Текст книги "Укромное место"

Глава 3

«Хорошо проведи время»…

Это были последние слова, которые я сказала Брэду, когда мы с ним прощались перед его отъездом в отпуск. Я повторила их и после того, как он поцеловал меня на прощание – тепло и страстно – на парковке отеля, в котором он останавливался на ночь. Брэд часть времени проводил в больнице Белфаста, где была его основная работа, а часть – в частной клинике в Дублине, на второй работе. Он был более амбициозным и успешным, чем я. Ну, чему удивляться. Он был не просто консультирующий рентгенолог, но и полноценный врач. У меня, конечно, имелась дополнительная квалификация по реаниматологии, но я врачом не была.

– Я буду скучать по тебе, – сказал он. – Мне жаль, что уезжаю.

– Мне тоже жаль, что ты должен уехать.

– Я буду писать тебе, по возможности. Чертова Сеть там не всегда ловит, но я буду стараться.

– Уверена, скоро мы сможем съездить в отпуск вместе, – сказала я.

– Конечно.

В голосе Брэда звучала тоска. Я тоже чувствовала себя не лучшим образом. Я не хотела, чтобы он уезжал в Италию без меня, но отпуск уже был запланирован. У него там родственники, как он сказал. Он не мог не поехать. И извинялся, что не может позвать меня с собой. Это невозможно, пока я не познакомлюсь с ними при других обстоятельствах.

Я пояснила, что всё нормально, хотя, если честно, мне казалось, что познакомиться с его итальянскими родственниками на вилле в Умбрии – это великолепная мысль. Я плохо знаю Италию, но чувствую прилив желания, даже когда просто произношу итальянские имена. Я намекнула Брэду об этом, он засмеялся, снова поцеловал меня и сказал, что я самая горячая ирландская девушка, которую он встречал в жизни, и мне не нужно ехать в Италию, чтобы казаться сексуальной. А затем тихо уронил «Ti amo» так, что у меня подкосились колени от желания.

Я сказала Брэду, что если бы у меня были родственники в Италии, я бы не стала работать в Ирландии, но Брэд напомнил о том, что он родился и вырос в Каррикфергусе, городе неподалеку от Белфаста, и что в Италии хорошо, но это не его родина. Затем он пробормотал, что уже и не знает, где должен быть его дом в будущем – в Белфасте или в Дублине, и у меня снова подкосились колени.

Он сел в машину и опустил стекло. Я ненавязчиво пожелала ему хорошо провести время, потому что мне не хотелось, чтобы он видел во мне прилипчивую подружку. Хотя я, конечно, мечтала о том, чтобы мы жили вместе, и он дал мне надежду, когда упомянул о Дублине. После Шона я относилась ко всему значительно проще. Тем не менее, вернувшись домой тем вечером, я трепетала от трепета и желания так, что мне пришлось принять душ, чтобы охладиться.

Я думала о Брэде каждый день. На работе мне было, конечно, не до посторонних мыслей, вызывающих любовный трепет, но по ночамтоска о нем становилась особенно острой. Брэд регулярно присылал мне по вотсапу потрясающие фото итальянских пейзажей, виды средневекового города Сант-Алессио, который словно сошел со страниц исторического романа. Я не могла поверить, что там могут жить обыкновенные люди, но Брэд заверил меня, что так оно и есть.

Последнее сообщение я получила от него на четвертый день, как он уехал. Это из-за этого сообщения я чуть не упала в очереди к стойке аренды автомобилей.

Вот, где у меня сегодня ужин. Забежал сюда мимоходом. Люблю тебя. Скучаю. Б.

На фото я увидела здание цвета жженой охры. На улице стояли столы под зелеными зонтиками от солнца. По решеткам вились вьющиеся цветущие лианы. Выглядело это превосходно. Я пожалела, что не уговорила его взять меня с собой. Я отправила ему сообщение с теми же словами, которые говорила при прощании: «Хорошо проведи время».

А потом отправилась в бар с Сиршей и Клео, чтобы уже самой хорошо провести время.

* * *

Я узнала страшную новость только на следующий вечер.

В больнице был суматошный день, и я оказалась слишком занята, чтобы беспокоиться о том, что не получила от него утром сообщения. По сути, я, вообще, особенно не думала о Брэде, пока не вернулась домой и не стала готовить себе тост с фасолью. Тогдаменя уколола мысль, что он так и не вышел на связь. Я тут же написала ему сообщение, в котором спросила, не ужинает ли он и сегодня в каком-нибудь до боли красивом месте и прикрепила снимок с одинокой баночкой фасоли, рассчитанной на одну порцию. Я была задета тем, что он не ответил мне сразу же, но предположила, что он, наверное, отдыхает где-нибудь с бокалом кьянти, как говориться, на всю катушку, игнорируя телефон – и меня.

А потом я включила телевизор. Шли новости.

– «Землетрясение в пять и девять баллов по шкале Рихтера, – сказал корреспондент. – Здания сильно повреждены, многие разрушены, есть сведения о нескольких пострадавших…».

Корреспондент стоял перед зданием, которое выглядело так, как будто над ним потрудился шар-баба для сноса строений.

– «На текущий момент есть информация о десяти погибших, но, скорее всего, это число будет расти…»

Внизу экрана побежала строка: «Землетрясение в Умбрии – регионе Италии».

– «Жители Сант-Алессио, небольшого итальянского города, оказавшегося ближе всего к эпицентру землетрясения, до сих пор пребывают в страшном волнении…» – продолжал корреспондент.

Я уронила тост на пол.

Брэд был в Сант-Алессио.

Проигнорировав упавший кусок хлеба, я достала телефон.

«Слышала новости. У тебя всё нормально? – написала я дрожащими руками. – Позвони».

Ответа не было. Но, рассудила я, если там и так не очень хорошо ловит телефон, то после такого ужасного события проблем со связью может стать еще больше. Могли быть повреждены антенны. Сеть перегружена. То, что он не связывался со мной – это не такой уж зловещий знак. В конце концов, Брэд – врач. Его святым долгом будет оказание первой помощи людям, а не звонок мне. И все-таки я бы не отказалась от сообщения, чтобы успокоиться. Но он, наверное, в первую очередь напишет родителям. Так обычно поступают ирландцы. Они звонят домой. А я не была членом его семьи. Пока.

Я подняла с пола хлеб и выбросила его в помойку. Микроволновка издала сигнал-писк о том, что фасоль готова. Я переложила ее в пиалу и села перед телевизором. И забыла о времени.

Сирша вернулась домой около одиннадцати и обнаружила, что я переключаю новостные каналы туда-сюда, сюда-туда, как одержимая.

– Боже, Джуно! – воскликнула она, когда я ей рассказала, что случилось. – С тобой всё хорошо?

– Да. Всё нормально, я в порядке. А вот за Брэда я беспокоюсь.

– Я уверена, он в безопасности. – Она меня обняла. – Брэд, должно быть, помогает пострадавшим.

Я кивнула.

– Об этом я и подумала.

– Как только появиться возможность он напишет, – заверила меня Сирша.

– Я знаю.

– Но всё равно волнуешься, – признала она.

– Да, – ответила я, продолжая переключать каналы.

Как я могла не волноваться! И всё-таки была уверена, что если бы с ним что-то случилось, я бы это почувствовала. Довольно глупая мысль для человека, которому всегда нужны доказательства, чтобы поверить во что бы то ни было.

* * *

Повезло, что на следующий день мне не надо было идти на работу, ведь всю ночь я проторчала перед телевизором. Слабый свет зари растекался по горизонту, когда, наконец, появились новости.

– «Подтверждена информация о том, что среди попавших в зону сильного землетрясения, которое произошло на севере Италии, была семья из Северной Ирландии…» – услвшала я.

Репортер вел репортаж с улицы, превратившейся в руины.

– «…Это Брэд и Александра Макинтайры, а также их трехлетний сын Дилан».

На экране появилась фотография, и я застыла, словно парализованная.

– «Брэд и Александра погибли, а малыш Дилан был госпитализирован. Угрозы жизни нет. – Репортер взглянул в свои заметки, а затем продолжил: – Местные жители характеризуют Макинтайров, как семью, снискавшую всеобщую любовь. Они приезжали в город каждый год. Родители Александры родом из этих мест, однако, в шестидесятых они переехали в Белфаст, открыв там ресторан, который сейчас пользуется большой популярностью, им управляет отец Александры…»

Репортер продолжал говорить, но я его уже не слышала. Я оцепенела, завороженная снимком, на котором Брэд – мой высокий красивый светловолосый Брэд – стоял рядом с потрясающей женщиной в ярко-красном платье. У нее было лицо сердечком, темные локоны. Одной рукой он обнимал ее за плечи, другой держал за руку маленького мальчика.

Я ничего не понимала и не принимала. В этом известии было что-то катастрофически неправильное. Брэд не был семейным человеком. Он был моим парнем. Любимым человеком, за которого я надеялась однажды выйти замуж. Тут какая-то ошибка… Они перепутали его с кем-то другим…

Внезапно до меня дошло – корреспондент сказал, что мужчина мертв. А это значит, что мой Брэд мертв… Это просто невозможно! У меня голова пошла кругом. В ушах появился звон. Я была в полном и абсолютном отуплении.

Я продолжала смотреть на экран, но как будто отключилась от действительности. Не было ничего реального, ничего надежного. Я не могла пошевелиться. Ноги не двигались. Моя душа как будто отделилось от тела. Я была пригвождена к дивану, едва могла дышать.

Пятнадцать минут спустя в новостях вернулись к землетрясению. Снова показали фото Брэда, Александры и их сына. Повторили, что они погибли. Я всё еще не могла этому поверить. Но что-то стало до меня доходить. Я заплакала. Сначала тихо, потом зарыдала.

Сирша вышла из своей спальни и попыталась узнать у меня, что случилось. Я молчала. Она просидела со мной до половины второго, хотя устала и смертельно хотела спать. На ее обеспокоенные вопросы я ответила, что со мной всё хорошо, и она сказала, что уверена – меня может успокоить только Брэд. В глазах у нее светилось беспокойство. Услышав это, я захлебнулась в рыданиях.

– Она обняла меня.

– Да что с тобой?!

– Он… Он…

– О, Джуно! Да говори, не молчи!

Но слова словно замёрзли у меня в горле.

Она притянула меня к себе и погладила по голове. В выпуске новостей перешли к другим историям – о чудесном спасении девочки-подростка, о собаке, которую вытащили из-под завалов, о женщине, которая до сих пор не может выбраться из разрушенного дома, о пропавшем без вести отце троих детей. Истории радостные и трагические. И мне совершенно безразличные.

Сирша всё говорила о том, как сильно она мне сочувствует, но она ведь даже не знала, что моя история с Брэдом гораздо сложнее, чем на самом деле. Она и понятия не имела о том, что Брэд… Она не знала, что Брэд… «А что Брэд? Что случилось? – спросила я себя. – Где здесь правда? Может ли быть такое, что в Италии находились два Брэда Макинтайра? Один с женой и сыном, а второй – мой возлюбленный? Крайне маловероятно, но маловероятные вещи тоже иногда случаются. Я могу найти примеры из опыта работы в клинике». А потом я вспомнила, что в новостях показали фотографию, на которой мой Брэд стоял с чужой женщиной и маленьким мальчиком. Что он и жена мертвы, а состояние мальчика тяжелое, но стабильное. Он сирота.

– Ты получила от Брэда плохое сообщение? – спросила Сирша. – Или увидела что-то в новостях?

Я снова не ответила. Слезы текли и текли, я не могла остановиться. Я знала, что скоро у меня начнется истерика, но не могла ничего с этим поделать.

– Джуно, послушай! – Она тряхнула меня за плечи. – Ну, чего ты? Возьми себя в руки. Я понимаю, что у тебя что-то случилось, но нужно немедленно успокоиться, иначе ты сама себе сделаешь хуже.

– З-знаю. – Я икнула. – Но это так… Так… – И снова разрыдалась.

В итоге о том, что произошло, рассказала ей не я, а репортер. Страшный ролик, где он стоял среди развалин, крутили по кругу. Я слышала его голос, знала, что сейчас на экране снова показывают фотографию, но не поднимала глаз, закрыв руками лицо.

– Пресвятая Дева Мария… – тихо произнесла Сирша, когда репортаж закончился. – Что за жесть, Джуно?

Я посмотрела на нее. На лице у нее одновременно читалось беспокойство и замешательство.

– Я не знаю… – Впервые с момента, как подругаподошла ко мне я смогла сказать что-то связное. – Я не знаю, что это всё значит. Я не знаю, что думать. Но он мертв, Сирша. Мертв. Уехал в отпуск и умер.

Она медленно кивнула.

– Репортер сказал: «семья из Северной Ирландии». Неужели это он…

– Нет! – воскликнула я, не дав ей продолжить. – Нет, разумеется, он не говорил ничего о семье.

– Они, скорее всего, живут раздельно, – предположила она. – Или разведены.

Почему я раньше об этом не подумала? Меня окатила волна радости, смешанной с еще большим горем.

– Конечно, – выдохнула я с облегчением. – Конечно, он был разведен. Они поехали в путешествие из-за своего маленького сына. Он мне это не говорил, потому что не хотел причинить боль. Или потому, что боялся – а вдруг я не пойму? Но я бы поняла, я ведь любила его. А теперь… Теперь… – Слезы снова побежали по щекам.

Сирша дала мне поплакать некоторое время, а потом пошла к плите, сделала чай и настояла на том, чтобы я его выпила.

– С тобой кто-нибудь связывался? – спросила она.

Я глотнула чаю, хотя мне его совсем не хотелось, а потом покачала головой.

– У тебя есть номер кого-нибудь из его близких?

Я снова отрицательно покачала головой.

– Мне так жаль, – сказала она. – Я знаю, как сильно ты его любила.

– И он меня любил… – Мой голос дрожал. – Онговорил об этом, Сирша. Много раз. Он любил меня, и теперь всё стало так сложно из-за его первого брака, и…

Я знала, что ужас от того, что он был женат, как-то отвлекал меня от того, что он, вообще-то, еще и умер. Получалось, что думая о его семье, я как будто могла не думать о том, как он умирал. О том, что могло с ним случиться.

– Возможно, кто-нибудь из его коллег из клиники свяжется с тобой, – сказала Сирша. – Я помню, ты ездила в Белфаст пару раз. Где он жил?

– Мы никогда не останавливались в самом Белфасте, – сказала я. – Мы ночевали в отеле за городом.

Она ничего не ответила.

– Он хотел как лучше! – протестовала я. – Он не держал в секрете наши отношения.

Но как только произнесла эти слова, я невольно подумала о том, что никогда не встречалась с его друзьями. Или с членами его семьи. И мы никогда не гуляли по Белфасту вдвоем. В Дублине мы ходили в кино и рестораны, но тоже никогда не звали никого из моих друзей. Единственной, кто его, собственно, видел, была Сирша, и то, только мельком, когда Брэд приехал на квартиру, незадолго до того, как уехала она сама. Люди на работе знали, что у меня есть парень – и только. Я никогда не упоминала его имени.

– Мне он понравился, – сказала Сирша. – Он мне показался таким, довольно прямолинейным парнем. Но…

– Но – что? – спросила я.

– Ничего. – Она посмотрела на меня с сочувствием. – Это ужасно, Джуно. Совершенный кошмар.

На экране телевизора мелькали душераздирающие картинки. Разрушенные жилые дома, руины административных зданий, поваленные деревья, погибший город. И разбитые жизни.

Включая и мою несчастную жизнь.

* * *

Круглосуточные новости в бегущей строке и повторяющися выпуски раньше меня всегда раздражали, но я провела остаток дня перед телевизором, глядя на то, как одни и те же репортеры говорили об одном и том же, снова и снова, и надеясь, что смогу получить больше информации о Брэде. Однако я так и не узнала ничего нового, пока не включила вечером новости телеканала РТЭ.

– «Брэд Макинтайр был консультирующим рентгенологом. Работая в Белфасте, он также практиковал и в частной клинике в южном муниципальном округе Дублина, – сказал диктор. – Он пользовался авторитетом у коллег и все отзывались о нём очень хорошо…»

Сообщение прервал ролик, где сотрудник клиники в Белфасте говорил на камеру:

– «Брэд Макинтайр был великолепным рентгенологом, – сказал он. – Он прекрасно общался как с коллегами, так и с пациентами, все любили его за душевность…»

Затем появился сюжет, снятый возле клиники в Дублине.

– «Я не могу поверить, – говорила молоденькая медсестра. – Макинтайр был здесь на прошлой неделе, рассуждал о новом оборудовании и… – Она тряхнула короткими волосами. – Это ужасная трагедия. Погибла его красавица-жена, остался сиротой сын. Каково это, потерять родителей таким образом!»

И в конце еще один ролик, снова из Белфаста.

– «В лице Брэда мы потеряли бесценного члена семьи, – говорил высокий, хорошо сложенный светловолосый мужчина с темно-серыми глазами. В его речи слышался акцент, чуть более южный, чем у Брэда. На нем был черный костюм, и он уверенно выговаривал слова. – Брэд всегда участвовал во всех делах семьи вместе со своей чудесной женой Александрой и очаровательным сыном Диланом. Нас совершенно сломило происшедшее, и мы всем сердцем молимся, чтобы Дилан полностью выздоровел. Брэд и Александра поехали в Сан-Алессио с сыном, чтобы навестить родственников Александры. Они ездили туда каждый год. Брэдлюбил этот город, его там хорошо знают. Он считал визиты в Сан-Алессио важной частью своей жизни. Я хочу отдать дань памяти ему и Александре, и также поблагодарить итальянских спасателей, которые сделали всё возможное, чтобы спасти их. Я бы также хотел поблагодарить за своевременную госпитализацию Дилана. Все наши мысли и молитвы обращены к малышу и к другим людям, пострадавшим в этой ужасающей трагедии».

Начался новый новостной сюжет, а я еще долго сидела, уставившись в экран.

Брэд мертв.

И его жена тоже.

Его сын серьезно пострадал.

А я не понимаю, как мне жить дальше. Я женщина, о которой никто ничего не знал. Женщина, о которой он никому ничего не рассказывал. Брэд был не свободен. Он был женат. Скорее всего, он не считал меня своей девушкой. Для него я была любовницей.

И я об этом ничего не знала.

Глава 4

Я завершила свой обход виллы «Наранха» и вернулась в дом через кухонную дверь. Пока ходила вокруг дома, я заметила, что есть еще одни двойные двери, которые вели непосредственно в гостиную. Войдя в дом, я подошла к ним и подёргала деревянные скрипучие ставни. Я вдруг поняла, что когда-то главный вход был именно здесь. Я открыла дверь и впустила внутрь жаркий воздух в помещение.

Тут я услышала тихий явный шум позади себя…

Я резко повернулась. Дверь на кухню была открыта. Холодок страха коснулся моей спины и я поёжилась. Я явственно слышала, как будто кто-то стремительно пробежал за моей спиной и исчез за дверью. Краем глаза я успела заметить серебристо-серый хвост. Я пошла следом.

Рядом с чашей пустого фонтана сидел упитанный кот и смотрел на меня янтарными глазами.

– Ты до смерти меня перепугал, – сказала я мышелову, медленно приближаясь к нему. – Это ты был в доме прошлой ночью? Ты, мерзавец, уронил стакан?

Кот проигнорировал мои вопросы и стал мыть мордочку лапой.

– Как тебя зовут? – не отставала я.

Кот проигнорировал и четвертый вопрос. Я подошла чуть ближе. Я всегда любила кошек, хотя мама их терпеть не может и в детстве не разрешила мне подобрать тощего уличного кота, который часто приходил к нашему дому. Я умоляла ее: «Он же черный, он приносит удачу, – настаивала я. – Ты говорила, что черный кот в доме к удачному спектаклю». – «Это не относится к моему дому. Кошка должна быть где-нибудь в зале в день премьеры, – сообщила мама. – В моем доме ей не место. Высокомерные и своенравные создания».

Она даже не разрешила кормить котишку, и он, решив, что на нас рассчитывать нечего, отправился на более щедрые пастбища – к миссис Якобс, через три дома вниз по улице. Но я люблю кошек именно за их надменность. Они ведут себя так, как будто им никто не нужен. Иногда я сама хотела бы быть такой.

– Ты голоден? – спросила я у серебристо-серого пушистика. – Хочешь есть?

И почти сразу же я поняла, что сморозила глупость. Мне нечего предложить котику, кроме кляклых булок, которые я прихватила с собой из самолета. В доме нет еды. Ни крошки. Раньше меня это не беспокоило, потому что обычно я не чувствую голода. Однако сейчас, к моему удивлению, я проголодалась.

Датские булки, когда я вытащила их из сумки, оказались совсем развалившимися и еще менее аппетитными, чем были вчера. Единственная еда, которая нашлась в кухонном шкафу – это макароны и кофе. Я сварила себе кофе и пригубила напиток, сидя на ступеньках крыльца и наблюдая за котом, который теперь растянулся во всю длину в тени фонтана. Интересно, приходит ли он сюда каждый день? Надеюсь, что так. Хотя изначально я мечтала только об уединении и одиночестве, сейчас я стала сомневаться, смогу ли долго продержаться в этой всеобъемлющей пустоте виллы «Наранха»?

Допив кофе, я встала, чтобы поставить чашку на столик. Котофей тоже вскочил и пулей рванул к апельсиновым деревьям. Я подумала, а не последовать ли за ним, но приказала себе не делать глупостей. Я подошла к ближайшему дереву и подняла с земли апельсин. Счистив кожуру, я отломила дольку и отправила ее в рот. Апельсин оказался сладким, сочным, не похожим на те, что я покупала в супермаркете или в магазинчике за углом, рядом с квартирой.

– Но на падалице я долго не протяну… – сказала я себе, хотя тут же усомнилась, будет ли корректно считать плоды падалицей, если даже намека на ветер не было?

Да, нужно купить еды, как бы равнодушна я к ней не была. И мне требуется освоиться в доме, тогда я смогу погостить тут пару недель. Мне нужны эти недели. Я должна обрести себя заново. В Дублине у меня был жалкий вид, всё падало из рук, и все видели в каком я состоянии. Тут, во всяком случае, я могу побыть и неудачницей, и в одиночестве.

Я поднялась на второй этаж и подошла к зеркалу. До прошлого года мои каштановые волосы были длинными и кудрявыми, но я побрила голову в связи с ежегодным мероприятием по сбору средств для больниц. И пусть к настоящему моменту волосы уже отросли, это была прическа боб, лишь слегка закрывающая уши – длина ни туда, ни сюда. Волосы торчат во все стороны.

Я причесалась, надела черепаховый обруч, чтобы усмирить пряди. Только обруч помогал мнесохранять более-менее приличный вид, а не ходить растрёпой. Правда есть неприятный момент – у меня стали появляться седые волосы. До сей поры я выдирала их сразу же, как только находила, но у меня зрело неприятное подозрение, что однажды мне придется принять более серьезные меры. За исключением легких экспериментов с розовыми прядями, когда мне было лет двадцать, я никогда не думала об окрашивании, потому что в наследство от мамы мне достался насыщенный каштановый цвет волос, а мама любила похвалиться своими шикарными кудрями. Теперь ее волосы были утонченного серебристого цвета, едва заметно подкрашенные, чтобы подчеркнуть блеск, но мне пока совершенно не хотелось, чтобы они становились серебристыми.

Справившись с прической, я намазала лицо кремом от загара. Крем для лица обязателен – это то, что мама вбила мне в голову с детства. Я всегда прислушивалась к ее советам по уходу за собой, хотя часто не делала то, что отнимает много времени.

Я закрыла дверь на замок и села в машину. Ехать по сельской дороге днем было гораздо спокойнее, чем вчера ночью, и я поняла, что вилла «Наранха» вовсе не так изолирована, как мне показалось. Были и другие дома, о которых я не знала. Они мелькали среди апельсиновых, лимонных и оливковых рощ. Многие из них, как и вилла «Наранха», были удалены от дороги и прятались за массивными железными воротами.

Через пять минут я была в Бенифлоре. И снова была удивлена. Я представляла себе маленький забытый богом городок, но на главной улице, которая разветвлялась на узкие тротуары между домами, находилось множество заведений, включая пару магазинов мобильной связи, три кафе, аптеку и цветочный магазин.

Я свернула налево к небольшому супермаркету, у которого оказались несколько свободных парковочных мест, и припарковалась. На магазине висели рекламные плакаты, сообщающие, что цены на некоторые продукты снижены. Имея всего пять испанских слов в словарном запасе я понятия не имела, чем могут оказаться «cerezas», «remolacha» или «pulpo», и будут ли они мне нужны со скидками или без.

Я вышла из машины и отправилась в магазин, чтобы это выяснить.

«Cerezas» оказалось вишней. Внушительная корзинка по скидке, цена чуть больше одного евро, так что я положила эту «cerezas» в пластиковую корзину, которую прихватила у дверей. В нее же отправилась половинка дыни по столь же низкой цене. «Возможно, во время пребывания в этой местности я превращусь в сумасшедшую вегетарианку, – подумала я, увидев зеленую фасоль за мизерные центы. – И быть может, из этого выйдет что-то хорошее».

Я печально вздохнула. Разумеется, ничего хорошего в моей жизни не будет, мое сердце разбито человеком, погибшем при трагических обстоятельствах вместе с двухсотпятьюдесятью пострадавшими, включая его жену, о существовании которой я ничего не знала. Сын его был спасен из-под завала с серьезными травмами.

Я радовалась, что никто не знал о наших с Брэдом отношениях. На работе были в курсе, что мой парень погиб при несчастном случае, но никто не связал это с землетрясением в другой стране. Конечно, все говорили о моей личной трагедии, подходили ко мне, сообщали как они мне сочувствуют, хотя многие из них даже не знали, что я вообще с кем-то встречалась. Но постепенно всё сошло на нет, как это обычно и бывает, не считая разве что нашего отдела, где коллеги понимали, что я убита горем, а начальница Дрина, возможно, понимала больше, чем показывала.

Я бродила по супермаркету, который оказался довольно большим, с приличными мясным и кулинарно-гастрономическим отделами. В рыбном тоже был хороший выбор. Я выяснила, что «remolacha» – это свёкла, а «pulpo» – осьминог, и ни один из этих продуктов не был допущен в мою корзину. Остальные продукты я выбирала случайным образом: фильтрованный кофе, потому что я не видела на кухне кофемашины, а растворимый кофе я не очень люблю, большая бутылка воды, круассаны, сэндвичи-роллы, ветчина из гастрономического отдела. Немного салата и томатов, а затем несколько соусов в банках. В передачу «Мастер-шеф» меня бы не взяли, даже гипотетически. Большая часть моих кулинарных потуг – это еда из банок или замороженные обеды, а зная, какой у меня беспорядочный график, чаще всего всё заканчивается банальным заказом еды на вынос. Но в отделе замороженных продуктов в этом супермаркете не было готовых блюд, поэтому мне пришлось добавить в корзину упаковку куриных грудок и пачку риса. Рис шел в маленьких упаковках, на которых синими буквами было напечатано слово «arroz». Я опознала его по картинке: рисовые зерна в облаке пара.

Учитывая, что на завтрак у меня были только безвкусный кофе и апельсин, я почувствовала легкий голод. Несколько недель после землетрясения я нередко чувствовала голод, но не могла съесть ни кусочка, даже когда еда попадала мне в рот. Но раз уж здесь, я решила посмотреть город и найти место, где можно выпить кофе. Я купила пакет для замороженых продуктов на кассе, положила в него куриные грудки и ветчину, затем закинула все пакеты в багажник машины, которая, к счастью, находилась в тени.

Я пошла пешком по улице, по которой приехала, до знакомого поворота к ромбовидной площади. Она была выложена гладкой плиткой и украшена кадками с красными и желтыми цветами. Цвета растений перекликались с флагом на каком-то явно официальном здании. На площади стояла белоснежная церковь с темно-синим куполом, увенчанным шпилем. Тут же рядом распахнули двери магазины одежды, бар и пастелерия – кондитерская, под названием «Кафе Флор».

Я села под синий зонтик за столик на свежем воздухе. Почти сразу появилась симпатичная рыжеволосая девушка в неприлично коротких шортах и укороченной футболке, и улыбнулась мне. На какую-то долю секунды она замешкалась, но затем спросила на английском что я желаю.

– Кофе, – ответила я.

– С молоком? Принести что-нибудь из еды?

Я посмотрела в меню. Даже простой взгляд на названия блюд поубавил мой голод, но я знала, что должна что-нибудь поесть.

– Кусочек вишневого пирога, – сказала я.

– Будете сливки или мороженое к пирогу? – спросила она.

Я не сразу ответила, и она предложила мне мороженое.

– Сливки у нас из баллончика, – сказала рыжая. – Испанцам нравится, но сливки подслащенные и оседают через пару минут. А вот мороженое местное, и оно великолепное. Но на пятьдесят центов дороже.

Хотя мой бюджет находился в плачевном состоянии (у меня не было больших накоплений и, естественно, мне не оплачивали отпуск), я подумала, что могу позволить себе потратить лишние пятьдесят центов на мороженое, и сказала, что возьму его. Официантка улыбнулась и исчезла в глубине кафе, а я меланхолично наблюдала за людской суетой на площади.

Наибольшая активность наблюдалась рядом со зданием, на котором трепетал флаг: из дверей непрерывно тёк поток людей. В бар на углу заходили мужчины средних лет, которые, по большей части, пили кофе, а также спиртные напитки из маленьких бокалов. Женщины забегали в магазины одежды, или шли мимо, по другим делам.

Через пару минут после того, как я села, за соседний столик приземлилась стайка девушек лет двадцати. Они достали айпады и стали оживленно обсуждать свое интернетовское общение друг с другом. Вокруг столиков и по площади носились мальчишки лет десяти. Мне понадобилось время, чтобы понять, что они пытались обежать площадь, не касаясь ногами земли. Ребята выполняли этот трюк, пробегая вдоль кафельной стены по бордюру, затем прыгая на мраморные скамейки и используя возвыщающиеся над землей кадки с растениями как платформы для прыжков. Когда они добрались до бара, один из стариков пристрожил их, пацаны крикнули ему что-то в ответ и скрылись, смеясь.

Рыжая девушка принесла мне кофе и пирог.

– Наслаждайтесь, – сказала она, поставив заказ передо мной, а затем отправилась обслуживать девушек за соседним столиком.

Кофе был мягким и кремовым, а вишневый пирог – вкусным. А что касается мороженого – оно было просто неземным! Я даже не заметила, как съела все, что стояло передо мной.

– Вам понравилось? – спросила официантка, когда я жестом попросила счет.

– Это было замечательно, – сказала я. – Не могу поверить, что нашла великолепное кафе в тихом провинциальном городке.

Девушка улыбнулась.

– Не такая уж у нас и провинция, – возразила она. – Тут до Бенидорма всего двадцать минут на машине.

– У вас много приезжих? – Я посмотрела на нее с сомнением. Не думала, что городок, вроде Бенифлора, может предложить что-то интересное тем, кто приехал за традиционным отдыхом на пляже.

– Вы будете удивлены, – ответила она. – Многие предпочитают не побережье, а горы, а в Бенифлоре есть еще и старинные арабские бани, которые привлекают туристов. Советую посетить их, если вы здесь остановитесь. Мои родители держат отель в пригороде. У них всегда полно постояльцев.

– Это тот, что небольшой, но комфортный? – заинтересовалась я. – Забыла название.