Текст книги "Словно распустившийся цветок"

Глава 9

Пусть оранжереи у него и не было, зато детей имелось в избытке. Когда мы вышли из экипажа, они шумной стайкой носились по двору. Один из них налетел на меня и едва не сбил с ног.

Адмирал попытался было ухватить его за воротник, но промахнулся.

– В мое время мальчишки знали, как нужно вести себя!

Я сочувствовала их бедственному положению, но вот шалости одобрить не могла. В моем представлении отсутствие одного из родителей означало больше работы и меньше игр и безделья, и про себя я подивилась тому, что они получили полную свободу для столь бесцельного времяпрепровождения.

– Боже милостивый, да ведь этим сорванцам срочно нужна мать! – Мисс Темплтон взяла меня под руку и увлекла ко входной двери.

Дверь нам открыл сам пастор, державший на сгибе локтя еще одного малыша.

– Да? – Похоже, он не ждал нас.

Мисс Темплтон обворожительно улыбнулась ему.

– Вот мы и пришли.

Он по-прежнему не двигался с места и, растерянно моргая, смотрел на нас.

– Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Вы приглашали нас взглянуть на вашу коллекцию.

– Мою… коллекцию! – Лицо его смертельно побледнело, а потом залилось краской. – Не знаю… Она не совсем… – Он распахнул дверь во всю ширь, отступил в сторону и взмахнул рукой в сторону коридора. – Прошу вас. Входите.

Мы перешагнули через порог, и мисс Темплтон многозначительно стиснула мой локоть.

Адмирал жестом обвел двор:

– Я подожду здесь.

Пастор же говорил без умолку:

– Я сегодня вспомнил о вашем визите и посадил Питера и Элизабет разбирать экспонаты. Но потом малыша нужно было уложить, затем он проснулся, дети заявили, что голодны, нянечка куда-то вышла, а меня вдруг посетило вдохновение, и я начал готовить серию проповедей и читать Библию и просто… – Он умолк, обозревая гостиную, которая пребывала в таком беспорядке, что, казалось, здесь невозможно было и шагу ступить, чтобы не налететь на что-либо. – Я могу приготовить вам чаю.

– О нет. Нет, благодарим вас. – Мисс Темплтон ответила и за меня. – Быть может, мисс Уитерсби может продолжить то, что недоделали дети.

Пастор с удивлением воззрился на меня:

– Вы голодны? По-моему, на обед у них был хлеб с сыром. – Взяв в руки тарелку с недоеденным угощением, он протянул ее мне.

Но мисс Темплтон перехватила ее:

– Как это любезно с вашей стороны. – Она поставила тарелку обратно. – Но я уверена, что дети вновь проголодаются, когда вспомнят, что они еще не ели. А я всего лишь имела в виду, что мисс Уитерсби может помочь вам с вашей коллекцией.

Она забрала у него ребенка и направилась к дивану, где присела и принялась баюкать его на коленях.

Он вновь зарделся до кончиков ушей:

– Разумеется. Прошу прощения. Просто… Я даже не знаю, с чего, собственно, начать. – Он накрыл ладонью перекосившуюся груду бумаг на столе, грозившую обрушиться на пол. – У меня есть вот это. – Наклонившись, он поднял ведерко для угля и вывалил на пол кучу засушенных растений, перемешанных с золой. – И еще больше экземпляров там. – Он махнул рукой в сторону книжной полки, но я ничего там не увидела.

– Там?

Он яростно затряс головой в знак согласия.

– Где там?

Он снял с полки одну из книг.

– Между страниц.

– Вы хотите сказать, что внутри всех этих книг лежат образцы?

– По большей части. Но не во всех. По крайней мере, мне так кажется… – Он снял с полки наугад еще один том и раскрыл его. Оттуда просыпалась целая россыпь засушенных растений. – Пожалуй, да.

Я почувствовала, как от изумления брови полезли у меня на лоб.

– Но в книгах нельзя сушить образцы. Вам нужен пресс.

– Я просто подумал, что раз большинство из них такие толстые и тяжелые… то я смогу сэкономить на гербарном прессе…

– Вы лишь погубите и книги, и растения. – Я взяла одну особенно толстую книгу и раскрыла ее. – Видите? – Страницы покрылись пятнами и сморщились в тех местах, где они впитали в себя влагу из растения, а само оно поблекло и потеряло всякий цвет.

– Об этом я не подумал.

– Влага приводит к заражению книг ложной мучнистой росой, а бумага уничтожает само растение.

– Боже милостивый! – Он принялся одну за другой снимать книги с полки, держа их за переплет и встряхивая. Расплющенные образцы, кружась, падали на пол, словно крупные снежинки.

– Постойте! – Я накрыла ладонью очередную книгу. – Если вы будете продолжать в том же духе, то все ваши полевые записи окажутся бесполезными.

– Я вносил их в тетрадку, которую держу в ящике стола.

– Но если образцы хранятся здесь, а ваша тетрадь находится в другом месте… как вы узнаете, что к чему относится? – Наклонившись, я подняла с пола одно из засушенных растений. – Вот это, к примеру. Как вы узнаете, во время какой прогулки его нашли, какой это был день и где оно росло?

– Вот оно что! – В глазах пастора проступило понимание. – Я… не знаю. – Он взял у меня из рук образец и взглянул на него так, словно надеялся, что тот ответит ему. – То есть, вы хотите сказать, что все это время и все эти прогулки… – Он поднял на меня глаза. – Все это было впустую?

Скорее всего, да. Но почему-то, уже открыв рот, чтобы так ему и заявить, я не нашла в себе мужества произнести эти жестокие слова.

– Давайте сначала взглянем, что у вас есть, а уже потом, будем надеяться, я смогу дать вам полезный совет.

Пастор вытряхнул остатки образцов из книг, после чего присоединил к ним гербарий со стола. Когда он подтолкнул груду растений к моим ногам, я вдруг поняла, что просто не знаю, с чего начать. Одно дело – рукотворный беспорядок у себя дома, когда я знаю, где что лежит, и совсем другое – пытаться разобраться в чужом.

Он принес скамеечку для ног и едва ли не силой усадил меня на нее.

Я присмотрелась к образцам повнимательнее, и сердце у меня упало. Те же самые чувства я испытывала, когда мы с отцом вскрыли ящик, присланный нам мистером Тримблом.

Я принялась разбирать растения и раскладывать их на кучки.

– Эта вероника колосистая была сорвана, похоже, на стадии цветения. Вы разве не собирали почки?

Он раскрыл рот от изумления:

– Почки? Нет. Мне показалось слишком жестоким лишить цветы возможности расцвести.

– Давайте попробуем составить перечень того, что вам нужно, и того, что у вас имеется в наличии, после чего можно написать в Лондонское ботаническое общество и предложить им обмен.

– Я даже не знал, что такая возможность существует.

– У Общества много корреспондентов, и потому обмен происходит в достаточно больших масштабах. Я с удовольствием помогу вам составить письмо.

– Правда? В самом деле?

– Ведение корреспонденции – одна из моих специальностей.

– К несчастью, у меня это – один из самых больших моих недостатков. – Он схватил перо и чернильницу.

– Пожалуй, будет лучше, если вы сами станете делать записи. – Я решила начать с вероники, раз уж он насобирал ее в несметных количествах. – Итак, вам нужны образцы в периоде почкования, с плодами и стручками. – Я опустила взгляд на высушенные растения у себя на коленях. – Разве вы не выдергиваете цветы с корнем?

– Лавиния всегда говорит… То есть… она всегда говорила… Видите ли, Лавиния – это моя жена. То есть, была ею. Но она говорит, что я развожу в доме ужасную грязь, когда приношу цветы с корнями.

– Если смыть землю с корней на улице, то в доме будет чистота и порядок.

– Я как-то даже не подумал об этом.

– На будущее имейте в виду, что собирать растения следует с корнями.

– Я сделаю себе пометку.

Покончив с вероникой, я взяла в руки несколько образцов, по-видимому, одного и того же растения:

– А что это такое? Манжетка луговая?

– Манжетка луговая? Я искал ее, но думал, что уже не найду. Это… это действительно она?

– Очень похоже. – Я внимательно разглядывала цветок. – Если вскипятить ее, тогда я смогу сказать наверняка.

– Вскипятить?

– Чтобы оживить. И чтобы она немного разбухла и восстановила форму.

Все это время мисс Темплтон развлекала малыша, но сейчас она поднялась с дивана и протянула ребенка пастору.

– Не думаю, что у нас есть время заниматься кипячением, но я уверена, что мы можем зайти к вам в другой раз, мистер Хопкинс-Уайт.

– У нас нет времени?

– Боюсь, что так. – Девушка произнесла эти слова с улыбкой, но по ней не было видно, чтобы она была особенно уж счастлива.

И тут снаружи донесся громкий вопль.

– Это адмирал?

Я сняла образцы с коленей и встала, собираясь выглянуть в окно.

Священник тоже вытянул шею.

– Неужели дети…

Мисс Темплтон протянула мне руку, помогая выбраться из образцов растений, грудами лежавших вокруг меня.

– Полагаю, бедный адмирал уже вне себя. Пожалуй, в следующий раз он предпочтет войти внутрь.

Открыв входную дверь, мы обнаружили, что адмирал укрылся в карете, а детвора обстреливает ее галькой. Мисс Темплтон замерла рядом со мной, прижав руки к груди и расширенными глазами глядя на происходящее.

– Боже, что они делают?

Из-за наших спин вынырнул пастор и закричал на своих отпрысков:

– Эй, что здесь происходит? Где мисс Литтон?

На его призыв откликнулась высокая девочка, которая, обернувшись к нему, ответила:

– Она готовит ужин, а нас отправила во двор поиграть.

– Да, но бросаться камнями в гостей невежливо.

К ней присоединился один из мальчишек.

– Но он заявил, что он – адмирал. И теперь мы просто ведем обстрел пушечными ядрами.

Пастор обошел нас и принялся увещевать свое потомство, взяв младших детей за руки, но тут же выпустив их, чтобы открыть для нас дверцу экипажа.

Через окно он обратился к адмиралу:

– Мне очень жаль!

Адмирал в ответ проворчал нечто неразборчивое, и священник подсадил нас в карету.

Когда мы отъехали, мисс Темплтон высунулась из окна:

– Всего доброго! До скорой встречи.

Адмирал и впрямь был вне себя от негодования:

– Даже китайцы обходились со мной не так грубо. Никогда не видел таких несносных детей. А ведь их отец – приходской священник!

Мисс Темплтон вздохнула:

– Бедняжки. И мамы у них нет. Полагаю, именно поэтому он проявляет такой интерес к вашей племяннице. Не удивлюсь, если не пройдет и двух недель, как он предложит ей выйти за него замуж.

Я с содроганием представила себе, что это значит – иметь таких детей.

А мисс Темплтон с жизнерадостной улыбкой продолжала:

– На мой взгляд, это же дар Божий – заполучить готовую семью. А вы что скажете, мисс Уитерсби?

– Дар Божий!

Она нахмурилась.

– Разве найдется девушка, которая отказалась бы от такой семьи, как у него?

Найдется. Я бы отказалась.

Склонив голову к плечу, она взглянула на адмирала:

– У меня складывается впечатление, будто мистер Уитерсби не рассчитывал на то, что его дочь умыкнут так быстро.

– Как прикажете вас понимать?

– Мисс Уитерсби привлекла внимание двух самых завидных холостяков в округе! Так что вам не о чем беспокоиться, адмирал Уильямс. Не успеете вы оглянуться, как мы выдадим ее замуж. – И она подмигнула мне, воспользовавшись тем, что адмирал не смотрел в нашу сторону.

* * *

Мы отвезли мисс Темплтон обратно в Додсли-Манор. Она не пригласила нас войти, за что я была ей искренне признательна. Вернувшись домой, я вошла в малую гостиную и обнаружила, что отец и мистер Тримбл совещаются по поводу классификации какого-то цветка.

– Думаю, что вы сами убедитесь в том, что система Линнея работает не хуже остальных, – говорил мой отец.

– Но как быть с преимуществами природной системы?

– Какими такими преимуществами?

– Просто я полагаю, что низведение целостности растения до его половой системы является несправедливым упрощением восхитительно сложного создания природы, и система Де Жюсси…

– Де Жюсси? Ба, да ведь он француз!

Я обессиленно повалилась на стул и сбросила с ног туфли.

Отец с удивлением взглянул на меня:

– Ты уже вернулась?

– Меня не было все утро. И день.

– Я не заметил.

– Похоже, что уже совсем скоро мне сделают предложение.

– Что ты сказала? – Отец обошел стол кругом и остановился передо мною.

– Я сказала, что уже совсем скоро мне могут сделать предложение.

– Почему так быстро?.. То есть…

К нему присоединился мистер Тримбл. Уперев руки в бока, он сверху вниз взглянул на меня:

– Вам никогда не предложат руку и сердце, если вы и дальше будете разгуливать по округе в таких платьях, как это.

Я оглядела свое платье:

– На мой взгляд, с ним все в порядке. Ни мистер Стенсбери, ни пастор не выразили ни малейшего недовольства. – Расшитое бледно-желтыми примулами, с зеленой оторочкой по подолу, оно вот уже много лет оставалось моим любимым.

– Оно предназначено для летнего сезона.

– А мне нравятся примулы в любое время года.

Впрочем, пожалуй, оно все-таки было чересчур легким и тонким, чтобы сидеть в нем, поскольку малую гостиную продували сквозняки. Я вышла в холл, сняла с крючка старую охотничью куртку адмирала и застегнулась в нее на все пуговицы, подвернув манжеты. Вот так-то лучше. Обернувшись, я нос к носу столкнулась с мистером Тримблом, который, оказывается, последовал за мной.

Он молча смотрел на меня, и по выражению его лица я никак не могла понять, о чем он думает. Шагнув в сторону, я попробовала было обойти его, и тут он наконец заговорил:

– Вы отдали портнихе тот список, который я для вас составил?

– Мисс Темплтон заявила, что вы не можете по определению разбираться в таких вещах, и потому порвала его.

– Что она сделала?

– Порвала его. – Я жестом показала ему, как это выглядело. – Напополам. – И с этими словами я вернулась в малую гостиную.

– Не думаю, что мне нравится ваша мисс Темплтон. – Он вновь подал голос, остановившись в дверях.

Устроившись поудобнее на стуле, я облегченно вздохнула.

– Это чувство у вас обоих определенно взаимно, вне всякого сомнения.

Мистер Тримбл решительным шагом вошел в малую гостиную.

– Но ведь я в глаза ее не видел.

– И она тоже никогда не видела вас, и вы оба лишь убеждаете меня в том, что это не имеет никакого значения.

– Что бы вы ни задумали, не выходите из дому, пока портниха не пришлет вам новые платья. – Окинув меня долгим взглядом, он занял место за моим столом.

– Но мы уже договорились о том, что вновь нанесем визит приходскому священнику, а портниха не дала твердых обещаний, что выполнит мой заказ в кратчайшие сроки. – Я перевела взгляд на отца, который вот уже некоторое время хранил молчание. – Пастор попросил меня помочь ему разобраться со своей коллекцией. Не понимаю, почему я должна сидеть взаперти, когда в обществе достаточно мужчин, согласных, судя по всему, жениться на мне даже несмотря на то, что я не экипирована должным образом. Разве не в этом заключается смысл всего предприятия? Найти мне супруга!

Мистер Тримбл метнул на меня недовольный взгляд.

Я ответила ему тем же.

А вот отец смотрел на меня полными слез глазами.

Сердце у меня защемило, но я сказала себе, что не должна давать волю чувствам. На отца свалилось слишком много работы. Но он сделал свой выбор и дал мне отставку. Чем скорее он осознает ошибочность своего решения, тем лучше будет для нас обоих. Я должна быть сильной.

Отец взял перо и вернулся за стол, за которым они совещались, когда я возвратилась домой.

– Идите сюда, молодой человек, и оставьте Шарлотту в покое. Она всего лишь выполняет то, о чем ее просили.

Наверное, так оно и было, но комментарии мистера Тримбла изрядно меня обеспокоили. Я написала письмо мисс Темплтон, спрашивая ее совета. Если тот факт, что я надела летнее платье осенью или расхаживала с чернильным пятном на корсете, и впрямь является серьезным нарушением приличий, то, пожалуй, будет лучше, если я воздержусь от повторного визита к пастору до тех пор, пока не получу новые платья от портнихи. Кроме того, после званого ужина на минувшей неделе и сегодняшних послеполуденных визитов мне казалось, что я заслужила некоторый отдых от общества.

* * *

Ответ от мисс Темплтон пришел на следующий день вместе с посылкой, перетянутой шпагатом.

«…моя дорогая мисс Уитерсби,

Прошу вас, не сочтите мой ответ подтверждением точки зрения мистера Тримбла. Вы знаете, что он решительно мне не нравится. Однако же, я полагаю, что вам действительно имеет смысл носить платья по сезону. Посему прошу вас принять от меня взаймы вот этот наряд. Можете не слишком беспокоиться насчет его возвращения, поскольку я уже носила его в минувшем году. Пожалуй, вы немного выше меня ростом, но, если вы наденете под него домашние, а не танцевальные туфли, то это не должно иметь особого значения.

Искренне ваша и т. д.

PS: Я отправлю пастору записку с уведомлением, чтобы он ждал нас в будущий понедельник в два часа пополудни.

PPS: Прошу вас надеть ради этого визита прилагаемое платье. Как и на следующий наш званый ужин.

PPPS: Скорее всего, мистер Тримбл попытается убедить вас, что нельзя два раза подряд надевать одно и то же платье.

PPPPS: Я по-настоящему и всем сердцем презираю этого человека!

PPPPPS: Не волнуйтесь. Уже совсем скоро мистер Тримбл превратится в смутное, хотя и неприятное воспоминание. Точнее, в кошмар».

Я перевернула страницу, но обратной стороне приписок больше не было. Развязав шпагат, которым была перетянута посылка, я обнаружила внутри платье чудесного голубого цвета живокости[44]44
  Травянистое растение семейства Лютиковые. Живокость цветет красивыми цветами неправильной формы, узнается по синим лепесткам и белому глазку, хотя цветки могут быть также фиолетовыми, розовыми или белыми.


[Закрыть].

Приложив его к себе, я попыталась разглядеть собственное отражение в зеркале, но в моей комнате, расположенной в северной стороне дома, уже сгущались сумерки, поскольку близился вечер.

Я на цыпочках пересекла коридор и осторожно приоткрыла дверь комнаты мистера Тримбла.

Здесь царил идеальный порядок: кровать была заправлена безупречно, отчего выглядела неуютно, а одежда аккуратно висела на колышках. Зеркало было прикреплено к стене над туалетным столиком. Я переставила кувшин с водой и тазик на пол, чтобы видеть себя получше, и подтянула платье к подбородку.

Оно и впрямь было прелестным, вот только… приложив его к груди, я выставила ногу. Мисс Темплтон была права. Оно оказалось чуточку короче тех, что я привыкла носить. Но для чего кому-либо пялиться на мои ноги? Скорее всего, никто ничего не заметит. Когда я поворачивалась, платье задело угол туалетного столика, и на пол, кружась, упало какое-то письмо.

Я подняла его, намереваясь положить на место, но правильный и красивый, почти каллиграфический почерк привлек мое внимание. Он ничуть не походил на округлые буквы, выведенные рукой мисс Темплтон.

Письмо было датировано тремя годами ранее и отправлено из местечка под названием Истли.

«…милый мой Эдвард,

Мне так хочется, чтобы…»

Я подошла к окну, где было светлее и где прочесть его было бы несравненно легче. Но… кажется, кто-то поднимается по лестнице?

Я поспешно положила письмо обратно на столик, притворила за собой дверь и вернулась к себе в комнату, дивясь про себя тому, что кто-либо может обращаться к мистеру Тримблу «милый».

Глава 10

К тому времени, как я сошла вниз, миссис Харви уже вовсю гремела на кухне кастрюлями и сковородками. Приход осени вселил в меня надежду, что в один прекрасный день она приготовит нам яблочное пюре или испечет пирог с айвой, но я уже усвоила, что чем меньше говоришь кухарке о своих ожиданиях, тем лучше бывает для всех.

Несколько часов спустя нам и впрямь подали яблоки, хотя они прибыли из кухни целыми, с хвостиками и листьями.

Мистер Тримбл несколько мгновений озадаченно смотрел на них, потом оторвал хвостик у одного, вонзил в него вилку и принялся снимать кожуру ножом.

Я же, не раздумывая, взяла свое яблоко, смахнула высохшие листья на салфетку и впилась в него зубами.

Мистер Тримбл искоса взглянул на меня:

– Ай-ай-ай, мисс Уитерсби. Так можно есть яблоко, когда вы одни, но, находясь в обществе, следует пользоваться…

– Вообще-то, я всегда думала, что правила хорошего тона придуманы для людей, у которых свободного времени и предубеждений больше, нежели здравого смысла. Какое кому дело до того, как я ем яблоко? Я ведь никому не навязываю своих взглядов. Например, я же не настаиваю на том, чтобы вы взяли свое яблоко в руку и надкусили его, верно?

Отец сидел молча и глядел на нас, вытирая свое яблоко о рубашку.

– Я всего лишь пытаюсь помочь вам. Мне кажется, что вы найдете себе супруга куда быстрее, если перестанете позориться.

– А мне кажется, что вы нравились мне куда больше, когда пребывали на другой стороне земного шара и я знала о вас лишь то, что вы обожаете своих овец и что вашу лошадь зовут Арчибальд.

Он покраснел до корней волос, метнул на меня ненавидящий взгляд и резким движением ножа отрезал ленточку яблочной кожуры.

Как же он меня бесит! Я продолжила:

– Когда я, признаюсь вам откровенно, была тронута и поражена вашими описаниями тамошних пейзажей.

Покончив с кожурой, он удалил у яблока сердцевину и разделил его на восемь равных частей, прежде чем ответить:

– Знай я о том, что вы читаете корреспонденцию своего отца, то наверняка избавил бы вас от столь неприглядных подробностей.

Пока я напоминала себе о том, что он не должен догадаться, что переписывался не с отцом, а со мной, он взял один кусочек, но тут же отложил его в сторону.

– Надеюсь, вы простите меня за некоторую сентиментальность? Ведь я оказался в совершенной глуши, а на десятки миль вокруг не было ни одной фермы. Иногда мне казалось, что только обмен письмами с вашим отцом не дает мне сойти с ума. Временами я был уверен, что он – единственный на всем белом свете, кто по-настоящему понимает меня.

Отец озадаченно нахмурился и уже открыл было рот, чтобы ответить, но я схватила со стола поднос с вяленой ветчиной и протянула ему:

– Ты еще не пробовал ее, папа.

– Правда? – Он вилкой сковырнул несколько ломтиков себе на тарелку.

Пренебрегая тонкими душевными порывами мистера Тримбла, я продолжала:

– Мне все хочется у вас спросить, а что случилось с овцематкой по кличке Эмилия? – Не успели эти слова сорваться с моих губ, как я уже горько пожалела о них, но этот человек буквально вывел меня из себя.

– Неужели для вас нет ничего святого? – Встав из-за стола, он кивнул сначала мне, а потом отцу. – Прошу извинить меня. Я более не голоден.

Отец развернулся на стуле, глядя, как мистер Тримбл величавой поступью выходит из столовой.

– О чем это он говорил? О каких письмах? И что имела в виду ты? Что это за люди, которых ты упомянула?

Я перегнулась через стол, взяла тарелку мистера Тримбла и подала ее отцу. К чему пропадать яблоку, для очистки которого он приложил столько усилий? И почему я испытываю стыд и смущение, хотя это он занял мое место и ведет себя так, словно вся моя работа принадлежит ему? Если кто и должен чувствовать себя преданным и обманутым, так это я.

* * *

– Дело в том, что мне даже жаль его.

На следующий день мисс Темплтон пригласила меня встретиться у Додсли-Манор и отправиться на прогулку, и я вдруг обнаружила, что жалуюсь ей на собственное дурное поведение давеча вечером.

Она взяла мои руки в свои.

– Не смейте!

– Я не могу отделаться от чувства, будто…

Она крепко сжала мои руки, прежде чем отпустить их.

– Это так похоже на мужчин – заставить вас терзаться чувством вины из-за того, что он явился неизвестно откуда и узурпировал ваше место в вашем собственном доме, а вы при этом должны еще и извиняться за его бесцеремонное вторжение в вашу жизнь. Неужели вы не понимаете, что это – безумие?

Я пыталась уследить за ходом ее мысли и, спустя некоторое время, вынуждена была согласиться с ней.

– Понимаю.

– Прекрасно. Поэтому вы должны выбросить мистера Тримбла из головы и сосредоточиться на мистере Стенсбери. Или пасторе. – Прищурившись, она взглянула на меня. – Вот, кстати, кого из них вы предпочитаете? Я как-то не подумала поинтересоваться у вас этим раньше.

– Предпочитаю для чего?

– Для того, чтобы одарить его знаками внимания.

– Не думаю, чтобы это имело какое-либо значение. Мы сделали так, что уже вся округа знает о том, что мы нанесли визиты им обоим. И мой отец со дня на день должен начать проявлять тревогу.

– Ради вашего же блага надеюсь, что так оно и случится. Хотя, говоря откровенно, мне будет ужасно вас недоставать. Это истинное счастье – не изображать мнимый интерес к выслеживанию дичи и охоте и не делать вид, будто я стремлюсь привлечь внимание какого-либо лондонского денди. Я с содроганием представляю себе, как мне придется вновь заняться этим, но уже в одиночестве. Что за неблагодарное занятие!

– А почему бы вам не пропустить этот сезон?

– Как вы добры ко мне! Ваши слова вызывают у меня улыбку! – Но улыбка ее исчезла, едва появившись. – Мне ведь уже исполнилось восемнадцать. Если я в самом ближайшем будущем не найду себе жениха, то потом сделать это будет очень нелегко. Нет, папа уже заявил мне, что в этом году я непременно должна заключить помолвку с кем-либо. Он хочет, чтобы я была устроена и чтобы обо мне было кому позаботиться, когда его не станет. Его титул, разумеется, не может перейти ко мне, так что мне предстоит найти свое место в жизни, так сказать. Словом, мне надо лишь свыкнуться с мыслью об этом, после чего я превращусь в самую счастливую невесту и новобрачную, какую только можно себе представить. Сначала я попрактикуюсь с вами, а уж потом…

– Но я не желаю становиться чьей-либо невестой или новобрачной. В этом и заключается мой план.

– Разумеется, не желаете. Но вы ведь хотите, чтобы все остальные полагали именно так? В этом и состоит гениальность нашего плана.

Мне оставалось лишь пожелать, чтобы он наконец сработал.

Мисс Темплтон наклонилась ко мне и похлопала меня по руке:

– Не волнуйтесь. В конце концов, все обязательно устроится как нельзя лучше. Я уверена в этом! Ну что, идем на прогулку?

Мы, наверное, и в самом деле пошли бы, вот только сначала она никак не могла отыскать свои перчатки, а потом не пожелала надевать сапожки, которые принесла ей горничная, после чего решила, что другое платье будет ей более к лицу, так что в итоге полностью сменила свой наряд.

Часом позже, когда мы таки вышли на дорогу, вдали заревели рога и через несколько мгновений мимо нас промчалась свора собак.

Мисс Темплтон погрозила им кулаком:

– Нет, вы только поглядите на них!

Что я и сделала, оплакивая при этом несомненные разрушения на полях, которые оставят после себя доблестные охотнички.

– Только этого нам не хватало! И платье мое безнадежно испорчено.

– В самом деле?

Она приподняла юбку.

– Да вы только посмотрите! – Негодование девушки казалось мне вполне искренним, хотя, на мой взгляд, юбка выглядела в точности такой же, как и прежде. – Так что теперь нет никакого смысла идти куда-либо. С таким же успехом мы просто можем выпить чаю.

– Мы всего лишь испачкаемся чуточку сильнее. – Особенно, если направимся туда, где, как я рассчитываю, растет папоротник-орляк. – А чаю можно попить и на природе. – Я приподняла свой футляр для сбора растений. – Я захватила с собой фляжку.

– Испачкаемся чуточку сильнее! Вы меня поражаете, мисс Уитерсби. Пить чай на природе? Должно быть, вы действительно безумно любите свою работу, если готовы ради нее сносить подобные лишения. – Она уныло покачала головой. – Боюсь, что, в отличие от вас, я слеплена совсем из другого теста.

* * *

Я все-таки отправилась на прогулку, пусть даже к собственному дому, после того как мы с мисс Темплтон выпили чаю. Я уже успела забыть, какой у него восхитительный вкус, если пить его горячим. А крошечные сэндвичи и сухое печенье, которые нам подали к нему, вообще заслуживали отдельной похвалы. Какая жалость, что у миссис Харви никогда не было времени для таких яств.

В тот вечер адмирал должен был сопровождать меня на концерт, поэтому я надела платье, присланное мне мисс Темплтон. Оно сразу же покорило меня, едва я примерила его. Корсет его едва заметно опускался на груди, прикрытый несколькими слоями пышных белых кружев. Рукава были сшиты из того же голубого материала, что и юбка, напомнив мне наброшенную шаль, вот только их не надо было все время поправлять и подтягивать повыше. Словом, впечатления у меня остались самые приятные, и платье, как я решила, лишь еще сильнее подчеркивает и оттеняет мои карие глаза.

Войдя в малую гостиную, я увидела, что мистер Тримбл работает с двухлинзовым микроскопом, но он встал, завидев меня, и окинул меня внимательным взглядом с головы до пят. Кивнув, он возобновил свою работу. Со вчерашнего вечера он не сказал мне ни слова, что я приняла как свидетельство того, что он все еще обижен на меня. Несмотря на все увещевания мисс Темплтон, мне по-прежнему было стыдно за свое поведение. И если уж я намеревалась загладить свою вину, то и первый шаг, очевидно, тоже надлежало сделать мне.

– Если память мне не изменяет, то ваша Эмилия уже должна была произвести на свет ягненка. Именно это я имела в виду, когда спрашивала вас давеча вечером.

Оторвавшись от линз, которые настраивал, он мельком окинул меня отсутствующим взглядом:

– Да.

– Вы наверняка скучаете по своему дому. И своим овцам.

На сей раз он даже не дал себе труда взглянуть на меня, лишь прильнул к окуляру.

– Скучаю. – Подкрутив винт еще немного, он наконец поднял на меня глаза. – Не хотите… я имею в виду, не могли бы вы подойти и взглянуть вот на это? Я не совсем понимаю, что именно вижу.

Я подумала было отказаться, чисто из принципа, но адмирал еще не приехал и мне все равно решительно нечем было заняться. Перебросив мантилью через спинку стула, я подошла к столу и приникла ко второму окуляру.

– Что у вас тут?

– Ranunculus.

– Откуда?

Оторвавшись от своего окуляра, он сверился с записями. Моими записями.

– Ваш отец называет это место Уэйз-Грин.

Меня охватило невыразимое облегчение. Он решил, что почерк принадлежит моему отцу. Хотя, разумеется, с чего бы ему полагать иначе?

– И почему же мой отец заинтересовался этим образцом?

Настроив изображение под себя, я увидела, что мистер Тримбл вскрыл рыльце пестика цветка.

– Это интересует не его, а меня.

– Вас? Но почему?

– Я наткнулся на вашу стопку под буквой «Р». Но я не понимаю, почему вот этот экземпляр классифицирован как Ranunculus. Предполагается, что у них насчитывается более двадцати тычинок, хотя я нигде не нашел упоминания о том, насколько больше двадцати их должно быть.

– Не имеет значения насколько. Главное – их должно быть больше двадцати.

– В таком случае, это – не лютик, поскольку…

– Уверяю вас, это он и есть.

– Но ведь у него только шестнадцать тычинок.

– Да, но они расположены в ложе соцветия, и поэтому число их не имеет значения.

– Но ведь это неправильно, если предполагается, что их должно быть более двадцати, потому что шестнадцать меньше двадцати.

– Но ведь они находятся не в чашечке, верно?

– Верно. Тем не менее, шестнадцать меньше двадцати.

Я нашла остатки образца, вскрыла несколько тычинок и поместила их на предметное стекло. Установив его в микроскоп, я подошла к объективу мистера Тримбла, чтобы взглянуть на срез с его точки зрения, так сказать. Коснувшись предметного стекла, я немного развернула его и выпрямилась, чтобы и он мог взглянуть.