Текст книги "Боги нефрита и тени"

Глава 7

– Достань мне бренди из буфета, – приказал Сирило.

Мартин открыл буфет, в котором хранились самые любимые дедушкины напитки. Здесь также стоял невероятно дорогой набор бокалов с графином, украшенный шестигранниками и стилизованными папоротниками. Сирило говорил, что Мартин получит его в качестве подарка на свадьбу.

Он налил бокал и передал старику. Сирило забрался обратно в постель, закрыл ноги одеялом и стал медленно потягивать бренди. Обычно Мартина не приглашали разделить стаканчик спиртного на ночь, но юноша был так потрясен, что, не спрашивая разрешения, налил бокал и себе.

Он сел на стул рядом с кроватью и засмеялся.

– Черт побери. Черт побери…

– Следи за своим богохульным языком, – поморщился дед.

– Прости, но я только что встретился с богом, – огрызнулся Мартин.

Несмотря на дерзкий тон, он уставился в пол, не в силах заставить себя посмотреть на старика. Как и все в доме, он видел в Сирило каменного идола, которому нужно во всем подчиняться, чтобы не вызвать гнев.

– Почему ты не рассказал мне об этом? О Повелителе Подземного мира, о сундуке, наполненном костями, вообще ни о чем… – Мартин чувствовал себя обманутым.

– Я думал, что ты не готов. И считал, что у меня больше времени.

Старик был несгибаем. Его глаза сияли ярко, а зубы, пожелтевшие от времени, оставались острыми.

– Ну… теперь-то расскажешь?

– Чего ты хочешь, Мартин? Сказку на ночь?

– Объяснения.

– Что здесь объяснять?

Сирило завозился, устраиваясь поудобнее, затем жестом попросил внука помочь. Нахмурившись, Мартин подложил еще одну подушку под спину старика.

– Так все же, – продолжил он, надеясь, что старик соизволит ответить.

Сирило казался раздраженным, но все равно заговорил.

– Я был никем, без всяких перспектив, жил как мог, в чужие дела не лез, но однажды ко мне пришла эта женщина. Она была прекрасна, и она сказала, что я родился в подходящий день подходящего месяца.

– Подходящего для чего?

– Для магии. Чтобы поймать бога в ловушку.

– И ты согласился?

– Не сразу. Сначала я подумал, что она безумная. Но потом они пришли всей компанией. Пара колдунов – братья Завала. И, конечно, Вукуб-Каме. Они плели интриги против Повелителя Шибальбы.

– И что дальше? – спросил Мартин.

– А ты как думаешь? Я сыграл свою роль. Она была проста. Мне нужно было послужить наживкой, а они разобрались со всем остальным. Отрубили ему голову, засунули тело в ящик, – старик дважды щелкнул пальцами. – Налей мне еще.

Мартин подчинился, встал и наполнил дедушкин бокал.

– Но зачем им было оставлять сундук у тебя? Здесь? в Уукумиле?

– Вукуб-Каме, пусть простит, что я называю его имя, не мог забрать сундук с собой. Хун-Каме был Владыкой Шибальбы, и земля – его мать. Так что закопать его было невозможно. Срединные земли совсем другое. Сундук должен был оставаться на поверхности.

Сирило смочил губы бренди и продолжил:

– Он мог бы отдать сундук одному из помощников, но не стал – бог доверил его мне. Уукумиле тихий городок, и я думал, что здесь сундук в полной безопасности. Так и было, если б не твоя кузина.

– Но ты мог бы позаботиться о сундуке получше, – заметил Мартин.

На мгновение ему показалось, что дед сейчас встанет с кровати и отдубасит его тростью, как делал в детстве. А что, он на такое способен. Но вместо этого старик лишь сердито взглянул на него.

– Я сделал все, что мог. Первые два года я спал с дробовиком у кровати, на случай, если кто-то вломится ночью. Я все время следил за этой чертовой штукой. Годы, однако, шли, и стало очевидно, что никто не собирается приходить за сундуком.

Дед со стуком поставил бокал на тумбочку, словно это была дешевая кружка из грубой глины.

– Новый Повелитель наведывался ко мне на протяжении первых пары лет. Не знаю, позлорадствовать или еще за чем. Но потом он перестал навещать меня, и через какое-то время… ну, лет через десять я начал думать, что мне все это приснилось.

– Приснилось, – повторил Мартин.

– Да, я так и сказал. И я ни разу не открывал этот чертов сундук, так что не мог освежить свою память.

– Может, лучше было открыть?

– О некоторых вещах лучше не знать, и к тому же это больше не имело значения. Настоящее… Фальшивое… Моя жизнь была такой, какой была.

Мартин, несмотря на то, что его воображение было весьма ограничено, понял деда. Стоит себе сундук и стоит – чего любопытствовать? Его интересовало другое:

– На что ты обменял свою помощь?

– А ты как думаешь? – Сирило обвел рукой пространство. – Все вот это. Я был никем, и вдруг получил всё.

– Мог бы и мне рассказать.

– Рассказать? О том, что я поверил в колдовство и даже поучаствовал во всем этом? Знаю я вас, гадюк, вы поймали бы меня на этом.

Мартин подумал о своих тетках и отце. Действительно, они могли бы засадить Сирило в дом умалишенных, появись такой шанс. Его отец был мягким и послушным, но он никогда не ладил со стариком. Что касается сестер Мартина, их мужей и целой своры кузин, то все они готовы были перегрызть друг другу горло, а уж Сирило тем более. Помрет – получат наследство.

– Ну, – сказал он, – ничего хорошо из твоего молчания не вышло. Из-за этой предательницы. Ты приблизил ее, пускал в свою комнату, а она даже не настоящая Лейва.

– Именно поэтому у нее и был доступ в комнату. Думаешь, я мог бы доверить заботу о себе такому беспечному шалопаю, как ты, Мартин? – усмехнулся старик. – Но сейчас ты должен собраться. Семья нуждается в тебе, спасай ее.

– Я готов, – ответил Мартин.

– Только постарайся не испорть все, как обычно.

Мартину не понравился взгляд, которым одарил его дед. Старик не испытывал к нему добрых чувств, что совсем не удивительно – этой развалине не угодишь. Но почему он судит его так строго?

– А что я испортил? Я всегда делал так, как ты говорил, – запротестовал Мартин.

– Послушай, мальчик, – Сирило потянулся за тростью, стоявшей в изголовье, и с силой ударил ею о пол. Мартин вздрогнул. – Ты можешь считать, что я жесток или груб, но ты не знаешь его.

Мартин вспомнил Вукуб-Каме. Когда дед разбудил его и приказал одеваться, объяснив, что у них божественный гость, он решил, что старик сошел с ума. Сирило прав, такие откровения могут довести до сумасшедшего дома. Но один взгляд на этого незнакомца, и пришлось признать, что у человека не может быть ни таких глаз, ни таких волос. Да и комната словно мерцала от силы, исходившей от него.

– С ним твои дурачества не пройдут. Ты должен служить ему, и служить хорошо. Низко кланяйся, правильно обращайся, льсти и прежде всего делай, как он велит, чтобы нас всех не прокляли.

– Прокляли?

– Да. Что, по-твоему, будет, если Вукуб-Каме потерпит поражение, если его брат вернет трон? Хочешь быть нищим, вымаливающим монеты по углам? Или, хуже того, служить Кассиопее? Представь, что будет, если Хун-Каме наградит ее и накажет нас.

Мартин запаниковал при мысли, что кузина вернется в Уукумиле и в отместку за старое выбросит все его дорогие ботинки, все его ремни с серебряными пряжками и даже, о боже, серебряный портсигар.

– Ладно, ладно, – сказал он, нервно проводя рукой по волосам. – Тогда расскажи, как мне обращаться к нему, и все остальное, что ты знаешь.

Не выпуская трости, Сирило начал наставления.

Глава 8

Каждый штат, а иногда каждый город зарабатывает себе определенную репутацию. Жители Мехико высокомерные и грубые. В Халиско живут храбрецы, а жители Веракруса веселые и жизнерадостные. Реальность и слухи не всегда совпадают, но Веракрус действительно был счастливым городом. В 1925 году, то есть двумя годами ранее, местные власти впервые устроили тут Карнавал.

О, карнавалы проводили и раньше, несмотря на недовольство Церкви. Но то было нерегулярное событие. Спонтанное – раз, и провели. Но теперь все было по-другому. Теперь Карнавал взяли под свое крыло общественные деятели, которые усмотрели в нем возможность привить полезные постреволюционные ценности. Газеты наперебой писали, что это праздник для «всех социальных классов», а заодно превозносили красоту женщин, «наполненную мягкостью и тихой грацией». Раньше тех, кто любил потанцевать, называли проститутками и показывали на них пальцем, а теперь женщины выходили на улицы с плакатами, протестуя против цен на аренду жилья. Профсоюзы были заняты агитацией рабочих, и вместе они поднимали шумиху, если что-то было не так. Но Карнавал сгладил все различия, объединил людей, порадовав организаторов. И что важнее всего, на нем можно было заработать деньги.

Кассиопея и Хун-Каме прибыли в Веракрус за день до Карнавала. Это значило, что отели трещали по швам и было трудно найти приличные номера. Пораспрашивав тут и там, они смогли отыскать готовый принять их пансион, но тот был в весьма запущенном состоянии.

– У меня есть две комнаты, а так как я не вижу колец на ваших пальцах, думаю, это именно то, что вам нужно, – хозяйка пансиона ядовито прищурилась. – У нас достойное заведение, и я не позволю…

– Все в порядке. Это мой брат, – перебила ее Кассиопея. – Мы приехали из Мериды посмотреть на Карнавал и походить по магазинам.

Под тенью от шляпы было трудно рассмотреть черты лица Хун-Каме, а врала Кассиопея всегда с легкостью.

– Дверь моего пансиона закрывается в одиннадцать. Мне плевать, что снаружи все веселятся, – придете позже, будете спать на улице, – сказала им женщина и повела за собой.

Комнатушки были убогие, и хозяйка заломила за них слишком много, но Кассиопея знала, что нет смысла протестовать. Она поставила чемодан у кровати и посмотрела на изображение Девы Марии – единственное украшение стен. Обычно она крестилась, но сейчас, подумав о Хун-Каме, решила не делать этого.

Девушка вышла и постучалась в дверь Хун-Каме. Ей хотелось посмотреть этот Villa Rica de la Vera Cruz[14]14
  Богатый порт Животворящего Креста (исп.) – Веракрус.


[Закрыть]. Уж сколько перенес этот город! На него нападал Фрэнсис Дрейк, его обворовывали французы, а потом захватили американцы. Веракрус пережил бесчинства испанских конкистадоров, британских флибустьеров, французских солдат и американских моряков. Возможно, именно поэтому его жители были такими спокойными – они уже ко всему привыкли. Одевались в гуаябера[15]15
  Латиноамериканская мужская рубашка с вышивкой и четырьмя карманами.


[Закрыть] и смеялись всю ночь напролет под музыку арфы и рекинто[16]16
  Мексиканский музыкальный инструмент, разновидность шестиструнной гитары.


[Закрыть]. Когда война столько раз стучала в двери, что тебе может помешать?

Кассиопея и Хун-Каме отправились обедать. Здесь было множество ресторанов, предлагающих изысканные блюда из морепродуктов, но Хун-Каме избегал людных мест. В итоге они набрели на кафе в боковой улочке, где посетители курили крепкие сигареты и пили темный кофе. Это, конечно, было не то место, где можно плотно перекусить: кофе здесь наливали из чайника, а к нему предлагали сладкий хлеб. Чтобы подозвать официантку, нужно было постучать ложкой о стакан, и тот наполнялся кофе, к которому приносили исходящее паром молоко. Гурманы могли полакомиться café de olla[17]17
  Café de olla (пер. с исп. кофе в горшке) – традиционный мексиканский кофейный напиток с пряностями, который готовится в глиняном горшке и подается в специальной глиняной чашке. – Примеч. ред.


[Закрыть], сладким из-за piloncillo – паточного сахара.

Кассиопея, подражая другим клиентам, постучала по стакану и заказала хлеб и кофе для них обоих, хотя ее компаньон мог бы и не есть.

Хун-Каме снял шляпу, и девушка отметила, что ее спутник обзавелся черной повязкой, закрывающей пустую глазницу. Она помешала кофе, а он задумчиво провел пальцем по краю стакана. Стол, за которым они сидели, был так мал, что если бы девушка сдвинулась чуть вперед, она бы врезалась локтем в его руку. Столики побольше заняли любители домино.

– Как мы найдем этого мамлаба? Кто он? – спросила Кассиопея.

– Народ уастеков – родственники майя, и их боги – мои кузены. Мамлабы – это не один бог, а несколько. Один бог – мам. Мамлабы живут в горах, целыми днями играют на музыкальных инструментах, пьют и занимаются любовью с женами-лягушками. Но некоторые из них приходят в город, чтобы поучаствовать в праздниках и соблазнить девушек. И один из них, самый младший, наглее остальных. У этого моего кузена и находится мое ухо.

Кассиопея знала о Чааке, носившем каменный топор, которым он бил по облакам, чтобы пролился дождь. А еще был ацтекский Тлалок с головным убором из перьев цапли, но никаких мамлабов она вспомнить не могла.

– А у этого бога есть имя?

– Мама зовут Хуан, – лаконично ответил Хун-Каме, попивая кофе.

– Хуан? Что это за имя для бога! – разочарованно воскликнула девушка.

– Иногда он Хуан, а иногда Властелин Грома. У тебя ведь тоже несколько имен: Кассиопея, Леди Тун, Каменная Дева… Разве в твоем сердце нет тайного имени, которое ты держишь под замком?

Отец Кассиопеи звал ее кукай, светлячок, потому что маленькие светлячки похожи на звездочек, а она была его маленькой звездой.

– Может быть, – согласилась она.

– Конечно. У всех оно есть.

– А у тебя есть тайное имя? – спросила девушка.

Рука бога замерла, подняв стакан в воздух. Так и не отглотнув, он осторожно вернул стакан на стол.

– Не задавай глупых вопросов.

– Тогда задам умный, – ответила Кассиопея, раздраженная его менторским тоном. – Как мы найдем твоего кузена? Город огромен.

– Мы сами позволим ему найти нас. Как я говорил, он обожает красивых юных девушек. Ты подойдешь для наживки.

Хун-Каме посмотрел на нее с уверенностью, однако девушка запротестовала.

– Должно быть, ты шутишь!

– Нет.

– А вот и да. Я совсем не красивая… ну, не настолько, чтобы понравиться твоему кузену.

– Полагаю, ты никогда не смотрела на свое отражение в зеркале, – как бы между прочим заметил бог. – Чернейшие волосы и глаза… черные, как птица ш’кау, и ты такая же шумная.

Кассиопея поняла, что он вовсе не пытался сделать ей комплимент – он просто описал ее внешность, как описывают цветок. К тому же и оскорбил ее заодно.

Тем не менее щеки ее вспыхнули.

– Даже если он посмотрит на меня…

Хун-Каме прижал ладонь к столешнице.

– Некоторая часть меня находится в твоем теле. Получается необычная нота, ну… как парфюм, и это точно привлечет его.

Кассиопее показалось странным представить этот аромат. В конце концов, он бог смерти и должен пахнуть разложением. Но поскольку ничем таким она не пахла, то эту мысль вытеснила другая.

– Я не хочу, чтобы меня соблазнял твой кузен, – запротестовала она. – За кого ты меня принимаешь – за женщину легкого поведения?

– С тобой ничего такого не произойдет. Ты заманишь его, свяжешь, а там я уж сам разберусь с ним, – ответил Хун-Каме.

– Свяжу? Ты сошел с ума. Как? Он разве не поймет…

– Отвлечешь его поцелуем, если придется, – бог стал терять терпение.

– Ага! Буду я целоваться с мужчинами просто так! Сам целуйся с ним.

Кассиопея вскочила, чуть не перевернув стол. Хун-Каме, также вскочив, быстро поймал ее за руку.

– Я Великий Повелитель Шибальбы, Ткач теней. Что ты сделаешь? Уйдешь от меня? Ты не подумала о моих возможностях? Это было бы глупо. Даже если у тебя получится сбежать, осколок кости убьет тебя, а вытащить его могу только я, – прошипел он.

– Возможно, мне стоит отрубить руку, – прошипела она в ответ.

Ей не стоило этого говорить, не стоило показывать, что знает об этом варианте, но, раздраженная его высокомерием, все-таки сказала. Ей хотелось немного опустить его на землю, хотя пристыдить бога невозможно.

– Да… Но это не лучшее решение, – после паузы отреагировал он. Взгляд его был как кремень, готовый высечь искру, и Кассиопее пришлось опустить глаза.

– Это также было бы трусостью, учитывая, что ты дала мне слово и поклялась служить, – продолжил Хун-Каме. – Хотя… твой дед был предателем, человеком, лишенным чести.

Кассиопея сжала кулаки. У нее нет ничего общего с Сирило Лейвой, это Мартин унаследовал все его пороки. Кассиопее больше нравилось думать, что она копия своего отца и что-то взяла от матери, хотя сомневалась, что обладает ее добротой. А на самом деле, как и многие молодые люди, она видела себя другой, независимой, ни на кого не похожей.

– Я не трус, – запротестовала она. – И в чем это я тебе клялась?

– Когда мы покидали твой город, ты сказала «хорошо». Разве это не обещание?

– Ну… но я собиралась…

– Отрезать руку при первой возможности? – спросил бог, подступая ближе к ней.

– Нет! Но я и не дура… чтобы слепо подчиняться тебе.

– Я не считаю тебя дурой, хотя твой голос пронзительнее криков разъяренного попугая, – сказал Хун-Каме. – Послушай, возможно, я нагрубил тебе. Но я не хочу, чтобы у тебя осталось плохое впечатление. И в то же время я должен напомнить, что мы объединены не самым приятным обстоятельством и должны действовать быстро. Будь у меня выбор, я бы не доставил тебе столько неудобств. Но твоя помощь мне необходима, Кассиопея Тун.

За столом по соседству старики перемешали морщинистыми руками костяшки домино. Белые точки на черном фоне… Кассиопея взглянула на бога.

– Я помогу тебе, – сказала она. – Но сделаю это не потому, что ты Великий Повелитель чего-то там, а по той причине, что мне тебя жаль.

– Жаль? – удивленно переспросил Хун-Каме. – С чего бы это?

– Потому что ты один в этом мире.

Его лицо теперь было подобно базальту, холодное, как зима на Юкатане. Если он и переживал какие-то эмоции, то они прятались глубоко внутри.

– Мы все одни в мире, – сказал он беспристрастно.

Но Кассиопея была слишком юна, чтобы принять его слова. Она пожала плечами и снова уселась за стол. Хун-Каме тоже сел. Девушка допила свой кофе. Стук домино о дерево и бряцание ложек о стекло – эти звуки были подобны музыке.

– Ты говорил, что надо связать его. Как? – спросила Кассиопея.

– Куском обычной веревки.

– Куском обычной веревки… – повторила девушка. – Это сработает с богом?

– Конечно. Я произнесу заклинание, и она станет крепче крепкого. Хуан будет обездвижен, а с остальным я разберусь. Не бойся.

– Тебе легко говорить. Бьюсь об заклад, боги мало чего боятся, в то время как у обычных людей страхов большой выбор, – ответила Кассиопея.

– Ты не обычный человек, сейчас – нет.

«Надолго ли?» – подумала девушка. Пришлось признаться себе, что с ним она осталась и по той причине, что ей хотелось перемен. Быть не обычной девушкой, крахмалящей рубашки и полирующей ботинки, а особенной, способной полностью изменить свою жизнь.

– Не бойся, говорю, – повторил Хун-Каме и взял ее левую руку в свою.

Это жест ничего не значил, ведь в нем не было ни капли эмпатии, но все равно пульс ускорился, поскольку трудно быть одновременно мудрой и юной.

– Ты чувствуешь? Моя магия в твоих венах, – сказал он.

И правда. Когда он коснулся ее, раздалась какая-то нота, словно искусные пальцы пробежались по арфе. Магическая ли? В любом случае – да. Что еще должна была почувствовать девушка, когда ее руку сжимает красивый мужчина?

Кассиопея высвободила ладонь и нахмурилась.

– Если твой кузен испугает меня, я сбегу, мне все равно, – сказала она. – Разъяренные попугаи кусаются, ты знаешь об этом?

– Что же, придется рискнуть.

Кассиопея постучала ложкой о стакан, призывая официантку, которая долила им кофе.

– Тебе нравится? Этот напиток? – спросил он, когда девушка добавила в кофе молоко.

– Да. А тебе нет?

– Слишком густой. И молоко нарушает горечь кофе.

– А, ну да, чистоту кофейного зерна нарушать не следует, – усмехнулась Кассиопея.

– Именно.

Она засмеялась, но он, конечно же, не нашел в этом ничего смешного.

Так они и сидели в кафе: темный серьезный бог и девушка, губы которой все время разъезжались в улыбке. Тем временем на город опустилась ночь, и на улицах зажглись фонари.

Глава 9

Какие короткие у них волосы! Кассиопея наблюдала за женщинами с волосами, как у американских флэпперов[18]18
  Прозвище эмансипированных молодых девушек 1920-х годов, олицетворявших поколение «ревущих двадцатых».


[Закрыть]; эти красотки были в свите Королевы Карнавала. В Уукумиле никто бы не посмел так выглядеть. А пудры на них сколько, а румян! Увидела бы ее мать, она бы сказала, что такое бесстыдство нужно встречать презрением. Но глядя, как девушки смеются, Кассиопея сама улыбалась им в ответ, невольно задаваясь вопросом, не ошибалась ли ее мама.

После коронации Королева махала толпе и так начинались официальные маскарады. Кто побогаче, сидел в казино «Веракрусано», но в основном народ веселился на улицах и в парках. Пели и танцевали, иногда проказничали. Скоро наступит Великий пост – время попрощаться с радостями плоти. А сейчас нужно забыть о сдержанности и целую неделю веселиться. Первую ночь Карнавала никто не будет спать, а на следующее утро можно будет найти множество лекарств, которые помогут справиться с похмельем. Одни спасаются моллюсками на завтрак, другие обходятся аспирином.

Здания по улице Синко де Майо были украшены вымпелами и флагами, а машины на улицах пестрели баннерами. Празднующие запускали фейерверки и делились алкоголем. В ресторанах и отелях раздувались юбки танцовщиц, а музыканты играли дансон, кубинский танец, невероятно чувственный и невероятно популярный.

Тут чувствовалось африканское наследие. Когда-то в порту сгружали рабов и заставляли трудиться на сахарных плантациях. Потомки рабов поселились в Мандинге, но повлияли на весь регион. Музыка, кухня – все это было африканское. Во время Карнавала все перемешалось. Темнокожие мужчины оделись как скелеты, индейские женщины щеголяли в вышитых блузках, светлокожие брюнетки предстали русалками, белые мужчины расхаживали в римских одеяниях. Как только Карнавал закончится, белые будут смотреть с презрением на индейцев и черных, но в эту ночь между ними не было различия.

Кассиопея наблюдала за толпой со смесью удивления и страха. Этим утром Хун-Каме взял напрокат два костюма по невероятно высокой цене. Он нарядился в черный костюм чарро: вышитая серебряная короткая куртка и облегающие штаны с множеством пуговиц по бокам. На голове у него красовалась широкополая шляпа. Казалось, он сейчас запрыгнет на жеребца и начнет гарцевать. А то и заарканит кого-нибудь, учитывая, что лассо было при нем. Кассиопея была его отражением – такой же костюм, но только не брюки, а юбка, и комплект был не черным, а белым. И шляпы у нее не было.

Еще днем, в гостинице, она прижала куртку к груди и с любопытством встала перед зеркалом. «Полагаю, ты никогда не смотрела на свое отражение» – сказал бог. Смотреть-то смотрела, но мельком. Тщеславие, как предупреждал ее святой отец в Уукумиле, было грехом. А теперь, разглядев свои черные глаза и полные губы, она подумала, что, возможно, Хун-Каме прав: может, и не красавица, но симпатичная, а падре все равно слишком далеко, чтобы надоедать ей нравоучениями. Улыбнувшись отражению, девушка расчесалась и аккуратную заколола волосы шпильками.

Они шли по бурлящим улицам. Отовсюду лились звуки маримбы[19]19
  Ударный музыкальный инструмент, родственник ксилофона.


[Закрыть], и девушке хотелось танцевать.

– Куда мы идем? – спросила она.

– В самую оживленную часть города, – ответил Хун-Каме.

Их встретило море празднующих, гуще той толпы, через которую они только что прошли. Это был хаос из людей, одетых как ангелы и демоны, переполненный гремучей смесью запахов текилы, парфюма и звонких ударов барабанов. С балконов кидали конфетти, а дети – просушенную яичную скорлупу, наполненную блестками. Несколько перебравших мужчин поливали прохожих ромом.

Посреди всего этого хаоса Хун-Каме остановился.

– Пора, – сказал он и передал ей лассо. – Поброди здесь. И не забудь связать ему руки, как только представится возможность.

Когда умер отец Кассиопеи, ее мама пыталась зарабатывать сама. Некоторое время она пробовала плести макраме, но это приносило слишком мало денег и им все же пришлось переехать в Уукумил. Еще тогда Кассиопея научилась плести узлы, но она не была уверена, подойдут ли они для сверхъестественных существ, пусть даже Хун-Каме и заверил ее – сойдет и самый простой узел.

– А ты куда? – спросила она, чувствуя, что сердце забилось быстрее.

– Он не должен увидеть меня с тобой.

– Но…

– Я буду наблюдать за вами. Что бы он ни сказал, не освобождай его и не отходи ни на минуту!

– А как я узнаю его?

– Узнаешь.

– Подожди! – взмолилась Кассиопея.

Хун-Каме остановился, и его прохладная рука коснулась ее плеча.

– Не бойся, я буду чуть позади тебя.

Бог ушел. Брошенная среди толпы, Кассиопея растерялась. В Уукумиле самым ярким событием года была процессия в честь местного святого, чью фигуру несли от церкви по всему городу. Но здесь все было намного грандиознее, и не сравнить! Кассиопея подумывала просто сбежать.

Она покрепче сжала лассо и прикусила нижнюю губу. Ну нет, сказала, что сделает, значит, сделает. Стараясь держаться естественно, пошла вперед. Обогнула танцоров, проскочила мимо двух арлекинов, бросавших конфетти, и дала деру от трех хулиганов, кричавших непристойности.

– У вас случайно нет спичек, а? – услышала она мелодичный голос.

Привлекательный смуглый и широкоплечий мужчина. Белозубая улыбка во все лицо. Одет пиратом: синяя куртка, перехваченная поясом на талии, и разношенные сапоги.

Это он, подумала Кассиопея.

Познакомившись с одним богом, она смогла распознать и другого. А может, дело было в частице Хун-Каме под кожей, которая позволила ей увидеть в незнакомце что-то необычное.

– Нет, – ответила девушка, опустив взгляд. Не из скромности – она боялась, что мам все прочтет по ее глазам.

– Жаль. А что ты тут делаешь одна в такую ночь?

– Я пришла с друзьями, но, кажется, потеряла их, – ложь далась ей с поразительной легкостью, просто отскочила от зубов.

– Бедняжка. Может, я помогу найти их?

– Да, было бы неплохо, – согласилась она.

Мужчина вытащил сигарету с зажигалкой, закурил, приобнял ее за талию и повел по улице.

– Ты говорил, тебе нужны спички, – заметила девушка.

– Мне нужен был предлог заговорить с тобой. Нет, гляньте-ка, как мило она краснеет! – сказал он медовым голосом.

Комплименты сыпались как из рога изобилия, Кассиопея и не заметила, как мам увлек ее в безлюдный переулок. Там он прижал ее к стене и, улыбаясь, провел рукой по груди.

– Как насчет того, чтобы подарить мне поцелуйчик или два? – спросил он, выкидывая сигарету.

– Прям сейчас?

– А чего тянуть?

Кассиопея кивнула. Мам наклонился поцеловать ее.

На мгновение ее пальцы на веревке расслабились, но потом она посильнее ухватилась за нее. Как ни странно, она совершенно успокоилась. Оттолкнула мужчину нежно, жеманно, заставив улыбнуться. Руки мама опустились на ее талию, и она снова его оттолкнула. Подняла веревку и попыталась связать его руки, но не смогла, и теперь они бродили по ее животу, касаясь пуговиц костюма. Выдохнув, она свела его запястья вместе.

– Что ты делаешь? – удивился мам.

– Если хочешь меня целовать, позволь мне сделать это, – сказала Кассиопея, как будто кто-то подсказал ей эти слова.

– О! Какая ты испорченная. В какую же игру мы играем?

– Увидишь, – ответила девушка. – А теперь позволь. Только не двигайся.

Пока она завязывала узел, он смеялся. Потом попытался поцеловать ее в губы, но Кассиопея залепила ему звонкую пощечину. Все еще думая, что это игра, он попытался высвободить руки, но понял, что не может.

Его лицо изменилось, стало грозовым. Кассиопея отошла от него. В глазах бога сверкали молнии и когда он заговорил, его голос был подобен шелесту ветра в деревьях.

– Как ты это сделала? Кто ты вообще? Ты получишь взбучку, дрянная девчонка.

– Нет, – ответила Кассиопея, отходя в сторону.

Мам вцепился в узел зубами, но развязать не смог. Он раздраженно сплюнул и подступил к ней.

– Освободи меня немедленно, или я утоплю тебя в реке!

Он попытался снова прижать ее к стене, но в итоге сам врезался в кирпичную кладку. Развернулся и открыл рот, словно собираясь закричать, но вместо крика из его уст вырвался порыв раскаленного ветра.

Кассиопея моргнула и подумала о том, что глупо стоять в пустом переулке в компании разгневанного бога. Нормальная девушка давно бы уже убежала на многолюдную улицу, а то и до самого Уукумиле. Но Хун-Каме велел не оставлять мама, поэтому она откинула волосы с лица и сложила руки на груди. Будь что будет.

– Я что, должен переломать тебе кости, идиотка? – раздался рев.

– Какой ты неучтивый, кузен.

Хун-Каме появился так внезапно, как может появиться только бог. Его рука коснулась плеча Кассиопеи, словно защищая ее.

Мам дико, как пьяный, расхохотался.

– Хун-Каме, кузен! Так это ты подослал такую красивую ловушку? Ах, какой сюрприз!

– Не такой уж и сюрприз, Хуан. Думаю, мой брат послал своих сов сообщить о моем побеге и предупредить, что я приду за своим.

– Может, и посылал. Не знаю. Я ведь передвигаюсь между холмами и реками, меня трудно найти.

– Ну, не слишком трудно, вероломный кузен.

– Вероломный? Я? Потому что охранял собственность Великого повелителя Вукуб-Каме?

– Потому что хранишь мое ухо, пес. Словно не знал, кому оно принадлежит.

Лицо Хун-Каме было холодным, но Кассиопея чувствовала, насколько он разгневан.

– Ну да, я знал, что оно твое. Но опять же, я знал, что Повелитель Шибальбы сейчас не ты, а Вукуб-Каме. Разве можно меня осуждать за то, что я выполнял указания повелителя?

– Ты готов в два счета изменить, – сказал Хун-Каме.

Мам пожал плечами.

– А что тут такого? Меня нельзя винить за то, что подул новый ветер. Никого нельзя винить. Вукуб-Каме дал мне твое ухо, и я подчинился ему не потому, что так уж люблю твоего брата, а просто нужно подчиняться порядку. Порядок и власть теперь в руках Вукуб-Каме.

Говоря это, мам медленно кружил вокруг Хун-Каме и его спутницы, улыбка на хитром лице становилась все шире.

– Эти оковы ненадолго удержат меня, – сказал он и подергал руками, проверяя крепость веревки. – Убегу – что тогда будешь делать?

– Знаю, что ненадолго. Я лишь хотел привлечь твое внимание, – ответил Хун-Каме.

– Привлек, и что?

– Я хочу, чтобы ты вернул то, что доверил тебе мой брат.

– И ослушаться приказов Великого повелителя Шибальбы? Ну, нет, ты не получишь его, – мам покачал головой.

– Все, что от тебя требуется, – подчиниться настоящему правителю и ослушаться приказов фальшивого.

– Фальшивый… Настоящий… Все это так сложно для моего простого ума. Сегодня трон у Вукуб-Каме, завтра на него можешь сесть ты, но можешь и не сесть. Мне бы не хотелось столкнуться с твоим братом, когда он будет в гневе. К чему мне эта нервотрепка?

Мам широко открыл рот и выпустил еще один порыв ветра, сильнее, чем раньше, такой и вправду мог переломать кости, но Хун-Каме поднял руку, и ветер стих.

– Больше так не делай, или я решу, что ты невежлив, – сказал он.

Голос мама стал хриплым.

– Прости, я думал, мы играем! – Он кивнул на Кассиопею. – Тут такая красотка, я думал, мы сейчас будем танцевать вокруг нее, как два петуха. Серьезно, я бы не…

– Заткнись. – Тон Хун-Каме немного отрезвил мама, с лица которого наконец слетела улыбка. – Если не вернешь то, что принадлежит мне, окажешься в очень неприятной ситуации. Оковы, как ты говоришь, надолго тебя не удержат, согласен, но я могу основательно испортить тебе жизнь. И сейчас, в Веракрусе, и потом, когда сяду на трон. Никаких игр на реках, ни капли спиртного, никакого смеха для тебя и братьев.

– А если ты не вернешь трон? – спросил мам с притворной невинностью.

– Думаешь рискнуть, кузен? Напрасно. Вспомни, что я умею. Также не забывай, что мой брат всегда был слабее.