Текст книги "Словно распустившийся цветок"

– Отчего же нет. Соглашусь. – Мне будет любопытно взглянуть на экземпляры из Нортумберленда, коих я видела немного.

– В самом деле? В самом деле! Знаете… это очень любезно с вашей стороны. Благодарю вас. Полагаю… – Он перевел взгляд на дорогу. – Полагаю, мне пора отправляться на поиски той ястребинки, о которой вы говорили. До свидания. Надеюсь увидеться с вами в воскресенье.

Глава 5

Только после того, как я вернулась домой и поставила цветы в вазу, мысли мои вновь устремились к предстоящему вечеру. Я решила, что вполне могу надеть свое лондонское платье заранее, чтобы быть готовой к приезду дяди. Я не надевала его с прошлого года, и потому пришла в отчаяние, обнаружив, сколько пыли оно собрало на себя за это время. Вооружившись щеткой для волос, я взялась за дело, и вскоре, расчесывая и выколачивая, мне удалось привести его в более или менее божеский вид.

Но, как выяснилось, я успела позабыть о том, как мне не нравилось носить его – воротник показался мне слишком тесным, а рукава – чересчур узкими, но ведь я уже пообещала дяде, что надену его, так что оставалось лишь сцепить зубы и стойко переносить страдания. В моей комнате, выходящей на северную сторону, быстро темнело, и потому я решила сойти вниз, что и проделала, держа в руках научный трактат о британской ежевике.

Мне не хотелось попадаться на глаза отцу, а уж тем более мистеру Тримблу. Но, так как большая гостиная была чуть ли не до потолка завалена кипами прокладочной бумаги и гербарными прессами, то, чтобы присесть где-нибудь, мне предстояло либо переложить все это куда-то, либо отправиться в малую гостиную.

Отца нигде не было видно, а вот мистер Тримбл восседал за столом, склонившись над каким-то образцом с ножом в руке. При моем появлении он встал.

– По моему настоянию ваш отец прилег немного отдохнуть, но он просил передать вам свои наилучшие пожелания на сегодняшний вечер. Что до меня, то я надеялся увидеться с вами до вашего отъезда.

– Боюсь, что не могу ответить вам тем же.

Несколько мгновений он смотрел на меня, словно лишившись дара речи, после чего неожиданно рассмеялся:

– Что ж, по крайней мере, вы честны. Мужчина всегда будет знать, как вы к нему относитесь. – Он вернулся на свое место. – Ваш отец поручил мне поговорить с вами, во-первых, о лекции на тему классификации гаммарбии[22]22
  Род травянистых растений семейства Орхидные, достигают в высоту 6—20 см, цветут в июле-августе желтовато-зелеными цветками.


[Закрыть], а, во-вторых, узнать, где может быть счет, – он сверился с листком бумаги у себя на столе, – от мистера Дентона.

Мясник.

– По-моему, отец выразился достаточно недвусмысленно относительно своих желаний. И оба они теперь подпадают под вашу ответственность.

– Если вы просто подскажете мне, где я могу найти счет и лекцию, я с радостью займусь их поисками.

Я обвела взглядом груды бумаг и штабеля книг, громоздившиеся на всех ровных поверхностях в комнате:

– Думаю, вы прекрасно справитесь и сами, если просто начнете искать.

– Я уже искал. Но нашел лишь… – Оглядевшись по сторонам, он схватил первую попавшуюся стопку, что грозила вот-вот обрушиться со скамеечки для ног. – Повсюду я натыкался лишь на груды бумаг, точно таких же, как и вот эта!

Я жестом попросила показать мне бумаги, которые он держал, и он вложил их мне в руку. Мельком взглянув на них, я обронила:

– Это эфки.

– Это… что?

– Эфки. То, что начинается на букву «Ф». Например, бумага «формата 13 на 17 дюймов»[23]23
  Бумага формата 13 на 17 дюймов – по-английски «foolscap», то есть начинается на букву «F».


[Закрыть], или бюллетени Национального общества папоротников[24]24
  Папоротник – по-английски «fern», тоже начинается на букву «F».


[Закрыть], а также письма от мистера Фуллера, одного из корреспондентов моего отца.

– Но первое – писчая бумага, второе – общество, а третье – человек.

– Вот именно.

– Следовательно… если мне понадобится уточнить правила ухода за наперстянкой[25]25
  Наперстянка – по-английски «foxglove», тоже начинается на букву «F».


[Закрыть], я должен был искать их здесь же?

– Не говорите глупостей. Они бы лежали в стопке на букву «Д».

– Вот как?

– Потому что правильное ее название, мистер Тримбл, Digitalis. – Я окинула его внимательным взглядом. – Вы что же, плохо спали? Выглядите бледновато.

– Ответьте мне еще на один вопрос, мисс Уитерсби. Следует ли мне ожидать, что меня ждут двадцать шесть стопок бумаг, таких как эта? По одной на каждую букву алфавита?

– Вполне возможно.

– В таком случае, где вы мне посоветуете начать поиски того счета?

– В стопке на букву «С».

– «С» означает…

– Хотя, быть может, он лежит в стопке на букву «Д», которая означает «Дентон»? – Я не смогла удержаться, чтобы не поддеть его. Наверное, это из-за того, что воротник платья был мне чересчур тесен.

– Думаю, мне было бы намного легче, если бы вы набросали мне эскиз своей системы учета и хранения документов.

– Я бы с радостью, но ведь это означало бы оказать вам помощь, не так ли? А это мне отныне строго-настрого запрещено. Поэтому, надеюсь, вы поймете меня, если я скажу, что не стану делать этого.

И я принялась перелистывать страницы доклада, делая вид, что увлечена им.

Он окинул меня чрезвычайно выразительным взглядом своих голубых глаз:

– Я вас чем-то обидел?

– Вы? Ничуть не бывало, мистер Тримбл.

– Очень рад, потому что мне вдруг показалось, что…

– Дело в том, что мне показался чрезвычайно вопиющим и оскорбительным тот факт, что мне велели передать вам – человеку, с которым мы едва успели познакомиться, – дело всей моей жизни и жизни моего отца, а теперь выясняется, что вы еще и ожидаете от меня помощи. Словно все, что я делала, все письма, которые написала, те пенни, что я сэкономила, все… все… все ведра, что я подставляла под течь в крыше, – все это пустяки и ерунда, не стоящая внимания.

– Уверяю вас…

– И не только это. Ведь я вела почти всю его… – Я вовремя спохватилась и прикусила язык.

– Всю его что?

– Я… писала книги и тому подобное, чтобы оплатить наши счета. Отец сейчас работает над иллюстрированной серией, для которой я, кстати, рисовала все картинки, но дело это чрезвычайно сложное и долгое, а финансируется оно по подписке. И я не думаю, что эта самая подписка, хотя и очень дорогая, принесет нам больше денег, чем все его предыдущие труды. А мне почему-то кажется, что вы не умеете рисовать орхидеи?

– Не могу сказать, будто когда-либо…

– А я, значит, должна бросить незаконченные иллюстрации и всю свою недоделанную работу только ради того, чтобы выйти за кого-либо замуж?

– Я никогда не говорил…

– И передать всю отцовскую работу в руки человека, который даже не знает, как правильно называется наперстянка?

– Это была всего лишь шутка, уверяю вас.

– Да. Вот именно. Именно так я себя и чувствую. Как будто я должна передать все, что сделала и чего добилась, в руки более подходящего ассистента только потому, что у меня есть пестики!

– Пестики?

– Как будто кто-то счел их менее важными, нежели тычинки!

– Тычинки?

– Разве вы не понимаете, насколько это возмутительно?

– Я вижу, что вы вне себя от негодования.

– Чрезвычайно.

Он вновь встал и поклонился.

– Вы буквально кипите от гнева. Но, как мне представляется, это я вам помогаю, причем безвозмездно, а не наоборот.

Если бы он не занял мое место без спросу, я бы, пожалуй, смогла сполна оценить его чувства.

– Благодарю вас, мистер Тримбл. – Наконец-то передо мной промелькнул образ того человека, с которым я познакомилась в ходе нашей с ним переписки.

– Итак… вы согласны? Я имею в виду, набросать вашу схему учета?

Я вдруг почувствовала, как краска гнева заливает мне лицо.

– Вы что же, не поняли ни единого слова из того, что я вам сказала? Мой ответ – нет!

* * *

В кои-то веки дверной колокольчик зазвенел в самый подходящий момент.

Мистер Тримбл кивнул в сторону переднего холла:

– Я открою, пожалуй?

– Будьте так любезны. – Я вновь взялась за трактат с намерением все-таки прочесть его, но тут в комнату вошел адмирал. Он замер на месте как вкопанный, окинув меня взглядом с головы до ног.

– Я надеялся, что к этому времени ты будешь готова, моя дорогая.

Я встала:

– Я готова.

– Я полагал… То есть, я надеялся… Разве не говорили мы по поводу парадной формы только сегодня днем?

– Именно в этом я ездила в Лондон в прошлом году.

– Да… Но разве у тебя не осталось ничего из того, что ты носила, пока была в самом Лондоне? Что-нибудь такое… что блестит и переливается?

Блестит и переливается? Или двух рядов латунных пуговиц на моем корсете ему уже недостаточно?

– У меня есть только это. Но этому платью всего год, и оно очень прочное.

В нашу беседу вмешался мистер Тримбл. И довольно бесцеремонно, по моему мнению.

– Ваш дядя имеет в виду, что вы надели дорожное платье, мисс Тримбл, тогда как в это время суток полагается надевать вечернее платье.

– Совершенно верно, молодой человек. Благодарю вас.

– Я решительно не понимаю, почему это не годится. Если я надела его вечером, тогда, по определению, оно становится вечерним платьем, не так ли?

Но мистер Тримбл упрямо покачал головой:

– Думаю, что ваше определение выглядит куда буквальнее общепринятого.

– Но оно выполняет свою роль, разве не так?

Мой дядя нахмурился.

– Для каждой работы существует надлежащая форма одежды, дорогая Шарлотта. Ты не можешь командовать кораблем, если на тебе форма гардемарина.

– Надлежащая или нет, но это – последняя обновка в моем гардеробе.

Мистер Тримбл вновь позволил себе беспардонное вмешательство:

– А как насчет… Что вы надеваете, когда идете в церковь, например?

– Просто… обычное платье.

– Быть может, ваше «обычное платье» окажется более удачным выбором.

– Если вы настаиваете.

– Настаиваю.

Я устремила взгляд на дядю:

– В таком случае вам придется дать мне еще несколько минут.

На самом деле я решительно не понимала, из-за чего разгорелся весь этот сыр-бор. Адмирал просил меня надеть что-нибудь стильное, а лондонский наряд как раз и был моей последней обновкой. Не то чтобы я так уж желала эту вещь; вовсе нет, он сам настоял на ней, когда узнал, что мы едем в столицу. Более того, он сам заказал и оплатил ее. Но сейчас я со вздохом сняла ее и окинула взглядом свой гардероб.

Первым шло зеленое платье в полоску, расшитое примулами и отороченное лентой. Вторым висело светло-голубое платье, скроенное так, словно на него накинут жакет. Хотя последний был намертво пришит к корсету и даже не распахивался, что, по вполне понятным причинам, приводило меня в ярость.

Поскольку погода была прохладной, я остановила свой выбор на наряде с ложным жакетом, хотя на то, чтобы застегнуть его, у меня ушло некоторое время. Мне пришлось повернуться спиной к зеркалу и попадать в крючки, держа в одной руке специальный фиксатор, а во второй – приспособление для застегивания. Я была вынуждена изрядно поломать голову, прежде чем сумела разработать этот метод. После смерти матери иного выхода у меня не было. Покончив с крючками, я достала шляпку, весьма походившую на футляр для сбора растений с откинутой крышкой, завязала ленты под подбородком и вернулась в малую гостиную.

Ожидай я восхищенных возгласов и комплиментов, меня бы ждало горькое разочарование.

Адмирал нахмурился:

– Разве у тебя нет чего-нибудь… более пышного? Или хотя бы с блестками?

– С блестками? Нет.

– Пожалуй… пожалуй, будет лучше, если мы сегодня никуда не поедем, дорогая. Я пошлю записку с извинениями и…

– Это никуда не годится. – Мистер Тримбл таращился на меня во все глаза, а потом шагнул вперед и кивком указал на мою юбку. – Это – дневное платье, а не вечернее. Вам нужно что-нибудь более… У вас есть хотя бы нижние юбки под ним?

Мне совсем не понравилось, что некто вздумал читать мне лекции о женской моде, будучи при этом всего-навсего овцеводом. Из-за его роста и широченных плеч со стороны могло показаться, будто он угрожающе навис надо мной. Я вдруг ощутила себя крайне… непривычно.

– Нижние юбки? А зачем?

– Потому что так принято. По крайней мере, было принято, когда я уезжал в Новую Зеландию, и я не заметил, чтобы эта мода сильно изменилась.

Я не носила нижних юбок. Принципиально. Я их презирала. Они всегда запутывались у меня вокруг лодыжек, разве что иногда поддевала те, которые были куплены в годы юности, а теперь ужасно жали в талии.

– Но я не смогу и шагу ступить, если надену их!

– Смысл не в том, чтобы расхаживать, а в том…

– То есть, я должна буду стоять на месте? Но для чего я тогда вообще иду на этот званый ужин?

– Это к делу не… – Он вдруг с большим интересом уставился куда-то прямо мне под грудь. – Это… Кстати, что это такое? Я имею в виду это большое пятно у вас на лифе.

Я попыталась взглянуть на себя, но мне мешала грудь.

– Затрудняюсь ответить.

Взяв карманную лупу, которую мистер Тримбл оставил на столе, я приложила к ней с обратной стороны книгу. Наведя ее на свою грудь, я сразу же узнала пятно по отражению.

– Это – капелька черной туши. Обычно я надеваю халат, когда работаю с иллюстрациями, но в тот день в минувшем месяце…

– Черная тушь? – В голосе мистера Тримбла прозвучало неприкрытое негодование. – Ваше платье безнадежно испорчено.

Я презрительно фыркнула:

– Ничего страшного. Я приобрела его всего несколько лет назад. И до сих пор это платье меня вполне устраивало.

– Если пятно не удастся вывести, платье погибло безвозвратно.

– Что ж, сегодня его вывести уже не удастся, к тому же, оно совсем маленькое. – Я вновь взглянула на отражение в карманном увеличительном стекле. – Оно лишь немногим больше моего большого пальца. Самое обыкновенное пятнышко, и я, честно говоря, не совсем понимаю…

– В таком случае сделайте нам всем одолжение и накиньте нечто вроде мантильи. У вас ведь есть мантилья, не правда ли?

– Есть. Разумеется, есть.

Адмирал прочистил горло. Лицо его побагровело.

– Если мы не поспешим, то непременно опоздаем, а, как известно, точность – вежливость королей.

Взбежав вверх по лестнице, я сорвала с крючка свою накидку, а заодно надела и нижнюю юбку.

В передней мистер Тримбл остановил меня, положив мне руку на локоть. Развязав ленты, которыми шляпка крепилась к моей голове, он снял ее:

– Это – шляпка для прогулок в карете.

– Этого не может быть. Для чего, спрашивается, я бы покупала шляпку для прогулок в карете, если у нас нет экипажа? Это просто верх нелепости.

– Просто такую шляпку следует надевать для дневной прогулки вместо… Не обращайте внимания. Вам лучше пойти совсем без нее. Разве что… – Он увлек меня в малую гостиную и подвел к комнатному застекленному террарию, в котором я выращивала фаленопсисы[26]26
  Род травянистых растений семейства Орхидные с сильно укороченным стеблем и широкими кожистыми листьями.


[Закрыть]. Приподняв крышку, он безжалостно сорвал один из них.

– Но это… это мои орхидеи! Я была бы чрезвычайно вам признательна, если бы вы не утруждали себя заботой о вещах, кои… кои вас совершенно не касаются! – Я выращивала их несколько месяцев, чтобы иметь живой образец, с которого можно было бы рисовать иллюстрации с натуры. Но, пожалуй, теперь это уже не имеет большого значения, раз уж мне вообще не доведется более рисовать ничего и никогда.

А он бесцеремонно воткнул цветок мне в волосы над ухом:

– Как мы с вами договорились, мисс Уитерсби, это я вам помогаю, причем во всем.

* * *

Преимущество цветка над шляпкой заключалось в том, что он был намного легче. Но даже при этом я не могла заставить себя простить мистера Тримбла за то, что он погубил мою орхидею.

В пути на званый ужин адмирал, что называется, накручивал себя, пока не впал в состояние угрюмого беспокойства. Как правило, это предшествовало рассуждениям о политике империи в общем или политике правительства в частности, которую он полагал ошибочной. Но, когда мы свернули с дороги на подъездную аллею, он вдруг сделал весьма неожиданное заявление:

– В высшем свете есть одно правило, которое мы называем золотым, моя дорогая. Веди себя с другими так, как ты хотела бы, чтобы они вели себя с тобой.

Всего одно? Я почувствовала, как уходит охватившее меня напряжение.

– Я постараюсь иметь это в виду.

Нас встретил ливрейный лакей, и меня провели в комнату, где я могла бы оставить свою мантилью. Вспомнив о том, как отозвался о пятне на моем платье мистер Тримбл, я решила оставить накидку при себе. Но слуга не понял моих желаний, вследствие чего воспоследовала недолгая борьба за мантилью, из которой, впрочем, я вышла победительницей.

После того как я присоединилась к адмиралу, нас пригласили подняться по лестнице и вскоре мы оказались у распахнутых дверей в залу. По обеим сторонам большой комнаты тянулись окна, украшенные вычурными красными портьерами. Они были раздвинуты и перехвачены толстыми золотыми шнурами с кисточками на концах. С кессонного потолка[27]27
  Особый вид потолка, который состоит из углублений, балок, ячеек, являющихся элементами несущей конструкции или выполняющих сугубо декоративные функции.


[Закрыть] свисали три люстры, в которых горело никак не меньше сотни свечей. Комната была полна людей, снующих из конца в конец или стоящих группами и о чем-то беседующих.

Когда мы двинулись через залу, адмирал обратил мое внимание на хозяев вечера, чету Биквитов. Будучи лет на десять моложе адмирала, невысокого роста, с апоплексического цвета лицами, супруги чрезвычайно походили друг на друга. Затем он представил меня нескольким гостям, и я отметила про себя, что его требования относительно пышности платья или наличия на нем хотя бы блесток не были столь безосновательными, как я полагала ранее. Мои юбки выглядели увядшим цветком в сравнении с этим предметом туалета у прочих дам. Хотя многие из них предпочли обнажить плечи, я была рада своим длинным рукавам и отсутствию выреза на груди, равно как и тому, что не отказалась от мантильи, поскольку окна в комнате были настежь распахнуты, впуская холодный ночной воздух.

К тому моменту, как мы оказались в противоположном конце залы, мистер Биквит затеял оживленную дискуссию о собаках и их содержании с некоторыми из многочисленной компании джентльменов, прибывших к нам из Лондона поохотиться. Я уже совсем было вознамерилась объяснить одному из них, что необходимо соблюдать бо́льшую осторожность в отношении местной флоры, когда адмирал взял меня под руку и представил миссис Биквит.

– Мисс Уитерсби?

До сих пор мне казалось, что моя фамилия не вызывает у людей трудностей с произношением… хотя в ее случае это, скорее всего, объяснялось тем, что у нее были проблемы со слухом. Посему, отвечая, я повысила голос:

– Совершенно верно.

– Полагаю, что до сих пор не встречала никого, кто был бы настолько уверен в своем полном праве нарушать общепринятые нормы поведения.

Я улыбнулась:

– Благодарю вас.

Она презрительно фыркнула и отошла, оставив меня весьма довольной исходом нашей пикировки.

Глава 6

Адмирал увлек меня за собой в сторону пожилого мужчины, рядом с которым стояла какая-то девушка. Когда мы приблизились, он представил их как мистера Темплтона с дочерью, мисс Темплтон. Я пришла в нешуточное смятение, сообразив, что именно она была тем идеальным образчиком, по которому следовало судить и всех нас, кто сейчас находился в зале. Вдобавок общепринятые правила ботаники вдруг показались мне крайне несправедливыми.

Над ушами ее белокурые волосы были завиты мелкими обильными кудряшками, а на затылке собраны в большой узел, щедро украшенный вплетенными лентами. Платье на ней было розового цвета того оттенка, что свойствен мальве[28]28
  Одно-, двух-или многолетнее травянистые растения, цветки которых располагаются по одному-пяти в пазухах листьев. Лепестки – розовые, с тремя темными продольными полосками.


[Закрыть] или алтею[29]29
  Многолетнее травянистое растение. Цветки алтея светло-или ярко-розовые, иногда почти белые, редко красновато-розовые, у основания пурпурные.


[Закрыть], но ткань была расшита цветами и ягодами земляники, привитыми почему-то к виноградным лозам. Вглядевшись в узор попристальнее, я заподозрила, что и цветочные лепестки изображены неверно. Если бы она постояла смирно хотя бы минуту, я бы могла судить об этом с уверенностью.

Девушка улыбнулась, когда адмирал представил нас друг другу. Затем он заговорил с ее отцом, а она повернулась ко мне:

– Очень рада познакомиться с вами, мисс Уитерсби. Должна признаться, что почти уверена в том, будто где-то я вас уже видела.

– Быть может, где-нибудь в поле или на лугу.

– В поле? О каком поле вы говорите?

– Трудно сказать что-либо определенное. Я бываю на многих. – Похоже, что у земляничных цветков на ее платье было по пять лепестков, а у некоторых – даже шесть! Теперь я видела их совершенно отчетливо. – Каждое утро я отправляюсь на прогулку, чтобы собрать новые образцы.

– Я тоже! То есть, не каждое, конечно. А если говорить совсем уж откровенно, то и не часто, но случалось. Раз или два. Знаете ли, ботаника сейчас – последний писк моды, а мне так нравится быть в курсе последних ее веяний!

И тут я услыхала собственный вздох:

– С моими прогулками покончено, увы. По крайней мере, пока. Мой отец решил, что я должна выйти замуж. Он боится, что я становлюсь слишком старой для подобных вещей.

– Мой тоже. Но… сколько же вам лет в таком случае?

– Мне только что исполнилось двадцать два.

Она озабоченно нахмурила лобик.

– Но вы и впрямь староваты! Как же вам удалось так долго оставаться вне общества?

– Похоже, моего отсутствия никто не заметил. – И до настоящего момента это не имело никакого значения.

– Иногда мне тоже хочется, чтобы на меня не обращали внимания!

– Во всем виноват адмирал. Он убедил отца в том, что выйти замуж – мой долг.

– Мой отец говорит в точности то же самое. Долг – это тяжелая ответственность, вы не находите?

– Я ничуть не возражаю против замужества, если только речь идет о других. Быть может, когда-нибудь я бы и сама задумалась о браке, но сейчас мне надо править гранки, писать книги, оплачивать счета и… и, самое главное, кажется, никто не понимает, что если этим не буду заниматься я, то всякая работа вообще остановится.

Моя собеседница кивала головой с таким видом, будто прекрасно понимала меня.

– Кто-нибудь поймет это, причем весьма скоро.

– Я тоже на это надеюсь. Мой отец нанял одного человека вместо меня. Но тот не знает ровным счетом ничего, так что это не может длиться очень уж долго. Однако же, до тех пор я должна притворяться, будто действительно намереваюсь выйти замуж. И от этого мое отсутствие становится еще более губительным.

– Но это же блестящий план, мисс Уитерсби! У вас такие чудесные каштановые волосы и глаза! И уши у вас прекрасной формы. Смею предположить, что лодыжки ничуть им не уступают? С вашей великолепной фигурой вы способны увлечь даже самого закоренелого холостяка. Позвольте мне помочь вам!

Я спросила себя… а не стоит ли рассказать ей о цветах на ее платье? Или это будет чересчур невежливо? Дядя сказал, что я должна вести себя с другими людьми так, как хотела бы, чтобы и они относились ко мне, но я-то наверняка желала бы знать, если бы вышитые узоры на моем платье были бы искажением природы.

Мисс Темплтон устремила на меня проницательный взгляд:

– Вы, должно быть, скучаете по своим прогулкам.

– Скучаю. Я не умею лгать.

Она дружески взяла меня под руку:

– Тогда мы должны отправиться на прогулку вместе, вы и я.

– Быть может, мы сможем пойти завтра. – Я вновь окинула взглядом ее платье. Нет, право слово, несоответствие буквально бросалось в глаза.

– Завтра! – Похоже, мое предложение изрядно ее ошеломило, хотя на самом деле оно было ее собственным. Но затем девушка улыбнулась. – Я бы с удовольствием, но ведь завтра воскресенье.

– Не понимаю, какое это имеет значение. Думаю, мы можем встретиться в половине шестого. В зависимости от того, где вы живете и сколько времени мне понадобится, чтобы дойти туда, разумеется.

– В половине шестого? Признаюсь вам, мисс Уитерсби, что я довольно-таки ленивое создание – можете спросить любого из моих знакомых, но разве это не поздновато для прогулки?

– Полагаю, что мы могли бы встретиться и пораньше, скажем, в четыре часа, но, поскольку солнце встает не раньше шести, сомневаюсь, что в этом есть особенный смысл.

– Вы имели в виду – утро? Ох! – Смех ее колокольчиками рассыпался по комнате. – Чтобы получить удовольствие от моего общества, вам, как правило, пришлось бы ждать минимум до десяти часов. Должна предупредить вас, что я – особа весьма изнеженная и даже испорченная.

– До десяти?

К десяти я обычно уже изучала собранные мною растения, но теперь все перевернулось с ног на голову и к работе меня больше не подпускали. Предполагалось, что я с головой занята поисками супруга.

– Что ж, в десять – так в десять. В будущий понедельник, идет?

– Еще никогда я не чувствовала себя такой прилежной! Но только не в понедельник. Мне нужен еще один день, чтобы все хорошенько обдумать и собраться с силами. Как насчет вторника?

Я согласилась.

– Прошу прощения, мисс Темплтон, но мне необходимо сказать вам кое-что.

Ее нахмуренные брови сошлись на переносице:

– Слушаю вас.

– Вам известно, что у цветов на вашем платье неправильное количество лепестков?

Она опустила взгляд на свой наряд.

– Я понятия об этом не имела.

– У одних – по пять лепестков, у других – по шесть, и, хотя вполне возможно, что у разных видов земляники имеется разное количество лепестков, полагаю, на вашем платье должна быть представлена только одна разновидность, верно?

– Признаюсь, подобные мысли даже не приходили мне в голову!

– Я бы не стала даже упоминать об этом, но потом подумала, что вы захотите узнать правду.

Она схватила меня за руку:

– Уверена, что, если бы вы мне ничего не сказали, сама бы я ничего не заметила, но теперь, раз уже мне все известно, то не думаю, что когда-либо смогу с чистой совестью надеть его вновь. – Помолчав, она обвела залу взглядом, а когда заговорила, то слова ее прозвучали негромким шепотом. – Как вы полагаете, кто-нибудь еще заметил это?

На мой взгляд, несоответствие было слишком явным, чтобы не обратить на него внимания, но, если она сама ничего не заметила, то, быть может…

– А вам никто больше не говорил ничего подобного?

– Нет… нет, ничего.

– Тогда, скорее всего, никто ничего не заметил. Во всяком случае, вам остается уповать только на это.

– От всего сердца надеюсь, что вы правы. Я уверена, что если бы миссис Биквит заметила неладное, то уж не преминула бы заявить мне об этом. Она – дама ехидная и злобная.

Девушка была добра ко мне. Она даже сделала мне комплимент.

– Тот человек, которого отец взял на мое место, – в точности такой же. Он непрестанно указывает мне на ошибки, которые я делаю. Или только собираюсь сделать.

– Он, наверное, один из тех напыщенных и полных самомнения типов с громким голосом и грудью колесом, которые смотрят на всех свысока?

– Да, он довольно высок и широкоплеч. А еще он рассуждает обо всем на свете и совершенно не слушает моих предложений.

– Не говорите более ни слова, мисс Уитерсби. Я начала инстинктивно презирать его всей душой хотя бы только из-за того, что он занял ваше место, но, теперь выслушав вас, понимаю, что не ошиблась.

– Это очень мило с вашей стороны.

– Пустяки. Давайте держаться вместе.

Я окинула комнату взглядом.

– Раньше мне никогда не доводилось бывать на званом ужине. Поразительно, скольких людей я попросту не знаю.

Но даже о тех, кого я видела в церкви, я не могла бы сказать, будто знакома с ними, поскольку обычно мы приходили на службу последними и сидели на задней скамье, а при первых же звуках постлюдии[30]30
  Заключительная часть музыкального произведения. Здесь: хоровое литургическое песнопение.


[Закрыть] старались побыстрее улизнуть.

– Многие приехали сюда только для того, чтобы поохотиться, так что на них можно не обращать внимания. Уверяю вас, сельские жители никого из них не интересуют. Даже дочь баронета, как я. А теперь давайте я покажу вам остальных. Вон там стоит мистер Стенсбери.

Взглянув в ту сторону, куда она кивнула, я увидела мужчину средних лет, разговаривающего с мистером Биквитом.

– Он – промышленник. Приехал из Ливерпуля и купил поместье Оуэрвич-Холл. Он баснословно богат, но тем не менее сдает в аренду свои охотничьи угодья. Боюсь, что, как мне рассказывали, у него довольно-таки вульгарный вкус. – Мисс Темплтон склонила голову к плечу, разглядывая его. – Но при этом, пожалуй, он все-таки не безнадежен, иначе никогда не надел бы этот жилет. Не сомневаюсь, это – бархат. Во всяком случае, большей частью. И производит впечатление. А вы как думаете?

Я не знала, что и думать, но на всякий случай кивнула.

– Он буквально помешан на своей оранжерее и ландшафтном благоустройстве своих земель, но, похоже, не проявляет особого интереса к матримониальным узам, хотя я сомневаюсь, что об этом многие знают. Судя по тому вниманию, что он оказывает мне, я для него просто не существую, хотя, должна вам признаться, здесь, в Чешире, меня считают завидной невестой. Он вполне может вам подойти, мисс Уитерсби. Да и по-своему он привлекателен, вы не находите?

Мне оставалось только согласиться с ней.

– Зная, что супружеские узы его не интересуют, вы можете без опаски флиртовать с ним, не рискуя получить предложение руки и сердца.

– Я буду иметь это в виду.

– Хотя, как я уже говорила, он баснословно богат, но при этом совершенно определенно не является джентльменом. Кстати! Мы можем воспользоваться этим обстоятельством к вашей выгоде. Разве не встревожится ваш батюшка еще сильнее, узнав, что вас привлекает такой мужчина, как он?

– Я…

– Ладно, довольно о мистере Стенсбери. Идем далее. Видите мужчину слева от него, позади мистера Биквита? Это мистер Робинсон. Он тоже холост и мог бы… – Оборвав себя на полуслове, она нахмурилась. – Нет. Нет, я передумала. Вы определенно не захотите выходить за него замуж, и, пожалуй, будет лучше вообще не давать ему повода питать надежду. В Оуэрвиче он делал предложение буквально всем девушкам старше четырнадцати лет. – Она с заговорщическим видом подалась ко мне. – Говорят, он предлагал руку и сердце даже мисс Флетчер.

– Мисс Флетчер? – Я не была с ней знакома. А даже если и была, то не могла припомнить. – По-моему, я не очень хорошо представляю, кто…

Мисс Темплтон взмахом веера указала на женщину в дальнем конце комнаты:

– Да ей уже лет сорок, ни днем меньше. – Взгляд девушки обежал комнату. – А вот там, на танцполе, стоит наш новый приходской священник…

– Мистер Хопкинс-Уайт. С ним я уже познакомилась.

Несколько мгновений мисс Темплтон всматривалась в мое лицо:

– И знакомство не было приятным. Вы это хотите сказать?

– Он все время извинялся.

– Извинялся! За что же?

Я рассказала ей о нашей встрече, и она умолкла, задумавшись и машинально обмахиваясь веером:

– В целом, я бы сказала, что подобное поведение выставляет его отнюдь не в лучшем свете. Приходской священник должен быть уверен в себе, иначе никто не будет питать особого доверия к его проповедям, разве не так?

– Полагаю, что…

– И, вы говорите, он извинился?

– Да.

– За то, что встретил такую леди, как вы?

Я молча кивнула в знак согласия.

– Когда у него восемь детей, для которых ему нужно подыскать мать… Мне это представляется странным, а вам?

– Полагаю, что…

– Значит, вы можете поощрять и его, причем ничего не опасаясь. – Мисс Темплтон решительно кивнула, со щелчком складывая веер. – Смею полагать, что он еще недостаточно оправился после смерти супруги, чтобы решиться на предложение другой. В противном случае, он бы его уже сделал.

– А как насчет вон того мужчины? Он выглядит моим ровесником.

– Боже мой, забудьте! У его матери не все в порядке с головой. Стоит вам заговорить с ним, как он предложит вам руку и сердце и, не успеете вы опомниться, как окажетесь замужем и будете гоняться по улицам за сумасшедшей старухой, чтобы не позволить ей проткнуть кого-нибудь ножницами, которыми она регулярно угрожает окружающим.