Текст книги "Приговоренные к любви"

Глава 17

Сьерра

Мы проводим час на игровой площадке, а потом исследуем небольшой лесок, где Роуан находит еще одного червяка, жука и бабочку для своей растущей коллекции насекомых. Он хочет углубиться дальше в лес, но я почему-то вся на нервах. Не могу понять причины, но волоски у меня на затылке встают дыбом. Мы одни в лесу, но я не могу отделаться от ощущения чужого взгляда на спине.

Не знаю, что со мной сегодня, я редко так пугаюсь ни с того ни с сего. У меня много лет нет телохранителя, и я почти забыла, каково это было, когда Тони повсюду следовал за мной. Мысли переносятся к моему бывшему телохранителю, как это иногда бывает. Интересно, где он сейчас? Я больше ничего о нем не слышала, но надеюсь, что он счастлив, где бы он ни был и чем бы ни занимался.

Когда я принесла Роуана домой, папа навязал мне другого телохранителя, заявив, что нам небезопасно жить без охраны. Я не спорила, потому была слишком занята сыном. Через год он ни с того ни с сего уволил телохранителя, заявив, что защита нам больше не нужна. Если честно, я частенько думаю, не страдает ли Джозеф Лоусон ранней деменцией, или же у него просто психическое обострение. Так или иначе, не могу сказать, что мне так уж нужен телохранитель, за исключением редких моментов вроде этого, когда ради собственного спокойствия я бы не возражала против его присутствия.

Я выманиваю Роуана из леса и расслабляюсь только когда мы снова садимся на велосипеды и едем домой. Мы останавливаемся у маленькой пекарни и покупаем свежий хрустящий хлеб к пасте, которую я приготовлю на ужин.

Когда мой маленький Фейерверк съел столько же пасты, сколько весит сам, я купаю его и одеваю в чистую пижаму. Потом ложусь с ним в постель и читаю очередные несколько страниц про Джеймса и Гигантский Персик. Когда его веки тяжелеют и он с трудом удерживает глаза открытыми, я откладываю книгу и целую его в лоб.

– Доброй ночи, солнышко. Я люблю тебя. Спи крепко.

– Доброй ночи, мама, – сонно шепчет он. – Я тоже тебя люблю.

Я заканчиваю убирать на кухне и долго принимаю приятный горячий душ. Выйдя из ванной, замечаю в телефоне пропущенный вызов моего парня и перезваниваю ему, надевая шорты и майку для сна. Уже стемнело, я включаю громкую связь и обхожу дом, опуская жалюзи. Дион отвечает, когда я уже готова сбросить вызов.

– Погоди секунду, – кричит он на фоне оглушительной музыки.

Зайдя на кухню, я включаю верхний свет и достаю из холодильника бутылку вина. Кладу телефон на мраморную столешницу и наливаю себе такую необходимую выпивку. Шум в телефоне стихает, и мои уши за это благодарны.

– Привет, детка, – говорит Дион. – Извини. Мы в спорт-баре в квартале от отеля, и все сходят с ума. «Янкис» разгромили «Кабс», и весь бар слетел с катушек.

– Круто. – Я закрываю бутылку и убираю обратно в холодильник. – Не стала бы тебя беспокоить, если бы не увидела пропущенный звонок.

– Я звонил сообщить, что благополучно долетел и уже скучаю по тебе.

Я негромко смеюсь.

– Мы виделись прошлой ночью.

– И что?

– Слишком быстро ты соскучился.

– Я соскучился в ту же секунду, как ушел от тебя.

Я улыбаюсь в пустую комнату. Он так невероятно мил.

– Ты сумасшедший.

– Схожу с ума по тебе.

– Ты такой очаровашка. Даже не представляю, как ты дожил до тридцати и не попал в сети какой-нибудь женщине.

Слова вырываются у меня прежде, чем я успеваю их удержать.

– Просто не встретил именно ту, – отвечает он, и моя улыбка гаснет.

Мне нравится Дион.

Сильно.

Он джентльмен и обращается со мной с уважением. Он симпатичный, забавный и умный, а Роуан уже боготворит землю, по которой он ступает. Правда, мой сын не знает, что я встречаюсь с его учителем. Я не хочу представлять ему мужчин, пока не пойму, что это серьезно.

Когда Роуану было три года, я совершила ошибку и познакомила его с парнем, с которым тогда встречалась. Когда отношения подошли к концу, Роуан сильно огорчился, потому что успел привязаться к Джулиану.

Так что теперь я установила строгие правила.

Дион о них знает и поддерживает, но в последнее время всё спрашивает, когда мы официально объявим моему сыну о нас, и этим заставляет меня посмотреть правде в глаза о том, что касается наших отношений. Я пыталась возражать, что рискованно ставить в известность Роуана, так как у Диона могут возникнуть проблемы в школе из-за того, что он встречается с родительницей. Но он сказал, что готов принять такой риск.

По правде говоря, Дион с формальной точки зрения само совершенство и мне нравится проводить с им время, но он не заставляет мое сердце биться и не разжигает огонь своими прикосновениями. Не как…

– Сьерра! Ты еще здесь?

Дион выдергивает меня из размышлений.

– Я здесь. Надо отпустить тебя обратно к друзьям.

– Я опять тебя напугал?

– Нет, просто…

– Все хорошо, детка. Не нужно объяснять. Прости, если я тебя тороплю. Я не хотел.

– Знаю, что не хотел, и давай не будем об этом. Поговорим, когда вернешься.

– Наш рейс вечером в воскресенье. Могу я зайти вечером в понедельник, когда Роуан уснет?

– Я приготовлю поздний ужин.

– Не стоит утруждаться.

– Ты же знаешь, я люблю готовить. Меня это успокаивает, и я хочу готовить для тебя.

Где-то на заднем плане грохнула дверь, а следом послышались приглушенные голоса. Ожидая, когда Дион заговорит, я отпиваю вино.

– Прости, детка. Мы идем в следующий бар. Мне пора.

– Повеселись. Увидимся в понедельник.

Я трусливо отключаюсь прежде, чем он скажет, что любит меня.

Неужели со мной что-то неладно? Отсутствует какая-то жизненно важная деталь в моей внутренней проводке?

Дион очень милый и романтичный, и секс с ним хорош. Он любит меня, любит Роуана. Если бы я относилась к отношениям серьезнее, предложение уже было бы сделано, но от одной мысли об этом у меня начинается аллергия.

Я не говорила Диону, что люблю его, потому что не испытываю к нему подобных чувств. И не знаю, испытаю ли когда-либо. Мне нравится его общество, нам весело вместе. У нас хорошие отношения. Простые и легкие. Комфортные. Граничащие со скукой. Но в скуке есть определенная обнадеживающая предсказуемость.

Тем не менее – достаточно ли этого, чтобы продолжать встречаться? Угомонилась ли я? Или каждый парень, с которым я знакомлюсь, всегда будет проигрывать Бену? Нелепо до сих пор зацикливаться на человеке, который оттолкнул меня с такой легкостью.

Тьфу. Я делаю большой глоток вина. Хотелось бы, чтобы этих причин было достаточно. Мне кажется, что я обманываю и Диона, и себя. Теперь, когда он пытается перевести отношения на новый уровень, я чувствую, что, наверное, должна порвать с ним, пока все не запуталось. Последнее, что мне нужно, – это сложности с учителем Роуана.

Вздохнув, я иду в темную гостиную с вином в одной руке и телефоном в другой, собираясь провести вечер за просмотром «Друзей». Я отчаянно нуждаюсь в чем-нибудь легком и светлом, а Джоуи, Чендлер и компания – прекрасное средство.

Я иду к дивану и большому торшеру, когда замечаю легкое движение в углу комнаты, отчего у меня резко подскакивает давление. Краем глаза я фиксирую какую-то фигуру, притаившуюся в тени у камина.

Вот черт! В доме кто-то есть!

По венам разливается паника, сердце подпрыгивает и колотится так бешено, что я опасаюсь сердечного приступа. Я прирастаю к месту и мысленно уговариваю себя не паниковать. Если здесь кто-то есть, он уже обнаружил бы свое присутствие и сработала бы сигнализация. Возможно, это просто беспричинный страх. Как сегодня в лесу.

С колотящимся о ребра сердцем я медленно разворачиваюсь, готовая столкнуться с плодами моего буйного воображения – я убедила себя, что мне опять померещилось.

Мимо меня что-то проносится. Я открываю рот, чтобы закричать, но мои губы накрывает тяжелая рука. Телефон и вино выскальзывают из моих пальцев. Стекло разбивается на паркете, и вино забрызгивает мои босые ноги. Кровь приливает к голове, а сердце выскакивает из груди. Я чувствую на щеке теплое дыхание, и меня притягивают к твердому телу. Я едва способна думать сквозь крики в голове и неистовый стук сердца.

Роуан!

Эта мысль первой приходит в голову, когда злоумышленник обхватывает мускулистой рукой мою талию, отрывает меня от пола и уносит подальше от осколков стекла и разлитого вина. Я не сопротивляюсь, хотя инстинкты кричат брыкаться и извиваться в его хватке, вцепиться зубами в его руку, пока не отпустит. Но я не могу. Я не буду бороться, не хочу, чтобы Роуан проснулся и ввалился в комнату.

Я отдам этому человеку все, что он хочет, – машину, деньги, себя, если он оставит моего сына в покое.

Губы мужчины задевают мочку моего уха, и все мое тело напрягается.

– Привет, Светлячок, – произносит он сексуальным голосом, который беспрестанно терзает меня во снах.

Не может быть! Это Бен!

Я чуть не обмякаю от облегчения, но тут вспоминаю последний раз, когда видела Беннета Маццоне, и правду, которой ему не сказала. Плоть и кровь Бена спит всего в нескольких футах от нас, и если он здесь, значит, знает.

Каким-то образом Бен обнаружил, что я родила от него сына, а судя по тому, какие волны гнева и агрессии исходят от него, я поплачусь за молчание.

– Нам нужно поговорить, – его голос пропитан едва сдерживаемой яростью. Эти слова – скорее угроза, чем просьба, и по моей спине бежит ледяной холод.

Черт. Вот это я попала.

Глава 18

Бен

Крепко держа Сьерру за тонкую талию, я приподнимаю ее и уношу от разбитого стекла в другую часть гостиной. Я изо всех сил стараюсь сдерживаться, чтобы случайно не убить моего маленького Светлячка. Хотя это нелегко. За несколько последних часов я испытал целую гамму противоречивых чувств. Потрясение. Горе. Гордость. Счастье. Облегчение. Сожаление. Страх. Гнев. Последний преобладал среди эмоций за тот час, что я прятался в ее доме – доме моего сына – и прислушивался.

– Рассказывай, – рычу я.

Осторожно ставлю ее на ноги, призвав на помощь весь свой самоконтроль. Подхожу к торшеру, включаю, и он бросает слабый свет на происходящее. Затем прислоняю Сьерру к стене, стискивая и разжимая кулаки, и сверлю взглядом женщину, которая пять лет скрывала от меня моего ребенка.

Первое, что я сделал, пока Алессандро ехал за Саскией, – позвонил одному из моих айтишников и затребовал полное досье на Роуана и Сьерру. Через час у меня было все, что нужно, и мой гнев только усилился. Их слишком легко найти, и это чудо, что их еще никто не обнаружил и не сопоставил со мной. Если бы Саския не была так зациклена на самой себе, она бы сегодня все поняла. Слава богу, она была слишком занята, обхаживая меня.

Глядя на фото моего сына, которое прислал Филлип, я словно смотрел в собственный детский альбом. Сходство поразительное. Не сказать, что у меня много детских фотографий. И фотографий Роуана в сети тоже не так уж много. Думаю, это потому что Сьерра не хотела, чтобы я наткнулся на его портрет. Но это не имеет значения. Достаточно и одной фотографии.

– Ты опять проглотила язык, Светлячок? – шиплю я, поворачивая шею из стороны в сторону, чтобы ослабить напряжение после долгого сидения.

– Как ты узнал?

В ее голосе нет ни следа страха, явственно отпечатанного на лице.

– Это неважно, – говорю я сквозь зубы. – А важно то, что ты скрыла от меня существование сына. Что я пропустил его рождение. Пропустил первые пять лет его жизни.

Я теряю зыбкий контроль над эмоциями, что на меня непохоже.

Я всегда держу себя в руках.

Именно такую жизнь я веду последние четырнадцать лет, с тех пор, как отец перевернул ее кверху дном. Я научился скрывать эмоции. Относиться ко всему равнодушно. Сегодняшний день проверяет всю мою систему убеждений и бросает вызов моему образу жизни.

– Ты не оставил мне выбора, – говорит она, и я срываюсь.

Я бросаюсь на нее, обхватываю ее горло и сжимаю. Мои ноздри раздуваются, в крови бурлит огонь, подпитывая мой гнев праведным негодованием.

– Выбор есть всегда, и ты сделала неправильный.

В ее зеленых глазах пляшет ужас, она вцепляется в мои руки.

– Как ты посмела лишить меня возможности познакомиться с сыном? Как посмела позволить своей долбаной гордости нарушить права невинного ребенка?

Я знаю, что был холоден и жесток с ней в Вегасе наутро после ночи, которую мы провели вместе, но это было необходимо, чтобы она ушла насовсем. Если бы я знал, что это помешает ей рассказать мне о беременности, может, поступил бы тогда по-другому.

Она поднимает ногу – наверное, чтобы пнуть меня коленом по яйцам, но я не дам ей такой возможности. Я поднимаю ее за шею. Она бьет ногами по стене, а ее кожа становится бледно-серой.

– Ты знаешь, что я рос без отца.

Мама умерла всего за несколько месяцев до знакомства с Саскией, и я помню мучительные беседы за ужином, когда Джозеф Лоусон допрашивал меня с пристрастием о ее смерти и об отсутствии отца. Сьерра была там и ловила каждое слово.

– Тебе когда-нибудь приходило в голову, что такая участь – последнее, что я пожелал бы своему сыну?

Мою грудь пронзает боль при мысли о том, что мой ребенок лежит ночью в постели и думает, почему отец даже знать его не желает. Мои пальцы крепче стискивают ее шею, но потом я отпускаю ее, пока не убил в слепой ярости.

Она оседает на пол, жадно глотает ртом воздух, изо всех сил стараясь сдержать сдавленные звуки, вырывающиеся из горла. По ее щекам текут безмолвные слезы.

Я присаживаюсь перед ней на корточки.

– Сьерра, я мог сейчас убить тебя за то, что ты лишаешь меня моих прав. Я уже и так пропустил такую большую часть его жизни.

Я сажусь, скрестив ноги, и свешиваю голову, пытаясь выровнять дыхание.

Ненавижу, когда выхожу из себя.

Это так выбивает из колеи.

Пару минут, пока я обуздываю свой гнев, в комнате слышны только ее тихие рыдания. Я пришел не затем, чтобы ее убить. Наблюдая сегодня за ней и моим сыном, я ясно видел, что Роуан обожает Сьерру.

Навредить ей – значит, навредить ему.

Нельзя забывать, что этого не было в моих намерениях.

Я пришел за ответами и чтобы начать исправлять ситуацию.

Немного успокоившись, я поднимаю голову и не удивляюсь тому, что ее покрасневшие глаза мечут в меня стрелы.

– Что ты о себе возомнил, если врываешься в мой дом и угрожаешь мне? – Она тяжело дышит. Голос хриплый, на грани истерического. – Я была права, что держала его от тебя подальше. Ты долбаный монстр.

Я с рычанием растягиваю губы и призываю все свое самообладание, чтобы не броситься на нее снова.

– Выбирай слова, Светлячок. Ты не представляешь, с кем имеешь дело. Я не потерплю, чтобы со мной так разговаривали.

– А я не потерплю, чтобы на меня нападали в моем доме! – визжит она и тут же прижимает руку ко рту, бросая взгляд на дверь.

Она старается вести себя тише, чтобы не разбудить Роуана. Это немного помогает мне усмирить гнев. Помогает и то, что я слышал, как она с ним разговаривала. Она такая хорошая мать. Добрая, веселая и любящая. Полная противоположность тому, как обращалась с Роуаном Саския. Сьерра напомнила мою маму, какой она была до того, как стала жертвой зависимости.

Однако все расположение к ней исчезло в тот миг, когда я подслушал ее разговор с этим проклятым бойфрендом. Партнером по сексу. Или кем он ей там приходится. Гнев возвращается, и я пронзаю ее мрачным взглядом, от которого взрослые мужчины мочились в штаны.

Правда, я не достигаю желаемого эффекта. Похоже, она только еще больше злится. Если бы взгляды могли убивать, Сьерра своим ожесточением уже погребла бы меня под десятью футами земли. Она подтягивает ноги к груди и смотрит на меня так, словно хочет изрешетить пулями.

С чего она, черт возьми, так на меня злится? Это я здесь ущемленная сторона. Если я еще не дал это понять вполне ясно, попробую еще раз.

– Тебе не стоит подпускать к моему сыну других мужчин. Я убью любого засранца, который возомнит, что может занять мое место.

Она бледнеет как призрак и уже не выглядит такой самоуверенной. Ее глаза снова расширяются от ужаса, и она хрипит:

– Твое место никто не занял. Я стараюсь держать мужчин, с которыми встречаюсь, подальше от Роуана.

Из моей груди вырывается рычание, и меня накрывает непрошеная ревность при мысли о том, что с ней может быть кто-то кроме меня. Это неразумно, и нельзя сказать, что я не думал об этом за прошедшие годы. Сьерра красивая, свободомыслящая, она не может не привлекать людей. Я знал, что она, наверное, с кем-то встречается. Когда мне хотелось по-настоящему себя помучить, представлял, что она замужем. Так что это не новость. Но теперь, когда я знаю, что все это время у меня был сын, это известие воспринимается совершено иначе. При мысли о том, что какой-то мужчина приблизится к моей плоти и крови, по мне проносится новая волна убийственной ярости.

– А что насчет того придурка по телефону? – рявкаю я.

Она прищуривается – ее страх снова сменяется гневом.

– Роуан не знает, что я встречаюсь с Дионом.

Дион. Кажется, я слышал это имя.

– Но мистер Стюарт знает Роуана. Насколько мне известно, он его любимый ученик. Интересно, почему?

Иронично, что этот идиот проводит выходные в Нью-Йорке, в то время как я здесь. Я могу передать сообщение через кого-нибудь из своих людей, но предпочел бы сделать это лично. Думаю, я организую теплую встречу мистеру Стюарту в аэропорту вечером в воскресенье.

Она снова бледнеет.

– Как ты узнал?

– Знать все – это моя работа, а выяснить все аспекты твоей жизни не заняло много времени.

Она передергивается, ее нижняя губа дрожит.

– Роуан любит учителя, и Дион хороший парень. Не делай с ним ничего плохого.

Я удивлен, что она говорит так прямо. Но, опять же, она видела в Вегасе Салерно и его людей и наверняка заметила оружие у моих soldati. И не замедлила сопоставить факты. Вряд ли она точно знает кто мы, но знает достаточно, чтобы понять: мы опасны. И я опасен.

Хорошо. Это облегчает задачу.

– Все зависит от тебя.

Я ожидаю, что она спросит, каким образом, но она снова меня удивляет.

Она прочищает охрипшее горло.

– Я не собиралась скрывать беременность. Я хотела тебе рассказать. Даже летала в Нью-Йорк, чтобы увидеться лично.

Если бы я уже не сидел, то от такого заявления непременно плюхнулся бы на задницу. Я всматриваюсь в ее лицо в поисках лжи, но она говорит правду.

– Когда? – выдавливаю я.

Она облизывает пересохшие губы, и я стараюсь не думать о том, каково это, когда ее язык скользит по моему члену. Он тут же напрягается под молнией, но я его игнорирую. Хотя в том, чтобы трахнуть ее со злости, есть определенная привлекательность, я никогда не принуждал женщин силой. А Сьерра ни за что не захочет, чтобы я к ней прикоснулся после того, как вломился в ее дом, напугал до смерти и чуть не задушил.

– Это было в январе после Вегаса, в первую неделю весеннего семестра, – объясняет она, покашливая, и массирует горло.

Ощутив слабый укол вины, я без слов встаю и иду на кухню. Беру в холодильнике пару бутылок воды и возвращаюсь. Она за это время не сдвинулась с места. Просто сидит, скрестив ноги, уставившись в одну точку и погрузившись в свои мысли.

Я снова сажусь перед ней на пол и протягиваю бутылку. Она берет, задевая пальцами мои, и по моей руке бежит электрический разряд. Она отдергивает руку, на ее лице – смесь вожделения и ненависти. От этого смертоносного сочетания мой член напрягается до боли. Пока она пьет, я окидываю откровенным взглядом ее сексуальное тело и замечаю, что она слегка поправилась.

Ее тонкая пижама мало что скрывает, с таким же успехом она может быть голой. Она уже не такая худощавая, какой была в Вегасе, но по-прежнему стройная и с изгибами в нужных местах. Бесконечно длинные гладкие ноги – у меня чешутся пальцы от жажды исследовать каждый дюйм ее шелковистой кожи. Я поднимаю взгляд и замечаю, как соски натягивают тонкую ткань ее майки. Ее грудь определенно стала больше, но в отличие от сестры явно не искусственная. Я представляю, как срываю с нее майку и сосу ее аккуратные розовые соски, а она гладит мой член.

– Ты не против? – шипит она, пронзая меня ненавидящим взглядом, и я выбрасываю из головы приятное видение.

Ухмыльнувшись, скручиваю крышку со своей бутылки.

– Нисколько не возражаю.

Я умышленно задерживаю взгляд на ее груди и поправляю штаны, убедившись, что она видит.

Сьерра опускает взгляд к моему паху и только через пару секунд приходит в себя. Нахмурившись, она потирает переносицу.

– Так ты хочешь, чтобы я объяснила? – резко бросает она, сверля меня взглядом.

Я пренебрежительно машу рукой, зная, что это ее разозлит.

– Продолжай.

Она раздувает ноздри и прищуривается. Мне хочется поцеловать это непокорное красивое лицо. Но мы очень далеки от этой стадии. Я все еще зол на нее, а она раздражена до крайности.

– Я отправилась в офис «Калтимор Холдингс», но ты уезжал. Я поймала такси и поехала за тобой в какой-то сомнительный клуб в Куинсе, в паре кварталов от Гудзона.

Я знаю, о каком месте она говорит. Четыре года назад я продал его и другие старые стрип-клубы, потому что они не вписывались в мою новую бизнес-модель. Теперь я владелец современных казино и клубов – и обычных, и секс-клубов, предназначенных для эксклюзивных вип-клиентов с большими карманами. большими желаниями и еще более огромной потребностью не афишировать свои похождения. Но это лишь малая часть моей бизнес-империи. Империи, которая за последние шесть лет вдвое возросла в цене, в основном благодаря моим амбициям и дотошному руководству. Я управляю хорошо налаженным бизнесом, в котором учел все возможные варианты.

Кроме ребенка.

– И что? – Я выгибаю бровь, побуждая ее продолжать, и осушаю бутылку в несколько глотков.

Она потирает грудь, и в ее глаза снова возвращается страх.

Я склоняю набок голову, на сей раз с любопытством.

Она пристально смотрит на меня и выпаливает:

– Я видела, как ты пытал человека!

Вся кровь отливает с моего лица. Я кивком велю ей продолжать.

– Это было в подвале. Он был русский. Сергей. Ты отрывал ему пальцы по одному, а потом резал его ножом, – ее голос понижается до дрожащего шепота. – У него вывалились внутренности.

Она сглатывает, на секунду замолкая, словно сдерживает рвоту.

– Это было самое страшное. что я видела в жизни. – Она поднимает глаза, которые излучают подлинный ужас. – Я едва помню, как оттуда выбралась. Я была так напугана.

– Ты привела с собой телохранителя, – предполагаю я, вспомнив, какой бардак мне пришлось за ним прибирать.

Смерть меня не пугает, и на моих руках немало крови. Я даже не считал, сколько на мне трупов, как погибших от моих собственных рук, так и от рук других, но я помню все напрасно потерянные невинные жизни. Я не убивал двух стариков, что пили в баре, бармена, одного из моих солдат и таксиста, но с того дня я несу за них ответственность. Я так и не понял, что произошло.

Мы по понятным причинам не ставили камеры в стрип-клубах, и убийца не оставил следов. Я узнал руку профессионала. Но так и не понял, зачем, и не выяснил, кто это сделал. По крайней мере эта загадка разрешилась.

Она кивает и на секунду прикусывает нижнюю губу.

– Ты… ты его убил?

Я качаю головой.

– Я так и не выяснил, кто это сделал и почему.

Ее плечи немного расслабляются.

– Ты все равно должна была рассказать. Ты не имела права скрывать это от меня.

Ее глаза вспыхивают.

– Ты серьезно? – кричит она и тут же с ругательством закрывает рот ладонью.

Я оглядываюсь через плечо, но в другой части дома все тихо.

– С какого хрена я стала бы тебе рассказывать после этого? – продолжает она. – Я забыла про твою грубость со мной в Вегасе, чтобы поступить правильно ради моего нерожденного ребенка, но когда увидела, как ты пытаешь и убиваешь человека, мне захотелось убежать от тебя как можно дальше. Я ни за что бы не захотела, чтобы ты приблизился к моему сыну, и с тех пор мое мнение не изменилось.

Она с вызовом вскидывает подбородок. Я одаряю ее сухой усмешкой и поднимаюсь на ноги. Нависая над ней, я устанавливаю новый закон.

– Мне плевать на то, что ты хочешь. Он мой сын, и мне нужно наверстывать упущенное время.

Она встает и отстраняется от меня.

Я посылаю ей убийственную улыбку.

– Ты опасен, и я не хочу, чтобы ты к нему приближался.

– Опасен, но ты никак не можешь меня остановить. Если придется, я затаскаю тебя по судам.

Скорее ад замерзнет, чем я так откровенно заявлю миру о существовании ее самой и моего сына, но ей не нужно об этом знать.

– Ты не можешь так поступить! – кричит она.

– А ты не можешь скрывать меня от сына. Я не причиню ему вреда, – добавляю я, видя, как на ее лицо возвращается страх. – Я буду защищать вас обоих, но не могу делать это из Нью-Йорка.

Она сдвигает брови, в ее голос прокрадывается подозрение:

– Что ты имеешь в виду?

– У тебя есть эти выходные, чтобы собрать свои пожитки. Роуан и ты уезжаете в Нью-Йорк вместе со мной.