Текст книги "Неистовый рыцарь"

– Я уезжаю в Уэльс! – воскликнула Люсинда. – Я должна выйти замуж за лорда д'Эсте! О, Брет, меня отсылают отсюда сегодня вечером.

– Люсинда, – тихо сказал он, поглаживая рукой ее роскошные темные волосы, – возможно, я каким-то образом еще смогу что-то изменить…

– Нет, я не хочу, чтобы ты это делал! – Люсинда приникла к Брету.

В этот момент Аллора открыла глаза. Она увидела их поцелуй, нежность прикосновений друг к другу… И ее охватило чувство ревнивой зависти.

– Не надо, Брет, прошу тебя. Не пытайся что-нибудь изменить. Король все еще не вполне верит, что мой отец был совершенно непричастен к заговору, когда его брат участвовал в последнем мятеже в Йорке… Отец немолод, он не вынесет тюремного заключения. Нет! Прошу тебя, если я хоть немного дорога тебе, молчи и не предпринимай ничего. Король может обратить свой гнев на мою семью или на твою. В таких делах никто не сможет противостоять королю… О Брет! Но ведь мы, даже находясь в браке с кем-то другим, все равно сможем встречаться… – сказала она, обжигая его повлажневшим взглядом миндале видных глаз.

Брет д’Анлу немного отстранил от себя Люсинду, все еще нежно обнимая ее за талию. Но что-то уже изменилось.

– Нет, миледи, честь превыше всего! Если наши дороги разошлись, то мы честно последуем каждый своим путем. Рольф д'Эсте – хороший человек и хороший друг, мы с ним много лет знакомы. Я не смог бы его обманывать.

Люсинда тихо всхлипнула, спрятав лицо на его груди.

– Да, он хороший человек! Я это знаю. Но дело в том, что… я люблю тебя!

Аллора закусила губу, и вдруг ей стало жаль эту женщину. Однако до нее тут же дошло, что сказал Брет д’Анлу: он не смог бы обманывать своего друга д'Эсте. При этом его, по-видимому, ничуть не беспокоили чувства собственной будущей супруги, которую выдают за него замуж поневоле!

Она отвлеклась и не слышала каких-то слов Брета, но увидела, что Люсинда приподнялась на цыпочки и прижалась губами к его губам. Он обнял ее с бесконечной нежностью. У Аллоры защемило сердце. А Люсинда вырвалась из его объятий и побежала прочь.

Ее платье еще мелькало за деревьями, и Аллоре показалось, что Брет бросится за Люсиндой, но он лишь изо всех сил ударил кулаком по стволу дуба. Потом насторожился, словно услышав ее легкое дыхание, и посмотрел в ее сторону.

Она не успела как следует спрятаться, он увидел ее, и выражение его лица стало насмешливым и сердитым. Инстинктивно Аллора оттолкнулась от изгороди и побежала. Ей хотелось поскорее вернуться к себе и побыть одной… Нет, ей отчаянно хотелось убежать подальше от Брета д’Анлу, от этого великолепного графа Уэйкфилда!

Не зная дороги, она побежала в направлении от Темзы, от доков, думая, что быстро выберется на оживленные улицы. Но уклонилась вправо и оказалась в тупике. Она бросилась в другую сторону и остановилась как вкопанная – на ее пути неожиданно возник Брет. Она замерла, стараясь держаться от него на расстоянии, и, не поднимая глаз, тихо проговорила:

– Милорд, позвольте мне пройти.

– Позволить вам пройти? – воскликнул он, и от его мрачного тона ей стало не по себе. – Так просто? Из-за вас разбушевались такие страсти, а я, видите ли, просто должен убраться с дороги!

– Я ни в чем не виновата.

– Вы не только подслушали сугубо личный разговор, но и наблюдали за интимной встречей.

– Я не хотела! – воскликнула она. – Я заблудилась!

– Так я и поверил!

– В таком случае убирайтесь ко всем чертям! – В сердцах крикнула Аллора. – Прочь с дороги! – И решительно обошла его, но сразу же почувствовала отнюдь не нежную хватку пальцев на своем плече. Глаза его полыхали кобальтовым пламенем.

– Представьте себе, леди, мне даже хочется ускорить процедуру бракосочетания! Не терпится прибрать к рукам и вас, и ваше приданое. Но у вас еще есть возможность не согласиться!

У нее перехватило дыхание, она попыталась вырваться, но ее судорожные движения лишь способствовали тому, что она оказалась плотно прижатой к его мускулистому телу. Пугаясь нарастающего внутреннего жара, она затихла и подняла к Брету лицо.

– Не я виновата в этом! – сердито сказала она. – Это сделал ваш драгоценный король! А вы, такой замечательный, такой сильный человек, хозяин своей судьбы, вы обязаны остановить то, что происходит!

– Вам хорошо известно, что не все так просто! – резким тоном сказал он. – Вы должны были это понять, подслушав разговор.

От этих слов Аллора побледнела и снова попыталась вырваться из его цепких рук.

– Извините, – прошептала она, – я искренне сожалею, что так получилось! Но ведь вы сами…

– Что я слышу? Должен ли я понимать, миледи, что вы сами больше не намерены возражать против этого брака? – Она молчала, и он тихо рассмеялся: – Вот оно что! Видимо, вы познакомились с Майклом.

– Мой отец никогда не допустит такого!

– Вашему отцу с самого начала не следовало допускать этого.

– Мой отец…

– Айон предпринимает нечеловеческие усилия, и я им восхищаюсь, не сомневайтесь. Но он не может спасать вашего дядюшку всякий раз, когда тот ввязывается в очередную авантюру.

Аллора вздохнула:

– Вы чудовище, милорд! Значит, вы считаете, что мой дядюшка должен быть повешен?

– Миледи! Я с двенадцати лет с отцом в военных походах. И ни одному человеку не желаю смерти. Но послушайте меня: если бы не Роберт Кэнедис, то ваш отец сидел бы тихо на своем Дальнем острове и Вильгельм скорее всего никогда бы не обратил внимания на то, что Айон отдает предпочтение королю скоттов. А Роберт Кэнедис давно известен своей склонностью к авантюрам, необдуманным и безрассудным поступкам, и, предупреждаю вас, рано или поздно он доведет вашего отца до могилы.

Не в силах сдерживать гнев и ярость, Аллора замахнулась, чтобы ударить Брета. Но он опередил ее, схватив за запястье, и не дал ладони коснуться щеки.

– Это честное предупреждение, миледи, не более того. Если вы против нашего брака, то остановите его. Скажите королю, что не желаете быть пешкой в мужской игре…

– Это я должна сказать? – воскликнула она, сожалея о том, что попыталась ударить его. – Что я слышу? Великолепный рыцарь сам стал пешкой, а я должна что-то предпринимать! Ведь это вы поклялись, что скорее женитесь на ежихе! Неужели вам до сих пор не удалось найти желающую?

Брет так сильно стиснул ее руку, что она испугалась как бы не хрустнули ее косточки.

– Мне больно! – крикнула она.

Он сразу же ослабил хватку:

– Почему вы согласились? – спросила она в смятении.

Он покачал головой:

– По многим причинам, миледи. Одна из них заключается в том, что в планах короля есть логика. Это будет выгодный союз для всех заинтересованных сторон.

– Но не для моего народа…

– И для вашего народа тоже. Потому что, если он не покорится, Вильгельм истребит его.

Аллора в отчаянии взглянула на Брета. После того как она увидела его с Люсиндой, ситуация стала выглядеть еще хуже. Как будто судьба решила посмеяться над ними. Словно прочитав ее мысли, он сказал уже более мягко:

– Миледи, вы знаете мое отношение ко всему этому, и оно не изменится. Теперь решение за вами. Должен предупредить – и это не пустые слова, – что я отношусь к браку очень серьезно. Если вы станете моей женой, то знайте, что я потребую от вас соблюдения каждого пункта брачных обетов.

– Но ведь вы предпочли бы жениться на ежихе! – Напомнила она ему, едва сдерживая слезы.

– Миледи, – произнес он, слегка поклонившись и отпустив наконец ее руку, – я чувствую, что меня все сильнее увлекает задача, которую мне придется решить. Все могло быть намного хуже, окажись я в таком же положении, но с дамой преклонного возраста или даже с молодой, но не такой, как вы, красивой. А я, миледи, не совсем дряхлая развалина…

– Да, вы можете прожить очень долго. – Брет кивнул головой.

– Я намерен жить долго и наслаждаться радостями жизни, любовь моя, хотя бы для того, чтобы досадить вам.

– Ох, оставьте меня в покое! – воскликнула Аллора и снова попыталась ускользнуть от него, но он опять схватил ее за плечи. Он посмотрел на нее своими печальными красивыми глазами, и у нее замерло сердце.

– Решение за вами! – повторил он. – Но поймите вы наконец: я не намерен причинять вам страдания. И запомните, что я не допущу никаких колкостей в свой адрес. Как только вы произнесете перед алтарем брачную клятву, вы, как моя супруга, будете находиться там, где я, будете спать со мной, научитесь подчиняться мне и уважать меня.

Она чуть не задохнулась – ей показалось, что от его прикосновения огонь распространяется по всему телу. Она страдала и не могла разобраться в причинах своих страданий. Он так просто говорил с ней о самых интимных вещах, хотя она была ему безразлична, – ведь своими глазами она видела, как он нежен с другой женщиной… Она наблюдала за ними как завороженная, но не могла в этот признаться.

– А как же вы, милорд? Как насчет ваших брачных обетов? Если я стану послушной и покорной женой…

– Мои обеты, миледи? – перебил он ее. – Ну что ж, я тоже буду их соблюдать и буду лелеять вас как свою молодую, очаровательную, любимую и нежную жену.

Аллора почувствовала, что дрожит. Она верила, что Брет искренен с ней, но в ней самой кипело возмущение оттого что в его словах ей слышалась насмешка.

– Вы любите Люсинду! – прошептала она.

– Я собирался жениться на ней, – согласился он.

Она опустила ресницы, испытывая глубокое замешательство. Они играют с огнем. Роберт этого не понимает или не желает понимать. А огонь грозит в любой момент неистово разгореться.

Брет взял ее за подбородок, повернул к себе лицом и посмотрел в глаза.

– Я сказал королю, что с радостью принимаю его предложение. Дальнейшее, миледи, зависит от вас.

– Позвольте мне пройти! – прошептала она.

Он отступил в сторону и вежливо поклонился. Она бросилась бежать.

Глава 6

Мать и сын сидели возле ярко горящего камина в своем городском особняке, в длинном холле с резными креслами вокруг стола. Лето подходило к концу, и вечерами становилось влажно и прохладно.

– Догадываюсь, – сказала Фаллон, глядя сыну прямо в глаза, – что король каким-то образом приложил ко всему этому свою руку.

Она с двумя дочерьми возвратилась домой всего несколько минут назад и, радостно расцеловав Брета в обе щеки, чуть отстранила его от себя, чтобы пристально вглядеться в лицо, как это делают все родители, долго не видевшие своих отпрысков. Для нее момент встречи с горячо любимым сыном был особенно дорогим, потому что слишком часто те, кого она любила всем сердцем, уходили и исчезали навсегда.

«Возвращаться домой всегда приятно, – подумал Брет. – Приятно увидеть мать, обнять ее, приятно подбросить в воздух малютку Гвен и услышать, как она визжит от удовольствия, приятно обнять Элайзию – ей уже почти восемнадцать лет, и она стала красавицей с серебристо-серыми глазами и ярко-рыжими волосами, несомненно, унаследованными от Годвинов».

Фаллон, не успев пер е шагнуть порог своего дома, уже услышала о том, что сын женится на непокорной дочери лорда с северной границы. Поэтому после приветствий и расспросов о муже и сыновьях она коротко спросила:

– Слухи – это правда?

– Да, миледи, правда, – подтвердил он.

Именно в этот момент сестры Брета, поймав его взгляд через плечо матери, подхватили малютку Гвен на руки и удалились. Элинор знала все в подробностях, а Элайзия инстинктивно почувствовала, что такой разговор между матерью и братом предпочтительнее вести с глазу на глаз.

Сидя перед камином, Брет вспомнил почему-то, как часто ему приходилось уходить на войну. Сначала, в его юные годы, было восстание в Йорке, потом бесконечные стычки на границе между Уэльсом и Шотландией, а совсем недавно новые беспорядки в Нормандии. Военным искусством он овладел по необходимости, но никогда не имел к нему пристрастия. И уходить на войну ему всегда было непросто.

Однако сейчас не было ничего труднее, чем убедить Фаллон, дочь Гарольда, в том, что он вступает в брак исключительно по собственному желанию, что это его твердое решение и он даже одержим им.

– Нутром чую, – сказала Фаллон, – что здесь не обошлось без вмешательства Вильгельма.

Брет пожал плечами, выгнув черную бровь.

– Только разве в том, что он решил выдать эту девушку замуж за одного из своих людей.

Фаллон слегка поморщилась. Много лет назад она усвоила, что королем Англии стал Вильгельм, что отца из мертвых не воскресить и что ее муж и сыновья принадлежат к окружению именно Вильгельма.

– Этот один из его людей – ты? – тихо спросила она. В ее прекрасных синих глазах сверкнула подозрительная искорка.

Глядя на нее с любовью и восхищением, Брет подумал, что дочь короля Гарольда все еще красивая женщина и, хотя ей недавно минуло сорок лет, она стройна и грациозна, как нимфа. Ее черные как смоль волосы еще не тронула седина, и лишь тоненькие морщинки возле глаз говорили о том, что первая молодость уже позади.

– Брет, я желаю знать всю правду! – потребовала мать.

Он поднялся и подошел к креслу, в котором она сидела. Положив руки на подлокотники, он наклонился и поцеловал мать в лоб.

– Брет…

– Наверное, отец, видя тебя, часто думает, что ты ни капельки не изменилась с того дня, как вы с ним познакомились.

– Разве что в темной комнате, – сдержанно произнесла она. – Вообще-то я впервые встретилась с ним, когда мне едва исполнилось четыре года, так что, надеюсь, с тех пор я все-таки немного изменилась. Ты говоришь приятные вещи, но не пытайся увести разговор в сторону и отвечай на мой вопрос.

– Мама, все очень просто. Он предложил девушку и ее приданое мне…

– Но он уже наградил лично тебя графским титулом, присвоив такой титул твоему отцу. И твой брат Робин унаследует титул отца, и твой брат Филипп не обделен, получил графский титул и земли в Нормандии. Когда-то Вильгельм завладел короной твоего деда и провел полжизни в битвах с твоими кровными родственниками, но теперь проявляет ко всем нам несвойственное ему великодушие, особенно к тебе, наградил тебя большими земельными угодьями.

– Землями, плодородие которых не восстановить при жизни одного поколения, как бы люди ни трудились, обрабатывая их.

– Я и не подозревала, что ты жаждешь наград и богатства, – всегда казалось, что они достаются тебе без особых усилий с твоей стороны. Я ни в коем случае не хочу сказать, что ты не заслужил всего, чем Вильгельм наградил тебя.

– К чему ты клонишь, мама?

– Не понимаешь? Я хочу знать, зачем тебе понадобились пограничные земли – суровые, продуваемые ветрами, где даже камни покрываются льдом…

– Мама, я видел Дальний остров несколько лет назад, когда впервые побывал в тех краях. Он меня очаровал. Это удивительное место – лучше, чем любая крепость, которую может воздвигнуть Вильгельм. Лаэрды строили ее постепенно, в течение многих лет, используя для сооружения естественные выходы на поверхность пластов скальных пород. Она практически неприступна! А главное, я был рад узнать, что Айон Кэнедис – порядочный человек, разумный, сдержанный и готов идти на переговоры с отцом. Ты права: там дуют свирепые ветры, но как там привольно и какое красивое море – кажется, нет ему конца и края! А небо! Я нигде не видел такого синего, великолепного неба, как там!

Говоря это, Брет был искренен. В те годы, когда он впервые увидел тот край, он был очень молод. Но вид замка на острове, будто поднимающегося из собственного поблескивающего отражения в воде, навсегда врезался в его память. Теперь он и сам вдруг поверил, что действительно хочет иметь эту землю.

– А девушка? – спросила мать, высоко подняв тонкую бровь.

– И девушка… – пробормотал он. – Она очень красивая. Молодая. Белокурая. Не просто светлая блондинка, а златокудрая. Волосы у нее похожи цветом на восходящее солнце. К тому же она стройная, хорошо сложена, грациозная…

– Да, очень красивая, я тоже слышала об этом, сказала Фаллон. – И очень прямолинейная – говорит все, что думает.

Брет усмехнулся:

– То же самое можно сказать и о тебе, миледи мама! – Едва заметная улыбка тронула ее губы.

– Подколол, сынок… Но мне казалось, что вы с Люсиндой почти окончательно решили объявить о помолвке.

– Она выходит замуж за Рольфа и уезжает с ним в один из замков на границе Уэльса.

– Ах, Вильгельм, старая хитрая лиса! – прошептала Фаллон. Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза.

И Люсинда, бедняжка, конечно, согласилась. Как же иначе? Она беспокоится за своего отца, ведь ее родня принимала участие в восстании. Боже милосердный, в этом; наверное, отчасти и заключается сила короля! Ведь во всей Англии нет, пожалуй, ни одного человека, у которого кто-нибудь из родственников не восставал бы против короля.

– Рольф – мой друг, – напомнил Брет. – Он порядочный человек, мягкий, добрый.

Фаллон бросила на сына проницательный взгляд.

– Я совсем не уверена, что тебе нравится эта дочь шотландца, но теперь уверена, что Люсинду ты не любил по – настоящему.

– Она мне очень нравилась… – искренне запротестовал Брет и тут же понял, что мать исподволь заставляет его рассказать о том, что хотела бы узнать сама. – Очень. Но возможно, ты права, я не любил ее по-настоящему.

– А эту девушку?

– Я хочу ее, мама. Так же, как хочу замок.

И в этом, хотя и сам был удивлен, он тоже был искренен. Он хотел дочь шотландца. Хотел усмирить ее мятежный дух своими губами, хотел укрыться шелковыми прядями ее волос, увидеть их золото на бронзе своего тела. Он был околдован страстью в ее глазах, ее яркостным сопротивлением, складом ума…

– Но ты ее не любишь, – сказала Фаллон.

Он вздохнул:

– Мама, мы виделись всего несколько раз. К тому же, насколько мне известно, любовь никогда не считалась непременным условием для вступления в брак.

– Может быть, и так. – Фаллон прикрыла глаза. – А я любила твоего отца, когда выходила замуж, – тихо произнесла она. – Думаю, я любила его задолго до свадьбы, но это не имеет значения. – Она помедлила, вспоминая о былом, и тоже вздохнула. – Клянусь, Брет, если король навязывает тебе этот брак, идет против твоей воли, я дам ему такой отпор, что ему тошно станет.

– Миледи, я не хочу, чтобы ты воевала с королем из-за меня. Если потребуется, я сам могу дать ему отпор. Вильгельму никогда не удастся заставить меня сделать то, чего мне совсем не хочется, как бы он ни угрожал!

И снова Брет был искренен перед собой и матерью. Правда, он согласился на этот брак отчасти потому, что опасался, как бы Фаллон не раздумывая не бросилась на его защиту.

Но если бы в Аллоре не было чего-то такого… Если бы он не хотел ее… Он отверг бы предложение короля и в крайнем случае пересек бы Ла-Манш, чтобы скрыться.

– Я горю нетерпением увидеть эту златокудрую ведьмочку, – сказала Фаллон.

Брет удивленно поднял брови.

– Значит, ты собираешься присутствовать на церемонии бракосочетания? – спросил он.

Улыбаясь, она встала с кресла.

– Еще бы! Меня не смогут удержать и дикие лошади. Когда это будет?

Он пожал плечами:

– Наверное, в ближайшее время. Вильгельм не освободит дядю до брачной церемонии, а поскольку королю не терпится поскорее уехать в Нормандию, я уверен, что он будет торопить с приготовлениями.

– А потом?

– Потом будет освобожден ее дядя.

– А ты как?

Он покачал головой:

– Я проведу некоторое время здесь, затем последую за Вильгельмом в Нормандию, а оттуда надеюсь вернуться домой – вместе с отцом и братьями.

– Молю Бога, чтобы так и получилось! – тихо сказала Фаллон. – Ну что ж, тогда ты должен воспользоваться этим домом для первой брачной ночи. Девочки возвратятся со мной в Хейзелфорд сразу же после церемонии.

– Спасибо, – сказал он, – но в этом нет необходимости. – Брет немного помедлил. – Мама, я не воспользуюсь этим особняком, потому что все будут уверены, что именно так я и поступлю, а мне очень не хочется быть в центре внимания не в меру усердных гостей в свою первую брачную ночь. Ты намекнула бы невзначай, что уезжаешь с девочками в Хейзелфорд, и тогда подгулявшие любители грубых потех наверняка заявятся сюда, а когда обнаружат, что меня с молодой женой здесь нет, будет уже поздно.

Фаллон понимающе кивнула. В те времена во всех слоях общества, от высшей знати до простолюдинов, был широко распространен обычай публичных проводов молодоженов на супружеское ложе – гости раздевали жениха и невесту и даже укладывали в постель.

– Будь спокоен, я именно так и поступлю. А как только вы будете готовы встретиться с нами, я приму вас в Хейзелфорде, – сказала Фаллон, не спуская с сына внимательных глаз.

– Хорошо, миледи. Но вижу, что тебя что-то смущает. Не так ли?

– Ты, кажется, вполне готов к этому событию, а как твоя будущая жена?

Брет пожал плечами:

– Если она откажется, то и брачная церемония не сможет состояться.

Фаллон покачал а головой:

– А вот туг ты ошибаешься! Множество юных наследниц сочетались браком с мужчинами, выбранными Вильгельмом по его усмотрению, и шли к алтарю, рыдая в голос.

– Едва ли можно представить себе, чтобы я ожидал рыдающую невесту, которую насильно волочили бы ко мне.

– Нет, дорогой. Ты сын своего отца, и, если потребуется, ты поволочешь ее сам.

– Мама…

Фаллон махнула рукой, глаза ее блеснули.

– Брет, я говорю это потому, что хорошо помню то время, когда все было по-другому. И в летописях сказано, что норманны принесли с собой новые, более надежные приемы строительства, более совершенные способы земледелия и что вообще благодаря им наш народ станет сильнее. Нам пытаются доказать, что мой отец захватил корону, тогда как на самом деле он не мог бы этого сделать без открытого одобрения совета мудрых старейшин, который помогал нам править страной. Во времена моего отца – и задолго до этого! – женщины имели права. Они владели имуществом и могли самостоятельно решать, за кого и когда им выходить замуж. Случалось, правда, что высокородные леди выходили замуж по воле родителей, чтобы улучшить положение семьи. И конечно, есть немало способов, кроме закона и грубой силы, заставить женщину выйти замуж против ее воли. Но ничто не может сравниться с введенной Вильгельмом нормандской феодальной системой. Почему-то узаконено даже такое положение, когда обходятся без брачных обетов, а невеста осыпает проклятиями своих насильников или стоит у алтаря с кляпом во рту, чтобы ее крики и проклятия не мешали церемонии бракосочетания.

Он поднял обе руки.

– Мама, я дам брачные обеты. И она поступит так, как сама пожелает.

– Она дитя другого народа! – настойчиво напомнила Фаллон и вздохнула.

– Из края, который считает себя…

– Сердцем она шотландка, это известно. А шотландцы не такие, как мы. Они в большей степени викинги…

– Мама! Жена Годвина была из викингов… Викинги правили Англией. И вторглись в Нормандию.

Фаллон кивнула:

– Это правда. И все же шотландцы не такие, как мы. Здесь были римляне, но до Шотландии они не дошли, потому что у них не хватило сил и людей, чтобы покорить коварных вождей местного племени. Как правило, нашествия почему-то останавливались на границе. И именно поэтому так и получилось: мы здесь были завоеваны, а они – нет.

– Если я стану владельцем земли, я буду на ней хозяином.

– Ох, сын, в тебе говорит норманн!

– Миледи, ты беспокоишься за меня или за мою, будущую супругу?

– За обоих, – призналась Фаллон. – Кстати, как зовут эту леди?

– Аллора.

– Красивое имя.

– Оно ей подходит. – Брет вздохнул и взял мать за руку. – Миледи, брак – это законные узы. Подразумевается, что они связывают на всю жизнь. Я намерен стать хорошим мужем и хорошим хозяином ее земли.

– И отцом, – напомнила ему Фаллон. – Трудно привыкнуть к мысли, что я могу скоро стать бабушкой, однако чувствую, что буду с радостью выполнять эту роль.

– Не сомневаюсь, миледи. Я намерен честно выполнять все обязанности, связанные с браком, – весело сказал он.

Она пристально посмотрела на него.

– Вижу, что ты действительно твердо намерен сделать все как следует.

– Именно—так.

– В таком случае желаю тебе успеха, сын мой. Я с радостью буду присутствовать на церемонии твоего бракосочетания. Конечно, при условии что невеста будет обязательно присутствовать.

– Вижу, ты относишься к этому скептически, мама. И ранишь меня в сердце, – шутливо сказал он. – Неужели так трудно поверить, что брак для меня не станет пожизненной каторгой?

Она легонько коснулась его щеки.

– Ты уже несколько лет вызываешь зависть при дворе Вильгельма. Ты и твои братья. Ты обласкан королем, доказал свою храбрость в боях и завоевал воинскую славу, сам добился своего богатства… и ты очень красив.

Он усмехнулся и с сомнением приподнял бровь: его мать, подобно всем матерям на свете, не желала быть объективной и видела в нем одни достоинства.

– Однако, – продолжала она, – ты женишься на наследнице, которая принадлежит к другому народу, считающему себя непокоренным. Поэтому, возможно, она не увидит в тебе всех блестящих достоинств, которые вижу я.

– Я дам ей возможность самой в этом разобраться, – заверил Брет.

Фаллон улыбнулась.

– Я верю тебе, – сказала она. – Пойду, пожалуй, посмотрю, как там мои девочки. Ты сегодня останешься ужинать с нами?

Он покачал головой:

– Я буду у короля. Не хочешь ли ко мне присоединиться?

– Мне, конечно, очень хотелось бы взглянуть на твою леди, но поскольку ты принял твердое решение, не спрашивая моего мнения, то и я постараюсь не высказывать его. А с Вильгельмом я лучше увижусь на церемонии бракосочетания, с меня этого будет достаточно. – Она скорчила гримаску и величаво вышла из комнаты.

Брет стоял, опершись на каминную полку. В трубе гудел ветер. От пламени поднялся сноп искр. Проводив их взглядом, Брет задумался, неожиданно ощутив всю тяжесть того, что предстояло ему сделать. В дальнейшем, после смерти Айона Кэнедиса, он станет лаэрдом края, где вассалы будут ненавидеть и презирать его так же сильно, как… и его собственная жена. Возможно, даже его жизнь долгие годы будет находиться в опасности.

Он вздрогнул, услышав громкий стук в дверь. Выйдя из холла, Брет остановил жестом молоденькую служанку, бросившуюся открывать дверь, и сам распахнул ее. На пороге стоял Джаррет, друг детства, выросший вместе с ним в Хейзелфорде и сначала служивший ему в качестве оруженосца, а со временем обещающий стать его самым верным рыцарем. Это был рыжеволосый молодой мужчина с темно-карими глазами, беспредельно честный и преданный.

– Милорд, – быстро сказал он, – я так рад, что застал вас здесь…

– Что случилось? Входи и…

Джаррет покачал головой:

– Нет, я только хотел, чтобы вы знали: о вас снова сплетничают при дворе и…

– Сплетничают при дворе? Я не обращаю внимания на досужих пустобрехов, Джаррет…

– Но на сей раз вам придется прислушаться. Поговаривают, что шотландская наследница согласилась выйти за вас замуж.

– Понятно… – тихо сказал он. Значит, все-таки его предпочли старенькому Майклу? Или, может быть, Айон согласился на их брак? Но почему Джаррет стоит на пороге с таким разнесчастным видом?

– Говорят, она отказывалась наотрез, но отец жестоко избил ее и заставил подчиниться.

– Что?!

Джаррет кивнул:

– Девушка, наверное, рассказала кому-нибудь об этом…

– Возможно. Однако; насколько я знаю Айона, это ложь! – возмущенно воскликнул Брет.

– Милорд, извините, что я пришел сюда…

– Все нормально, ты должен был прийти, – успокоил Брет старого друга и, крепко выругавшись, сердито зашагал по крытой гравием дорожке к конюшне. Джаррет неотступно следовал за ним.

– Милорд, это еще не все! – сказал он.

Брет круто повернулся к нему и застыл в ожидании.

Судорожно сглотнув, так что адамово яблоко поднялось и опустилось, Джаррет продолжил:

– Мон сейчас в башне со своим братом и королем. Аллора, говорят, не придет, потому что сильно избита. – Брет снова выругался и ускорил шаг.

– Милорд…

Но Брет уже окликнул грума:

– Приведи Аякса и поскорее, дружок.

И когда грум, одетый в ливрею цветов д’Анлу – ярко-синюю с золотом, – забросил, тяжелое седло на круп белого боевого коня, Брет нетерпеливо сам закончил седлать Аякса, затянув подпруги. Джаррет, указав жестом на своего гнедого, привязанного к железной тумбе, вкопанной у обочины улицы, сказал:

– Милорд, я поеду с вами.

Однако Брет, вскочив на коня, уже тронул поводья.

– Нет, мой друг, сейчас мне не требуется помощь. Но если брачная церемония состоится, я буду просить тебя и других своих людей хорошенько защищать меня с тыла! И я еще сделаю тебя лордом, Джаррет!

Пришпорив Аякса, Брет помчался по лондонским улицам. На город спускалась ночь. Из труб на черепичных крышах поднимался едкий вонючий дым, который был еще отвратительнее, чем смрад, доносившийся с реки. На тележках уличных торговцев, медленно возвращавшихся домой, зажглись тусклые огоньки. По улицам в одиночку или группами по два-три человека прохаживались солдаты Вильгельма: он всегда держал в городе множество своих людей. Теперь здесь было много и воинов из армии Брета: они вовсю кутили, радуясь щедрым вознаграждениям, полученным за службу в Нормандии. Многие окликали его, и он в ответ приветствовал их поднятой рукой, но, не останавливаясь, проезжал мимо. Вдруг из окна верхнего этажа кто-то опорожнил ночной горшок прямо перед Аяксом. Брет сердито выругался.

На центральной площади к нему подбежали несколько ребятишек, чтобы полюбоваться на него, мощного всадника, сидевшего на боевом коне. Глаза на бледных худеньких лицах горели восторгом.

– Это Уэйкфилд! – крикнул один мальчишка. – Граф Уэйкфилд! – И вся ватага маленьких оборванцев вдруг опустилась перед ним на колени.

– Поднимайтесь, поднимайтесь, милые мои мальчишки и девчонки! Не стойте в грязи! – скомандовал он и швырнул им пригоршню мелких монет, а сам снова пришпорил Аякса, почувствовав, что настроение у него не только не улучшилось, а даже ухудшилось.

Он не мог представить себе, что подумает мать, когда узнает, как жестоко избили его невесту, чтобы заставить подчиниться. Все эти годы удавалось обойтись без конфликтов с Завоевателем, а теперь ему только и не хватало, чтобы мать развязала войну против Вильгельма! Она была права: Англия изменилась. Он хорошо понимал это, потому что всю жизнь его учителями были как норманны, так и саксы, а также отец Дамьен, священнослужитель, который умудрялся служить и саксонскому королю, и нормандскому.

Но сейчас все это не имело значения. Сейчас он должен был увидеть Аллору.

Наконец он остановился перед ее домом. Спешившись, приказал коню ждать и ворвался в парадную дверь. К нему подбежал встревоженный Джозеф.

– Где она? – нетерпеливо спросил Брет.

Глаза Джозефа метнулись к лестнице, указав взглядом наверх. Он смущенно сказал:

– Милорд, я доложу леди, что вы к ней пожаловали.

– Спасибо, Джозеф. Я доложусь сам.

Прыгая через две ступеньки, Брет взбежал по лестнице. Ни в гостиной, ни в ближайшей комнате Аллоры не было. Он с размаху распахнул еще одну дверь и наконец обнаружил Аллору.