Текст книги "Конфуций. Первый учитель Поднебесной"

Глава 2
Родословная Конфуция

Согласно «Историческим запискам», изначально предки Конфуция переселились из княжества Сун, лежавшего в девяноста километрах к юго-западу от Лу. Далее этот источник приводит имя деда Конфуция – Фаншу. В «Ши бэнь», «Книге родословных», где записаны генеалогии различных княжеств той эпохи, от Фу Фухэ – сына сунского Минь-гуна – до Конфуция зафиксировано десять поколений. Если считать эти данные верными, то предки Конфуция принадлежали к славному роду, происходившему от правящего дома. В перечне десяти поколений его предков встречается имя Чжэн Каофу. Этот выдающийся ученый, учившийся в столице Чжоу – Лояне, привел в порядок нотные записи старой дворцовой музыки Сун и составил двенадцать глав «Шан сун» («Гимнов дома Шан») – «Канона песен». Среди предков Конфуция в «Ши бэнь» упоминается и известный полководец Кун Фуцзя, сын Чжэн Каофу, главнокомандующий войсками княжества Сун. Хотя при деде Конфуция Фаншу семье пришлось искать убежища в Лу, его предки, тем не менее, оставались знатными и известными людьми.

Более пристальное изучение приведенной в «Книге родословных» генеалогии показывает, что, хотя пять поколений от Минь-гуна до Кун Фуцзя и три поколения от Фаншу до Конфуция безупречны, представители двух поколений между ними – My Цзиньфу и Цзи Фу – упоминаются только в этом источнике. Примерно с середины периода Борющихся царств (Чжаньго) в Китае широкую известность приобрела теория пяти элементов. Согласно этой теории, природным и человеческим миром правила последовательная смена элементов дерева, огня, почвы, металла и воды. Первый из представителей этих сомнительных поколений носит имя My Цзиньфу, которое, поскольку «му» по-китайски – дерево, а «цзинь» – металл, вполне могли вставить в родословную конфуцианские ученые спустя значительное время после смерти Конфуция в какой-нибудь момент эпохи Чжаньго, когда теория пяти элементов переживала самый пик популярности. По-видимому, этот вымышленный персонаж был опорным пунктом генеалогии, и именно через него поколения от Фаншу до Конфуция были привязаны к известному и славному роду Кун из княжества Сун. Поэтому не стоит сильно доверять традиции, согласно которой Конфуций вел свой род от этой благородной сунской семьи.

Сообщают, что Конфуций осиротел в ранней молодости, потеряв сначала отца, а потом и мать. Когда он хоронил свою мать, его огорчало то, что он не знает местонахождения могилы своего отца, но, расспросив женщину по имени Мань My в городке Цзоу, он узнал, что могила находилась в месте, носившем название Фан, и смог похоронить мать рядом с ее мужем. Таким образом, по этой истории, могила отца Конфуция, Шулян Хэ, находилась не в городке Цзоу, где он постоянно жил, а в селении Фан, где жил его дед, от которого он и унаследовал часть своего имени. Это значит, что Шулян Хэ не был уроженцем Цзоу и переселился туда из Фан, которое было расположено примерно в восьми километрах к востоку от столицы Лу. Жили ли его предки в княжестве Сун, неясно, но, во всяком случае, его дед и отец переехали из Фан в Цзоу, а сам Конфуций поселился еще дальше – в восточном предместье столицы Лу.

Все аристократические семьи того времени считали настоящим местом своего проживания город, в котором были расположены могилы и храм, воздвигнутый в честь их предков. Однако Конфуций, чьи предки переехали из городка в деревню, который и сам впоследствии переселился обратно в столицу, по этому свидетельству, даже не знал, где находится могила его отца. Несмотря на то что он, как говорят, гордился своим происхождением от славного сунского рода, здесь мы видим, как снизилось положение семьи за время жизни двух поколений его непосредственных предков – она почти утратила статус «благородной».

Свидетельств о жизни деда Конфуция, Фанту, не сохранилось, но в «Комментарии Цзо» две истории посвящены подвигам его отца Шулян Хэ на военной службе в Лу. Первый из них относится к 563 году и дает некоторое представление о его мужестве при осаде крепости Биян. Это был важный центр в линии коммуникаций между центральной равниной и районами к югу от Янцзы. Он находился к западу от уезда И в современной провинции Цзянсу. До этого государства центральной равнины, объединенные в союз с княжеством Цзинь во главе, постоянно подвергались набегам со стороны южного княжества Чу, которое возникло на основе иноземных племен; центром Чу был современный район Уханя. Поскольку защита от Чу была не таким легким делом, союзники попытались привлечь в свой лагерь недавно возникшее княжество У, также сформировавшееся на базе варварских племен (оно вместе со своей столицей было расположено в районе современного Сучжоу). Союзники намеревались спровоцировать У на военные действия против Чу и тем самым ослабить проникновение чусцев на север. Даже в такие древние времена известная китайская политика стравливания «варваров» работала вовсю.

Биян находился по обе стороны важного узла водных коммуникаций между княжеством Цзинь, контролировавшим земли от юга Шэньси до севера Хэнани, с одной стороны, и княжеством У, расположенным к югу от Янцзы, – с другой. Княжество Цзинь созвало всех союзников с центральной равнины и правителя княжества У на межгосударственное собрание, целью которого было составить план противодействия Чу. В результате этой встречи было решено атаковать маленькое государство аборигенов – Биян, чтобы сохранить за собой эту жизненно важную линию коммуникаций. У него разбил лагерь Сян Сюй, известный министр княжества Сун. Лу также предоставило союзникам свои войска под командованием князя Сян-гуна. Однако эта маленькая крепость, которую союзники с центральной равнины сочли едва стоящей захвата, так решительно и энергично оборонялась, что битва за ее взятие неожиданно затянулась.

Была сделана безуспешная попытка захватить крепость одним ударом. Во время схватки ворота крепости вдруг отворились и солдаты союзных войск, стремясь отличиться на этом международном поле боя, наперегонки бросились в крепость. Тогда привратник, улучив момент, снова захлопнул ворота. Отец Конфуция, Шулян Хэ из Цзоу, в гуще перепуганных воинов, стремившихся спастись, отталкивая друг друга, ни в коей мере не лишился своего обычного мужества: он, схватив бревно, поддел им одну из створок ворот, снял ее с петель и держал поднятой, пока солдаты союзных войск успешно не выбрались наружу. Выломать створку городских ворот и удерживать ее одной рукой – это действительно наверняка требовало недюжинной физической силы.

Известие о таком мужественном поступке должно было разнестись не только в Лу, но и во всех государствах-союзниках. Командующим луской армией в то время был глава клана Мэнсунь по имени Мэн Сяньцзы. Среди воинов, подчиненных клану Мэн, был некто по имени Цинь Цзиньфу, который, схватившись за кусок ткани, свешенной со стены крепости для проверки силы воинов атакующей стороны, скрутил его и полез на стену. Однако ткань порвалась, он упал и на мгновение потерял сознание. Придя в себя, он снова скрутил его и полез вверх. Когда он совершил три таких попытки, защитники крепости на вершине стены, восхищенные его отвагой, свернули ткань и убрали ее.

Но Шулян Хэ не был безрассудно бесстрашен: своих товарищей он спас благодаря своей спокойной и непоколебимой храбрости. Сообщают, что Мэн Сяньцзы, глава клана Мэн, история чьей семьи славна блестящими военными подвигами, брал на службу воинов, смелостью которых он особенно восхищался. О доблестном поступке отца Конфуция было не так-то просто забыть, и, несомненно, с этим в какой-то степени было связано то, что впоследствии Конфуция приглашали в учителя к сыновьям из семьи Мэнсунь.

Отцу Конфуция, чья отвага была признана всеми после случая в Бияне, судя по всему, государство Лу стало доверять важные военные поручения. Семью годами позже, в 556 году до н. э., на княжество Лу напал его могущественный северный сосед – княжество Ци, в котором еще жива была память о том, как оно было гегемоном среди государств центральной равнины в дни князя Хуань-гуна. Ци на протяжении всего периода Чуньцю оставалось грозным противником. Наступающая армия Ци была разделена на две колонны, одна из которых осадила Фан, где жила известная луская семья Цзансунь. Из столицы были отправлены подкрепления но они боялись подходить слишком близко к крепости. Одним из защитников Фан был Шулян Хэ, которому отдали в подчинение гарнизон. На совете с семьей Цзан он предложил семье при возможном неблагоприятном повороте событий бежать из осажденной крепости. И вот, в сопровождении юных сторонников клана и трех сотен воинов, он провел главу дома, Цзансунь Хэ, через осаждающие Фан войска цисцев. Под покровом ночи этот отряд достиг лагеря пришедшего из Лу подкрепления и доложил им о положении дел. Затем Шулян Хэ, не медля, направился назад, пробился через осадившие крепость войска и вернулся в Фан.

Требовалась большая смелость, чтобы прорваться через ряды неизмеримо более сильной осаждающей армии прямо у нее на глазах и установить контакт со своей армией. Однако еще большей доблести требовало возвращение в осажденную крепость, которая могла пасть в любой момент. И не только храбрость была необходима для этого поступка, но и сильнейшее чувство долга, без которого невозможно было справиться с такой задачей. Отец Конфуция, очевидно, обладал всеми качествами, необходимыми для успешного выполнения подобных опасных поручений.

Следует заметить, что отец Конфуция не совершил блестящих подвигов в победоносной битве – он не добыл головы вражеского генерала и не управлял колонной атакующих колесниц. Нет, он только помог своим товарищам спастись из-за запертых ворот и проводил своего господина из осажденной крепости к войскам, присланным для подкрепления, – это были скромные поступки. Отец Конфуция никому не уступал по физической силе; его храбрость была безграничной, но не безрассудной; она возникла на почве хладнокровного выбора и непоколебимого чувства долга. С такой спокойной храбростью и верным сердцем он был идеальным воином; в мирное время такой человек также должен был быть безупречно честным и волевым.

Вполне можно представить себе, что во время упадка системы городов-государств к концу эпохи Чуньцю именно от такого отца – солдата с высокими идеалами – Конфуций унаследовал свой героический характер, проявившийся в его непреклонной и упорной борьбе по укреплению пошатнувшегося общественного строя и воссозданию этого строя на основе идеального Пути Чжоу-гуна.

Согласно «Историческим запискам», Конфуций был девяти футов и шести дюймов ростом, что кажется довольно необычным. Меры длины во время правления династии Хань были короче, чем те, которые используются сейчас. В то время рост обычного взрослого человека исчислялся семью футами, а высокого – восемью. Значит, рост в девять футов и шесть дюймов был прямо-таки гигантским. Сюнь-цзы, философ-конфуцианец, живший в конце периода Чжаньго, писал, что Конфуций был высоким, а его ученик Чжун Кун – приземистым. Возможно, Сыма Цянь взял свои данные из традиции, сохранявшейся в районе Лу во времена Хань, и поэтому сообщение о росте Конфуция может быть неточным. С другой стороны, рост и физическую силу Конфуций вполне мог унаследовать от своего отца – знаменитого воина.

Когда Конфуций уже в зрелом возрасте посетил соседнее княжество Вэй, тамошний князь Лин-гун попросил рассказать ему о военных искусствах. На это Конфуций отвечал: «Я слышал кое-что о жертвенных и священных сосудах, но не учился делам войск и армий», и оставил Вэй в негодовании. Но для Лин-гуна было вполне простительным, что он начал спрашивать о военном деле, когда увидел Конфуция – сына знаменитого луского воина, внушительное сложение которого соответствовало его родословной. Все же, хоть Конфуций был сыном воина и унаследовал соответствующее телосложение, он, как ни странно, не стремился добиться военной славы, командуя войсками. Он хотел стать выдающимся государственным деятелем и исправить положение дел в мире при помощи того, что он называл «жертвенными и священными сосудами», – то есть преобразовав общество на основе священных ритуалов и музыки.

Глава 3
Юность Конфуция

Из-за безоговорочного признания происхождения Конфуция из известной семьи, возводившей род к знатному клану княжества Сун, стали считать, что он жил в условиях, подобающих аристократу. Биографы, например Линь Юйтан, написавший новое критическое жизнеописание Конфуция, считают его вельможей с рафинированными интересами и утонченными чувствами и думают, что он жил среди аристократической изысканности. Взрослый Конфуций рассматривал аристократию как идеал человеческой культуры (это отразилось в его концепции «благородного мужа»). Поэтому нельзя отрицать, что он испытывал некоторое почтение к жизни знати. Это почтение, тем не менее, следует трактовать как следствие неудовлетворенных желаний его юности, когда он жил в условиях, полностью противоположных безбедной и роскошной жизни знати.

Отец Конфуция Шулян Хэ обладал рангом и жалованьем, подобающими положению его семьи: он не принадлежал к аристократии. Его репутация мужественного воина была приобретена благодаря выдающемуся военному таланту, храбрости и требовавших находчивости боевых подвигов. Он принадлежал не к наследственной знати, а к служилым, несшим военную службу: этот класс выдвинулся в середине периода Весен и Осеней и в последующие годы и служил знати, научившись военному делу и зарабатывая этим себе на жизнь.

Знатные семьи, то есть «благородные мужи», обладали обширными землями в земледельческих районах, кормились и одевались с дохода от этих владений, хотя в то же время в окрестностях городов-государств они строили особняки, где обычно и жили. Знатные люди были горожанами и жили внутри городских стен. В противоположность им обычный народ, который называли «маленькими людьми» (поскольку их контролировала знать), представлял собой большинство, занимавшееся сельским хозяйством и жившее за пределами пространства, обнесенного городскими стенами, в «полях».

Рассказывают, что, когда Конфуций впервые получил должность и совершал церемонии на службе в луском храме предков, над ним смеялись жители Лу, говоря: «Может ли быть, что сын человека из Цзоу действительно знает ритуал?» Здесь слова «сын человека из Цзоу» использует один из знатных горожан луской столицы Цюйфу, чтобы выразить презрение к сыну воина-служилого, живущему в деревне. Ведь Шулян Хэ, хотя и получил в старости должность командующего дивизией, оставался провинциальным выскочкой: его грубая деревенская жизнь не могла отличаться той утонченностью и изысканностью, которые были свойственны быту знатных горожан.

Итак, ясно, что с отцовской стороны Конфуций происходил из недавно выдвинувшегося класса воинов; но мы и не располагаем данными, чтобы считать, что его мать происходила из известной луской семьи. Напротив, она, по-видимому, происходила из простонародья. Больше того, существует традиция, согласно которой Шулян Хэ и девушка из рода Янь не сочетались браком должным образом. Конфуций, рожденный от этого союза, быстро лишился не только отца, но и матери и стал сиротой, которому не к кому было обратиться. Когда он был молодым, в его жизни не было ничего от аристократической роскоши, которую обычно представляют себе люди. Ему, неимущему сироте, вероятно, приходилось жить в величайшей нужде.

Первый министр княжества У (оно во время жизни Конфуция стало играть немаловажную роль в политической деятельности центральной равнины; княжество Лу тоже одно время признавало У главой союза государств) в разговоре с учеником Конфуция Цзы Гуном, ставшим луским послом, как-то спросил, почему его Учитель, несмотря на то что он мудрец, знает так много о второстепенных делах. Когда Конфуций услышал об этом, он сказал, обратившись к Цзы Гуну: «В молодости я был беден: вот почему я научился многим презренным занятиям. Многими ли такими умениями владеет благородный муж? Нет! Не многими». Ранее Конфуций говорил также: «Благородный муж – не орудие». Под этим он имел в виду, что благородный муж (цзюнь-цзы), идеальный аристократ, не обучается никаким специальным техникам, готовясь к определенной профессии; в нем должна быть воспитана личность, чтобы он был способен управлять теми, кто занимается профессиональной деятельностью. В таких обстоятельствах любое проявление склонностей или способностей к обычным делам не должно было быть присуще благородному мужу или знатному человеку. Это казалось неким недостатком, ни в коей мере не подобающим мудрецу. Тем не менее, Конфуций признал, что он родился в бедной семье, и поэтому ему пришлось отказаться от всеобъемлющего общего образования, которое получали аристократы, и уделить основное внимание изучению профессиональных специальных навыков.

В «Изречениях» нет ясного указания, что за навыки приобрел Конфуций. Как-то он сказал своим ученикам: «За что бы мне взяться? За управление колесницей или за стрельбу из лука? Пожалуй, за управление колесницей». Видимо, он так и не захотел как следует научиться военным искусствам – управлению боевой колесницей или стрельбе из лука в случае чрезвычайного положения в стране, а служилый в армии не мог этим пренебречь. Но стремление к приобретению подобных умений не соответствовало образу мыслей Конфуция, несмотря на то что он был сыном воина – служилого, завоевавшего в Лу широкую известность. Широкоплечий и, по всей вероятности, сильный, этот сын доблестного воина не стремился к достижениям на профессиональном военном поприще.

Согласно «Историческим запискам», в детстве Конфуций часто играл, расставляя жертвенные сосуды в определенном ритуалом порядке и предлагая богам жертвы. Конечно, нельзя установить, насколько достоверна эта история, но она выглядит похожей на правду. Хотя Конфуций и был сыном воина, он говорил, что в юности «в пятнадцать лет устремил свою волю к учению». Это было радикальным отходом от унаследованного им образа жизни и от привычной ему среды. Однако сейчас, к несчастью, мы не в состоянии выяснить, чем он руководствовался в выборе совершенно чуждой области занятий и в решении положиться на скудный доход, – ведь этим он обрекал себя на бедность. Он говорит о себе: «В сорок у меня не осталось сомнений». Значит, в интервале между тем, как он впервые открыл в себе стремление обрести ученость, и окончательным формированием собственного образа мыслей в сорок лет Конфуций вполне мог переживать периоды мучительного беспокойства. Но он добавляет: «В пятьдесят я познал веление Неба». И значит, в этом возрасте он действительно постиг, что его первоначальное решение посвятить свою жизнь учебе было задачей, возложенной на него Небом. В старости Конфуций считал учебу долгом, к которому обязывает Небо, однако для него не так важен был субъект, как побуждение. И о мотивах, побуждающих к учебе, он говорил: «Древние ученые учились для себя, а современные – для людей». По-видимому, этим он хотел сказать, что его современники учились с целью показать свою ученость другим и похвалиться ею. Но для ученых старых времен (то есть для идеальных ученых) учеба была самоцелью. Возможно, вернее было бы сказать, что Конфуций не «избрал жизнь ученого», а «естественным образом оказался на пути ученого».

Глава 4
Образование Конфуция

Конфуций вспоминал, что в пятнадцать лет (в 538 году до н. э.) он устремил свою волю к учению. Однако в «Изречениях» и в других доступных нам источниках почти ничего не сказано о том, кем был его учитель, чему и как он обучал Конфуция. Возможно, приведенная ниже история не заслуживает доверия, поскольку была записана после смерти Конфуция, после того, как он снискал себе славу ученого. Аристократ, некий Гунсунь Чао из царства Вэй, спросил Цзы Гуна, одного из самых известных учеников Конфуция, у кого учился его наставник. В ответ Цзы Гун объяснил, что прежний Путь основателей Чжоу, совершенномудрых царей Вэнь-вана и У-вана, пришел в упадок, но не пропал полностью; он сохранился среди людей, причем достойные запомнили великое в нем, а мелкие и недостойные – неважное и второстепенное. И все же и то и другое – части Пути. В таком случае «куда бы мог пойти наш Учитель, чтобы у него не было возможности учиться? И разве нуждался он в постоянном наставнике?» Другими словами, Конфуций мог учиться – и учился – в любой ситуации, у любых людей, не нуждаясь в отдельном наставнике, который постоянно обучал бы его.

В те времена был широко распространен обычай, согласно которому знатные люди приглашали для обучения своих сыновей специального постоянного учителя. Такие наставники в чем-то напоминали современных домашних учителей-гувернеров. Поэтому человек, который расспрашивал Цзы Гуна об учителе Конфуция, считал само собой разумеющимся, что ученый с такой репутацией должен был приобрести свои познания у какого-то известного наставника. Чтобы опровергнуть этот стереотип, Цзы Гун отвечал, что Конфуций узнал о Пути Вэнь-вана и У-вана не от учителей: этот Путь не был записан в форме единого систематизированного теоретического корпуса текстов. Скорее Путь представлял собой нечто добытое и усвоенное им из традиций, еще сохранявшихся в современном ему обществе и в какой-то степени живших в каждом отдельном человеке.

В «Изречениях» зафиксировано такое наставление, данное Конфуцием своим ученикам: «В доме вы должны быть почтительны к родителям; на улице должны уважать старших – быть осмотрительными и достойными доверия, простирать свою любовь на все человечество и дружить с добрыми. Используйте силы, остающиеся после выполнения этих правил, для изучения писаний». Другими словами, только когда ученик может действовать согласно таким канонам поведения, ему следует читать и изучать тексты, в которых бы отразился Путь царей древности. Кроме того, Конфуций говорил: «Благородный муж не стремится наедаться досыта или жить безбедно; в действиях прилежен, в речах осмотрителен, он исправляется, взяв за образец тех, кто знает Путь. Такого человека можно поистине назвать любящим учение».

Итак, в большей мере для него была важна практика нравственного действия, чем его теория. Обращаясь к тем, кто искал его наставлений, он не столько развивал этическую теорию, сколько критически оценивал определенные поступки, которые уже были совершены. В его школе не требовалось тщательное внимание к процессу обучения; он ограничивался тем, что время от времени просто выслушивал мнения своих учеников. В этом отношении Цзы Гун был прав, когда доказывал, что Конфуций не нуждался в постоянном наставнике: осиротевший сын воина просто не мог признать своим учителем какого-нибудь известного ученого и специально учиться у него.

На протяжении периода Чуньцю частью социальной организации служилых и людей более высокого ранга была группировка по пяти дворовых хозяйств в небольшое местное объединение: пять таких пятидворок составляли селение, а четыре селения снова составляли группу, которую называли кланом. Пять кланов составляли объединенную деревню, пять деревень – районную общину, и, наконец, пять таких общин были организованы в самую большую единицу – уезд. Первоначально это были общности основного местного населения, образованные на территориальной основе с оборонительными и религиозными целями. Каждая из них утверждала своих старейшин в качестве учителей, – существовал административный механизм, в рамках которого все дети на территории данной общности должны были пройти обучение, длившееся определенный срок. Школы учреждались в деревенских ассоциациях (группах из пяти кланов), и когда Конфуций говорил, что в пятнадцать лет он устремил свою волю к учению, то подразумевал, что он поступил в такую местную школу. Образование в этих местных школах, вверенное старейшинам сообщества, заключалось, по-видимому, в обучении религиозному церемониалу, связанному со служением божествам клана, и правилам поведения, которых придерживались во время круглогодичной деятельности. Нормы общения того времени требовали большого уважения к старшим. Правила поведения на пиршестве, проводившемся по поводу празднеств в честь клановых божеств в сельских общинах – «деревнях» и «уездах», – были зафиксированы конфуцианцами в качестве одной из глав «Книги церемоний и ритуала» («И ли») под названием «Ритуал винопития в местной общине». Луские ученые следовали этому церемониальному образцу даже во времена правления династии Хань. В «уездах» основная часть ритуала совершалась молодежью. Поэтому старейшин приглашали принимать участие в праздниках и просили вспомнить события прошлого, предания о которых передавались в общине изустно. Фактически это было одной из целей церемонии. Целью элементарного образования в уездных школах было обучение молодежи правилам почтительного служения старшим и знакомство с историей общности, которой были посвящены наставления старейшин, – короче говоря, такое образование должно было дать им возможность сделаться полноценными взрослыми членами общины.

В возрасте пятнадцати лет Конфуций, вероятно, поступил в такую начальную школу, и старейшины учили его тому, что считалось необходимым, чтобы стать хорошим членом их сообщества. Обучение сводилось к назидательным историям, передававшимся из поколения в поколение на протяжении всей истории деревни.

Лу, находившееся очень далеко к востоку от культурного центра Хэнаньской равнины, в прошлом не играло сколько-нибудь важной роли на сцене межгосударственных войн в Китае и, по сравнению с другими княжествами, жило в относительном спокойствии. Но теперь через его территорию пролегал маршрут наступательных походов недавно возникшего к югу от него княжества У. Кроме того, внутри Лу существовало противостояние правителя и аристократических семей, и в конце концов волнения в обществе достигли высшей точки, когда правителю пришлось бежать в соседнее государство Ци. Такие опасности, и внешние и внутренние, не могли не затронуть и спокойные окрестности; и, конечно, они произвели впечатление на сознание молодого и впечатлительного Конфуция. Он, вероятно, поднял глаза, взглянул далеко за пределы стен его родного государства – и ощутил глубокое страдание, созерцая судьбу народа всего Китая.