Текст книги "Невеста Короля Теней"

Глава 8. Фор

Последние блестящие ноты «Полета Феникса» затихают, когда я кручу Ильсевель в финальном повороте и легко ставлю на ноги. Ее дыхание сбилось, и она прикладывает руку к своей вздымающейся груди, а ее глаза, полные живого смеха, поднимаются, чтобы встретиться с моими. Она, бесспорно, очаровательна. Я улыбаюсь ей сверху вниз.

– Вам понравился полет, принцесса? – В ответ на мои слова она вскидывает голову и разводит руки, ее длинные рукава развеваются по обе стороны от нее.

– Мне казалось, будто у меня выросли настоящие крылья и я могла подняться прямо в небо!

Я подавляю дрожь. Как кто-то мог так небрежно говорить об этом отвратительном пространстве? Это выше моего понимания.

Стараясь не выдать нервной улыбки, я предлагаю принцессе руку.

– О, это стало бы большой потерей. Этот двор лишился бы одной из своих главных красавиц, если бы вы совершили такой побег.

Она бросает на меня лукавый взгляд и нежно кладет пальцы мне на предплечье.

– Значит, вы предпочитаете держать своих птичек в клетках, король Фор?

Что-то болезненное скрывается за этим игривым кокетливым тоном. Неужели за вызовом в ее глазах я вижу страх? Мой желудок скручивает. Под давлением моей собственной ответственности – беспокойство о судьбе Мифанара, сложности переговоров с Ларонгаром, постоянное балансирование между ожиданием и отчаянием – слишком легко забыть, что не мне одному тяжело и по другую сторону этих отношений есть другой человек.

Я аккуратно кладу свою руку на ее, уводя с центра зала.

– Я убежден, что ни одно прекрасное создание никогда не должно находиться в клетке, принцесса. Я лишь верю в то, что даже дикую птицу можно убедить остаться по собственной воле. И человек, который действительно заботится о такой птице, счел бы за честь сделать все, чтобы приручить ее.

Она прищуривает глаза, внимательно рассматривая меня.

– Хорошо сказано, король.

Присев в реверансе, она отпускает мою руку и растворяется в толпе. Я могу только надеяться, что сказал все правильно, что мои слова принесли принцессе немного душевного спокойствия.

Я осматриваюсь по сторонам в попытке найти Фэрейн. Теперь, удовлетворив Ларонгара танцем с его младшей дочерью, мне хотелось бы найти старшую и возобновить наш разговор.

Толпа плотная, и со всеми этими человеческими лицами и кричащими цветами, смешанными в оранжевом свете фонарей, трудно отличить одно лицо от другого. Тяжелая рука хлопает меня по плечу.

– Это, мальчик мой, было самое веселое развлечение за всю мою жизнь! – Я поворачиваюсь и встречаю широкую улыбку Ларонгара, его лицо красное и блестит от пота. – Я надеюсь, у тебя в запасе есть еще такие танцы, чтобы разворошить сонных людей моего двора. Нам всем не помешала бы небольшая встряска!

Я ухмыляюсь и пытаюсь незаметно выскользнуть из его объятий.

– Большинство танцев трольдов довольно сложны для освоения, – признаю я. – И, возможно, даже опасны в такой обстановке.

Ларонгар смеется.

– Нам нравится, когда становится немного опасно. Не так ли, миледи Финдра?

– Мы правда без ума от этого, мой король! – отвечает Финдра, тяжело опираясь на руку Ларонгара, но улыбаясь мне. – Я бы все отдала за то, чтобы хоть раз по-настоящему почувствовать острые ощущения.

– Неужели я недостаточно волную твое сердце?

Ларонгар отводит ее от меня, затем берет меня за руку.

– Оставь пока свои опасные танцы при себе, мой мальчик. У меня есть для тебя кое-что еще. Назовем это подарком.

– Но ведь, друг Ларонгар, такой изысканный ужин и столь же изысканная компания – уже достойный подарок.

– Чепуха! Я намерен произвести хорошее впечатление на моего брата из Мифанара, и я никому не позволю остановить меня. Пойдем же! – с этими словами король ведет меня обратно к столам.

Трапезу убрали, оставив только вино и вазы с засахаренными фруктами. Ларонгар отсылает Финдру прочь, велев ей позаботиться о себе самой, и занимает свое место рядом с королевой. Я в последний раз оглядываю большой зал в поисках Фэрейн, но замечаю только Хэйл и Сула, стоящих по разным углам зала, – Хэйл стоит прямо, скрестив руки на груди, Сул же лениво прислонился к колонне.

Все остальные мои спутники расположились по периметру так же, держась особняком группами по двое или трое. Они оставляют общение мне. В конце концов, это я тот безумный дурак, который решил взять в жены одного из этих людей.

Фэрейн так нигде и не видно. Она уже ушла с банкета? Оскорбил ли я ее, когда неожиданно закружил в танце? Мне никогда не приходило в голову, что люди могут танцевать под эту песню не так, как меня учили. И, проведя последние годы жизни в монастыре, Фэрейн, должно быть, гораздо меньше привычна к радостям придворной жизни, чем ее сестра. Тем не менее она умело вышла из затруднительного положения, когда ее отец рассердился. Ей удалось смягчить его гнев и помочь нам всем избежать катастрофы. Даже если я каким-то образом ранил ее, она все равно встала на мою защиту. Боги, жаль, что я не был достаточно быстр, чтобы…

– Ах! Вот и она, – гулкий голос Ларонгара прерывает ход моих мыслей. – Ильсевель, дитя, иди же, сделай так, чтобы отец гордился тобой!

Я смотрю вниз, на танцевальную площадку, которая теперь опустела. Там, в центре, одиноко стоит Ильсевель с лютней в руках. Слуга приносит стул, и она садится, ее красное платье окутывает ее. Свет камина играет на складках ткани, заставляя ее выглядеть пылающей. Внезапно становится трудно смотреть куда-либо еще.

– Поверь мне, – говорит Ларонгар, наклоняясь, чтобы громко прошептать мне на ухо, – ради этого стоит путешествовать по мирам.

Принцесса начинает перебирать струны на своем инструменте. Аккорды просты, но звучат так ясно и правдиво, что поражают мои чувства, как осколки чистого света. А затем она начинает петь. Низко, мягко. Напевная мелодия звучит без слов, но полна гораздо большего смысла, чем могут выразить простые слова. Все остальное поглощается звуком ее голоса – волшебным и насыщенным, тоскующим и печальным.

Сначала я не чувствую ничего, кроме мелодии – чистой, почти священной. Затем, постепенно, мной овладевает ощущение далекого дома. Известного, но никогда прежде не виденного. Желанного, но разбивающего сердце. Дома, который, возможно, никогда не будет найден, пока сердце не исцелится, но оно не может исцелиться, пока не обретет покой. Болезненная, бесконечная, великолепная дихотомия. Ее голос и песня восхищают меня. Я переношусь из этого зала дыма и человечности в мир, о существовании которого не подозревал. Я всегда знал, где мое место, – в Мифанаре, во дворце из Живого Камня. Там стоит трон отца, на котором я должен восседать. Это мое место, моя цель. Я никогда не хотел большего. Но теперь я испытываю тоску. Не то возбуждение похоти, которое знакомо каждому молодому человеку по достижении определенного возраста. Не тот неуравновешенный дискомфорт в крови, который побуждает к действию и приключениям. Нет, это настоящая тоска. Боль в душе. Осознание того, что мое сердце не цельно и не будет целым до тех пор, пока каким-то образом я где-то не найду эту недостающую частичку. Кто бы мог подумать, что песня может принести столько личных откровений?

Мелодия подходит к концу. Я осознаю, что воздух наполняют аплодисменты. Король Ларонгар толкает меня локтем в плечо.

– Ну что, мой мальчик? Ты когда-нибудь слышал что-нибудь более прекрасное? Моя малышка была одарена богами при крещении, как и все мои дети. И дар Ильсевель, безусловно, самый ценный.

Неужели я вижу слезы в глазах короля, когда он говорит о своей дочери?

– Она действительно необыкновенная, – признаю я и понимаю, что по моим собственным щекам тоже текут слезы. Я поспешно смахиваю их.

– Верно, – говорит Ларонгар, – мы еще поговорим на тему исключительности Ильсевель завтра, а? А пока еще вина!

Приглашаются танцоры, жонглеры, акробаты и другие артисты, чтобы повеселить короля и его гостей. Но я не могу выбросить из головы песню Ильсевель. Только это странно… Хотя я слышу ее голос, гулкий и нежный… Когда я закрываю глаза, то вижу другое лицо в темноте за своими веками. Оно смотрит на меня странными, серьезными глазами. Один голубой. Один золотой.

– Да раствориться мне в Глубокой тьме! Я думал, это никогда не кончится!

Сул падает на мою кровать и сильно потягивается, издавая протяжный зевок. Я выдергиваю подушку у него из-под ног.

– Я бы предпочел не вдыхать запах грязи с подошв твоих ботинок, пока буду спать сегодня, братец.

– Данный аромат лучше, чем все иное, что ты найдешь в этом пропахшем смертью мире. – Сул наклоняет голову и ехидно смотрит на меня. – По крайней мере, этот ужасный Ларонгар выделил тебе комнату приличных размеров. Моя и близко не такая большая.

– У Хэйл, по сути, вообще буфет.

Я поворачиваюсь к своему капитану, которая заняла место за маленьким столиком у камина и наливает себе кубок вина. Она не пила во время банкета, поскольку официально была на дежурстве, и только сейчас позволяет себе немного расслабиться.

– Тебя не устраивает твое жилье, Хэйл?

Она бросает на меня взгляд.

– Я отправилась в мир людей не в надежде на роскошь. В конце концов, я на задании.

– Милая Хэйл, – говорит Сул, переворачиваясь на другой бок и подпирая подбородок руками, – позволь мне заверить тебя, что миссия стоит у меня на первом плане. Разве ты не видела, как я весь вечер любезничал с ужасными человеческими девками? Я ужасно измучился ради короны!

Хэйл бросает на него уничтожающий взгляд, а затем обращается ко мне:

– Что вы думаете о Ларонгаре и его дочерях?

– О, о короле я невысокого мнения.

Я принимаю чашу, которую она мне предлагает.

– Он именно такой, каким я его представлял. Я бы не повернулся к нему спиной в темноте. Однако его дочери… – Я делаю глоток, оставляя мысль в подвешенном состоянии. Сул садится на кровати.

– Его дочери неожиданно аппетитные крошки, не так ли? Особенно эта Ильсевель. Я никогда раньше не был особенно расположен к людям, но, глядя на нее, я начинаю понимать склонность горных троллей пожирать человеческих девушек. – Он похотливо проводит языком по зубам.

– Осторожнее, – рычит Хэйл. – У тебя на рубашке слюни.

Она поворачивается ко мне.

– А вы, мой король? Каково было ваше мнение?

– Я признаю, что они… гораздо более интересные, чем я ожидал.

Я подхожу к окну и смотрю вниз, на внутренний двор. Набежали тучи, закрыв звезды, и я нахожу небо более терпимым под их пологом. До рассвета еще несколько часов. Я должен попытаться немного поспать, поскольку люди занимаются своими делами при дневном свете и мне нужно будет действовать соответственно. Теперь, когда все первоначальные тонкости устранены, переговоры начнутся всерьез. Я надеюсь, что этот вопрос будет решен через несколько дней.

– Итак, вы будете поддерживать альянс? – Хэйл упорствует. Я смотрю на своих друзей, взбалтывая напиток в чаше.

– Я не уверен, что у меня есть большой выбор. До сих пор Ларонгар был тверд в своих намерениях – он не отправит к нам Мифатов, пока не убедится, что угроза принца Рувена устранена. Мы должны дать ему то, что он хочет, прежде чем он ответит взаимностью.

– Тогда зачем нам вообще иметь с ним дело? – вопрошает Сул.

– У тебя есть еще какой-нибудь трюк в рукаве, чтобы спасти Мифанар?

Ни брат, ни капитан не отвечают. Они обмениваются взглядами, затем быстро отводят глаза. Я продолжаю, говоря то, что они оба и так слишком хорошо знают:

– Пророчество сбудется. Так или иначе, рано или поздно. Но все признаки указывают на то, что рано. Если не будут предприняты решительные действия, все Подземное королевство окажется в опасности. Магия фейри ничего не может сделать против того, что шевелится во тьме. Нам нужна сила человеческих магов. Нам нужны Мифаты.

Даже выражение лица Сула становится серьезным и задумчивым. Он не может отрицать правду, которую я говорю. Наши обстоятельства слишком тяжелы для его обычной веселости.

– Но, Фор, – говорит Хэйл, отказываясь от моего титула и возвращаясь к той фамильярности, которую мы когда-то знали в детстве, до того, как я стал ее королем, а она – моим капитаном. – Тебе обязательно нужно заключить брак? Почему мы не можем просто обменять наших воинов на Мифатов Ларонгара? Зачем тогда нужен брак?

Сул фыркает.

– Ты встречалась с королем людей? От него определенно разит двуличием.

– Сул прав.

– Что это было? – мой брат прикладывает ладонь к уху. – Правильно ли я расслышал эти сладкие слова? Или это был всего лишь сон?

Игнорируя его, я смотрю на остатки вина, кружащиеся в моем кубке.

– Ларонгару нельзя доверять. Даже в том, что касается соблюдения подписанного соглашения. Письменные обязательства не связывают людей так, как они связывают наш вид. Магия написанного слова не действует на них таким же образом. Но если брак состоится, Ларонгар, возможно, будет вынужден сдержать свое обещание, если безопасность его собственной дочери окажется под вопросом.

– Что вам нужно, так это заложница, а не невеста, – от заявления Хэйл у меня в животе словно образуется тяжелая глыба. Она права.

– С этим ничего не поделаешь. И я… я сделаю все, что в моих силах, чтобы завлечь девушку.

– О, в этом никто не сомневается, брат мой, – ухмыляется Сул. Хэйл бросает на него предупреждающий взгляд.

– Что? – спрашивает он.

– Вы видели здешних мужчин? Наш дорогой Фор просто великолепен по сравнению с ними! Несомненно, его раскрасневшаяся невеста будет более чем счастлива воспользоваться его щедростью. – Хэйл ставит свой кубок на стол. – Но уверены ли вы, мой король? Действительно уверены? Не будет ли такой брак слишком тяжелым бременем, чтобы нести его всю жизнь?

Я сухо улыбаюсь.

– Я так понимаю, ты не была очарована хорошенькой Ильсевель.

– Вопрос не в том, была ли очарована я. Это вы женитесь на ней. И поправьте меня, если ошибаюсь, но я подумала, что, возможно, твой взгляд был направлен в иную сторону.

– В самом деле? – Сул потирает руки. – Пожалуйста, скажите мне, что это была не любовница короля! Или, скорее, скажи мне, что это была она. Я умоляю тебя.

– Заткнись, Сул, – рычит Хэйл.

Мой брат хихикает и соскальзывает с кровати. Он неторопливо подходит к столу, садится напротив Хэйл и наливает себе вина.

– Я запечатаю свои сочные губы, милая Хэйл, но только после того, как выскажу последнее замечание: если наш король действительно полон решимости приковать себя к человеку, пока смерть не разорвет все супружеские узы, ему лучше убедиться, что он выбрал правильную невесту.

– И что это значит? – резко спрашиваю я.

– Я думаю, вы понимаете, что я имею в виду. – Сул делает глоток, глядя на меня поверх края своей чашки, затем опускает ее и вытирает верхнюю губу тыльной стороной ладони. – Если вам нужна невеста-заложница, мы должны быть уверены, что Ларонгар действительно заботится о ее благополучии.

– Отец должен беспокоиться о своей дочери.

– Ну конечно. Однако большинство отцов не сажают своих старших дочерей на дальнем конце стола, почти вне поля зрения. И не держат их взаперти в монастырях вдали от двора. И постоянно не выдвигают младшую дочь на первый план.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

– Представим, что я этого не понимаю. Объясни мне по буквам.

– Вам нужно выбрать Ильсевель. Не Фэрейн, – голос Хэйл тихий и твердый как скала, настолько жесткий, что заставляет Сула воздержаться от любого ехидного замечания, которое он уже было собирался сделать.

Я подношу свой кубок к губам. Он оказывается пуст, и мне остается лишь хмуро смотреть на жалкие остатки напитка в чаше.

– Вы сами говорили, – продолжает мой капитан, – что письменные соглашения имеют для людей не такое значение, как для нас. А нам нужна полная уверенность в том, что они выполнят свою часть сделки. Мы не можем посылать наших воинов бессмысленно отдавать свои жизни на чужой войне.

– Они отдадут свои жизни за Мифанар, – говорю я.

– Любой из нас умер бы за Мифанар. – Сул откидывается назад на двух ножках, опасно балансируя.

– Представь себе это, брат мой: допустим, ты поведешь нас всех в славную битву, и мы прольем свою кровь на этих человеческих полях. Что произойдет, когда ты вернешься? Когда ты призовешь Ларонгара, чтобы он послал своих Мифатов? Что произойдет, когда он ответит: «Спасибо, друг Фор, за все те тела, которые ты прислал, чтобы удобрить мои посевы. Но я держу своих магов в безопасности и поблизости»? Что тогда?

– Тогда мы напомним ему о его обещаниях.

– Обещаниях, которые ничего не значат для человека.

– Тогда мы прикажем его дочери принудить его.

– Дочери, которую он любит и о которой заботится? Или той, которую он явно презирает?

Я поворачиваюсь к ним спиной, хмуро глядя в окно. По ту сторону освинцованного стекла все очень тихо и холодно. Затем внезапно появляется какое-то движение. Это привлекает мой взгляд к зданию на дальней стороне двора. Открывается дверь, и оттуда выходит маленькая фигурка в плаще с капюшоном.

– Ну же, – говорит Сул. – Ты же не собираешься пытаться убедить меня, что влюбился, не так ли? После одной короткой скачки и одного небольшого поворота в танце?

Фигура проходит под факелом. Мерцающий оранжевый свет отражается от серебряных нитей, украшающих подол плаща. Даже с такого расстояния я узнаю этот узор: извивающийся дракон.

– Фор? Не оставляй нас в таком напряжении. – Сул несколько раз щелкает пальцами. – Каков твой ответ? Возьмешь ли ты восхитительную маленькую Ильсевель и спасешь нас всех? Или ты обречешь нас на пророческое забвение? Я имею в виду, я понимаю, что трудно думать о гибели, спасении и всех этих неприятностях, когда ты следуешь велениям своего… кхм… сердца.

– Я ухожу. – Я резко поворачиваюсь лицом к ним двоим. Они наблюдают за мной слишком пристально – Сул со своей всезнающей ухмылкой, Хэйл со своим мрачным, суровым лбом. – Мне нужен воздух.

Прежде чем они успевают возразить, я направляюсь к двери, широко распахиваю ее и выхожу из комнаты, на ходу бросая через плечо:

– И если кто-нибудь из вас попытается последовать за мной, я сотру ваши кости в порошок.

Четырьмя быстрыми шагами я пересекаю приемную, толкаю дверь и выхожу в темный коридор за ней. Голос Сула раздается у меня за спиной, когда я иду:

– Хорошая беседа, брат! Не терпится узнать, что принесут нам капризы твоего сердца.

Глава 9. Фэрейн

Такое ощущение, что от давления мой череп вот-вот расколется надвое. Я переворачиваюсь на бок, прижимаю одеяло к груди и делаю глубокие вдохи, задерживая дыхание на как можно более долгий срок, а затем максимально медленно выдыхаю. Совсем немного, но это помогает. Боги, я должна была догадаться, что не стоит так долго задерживаться на пиру! Скопление всех этих эмоций сделало меня слишком слабой и уязвимой. Недавно меня уже вырвало всем тем, что я успела съесть. Мое горло горит, во рту неприятный привкус, а тело все еще крутит в приступах тошноты.

Легкий стук в дверь на мгновение отвлекает меня от моих страданий.

– Фэри? – звучит из-за стены голос Ильсевель.

Я не отвечаю ей. У меня нет на это сил. Я могу лишь молча лежать здесь, затаив дыхание, надеясь, что она скоро уйдет.

Однако моим молитвам не суждено быть услышанными. Дверь позади меня со скрипом приоткрывается. Совсем чуть-чуть. Я чувствую волну нерешительности со стороны моей сестры, когда она заглядывает в темную комнату, освещенную только почти потухшими углями в очаге.

– Фэри, – тихо говорит она, – ты не спишь?

Я закрываю глаза, считая удары своего сердца, надеясь, что достаточно убедительно притворяюсь спящей.

– Я просто хотела поблагодарить тебя. За то, что ты была со мной сегодня вечером. – Она молчит несколько мгновений, как будто обдумывает свои следующие слова. – Ты была права. Король Теней был не таким плохим, как я себе навоображала. Может быть… может быть, все-таки я и он…

Она оставляет свою мысль незаконченной. Мгновение спустя дверь со щелчком закрывается. Напряжение чувств моей сестры покидает комнату вместе с ней, и я делаю еще один долгий, судорожный вздох. По крайней мере, теперь я знаю, что какая бы обида ни исходила от нее в банкетном зале, она была направлена не на меня. Слава богам. Мне бы не хотелось причинять боль ее нежному сердцу.

Застонав, я переворачиваюсь и смотрю на балдахин своей кровати. Несколько мгновений я просто лежу, чего-то ожидая. Вероятно, пока боль не пройдет. Или сон не овладеет мной. Или чувства, бурлящие в моей голове, не утихнут. Или пока образ серебристо-бледных глаз не исчезнет из моего сознания.

С очередным стоном я откидываю одеяло и сажусь, свешивая ноги с края кровати. Меня накрывает волна головокружения. Я беру себя в руки, пока она не проходит. Тело ломит, но, несмотря на слабость и дрожь, я встаю и, шатаясь, иду через всю комнату к умывальнику. Кран закупорен льдом. Я разбиваю его локтем, а затем брызгаю холодными каплями на лицо, протирая глаза.

Но это не помогает. Ничего не помогает. Мурашки бегут по коже, в животе все переворачивается, конечности болят. Когда мной овладевает один из таких приступов, мне ничего не остается, кроме как стиснув зубы переждать его. Я в ловушке. Пленница в своем собственном теле.

О, как я тоскую по холодному горному воздуху монастыря! По относительному миру и спокойствию той жизни, вдали от всех придворных интриг.

– Скоро, – шепчу я, из моего рта вырываются белые клубы пара. – Скоро все наладится. Я вернусь туда, где мое место, и все, что я пережила за последние дни, превратится в далекое воспоминание.

Воспоминание… прекрасное, почти запретное воспоминание… Мой взгляд останавливается на ворохе ткани, наброшенной на спинку стула. Сначала я его не узнаю. Затем ко мне приходит осознание: это же плащ Фора. Я смотрю на него несколько мгновений, покусывая пересохшую нижнюю губу.

Повинуясь импульсу, я хватаю его и оборачиваю вокруг себя. Зарыв лицо в складки ткани, я глубоко вдыхаю. Этот аромат темной земли и сладких специй проникает прямо в голову. Туман рассеивается, боль уходит. Не полностью, но более чем достаточно.

– О! – Я наконец расслабленно выдыхаю, опускаясь в кресло. – О, боги, спасибо вам!

Не знаю, как долго я просидела так, вдыхая его запах, наполняясь облегчением. Когда мой разум наконец проясняется, я откидываю покрывало и еще раз смотрю на свою кровать. Я должна попытаться заснуть. Завтра будет еще один долгий день. Мне нужно восстановить силы. Нужно…

Однако вместо отдыха я встаю, плотнее запахивая плащ. Найти пару высоких ботинок – дело минуты. Затем я выскальзываю из комнаты, пробираясь по холодным темным коридорам Белдрота. Мне везет, ведь в столь позднее время уже не зажигают факелов и не развешивают фонарей. Я никого не встречаю по пути.

Весь замок, кажется, погружен в сказочную тишину. Я нахожу нужную дверь и выхожу во двор. Ночное небо затянуто тяжелыми тучами, в воздухе пахнет снегом. Резкий зимний ветер щиплет мои щеки, но плащ Фора надежно укрывает меня от мороза. Я низко натягиваю капюшон на лицо и спешу по брусчатке, направляясь к маленькой двери в дальней стене. Она не заперта, и я прохожу в сад, укрытый в стенах самого замка. Он не слишком обширен: небольшой лабиринт из низкой живой изгороди, ряд дорожек из светлого камня, несколько фруктовых деревьев и пруд в центре, ныне покрытый темной коркой льда, – вот и все его наполнение.

Я подхожу к пруду и сажусь на каменную скамью возле него. Внизу, подо льдом, черепахи и рыбы дремлют в зимней спячке. В воздухе витает какое-то сонное умиротворение. Кусты и деревья вокруг меня похожи на скелеты, их ветви окаймлены инеем. Они выглядят мертвыми, но если я закрою глаза, то почти почувствую жизнь в их сердцевинах, которые просто ждут зова весны, способной разбудить их. Я обхватываю себя руками.

– Богиня, – шепчу я сквозь стиснутые зубы и поднимаю взгляд от темного замерзшего пруда к небу над головой. Тяжелые облака, подсвеченные лунным светом, проплывают над головой. – Норнала, богиня Единства, дарующая жизнь и любовь… Что мне делать?

Я жду. В тишине. В ожидании. В надежде. Но я уже знаю ответ. В конце концов, для таких, как я, ответ может быть только один. Я буду поддерживать Ильсевель. Я буду служить своему королю и своей стране. И когда я сделаю все, что позволяют мне мои ограниченные способности, я вернусь в монастырь и проживу остаток своей жизни в уединении. Мой дар богов выполнит свое предназначение, успокоив Ильсевель так, чтобы она поняла, что Король Теней – хорошая партия для нее. Больше я ни на что не гожусь. Ни здесь, ни где-либо еще.

Выходит, в этом и заключается смысл моего существования? Прятаться? Пытаться не создавать проблем? Не путаться под ногами, не доставлять неудобств тем, кто чувствует себя обязанным заботиться обо мне? Что это за жизнь?

Боги небесные, я чувствую, как по моей коже бегут мурашки от внезапного внутреннего стремления к свободе. Я хочу летать, парить! Я хочу сбежать.

Но сейчас я лишь продолжаю сидеть на этой скамейке, глядя в бесконечное небо. Мои потрескавшиеся губы приоткрываются, выдыхая струйки ледяного воздуха.

– Как феникс, – шепчу я.

– Фэрейн.

Мое сердце подскакивает к горлу, колотясь так сильно, что кажется, я вот-вот задохнусь. Я резко поворачиваюсь на месте, капюшон спадает с моего лица. Высокая бледная фигура стоит на дорожке позади меня.

– Прошу простить меня, – говорит Король теней. – Я не хотел вторгаться в ваши грезы.

– О! – Я резко выдыхаю. Мое сердце, кажется, падает куда-то в желудок, тяжело стуча. Я едва нахожу силы на ответ: – О нет! Вы мне не мешаете. Вовсе нет.

Лунного света как раз хватает, чтобы осветить его улыбку. Он делает несколько шагов ко мне.

– Можно мне присесть? – Я киваю и отодвигаюсь в сторону, освобождая место на скамейке. Он садится на край, положив руки на колени. На нем все еще та же туника с открытым воротом, что была на пиру, с серебряным воротником на плечах и плетеным поясом на талии. Шелковый перед его одеяний распахнут, его мускулистый торс выставлен на всеобщее обозрение.

Я понимаю, что рассматриваю его слишком пристально, и быстро перевожу взгляд на его руки, на эти удивительно длинные, изящные пальцы.

– Вам не холодно, Ваше Величество? – резко спрашиваю я. – Я… я не собиралась оставлять ваш плащ себе. Мне вернуть его вам?

Он снова улыбается мне. Его глаза поразительно яркие, будто источающие свой собственный внутренний свет. Это выглядело бы странно, если бы не было так красиво.

– Я не чувствую холода, – говорит он. – И я бы предпочел, чтобы вы не мерзли из-за меня. Однако скажите мне, Фэрейн: разве мы с вами больше не друзья?

– Ваше Величество?

– Вот видите? Вы снова это сделали. – Он вздергивает подбородок, бросая на меня шутливо-обиженный взгляд из-под нахмуренных бровей. – Меня зовут Фор. Помните?

– О. – Я быстро отворачиваюсь, фокусируя взгляд на ряби, застывшей на поверхности пруда. – Мы больше не путешествуем по открытой дороге. Здесь, в Белдроте, необходимо соблюдать определенные рамки приличия.

– Даже когда вокруг никого нет?

– Особенно когда вокруг никого нет.

– Ах, – он замолкает, размышляя. – Хорошо, принцесса.

Несколько мгновений мы молчим. Я думаю, не следует ли мне встать, придумать какое-нибудь вежливое извинение и уйти. Но как я могу оправдать тот факт, что нахожусь на улице в этот холодный поздний час? Все идеи, что крутятся в моей голове, звучат до ужаса глупо. Мне ничего не остается, кроме как продолжать молчать.

– Здесь еще бесплоднее, чем я ожидал, – внезапно заговаривает Фор и неопределенно машет рукой. – Я слышал рассказы о человеческих садах, изобилующих цветами и ароматами. Я представлял все немного по-другому.

С моих губ срывается легкий смешок.

– В конце концов, сейчас зима.

– Да? – он выглядит заинтересованным. – Кажется, я что-то припоминаю об этом. О… временах года.

– Разве у вас в Мифанаре нет времен года?

– Нет. Под землей ничто не подвластно капризам погоды или солнца. Вместо этого вся жизнь организуется в соответствии с циклами Вагунгада.

– А что такое… – Я колеблюсь, прежде чем предпринять попытку произнести это странное слово. – Что такое ва-гун…

– Вагунгад? Это священный цикл нашего бога. Когда цикл находится на самом низком уровне, мой народ проводит время в глубокой темноте, рядом с камнем, из которого мы произошли. Однако когда цикл достигает своего пика, мы живем ближе к свету и, так сказать, более оживленны.

– Под землей есть свет?

– Там намного больше света, чем вы можете себе представить. Больше света, больше красок, больше жизни. Больше всего. – Страсть в его голосе будоражит мою кровь. Даже мои замерзшие пальцы на руках и ногах внезапно начинают согреваться.

– Я изо всех сил пытаюсь представить это, правда. Но когда я думаю о том, что происходит под землей, в моей голове рождаются лишь мысли о…

– О чем? – его тон ободряющий.

– Ну, – медленно признаю я, – у меня в голове возникает образ могилы. Холод. Тьма. Смерть.

Он молчит несколько мгновений. Я все-таки оскорбила его? Мне стоит сказать что-то еще, найти какой-то способ взять свои необдуманные слова обратно. Однако, прежде чем я успеваю собраться с мыслями и попытаться исправить положение, Фор говорит:

– Хотел бы я показать вам Мифанар. В урз-ва, высшей точке священного цикла. Тогда вовсю цветет джиру, и кристаллы урзула поют, и Живой Свет достигает своего пика. Народ трольдов любит темноту, но… Все же я не чистокровный трольд. Во мне тоже течет человеческая кровь, так что, возможно, именно поэтому я больше люблю урз-ва.

Его слова рисуют невероятные картины в моей голове. Не видения, потому что я никак не могу представить себе те странные вещи, о которых он говорит. Это больше похоже на цвет и музыку, которые сливаются воедино, сплетаясь в невозможные узоры. Я закрываю глаза и позволяю себе упиваться этим чувством, дразнящей сладостью, которую они вселяют в меня.

Внезапное осознание заставляет меня нахмуриться.

– В вас течет человеческая кровь?

Я открываю глаза и ловлю на себе его пристальный взгляд.

– Да, – он моргает. – Разве вы не знали? Моя мать была человеком.

– Ох! Тогда брак с… с… – я замолкаю, неуверенная, стоит ли продолжать. Он заканчивает за меня:

– Верно, брак с человеком не так уж странен для меня, нет. Хотя, признаюсь, подобные торги за невесту несколько выводят меня из равновесия.

Я выдавливаю из себя легкую улыбку.

– Значит, брачный обмен – это не что-то обычное для вас?

– Нет. У трольдов традиционно брачные союзы заключаются во время марга.

– Что значит марг?

– Охота.

Я в недоумении поднимаю брови. Фор откровенно смеется.

– Это не то, что вы могли себе представить! Участвуют влюбленные пары, желающие вступить в брак. В Древнюю эпоху, возможно, этот процесс выглядел немного зловеще, да и сейчас в дикой природе тролли практикуют более дикую версию марга. Но в цивилизованном Мифанаре все гораздо более прилично. Мужчины вооружаются и дают своим желанным невестам фору в подземных тоннелях за городом. При звуке зинсбога начинается погоня. Считается, что пара, которая слишком легко сходится, слабее. Чем дольше и изнурительнее охота, тем удачнее будет брачный союз. По крайней мере, согласно традиции. – Его зубы сверкают в бледном лунном свете. – Так или иначе, ни один жених никогда не упускает случая преследовать свою добычу. И все это выглядит крайне забавно для наблюдателей.