Текст книги "Кровь и мёд"

Коко встала между нами.

– Поосторожней, Николина. Лу – под защитой моей тетки. Рид – под моей собственной.

– М-м-м… Рид. – Николина сладострастно облизнула губы. – Твое имя на моем языке на вкус как соль, как медь, как нечто теплое и влажное…

– Перестань.

Я с отвращением и тревогой отступил назад и оглянулся на Лу. Она стояла за повозками и, сощурившись, смотрела на нас. Деверо настойчиво размахивал руками у нее перед носом. Я двинулся к ним, мечтая поскорее уйти, но Николина по пятам следовала за мной. И все еще была слишком близко. Слишком, слишком близко. Ее голос снова стал детским.

– Мои мышки шепчут про тебя такие непристойности, Рид. Такие нехорошие пакости. Козетта, сожаление, забвение. Козетта, сожаление, забвение. Вот что они говорят. Уж не знаю, подтвердить не могу, я никогда охотника не пробовала…

– И этого не попробуешь.

Коко поспешила за нами, а Лу между тем наконец отбилась от Деверо.

– Он женат.

– Неужели?

– Да. – Я резко остановился, развернулся и смерил ее суровым взглядом. – Так что будьте добры держаться от меня на подобающем расстоянии, мадемуазель.

Она лукаво усмехнулась, вскинув тонкую бровь.

– Быть может, мои мышки ошиблись. Они очень любят шептать. Шепчут, шепчут, шепчут. Всегда шепчут.

Она наклонилась ближе, щекоча мне губами ухо. И снова я предпочел бездействие, не желая приносить ни капли удовольствия этой сумасшедшей.

– Они говорят, ты ненавидишь свою жену. Говорят, ты ненавидишь себя. Говорят, что ты восхитителен на вкус.

Я даже не успел понять, что Николина намерена делать, когда она вдруг провела языком по моей щеке – медленно и влажно.

В этот самый миг к нам подошла Лу. В ее глазах вспыхнул бирюзовый огонь.

– Какого черта ты творишь?

Лу обеими руками попыталась оттолкнуть от меня Николину, но та уже сама отплыла в сторону. Она так странно двигалась… будто была не вполне материальна. Однако ее ногти на моем подбородке были более чем реальны, как и ее слюна на моей щеке. Я дернул себя за воротник, вытирая эту слюну и чувствуя, как у меня краснеют уши. Лу, вне себя от гнева, стиснула кулаки и как будто даже стала выше ростом.

– Держи руки при себе, Николина.

– Держи, держи.

Голодные глаза Николины блуждали по моему обнаженному горлу, затем опустились ниже, к груди. Я безотчетно напрягся, подавив порыв запахнуть пальто.

– Он может и сам их держать. Держать… прижать… ублажать…

Лу издала тихий грозный рык и шагнула ближе. Почти вплотную.

– Еще хоть раз его тронешь, я твои руки сама придержу. Каждый… – она сделала еще шаг, – окровавленный… – и с предвкушением приникла еще ближе, – обрубок.

Николина равнодушно усмехнулась ей, не обращая внимания ни на ветер, который поднялся на улице, ни на холод, которым повеяло вдруг. Коко встревоженно огляделась.

– Глупая мышка, – промурлыкала Николина. – Он охотится даже сейчас. Даже сейчас охотится он. Он верен себе и мне прекратить не велел.

– Ложь.

Даже я сам услышал, как нервно это прозвучало. Лу будто приросла к месту. Она не обернулась, когда я коснулся ее плеча.

– Лу, она…

– Но может ли он прекратить? – Николина уже ходила вокруг нас кругами, как хищник, почуявший кровь. – Охотиться и прекратить? Или прекратить и охотиться? Вкусим мы вскоре звуки, что таит его язык, – попробуем и стон, и вздох, и рык…

– Николина, – резко сказала Коко, схватив Лу, когда та ринулась вперед. – Хватит.

– Птица и змея, змея и птица, им лишь бы брать, ломать и в муках биться…

– Я сказала, хватит.

Что-то переменилось в голосе Коко, и улыбка Николины растаяла. Она остановилась. Несколько секунд эти двое смотрели друг на друга, и нечто невысказанное и темное происходило между ними, пока наконец Николина не обнажила горло. Еще секунду Коко наблюдала эту странную демонстрацию покорности. Бесстрастно. Холодно. Наконец она удовлетворенно кивнула.

– Жди нас на опушке леса. А теперь уходи.

– Как пожелаете, princesse. – Николина подняла голову. Помедлила немного. Посмотрела на меня – не на Лу. И снова усмехнулась. На этот раз – с невысказанным обещанием.

– Маленькая мышка не всегда будет тебя защищать, охотник. Берегись.

Ветер подхватил ее слова и рассеял среди метели. Они ужалили мне щеки, вцепились в плащ Лу, в волосы Коко. Я взял Лу за руку, надеясь ободрить ее – и вздрогнул. Ее пальцы оказались холоднее, чем я ожидал. Они были неестественно холодны. Холоднее ветра и снега. Холоднее улыбки Николины.

Берегись, берегись, берегись.

– Не дай ей себя разозлить, – пробормотала Коко, обращаясь к Лу, когда Николина исчезла. – Она только этого и хочет.

Кивнув, Лу закрыла глаза и глубоко вздохнула. С выдохом плечи ее расслабились, и она посмотрела на меня. И улыбнулась. Я с облегчением прижал Лу к себе.

– Да уж, она просто прелесть. Прямо конфетка, – пробормотала она мне в пальто.

– Так и есть. – Коко смотрела в переулок Николине вслед. – Только гниют от этой конфетки не зубы, а душа.

Деверо подошел к нам. Устало вздохнув, он коснулся моего плеча.

– Все вещи собраны, mon ami. Мы должны выезжать немедленно, дабы не упустить возможность. Госпожа Фортуна воистину ветрена.

Он ждал, но руки не желали мне повиноваться. Они крепко обнимали Лу, и я просто не мог ее выпустить. Вместо этого я зарылся носом ей в плечо и стиснул еще крепче. Ее плащ пах незнакомо, по-новому. Мехом, сырой землей, а еще чем-то горько-сладким… но не колдовством. Возможно, вином. Я нахмурился и сбросил с Лу капюшон, мечтая ощутить тепло ее кожи. Но холод растекся от ее пальцев по всему телу. Он обжег мне губы, когда я коснулся ими шеи Лу. Я с тревогой посмотрел ей в глаза. Теперь они были зелеными. Такими зелеными.

– Будь осторожна, Лу. – Я держал ее в объятиях, заслоняя собой от остальных и тщетно пытаясь согреть. – Прошу. Обещай мне это.

Вместо ответа она просто меня поцеловала. Затем осторожно высвободилась.

– Я люблю тебя, Рид.

– Все должно быть иначе, – беспомощно проговорил я, все еще протягивая к ней руки. – Я должен пойти с тобой…

Но Лу уже отступила назад и отвернулась от меня. Взяла за руку Коко – так, как должна была взять меня. Другую руку она протянула Анселю.

– Мы скоро увидимся, – пообещала она, но мне хотелось услышать другое обещание. Мне нужно было его услышать.

Не сказав больше ни слова, Лу развернулась и исчезла в метели. Я смотрел ей вслед, чувствуя, как внутри нарастает страх.

Абсалон исчез следом за ней.

Пропавший принц

Лу

Деревья выжидательно наблюдали за нами и слушали наши шаги. Казалось, они даже дышали – вдыхая и выдыхая каждый раз, когда ветер едва ощутимо касался наших волос. Они словно были так же разумны и любопытны, как и тени, что подползали все ближе.

– Вы их чувствуете? – шепнула я и содрогнулась от того, как громко мой голос прорезал зловещую тишь.

Сосны в этой части леса росли гуще и были куда древнее. Мы с трудом продирались сквозь их ветви, и с каждым шагом они осыпали нам волосы и одежду сверкающими кристаллами снега.

– Да. – Коко подула на ладони и потерла их, чтобы согреть. – Не волнуйся. Местные деревья верны моей тетке.

В ответ я вздрогнула, но совсем не от мороза.

– Почему?

– Предпочтешь красивую ложь или безобразную правду?

– Чем безобразней, тем лучше.

Коко не улыбнулась.

– Жозефина поит их своей кровью.

Мы учуяли лагерь прежде, чем его увидели, – запахи дыма и шалфея на ветру скрывали другой аромат, более едкий и резкий. Вблизи, однако, запах кровного колдовства было ни с чем не спутать. Он захлестнул меня волной, обжег нос, горло и глаза. Слезы застыли льдинками у меня на ресницах. Стиснув зубы, я двинулась дальше следом за Николиной, против ветра, прямо по сугробам, которые доходили до колен.

– Сколько еще идти? – крикнула я Николине, но та не ответила. И жаль, и к лучшему, пожалуй. Она и слова не промолвила с тех пор, как мы покинули «Труппу Фортуны» в Сен-Луаре. Как будто бы даже она боялась ночного леса.

Коко глубоко вдохнула аромат крови и закрыла глаза. Она тоже стала молчаливей за последние пару часов – и скованней, и мрачней, – а когда я спрашивала ее об этом, Коко упорно отвечала, что с ней все хорошо.

Да уж.

Все с ней хорошо.

И со мной.

И с Ридом.

У всех у нас все просто прекрасно.

Минуту спустя Николина остановилась у густой сосновой рощи и оглянулась на нас. Взгляд ее глаз – таких бледно-голубых, почти что серебряных – задержался на моем лице, а затем метнулся к Коко.

– С возвращением.

Коко закатила глаза и хотела протолкнуться мимо нее, но Николина уже исчезла. В буквальном смысле этого слова.

– Просто конфетка, – повторила я, невольно усмехаясь при виде раздражения Коко. – Все твои сестры такие очаровашки?

– Она мне не сестра.

Не оглядываясь, Коко отвела ветвь и нырнула в рощу, этим красноречивым жестом завершив беседу. Моя улыбка растаяла.

Ансель похлопал меня по руке, проходя мимо, и робко улыбнулся.

– Не переживай. Она просто волнуется.

Я изо всех сил сдержалась, чтобы на него не рявкнуть. С каких это пор Ансель о чувствах Коко знает больше меня? Будто ощутив мою злость, он вздохнул, взял меня под локоть и потащил за ней следом.

– Пойдем. Как поешь, станет повеселей.

В ответ у меня в желудке заурчало.

Деревья резко поредели, и мы оказались на краю каменистой поляны. Огонь костров освещал потрепанные палатки, сшитые из обрезков шкур животных. Несмотря на ранний час, мороз и темноту, несколько ведьм собрались у огня, закутавшись в меха. Услышав шаги, они с подозрением оглянулись на нас. Все эти люди были разных рас и возрастов, но с одним и тем же затравленным выражением лица. Впалые щеки. Голодные глаза. Одна женщина даже тихо плакала, вцепившись себе в золотисто-каштановые волосы.

Ансель застыл.

– Я не ожидал, что здесь будет столько мужчин. – Он с нескрываемой тоской уставился на юношу с виду примерно тех же лет. – Они… как Рид?

Имя Рида пронзило меня как кинжал – остро и болезненно. Мне его не хватало. Без него я как будто… утратила опору. Будто от души оторвали кусочек. В каком-то смысле, вероятно, так и было.

– Возможно. Но если так, вряд ли они подозревают об этом. Мы все росли с убеждением, что колдовство подвластно только женщинам. Наш дорогой шассер… меняет дело.

Кивнув и порозовев, Ансель отвел взгляд. Когда мы подошли ближе, Коко пробормотала, не глядя на нас:

– Мне, наверное, лучше поговорить с теткой наедине.

Мне очень хотелось ткнуть ее в щеку и заставить на меня посмотреть, но я сдержалась. Когда Коко говорила о защите, которую нам обеспечит ее тетка, и об альянсе с ее могущественным родом, я представляла все несколько иначе. Судя по виду этих ведьм, их даже ветром могло снести с ног. Да каким там ветром, одного чиха бы хватило.

– Конечно, – сказала я. – Мы подождем здесь.

– В этом не будет необходимости.

Мы подскочили, когда Николина вновь возникла рядом. Ее голос снова утратил детскость, а серебристые глаза были пусты и ничего не выражали. Не знаю, что за представление она устроила для Рида, но для нас продолжать его она не собиралась.

– Жозефина ждет вас троих у себя в палатке.

– Может, прекратишь уже так делать? – буркнула я.

Лицо Николины исказила судорога, будто мой вопрос причинил ей телесную боль. А может быть, даже сам мой голос.

– Никогда не говори с нами, маленькая мышка. Никогда, никогда, никогда.

Глаза ее вдруг вспыхнули, и она прыгнула вперед, злобно щелкнув зубами. Ансель отпрянул, дернув за собой меня, и чуть нас обоих не опрокинул. Коко остановила Николину быстрым и волевым мановением руки, но та все равно успела подобраться близко, и я ощутила призрачное прикосновение ее зубов, увидела ее заостренные резцы. Махнув на меня костлявыми пальцами, она ласково мурлыкнула, будто обращаясь к младенцу:

– А не то мы проглотим тебя целиком. О да, о да, проглотим…

– Хватит, – раздраженно бросила Коко, отталкивая ее прочь. – Покажи нам наши палатки. С моей теткой мы поговорим, когда выспимся. Это приказ, Николина.

– Палатку.

– Что?

– Палатку, – повторила Николина и наклонила голову, вновь продолжая свой безумный спектакль. – Одну палатку вам дадут, придется в ней делить приют…

– Делить? – Ансель встревоженно вытаращил глаза, посмотрев на Коко. Он отпустил меня, нервно взлохматил себе волосы и одернул пальто. – У нас будет общая палатка? И мы там будем спать?

– Нет, траха… – весело начала я, но Коко перебила:

– Почему только одна?

Пожав плечами, Николина спиной вперед двинулась прочь. Нам оставалось только последовать за ней. Кровавые ведьмы смотрели на меня сурово, но при виде Коко каждая обнажала горло, так же, как Николина недавно. Прежде я видела такую покорность лишь раз – однажды, когда Ля-Вуазен застала нас с Коко за игрой на берегу Лё-Меланколик. Она пришла в ярость и чуть не вывихнула Коко плечо, торопясь увести ее от меня подальше. Коко тогда обнажила перед ней горло быстрее, чем омега – брюхо.

Как тогда, так и сейчас при виде этого мне стало не по себе.

Будто в ответ на мои мысли Ансель прошептал:

– Зачем они так делают?

– В знак уважения и подчинения. – Мы шли в нескольких шагах позади Коко и Николины. – Это нечто вроде поклона королевским особам. Обнажая горло, они предлагают Коко свою кровь.

– Но… почему это означает подчинение?

Когда Коко проходила мимо, ведьмы продолжали сверлить нам спины неприветливыми взглядами. Сложно было винить их за это. Я была Белой дамой, а Ансель учился на шассера. Пусть Ля-Вуазен и пустила нас в лагерь, радовались нам здесь не больше, чем Риду.

– Если Коко выпьет твою кровь, – объяснила я, – то сможет тобой управлять. Временно, конечно. Но Алые дамы по доброй воле предлагают свою кровь Коко и Ля-Вуазен. Здесь королевские особы – именно они.

– Ясно. – Ансель тяжело сглотнул. – Королевские особы.

– La princesse. – Подмигнув, я ущипнула его за локоть. – Но все та же Коко.

Вряд ли это его убедило.

– Почему палатка только одна, Николина?

Коко стиснула кулаки, когда Николина продолжила что-то напевать себе под нос. Судя по всему, должность личной помощницы Ля-Вуазен позволяла Николине вести себя более дерзко.

– Отвечай.

– Ты бросила нас, гнить оставила здесь, нам негде укрыться и нечего есть, бессчетно число каждодневных потерь, и зря ты вернуться решила теперь.

При виде леденящей кровь улыбки Николины Коко споткнулась, но я коснулась ее спины и помогла устоять на ногах. Когда Коко притянула меня к себе и переплела наши пальцы, меня захлестнуло волной облегчения.

– Почему моя тетя желает видеть нас сейчас же? – спросила она, хмурясь все больше. – Почему нельзя подождать?

Николина хихикнула.

– Сынок на рассвете отправился в путь, затем под утесом решил отдохнуть, домой не пришел, испарился он вдруг, и стая стервятников вьется вокруг.

– Мы на языке духов не говорим, – отрезала я.

В отличие от меня Коко терпения было не занимать, и объяснения просить она не стала. Ее лицо исказила гримаса.

– Кто исчез?

– Умер, – поправила ее Николина, все еще перекошенно усмехаясь. Слишком уж широкой была эта усмешка, слишком неподвижной, слишком… кровавой. – Он умер, сгинул, мертв – так мне сказали мыши. Преставился, почил, и больше он не дышит…

Что ж. Теперь понятно, почему одна из женщин плачет.

Николина остановилась у маленькой потертой палатки на краю лагеря. Та стояла в отдалении от прочих, у края обрыва. Днем лучи солнца наверняка согревали это место, сверкая золотом на снегу. Дальше расстилался бескрайний горный простор, и даже в темноте это могло бы быть красиво.

Вот только стервятники, что кружили в небе, портили картину.

В зловещей тишине мы смотрели, как они опускаются все ниже. Коко вырвала руку из моей ладони и подбоченилась.

– Ты сама сказала, что он исчез, – яростно возразила она. – Исчез, а не погиб. Мы поговорим с моей теткой сейчас. Если она собирает поисковые отряды, мы тоже пойдем. Может быть, он прямо сейчас где-то неподалеку.

Николина радостно покивала.

– Медленно замерзает. О-о-о-очень ме-е-е-едленно.

– Ясно. – Коко бросила сумку в нашу палатку, даже не заглядывая внутрь. – Кто пропал, Николина? И как давно?

Без предупреждения сумка Коко полетела обратно в нее – и угодила прямо в голову. Коко резко развернулась и выругалась.

– Какого?..

Из нашей палатки вышла Бабетта Дюбиссон.

Почти неузнаваемая без слоя густого грима и с зачесанными наверх золотистыми волосами, она успела похудеть с тех пор, как мы в последний раз виделись в Цезарине. Шрамы блестели серебром на ее кремовой коже. При виде Коко взгляд Бабетты потеплел, но она не улыбнулась.

– Мы знали его как Этьена Жилли, сына Исме Жилли.

Коко шагнула к ней и с осязаемым облегчением обняла.

– Бабетта. Ты здесь.

Я нахмурилась, чувствуя себя так, будто оступилась на лестнице. Рой с приятелями подтвердили наши подозрения, когда рассказали о комендантском часе и «подозрительных девицах» в Цезарине, но мне и в голову не пришло озаботиться тем, цела ли Бабетта. Но вот Коко явно побеспокоилась о ней. Я нахмурилась еще больше. Я все-таки считала Бабетту подругой, пусть даже в очень грубом смысле это слова, и ее судьба была мне не безразлична.

Правда ведь?

– Bonjour, mon amour. – Бабетта поцеловала Коко в щеку, а затем коснулась ее лба своим. – Я по тебе скучала.

Когда они отстранились друг от друга, Бабетта посмотрела на мой свежий шрам. Ленту вернуть я так и не смогла.

– Здравствуй и ты, Луиза. Прическа у тебя совершеннейше répugnant[8]8
  Отвратительна (фр.).


[Закрыть], но я рада видеть, что ты жива и у тебя все хорошо.

Я настороженно улыбнулась ей. Мне пугающе явственно вспомнились слова Рида. «Ты сама не своя».

– Жива, это верно, – пробормотала я, мрачнея. – Но вот все ли хорошо… не знаю.

– Ерунда. В нынешние времена, если мы живы – все уже в достаточной мере неплохо.

Снова обратив взгляд к Коко, Бабетта тяжело вздохнула. Искренне, а не картинно, как обычно. Нет, эта женщина, совершенно трезвая, ненакрашенная и со спутанными волосами, не была той Бабеттой, которую я знала прежде.

– Увы, о бедном Этьене, быть может, такого сказать уже нельзя. Ты веришь, что он еще жив, mon amour, но я опасаюсь за его жизнь – и также боюсь, что погубил его не холод. Пусть мы и знали его по матери, для всего королевства Этьен Жилли мог бы стать Этьеном Лионом. Он бастард короля и не вернулся с утренней охоты.

Палатка Ля-Вуазен оказалась больше остальных и располагалась в самой середине поляны. Вокруг нее были расставлены несколько деревянных клеток, откуда на нас смотрели, сверкая глазами, разнообразные звери. Когда мы проходили мимо, на решетку с рыком бросилась лиса, и Ансель с писком отпрянул и врезался в меня. Бабетта хихикнула, а Ансель покраснел до корней волос.

– Это ваши… питомцы? – спросил он слабо.

– Они нужны для крови, – коротко ответила Коко. – И для гаданий.

Николина нахмурилась, услышав это объяснение, – вероятно, она считала подобные откровения предательством, – а затем отогнула занавес из сушеного шалфея, который висел на входе в палатку. Бабетта клюнула Коко в обе щеки.

– Я найду тебя после, mon amour. Нам многое нужно обсудить.

Прежде чем они разошлись, Коко задержала ее в объятиях на секунду дольше положенного.

Внутри за самодельным столом стояла Ля-Вуазен, и перед ней дымились благовония. Николина подплыла к ней и взяла кроличью шкуру и окровавленный нож. Внутренности бедного животного уже лежали на столе. Я постаралась не смотреть, как она слизывает кровь с пальцев.

Ля-Вуазен отвлеклась от книги, которую читала, и холодно посмотрела на меня. Я моргнула, подивившись тому, каким гладким оказалось ее лицо. Ля-Вуазен не постарела ни на день с прошлой нашей встречи. Она должна была быть втрое старше нас, но на лбу и губах ее не нашлось ни морщинки, а волосы, зачесанные в строгий пучок, оказались черны, как безлунное ночное небо.

Я содрогнулась, вспомнив недобрые слухи, которые ходили о Ля-Вуазен в Шато, – о том, что она ест сердца младенцев, чтобы сохранить молодость, и каждый год посещает Лё-Меланхолик, чтобы испить крови мелузины… нет, чтобы искупаться в ней.

Долгое мгновение Ля-Вуазен молча смотрела на нас с Коко. В свете свечей глаза ее поблескивали. Совсем как Николина недавно, она внимательно оглядела меня, изучая черты моего лица и шрам на горле. Я с вызовом уставилась на нее в ответ.

На Анселя она не обратила ни малейшего внимания.

Наконец Коко кашлянула.

– Bonjour, tante[9]9
  Здравствуйте, тетя (фр.).


[Закрыть].

– Козетта. – Ля-Вуазен захлопнула книгу. – Ты все же соизволила нас посетить. Полагаю, ты наконец сочла обстоятельства благоприятными для визита.

Я неверяще смотрела, как Коко покаянно опускает взгляд.

– Je suis désolée[10]10
  Прошу прощения (фр.).


[Закрыть]. Я бы пришла раньше, но… не могла оставить друзей.

Ля-Вуазен обошла стол, волнами рассеивая дым от благовоний. Она остановилась перед Коко, схватила ту за подбородок и рассмотрела ее лицо в свете свечи. Коко неохотно взглянула ей в глаза, и Ля-Вуазен нахмурилась – увиденное пришлось ей не по нраву.

– Пока ты праздно проводила время с друзьями, твои соплеменники умирали один за другим.

– Бабетта рассказала мне об Этьене. Мы могли бы…

– Я говорю не об Этьене.

– Тогда о ком?..

– Болезнь погубила Дельфину и Мари. Только на прошлой неделе от холода умер Дени. Мать оставила его и ушла добывать еду, но он попытался пойти следом. – Глаза Ля-Вуазен потемнели и стали похожи на сверкающие осколки обсидиана. Она отпустила подбородок Коко. – Ты помнишь его? Ему не исполнилось и двух лет.

У Коко перехватило дыхание, да и я сама ощутила приступ тошноты.

– Мне…

Коко осеклась, явно передумав. Мудрое решение. Ля-Вуазен не нужны были ее извинения. Она хотела, чтобы Коко страдала. Изнемогала от вины. Коко резко обернулась ко мне.

– Лу, ты… помнишь мою тетю, Жозефину Монвуазен.

Она беспомощно махнула рукой. Сжалившись над ней, я кивнула и выдавила улыбку. После подобного рассказа, впрочем, улыбаться с моей стороны было довольно бестактно.

– Bonjour, мадам Монвуазен. – Обнажать перед ней горло я не стала. В детстве Коко первым делом научила меня одному простому правилу: никогда не предлагать свою кровь Алой даме. Особенно ее тетке, которая ненавидела Моргану и Белых дам, вероятно, даже больше, чем я. – Спасибо, что согласились принять нас.

Еще одно долгое мгновение она смотрела на меня.

– Ты похожа на свою мать.

Коко быстро продолжила:

– А это… это Ансель Диггори. Он…

И вновь Ля-Вуазен даже не взглянула на него. Она смотрела только мне в глаза.

– Я знаю, кто он.

– Малыш-охотник. – Облизнув нижнюю губу, Николина подступила ближе. Глаза ее сверкали голодным блеском. – Он мил собой, о да.

– Он не охотник, – отрезала Коко так остро, что ее ответ мог бы ранить до крови. – И никогда им не был.

– И лишь поэтому, – Ля-Вуазен с нескрываемым презрением скривилась, – он все еще жив.

При виде мрачного взгляда тетки Коко быстро кашлянула.

– Ты… сказала, что Этьен не мертв. Выходит, вы его нашли?

– Нет.

Если такое вообще было возможно, Ля-Вуазен помрачнела еще больше. Тени в палатке как будто бы сгустились. Свечи замерцали. А ее книга… пошевелилась. Вытаращив глаза, я уставилась на нее. Едва заметно, но черная обложка определенно дрогнула. Ля-Вуазен погладила книгу по корешку, а затем извлекла из нее клочок пергамента. На нем кто-то нарисовал примерную карту Ля-Форе-де-Ю. Я постаралась взять себя в руки и наклонилась поближе, чтобы ее изучить. Тут и там чернильные деревья были усеяны каплями крови.

– Наши чары поиска выявили, что Этьен жив, но что-то… или кто-то… скрывает его точное местоположение. – Ля-Вуазен снова впилась взглядом в меня, и по некой причине у меня сжалось сердце. – Вчера мы посменно обыскали округу, но Этьена нигде не оказалось. Сегодня мы расширили область поиска.

Я скрестила руки на груди, чтобы перестать беспокойно ими вертеть.

– А он не мог уйти сам?

– Здесь живут его мать и сестра. Этьен бы не ушел, не простившись с ними.

– Нам ли не знать, что у детей с родителями могут быть очень непростые отношения…

– Он исчез ровно после того, как я согласилась встретиться с вами.

– Странное совпадение…

– В совпадения я не верю.

Ля-Вуазен бесстрастно смотрела на нас. Мы переминались с ноги на ногу, как напроказившие школьники. Я наверняка выглядела еще младше, потому что по обе стороны от меня высились Коко и Ансель. Я попыталась выпрямиться, чтобы стать хоть немного повыше, но тщетно.

– В вашем послании сказано, что вы ищете альянса с нашим ковеном, – продолжила она.

Я кивнула.

– И что Рид Лабелль прямо сейчас направляется в Ле-Вантр в надежде на подобный союз с лу-гару. А затем вы намерены отправиться в Цезарин и обратиться за помощью к королю.

Я вдруг испытала прилив неожиданного удовлетворения. Рид Лабелль. Не Рид Диггори, не Рид Лион. Это имя казалось… правильным. Конечно, если мы решим придерживаться обычаев нашего рода, у него еще будет возможность вместо этого стать Ридом ле Бланом. Если… если на этот раз мы обручимся как полагается.

– Верно.

– Мой ответ – нет.

Я озадаченно моргнула, изумленная этим резким отказом, но Жозефина уже вновь обратила взгляд к карте и сунула ее обратно в свою жуткую книжонку. Николина захихикала. Краем глаза я заметила, что она трясет мертвого кролика за передние лапы, заставляя его танцевать. Меня захлестнуло жаром, руки сами собой сжались в кулаки.

– Я не понимаю.

– Все очень просто. – Ля-Вуазен посмотрела мне в глаза с таким каменным спокойствием, что мне захотелось вспылить и закричать в голос. – У вас ничего не выйдет. Я не стану подвергать угрозе свой род ради вашей бездумной затеи.

– Тетя Жозефина… – С мольбой начала Коко, но та только отмахнулась.

– Я уже прочла знамения, и мое решение окончательно.

Уже едва держа себя в руках, я спросила:

– И что же, вас мочевой пузырь кролика убедил нам отказать?

– Я не жду, что ты поймешь, насколько тяжко бремя правления. И ты тоже.

Она посмотрела на Коко, вскинув бровь, и та понурила голову. Мне хотелось выцарапать Ля-Вуазен глаза.

– Каждая смерть в этом лагере – на моих руках, и рисковать вызвать гнев Морганы я не могу. Ради тебя уж точно. И даже ради своей племянницы.

Жар у меня внутри нарастал, разгораясь все сильнее. Голос мой, однако, оставался холоден.

– Зачем вы тогда привели нас сюда, если даже выслушать не хотите?

– Не стоит тешить себя заблуждениями, Луиза ле Блан. Я тебе совершенно ничего не должна. Ты стоишь здесь, целая и невредимая, лишь благодаря моему великодушию. Это великодушие уже на исходе. Я и мой народ не станем воевать вместе с тобой. Теперь ты знаешь это и можешь уйти. Козетта, однако, останется здесь.

Ах, так вот оно что. Вот зачем она на самом деле нас сюда притащила – чтобы удержать здесь Коко.

Коко застыла, будто взгляд черных глаз тетки в буквальном смысле пригвоздил ее к месту.

– Слишком долго ты отказывалась исполнять свой долг, Козетта, – проговорила Ля-Вуазен. – Слишком долго ты защищала врагов, предпочитая их своему народу. – Последние слова она выплюнула, опершись на стол и впившись ногтями в дерево. Черная книга рядом с ней как будто бы трепетала в предвкушении. – Пора положить этому конец. Ты – Алая принцесса, и с этой минуты будешь вести себя соответственно. И для начала выпроводишь Луизу и ее спутника из нашего лагеря.

Я наконец смогла выдавить в ответ:

– Мы никуда не уйдем…

– …пока они не найдут Этьена, – договорила вдруг Коко, расправив плечи.

Она едва заметно коснулась моей руки. Будто бы просила довериться ей. Я снова замолчала.

– Они ведь хотят нам помочь, tante. И уйдут лишь после того, как найдут его – и если найдут, ты согласишься заключить с ними союз.

– И Коко отправится с нами, – не удержалась я. – Если сама того пожелает.

Ля-Вуазен сощурилась.

– Я сказала свое последнее слово.

Коко, однако, принимать отказ не собиралась. Ее пальцы слегка подрагивали, но она все равно подошла к столу и понизила голос – хотя мы все равно все слышали.

– Наше колдовство не способно его найти. Может, ее колдовство поможет. – Голос Коко стал еще тише, но вместе с тем обрел силу. – Вместе мы сумеем одолеть Моргану, tante. Сможем вернуться в Шато. И все это – холод, болезнь, смерть – наконец закончится.

– Я не пойду на союз с врагами, – настаивала Ля-Вуазен, но украдкой посмотрела на меня и нахмурилась. – Не стану действовать заодно с оборотнями и русалками.

– У нас есть общий враг. Именно это и делает нас друзьями. – К моему удивлению, Коко взяла Ля-Вуазен за руку, и настал черед той застыть без движения. – Прими нашу помощь. Позволь нам найти Этьена. Прошу тебя.

Долгое как вечность мгновение Ля-Вуазен смотрела на нас. Наконец она вырвала руку.

– Если вы найдете Этьена, – проговорила она, поджав губы, – я рассмотрю ваше предложение. – Увидев, как мы с Анселем облегченно переводим дух, она резко добавила: – Времени у вас до рассвета. Если вы не найдете его в срок, то покинете наш лагерь без дальнейших возражений. Согласны?

Я возмущенно открыла рот, желая поспорить, – срок был просто смехотворным, меньше нескольких часов, – как вдруг что-то коснулось моей ноги. Я удивленно посмотрела вниз.

– Абсалон? Что ты?.. – Не смея даже всерьез надеяться, я обернулась ко входу, но высокого рыжеволосого мужчины там не оказалось. Никаких полуулыбок, никаких вечно стиснутых зубов, никакого румянца на щеках. Я нахмурилась.

Рида не было рядом.

Разочарование болезненно ужалило меня. А затем сменилось растерянностью. Матаготы, как правило, оставались с теми, кто их привлек. Разве что…

– У тебя есть для меня послание? – спросила я, хмурясь все больше и чувствуя, как внутри зреет страх. Неужели в дороге уже что-то случилось? Рида узнали, поймали, обнаружили, что он ведьмак? Миллион возможных исходов промелькнул у меня в мыслях, разгораясь как лесной пожар. – Что случилось, Абсалон? Говори скорей!

Он только мяукнул и стал тереться о мои ноги. В кошачьих глазах Абсалона сверкал человеческий разум. Я потрясенно смотрела на него, чувствуя, как мой гнев угасает. Абсалон не остался с Ридом. И не пришел ко мне с посланием. Он просто… пришел. Сюда. Он пришел сюда. А значит…

– Ты дала матаготу имя? – Ля-Вуазен моргнула, лишь этим выказав удивление.

– Имени заслуживает каждый, – едва слышно проговорила я.

«Их тянет к тем, кто им подобен. К беспокойным, измученным тревогами душам. Должно быть, кто-то из нас привлек его сюда». Абсалон встал на задние лапы, передними вцепившись мне в штаны. Я безотчетно наклонилась почесать его за ухом. Он тихо заурчал.

– Он мне свое не сказал, пришлось придумать новое.

Коко нахмурилась, глядя на нас с Анселем и явно пытаясь понять, за кем сюда последовал матагот. Но Ля-Вуазен лишь улыбнулась, едва заметно и многозначительно.

– Ты оказалась не такой, как я ожидала, Луиза ле Блан.

Ее улыбка мне не понравилась. Быстро выпрямившись, я толкнула Абсалона ногой, но он не сдвинулся с места.

– Брысь, – прошипела я, но кот только сердито посмотрел на меня. Вот черт.