Текст книги "Шри Ауробиндо. Эссе о Гите – II"

Но тогда встает вопрос: как стало возможным, что наш бесконечный и бессмертный дух, даже вовлеченный в Природу, оказался ограниченным низшей активностью Пракрити и попал в это рабство, и почему он, подобно верховному духу, частицей которого он является, не может, наслаждаясь самоограничениями своей активной эволюции в Природе, одновременно ощущать свою безграничную свободу? Причина, говорит Гита, в нашей привязанности к гунам и к результатам их деятельности. Саттва, говорит она, привязывает к счастью, раджас – к действию, тамас скрывает знание и привязывает к небрежности, являющейся следствием заблуждения и бездействия. Или в другом месте мы читаем: «Саттва ограничивает, привязывая к счастью и знанию, раджас ограничивает воплощенный дух привязанностью к работе, тамас ограничивает небрежностью, ленью и сном». Иными словами, душа из-за привязанности к наслаждениям, которые дают гуны, и результатам их деятельности сосредоточивает свое сознание на низшей и внешней активности ума, жизни и тела в Природе, ограничивает себя пределами этих форм, забывает о своем более великом сознании, пребывающем в духе, позади всей этой активности, и перестает осознавать безграничную мощь и силу несущего освобождение Пуруши. Для того чтобы обрести свободу и совершенство, мы, очевидно, должны отстраниться от этой внешней активности, от гун, и, поднявшись над ними, вернуться к силе этого свободного духовного сознания, царящего над Природой.

Но не предполагает ли это отказ от всех действий, поскольку вся естественная активность осуществляется гунами, а точнее, Природой через формы проявления ее энергий. Душа не может действовать самостоятельно, она способна действовать только через Природу и формы проявления ее энергий. Но Гита, хотя и требует освобождения от власти трех гун, все же настаивает на необходимости действия. И здесь нужно вспомнить о важности отказа от плодов действий, на чем также настаивает Гита; ведь именно желание результатов служит главной причиной того рабства, в котором находится душа, и, отказываясь от них, душа может стать свободной даже тогда, когда совершает действие. Результатом тамасических действий является невежество, раджасические деяния приводят к страданию, порождаемому ответной реакцией окружающего мира, разочарованием, неудовлетворенностью или обусловленному преходящим характером вещей. Эти реакции всегда сопровождают раджасическую деятельность, и привязанность к ее плодам ни к чему хорошему привести не может. Но правильно выполненные действия приносят чистые и саттвичные плоды, их внутренним результатом становятся счастье и знание. Впрочем, необходимо отказаться от привязанности даже к этим позитивным результатам, во-первых, потому что они являются ограниченными и ограничивающими формами, не позволяющими выйти за пределы ума, а во-вторых, потому что есть постоянный риск утратить их, поскольку саттва неразрывно связана и все время осаждается тамасом и раджасом, которые в любой момент могут возобладать над ней. Но даже если человек свободен от любой привязанности к плодам своих трудов, он может быть привязан к самой работе либо из-за приносимого ею удовольствия – это основа раджасической привязанности, либо вследствие безвольной покорности силам Природы – это основа тамасической привязанности, либо в результате приверженности делу, совершаемому во имя всеобщего блага и справедливости, – что является основой саттвической привязанности, которая сильно выражена в праведнике или человеке знания. И выход здесь, очевидно, заключается в другом предписании Гиты: отказаться от привязанности к самому действию, препоручив его Владыке трудов, и стать лишь уравновешенным и лишенным желаний инструментом его воли. Чтобы подняться над низшей природой, нужно увидеть, что и причиной, и исполнителями наших действий являются гуны Природы, познать то высшее состояние сознания, которое превосходит гуны, и быть обращенным к нему. Только так мы можем достичь состояния бытия и природы Божественного, mad-bhāva, благодаря которым освобожденная душа, свободная от подчиненности закону смерти и рождения, а также от всего, что их сопровождает: болезни, старости и страдания, – в конце концов наслаждается бессмертием и всем тем, что вечно.

Но по каким признакам, спрашивает Арджуна, можно узнать такого человека, как он действует и как он может, даже действуя, находиться над тремя гунами? Главным признаком, говорит Кришна, является уравновешенность, о которой я не устаю повторять; внутренне такой человек одинаково относится к счастью и несчастью, считает равноценными золото и камень, приятное и неприятное, хвалу и поругание, честь и бесчестие, доброжелательство друзей и ненависть врагов. Он мудрец, неизменно погруженный в глубокий и нерушимый внутренний покой и умиротворенность. Он не предпринимает никаких действий, предоставляя гунам Природы выполнять всю работу. Саттва, раджас или тамас могут возрасти или уменьшиться в его внешней ментальной или физической активности и придать озаренность или импульсивность его действиям или привести к бездействию и омрачить его ментальное и нервное существа. Но он не радуется приходу или уходу этих состояний и не испытывает отвращения или неприятия, когда они овладевают его природой или оставляют ее. Он обосновался в свете сознания, принадлежащего другому принципу, нежели природа гун, и это более высокое сознание, пребывающее над этими силами и остающееся незатронутым их движениями, уже никогда не покидает его – он словно поднялся выше облаков, в те слои атмосферы, где постоянно светит солнце. И с этой высоты он видит, что все действия осуществляются гунами и что их неистовство или пассивность являются движениями Пракрити и не принадлежат ему; его «я» в неподвижности пребывает наверху, а его дух не участвует в бесконечных метаморфозах преходящих вещей. Это и есть безличное состояние Брахмана; ибо этот более высокий принцип, это более великое, пребывающее за пределами гун, безграничное сознание, kūṭastha, и есть неизменный Брахман.

Но человеческое существо со всей очевидностью обладает двойственным состоянием бытия, в нем присутствует разделение между двумя противоположными полюсами; есть освобожденный дух, пребывающий в неизменном высшем «Я», или Брахмане, и есть порабощенная и изменчивая Природа, за действиями которой он наблюдает, – то есть Акшара и Кшара. Возникает вопрос: не существует ли более высокого состояния бытия или принципа, ведущего к большему совершенству, или же это разделение – единственный способ обладания высшим сознанием в теле, а также, является ли окончательной целью Йоги избавление от гун и изменчивой индивидуальной природы (созданных духом, воплощенным в универсальной Природе) и исчезновение нашего «я» в безличном состоянии и вечном покое Брахмана? Является ли эта лайя (laya), или растворение индивидуального Пуруши, высшим освобождением? И все-таки, кажется, есть нечто другое; ибо в конце главы Гита снова возвращается к своей главной мысли: «Тот, кто любит Меня и ищет Меня с неизменной любовью и преданностью, тоже превосходит три гуны и готов к тому, чтобы стать Брахманом». Говоря «Меня», Кришна подразумевает Пурушоттаму, который является основой как безмолвного Брахмана, так и бессмертия, непреходящего духовного существования, вечной Дхармы и высочайшего блаженства и счастья. Следовательно, есть состояние, превосходящее покой Акшары, невозмутимо наблюдающего за борьбой гун Пракрити и незатронутого ею. Есть высочайший духовный опыт и духовная основа выше неподвижного состояния Брахмана, есть высочайшая вечная Дхарма, превосходящая раджасический энтузиазм работника, pravṛtti, есть абсолютное блаженство, незатрагиваемое раджасическим страданием и превосходящее саттвическое счастье, и все это обнаруживается и обретается благодаря достижению состояния бытия и силы Пурушоттамы. Но так как к этому приходят путем Бхакти, пребывание в Пурушоттаме должно быть божественным восторгом, Анандой, в которой человек ощущает единство абсолютной любви[5]5
  Niratiśayapremāspadatvam ānadatattvam.


[Закрыть] и неизменное обладание Возлюбленным – вершину Бхакти. И обретение этого состояния Ананды, этого невыразимого единства должно стать высшим достижением духовного совершенства и осуществлением вечной и дарующей бессмертие Дхармы.

Глава XV. Три Пуруши[6]6
  Гита, XV


[Закрыть]

Если проследить доктрину Гиты от начала и до конца, то, несмотря на ее многочисленные отступления и отклонения в сторону, все нити ее рассуждений неизбежно сводятся к одной центральной мысли. Приближаясь к ней, она уравновешивает и примиряет противоречивые выводы различных философских систем, тщательно синтезирует истины различных духовных переживаний, а также откровения, которые часто противоречат друг другу или, по меньшей мере, не согласуются между собой, особенно если рассматривать их порознь и уделять внимание только их наиболее внешним, видимым сторонам. Но Гите удается собрать их все воедино, получив в результате одну целостную и законченную картину. Эта центральная мысль выражена в идее тройственного сознания, которое, по сути, является единым и присутствует на всех уровнях существования.

Здесь, в мире, трудится дух, который, будучи единым, проявляет себя в неисчислимых формах. Он побуждает к рождению и действию, движет силой жизни, становится сознанием, связывающим и поддерживающим мириады изменений, происходящих в Природе; он – подлинная реальность, лежащая в основе всего этого движения во Времени и Пространстве; более того, он сам и Время, и Пространство, и Обстоятельства. Он – все эти несметные души, пребывающие в мире; он становится богами, людьми, живыми тварями, предметами, силами, качествами, величинами, энергиями, присутствиями. Он – это Природа, являющаяся силой Духа, он – объекты, проявляющие его через форму, имя и идею, он – все эти жизни, являющиеся частицами и аспектами становления одного, порождающего их и независимого в своем бытии духовного существа, Единого, Вечного. Но когда мы смотрим на происходящее вокруг, то мы, конечно же, видим не этого Единого и не его сознательную Шакти, а Природу, которая, будучи сосредоточенной на своих действиях, не осознает духа, поддерживающего ее труды. Ее работа представляет собой запутанную, невежественную и ограниченную игру определенных фундаментальных качеств, принципов, аспектов силы, механически взаимодействующих между собой и приводящих к изменчивым или устойчивым результатам. И всегда, когда душа входит в самые поверхностные слои природной активности, она начинает казаться существом страдающим, невежественным и связанным этой ущербной и безрадостной игрой низшей Природы. Но присущая ей внутренняя Сила не имеет ничего общего с кажущимся внешним бессилием; ибо, скрывая свою истину и представая в своих обманчивых обличьях, она является Кшарой, универсальной Душой, духом, который хоть и погружен в изменчивость космического проявления и становления, но един с Неизменным и Верховным Духом. Мы должны познать эту истину, скрытую внешними обличьями; мы должны обнаружить Дух, пребывающий позади всех этих покровов, и видеть во всем Единого, vāsudevaḥ sarvam iti, проявляющего себя в трех аспектах – индивидуальном, космическом и трансцендентном. Но достичь этого и познать это как подлинную внутреннюю реальность невозможно до тех пор, пока мы живем, сосредоточившись на низшей Природе, и не видим ничего, кроме нее. Ведь на уровне этого поверхностного движения Природа становится неведением, Майей; она прячет Божественное под своими покровами, скрывает его от самой себя и своих созданий. Бог скрыт Майей, порожденной его всесозидающей Йогой, Вечный облачается в преходящие формы, Бытие захватывается и маскируется своими проявлениями в феноменальном мире. Если изучать Кшару изолированно, как вещь в себе, если изменчивое и космическое рассматривать в отрыве от целостного Неизменного и Трансцендентного, то мы не обретем полноты знания, не познаем в полной мере себя, а значит, не достигнем освобождения.

Но есть и другой дух, который мы тоже начинаем осознавать и который не является всеми этими преходящими формами, а лишь собой и только собой. Этот Дух вечен и неизменен, он не подвержен никаким воздействиям и не затрагивается феноменами проявленного мира, он един, нерушим и независим в своем бытии – это некое неделимое существование, неспособное даже внешне выглядеть разделенным всем тем многообразием форм существования и сил, которые есть в Природе, он не принимает участия в деятельности Природы, остается неподвижным в ее движениях. Это «Я» всего, но оно невозмутимо, беспристрастно, непостижимо, как если бы все эти формы существования, зависящие от него, не были связаны с ним, не были его силами, результатами и следствиями его действий; оно похоже на бесстрастного стороннего наблюдателя, созерцающего некий спектакль. Одно дело ум, ставящий спектакль и участвующий в нем, а другое – это «Я», которое беспристрастно наблюдает за всем происходящим. Этот дух – вне времени, хотя мы и видим его проявляющимся во Времени; он вне пространства, хотя мы видим его наполняющим собою пространство. Мы начинаем осознавать его, когда все глубже и глубже погружаемся вовнутрь, или когда пытаемся за движением и действием увидеть нечто вечное и неподвижное, или когда мы выходим из времени и его творения в несотворенное, когда из феноменального переходим в непроявленное, из личного в безличное, из становления в неизменное и самосущее бытие. Это Акшара, неизменный в изменчивом, неподвижный в подвижном, непреходящий в преходящем. Или, скорее, поскольку не он пребывает в вещах, а они в нем, это та неизменность, неподвижность, вечность, в которой движется все то, что является изменчивым и преходящим.

Дух Кшара, который предстает перед нами, как все природное существование и вся эта совокупность живых и неживых форм, движется и действует, наполняя собой неподвижного и вечного Акшару. Эта подвижная Сила «Я» действует в фундаментальной неподвижности «Я» точно так же, как второй принцип материальной Природы, Вайю, с его посреднической силой объединения и разделения, притяжения и отталкивания, поддерживающей формообразующую силу «огненных» (радиоактивных, газовых, электрических) и других первичных процессов, распространяется в незыблемой устойчивости тончайшего эфира. Акшара – это то «я», которое превосходит даже Буддхи – высший субъективный природный принцип в нас, освобождающее сознание, благодаря которому человек выходит за пределы своего беспокойного и подвижного ментального «я» и возвращается в свое вечное и спокойное духовное «я», наконец освобождаясь от необходимости новых рождений и от длинной цепи прошлых поступков, Кармы. Это «я» в своем высочайшем статусе, paraṁ dhāma, является тем непроявленным, которое превосходит даже Авьякту, непроявленный принцип изначальной космической Пракрити, и если душа обращается к этому Неизменному, то оковы космоса и Природы спадают с нее и она выходит за пределы рождения и смерти в неизменное и вечное бытие. Таким образом, Кшара и Акшара – это те два духа, которых мы видим в мире; один находится на авансцене мирового движения, другой стоит позади, глубоко погруженный в вечное безмолвие, из которого это движение берет свое начало и в котором все движения прекращаются и исчезают во вневременном бытии, в Нирване. Dvāv imau puruṣau loke kṣaraś cākṣara eva ca.

Правда, наш ум оказывается в замешательстве перед тем фактом, что Кшара и Акшара, кажется, абсолютно противоположны друг другу, не имеют между собой никакой реальной связи, не существует никакого перехода от одного к другому, разве что посредством непримиримого движения разделения. Кшара действует в Акшаре или, по крайней мере, инициирует действие как некая самостоятельная сила; погруженный в себя Акшара держится обособленно, отделенный своей пассивностью от Кшары. И на первый взгляд кажется, что лучше всего, более логично и более разумно согласиться с концепцией Санкхьи об изначальной и вечной разделенности Пуруши и Пракрити или даже с ее теорией о вечной множественности душ. Тогда наше переживание Акшары будет просто погружением каждого Пуруши в себя, его отстранением от Природы, а значит, от всех контактов с другими душами, имеющими место в проявленном существовании; ибо каждый в своей глубочайшей сути самодостаточен, полон и бесконечен. И все же финальным переживанием становится переживание единства всех существ, и это не просто общность опыта, коллективное подчинение одной силе Природы, а единство в духе – наше сознательное существо, расширяясь, отождествляется со всем миром, что позволяет нам превзойти все это бесконечное разнообразие, обусловленное Природой, и проникнуть за покров внешней разделенности, царящей в проявленном существовании. Гита делает основой всей своей доктрины это высочайшее духовное переживание. Да, действительно, кажется, что она соглашается с теорией вечной множественности душ, которые связаны и поддерживаются их вечным единством, ибо космос вечен и проявленный мир продолжает существовать в бесконечных циклах; при этом Гита нигде не говорит и даже не намекает на то, что индивидуальная душа может полностью исчезнуть, laya, раствориться в Бесконечном. Но в то же время она продолжает настойчиво утверждать, что единым «я» всего этого множества душ является Акшара, из чего логически следует, что эти два духа отражают двойственное состояние одного вечного и универсального существования. Этой доктрине очень много лет; на ней основываются широчайшие воззрения Упанишад, – так Иша говорит нам, что Брахман одновременно подвижен и неподвижен, Един и Множествен, является одновременно высшим «Я» и всеми этими существами, ātman, sarvabhūtāni, Знанием и Неведением, вечным нерожденным состоянием всех существ и их рождением – и что сосредоточиться только на одном аспекте Брахмана, отвергая другой, значит погрузиться либо во тьму ограниченного знания, либо во тьму неведения. Иша Упанишада, подобно Гите, также настаивает на том, что человек должен познать и объединить оба аспекта существования, постигнуть Всевышнего во всей Его полноте – samagraṁ mām, как называет это Гита, – чтобы наслаждаться бессмертием и жить в Бесконечном. Доктрина Гиты и эта сторона учения Упанишад пока демонстрируют полную идентичность; ибо они рассматривают и приемлют обе стороны реальности и говорят об их тождественности как об окончательной и высочайшей истине существования.

Но эти более великие знание и опыт, какими бы истинными и могущественными они ни казались нам с позиции высочайшего видения, не устраняют одной очень насущной и неразрешимой проблемы, противоречия как практического, так и логического, которое, на первый взгляд, сохраняется в любом, даже самом возвышенном духовном переживании. Вечный отличен как от Кшары, так от Акшары, и его нельзя познать ни через субъективное переживание первого, ни через объективное переживание второго; существует более великое сознание, na idaṁ yad upāsate[7]7
  Кена Упанишада.


[Закрыть] , – и в то же самое время все это есть Вечный, все это представляет собой вечное самовосприятие высшего «Я», sarvaṁ khalu idaṁ brahma[8]8
  Чхандокхья Упанишада: Воистину, все что существует, это Брахман.


[Закрыть] , ayam ātmā brahma[9]9
  Мандукья Упанишада: Высшее «Я» – это Брахман.


[Закрыть] . Вечный стал всем, что существует, ātmā abhūt sarvāṇi bhūtāni[10]10
  Иша Упанишада.


[Закрыть] ; Шветашватара Упанишада говорит об этом так: «Ты этот мальчик, и та девочка, и тот старик, опирающийся на клюку», – даже в Гите Господь говорит, что он и Кришна, и Арджуна, и Вьяса, и Ушанас, и лев, и дерево Ашваттха, и сознание, и ум, и все качества, и «я» всех созданий. Но как Кшара и Акшара могут быть одним и тем же, когда они кажутся не только противоположными по своей природе, но и чрезвычайно трудно сочетаемыми на практике? Ведь когда мы живем в изменчивости становления, мы можем лишь осознавать бессмертие вневременного и самосущего бытия, но едва ли жить в нем. А когда мы устойчиво пребываем во вневременном бытии, Время, Пространство и обстоятельства становятся для нас чем-то иллюзорным и начинают казаться беспокойным сном, разворачивающимся перед нами в просторах Бесконечного. И на первый взгляд, вывод напрашивается сам собой: движение духа в Природе – это иллюзия, которая реальна только тогда, когда мы живем в ней, но, по сути, не является таковой. Поэтому, когда мы углубляемся в себя и начинаем осознавать свою неуничтожимую суть, происходит избавление от этой иллюзии. Именно так обычно разрубается этот гордиев узел, brahma satyaṁ jagan mithyā[11]11
  Вечное истинно, мир ложен. [Vivekacudamani 20]


[Закрыть] .

Но Гита не ищет спасения в подобном объяснении, которое, во-первых, имеет существенные внутренние противоречия, а во-вторых, оставляет открытым вопрос о природе иллюзии. Согласно этому объяснению, весь мир это просто загадочная и непостижимая Майя, – и мы тогда аналогичным образом можем сказать, что живем в загадочной и непостижимой двойной реальности, где дух прячет себя от духа. Гита тоже говорит о Майе, но только как о вводящем в заблуждение частичном сознании, которое, будучи не способно охватить всей реальности, живет среди подвижных феноменов Природы и ничего не знает о Духе, активной Силой которого она является, me prakṛtiḥ. Когда мы превосходим эту Майю, мир не исчезает, а лишь являет нам свой глубочайший смысл. Обретая духовное видение, мы обнаруживаем не иллюзорность проявленного мира, а, наоборот, убеждаемся в его реальности: нас уже не вводят в заблуждение обманчивые обличья, и мы видим все как «я», душу и природу Бога, как проявление Васудевы. Для Гиты мир реален – это творение Господа, это орудие Вечного, это проявление, берущее начало в Парабрахмане, и даже эта низшая природа, порожденная тройственной Майей, является производной высшей божественной Природы. Да и можно ли окончательно согласиться с этим разделением и признать, что есть две реальности – низшая, активная и временная, и высшая, спокойная, вечная и неподвижная, пребывающая по ту сторону всей природной активности, – и назвать освобождением переход из этого состояния относительности в ту абсолютность, из динамизма в неподвижность? Гита, напротив, настаивает на том, что мы можем и должны, пока живы, осознавать высшее «Я» и его неподвижность, но при этом активно действовать в мире Природы. И в качестве примера она приводит самого Божественного, который не связан цепью рождений, свободен, пребывает над космосом, но все-таки постоянно находится в действии, varta eva ca karmaṇi. Поэтому через обретение божественной природы и полное уподобление Божественному мы вполне можем объединить эти два аспекта реальности. Но каков принцип этого объединения?

В возвышенном описании Пурушоттамы мы находим ответ на этот вопрос, ибо, согласно доктрине Гиты, постижение этого духа и является тем абсолютным и высочайшим переживанием, которое приносит знание целого, kṛtsnavidaḥ. Акшара является пара (para), высшим, по отношению к элементам и действиям космической Природы. Это неизменное «Я» всего, и это неподвижное «Я» является Пурушоттамой. Акшара – это Пурушоттама, наслаждающийся свободой своего собственного ничем не обусловленного существования, незатронутый действиями своей силы в Природе, не захваченный процессом своего собственного становления, не озабоченный игрой своих собственных качеств. Но это только один аспект, хотя и великий аспект интегрального знания. В то же самое время Пурушоттама превосходит Акшару, так как он нечто большее, чем эта неизменность, и он не ограничен даже высочайшим, вечным состоянием своего бытия, paraṁ dhāma. Хотя именно через то, что неизменно и вечно в нас, мы достигаем того высочайшего состояния, из которого нет возврата к новым рождениям, и именно этого освобождения испокон веков искали мудрецы. Но когда человек пытается достичь освобождения только через отождествление с Акшарой, эта попытка становится поиском Невыразимого, что очень сложно для нашей нынешней, преимущественно материальной природы. Невыразимое, к которому Акшара, наше чистое и непостижимое «я», совершает свое индивидуальное восхождение, является неким высшим Непроявленным, paro avyaktaḥ, своего рода универсальным Акшарой, и этот высший непроявленный Акшара – тоже Пурушоттама. Поэтому Кришна и говорит: «Те, кто следует за Невыразимым, приходят ко Мне, вечному Богу». Но все же Пурушоттама больше, чем высочайший непроявленный Акшара, больше, чем любой негативный Абсолют, нети-нети (neti neti), поэтому он должен быть познан как верховный Пуруша, включающий всю эту вселенную в свое собственное бытие. Он – верховное мистическое Все, невыразимый позитивный Абсолют всего проявленного. Он является Господом в Кшаре, он – Пурушоттама, который пребывает не только на запредельных высотах, но также и здесь, в сердце каждого существа, Господь Ишвара. И даже находясь в своем высочайшем, извечном и неизменном состоянии, paro avyaktaḥ, он – верховный Господь, Парамешвара, является не далеким и чуждым [проявленному миру] Невыразимым, а источником, отцом и матерью, первоосновой и вечной обителью высшего «Я» и космоса, Владыкой всего существования, покровителем аскезы и жертвоприношения. Зная его как пребывающего и в Кшаре, и в Акшаре, зная его как Нерожденного, частично проявляющего себя во всем, что рождается, и даже постоянно нисходящего на землю в форме Аватара, зная его во всей его полноте, samagraṁ mām, душа с легкостью освобождается от чар низшей Природы и в результате стремительного преодоления собственных ограничений и мощного и широкого восхождения возвращается к божественному бытию и высшей Природе. Ибо истина Кшары является также истиной Пурушоттамы. Пурушоттама пребывает в сердце каждого существа и проявляется в своих бесчисленных вибхути; Пурушоттама – это космический дух, действующий во Времени, и именно Пурушоттама управляет божественными действиями освобожденного человеческого духа. Он одновременно и Кшара и Акшара и при этом он отличен от них, поскольку более велик, чем любой из этих противоположных аспектов. Uttamaḥ puruṣas tvanyaḥ paramātmetyudāhṛtaḥ, yo lokatrayam āviśya bibhartyavyaya īśvaraḥ, «Но отличен от этих двух высочайший дух, зовущийся высшим «Я», который пронизывает три мира и поддерживает их, являясь их вечносущим Владыкой». Этот стих Гиты является ключевым в примирении этих двух, на первый взгляд, противоположных аспектов нашего существования.

Гита с самого начала подготавливает утверждение идеи Пурушоттамы, она указывает, косвенно упоминает и даже открыто заявляет о его существовании, но лишь в пятнадцатой главе эта идея четко формулируется, определяются отличительные черты Пурушоттамы и он получает имя. Поучительно видеть, как Гита переходит непосредственно к освещению и развитию этой темы. Нам уже известно, что для того, чтобы возвыситься до уровня божественной природы, прежде всего необходимо установить в себе состояние совершенного духовного равновесия и выйти за пределы влияния трех гун, которым подвластна низшая природа. Превосходя таким образом низшую Пракрити, мы обосновываемся в безличном сознании, пребывающем над всеми действиями, невозмутимом, чистом, свободном от всех качественных определений и ограничений, – которое представляет собой один аспект проявленной природы Пурушоттамы, его проявление как вечное и единое всеобщее «я», или Акшара. Но также есть аспект вечной и невыразимой множественности Пурушоттамы, есть глубочайшая и несомненная истина в изначальной мистерии воплощения души и нисхождения ее в проявленный мир. Бесконечный обладает вечной силой – своей божественной Природой, деятельность которой не имеет ни начала, ни конца, и в процессе этой деятельности из игры внешне безличных сил словно по волшебству возникает индивидуализированная душа, prakrtir jivabhuta. Подобное возможно, так как Божественное обладает также аспектом личности и в Бесконечном она обретает свою высочайшую духовную истину и смысл. Но Личность Бесконечного это не отдельное, эгоистичное, эфемерное «я», созданное низшей Пракрити; это нечто возвышенное, универсальное и трансцендентное, бессмертное и божественное. Эта мистерия верховной Личности как раз и является тайной причиной любви и поклонения. Духовная личность, пуруша (puruṣa), вечная душа в нас предлагает себя и все, что имеет и чем является, вечному Божественному, верховной Личности и Господу, частицей (aṁśa) которого она является. Эта самоотдача, это возвышающее нашу индивидуальную природу поклонение и обожание, устремленное к неизреченному Владыке нашей личности и всех ее действий, дарует нам полноту знания; жертвоприношение трудов благодаря этой любви, достигает своего апогея и получает полное одобрение свыше. И именно благодаря этому жертвоприношению, любви и самоотдаче душе человека удается в полной мере осознать себя вечной частицей Божественного, проникнуть в тайну его динамического бытия, познать еще один, не менее великий и сокровенный аспект его природы и, благодаря этому самоосознанию, обрести твердыню бессмертия, исполниться высшим блаженством и приобщиться к вечной Дхарме. В предыдущих главах Гита говорила об уравновешенности, достигаемой с осознанием единого «я», и о поклонении единому Богу как о двух различных путях, ведущих к брахманическому состоянию, brahmabhūyāya, – один был путем саньясы (sannyāsa) и ее практики отрешенности по отношению к внешнему миру, а другой – путем божественной любви и божественного действия. Теперь же Гита переходит к синтезу, объединяя в Пурушоттаме личный и безличный аспекты Всевышнего и определяя характер их взаимоотношений. Ибо цель Гиты – избавиться от исключительного предпочтения и превознесения ценности какого-то одного аспекта Всевышнего над другим и объединить эти два типа знания и духовного опыта в один совершенный путь, ведущий к высшему совершенству.

В начале главы идет описание космического существования, символом которого выступает ведантический образ смоковницы. Это древо космического существования не имеет ни начала, ни конца, nānto na cādiḥ, ни во времени, ни в пространстве; ибо оно вечно и неуничтожимо, avyaya. Его подлинная форма не может быть воспринята нами, пока мы воплощены в этом материальном мире, и видимая земная почва не может служить ему достаточно прочной основой; по сути, это образ некоего вечного движения, исток которого наверху, в заоблачных высотах Бесконечного. Его закон – извечная и неуничтожимая потребность в действии, pravṛtti, вечным и бесконечным инициатором которого является изначальная Душа всего сущего, ādyaṁ puruṣaṁ yataḥ pravṛttiḥ prasṛtā purāṇī. Поэтому главный корень этого дерева наверху, за пределами Времени, в Бесконечном, но его ветви тянутся книзу и сюда же в мир людей проникают его другие корни, корни привязанностей и желаний, порождающие еще больше желаний и бесконечную череду действий. Эти корни разрослись в земной почве и хорошо закрепились в ней. Листья этого космического дерева сравниваются с ведическими гимнами, а познавший его становится знатоком Веды. И здесь нам открывается смысл тех довольно пренебрежительных слов о Веде или, по крайней мере, о ведическом знании, с которыми мы столкнулись в начале книги. Ведь ведическое знание – это знание богов, космических принципов и сил, а его плоды – плоды жертвоприношения, сделанного ради удовлетворения желания, или наслаждения и власть, получаемые в трех мирах: земном, небесном и промежуточном. Ветви этого космического дерева простираются вверх и вниз, внизу они проникают на физические, вверху – на сверхфизические планы; их рост обусловлен гунами Природы, ибо все, что изучают Веды, это тройственная гуна, traiguṇya-viṣayā vedāḥ. Ведические гимны, chandāṁsi, это листья, а чувственно воспринимаемые и достигаемые с помощью правильного жертвоприношения объекты желаний – это постоянно возникающие на побегах почки. Поэтому, пока человек наслаждается игрой гун и привязан к желанию, он погружен в суету правритти, скован цепью рождений и действий, постоянно вращается между землей, промежуточными планами и небесами, будучи не в состоянии подняться в высшие духовные просторы своего существа. Это было хорошо известно мудрецам. Чтобы достичь освобождения, они следовали пути нивритти или угасания изначальной потребности в действии, и финалом этого пути становилось прекращение рождений и обретение трансцендентного состояния в высочайших супракосмических планах Вечного. Но для этого необходимо обрубить многовековые и глубокие корни желаний острым мечом беспристрастия, а затем устремиться на поиски этой высочайшей обители, при достижении которой возвращение к смертной жизни становится необязательным. Чтобы достичь этого высочайшего Бесконечного, нужно освободиться от чар низшей Майи, преодолеть эгоизм, победить привязанности, заставить желания замолчать, превзойти двойственность радости и горя и прочно утвердиться в чистом духовном сознании. Поднявшись на эти высоты, мы обнаруживаем вневременное бытие, не озаряемое ни солнцем, ни луной, ни огнем, но само излучающее свет присутствия вечного Пуруши. В одном из стихов Веданты говорится: «Я отвернулся от всего, чтобы найти эту изначальную Душу и достичь ее, совершив великий переход». Это высочайшее состояние Пурушоттамы, его супракосмическое существование.