Текст книги "Словно распустившийся цветок"

– Готово.

Он наклонился, всмотрелся, но вскоре вздохнул:

– Признаюсь, что просто ничего не…

Прижавшись виском к его виску, чтобы видеть то же, что и он, я начала объяснять ему расположение тычинок:

– Теперь вы их видите?

– Да, но…

Я одной рукой обняла его за плечи и притянула к себе, так что теперь мы смотрели в окуляр, прижавшись щекой к щеке.

– Я… я… – Он откашлялся и попытался отстраниться. – То есть, я все равно не понимаю, почему их расположение…

Оторвавшись от окуляра, я повернулась к нему и обнаружила, что мы с ним оказались нос к носу. С такого расстояния глаза его поражали своей голубизной.

– Почему что?

Он растерянно заморгал.

– Почему расположение имеет большее значение, нежели количество? – Проглотив комок в горле, он закончил свою мысль: – Вот что я имел в виду.

– Потому что.

– Потому что что?

– Потому что так оно и есть. – И ресницы у него оказались необычайно длинными. – Просто потому, что в этом все дело.

Он по-прежнему смотрел на меня в упор, и лицо его было так близко, что я чувствовала тепло его дыхания.

– Я… я… – Похоже, он не мог подобрать нужных слов, словно полагаясь на меня в том, что это я должна сообщить ему, что он имеет в виду.

– Что-то вы на себя не похожи, мистер Тримбл.

– Потому что пребываю в некоторой растерянности, мисс Уитерсби. Собственно говоря, еще никогда я не чувствовал… – Он отвел глаза, а когда вновь посмотрел на меня, то в них светилось понимание, при виде чего я заключила, что он наконец-то уразумел, что к чему.

Он выпрямился, причем так резко и неожиданно, что я отпрянула и едва не упала. Хотя он схватил меня под руку и помог устоять на ногах, но тут же убрал ладонь и растерянно провел ею по собственной шее.

– Прошу прощения.

Я опустилась на стул, который он только что освободил. Пожалуй, в моем положении это было самым разумным. Разговаривая с ним так близко, я вдруг почувствовала, как в животе у меня похолодело, а голова закружилась. Скорее всего, это произошло оттого, что мы долго стояли наклонившись.

– Значит… э-э… – Он, прищурившись, смотрел на предметное стекло с таким видом, словно не понимал, что это такое. – То есть, вы хотите сказать, что… вы утверждаете, что цветок необязательно должен соответствовать определению лютика, чтобы все-таки быть им на самом деле.

– Да. Совершенно верно.

Я дала ему возможность переварить мои слова, глядя в объектив и восхищаясь тем, что видит.

– Мне хотелось бы знать, могу ли я быть с вами откровенной, мистер Тримбл.

– Нет.

Нет?

– То есть, да, я хотел сказать да. Разумеется, вы можете быть откровенны. – Закрыв глаза, он тряхнул головой. – Разве вы когда-либо бываете другой?

Поднявшись, я указала ему рукой на стул:

– Я заняла ваше место.

Он сел и вновь прильнул к окуляру, успев, правда, перед этим бросить на меня неодобрительный взгляд.

Обойдя стол кругом, я уселась напротив и склонилась ко второму окуляру, чтобы тоже взглянуть на предметное стекло.

– Если вы были так счастливы в Новой Зеландии со своими овцами, то почему вернулись сюда?

Я подняла голову.

Он последовал моему примеру и взглянул на меня, и мне вдруг показалось, что он очень несчастен.

– Потому что однажды я дал обещание, а джентльмен всегда держит слово.

– В таком случае вам повезло, что вы – не джентльмен, не так ли?

Мои слова, похоже, заставили его встряхнуться и вывели из этого странного сомнамбулического состояния. Мистер Тримбл выразительно приподнял бровь.

– До сих я полагал себя…

– Я имела в виду в буквальном смысле. Вы не похожи на человека благородного происхождения или обладателя дворянского титула. По словам мисс Темплтон, мы, простые смертные, и мечтать не можем о том, чтобы добиться столь высокого положения. И я не понимаю, почему кто-либо ожидает, что вы будете связаны данным вами словом. Поэтому, если ваше обещание превратилось в столь тяжкую ношу, то другая сторона наверняка поймет вас, если вы объясните им, что передумали.

– Это было очень мило с их стороны.

– В любом случае, если вы вернулись для того, чтобы выполнить данное обещание, не думаю, что вы можете сделать это, оставаясь здесь.

– Я начинаю соглашаться с вами, мисс Уитерсби. Но все дело в том, что, как я убедился, предвкушение обещания доставляет гораздо больше удовлетворения, нежели его исполнение. Особенно для второй стороны.

– В таком случае, к чему вообще исполнять его? Возвращаюсь к тому, что уже говорила раньше. Почему бы вам просто не объяснить обстоятельства и не попытаться убедить вторую сторону освободить вас от данного слова?

– Если бы все было так просто… – Он смотрел на меня – вы не поверите – с отчаянием во взоре. – Если бы все люди были способны проявить такое же понимание, как вы.

– Я вовсе не собиралась проявлять понимание, а просто подумала, что, раз уж… быть может, вам все-таки пора вернуться домой? И поскорее?

Он смотрел на мои губы с таким видом, словно надеялся, что они подскажут ему ответ:

– Да. То есть… Нет.

– Так все-таки?

– Что все-таки?

– Шарлотта? Ты здесь? – В комнату вошел дядя. – Почему больше никто не отворяет двери?

Глава 11

Когда мы с адмиралом вошли в концертный зал, к нам подплыла миссис Биквит и критически взором обозрела мое платье.

– На вашем месте я бы поспешила, мисс Уитерсби. Иначе мисс Темплтон уведет у вас из-под носа всех поклонников. – С этими словами она удалилась, важно шурша юбками.

А мисс Темплтон и впрямь осаждали восторженные обожатели. Но она поманила меня к себе и представила собравшимся, после чего, улыбнувшись и кивнув, увлекла меня в укромный уголок.

– Они без ума от вас, мисс Темплтон.

Небрежным взмахом веера она отмела мои слова.

– Стоит им вернуться в город, как они тут же забудут о моем существовании. – Но при этом она не преминула наградить улыбкой пару своих самых рьяных воздыхателей.

– А кто это стоит вон там? – Я кивнула на мужчину в противоположном конце комнаты. – Симпатичный образчик.

– Не могу не согласиться с вами. Но он тоже из Лондона, как и все остальные.

– Очевидно, они все – из Лондона. Но если вы никому из них не верите, а выйти замуж должны непременно, то кого же вы выберете?

– У папы есть друг, который приедет погостить к нам весной. А у него имеется сын, который в крайнем случае и подойдет мне в качестве жениха, если до той поры я не найду кого-нибудь получше. – Губы ее сложились в горестную улыбку. – Я не знаю о нем ровным счетом ничего, но зато они живут в Кенте, а я всегда считала, что море – это очень романтично.

Несколько минут мы молча обозревали бальную залу, а потом взгляд мой наткнулся на миссис Биквит.

– Я не уверена в том, что эта женщина мне нравится.

– Миссис Биквит? Мне тоже, и в своем мнении я нисколько не сомневаюсь, на что у меня есть веские причины… Хотите, расскажу, какие именно?

– Только в том случае, если…

– Мне очень неприятно вспоминать об этом, честное слово, но она поступила со мной подло и гадко! Полагаю, у вас красивое имя, не так ли?

– Меня зовут…

– Не говорите, не надо. Прошу вас! Хотя… разве что тихонько, на ушко.

Я наклонилась к ней и прошептала:

– Меня зовут Шарлотта.

– Шарлотта? Правда? Ой, я сейчас заплачу. – И впрямь глаза у нее уже были, что называется, на мокром месте. – Какое у вас красивое имя! Надеюсь, вы не обидитесь, если я не буду называть вас так. Иначе мое собственное будет казаться мне еще отвратительнее.

– И какое же оно?

– Что вы имеете в виду?

– Ваше имя. Я имею в виду, как вас зовут?

– Оно ужасно старомодное. Я могу объяснить это только тем, что моя мать умерла при родах, едва я успела появиться на свет. Она была стильной и элегантной женщиной, так что предложить его она не могла. Я в этом уверена. А в комнате, когда она умирала, находилась лишь миссис Биквит. И теперь я испытываю к ней чувство, близкое к ненависти, хотя и говорю себе, что это грех.

Я не знала, что тут можно сказать.

– Можете быть уверены, что я всегда буду думать о вас, как о Шарлотте, хотя теперь вы знаете, почему я никогда не смогу называть вас так. Вам придется оставаться мисс Уитерсби, чтобы я в свою очередь могла оставаться мисс Темплтон. Вот почему я презираю эту женщину. Но что она сделала вам?

– Не могу сказать, будто презираю ее, но она, похоже, думает, что мы должны быть соперницами и бороться за благосклонность одних и тех же мужчин. Разумеется, она не знает, что я не собираюсь выходить замуж, но…

– Как бы мне хотелось сказать то же самое и о себе! Но пришло время мне принять свою судьбу, что не так-то легко сделать, уверяю вас. Трудно признаться самой себе, что мне недолго осталось пребывать здесь, с вами.

– Вы, что же, куда-то уезжаете? – С кем же я теперь буду разговаривать на этих приемах, ужинах и концертах, если ее не будет в городе?

– И довольно скоро, как мне представляется. По крайней мере, вскоре после того, как выйду замуж, поскольку я ненадолго пришла в этот мир и скоро умру.

– Прошу прощения? Наверное, я неправильно вас поняла или не расслышала, но мне показалось, будто… вы… вы сказали, что умрете?

– С этим ничего нельзя поделать. Я очень похожа на свою мать, которая была точной копией своей матери, а та, в свою очередь… В общем, вы меня понимаете. Дело в том, что все они умерли при родах. Понимаете, всему виной наши бедра.

– Ваши бедра?

Она решительно кивнула:

– Наши бедра. В этих нижних юбках они, конечно, выглядят округлыми и полными, но я со стыдом должна признаться вам, что с таким же успехом могла бы быть мальчишкой. Они не предназначены для деторождения.

Но ведь она была воплощением женственности и здоровья.

– Не может быть. Вы наверняка ошибаетесь.

Она удрученно покачала головой:

– Я, конечно, еще очень молода, мисс Уитерсби, но отнюдь не глупа. Самой судьбой мне на роду написан короткий век.

– Но… но это же ужасно – жить с осознанием этого!

– Пожалуй, я смогу отсрочить неизбежное еще на несколько месяцев – ваш пример вселил в меня надежду. Быть может, еще дольше, если я смогу оказаться замешанной в каком-нибудь скандале. Впрочем, скандалы – вещь непредсказуемая. Я успела заметить, что иногда они провоцируют женитьбу, вместо того чтобы предотвратить ее.

– Я просто… У меня нет… если честно, то я просто не знаю, что сказать.

– Вот эта ваша черта мне нравится в вас более всего, мисс Уитерсби. Я всегда могу рассчитывать на то, что вы не будете знать, что сказать. А я не могу передать словами, насколько воспрянула духом после знакомства с вами.

– Я очень рада. – Хотя я начала подозревать, что все остальные придерживаются прямо противоположного мнения.

– Если мне удастся найти того, кто влюбится в меня без памяти и женится на мне, того, кто искренне станет оплакивать меня после моей кончины, то это будет не так уж плохо, не правда ли? Если уж мне не суждена долгая жизнь, то пусть она будет счастливой и яркой. Как вы думаете, это очень гадко с моей стороны?

– Я бы хотела, чтобы вам вообще не пришлось выходить замуж.

– На этом настаивает отец. Ему невыносима мысль о том, что после того, как его не станет, некому будет позаботиться обо мне. И что мне остается? Я – не такая, как вы. У меня нет талантов или страстей, и ничто не занимает меня надолго. – Она вздохнула. – Что ж, это – мой крест, я и буду нести его.

– Но…

Она сжала мою руку, глядя мне в глаза, а потом отвернулась, изобразив на лице улыбку:

– Пожалуй, наш новый пастор действительно влюбился в вас.

– Ему понравился мой иллюстрированный справочник полевых цветов.

– Полноте! – Она с укоризной взглянула на меня. – Вам не удастся ввести меня в заблуждение, и притворяетесь вы неубедительно. Только представьте себе, каково это – быть матерью восьмерых детей. Должна признаться, что, вспоминая наш визит к пастору, я рада тому, что у меня не будет возможности воспитывать хотя бы одного.

– Не думаю, что…

– Перестаньте. Вот он идет, чтобы поболтать с нами, но при этом не удостоил меня и взгляда. Право слово, я совершенно уверена, что его интересуете только и исключительно вы. – Она похлопала меня по руке. – Итак, я оставляю вас одну, чтобы вы могли сполна насладиться его безраздельным вниманием.

– Мисс Темплтон, постойте!

Но девушка уже упорхнула прочь.

– Мисс Уитерсби! – поклонился пастор.

– Мистер Хопкинс-Уайт.

– Надеюсь, вы не возражаете против того, чтобы поговорить о ботанике. Во время очередной прогулки я наткнулся на весьма интересный экземпляр.

Щекотка у меня в животе унялась, когда я сообразила, что его интересуют лишь растения. Это мисс Темплтон я должна была благодарить за то, что она вложила мне в голову мысль о замужестве.

* * *

Когда мы вернулись домой, отец поинтересовался у меня:

– Как все прошло, Шарлотта? – таким тоном, словно боялся моего ответа.

– Великолепно, если судить о таких вещах по музыке. И просто ужасно, если иметь в виду разговоры до, после и в перерыве.

Мой отец беспомощно взглянул на адмирала.

Тот в ответ вздохнул и ослабил узел шейного платка:

– О каких разговорах может идти речь, учитывая склонность Шарлотты говорить в лицо вещи, которые никто не хочет слышать?

– Не понимаю, для чего тогда вообще заводить разговор, если никто не хочет услышать ничего неожиданного. Разве не в этом и состоит смысл обмена мнениями?

Адмирал извлек отцовский графин из-под стеклянного купола:

– Подобные вещи расписаны как по нотам, дорогая моя. Именно от этого все и получают удовольствие – оттого, что за ужином, на танцах или во время чаепития все происходит согласно раз и навсегда утвержденному плану.

– В таком случае, мне бы хотелось, чтобы меня с ним ознакомили.

Мистер Тримбл со вздохом отложил в сторону мое любимое перо:

– Вы позволите?

Отец с адмиралом кивнули одновременно.

Мистер Тримбл выдвинул стул и жестом предложил мне присесть.

Я опустилась на него и тут же подняла ногу, чтобы сбросить один из башмачков синей телячьей кожи без каблука, которые одолжила мне мисс Темплтон.

– План, мисс Уитерсби, заключается в том, чтобы делать именно то, чего от вас ожидают, и именно так, как того от вас ожидают.

Я пошевелила пальцами ног. Какое это блаженство – освободиться от тесных башмаков!

– Полагаю, что могу с полной уверенностью заявить, что не имею ни малейшего представления о том, чего от меня ожидают. Быть может, проблема именно в этом.

Он поджал губы и взглянул мне прямо в глаза, явно подбирая слова, прежде чем заговорить:

– Наверное, вместо этого нам следует обсудить вопрос о том, чего окружающие не ожидают от вас.

– Вы хотите объяснить мне то, чего я не должна делать, вместо того, чтобы сказать, что я сделать обязана? Да… да, пожалуй, так будет лучше. – Я подняла вторую ногу и стянула ботинок и с нее.

– Например, от вас не ожидают, чтобы вы выставляли на всеобщее обозрение свои лодыжки. – Он резким движением одернул мои юбки, взял у меня рук ботинок и решительно опустил его на пол.

– А почему нет?

– Потому что предполагается, что у вас их нет.

Это правило показалось мне необычайно глупым – лодыжки есть у всех. Мы бы не смогли ходить, если бы их у нас не было.

– Будь это так, меня бы не держали ноги.

– Тогда, очевидно, лучше выразить это по-иному: я не должен замечать их.

– Ну так и не замечайте.

– Можете мне поверить: я стараюсь изо всех сил.

По какой-то совершенно непонятной мне причине он разговаривал со мной таким тоном, что мне захотелось извиниться перед ним.

Он повернулся ко мне спиной:

– От вас не ожидают, что вы станете намекать на то, что носите что-либо еще, помимо платьев и шляпок. А еще от вас не ждут, что вы начнете рассуждать о ботанике с таким видом, будто всерьез разбираетесь в ней, за исключением, пожалуй, того, что вы назовете красивый цветок таковым, когда наткнетесь на него.

– Послушайте, а вот с этим я решительно не согласна! Вы не можете…

Он поднял вверх указательный палец:

– От вас не ожидают, что вы вздумаете выражать протест. Причем по любому поводу.

– Вы имеете в виду, что я должна молчать, когда…

– Если это возражение или жалоба, то да, вы не должны озвучивать ее.

– Короче говоря, этой осенью я не должна ничего рассказывать о своей прежней жизни? Как и о том, что я обо всем этом думаю?

Повернувшись ко мне лицом, он коротко кивнул:

– Вот именно.

– Пожалуй, отсюда следует вывод, что мне будет лучше вообще не открывать рта.

– Пожалуй.

– Но тогда возникает вопрос о том, что вообще я делаю в обществе.

– Не знаю. Почему бы вам не рассказать нам об этом?

Кто же знал, что мнимый поиск супруга окажется таким невыносимо скучным и утомительным предприятием? Но я должна была поддерживать в них уверенность, что действительно пытаюсь найти его. В противном случае, мне никогда не избавиться от мистера Тримбла. И я улыбнулась, сложив руки на коленях:

– Я стараюсь найти себе супруга, что мне следовало сделать уже давным-давно. И я не вижу в этом ничего предосудительного.

Мистер Тримбл с подозрением уставился на меня из-под нахмуренных бровей.

– Вы ведь не поставите мне в вину стремление соблюсти установленный порядок вещей, а?

Адмирал неловко похлопал меня по плечу:

– Вот и молодец. Все правильно. Так и надо. Я знал, что у тебя все получится.

А вот мистер Тримбл вовсе не выглядел удовлетворенным. Я в который уже раз спросила себя, откуда у него взялись все эти знания, которыми он так любит делиться со мной? Его знакомство с модой можно объяснить наличием у него сестер, но как быть с тем, что ему известен и этикет званых ужинов? Нельзя же всерьез полагать, будто не страдающая наличием нравственных устоев семья допускается к участию в подобных развлечениях, не так ли? Я бы сказала, что нет, нельзя. Как, впрочем, и фермер-овцевод из Богом забытой колонии.

Я устала от перечисления собственных недостатков, а потому обратилась к мистеру Тримблу. Настала очередь выставить напоказ его недостатки.

– Полагаю, вы еще не получили никаких известий от Ботанического общества о мемуарах папы?

Я ожидала уклончивого ответа и внезапного беспокойства, вызванного тем, что он наверняка забыл об этом проекте, но мистер Тримбл меня разочаровал:

– Получил, если хотите знать.

Я едва удержалась, чтобы не спросить, каков же был ответ. Когда они с отцом отправятся спать, я всегда смогу найти его сама.

– Но давайте не будем отклоняться от нашего урока, мисс Уитерсби. Вы должны научиться не высказывать свои мысли прямо и откровенно.

– То есть, сначала я должна решить для себя, что именно хочу сказать, а потом придумать, как не сказать этого? Для этого потребуются недюжинные усилия, мистер Тримбл. Как мне представляется, занятие это – крайне неэффективное.

– Неэффективность – лишь синоним слова politesse[45]45
  Политес – официальная, показная вежливость.


[Закрыть], мисс Уитерсби. Вот, допустим, представьте себе, что я ношу… – Окинув комнату быстрым взглядом, он потянулся за диванной подушкой и водрузил ее себе на голову. – Представьте, что вы только что были мне представлены и видите на голове у меня вот эту подушку.

– Вы сошли с ума?

– Ай-ай-ай. Так не годится. Я же только что объяснил, что нельзя высказывать вслух все те мысли, что приходят вам в голову.

– Даже я на такое не сподобилась бы.

– Вы – умная женщина, мисс Уитерсби. Уверен, что вы можете придумать и куда более остроумный ответ.

– Что же, я и теперь должна быть умной? Вы требуете от меня слишком многого.

Адмирал и отец наблюдали за нами с нескрываемой тревогой и беспокойством.

– Чтобы выжить в столовых и бальных залах Оуэрвича, вы должны до предела отточить свои умственные способности, смекалку и острословие. Иначе для городских сплетниц вы превратитесь в девочку для битья.

– Очень может быть. Но какое мне дело до того, что вы решили разгуливать с диванной подушкой на голове?

– Я пренебрегаю всеми ожиданиями высшего света, мисс Уитерсби, и потому мое поведение становится нетерпимым. Вы не можете открыто заявить мне об этом, но при этом должны немедленно поставить меня на место, иначе весь сезон будете страдать от моей дерзости и нахальства.

– На мой взгляд, ваша собственная глупость в этом случае станет вам достаточным наказанием. – А потом на меня словно снизошло озарение, и я вспомнила слова миссис Биквит, сказанные ею при первой нашей встрече. – Полагаю, что до сих пор не встречала никого, кто был бы настолько уверен в своем полном праве нарушать общепринятые нормы поведения, мистер Тримбл.

Адмирал фыркнул.

Мистер Тримбл захлопал в ладоши:

– Очень хорошо, мисс Уитерсби! Оказывается, вы не безнадежны.

Когда я впервые услыхала эти слова, то сочла их комплиментом, но теперь сообразила, что это было оскорбление. Пожалуй, я и впрямь презираю миссис Биквит.

– С вами все в порядке, мисс Уитерсби?

– Что?

– Вы чем-то расстроены?

– Нет. Полагаю, что могу смело утверждать – этот урок я усвоила накрепко. И постараюсь не забыть его.