Текст книги "Робким мечтам здесь не место"

Хотя война закончилась, задачи американской миссии не изменились. У Израиля не было оружия для защиты. Наши запасы были уничтожены войной, осталось некоторое количество артиллерийских орудий и немного самолетов, наши шансы на спасение почти полностью зависели от команды решительных инженеров, обладавших навыками ремонта самой разной техники. А западное эмбарго никто не отменял. Даже Соединенные Штаты, очень быстро признавшие наше государство, отказались продавать нам оружие в самый уязвимый период. Мы были лишены выбора, когда ставки были беспрецедентно высоки. И поэтому пошли по единственно возможному пути, когда я присоединился к странному миру черного рынка оружия во имя создания национальных сил обороны.

Кажется, у меня было бесчисленное множество приключений. Однажды я договорился увидеться с торговцами оружием на Кубе в отеле «Тропикана». Они назначили встречу на двенадцать часов. Но когда я приехал в отель и попросил впустить меня, охранник рассмеялся мне в лицо. Потом на ломаном английском он объяснил, что находит таким смешным: встреча была запланирована не на полдень, а на полночь. Каким зеленым новичком я должен был выглядеть. Это был элементарный урок того, за какую работу я взялся и с какими людьми имел дело. В другой раз я договорился о покупке двух британских эсминцев, больше ненужных правительству Колумбии. Я разработал соглашение с президентом Колумбии и министром иностранных дел в Боготе, но перед подписанием мне нужно было долететь до Картахены, чтобы осмотреть те суда. Важный колумбийский генерал сопровождал меня до небольшого аэропорта, где мы сели на отслуживший свое самолет. Примерно через час полета, где-то над густым дождевым лесом, левый двигатель загорелся. Важный генерал в ужасе смотрел мне в глаза.

– Вы должны принять решение, что делать, – заявил он.

– Какие у нас варианты? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие.

– Мы можем потерпеть крушение в джунглях, думаю, уйдет несколько недель на то, чтобы выбраться оттуда.

– А другой вариант?

– Продолжать полет в Картахену в надежде, что самолет не взорвется.

Я мгновение подумал.

– Выбираю второй вариант.

Мы продолжили рискованное путешествие молча, пытаясь заглушить страх. К счастью, приключение благополучно завершилось на взлетно-посадочной полосе (и эсминцы были в отличном состоянии).

И все же, несмотря на весь международный интерес, большая часть нашей работы состояла в подготовке сделок, которые мы могли бы заключить в Соединенных Штатах. Там мы покупали танки, самолеты и артиллерийские орудия, часто у подозрительных персонажей, внушавших ужас. Нам приходилось вывозить вооружение из страны по частям, что стало возможным только благодаря сотрудничеству с профсоюзом водителей грузовиков «Тимстер». Одним из наиболее отзывчивых и полезных наших помощников был глава местного отделения профсоюза в Детройте Джимми Хоффа[54]54
  Джеймс Ридли «Джимми» Хоффа (1913 – не ранее 1975) – американский профсоюзный лидер, исчезнувший при подозрительных обстоятельствах, официально признан умершим в 1982 г.; предположительно связан с мафией. Прим. перев.


[Закрыть].

Но из всех, с кем я работал в те годы, никто не был более обаятельным, более шумным или более ценным для нас, чем опытный еврейско-американский летчик и авиационный инженер Аль Швиммер[55]55
  Адольф «Аль» Швиммер (1917–2011) – американский, затем израильский инженер и предприниматель, основатель и первый глава концерна «Авиационная промышленность Израиля», создатель израильской авиационной отрасли. Прим. перев.


[Закрыть]. Во время Войны за независимость он присоединился к израильским ВВС вместе с храброй командой американских пилотов; они быстро приобрели репутацию необычайно смелых, хотя немного безрассудных и неугомонных.

Когда война закончилась, Аль вернулся в Калифорнию, но остался глубоко преданным нашему новорожденному государству. В дальнем углу тихого аэродрома к северу от Лос-Анджелеса он арендовал скромный авиационный ангар – немногим больше огромного сарая. Он купил набор разнообразных инструментов и нанял небольшую команду, которой, как он знал, мог полностью доверять, в нее вошли и его коллеги-пилоты, участники нашей минувшей войны. Внутри ангара Аль и его команда обустроили впечатляющий центр техобслуживания самолетов, который выглядел – в лучшем случае – как импровизированное мероприятие дилетантов.

На первый взгляд казалось невозможным, что в таких условиях команда Аля сможет построить первый самолет для только что созданной израильской компании «Эль Аль», название которой означает «ввысь». И все же именно это они намеревались сделать. Даже ретроспективно это кажется удивительным. На протяжении жизни я встречал очень много людей с огромным талантом, но я не знаю никого, кто был бы так же хорош в своем деле, как Аль Швиммер. При значительной нехватке ресурсов он и его команда могли починить любой самолет и управлять любым воздушным судном в любых обстоятельствах. Я помню время, когда пытался и не смог купить еще тридцать самолетов Mustang до того, как военные США уничтожили их (в стандартной комплектации). Самолеты мне не достались, их разрезали пополам, ампутировали крылья. Но для команды Аля это был лишь малозначащий эпизод: они быстро приобрели расчлененные самолеты на техасской свалке, собрали и испытали, а затем разобрали для отправки в Израиль.

Какие бы самолеты мы ни покупали в Соединенных Штатах, мы неизменно отправляли их Алю. Иногда он доставлял готовый самолет в Израиль сам через Северный полюс – не самый безопасный маршрут, но, вероятно, кратчайший. Мы придумали всевозможные схемы контрабанды самолетов из Соединенных Штатов, в том числе легенду прикрытия, что самолеты нужны для киносъемок. (На самом деле Аль создал фиктивную кинокомпанию, а я нанял персонал, чтобы создать впечатление, что самолеты взлетали как часть съемочного процесса. Но вместо того, чтобы вернуться на взлетно-посадочную полосу в США, они отправлялись прямиком в Чехословакию, где их загружали оружием и боеприпасами, после чего они прибывали в Израиль.)

Во время одного из моих визитов в Калифорнию Аль попросил о помощи. Один из наших лучших пилотов, Рой Курц, пропал в районе Ньюфаундленда, совершая очередной перелет в Израиль. Аль хотел провести поисково-спасательную операцию, и ему нужен был израильский самолет. Учитывая репутацию Аля как отчаянно рискового человека, «Эль Аль» не хотела предоставлять свой борт для столь опасной миссии. В конце концов я смог добиться ее согласия при условии, что отправлюсь в экспедицию сам и не потеряю ее самолет.

В течение семи дней мы летали над ледяной пустыней, наворачивая все более широкие круги вокруг того места, где, как полагал Аль, могла произойти авария. Ночью мы приземлились на взлетно-посадочной полосе в Гуз-Бэй на Лабрадоре (Канада)[56]56
  Гуз-Бэй – аэропорт и крупная военная авиабаза на северо-востоке Канады (провинция Ньюфаундленд и Лабрадор). Прим. ред.


[Закрыть], а с рассветом поднялись в небо. Эти часы поисков были утомительными, но впечатляющими. Исследовав землю внизу, мы затевали долгие, на несколько дней, разговоры: беседовали о наших самых благородных мечтах и самых серьезных тревогах, говорили об Израиле и его неустойчивом положении, учитывая нестабильный характер существующей системы обороны.

Через семь дней нам пришлось посмотреть в лицо печальной реальности: Курца найти не удалось. Но я предпочитаю думать, что та миссия не была напрасной, что в качестве посмертного акта патриотизма Курц сблизил нас с Алем. В поисках Роя на просторах тундры мы с Алем пришли к амбициозному выводу, который мог изменить израильскую безопасность: чтобы защитить себя, Израилю нужно создать базу для ремонта и построения собственных самолетов. Нам нужно было перенести предприятие Аля из Калифорнии в Израиль, а затем инвестировать средства в масштабное расширение, которое трансформировало бы компанию из эффективного стартапа в полноценную авиационную отрасль. Это продлило бы жизнь самолетам, которые мы покупали (где бы мы это ни делали). Кроме того, израильские ангары были заполнены поврежденными войной самолетами, которые вполне можно было отремонтировать, если бы только у нас была база для таких работ. Аль утверждал, что будет возможность получать прибыль: мир все еще наводнен тысячами авиационных машин времен Второй мировой войны. Аль полагал, что можно покупать их, ремонтировать, а затем экспортировать в другие страны не только для военных целей, но и для коммерческих. Мы даже мечтали о времени, когда сможем спроектировать и построить наши собственные самолеты.

Это была прекрасная мечта. Я представлял себе мир, в котором Аль и его команда базируются в Тель-Авиве, где его изобретательность может развернуться во всей своей грандиозности, не ограниченная расстоянием до другого континента. Я представлял себе мир, в котором каждый приобретенный нами самолет может продлить свою активную жизнь вдвое и даже втрое, что позволит увеличить наш авиапарк во много раз. Это не решило бы все наши проблемы безопасности сразу, но помогло бы преодолеть немало трудностей. Идея ширилась в моей голове, как увеличивается старая звезда, с невероятной мощью и яркостью, вытесняя другие мысли. На протяжении всех наших совместных полетов и в последующие дни и недели я был занят тактическими вопросами, стремясь воплотить в жизнь мечты о мире, который мы придумали вместе с Алем.

Такая смелая идея должна была встретить возражения. После Войны за независимость Израиль на несколько лет погрузился в финансовый кризис. Мы пытались прийти в себя после вынужденных финансовых затрат, в том числе связанных с поощрением массовой иммиграции. За три года население удвоилось – с 600 тысяч до 1,2 миллиона человек[57]57
  В течение 1948–1951 гг. в Израиль репатриировалось 684 тысячи человек. Поток репатриантов достиг максимума. Прим. ред.


[Закрыть], но мы еще не создали государство, которое могло бы поддерживать такое количество жителей. Новоприбывшие были вынуждены селиться в лагерях для иммигрантов, представлявших собой нечто немногим лучше палаточного городка. Еду им выдавало правительство через систему общественных столовых, но рацион был строго нормирован. В некоторых только что созданных лагерях был лишь один туалет на пятьдесят человек. Условия были суровыми и антисанитарными, и к 1952 г. более 220 тысяч человек вынуждены были так жить. Те, кто поселился в Израиле раньше, также столкнулись с нормированием, правительство издавало рекомендации: сколько продуктов можно купить, сколько пар обуви иметь. Бедность была центральной проблемой нашего молодого государства, чрезвычайной ситуацией, требующей неотложного решения.

Учитывая все это, на какую реакцию собратьев-израильтян, кроме скептицизма, я мог рассчитывать? Я знал, что найдутся те, кто, не обдумывая, будет отвергать идею об авиации как нелепую фантазию молодого идеалиста. И все же я был убежден в своей правоте, а это означало, что мне придется отстаивать свой план даже в одиночку, а сомнения людей, лишенных воображения, не являются основанием отказаться от ключевой идеи.

Именно поэтому я принял решение создавать авиационную промышленность в стране, жителям которой не хватало еды. Бен-Гурион призвал меня защитить государство, и я надеялся в первую очередь убедить его. По счастливой случайности я узнал, что он готовится к первому визиту в Америку в качестве премьер-министра и планирует включить в программу посещение Калифорнии. Чтобы поверить в идеи Аля, Бен-Гурион сначала должен был поверить в него самого, и я должен был дать ему такую возможность.

Бен-Гурион был поражен мастерской Аля. Мы со Швиммером сопровождали его по ангару и демонстрировали лучшие работы команды. В какой-то момент Аль указал на оборудование, которое использовал для ремонта и восстановления самолетов.

– Что? – с удивлением спросил Бен-Гурион. – С помощью этого крошечного набора инструментов вы ремонтируете самолеты?

Швиммер кивнул.

– Нам нужно нечто подобное в Израиле, – сказал Бен-Гурион. – Более того, нам нужна авиационная промышленность. Нам нужно быть независимыми.

Именно это я надеялся услышать.

– Думаю, вы правы, – ответил Аль.

– Я рад, что вы так думаете, – сказал Бен-Гурион. – Мы ожидаем, что вы вернетесь в Израиль, чтобы построить для нас такое производство.

Вскоре после этого Бен-Гурион возвратился в Израиль, где совещался с военными советниками и кабинетом министров о расширении наших авиационных планов. Он отправил телеграмму в Нью-Йорк: пора Алю приехать в Израиль, и мне тоже пора домой.

Я очень хотел вернуться, чтобы перейти от одной амбициозной миссии к другой, еще более грандиозной (хотя я был изрядно разочарован тем, что делаю это, когда остается несколько шагов до получения степени). Собираясь в дорогу, мы с Соней вспоминали о нашей жизни в Нью-Йорке, о том, какое это было благословение для нас обоих. Мы знали, как трудно будет оставить этот город, и надеялись, что вернемся погостить. Но как бы горько и сладко ни было покидать Нью-Йорк, эти переживания меркли по сравнению с волнением и предвкушением нашего возвращения на землю Израиля.

Дома мы с Алем встречались с военачальниками, которые, как и ожидалось, считали нашу программу безумием. Главнокомандующий ВВС посчитал нелепой саму идею, он был убежден, что у Израиля нет ни потребности, ни возможности делать то, что мы предлагали. Мы встречались с экономистами и специалистами по производству самолетов, которым казалось смешным предположение о том, что мы когда-нибудь сможем экспортировать самолеты. Они были убеждены: мир будет скептически смотреть на любые товары израильского производства. «Наша единственная индустрия – велосипеды, – воскликнул один из экономистов, – и вы должны знать, что и она недавно была закрыта! Что за безумие полагать, что мы можем строить самолеты, когда мы даже с велосипедами не способны справиться?» Мы говорили с инженерами, которые утверждали, что Израилю не хватит опыта, необходимого для создания столь сложной отрасли и управления ею. Мы говорили с министрами, которые рассуждали о расходах. «Как мы это оплатим? – рявкнул один министр. – Израиль – это не Америка, если вы забыли. У нас нет бюджета. У нас нет рабочей силы. И у нас, конечно, нет необходимости в этом!»

Практически на каждой встрече мы сталкивались с одними и теми же возражениями, с одним и тем же вежливым, но решительным отказом. «Идея была слишком амбициозной, чтобы стать правдой, – писал я много лет назад, – и достаточно туманной, чтобы они попытались задушить ее на корню». И все же я знал, что мы никогда не добьемся великих результатов, если позволим скупости стать препятствием на пути дерзких замыслов. Чтобы построить сильное, процветающее государство, мы должны смотреть поверх наших временных ограничений.

При обычных обстоятельствах такая реакция, вероятно, стала бы смертельным ударом, сокрушившим наши планы еще до того, как мы приступили к их воплощению. Но в те дни Бен-Гурион имел необычайное влияние и мог оказывать огромное давление. Я умолял его сделать это. То, что он предложил, оказалось намного больше, чем я ожидал. Он не только согласился продвинуть проект в приоритетные, но и сказал, что я должен сам руководить его реализацией. Мне было всего двадцать девять лет, и вдруг меня назначают заместителем министра обороны.

В январе 1952 г. мы с семьей вернулись из Соединенных Штатов и переехали в небольшую квартиру в Тель-Авиве. Семь месяцев спустя Соня родила нашего первого сына Йони. Это было время празднования и ожиданий. Дома у меня была прекрасная семья и царила невероятная любовь. На работе я проводил дни бок о бок с моим наставником и героем, который благословил меня на невероятное дело.

Мы постоянно сталкивались с одними и теми же препятствиями. Никогда не забуду день, когда министерство финансов сообщило, что сокращает наш первоначальный бюджет вдвое. Какое это было близорукое решение и симптом опасного мышления – опасного для молодой страны и молодого бизнеса. Когда вы маленький и слабый, вы должны спрашивать: какие инвестиции позволят вам расти? «Инвестиции» могут означать многое: время, деньги и, возможно, самое главное – сердце. Так часто в нашей жизни мы не решаемся уверенно прыгнуть вперед, опасаясь возможной неудачи. И все же страх рисковать может оказаться самым большим риском.

Конечно, когда вы являетесь частью команды, у других может быть право вето. И что тогда? Вместо того чтобы приостановить наши усилия, я решил найти другой путь. Я подумал: если существуют две альтернативы, первое, что нужно сделать, – найти третий вариант, такой, который прежде мне в голову не приходил, который еще не проявился. В пределах своих полномочий я выделил скромные средства из бюджета министерства обороны, чтобы покрыть часть дефицита. Затем обратился к частным спонсорам, людям, которые инстинктивно чувствовали необходимость идти на риск. Так мы собрали миллионы долларов, что позволило обойти бюрократическое сопротивление и запустить нашу инициативу. Мы назвали компанию «Бедек Авиацион» (Bedek Aviation), что на иврите означает «техническое обслуживание самолетов», и в 1954 г. начали строительство первых ангаров.

Энергичное продвижение не избавило нас от критики. Даже когда мы начали работы по ремонту еще до завершения строительства, голоса сомневающихся не смолкали. Тем не менее я с самого начала знал, что у нас все получится. В течение пяти лет, за которые отрасль стала крупнейшим работодателем в Израиле, резкая критика сменилась тихим бормотанием. Но идея, рожденная в небесах, прокладывала себе путь.

В 1959 г. мы построили первый самолет, который послужил для защиты государства во время Шестидневной войны. Мы готовы были реализовать самые смелые мечты, создавая самолеты, которые можно было экспортировать по всему миру – по прошествии ряда лет даже в Россию. Через несколько десятилетий после того, как Аль впервые взялся за гаечный ключ, израильская авиационная промышленность получила официальное название Israel Aerospace Industries (IAI)[58]58
  Israel Aerospace Industries – израильский концерн, основанный в 1953 г., одна из крупнейших технологических компаний в стране. Занимается разработкой, производством, ремонтом, модернизацией и техническим обслуживанием самолетов, ракет, пусковых установок, спутников связи, спутников наблюдения, электронных систем, систем авионики, передовых радиолокационных систем, высокоточного оружия и беспилотных летательных аппаратов. Прим. ред.


[Закрыть], что знаменовало появление космических спутников в линейке ее продуктов. Сегодня большинство стран мира пользуются услугами спутниковой связи, но Израиль остается одной из немногих держав, способных вывести на орбиту собственные спутники.

В те первые месяцы мне напомнили, что авиастроение было решением лишь некоторых наших проблем. Самолеты, выстраивавшиеся в очередь на ремонт, больше напоминали экспонаты музея истории авиации, чем образцы современной техники; это была коллекция самолетов-пенсионеров со всего мира, которые не собирались взмывать под облака. На вопрос, который я обдумывал в небе над Ньюфаундлендом, – о том, как сделать нашу безопасность стабильной, – у меня был неполный ответ. Мы все еще оставались уязвимыми.

В начале 1950-х гг. я все время ломал голову над этим вопросом, особенно в 1953 г., когда Бен-Гурион сделал небольшой перерыв на посту премьер-министра[59]59
  Бен-Гурион был премьер-министром Израиля в 1948–1953 гг., а затем в 1955–1963 гг. Прим. перев.


[Закрыть]. Он был совершенно истощен годами борьбы, как физически, так и интеллектуально, и решил переселиться в кибуц Сде-Бокер[60]60
  Сде-Бокер – кибуц в пустыне Негев, в 40 км к югу от Беэр-Шевы, основан в 1952 г. Давид Бен-Гурион переселялся сюда, покидая пост премьер-министра (1953–1955 и 1970–1971). Прим. ред.


[Закрыть] в пустыне Негев. В то время мы не знали, что его отставка продлится чуть больше года; мы думали, что, возможно, Старик[61]61
  Так Бен-Гуриона прозвали еще его товарищи по партии. Прим. ред.


[Закрыть] закончил политическую карьеру навсегда. Прежде чем уйти, Бен-Гурион назначил «министра без портфеля» Пинхаса Лавона[62]62
  Пинхас Лавон (1904–1976) – израильский политический и государственный деятель, участник рабочего движения; в Палестине с 1929 г. Прим. перев.


[Закрыть] новым министром обороны, а меня – генеральным директором министерства обороны. Моше Даян был назначен начальником Генштаба, а министр иностранных дел Моше Шарет[63]63
  Моше Шарет (1894–1965) – израильский государственный деятель, дипломат, первый министр иностранных дел государства и второй премьер-министр Израиля (в 1953–1955 гг. – в период временной отставки Бен-Гуриона). Прим. перев.


[Закрыть] стал премьер-министром.

Мало кем я восхищался так же сильно, как Моше Даяном. Он был блестящим военным стратегом и одним из моих ближайших друзей. Но нам обоим пришлось признать, что Бен-Гурион больше не будет на нашей стороне, а поставленная перед нами задача защитить Израиль от уничтожения по-прежнему актуальна. Именно эта реальность удерживала меня на работе до позднего вечера, зачастую и ночевать мне приходилось вне дома. Но, по крайней мере, мы могли рассчитывать на руководство Бен-Гуриона, когда боролись за наращивание нашего военного потенциала. Без этого моя уверенность в том, что я смогу найти надежные источники оружия, прежде чем мы снова подвергнемся нападению, могла заметно ослабнуть.

Я знал, что нам нужен партнер-союзник. Единственной нашей надеждой на международный альянс оставались призрачные отношения с Чехословакией, которые основывались исключительно на военных закупках и держались в тайне. В некотором смысле мы гордились тем, что строили свое государство одни, с нуля, что доказывало: несмотря на вековые преследования, мы, евреи, не сломлены. Мы готовы были установить дружбу с другими народами, но становилось ясно, что они не собираются прилагать усилия, так что действовать приходилось нам самим. Нужно было изменить наше положение в мире, чтобы в глазах других стран стать желанным другом.

Для государства, насчитывающего менее двух миллионов человек, идея встать вровень с крупнейшими мировыми державами требовала дерзости, это уж точно. Мы не хотели превратиться в чьего-то вассала, мы собирались выступать как суверенное государство. Однако британцы по-прежнему относились к Израилю с недоверием и недоброжелательностью, твердо соблюдая эмбарго на продажу оружия на Ближний Восток. Признавая Государство Израиль, Соединенные Штаты обеспечили нам легитимность в самый важный момент, но президент Дуайт Эйзенхауэр[64]64
  Дуайт Дэвид Эйзенхауэр (1890–1969) – 34-й президент США (1953–1961). Прим. перев.


[Закрыть] не хотел вовлекать Соединенные Штаты в арабо-израильский конфликт, предпочитая занимать нейтральную позицию. Так и шли дела в течение некоторого времени. Мы были вынуждены бороться за жизнь – за само существование еврейского государства – и занимались этим, пока двери перед нами оставались закрытыми. Среди столь важных поисков союзников реальная возможность, похоже, была только одна. После долгих размышлений я выбрал Францию.

Подобно британцам и американцам, французы поддерживали эмбарго. Но я подозревал, что мы сумеем установить с ними эмоциональную связь, которая поможет убедить их стать нашими тайными помощниками. Среди лидеров Радикальной партии[65]65
  Радикальная партия (Франция) – старейшая политическая партия Франции из ныне существующих, основана Жоржем Клемансо в 1901 г., ориентирована на левоцентристские, позднее на центристские идеи. После Второй мировой войны партия потеряла голоса избирателей, однако входила в несколько правительственных коалиций, и несколько раз ее лидер становился премьер-министром (в 1948–1949, 1950, 1951, 1954–1955 гг.). Прим. перев.


[Закрыть], которая в те годы контролировала французское правительство, было немало героев Сопротивления, прошедших горнило нацистской оккупации. Некоторые побывали в концентрационных лагерях. Наши страдания не были одинаковыми, но они были вызваны одним и тем же злом. В этом, как я надеялся, мы сможем найти нечто общее.

Я также видел практические причины, по которым Франция может пойти на контакт с нами. Их частная оборонная промышленность производила широкий ассортимент вооружения, включая самолеты и танки, и Израиль представлял собой нового потенциального клиента. Кроме того, президент Египта Гамаль Абдель Насер[66]66
  Гамаль Абдель Насер (1918–1970) – второй президент Египта (1956–1970). Прим. перев.


[Закрыть] стал угрозой для обеих наших стран, поскольку в тот период направлял оружие повстанцам в Алжир, еще остававшийся французской колонией. Насер тем временем по-прежнему рассуждал о великой добродетели разрушения Государства Израиль и об организации регулярных вторжений на нашу территорию. Я думал: если окажется недостаточно общего прошлого, мы могли бы найти союз с Францией на основе общего дела.

Бен-Гурион всегда скептически относился к союзу с Францией. «Французы?! – восклицал он каждый раз, когда я упоминал их. – Французы? Они проиграли войну! Спросите их, почему они проиграли войну. Я хочу знать». «Я все проверил и пришел к некоторым выводам, – отвечал я. – Они не содействовали врагу».

Но теперь Бен-Гурион уехал в Сде-Бокер, и я столкнулся с аналогичной реакцией Шарета и Лавона. Последний называл французскую стратегию глупой. Любое усилие, не направленное на изменение мнения британцев и американцев, было, на его взгляд, пустой тратой времени.

В Иерусалиме меня поддерживал и доверял мне только Моше Даян. Больше никто. Мне определенно не хватало поддержки министерства иностранных дел, которое при нормальных обстоятельствах должно было проводить подобные международные операции. И все же я не утратил видение, открывшееся мне благодаря вспыхнувшей искре воображения. Несмотря на все препятствия, я отправился в путь.

* * *

Когда я впервые поехал в Париж, я не знал ни слова по-французски и понятия не имел о французских обычаях и нравах. Я был неопрятно и плохо одет, так что должен был выглядеть глупо. И все же я поднялся на борт самолета исполненный надежды, страстно желая увидеть, как смогу урегулировать вопрос, решение которого все объявили невозможным. Вскоре после прибытия я позвонил заместителю премьер-министра Поля Рейно[67]67
  Поль Рейно (1878–1966) – французский политик и юрист, сторонник экономического либерализма, предпоследний премьер-министр Третьей республики (1940), член правительства в 1948 г. Прим. перев.


[Закрыть], который, насколько мне было известно, отвечал за продажу оружия за рубеж. Через переводчика сказал, что я в Париже и надеюсь, что мы сможем поговорить. Он сразу пригласил меня к себе. У нас состоялся теплый и продуктивный разговор, хотя мы и ходили вокруг да около. К тому времени, когда мы закончили, он был готов продать Израилю оружие дальнего радиуса действия. Конечно, нам нужно было намного больше, чем он мог предоставить, но соглашение такого рода все равно стало переломным моментом. Это была наша первая сделка с крупнейшей мировой державой в области вооружения – и первый из многих шагов, которые предстояло сделать в направлении подлинного альянса. Что еще я мог испытывать, кроме восторга?

На прощание я пожал Рейно руку, поблагодарив за участие и помощь. Он провожал меня до дверей кабинета, когда я вдруг остановился, потому что мне пришел в голову один вопрос.

– Месье, я отдаю себе отчет в том, что понятия не имею, как одно правительство платит другому.

Я предложил внести один миллион долларов на банковский счет Министерства обороны Франции, чтобы мы могли позже подвести баланс. Рейно согласился.

В течение следующих нескольких лет я много раз путешествовал между Израилем и Францией, приобретая оружие и боеприпасы для Армии обороны Израиля. Я встречался с генералами, чиновниками, членами французского кабинета министров. С помощью алжирского еврея по имени Жорж Элгози[68]68
  Жорж Элгози (1908–1989) – французский экономист, генеральный инспектор финансов, президент Европейского комитета по экономическому и культурному сотрудничеству, советник главы правительства Франции. Прим. перев.


[Закрыть], экономиста в канцелярии премьер-министра Франции, я убедил французское правительство предоставить нам несколько типов истребителей, каждый из которых впоследствии сыграл решающую роль в победе в Шестидневной войне 1967 г. Едва мы познакомились, как Элгози пригласил меня в свою квартиру, где его пожилая мать имела бы возможность буквально изучить меня. Я помню, она сидела в гостиной величественно, словно во дворце. Когда я представился, она попросила подать ей руку. Она исследовала линии и складки на моей ладони, как будто читала карту моей души. Закончив с этим, она посмотрела на сына и произнесла четыре простых слова: «Сделай, что он просит». Казалось, Элгози принял материнский наказ близко к сердцу. На следующий день он предложил мне воспользоваться его кабинетом, в двух шагах от офиса премьер-министра Пьера Мендеса-Франса[69]69
  Пьер Мендес-Франс (1907–1982) – французский политический и государственный деятель Третьей и Четвертой республик, лидер левого крыла Радикальной партии; происходил из сефардской семьи, возглавлял правительство Франции и был одновременно министром иностранных дел этой страны в 1954–1955 гг. Прим. перев.


[Закрыть]. Через Элгози мне представилась возможность войти в мир французской политики, благодаря чему я подружился с десятками французских политиков, включая самого премьер-министра.

Я приехал, не зная французского языка, с пустыми карманами, без какого-либо понимания французской культуры или правил вежливости, но вместо того, чтобы смотреть на меня свысока и отвергать, французское руководство приняло меня, как потерянное дитя. Они ввели меня в свой самый тесный круг, познакомили с влиятельными политиками и военачальниками Франции, писателями и художниками. Они увидели во мне версию самих себя, и нам удалось выстроить прочные отношения. Это была не просто личная симпатия: немецкая оккупация для них стала не только политическим кризисом, но и экзистенциальным потрясением. Они много размышляли о том, что значит быть французами, оккупация и опыт коллаборационизма привели к кризису, и в борьбе Израиля премьер-министр Мендес-Франс и другие, вероятно, заметили аналогичное стремление преодолеть травмы прошлого.

Единственным барьером в нашей новой дружбе был язык. Во время первых поездок во Францию я нуждался в переводчике, но вскоре решил использовать эти регулярные полеты как шанс выучить французский и интенсивно занялся этим самостоятельно, затем практиковался с французским послом в Израиле. Наступило время, когда мне больше не нужен был переводчик.

Как-то раз в Париже меня пригласили на ужин в дом начальника Генштаба французской армии. Я сидел рядом с его женой. Перед тем как подали блюда, она повернулась ко мне и сказала шепотом:

– Господин Перес, могу я предположить, что вам не нужно оправдывать свои намерения передо мной?

– Простите?

– Мне не нужно объяснять, почему вы здесь или за что боретесь.

– И почему же? – спросил я.

Она помедлила с ответом, словно подбирала нужные слова. Потом приподняла рукав блузки и показала руку выше запястья, слегка развернув ее тыльной стороной ко мне. На коже отчетливо читались цифры – клеймо, как на крупном рогатом скоте (такие татуировки делали нацисты в концентрационном лагере). Она была выжившей.

Во Франции я не находился в вакууме. Дома напряженность вдоль наших границ усиливалась, особенно со стороны Египта. Насер поддерживал террористов в Газе. Известные как федаины[70]70
  Федаины (федаи, фидаи) – буквально значит «человек, жертвующий собой во имя веры (идеи)». В Средние века так называли исмаилитов-ассасинов. В разное время термин был наполнен разным содержанием. Во время Иранской революции 1905–1911 гг. федаями называли добровольческие отряды, выступавшие на стороне революции. В годы борьбы с французской метрополией так называли бойцов алжирского подполья.
  Этим термином также стали обозначать членов вооруженных формирований, состоявших из арабских беженцев, которые покинули Палестину в ходе Войны за независимость (1947–1949) и осели в Ливане, Иордании и Египте. В 1950-е гг. отряды федаев (под покровительством Египта) совершали террористические атаки на территории Израиля. Именно на базе федаев перед Шестидневной войной 1967 г. была создана Организация освобождения Палестины. Прим. ред.


[Закрыть], они нападали тайком, переходили границу и атаковали мирных жителей. Каждый раз, когда по нам ударяли, мы наносили ответные удары, но, похоже, каждый ответный удар приводил к следующему нападению. Эскалация напряженности делала войну неизбежной, тем более что данные нашей разведки показывали: египтяне разрабатывают планы масштабного вторжения.

Наши опасения подтвердились, когда в сентябре 1955 г. мы узнали, что Насер только что заключил крупную сделку с Чехословакией, некогда нашим партнером, пусть и недолговременным. Соглашение предполагало поставку сотен самолетов, танков, подводных лодок и эсминцев, а также бесчисленных ящиков артиллерийских снарядов и прочих боеприпасов. Этого было достаточно, чтобы молниеносно превратить Египет в мощную военную державу и придать весомость угрозам Насера уничтожить Израиль. Месяц спустя, в ходе провокационной операции, Насер перекрыл наш важнейший морской путь – Тиранский пролив[71]71
  Тиранский пролив (Эт-Тиран) – узкий судоходный пролив длиной 13 км, соединяющий залив Акаба (между Синайским и Аравийским полуостровами) с Красным морем. Прим. перев.


[Закрыть] в Красном море, ведущий в Эйлат.

К этому моменту Бен-Гурион вернулся в правительство и снова стал премьер-министром и министром обороны. Он считал, что закрытие проливов само по себе является актом войны, и предложил силовой план для возврата к прежнему положению. Но кабинет министров был настроен скептически, большинство проголосовало против. В любом случае провокация осталась без ответа.

А пока я беспокоился о наших отношениях с французами. Наладив партнерство, я задумался, как буду поддерживать его на протяжении долгого времени, учитывая пестроту политических партий и глубокие антагонизмы в стране. Слишком часто французское правительство внезапно распускали, иногда преемниками становились ярые идеологические противники. Ближайшие выборы были назначены на январь 1956 г., и я думал, сможет ли дружественная нам Радикальная партия остаться у власти.

Я решил посвятить следующие несколько месяцев собственным инициативам: рискнул наладить отношения с оппозицией, чтобы обеспечить защиту наших интересов, если власть перейдет в ее руки. Самой важной из этих встреч был неформальный ужин в небольшом парижском кафе с главой оппозиции – обаятельным персонажем по имени Ги Молле[72]72
  Ги Молле (1905–1975) – французский политик и государственный деятель, председатель совета министров Четвертой республики в 1956–1957 гг. Прим. перев.


[Закрыть].

Молле был социалистом, и он знал, что я тоже. Когда я впервые сел с ним за стол, он приветствовал меня как «товарища», и мы искренне сошлись во взглядах. Наконец перешли к делу.