Текст книги "Словно распустившийся цветок"

– Тогда мы более не могли скрывать свое родство с ним.

Мистер Тримбл расхохотался.

– Не вижу здесь ничего смешного. – Протянув руку, я постучала по крышке стеклянного террария, и капелька влаги упала на листок орхидеи.

– Быть может, вам следует взглянуть на события прошлого с его точки зрения. Не слишком приятно считаться проклятием чьего-либо существования. Я могу судить об этом по собственному опыту.

– А мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь взглянул на происходящее с моей точки зрения. Меня силой заставляют отказаться от дела всей моей жизни. Неужели этого никто не понимает? Если отец и адмирал добьются своего, то мое поколение Уильямсов не оставит следа в анналах ботаники.

Пожалуй, я заговорила куда громче, чем собиралась, и обнаружила такую глубину чувств, о которой и сама не подозревала. К черту! Я сделала глубокий вдох:

– И я никогда не говорила, что адмирал стал проклятием семьи.

Мистер Тримбл открыл было рот, чтобы заговорить, но тут же закрыл его. На его лице отобразилось нерешительное выражение.

– В самом деле?

– После смерти матери он многое сделал для моего отца, и я не позволю относиться к нему пренебрежительно.

– У меня этого и в мыслях не было.

Мы действительно многим были обязаны адмиралу. Вплоть до настоящего момента я, пожалуй, даже не отдавала себе отчета в том, сколько он для нас сделал. Он вытащил отца из постели и заставил нас перебраться в Оуэрвич. Он стал для нас настоящим… спасением. Отчего я вдруг ощутила себя злобной эгоисткой по отношению к нему.

– Он просто не вписывается в наш порядок вещей. И не оправдал тех ожиданий, которые возлагала на него семья.

– Разве нечто подобное не случается с каждым из нас? Время от времени?

– Быть может, с вами это и случилось, но только не со мной. И никогда не случится. Я делаю именно то, чего от меня и ожидали.

– Но почему ожидания должны непременно оборачиваться обязанностями? Вот представьте на мгновение, что он повел себя именно так, как от него ожидала ваша семья. И кто бы тогда отвоевал Гонконг для королевы? Ни у кого не вызывает сомнений, что он был военно-морским гением своего поколения.

Неужели все это время я относилась к адмиралу совсем не так, как он того заслуживал?

А мистер Тримбл прочистил горло и продолжал:

– Должен признаться, что я не питаю особой любви к своему семейству. И я спрашивал себя, в чем же заключается мой долг перед ними, когда не пожелал подчиняться их диктату. Поэтому ваше мнение об адмирале в некотором роде открыло мне глаза. А заодно и изрядно встревожило, если позволите быть откровенным. Он – герой нашего времени, а вы, судя по всему, терпеть его не можете.

– Вы говорите так, словно чувствуете и себя паршивой овцой в собственной семье.

– Да, именно так я себя и чувствую. И вот я спрашиваю себя – если я предпочитаю лесную чащу лугам, если мне проще держать спину прямо, нежели карабкаться на вершину, то почему всю жизнь я должен виться вокруг ствола дерева? Почему я не могу жить так, как живет само дерево?

– Свой род и класс сменить невозможно, мистер Тримбл. Разве не этого вы хотите добиться? С таким же успехом можно попытаться спрятать свои корни и объявить себя совой. – Я подобрала ноги под себя, устраиваясь на стуле поудобнее. – Следовательно, ваша семья не одобряет вашего увлечения овцеводством?

– Нет.

– Она увлекается ботаникой?

– Нет. Они куда более склонны к излишествам и разврату, нежели к занятиям подобного рода. – Некоторое время он бесцельно перелистывал страницы журнала, прежде чем вздохнуть и сдаться. – Как вы полагаете, возможно ли изменить собственную натуру, мисс Уитерсби? Причем фундаментально? Самую ее суть?

– Вы вновь спрашиваете меня, способна ли виноградная лоза стать деревом?

– Полагаю, что так. – Он взглянул на меня, и между его бровями пролегла глубокая морщинка.

– Это представляется невозможным, не так ли? Даже те растения, которые порой считают новыми видами, зачастую представляют собой лишь разновидность старых и подвержены мутациям к исходному виду.

– Да… Полагаю, что в глубине души я всегда боялся именно этого.

Глава 8

Странные слова мистера Тримбла не давали мне покоя весь день, и я старательно искала ответ на заданный им вопрос. Возможно ли изменить собственные привычки? Или свою натуру? Господь создал каждый златоцвет посевной, каждый стебелек ястребинки, каждый цветок, чтобы они служили Его целям и желаниям. Означает ли это, что каждое Его творение достойно любви?

Вовсе нет.

Есть цветы, издающие омерзительный запах, и листья, вызывающие доводящий до бешенства зуд. Но это вовсе не означало, что подобные создания не имеют права на существование.

Их тоже сотворил Господь. Как и все остальное. И какова же альтернатива? Просто не верить в Бога? Полагать, что всему виной… слепой случай? Или волшебство? Сама мысль об этом представлялась абсурдной и нелепой.

Я должна верить в то, что даже самые отвратительные создания служат замыслу Господа. Тем не менее только слепой не увидел бы разницу между терновником и цветком, равно как и один никогда не смог бы превратиться в другой.

Если семья мистера Тримбла предавалась разврату, как он сам говорил, то разве не логично будет предположить, что со временем и он пойдет по их стопам?

Загадка получалась поистине головоломной.

Пожалуй, не следует забывать и о том, что человеку предоставляется право выбора, которого лишены растения. Или же… мистер Тримбл являл собой образец истинного представителя своего семейства, тогда как все остальные были лишь досадными мутациями. Мысль о том, что именно они, а вовсе не он, были исключениями, согрела мне душу, потому что – хотя он занял мое место и был склонен читать нотации по любому поводу – автор всех тех писем, носитель тех мечтаний и надежд, которые он доверял мне, не мог быть безнадежно плохим человеком.

Но как долго можно обманывать собственную натуру? А что, если это я противлюсь Божьему замыслу? Как быть, если мое настоящее призвание и единственное предназначение заключается в том, чтобы стать женой и матерью? Как быть, если мои ботанические изыскания являются лишь проявлением своекорыстия?

Никогда раньше подобные мысли не приходили мне в голову, и сам ход и неудовлетворительная природа моих умозаключений привели меня в изрядное смятение. Как было бы замечательно, если бы человечество куда больше походило на растительный мир! Когда характер произрастания каждого, привычки и поведение оставались бы неизменными и очевидными, и все всегда бы делали только то, ради чего и были рождены!

* * *

В десять часов утра на следующий день адмирал прислал за мной свой экипаж, в котором я и отправилась за мисс Темплтон в Додсли-Манор. Со своими многочисленными колоннами и пилястрами, арками и парапетами, украшающими его внушительный фасад, он выглядел столь же декоративно-роскошным, как и она сама.

После того как ливрейный лакей подсадил милое создание в экипаж, она опустилась на свое место, встряхнула и расправила бесчисленные воротники своей голубой мантильи и восторженно сцепила обтянутые перчатками ладошки:

– Мне еще никогда не доводилось ездить в берлине[34]34
  Берлинский экипаж, или просто «берлин», – старинная крытая дорожная четырехместная карета с двухрельсовой рамой и двумя внутренними сиденьями, не разделенными на места. Была изобретена между 1660 и 1670 годами.


[Закрыть]. Можете вы в это поверить? Но какой же он просторный и роскошный! Хотела бы я знать, отчего же от него отказались в пользу кларенса[35]35
  Кларенс – закрытый четырехместный экипаж, тип городского кеба. Первый образец датируется 1840 г. За оглушительный грохот, издаваемый обитыми железом колесами при езде по булыжной мостовой, они были прозваны «громыхалами» (growler).


[Закрыть]?

Похоже, она говорила искренне, потому что с неприкрытым изумлением разглядывала интерьер. Но затем она обратила взгляд своих васильковых глаз на меня:

– Так или иначе, но просьба адмирала привела меня в восторг. Сама я не собиралась к портнихе еще целый месяц, по крайней мере! Итак, в чем же у вас нужда, мисс Уитерсби? И чем я могу быть вам полезна?

– Мне нужно все.

– Все?

– Да, все. Иначе, как мне дали понять, на меня никто не обратит внимания.

– Какая прелесть! Но мы должны сделать так, чтобы мой отец ничего не узнал об этом. Он был уверен, учитывая ваш почтенный возраст, что вы станете для меня надежной компаньонкой. Только так я смогла уговорить его отпустить меня без сопровождения – пообещав, что моей дуэньей будете именно вы!

– Не забывайте, что я иду на такой шаг только ради того, чтобы отец избавился от мистера Тримбла и взял меня обратно. При удачном стечении обстоятельств на это потребуется не больше пары дней. Теперь вы понимаете, почему я столь неохотно дала согласие на визит к портнихе.

– К портнихе нельзя ездить с неохотой.

– Боюсь, что этот визит станет напрасной тратой моего времени и дядиных денег.

– Но это же не причина, чтобы столь легкомысленно относиться к своему гардеробу.

– Что мне действительно нужно, так это новая охотничья куртка.

– Новая охотничья куртка! Какие неслыханные вещи вы говорите. Похоже, мне понравится быть вашей подругой.

– Видите ли, карманы моей теперешней крутки прохудились до дыр, и лишь на минувшей неделе я лишилась прекрасного образца только из-за того, что он провалился за подкладку.

– В таком случае, мы обязательно добавим новую охотничью куртку к списку.

– На самом деле, я просто не знаю, что мне нужно. Хотя постойте… – Я потянулась за своим ридикюлем, в котором лежал тот самый пресловутый список. – Мистер Тримбл написал для меня кое-что.

– Мистер Тримбл… новый ассистент вашего батюшки? Можно подумать, он разбирается в подобных вещах! – Мисс Темплтон презрительно фыркнула и протянула руку. – Список, будьте любезны.

Я отдала ей листок бумаги.

Она, не глядя, разорвала его напополам, позволив обрывкам упасть на пол.

– Вот что я думаю о мистере Тримбле и его списках! Если у вас появятся какие-либо вопросы или сомнения, обращайтесь ко мне. Я не позволю вам сбиться с пути истинного. Можете на меня положиться.

* * *

Портниха жестом пригласила меня в угол комнаты, отделенный бархатной занавеской, обронив что-то насчет того, что ей нужно подогнать мое платье по корсету, а для этого ей необходимо сначала увидеть его, не так ли? Посему она расстегнула пуговицы у меня на спине и заставила повернуться кругом:

– Но подогнать платье по вот этому решительно невозможно!

Опустив взгляд на корсет, я не нашла в нем ничего предосудительного.

– Этот корсет вам попросту не подходит!

Та портниха, у которой я шила наряды для Лондона, почему-то ничего не имела против.

– Он вполне подходил моей матери, но, поскольку ей он больше не понадобится, не понимаю, почему…

– Вам придется заказать себе новый корсет, прежде чем я смогу что-либо для вас сделать. – Она помогла мне надеть платье, после чего выставила нас обеих на улицу.

Я повернулась к мисс Темплтон, которую столь неожиданное выдворение привело в явную растерянность.

– Полагаю, в Оуэрвиче найдется корсетница?

Она кивнула и зашагала прочь. Мы старательно переступали через ручьи соленого рассола, бегущие по улицам. К большому моему огорчению, избежать облаков сажи не удавалось, поскольку они буквально липли к земле, рассеивая солнечные лучи и пятная стены домов грязными мазками. Город должен был лучиться теплыми тонами песчаника, но, по вине солеварен, выглядел так, словно его окунули в помои. После визитов сюда мне всегда хотелось принять ванну. Это была одна из многих причин, по которым я старалась бывать в Оуэрвиче как можно реже.

А вот расположение духа мисс Темплтон местный пейзаж, похоже, ничуть не испортил. Казалось, она знала здесь всех и вся, частенько останавливаясь перекинуться несколькими словами со знакомыми. В перерывах между ее разговорами мы ухитрились посетить корсетницу и перчаточницу. У меня начало складываться впечатление, что за любой мелочью нужно было идти чуть ли не на другой конец города. Кроме того, мисс Темплтон взяла с меня обещание, что после того, как закажем платья, мы нанесем визит модистке, чтобы приобрести несколько шляпок к ним в тон. Проведя два часа на ногах, я почувствовала, что столь суровые испытания изрядно меня утомили, и взмолилась, надеясь вернуться домой и отдохнуть хоть немного перед повторными послеполуденными визитами, но мисс Темплтон наотрез отказалась. Она даже не разрешила мне заглянуть в гостиницу.

– Забудьте о легких закусках и освежающих напитках до тех пор, пока мы не закажем платья. Если их не начнут шить в самое ближайшее время, вам попросту нечего будет надеть!

Итак, мы вернулись к портнихе. Та вновь раздела меня и фыркнула, завидев мой новый корсет:

– Не знаю, действительно ли он лучше старого.

– Я заказала еще несколько.

– Что ж, по крайней мере, с этим можно работать. – Она сняла с меня мерки и принялась составлять заказ. – Сезон[36]36
  Малый лондонский сезон – это время подготовки к сессиям парламента, он длился с сентября по ноябрь. Большой лондонский сезон совпадал со временем работы парламента (с ноября по июнь).


[Закрыть] уже в самом разгаре, но, уверяю вас, мы можем снабдить вас всем необходимым. Что именно вам требуется?

– Мне нужно платье, в котором бы я выглядела подобно луноцвету[37]37
  Лиана из семейства Березковые. У луноцвета огромные ярко-белые цветки, которые распускаются на закате солнца, наполняя сад приятным ароматом, и листья в виде сердечек.


[Закрыть]. – Вспомнив платья, похожие на те, что надела на званый ужин мисс Темплтон, я решила уточнить кое-какие подробности. – И, пожалуй, лучше украсить его вышитыми цветами.

– Вы хотите походить на луноцвет…

– Именно так, разве что на платье должно быть намного больше лепестков.

– Лепестков?

Мисс Темплтон вдруг зашлась в приступе кашля. Я колотила ее по спине до тех пор, пока ей не полегчало.

Она отвела мою руку и сделала глубокий вдох.

– Мисс Уитерсби имеет в виду, что на платье должно быть много оборок.

– Но только без чашелистиков.

Портниха хмуро взирала на меня исподлобья:

– Без… чего? Вы, должно быть, недавно прибыли с Континента[38]38
  Здесь: остальная Европа (материк), без британских островов.


[Закрыть]? Мне как-то не приходилось слышать подобных выражений…

– Просто мне не нравятся чашелистики. По крайней мере, когда они на платье.

– Чашелистики? Прошу прощения, но я не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– У вас найдется лист бумаги и перо? Я могу показать вам, что имею в виду.

Я бегло набросала эскизы платьев, которые носили женщины на званом ужине.

– Ах, вот оно что! Да. Разумеется, я могу сшить вам платье в стиле Людовика XV, мисс Уитерсби.

– Но помните – никаких чашелистиков.

Портниха воззвала к мисс Темплтон:

– О чем она говорит?

Я вновь взялась за перо, чтобы нарисовать детали, которых на моем платье быть не должно.

– Видите ли, у большинства цветов есть чашелистики. Вот здесь, где они соединяются со стеблем. Но мне они не нужны.

– А! Вы имеете в виду редингот[39]39
  Здесь: женская верхняя одежда прилегающего силуэта, с двумя небольшими воротничками (нижний из которых лежит на плечах) и сквозной застежкой.


[Закрыть]. Разумеется, для вечернего платья он вам не понадобится. – Она взяла в руки мой набросок. – Предоставьте это мне. Я все устрою как нельзя лучше.

– Мистер Тримбл сказал, что одного платья будет явно недостаточно. Предполагается, что я должна выглядеть как дневная лилия.

– Дневная лилия! – Портниха повторила мои слова себе под нос.

– Каждый день – новый цветок.

– Я не совсем…

– Мисс Уитерсби имеет в виду, что ей понадобятся пять вечерних платьев, пять дневных платьев, три платья для визитов, мантилья, накидка и… платье для прогулок.

Качая головой, портниха записала наш заказ:

– Я полагаю, что все это, конечно, нужно вам уже завтра.

– Я была бы вам чрезвычайно признательна.

Мисс Темплтон положила руку мне на локоть:

– К концу недели ей понадобятся два вечерних платья, а вот платье для визитов – хотя бы одно – будет нужно уже завтра.

Портниха выразительно поиграла бровями:

– Мы сделаем все, что в наших силах, но даже я не умею творить чудеса.

Однако я не могла допустить, чтобы моя самая настоятельная просьба осталась без внимания:

– Мне бы очень не хотелось удлинять этот список, но мне также нужна и охотничья куртка.

Мисс Темплтон схватила меня за руку:

– Да! И закажите под нее еще и новую юбку.

– Не думаю, что она мне действительно нужна…

Она очаровательно улыбнулась:

– Давайте просто внесем ее в список.

* * *

Выйдя от портнихи, мы направились в Вудсайд, чтобы забрать адмирала. После чего уже все вместе покатили к мистеру Стенсбери в Оуэрвич-Холл.

Оказавшись в круглом вестибюле, мисс Темплтон принялась с восторгом оглядываться по сторонам. Взяв меня за руку, она прижалась ко мне и прошептала:

– Я еще никогда не бывала здесь!

– Я тоже.

– Я чувствую себя как в оперном театре. – В глазах у нее застыло изумление, щедро разбавленное восхищением.

Мне не доводилось бывать в опере, но если это означало калейдоскоп кроваво-красных тонов и приглушенного блеска полированного дерева, балконов с колоннадами и штукатурки цвета слоновой кости, то она была права.

– Не хотели бы вы взглянуть на мою оранжерею?

Адмирал фыркнул, а мисс Темплтон хлопнула в ладоши.

– О да!

Мистер Стенсбери взмахом руки предложил нам следовать за ним.

Мы прошли анфиладой извилистых коридоров, и вдруг особняк остался позади, а перед нами раскинулся подсвеченный свежей зеленью и наполненный ярким светом декоративный райский сад – высоченные стволы, сочная листва и… что это, попугаи?

– Начинал я с того, что стал коллекционировать орхидеи. – Хозяин показал на несколько полок, обитых грубым сукном. – Потом добавил к ним несколько апельсиновых деревьев. – Они выстроились по обеим сторонам центрального прохода. – А затем наступила очередь папоротников. – Они образовали настоящую гору, вздымающуюся до самого потолка, откуда каскадом ниспадал миниатюрный водопад. – В конце концов я решил присоединить к ним и пальмы.

– Какой вы умный и обстоятельный! Боже, какая прелесть! – Мисс Темплтон наклонилась, чтобы понюхать орхидею.

– Она не пахнет, – вырвалось у меня одновременно с мистером Стенсбери.

Губы его дрогнули в улыбке, когда он встретил мой взгляд. Он взял мисс Темплтон под руку и жестом указал на апельсиновое дерево, растущее по другую сторону прохода.

– В отличие от вот этого.

Когда они вместе направились к нему, я оставила адмирала восторгаться небольшим фонтаном, а сама зашагала в обратную сторону, возвращаясь к орхидеям. Здесь ко мне и присоединился мистер Стенсбери.

Я погладила пальцами листья цветка:

– Вы уверены, что это действительно aloifolium[40]40
  Вид многолетних травянистых растений семейства Орхидные. Лепестки и чашелистики соломенно-желтые с зеленым с 5–7 продольными жилками красного или красно-коричневого цвета.


[Закрыть]?

– Так утверждает мой корреспондент. Видите? Он написал название на ярлыке.

– Просто мне он больше напоминает dayanum[41]41
  Род вечнозеленых растений семейства Орхидные. Цветовая гамма включает белые, зеленые, желтовато-зеленые, кремовые, желтые, коричневые, розовые, красные цвета и оттенки. Считается одной из самых красивых орхидей.


[Закрыть]. – Я полагала, что разбираюсь в этом вопросе лучше многих, поскольку мы с отцом провели много часов, препарируя этот вид растений.

Он указал на третий цветок:

– Нет, dayanum у меня вот где, хотя она еще не давала почек.

– Знаете, мне кажется, что ваш корреспондент мог и ошибиться. – Прочтя ярлык на цветке, я погладила его длинные заостренные листья. – Вы уверены, что это – не самое обычное злаковое растение?

– Очень надеюсь, что нет. Я заплатил за него тридцать фунтов!

– Он еще не цвел?

Мистер Стенсбери нахмурился:

– Насколько я помню, нет.

– Идентифицировать растение иногда бывает довольно затруднительно, особенно если вы не видели его цветка. Оно может оказаться чем угодно.

– Я был уверен, что у меня – лучшая коллекция орхидей в стране.

В этот момент к нам присоединилась мисс Темплтон:

– Мисс Уитерсби знает о растениях очень много. Она – самый настоящий гений. Ее отец как раз пишет очередную книгу об орхидеях.

– Уитерсби! То-то мне показалось, что я уже где-то слышал вашу фамилию. Ваш отец – автор научного трактата «Полный учет орхидей в империи»? И его продолжения, «Ranunculaceae в Британии»?

– Да… хотя он оказался совсем не таким полным, как отец надеялся, поэтому сейчас он работает над новой книгой. – Кстати, доклад по Ranunculaceae большей частью написала я. А иллюстрации вообще были все до единой нарисованы мною.

– Так вы – одна из этих Уитерсби? Эти книги у меня есть! Обе. – Он окинул меня проницательным взглядом. – Прошу простить меня, но до сих пор я полагал вашу критику безосновательной, а теперь думаю, что вы правы. Не сочтите за беспокойство, но я просил бы вас вернуться, когда мои орхидеи зацветут, и тогда вы сможете высказать мне свое просвещенное мнение. Если мой корреспондент окажется ненадежным, то мне придется найти себе другого. – Щеки его порозовели. – Если я чего-то и не выношу, так это когда меня выставляют на посмешище.

– Я не склонна полагать, будто вас выставили на посмешище. Вы, пожалуй, оказались введены в заблуждение и стали на тридцать фунтов беднее, но ведь далеко не все знают, что именно нужно искать.

Мне показалось, что мои слова отчасти утешили его.

Тем временем мисс Темплтон отошла в сторону и сейчас окликнула нас из дальнего угла оранжереи:

– Идите скорее сюда! Вы должны непременно взглянуть на это чудо!

Мистер Стенсбери вопросительно выгнул бровь, глядя на меня, и кивнул в ту сторону. Мы обнаружили мисс Темплтон в компании моего дяди.

– Взгляните на эту пальму. Это невероятно! Она же совершенно плоская и похожа на веер!

– Это – не пальма.

И вновь мы с мистером Стенсбери заговорили одновременно. Я рассмеялась, и он присоединился ко мне.

Адмирал окинул нас недовольным взглядом и заговорил с мисс Темплтон, которая зарделась от смущения и негодования.

– Типичная ошибка. Она и впрямь очень похожа на пальму.

Но его слова ничуть ее не успокоили.

– Невежливо смеяться над девушкой только потому, что она не отличает пальму от… этого, чем бы оно ни было. А растение, на мой взгляд, действительно очень необычное.

Мистер Стенсбери кивнул:

– Вполне с вами согласен. – Он обернулся ко мне. – Стыдитесь, мисс Уитерсби.

– Почему это… – Слова замерли у меня на губах, когда я поняла, что он шутит.

Он склонился к мисс Темплтон:

– А вы когда-нибудь видели пальму с бородой?

– С бородой? Вы, должно быть, шутите, мистер Стенсбери.

– Позвольте, я покажу ее вам.

Подмигнув мне, он увел мисс Темплтон вглубь пальмовых зарослей, а я с адмиралом осталась.

Спустя несколько минут до меня долетел ее голос, заглушаемый криками попугаев.

– Ой! Мисс Уитерсби! Идите сюда! Вы должны увидеть это своими глазами. У дерева – борода старика.

– Очевидно, это – Coccothrinax crinita[42]42
  Разновидность веерной пальмы, чьи веерообразные, полукруглые листья рассечены на многочисленные листочки, являющиеся сегментами одного большого листа. Все сегменты отходят из центра и расходятся лучами, словно являются радиусами одного большого округлого веера.


[Закрыть], – пробормотал себе под нос адмирал, неспешно направляясь к ним и заложив руки за спину.

– Откуда… откуда она вам известна?

– Любой дурак, побывавший в Гаване, видел их. Впрочем, не могу сказать, будто я привык к их виду.

Я поспешила по проходу вслед за ним, удивляясь про себя тому, что человек, который променял ботанику на корабли, оказывается, разбирается в таких вещах.

Мы полюбовались на заросли ленточных папоротников и адиантума[43]43
  Некрупные наземные папоротники, называемые также венерин волос, с тонкими ползучими корневищами, покрытыми матовыми коричневыми или черными чешуями.


[Закрыть], но вскоре мисс Темплтон прижала руку к груди и вздохнула:

– Большое вам спасибо, мистер Стенсбери, за ваше великодушие и любезность. Коллекция у вас и впрямь замечательная.

Он поклонился.

– Мне очень не хочется уходить, но нам пора идти. Не правда ли, мисс Уитерсби?

– Но ведь мы еще не видели…

– Быть может, мы удостоимся приглашения побывать здесь еще раз. – Она с надеждой смотрела на мистера Стенсбери.

– Да! Я буду рад видеть вас снова. Приходите в любое удобное для вас время.

Почему она так торопится уйти?

– Не понимаю, почему мы не можем задержаться еще немного и…

– Нас ждут в другом месте, – с улыбкой прошептала мне мисс Темплтон.

В самом деле?

Схватив меня за руку, она развернула меня и повлекла по проходу.

– Приходской священник! – прошептала она мне на ухо.

Пастор! Не представляю, как это я умудрилась забыть о нем.

Мы уселись в экипаж адмирала и покатили по направлению к дому приходского священника. Всю дорогу мисс Темплтон неумеренно восхищалась оранжереей мистера Стенсбери.

– Я буквально влюбилась в его папоротники! И орхидеи! И пальмы!

– Глядя на вас, можно подумать, будто вы влюбились и в него заодно.

– Мисс Уитерсби! Как вы можете такое говорить! Мы с ним едва знакомы.

Адмирал, прищурившись, внимательно наблюдал за нами.

Она тоже поймала его выразительный взгляд.

– Полагаю, правильнее будет сказать, что это он влюбился в вас.

– Вы так полагаете? Я лично не заметила ничего подобного. – Хотя в душе у меня затеплилась надежда. Мне бы не хотелось, чтобы ярлыки на его орхидеях оказались неправильными.

– Если вы ничего не заметили, то только потому, что чересчур увлеклись критикой его самого и его орхидей.

– Я критиковала вовсе не его, а его корреспондента.

– Вы никогда не найдете себе супруга, если будете и дальше пренебрежительно отзываться о чужих коллекциях.

– Ничего подобного. Он продемонстрировал нам очень милый образчик. Но в любом случае на его месте я бы постаралась правильно идентифицировать его. А вы разве нет?

– Мои желания не имеют значения, главное – чего хочет он. Хотя я вынуждена признать, что ваши познания его приятно удивили.

– Не думаю, что у пастора имеется оранжерея, так что, смею надеяться, больше ошибок я сегодня не допущу.