправимся в другую сторону.

Деверо всплеснул руками, и перья снова разлетелись.

– Вздор! Нелепица! Как вы очень верно подметили, на дороге для вас опасно. Вы непременно должны поехать с нами! – Он так яростно затряс головой, что ветер все-таки сорвал с него шляпу. Она взмыла вверх и исчезла в снегу. – Нет, нет, боюсь, совершенно несомненно, что наша встреча в таверне произошла по воле не кого иного, как самой Госпожи Фортуны. Более того, я не могу вынести и мысли о том, что вы отправитесь в странствие одни. Нет, я не желаю брать на совесть столь тяжкий груз.

– Они будут не одни.

Незнакомый голос. Необъяснимая дрожь.

Мы с Лу шагнули друг к другу, разом обернулись и увидели, что рядом стоит темная фигура.

Девушка.

Я не слышал и не видел, как она подходит к нам. И все же она стояла так близко, рукой подать, и смотрела на меня зловещими бесцветными глазами. Необычайно худая, почти как скелет, с алебастровой кожей и темными волосами, она походила скорее на духа, нежели на человека. Моя рука метнулась к балисарде. Незнакомка наклонила голову в ответ – слишком резко, слишком по-звериному и оттого – неестественно.

Меж ее истощенных лодыжек вился Абсалон.

– Николина. – Коко оскалилась. – Где моя тетя?

На лице девушки, обнажая окровавленные зубы, медленно расплылась жестокая усмешка. Я оттащил Лу от нее подальше.

– Не здесь, – пропела она странным, высоким голосом. Девчоночьим. – Она не здесь, но всегда где-то есть. Всегда близко. Мы пришли на ваш зов.

Забрасывая последний чемодан в повозку, я чувствовал на себе ее странный взгляд.

Остальные поспешно собирали вещи, успокаивали лошадей, проверяли узлы. Деверо отвел Лу в сторону, и теперь они, похоже, спорили об этой странной девушке. Я не знал наверняка. Снег уже бушевал бураном, заметая все вокруг, и улицу освещали лишь два фонаря. Остальные погасли.

Хмурясь, я наконец обернулся к ней – к Николине, – но она уже куда-то исчезла.

– Здравствуй, охотник.

Я подскочил, услышав ее голос прямо у себя за спиной и испугавшись тому, как близко она оказалась. К моей шее и лицу прилила кровь.

– Кто ты? – спросил я. – Как тебе это удается?

Она поднесла костлявый палец к моей щеке и склонила голову, будто в восхищении. Свет фонаря осветил шрамы Николины. Они уродовали ее кожу, превращая в жуткую паутину крови и серебра. Я едва не отшатнулся, но сдержался.

– Я – Николина ле Клер, личная помощница Ля-Вуазен. – Проведя острым ногтем по моему подбородку, она скривилась. Детскость вдруг исчезла из ее голоса, и он огрубел до гортанного рычания. – И я не стану раскрывать таинства искусства крови охотнику. – Она посмотрела мимо меня на Лу, и в ее бесцветных глазах шевельнулась тьма. Николина впилась мне в кожу глубже, почти до крови. – Или его маленькой мышке.