Текст книги "Идеальная химия"

14. Алекс

– И это ты называешь поцелуем?

– Да.

Я был в шоке, когда она положила мою руку на ее кремовую щеку. Мое тело отреагировало так, будто я принял наркотики. Всего минуту назад она была полностью в моей власти. Но эта красивая ведьма переиграла все так, что вышла победительницей. Она правда меня удивила. Я смеюсь и сознательно привлекаю внимание к нам, потому что именно этого ей хочется сейчас меньше всего.

– Тсс. – Бриттани ударяет меня по плечу, чтобы я заткнулся.

Я смеюсь громче, и она бьет меня тяжелым учебником по химии. Бедные мои руки. Я морщусь.

– Ай! – ощущение, будто миллион пчел ужалили меня в бицепс. – Cabron me dolio![49]49
  Cabron me dolio! – Блядь, как больно!


[Закрыть]

Она прикусывает нижнюю губу, накрашенную блеском «Лепесток пустыни», – мне кажется, ей идет. Хотя я бы не прочь увидеть на ее губах и «Розовый цветок».

– Тебе больно? – спрашивает она.

– Да, – цежу я сквозь зубы и пытаюсь сосредоточиться на блеске для губ.

– Хорошо.

Я закатываю рукав, чтобы осмотреть рану, из которой теперь (благодаря моей напарнице по химии) с одной стороны течет кровь. Рану зашивал врач в бесплатной поликлинике после драки в парке. У Бриттани хороший удар. Она задерживает дыхание и бежит прочь.

– Боже мой! Я не хотела сделать тебе больно, Алекс. Честное слово. Когда ты собирался показать мне шрам, ты закатывал левый рукав.

– Не хотел тебе его показывать, – говорю. – Я издевался над тобой, все в порядке, – отвечаю я ей. Можно подумать, что она никогда раньше не видела красную кровь. Только свою голубую.

– Нет, это ненормально, – настойчиво качает она головой. – Швы кровоточат.

– Это скобы, – поправляю я, пытаясь поднять ей настроение.

Бриттани побледнела еще больше. Она тяжело дышит, почти задыхается. Если она упадет в обморок, то я точно проиграю Лаки спор. Если она не может прийти в себя при виде маленького пятна крови, то как она займется со мной сексом? Пока мы в одежде, она не видит всех моих шрамов. Или если будет темно, то она может представлять кого-то белого и богатого. Но как я хочу видеть ее при свете! Я хочу чувствовать ее, хочу, чтобы она знала – с ней именно я, не другой culero.

– Алекс, ты в порядке? – спрашивает Бриттани обеспокоенно.

Мне признаться, что сейчас я представлял, как мы занимаемся сексом? Миссис Пи подходит к нам с суровым видом:

– Это библиотека. Ведите себя тише. – Но тут она замечает струйку крови, ползущую по моей руке и пачкающую рукав. – Бриттани, отведи его к медсестре. Алекс, в следующий раз перебинтуй рану, прежде чем приходить в школу.

– Разве вам меня не жалко, миссис Пи? Я истекаю кровью!

– Если ты сделаешь что-то для человечества или планеты, Алекс, тогда я тебе посочувствую. Но к тем, кто участвует в драках с ножом, я не испытываю ничего, кроме отвращения. Приведи себя в порядок.

Бриттани забирает книги у меня с колен и дрожащим голосом говорит:

– Пойдем.

– Я могу понести их. – Вслед за ней я выхожу из библиотеки, прижимая рукав в надежде остановить кровотечение.

Бриттани идет впереди меня. Если я попрошу ее помочь, потому что чувствую слабость, поверит ли она мне? Может быть, мне споткнуться… хотя вряд ли ей не все равно. Перед медкабинетом она поворачивается ко мне. Ее руки дрожат.

– Мне очень жаль, Алекс. Я не… не хотела…

Она нервничает. Что мне делать, если она заплачет? Я не привык к рыдающим девушкам. Не помню, чтобы Кармен хоть раз плакала за все время наших отношений. Я даже не уверен, есть ли у Кармен слезные железы. Она привлекла меня именно этим, эмоциональные девушки меня пугают.

– Ммм… ты в порядке?

– Если правда выплывет наружу, я этого не переживу. О боже, если миссис Питерсон вызовет моих родителей, мне конец! Лучше бы мне сразу умереть. – Ее продолжает потряхивать, будто она едет в машине с плохой подвеской и без тормозов.

– Бриттани?

– И мама во всем обвинит меня. Это моя вина, я знаю. Но она будет психовать, сорвется на меня, и тогда придется все объяснять и надеяться, что…

Прежде чем она успевает сказать еще одно слово, я зову ее:

– Бриттани!

Девушка смотрит на меня в растерянности. Даже не знаю, жалею я ее или удивлен тому, что она так нервничает.

– Сейчас психуешь только ты, – констатирую я очевидное.

Ее глаза, обычно ясные и светлые, кажутся померкшими и пустыми, будто она где-то далеко. Она крутит головой по сторонам, но избегает смотреть на меня.

– Нет, я не… я в порядке.

– Черт тебя подери! Посмотри на меня.

Она мнется.

– Я в порядке, – отвечает она, сосредоточенно изучая шкафчик в коридоре. – Просто забудь все, что я сказала.

– Если ты не посмотришь на меня, я буду истекать кровью прямо на полу, и мне понадобится переливание крови. Посмотри на меня, черт возьми.

Бриттани все еще тяжело дышит, но фокусируется на мне.

– Что? Я уже в курсе, что моя жизнь вышла из-под контроля, можешь не говорить.

– Я знаю, ты не хотела ранить меня, – замечаю я. – Даже если и хотела, то я, вероятно, заслужил. – Я хочу поднять ей настроение, чтобы она не сорвалась окончательно в коридоре. – Ошибаться – это не преступление. В чем смысл создавать репутацию, если время от времени ее нельзя разрушить?

– Не пытайся развеселить меня, Алекс. Я ненавижу тебя.

– Я тоже тебя ненавижу. Теперь, пожалуйста, отойди в сторону, чтобы уборщику не пришлось весь день отмывать пол от моей крови. Он мой родственник, если что.

Она качает головой, не веря моим словам. Ладно, он не совсем родственник. Но у него осталась семья в Атенсинго, в том маленьком городке, откуда родом моя мама и родственники из Мексики. Вместо того чтобы уйти, моя напарница по химии открывает передо мной дверь в кабинет медсестры. Ее не останавливают даже дрожащие руки.

– У него кровь, – обращается она к мисс Кото, школьной медсестре.

Мисс Кото просит меня сесть на одну из кушеток.

– Что здесь произошло?

Я смотрю на Бриттани. У нее настолько взволнованный взгляд, будто она беспокоится, не умру ли я прямо здесь. Я надеюсь, что увижу ангела смерти, прежде чем сдохну. Я с радостью отправился бы в ад, если бы на входе встречали с такой улыбкой, как у Бриттани.

– У меня скобы разошлись, – говорю я. – Ничего страшного.

– И как это произошло?

Мисс Кото устраивает допрос, пока смачивает белую салфетку и накладывает мне на руку повязку. Я задерживаю дыхание – рана саднит. Я тоже не собираюсь сдавать свою напарницу, тем более что мне нужно ее еще соблазнить.

– Я ударила его, – признается Бриттани срывающимся голосом.

Мисс Кото удивленно смотрит на нее:

– Ты ударила его?

– Случайно, – вмешиваюсь я в разговор.

Мне почему-то вдруг захотелось защитить эту девушку, которая ненавидит меня и скорее завалит проект миссис Пи, чем будет иметь дело со мной. Мой план с Бриттани не работает. Она сама призналась, что единственное чувство, которое она испытывает ко мне, – это ненависть. Но мысль о Лаки на моем мотоцикле причиняет мне больше боли, чем антисептик, которым мисс Кото промывает рану.

Если я хочу сохранить достоинство и спасти «хонду», я сейчас должен оставить Бриттани одну. Так ли она на самом деле меня ненавидит? Ее истерика говорит об обратном. Я никогда не видел, чтобы Бриттани вела себя не по сценарию или не имела стопроцентных намерений. Она робот. Вернее, так я думал. Она выглядела и вела себя как принцесса перед камерой каждый раз, когда я видел ее. Кто знал, что вид моей кровоточащей руки выведет ее из равновесия.

Я смотрю на Бриттани. Она занята моей рукой и указаниями мисс Кото. Жаль, что мы не в библиотеке. Могу поклясться, там она представляла, как мы занимаемся любовью. Мне стало la tengo dura[50]50
  La tengo dura – неловко, неудобно.


[Закрыть] сидеть перед мисс Кото, когда я подумал об этом. Gracias а Dios[51]51
  Gracias a Dios – слава богу.


[Закрыть], медсестра отошла к аптечке. Почему у меня нет под рукой учебника по химии, когда он так нужен?

– Давай встретимся в четверг после школы. Поработаем над проектом, – предлагаю я Бриттани по двум причинам. Во-первых, мне нужно перестать представлять нас вместе обнаженными в кабинете мисс Кото. Во-вторых, я хочу Бриттани.

– Я занята в четверг, – говорит она.

Наверняка Ослиной Мордой. Понятно, что она скорее будет проводить время с этим недоумком, чем со мной.

– Тогда в пятницу. – Я проверяю ее, хотя мне не стоит этого делать.

Проверять такую девушку, как Бриттани, – значит портить себе самооценку. Хотя я видел, насколько она уязвима и что ее до сих пор трясет от вида моей крови. Согласен, я мудак-манипулятор. Она прикусывает нижнюю губу, накрашенную, по ее мнению, не тем цветом.

– Я не могу в пятницу.

Моя эрекция полностью прошла.

– Может быть, в субботу утром? – говорит она. – Мы можем встретиться в библиотеке Фейерфилда.

– Ты уверена, что сможешь впихнуть меня в свой плотный график?

– Заткнись. Я буду ждать тебя там в десять.

– Это будет свидание, – заявляю я.

Мисс Кото, очевидно подслушивающая наш разговор, заканчивает перевязывать мою руку. Бриттани собирает учебники.

– Это не свидание, Алекс, – бросает она через плечо.

Я хватаю свои книги и бегу в коридор вслед за ней. Она идет одна. Музыка не играет в динамиках, значит, все еще идет урок.

– Возможно, это не свидание, но ты все еще должна мне поцелуй. Я всегда собираю долги.

В глазах моей напарницы по химии загорается безумный огонь. М-м-м, так опасно. Я подмигиваю ей.

– И не парься, каким блеском накраситься в субботу. Тебе все равно придется наносить его заново.

15. Бриттани

Одно я могу сказать точно – я не буду целоваться с Алексом Фуэнтесом. К счастью, на уроках миссис Питерсон всю неделю мы проводили эксперименты и говорили только о том, кто будет зажигать горелку. Хотя каждый раз перебинтованная рука Алекса напоминала, как я его ударила. Я стараюсь не думать о нем, когда крашу губы блеском на свидание с Колином. Сегодня вечер пятницы, мы поужинаем и сходим в кино. Я несколько раз придирчиво осматриваю себя в зеркале, надеваю браслет от Тиффани, который Колин подарил мне на нашу последнюю годовщину, и иду на задний двор, где моя сестра занимается в бассейне с физиотерапевтом. Мама в розовой велюровой накидке растянулась на шезлонге с журналом по дизайну интерьеров. Слышится только голос физиотерапевта, который инструктирует Шелли.

Мама откладывает журнал, ее лицо становится суровым:

– Брит, после десяти тридцати ты должна быть дома.

– Но у нас сеанс только в восемь. Я буду дома позже.

– Ты слышала, что я сказала? Не позднее десяти тридцати. Если что, уйдешь из кино пораньше. Родители Колина вряд ли примут девушку, которая не соблюдает комендантский час.

Звонок в дверь.

– Скорее всего, это Колин, – говорю я.

– Тогда поторопись. Такой мальчик не будет ждать вечно.

Я бегу к входной двери, прежде чем моя мама сделает из нас обоих дураков. Колин стоит на крыльце с дюжиной красных роз в руке.

– Это тебе.

Его сюрприз удивил меня. Bay! Как я могла быть такой глупой и так много думать об Алексе на этой неделе? Я обнимаю Колина и целую его в губы.

– Я только поставлю их в воду.

Я отступаю в дом и радостно напеваю, когда иду на кухню и вдыхаю сладкий аромат. Пока наливаю воду в вазу, думаю, дарил ли Алекс когда-либо своей девушке цветы? Алекс скорее подарит острый нож; во всяком случае, на свидании с ним нож пригодится больше. Когда я с Колином, мне так… Скучно? Нет. Мы не скучные. С ним я в безопасности. Мне комфортно. Уютно. Я обрезаю стебли, ставлю розы в вазу и возвращаюсь в патио, где Колин болтает с моей мамой, – не скажу, что мне это нравится.

– Готов? – спрашиваю я.

Колин расплывается в белоснежной улыбке на миллион долларов:

– Да.

– Она должна вернуться в десять тридцать! – кричит нам вслед мама. Как будто комендантский час для девушки означает ее высокую нравственность.

Это смешно, но я смотрю на Шелли и замолкаю.

– Конечно, миссис Эллис, – отвечает Колин.

Уже в его «мерседесе» я спрашиваю:

– На какой фильм мы идем?

– Планы изменились. Фирма моего отца достала билеты на игру Cubs[52]52
  «Чикаго Кабс» (англ. Chicago Cubs) – профессиональный бейсбольный клуб, выступающий в Главной лиге бейсбола.


[Закрыть]. Места прямо позади основной базы. Детка, мы идем смотреть Cubbies.

– Здорово! Мы вернемся к десяти тридцати? – Я не сомневаюсь, что мама будет ждать меня на пороге.

– Если не будет дополнительных подач. Твоя мама считает, что после ты превратишься в тыкву?

Я беру его за руку:

– Нет. Просто… я не хочу расстраивать ее.

– Не обижайся, но твоя мама очень странная. Она сексуальная телка, но немного не в себе.

Я отпускаю его руку.

– Фу! Колин, ты только что назвал мою маму «телкой». Меня чуть не стошнило.

– Я тебя умоляю, Брит. – Он косится в мою сторону. – Твоя мама больше похожа на твою сестру-близняшку, чем на мать. Она соблазнительная.

Она много времени проводит в зале, поэтому, согласна, у нее тело не сорокапяти-, а скорее тридцатилетней женщины. Но то, что мой парень назвал мою маму сексуальной, – мерзость.

Колин ведет меня к корпоративной ложе отца на стадионе «Ригли Филд». Там куча людей из адвокатских контор. Родители Колина приветствуют нас. Его мама обнимает меня, бросает воздушный поцелуй и уходит болтать с остальными. Я наблюдаю, как Колин общается с гостями в ложе. Он чувствует себя здесь как дома; он в своей стихии. Он жмет всем руки, широко улыбается и смеется над любой шуткой, не важно, смешная она или нет.

– Давай посмотрим игру оттуда?

Мы набираем хот-догов и напитков из фуд-бара и идем к своим местам.

– Я надеюсь, что получу стажировку в «Харрис, Лундстрем и Уоллас» следующим летом, – говорит он спокойно, – так что я должен лично знать этих ребят.

Когда г-н Лундстрем появляется рядом с нами, Колин включает обаяние на полную. Я смотрю с восхищением: он разговаривает с мистером Лундстремом, как со старым другом. У моего парня талант очаровывать людей.

– Я слышал, ты хочешь пойти по стопам своего отца, – говорит мистер Лундстрем.

– Да, сэр, – отвечает Колин, и они начинают обсуждать футбол, акции – все, что интересует мистера Лундстрема.

Меган звонит мне на мобильный, и я пересказываю ей основные моменты игры, пока Колин занят разговором с мистером Лундстремом. Она рассказывает про танцевальный клуб «Мистик» – лучший, по ее мнению, куда пускают и тех, кому еще нет двадцати одного. Она уверена, что нам со Сьеррой там тоже понравится. На седьмой подаче стрейч мы с Колином встаем и поем «Take те out to the ball game»[53]53
  «Take me out to the ball game» – песня, написанная в 1908 году и ставшая неофициальным гимном североамериканского бейсбола.


[Закрыть]. Мы откровенно фальшивим, но сейчас это не важно – вместе с нами поют тысячи поклонников «Кабсов». Сейчас мне хорошо с Колином, мы веселимся вместе. Видимо, я слишком критикую наши отношения.

В девять сорок пять я поворачиваюсь к Колину и говорю, хоть игра еще не закончилась, что нам пора собираться домой. Он берет меня за руку. Я думаю, что он закончит разговор с мистером Лундстремом. Но вместо этого Лундстрем подзывает еще и мистера Уоллеса. Время уходит, и я начинаю нервничать. Мне хватает напряжения дома. Я не хочу его увеличивать.

– Колин… – шепчу я, сжимая его руку.

Он обнимает меня в ответ. Во время девятой подачи, когда на часах уже десять, я объявляю:

– Извините, но Колин должен отвезти меня домой.

Мистер Уоллес и мистер Лундстрем пожимают Колину руку, и я тащу его к выходу.

– Брит, ты понимаешь, как трудно получить стажировку в компании «Харрис, Лундстрем и Уоллас»?

– Сейчас мне на это наплевать, Колин, мне нужно быть дома в десять тридцать.

– Ты будешь дома в одиннадцать. Скажешь маме, что мы застряли в пробке.

Колин не знает, какой может быть мама, когда она не в том настроении. К счастью, мне удавалось не приводить Колина домой часто; если он и приходил, то только на несколько минут. Он понятия не имеет, как мама может срываться на меня.

Мы подъезжаем к моей улице не в одиннадцать, а около одиннадцати тридцати. Колин по-прежнему рассуждает о возможной стажировке в «Харрис, Лундстрем и Уоллас» и слушает повтор игры по радио.

– Я должна идти. – Наклоняюсь и быстро целую Колина.

– Останься на несколько минут… – Он отстраняется от моих губ. – Мы не дурачились, как обычно. Мне этого так не хватает.

– Мне тоже. Но уже поздно, – извиняюсь я перед ним. – У нас впереди еще столько ночей вместе.

– Чем раньше они наступят, тем лучше.

Я иду к дому и готовлюсь к скандалу. Естественно, мама стоит в прихожей, скрестив руки на груди.

– Ты опоздала.

– Я знаю. Извини.

– Ты думаешь, у меня свободные правила?

– Нет.

Она вздыхает.

– Мама, мне очень жаль. Мы пошли смотреть игру Cubs вместо кино, и дорога была просто ужасной!

– Игру? На другом конце города? Вас могли ограбить!

– Все в порядке, мама.

– Ты думаешь, что знаешь все, Брит, но это не так. Ты могла уже лежать мертвой где-то на аллее, а я бы думала, что вы с Колином в это время в кино. Проверь свой кошелек – деньги или права не пропали?

Я открываю кошелек и проверяю его содержимое, только чтобы успокоить ее, достаю документы и деньги.

– Все на месте.

– Считай, тебе повезло. На этот раз.

– Я всегда осторожна, когда выхожу в город, мама. Кроме того, Колин был со мной.

– Мне не нужны оправдания, Брит. Ты не могла позвонить и предупредить, что у вас поменялись планы и поэтому приедете поздно?

Чтобы она наорала на меня сначала по телефону, а потом еще раз дома? Нет. Но я не могу ей этого сказать.

– Я не подумала об этом. – Это все, что я могу сказать.

– Ты вообще когда-нибудь думаешь о своей семье? Все вертится не только вокруг тебя, Бриттани.

– Я знаю, мама. Обещаю, в следующий раз я позвоню. А сейчас я устала. Можно я пойду спать?

Она отпускает меня взмахом руки.

В субботу утром я просыпаюсь от маминых криков. Отбросив одеяло, я встаю с кровати и сбегаю по лестнице – посмотреть, из-за чего шум. Шелли сидит в своем инвалидном кресле, пододвинутом прямо к кухонному столу. Вся ее рубашка и брюки заляпаны едой – как будто она маленький ребенок, а не двадцатилетняя девушка.

– Шелли, если еще раз так сделаешь, отправишься в свою комнату!

Мама кричит на мою сестру и ставит на стол тарелку с протертой едой. Шелли скидывает миску на пол. Мама задыхается, прищуривает глаза и смотрит на Шелли.

– Я помогу, – бросаюсь я к сестре.

Мама никогда не била сестру. Но ее напряжение настолько велико, что его можно сравнить с ударом.

– Не сюсюкай с ней, Бриттани, – говорит мама. – Если она не будет есть сама, будем кормить ее через трубку. Ты этого хочешь?

Я ненавижу, когда она так делает. Она сразу говорит о худшем варианте развития событий, но не пытается решить проблему. Я вижу такое же разочарование в глазах моей сестры. Мама указывает пальцем на Шелли, потом на еду на полу.

– Вот почему я не беру тебя в ресторан, – заключает она.

– Мама, перестань, – говорю я. – Не нагнетай обстановку. Она и так уже расстроена. Зачем делать все еще хуже?

– А как же я?

Внутри меня по венам начинает разливаться напряжение, оно наполняет мои руки и ноги. Оно бурлит во мне с такой силой, что я не могу больше сдерживаться.

– При чем здесь ты? Почему ты всегда все сводишь к себе? – выкрикиваю я. – Мама, разве ты не видишь, как ей больно? Почему вместо криков ты не выяснишь, что случилось?

Не думая, я беру салфетку и сажусь на колени рядом с Шелли. Я начинаю оттирать ей штаны.

– Бриттани, не надо! – просит мама.

Я не слушаю ее. Я должна это сделать. Но прежде чем я успеваю закончить, Шелли запускает руки в мои волосы и начинает их тянуть. Больно. Во всей этой суматохе я и забыла про новое развлечение моей сестры.

– Эй! – обращаюсь я к ней. – Шелли, пожалуйста, прекрати!

Я пытаюсь надавить на ее кулаки, как показывал врач, чтобы освободить волосы, но все бесполезно. Я неуклюже сажусь у ног Шелли и скручиваюсь от боли. Мама ругается, вокруг разлетаются остатки ужина, а я почти не чувствую головы.

Мама пытается вытащить руки Шелли из моих волос, но та не ослабляет хватку.

– Кастет, мама!

Я вспоминаю совет доктора Меира. Господи, сколько же волос она выдрала? Я чувствую, что часть моей головы полысела. После моего напоминания мама, должно быть, надавила Шелли на суставы, потому что она отпустила мои волосы. Иначе сестра выдрала бы мне их все. Я сажусь на пол и сразу ощупываю затылок. Шелли улыбается. Мама хмурится. А у меня в глазах стоят слезы.

– Я отвезу ее к доктору Меиру прямо сейчас, – качает головой мама и смотрит на меня – она считает, что из-за меня ситуация вышла из-под контроля. – Это слишком затянулось. Бриттани, бери машину отца и встреть его в аэропорту. Он прилетает в одиннадцать. Это все, чем ты сейчас можешь помочь.

16. Алекс

Я уже час жду в библиотеке. Ладно, прошло уже полтора часа. Пока не пробило десять, я сидел снаружи на бетонной скамейке. В десять я вошел в холл и остановился, якобы заинтересовавшись будущими мероприятиями библиотеки. Я не хочу показывать, как сильно я хочу увидеть Бриттани. В десять сорок пять я сажусь на пуфик в отделе подростковой литературы и открываю учебник по химии. Мой взгляд скользит по странице, хотя и не различает слов. Сейчас уже одиннадцать. Где она?

Я могу пойти погулять с друзьями. Черт, я должен встретиться с друзьями. Но у меня есть глупое желание – хочу понять, почему Бриттани меня прокатила. Я говорю себе, что дело в задетом самолюбии, но в глубине души беспокоюсь о ней. Она намекнула в кабинете медсестры, что ее мама явно не станет кандидаткой на премию «Мать года». Бриттани понимает, что ей уже восемнадцать лет и она может уйти из дома когда захочет? Если там все так плохо, почему она остается? Потому что ее родители богаты. Если я уйду из дома, моя новая жизнь не будет особо отличаться от прежней. А вот для девушки, которая живет на северной стороне, отсутствие дизайнерских полотенец и горничной, вероятно, хуже смерти.

Я прождал Бриттани достаточно. Я хочу зайти к ней и узнать, почему она меня кинула. Не успев все обдумать, я сажусь на мотоцикл и еду на северную сторону. Я знаю, где она живет… в огромном белом доме с колоннами. Я паркую мотоцикл возле ее дома и звоню ей дверь. Я откашливаюсь, чтобы не подавиться словами. Черт возьми, что я ей скажу? И почему я чувствую себя так неуверенно, будто мне нужно произвести на нее впечатление, иначе она меня осудит? Никто не отвечает. Я снова нажимаю на звонок.

Где слуга или дворецкий, который открывает дверь когда нужно? Когда я собираюсь уйти и спросить самого себя, какого хрена я себя так веду, дверь открывается. Передо мной стоит старшая копия Бриттани. Очевидно, это ее мама. Она окидывает меня взглядом, и на лице у нее читается смесь разочарования и презрительной насмешки.

– Я могу помочь вам? – спрашивает она.

Чувствую, что она видит во мне садовника или продавца, который ходит по домам и беспокоит людей.

– Мы не подаем милостыню.

– Я и не собираюсь вас ни о чем просить. Меня зовут Алекс. Я просто хотел знать, Бриттани… э… дома?

Супер. Теперь через каждые две секунды я вставляю «э».

– Нет. – Ее взгляд так же категоричен, как и ответ.

– Вы не знаете, куда она пошла?

Миссис Эллис прикрывает дверь – вероятно, боится, что я загляну внутрь, увижу ее драгоценности и захочу их украсть.

– Я не даю информацию о местонахождении моей дочери. А теперь, если позволите… – Она захлопывает дверь прямо перед моим носом.

Я стою перед дверью, как полный кретин. Наверняка Бриттани была дома и попросила маму выпроводить меня. Я помню, как она переиграла меня в школе. Ненавижу игры, в которых не могу выиграть. Я иду к мотоциклу и думаю, как я должен чувствовать себя: как брошенная дворняжка или как рассерженный питбуль?