Текст книги "Край Вечности"

4

– И где же это? – вдруг жадно поинтересовался Амос. – Далеко?

Доктор ниже склонилась к нему и искушающе, будто того и добивалась, произнесла:

– Расстояние не имеет значения. Вам нужно изменить способ мышления. Там все иначе. Расстояние не имеет смысла. Места, подобного этому, не существует. Вы должны усвоить главное: там ваша дочь может выздороветь. Однако если вы все же туда отправитесь, обратного пути не будет.

– О чем вы? Оно находится за пределами нашей страны? У меня нет загранпаспорта.

Доктор устало потерла виски.

– Оно находится на Краю Вечности, Амос, – повторила она. – Вы оба – вы и ваша дочь – должны будете исчезнуть. Навсегда. Возвращение невозможно. Представьте, что за вами закрылась дверь, а ключ потерялся. Второй раз ее открыть нельзя.

– Что нужно делать? – без колебаний спросил Амос. – Я готов на все, чтобы забрать Руби отсюда и не дать ей умереть. Вы знаете, что бывшая жена грозилась отнять у меня обоих детей? Мне предстоит воевать за опеку над умирающим ребенком, вот мое будущее… – Его голос сорвался, следующую фразу он буквально выдохнул: – Нужно убираться подальше отсюда.

– Почему она оставила детей с вами?

– Да у нее не было выбора! – выплюнул Амос. – Все решилось в последнюю минуту. Она изо всех сил пыталась найти няню, чтобы присмотрела за детьми, но ничего не вышло. Говорю вам: их в последний раз оставили со мной. Вы ее просто не знаете!

Вздохнув, доктор поднялась на ноги и задернула тяжелые шторы на всех трех окнах. В полумраке ее бледная кожа стала серой. Доктор несколько раз прошлась вперед и назад, затем снова села и подалась навстречу Амосу.

– Есть одна женщина… – начала она.

– Да-да? – поторопил ее Амос.

– Есть женщина, – снова повторила доктор, – ее имя – Мария Лаво.

Помедлила, вглядываясь в лицо Амоса: не знает ли он, о ком идет речь? Тот определенно ничего не понимал, поэтому она продолжила:

– У нее есть ключ. – Доктор замолчала, словно передумала. – Если я расскажу вам все, пути обратно не будет. Вы не сможете сдать назад. Узнав тайну, вы уйдете, или все станет намного хуже.

– Я хочу уйти, – решительно заявил Амос.

– Дайте бумагу, я кое-что напишу.

– Конечно-конечно, – пробормотал Амос, и его стул заскрипел по деревянным доскам пола, а потом ударился об стену.

Отец прошел мимо двери чулана, на миг загородив свет своей тенью. Лео потрясенно замер. Против исчезновения отца он не возражал, однако не представлял жизнь без Руби.

Развод родителей, болезнь сестры – все это посеяло в Лео семена ужасной печали, которая росла и ширилась, пока не заполнила мальчика до отказа. Лишь присутствие Руби его поддерживало. Лео казалось, он любит ее потому, что она – его сестра, малышка, которая преданно ходила за ним по пятам. Но нет, любил он ее потому, что только Руби поддерживала в нем веру. Сестренка озаряла его жизнь как маленькая фея, и Лео задумывался – а вдруг (ну а вдруг?) самые невероятные сказки на самом деле правдивы?

Отец порылся в ящике стола в коридоре, а потом быстро прошел обратно в столовую мимо Лео, оставляя за собой шлейф запаха несвежего табака, одеколона «Стетсон» и пота. Летний день выдался жарким, и тягостное безмолвие давило на стены дома.

Доктор взяла у Амоса бумагу и ручку и набросала несколько предложений.

– Так ее зовут, здесь вы ее найдете, – приговаривала она с каждой строчкой, – а это вы должны сказать – слово в слово.

Она не отводила взгляда от Амоса, пока тот читал записку.

– «Мне нужно уйти, – решительно прочел Амос. – Позвольте…»

– Стойте! – закричала доктор, озираясь. Кажется, она рассердилась – впервые за все время. – Не произносите это вслух. Еще рано. Это глупо! Идите туда, – велела она, указывая на пункт в записке, – и скажите там. Но не раньше, не вслух и не здесь!

Амос откашлялся. Снова наступила тишина, но совсем ненадолго.

– Когда я должен туда пойти?

– Как можно скорее. Прямо сейчас. Нельзя, чтобы кто-то, обладающий этим знанием, расхаживал по городу. Вы рискуете не только собой. Если об этом проведают – пострадаете не только вы.

– Но мне нужно упаковать вещи, нужно…

– На Край Вечности с собой ничего брать нельзя. Только ту одежду, что будет на вас. Там все есть. Объяснять нет времени. У вас нет времени.

– Да подождите же. Вы не говорили…

– И не показывайте Марии свою дочь, по крайней мере не сразу. Не знаю, пропускала ли она когда-нибудь ребенка. Но если она откажется, скажите, мол, это я вас отправила и объясните, что девочка больна. Тогда Мария, может быть, смилостивится. Она ведь тоже когда-то была матерью. Помните об этом. – Сказано было так, словно доктор сама себя убеждала, что прием подействует. – У нее была дочь.

Тишина… Часы на каминной полке пробили шесть раз.

Дзин-нь-дзин-нь-дзин-нь-дзин-нь-дзин-нь-дзин-нь…

– Сегодня же! – вставая, сказала доктор и задвинула стул под столешницу. – Вы должны отправиться сегодня вечером, иначе теперь, когда вам все известно, ситуация в разы ухудшится. Те, кто владеет этой тайной, долго в Новом Орлеане не проживут.

Они немного постояли в тишине, глядя друг на друга. Ни один не произнес ни слова.

Наконец доктор нарушила молчание:

– Вы все запомнили?

– Да, все.

Она вытащила из кармана коробок и чиркнула спичкой. Та зашипела, озарив полумрак столовой. Доктор подожгла записку. Темным обещанием заструился неровный дымок. Даже в чулане Лео учуял этот запах – запах гари, запах конца.

– Есть еще кое-что, – предупредила доктор.

Удивительно, но ее слова прозвучали еще отрывистее и серьезнее прежнего. Каждый слог казался жестким, как металл:

– Это вы возьмете с собой.

Она полезла под стол и достала что-то оттуда, держа обеими руками. Это оказалось небольшое растение размером с волейбольный мяч, похожее на орхидею. У него был ярко-зеленый, почти неоновый стебель, с которого свисали три бледных, словно луна, бутона. Когда доктор показывала горшок, тот громыхнул об деревянный стол, будто каменный.

Амос, как зачарованный, потянулся к ростку.

– Что это? – прошептал он так тихо, что Лео с трудом расслышал. – Что это такое?…

Доктор засмеялась, и ее смех звучал очень странно. Он казался счастливым, но в нем таилось что-то еще. Он был жадным, этот смех, словно создание, выползающее из-под вашей кровати посреди ночи.

– Это ключ к исцелению вашей дочери.

Амос неуверенно протянул к горшку руку.

– Подождите, – остановила его доктор. Отец замер и отпрянул. Женщина заговорила вновь: – Я должна еще кое-что вам объяснить. Никому нельзя позволить узнать об этом растении. Ни здесь, ни по ту сторону двери. Никому.

Амос кивнул.

– Вы должны отнести этот росток в чаше в центр города. Посадите его в высоком здании. Разожгите возле чаши огонь. Вот спички. Дерева там вокруг много.

Амос снова кивнул, и его лицо приняло какое-то тоскливое выражение.

– А потом – это очень важно – вы должны проколоть Руби палец и капнуть каплю ее крови на корни растения.

Амос с ужасом воззрился на собеседницу. Он потряс головой, будто пробуждаясь от сна.

– Что?!

– Слушайте меня, Амос. Здесь – ее исцеление. Из веточки проклюнется Древо, и его листья вылечат вашу дочь. После того как вы разожжете огонь и накормите Древо, оно вырастет довольно быстро. Посадите его в самом высоком здании и охраняйте. Время вкусить плоды наступит позже, для начала – листья, Амос. Листья! Слышите? Не ешьте плоды! Ждите, пока я не пришлю кого-нибудь. Листья исцелят Руби.

Плечи Амоса уныло поникли.

– Не знаю, смогу ли я все это запомнить.

Доктор вздохнула, едва не крича от злости или разочарования, но лишь тихо выдохнула. Затем встала и обошла стол. Шаги ее на сей раз почему-то были не слышны. Она опустила свои бледные белые руки на плечи Амоса и замерла. Так они стояли долго.

Зрелище показалось Лео странным: незнакомка, которая кладет руки на плечи отца. Амос и доктор уставились на маленький росток.

Женщина вдруг подняла руки и крепко сжала голову Амоса, но быстро убрала. Лео гадал – не привиделось ли ему это.

– Вы все запомните, – тихо сказала она.

Доктор снова обошла стол, подняла чашу с ростком, поставила в черную сумку и потерла ладони одну о другую, будто очищая от грязи. Потом вздохнула, и все ее слова тотчас растворились в невидимом тумане. Лео моргнул, крепко зажмурился, а потом снова распахнул глаза.

Что произошло? Он почти не помнил.

– Сегодня вечером, – повторила доктор. – Уходите сегодня же вечером. Выбора у вас больше нет.

Твердо печатая шаг, она прошла по коридору, открыла парадную дверь (которой никто никогда не пользовался), вышла и тяжело захлопнула ее за собой. Створка громыхнула, как далекий гром.

5

Лео сполз по стене на пол, стараясь не издавать ни звука. В какое такое место, которое никто не сумеет отыскать, решил отправиться отец? Что за человек может знать о подобных местах? Лео нащупал отмычки и принялся перебирать их одну за другой, словно в коротких проволочках скрывался ответ. Ответ на все вопросы.

Щель в двери загородила тень, будто облако закрыло солнце. Большая ладонь коснулась ручки и приоткрыла створку на несколько дюймов.

– Лео… – вздохнул Амос, одним лишь именем сына передав целую речь: тут были и объяснения, и уговоры, и грусть. Для верности Амос повторил трижды, не зная, что еще сказать: – Лео, Лео, Лео…

Лео почудилось, будто замер сам воздух в доме, а в чулан направлен прожектор. Пойманный на месте преступления, Лео прищурился от яркого света.

– Давно ты там прячешься? – спросил Амос, но сын не издал ни звука. – Похоже, слишком давно.

Со стороны все выглядело так, будто отец беседовал с воображаемым другом и не ждал ответов: в них попросту не было необходимости. Это был односторонний разговор.

Амос устремил взгляд вдаль, будто чулан простирался на многие мили вперед.

– Разумеется, ты понимаешь, что должен сегодня вечером остаться дома. Мне очень жаль, сынок. Ночевка в чулане – занятие не из приятных, но утром – как обычно, чуть свет, – вернется твоя мать. Никак не может оставить нас в покое. Я не буду запирать заднюю дверь, так что твоя мама сумеет попасть в дом. Сам знаешь, как она заходит – с порога начинает кричать на меня из-за какой-нибудь ерунды, даже не сняв туфель. Никогда туфли не снимает, всю грязь домой тащит!

Лео на какой-то миг показалось, что отец передумал. Он говорил, будто человек, который минуту назад болтал во сне, потом проснулся и понял, что несет полный вздор. Впрочем, это продлилось недолго.

Отец продолжил:

– Но меня здесь не будет, и Руби тоже.

– Нет! – Лео вдруг обрел голос. – Не забирай ее, не надо, она же моя сестра!

– Если я ее не заберу, она умрет. Ты этого хочешь?

Долго – им обоим показалось, что очень долго, – отец и сын не сводили друг с друга взгляда и размышляли об одном и том же человеке, который для каждого из них был самым дорогим на свете, – о Руби.

Маленькая пятилетняя девочка, центр их вселенной.

– Но если ты ее заберешь, то никогда не вернешься. И она для меня все равно, что умрет, – прошептал Лео.

– Но на самом деле Руби будет жива и здорова, а это главное, – возразил Амос, и прозвучало это так, будто он сам себя убеждает. – У меня нет выбора. Утром явится твоя мать, откроет замок и выпустит тебя. Просто покричи, и она услышит. Вы останетесь друг у друга! Но для Руби это единственный шанс! Иного выхода нет.

Дверь Амос закрыл медленно, словно в глубине души хотел, чтобы сын ему помешал, снял с плеч груз выбора. Но створка поддалась легко, без малейшего сопротивления, и золотистая полоска света погасла. В темноте раздался громкий щелчок, и Лео понял, что он заперт. К счастью, обошлось без взбучки – именно тогда Лео и осознал, что отец действительно уходит навсегда. Обычно Амосу было несвойственно проявление доброты.

Еще час Лео слушал, как отец носится по всему дому, открывает ящики, хлопает дверцами и ищет, ищет, ищет… Интересно, почему же так долго? Доктор ясно выразилась: с собой ничего брать нельзя. Чем же занят Амос?

Лео нащупал в кармане отмычки: он знал, что может быстро выбраться из чулана, но только сделать это нужно после ухода отца, иначе тот запихнет его обратно, да подопрет чем-нибудь дверь. Или еще что похуже.

Поэтому Лео сидел и ждал.

Наконец в доме наступила полная тишина: наверное, отец поднялся на третий этаж за Руби. Для своего возраста она была маленькой и хрупкой. Лео переживал, что сестренка не перенесет задуманного отцом путешествия. Ему очень хотелось, чтобы она выжила.

Лео прижался лбом к двери и принялся вполголоса молиться, молиться всерьез. Никогда еще Лео не просил так истово. Дверь была очень холодной. Интересно, если молишься в темноте, нужно закрывать глаза?

Даже после молитвы Лео повсюду все еще царила тишина, будто просьба осталась без внимания. Может быть, ее услышал дом, может, почувствовал? Или Кто-нибудь другой, Кто-нибудь за пределами дома, за пределами этой тьмы. Сущий где-то Там.

Где-то за Краем Вечности.

Слова доктора эхом звучали в памяти Лео. Край Вечности. Что это означает? Где это место?

Снова раздались шаги отца на лестнице, медленные и неторопливые. Должно быть, он нес Руби. Лео подождал, пока хлопнет створка боковой двери, и воткнул одну из коротких отмычек в отверстие замка – настолько большое, что сквозь него виднелся коридор. Лео знал, как работает такой замок. Чувствовал, как кончик отмычки приспосабливается к механизму, проникает туда, скользит сюда. А потом в одно мгновение он оказался в сердцевине замка, нащупывая края, решая головоломку, вопрос.

Наконец послышался щелчок-ответ – и дверь распахнулась.

Лео вырвался в коридор и выбежал на улицу. Уже наступили сумерки, свежий воздух был просто изумительным. Все вокруг казалось полным жизни, особенно после сидения в душном чулане. Этот поздний час, когда птицы еще не начали свой вечерний концерт, пронизывала надежда.

Лео знал, что матери звонить нет смысла, – она до сих пор в пути и домой доберется в лучшем случае поздно ночью или даже утром. Да и вообще, он не представлял, по какому номеру телефона можно с ней связаться. Лео внимательно осмотрел улицу и среди машин и горстки людей заметил отца, идущего по тротуару. Амос нес Руби, прижав малышку к груди. Голова девочки покоилась у него на плече – наверное, сестренка еще спала. Отец шагал быстро, но не слишком торопился, явно не желая привлекать к себе лишнее внимание. Он даже слегка помахал каким-то людям, мимо которых проходил, мол, смотрите: обычный отец после долгого дня несет домой маленького уставшего ребенка, чтобы пораньше уложить чадо в постель.

А еще отец нес черную сумку, и Лео вспомнил, как видел во сне, что в той сумке – растение. Саженец довольно странного вида со слишком зеленым стеблем, маленькими листьями и поникшими белыми бутонами. Ткань сумки оттягивала тяжелая каменная чаша.

Лео пошел следом за отцом и Руби. Выбравшись из чулана, он успокоился, но еще больше успокоился, когда увидел отца. Лео решил, что будет идти за ним, сколько ни потребуется, проследит, куда они пойдут, а утром расскажет все матери. Та непременно спасет Руби, и отец отправится в тюрьму. Они наконец снова останутся втроем – Лео, мама и Руби. Жаль, что отца посадят за решетку и Лео долго его не увидит. Но Амос пугал Лео. Он ни за что не вернется в тот дом, пока отец и доктор разгуливают на свободе, похищают детей и болтают о месте, откуда нет пути обратно.

Они шли и шли. Наконец послышался отдаленный шум машин на шоссе. Услышав эти звуки, звуки, означающие скорость и спешку, Лео сразу занервничал. Мальчику вдруг показалось, что весь смысл его жизни сосредоточен в руках отца. Все, что в ней было хорошего. Лео начал переставлять ноги быстрее, ему стало плевать, заметит его отец, или нет. Нужно помешать Амосу! Лео поискал взглядом какое-нибудь оружие и задумался: хватит ли у него духу напасть на отца, даже если это означает спасти Руби. Лео овладели сомнения, он был вовсе в этом не уверен.

Лео приближался к отцу и Руби. Сто ярдов, пятьдесят… Улицы становились все шире и шире. Солнце садилось, начали зажигаться фонари. На охоту вылетели комары, тени деревьев слились в непроглядную черноту. Высоко-высоко, прячась, как звезды, в верхушках деревьев, горели огни Нового Орлеана.

Лео шагал за отцом вдоль выцветшей ограды из кирпича и бетона. Он знал, куда они забрели – ему случалось проезжать здесь на велосипеде. Это был тихий квартал, где царили тайны и суеверия. Неподалеку жили несколько одноклассников Лео, поэтому мальчик имел четкое представление, что находится по ту сторону высокой ограды. Ему сделалось страшно, и он задрожал.

Отец резко повернул направо и скрылся из вида. Лео добежал до того места, где он исчез, и застыл перед незапертыми воротами. Впереди раскинулось кладбище.

Кладбище Святого Людовика.

6

Лео придержал ворота и аккуратно прошел за ограду, постаравшись, чтобы те не захлопнулись, ведь любой десятилетний мальчишка знает: когда идешь на кладбище, главное, не оказаться там запертым. Если же это случится – вам ужасно не повезло. Кому хочется провести ночь на земле среди могил, где повсюду покойники? К тому же неизвестно, в котором часу утром приходит смотритель.

Если вас заперли на обычном кладбище – страшно, но в целом ничего, однако кладбище Святого Людовика было далеко не обычным.

Гробы здесь не закапывали в землю, а складывали в склепы, построенные прямо на поверхности, как миниатюрные домики. Некоторые представляли собой просто прямоугольные коробки, другие же были украшены остроконечными крышами и вычурными дверями. Иные скрывались за высокими железными воротами, прочих можно было коснуться рукой. Они выстроились один за другим так тесно, что затрудняли проход. Большинство были белыми, но попадались и гробницы из крошащегося кирпича или отделанные яркой штукатуркой – персиковой, розовой, лимонно-зеленой. Ряды между усыпальницами были длинными и прямыми.

Лео потерял отца из виду, поэтому направился в глубь кладбища, стараясь держаться поближе к ограде, ныряя за большие склепы и прячась за ними. Надвигалась ночь. На кладбище не было фонарей, но свет с улицы и близлежащих домов проникал за высокие стены, отбрасывая во все стороны угловатые тени.

Обычно Лео был не слишком набожным, но этой ночью вера в нем была сильна.

Тени извивались, как живые. Конечно, Лео был очень напуган, но вместе с тем и очень взволнован – ведь то, во что он верил, находилось поблизости. Наверное, именно потому многие так любят ужастики, подобные фильмы напоминают, как верить в незримое.

Над городом высоко взошла луна. Лео крепко сжимал отмычки в кармане, чтобы они не звенели. Впереди, неподалеку от пересечения двух основных проходов, мерцал тусклый свет. Лео прижался к гробнице молочного цвета – высокой и большой, почти десяти футов в длину. Из трещин на крыше торчали крохотные пучки травы. Лео рассмотрел гробницу. Посетители оставили у подножия маленькие склянки с цветами и записки, и даже несколько сгнивших фруктов. Стены усыпальницы покрывали надписи.

Отец шел по проходу напротив, Лео сжался в клубок и затаил дыхание. Амос все еще держал Руби на руках, словно младенца. Вид у него после долгого пути был измученный. Руби хрипло и надрывно дышала, ее ручка безвольно свисала вниз, как маятник остановившихся часов. Отец по-прежнему нес тяжелую сумку.

– Кто здесь? – окликнул Амос, свернув между двумя усыпальницами, и Лео сначала подумал, что отец направляется к нему.

Он весь сжался, готовясь бежать или вступить в схватку. Сможет ли отец быстро двигаться с сестренкой на руках? Но Амос снова заговорил, и Лео понял: на кладбище кроме них есть кто-то еще.

– Вы Мария?

– Да, – прозвучал волшебный, мягкий, словно шелк, женский голос, похожий на тающий шоколад.

Было в нем что-то глубокое и древнее, как свет звезд, мерцающий сквозь ветви столетних деревьев. Лео с трудом подавил желание вскочить и подобраться к загадочной женщине поближе.

– Мне нужно уйти, – сказал Амос. Судя по голосу, он плакал, однако фраза прозвучала заученно, и Лео догадался, что отец повторяет слова, записанные доктором. – Позвольте взять ключ?

– Я слышала, что ты появишься, – неторопливо ответила женщина, – потому и ждала. Но спустилась ночь, и я решила, что ты, наверное, передумал.

– Нет-нет, – испуганно запротестовал Амос. – Я иду, я готов!

Лео выглянул из-за угла склепа. Отец стоял спиной. Напротив него горел маленький костер, такой крошечный, что казался неправдоподобным, зато давал много света.

Но Лео уже не разглядывал ни отца, ни сестру. Он пытался понять, откуда исходит прекрасный голос.

Сначала Лео не увидел ничего, одни лишь тени и мерцающий свет пламени на фоне меловой белизны усыпальниц, вздымающихся к ночному небу. Они выглядели выше, чем ему помнилось, будто сам он уменьшился до размеров мышонка.

Затем в круг оранжевых отблесков костра ступила Мария.

И без того высокая, она казалась еще выше из-за белого шарфа, намотанного на голову. Он возвышался неряшливо уложенной кучей. То тут, то там проглядывали красные полосы – одни широкие, другие узкие, словно поверх шарфа набросили паутину.

Массивная и вместе с тем изящная фигура куталась в узорчатую красную мантию светлого шелка, которая шелестела на ветру. Или, возможно, развеваться ее заставлял тот небольшой огонь?

Под мантией проглядывали черные одежды, что сливались с кладбищенскими тенями, и оттого тело Марии временами выглядело так, будто в воздухе, в колеблющихся отблесках пламени, сама по себе парит красная мантия.

А ее лицо! О, это лицо! Мария была прекрасна. Кожа ее была цвета карамельной ириски, из-под шарфа выбивались небольшие угольно-черные прядки, закручиваясь в тугие локоны возле круглых карих глаз. Нос и губы были мягкими и полными.

Мария вздохнула, и Лео вдруг захватило дыхание, как бывает, когда мальчик впервые видит женскую красоту. В нем пробудились стыдливость и любопытство, и все же Лео не мог заставить себя отвести взгляд.

– Запрещается брать с собой малышку, и сумку тоже придется оставить, – с печалью в голосе сказала Мария. Она разговаривала с Амосом, как взрослый говорит с ребенком, который заявляет, что хочет полететь на Луну. – Там не место для маленьких. Возможно, когда-нибудь это изменится, но пока нельзя.

Амос покачал головой – сначала медленно, а потом решительно:

– Моя дочь очень больна. Мы идем лишь за исцелением. Здесь она долго не протянет, я должен отнести ее туда. Доктор сказала… – Не выпуская малышку из рук, он порылся в карманах и вытащил толстую пачку банкнот. Несколько из них упало на землю. Амос сжал в кулаке деньги и в отчаянии простонал, почти крича: – Плачу вдвойне! Я взял много! Заплачу за нас обоих…

Мария протянула руку. Возможно, погладить Руби или забрать деньги – Лео не видел. А может, оттолкнуть то и другое. Но в итоге она ничего не предприняла, просто отступила.

– Кто подсказал тебе меня найти?

– Доктор. Моя подруга, – торопливо и взволнованно выпалил Амос, словно боялся чего-то не сказать или, напротив, выдать слишком многое. – Ее зовут…

Мария внезапно перебила его.

– Стой! – поспешно воскликнула она. – Не произноси здесь ее имя. Никому она не подруга, а если пришла к тебе на помощь, то лишь потому, что хотела помочь себе. Когда-то давным-давно она и мне помогла. Ох, и помогла!

Cлово «помогла» Мария выплюнула как проклятие.

Они стояли в тишине и мерцании маленького костра. Наконец Мария со вздохом тихо сказала:

– Я не могу позволить тебе взять туда малышку. Иди, если хочешь, но один. Я возьму дитя, отведу, куда скажешь, и оставлю там.

Мария воззрилась на Амоса, и ее взгляд полнился удивительной силой. На Руби Мария смотрела так, будто та уже принадлежала ей, будто она собиралась забрать собственного ребенка. Но кроме силы в ее взгляде таилась и доброта. Лео не знал, что и думать об этой странной женщине по имени Мария.

– Мне незачем отправляться без дочери, – тихо проговорил Амос, подчеркивая каждое слово. – Она умирает. Единственная надежда… унести ее на Край Вечности. Я не могу оставить Руби.

– Ну что ж, – сказала Мария, шагнула вперед и приподняла мантию. Затем занесла босую ногу над огнем, словно хотела его затоптать.

– Подождите! – крикнул Амос, и весь мир будто замер. – Стойте. Разве вы сами не мать? Довелось ли вам держать в объятиях собственное дитя?

Мария молча уставилась на него.

– Ухаживали ли вы за своим ребенком, когда он болел? Не приведи господь видеть, как ваш малыш умирает!

Мария не шелохнулась.

– Мне больше нечего терять, – еще тише произнес Амос. – Дитя скоро уйдет. Позвольте мне войти! Взгляните на мою дочь – она все равно долго не протянет.

По улице за высокой стеной проехала машина. На ночном небе горело несколько тусклых звезд, чей свет затмевали огни Нового Орлеана. Снова проехала машина, и тени метнулись из стороны в сторону, как океанские волны. Когда авто скрылось, тени сгустились, набрали силу и потянулись к костру.

– Довольно! – воскликнула Мария, и Амос отшатнулся на шаг.

Сердце Лео лихорадочно колотилось в груди. Он едва сдержал порыв закричать и выйти на открытое пространство. Казалось, Мария обладает властью даже над тенями, и на секунду Лео подумал, что им-то она и адресовала приказ.

– Слушай очень внимательно, – сказала Мария, бросая несколько щепок в догорающий костер. Она заговорила быстро, и речь ее акварельной краской сливалась в единый поток. Акцент усилился, согласные отбивали барабанную дробь. – Последнее время Проход стал коварен. Твоя подруга-доктор посылает через Врата все больше людей. Но на той стороне ты найдешь все необходимое для себя и малышки.

– Куда мы пойдем? – нетерпеливо спросил Амос. – Куда вы нас отведете?

Мария вздохнула, попыталась было что-то сказать несколько раз, но у нее ничего не вышло. Лео показалось, что она не знает, с чего начать.

– Я никуда вас не поведу, – наконец ответила Мария. – Просто отопру дверь и направлю на нужный путь, покажу, в какой стороне находится Край Вечности.

Она замолчала и воззрилась на Амоса, ее глаза велели ему бежать. Тот не сдвинулся с места, и она ткнула палкой в огонь. Вверх полетели искры.

Откуда-то Мария достала ключ и пошла прямо к усыпальнице, за которой прятался Лео. Ключ был белым, как кость, и большим, размером с предплечье Марии. Она держала его за кольцо наверху, ниже шли квадратные выступы, стержень был длинным и прямым, а зубьев на самом конце Лео насчитал пять или шесть. Они высились, как очертания призрачного города.

Лео отполз за угол, скрылся из виду, прижавшись к гробнице в форме дома, и прислушался. Раздался глухой скрежет, похожий на далекие раскаты грома за горизонтом. Склеп содрогнулся, будто от землетрясения.

Послышался громкий скрип, затем удары камня о камень. Лео был твердо уверен, что соседняя гробница разрушилась до основания. Но затем он снова услышал – нет, почувствовал – скрежет ключа, сильный и неприятный, прозвучавший будто где-то в недрах земли. Там, где ждут своего часа землетрясения и горячая лава, где оживает сама история.

– Будь осторожен, – предупредила Мария. – Береги малышку.

Что же произошло? Лео внезапно очнулся, стряхнул оцепенение и вдохнул полной грудью. Ему показалось, что до того он и не дышал вовсе. Лео чуял лето, надвигающийся дождь, город. Жизнь бурлила вокруг даже здесь, на кладбище Святого Людовика.

Почему он так долго ждал у склепа? Почему не подбежал, не выхватил сестру и не сказал той женщине, что она права: нельзя позволять отцу забирать малышку. Почему не боролся?

Почему ничего не сделал, а просто смотрел?

Лео еще раз выглянул из-за угла, и костер погас, взорвавшись снопом искр, похожих на падающие звезды. Тьма обрушилась на кладбище и усыпальницы. Больше вокруг никого не было.