Текст книги "Словно распустившийся цветок"

Это была я. И сделала это сразу же, как только мы переехали сюда. А дыра в крыше действительно была преогромной.

– И что же, нам понадобятся еще ведра? Вы это хотите сказать?

– Нет. Я хочу сказать, почему бы вам не починить крышу?

– Мне? Полагаю, для этого мне понадобятся доски и много гвоздей, мистер Тримбл. – А поскольку их у меня не было, то я прекрасно обходилась ведрами. Покачав головой, я соскребла грязь с башмаков и вошла в дом.

Вскоре появился и мистер Тримбл. Но он, должно быть, вошел через окно на верхнем этаже, поскольку передняя дверь оставалась закрытой.

– Нет, все-таки дыру в крыше необходимо заделать.

Отец, просматривавший мои иллюстрации, оторвался от них и поднял голову:

– Вы так полагаете? А мне казалось, что ведра неплохо справляются со своей задачей.

– Если ее не заделать, станет только хуже.

Но отец уже вновь уткнулся в иллюстрации.

– Наверное, вы правы…

– Как правило, такие вещи нужно ремонтировать сразу. К тому же, никто не знает, когда пойдет дождь. Пожалуй, будет лучше починить крышу прямо сегодня.

Постороннему наблюдателю могло бы показаться, будто это отец нанялся в помощники к мистеру Тримблу. Интересно, все овцеводы такие настырные?

Но отец уже согласно кивал головой:

– Разумеется, вы правы. Поступайте, как считаете нужным.

– Тогда… Пойду посмотрю, нет ли у вас где-нибудь молотка.

Вскоре после того, как мистер Тримбл удалился, с крыши донесся стук. Прошло еще немного времени, и он переместился на лестницу.

Отложив в сторону краски, я отправилась на его поиски.

– Вы не могли бы перестать стучать?

Он опустил молоток и взглянул на меня.

– Я меняю прогнившую ступеньку.

– А не могли бы вы делать это потише?

– Нет. Боюсь, пользуясь молотком, невозможно не стучать им.

Я вернулась к своим иллюстрациям, твердо вознамерившись не обращать более на него внимания. При этом я старательно вспоминала все, чем поделилась с ним относительно своих изысканий и надежд на публикацию статей и докладов. Одно дело – воспользоваться перепиской, чтобы поверять кому-либо свои сокровенные надежды и ожидания, точно зная, что никогда не встретишься с этим человеком лицом к лицу. И совсем другое – поселить его в собственном доме.

* * *

После полудня мистер Тримбл с большой помпой сгрузил у моих ног несколько ведер, составленных горкой.

Я отпихнула их ногой в сторону, заканчивая раскрашивать лепесток.

– Что это значит?

– Это – ваши ведра. Они больше не нужны ни на чердаке, ни на лестнице, поэтому я возвращаю их вам. Я починил крышу, и теперь она не протекает.

Я поблагодарила его, и тут с другого конца комнаты его окликнул отец:

– Вы сказали, что починили крышу?

– Да. Это было очень…

– В таком случае идите сюда. У нас еще есть время, чтобы обсудить ту статью о лилиях, которую я должен написать.

Пока они совещались, я услышала, как миссис Харви с грохотом водрузила наш ужин на стол в столовой. Я бы предпочла, чтобы она предупреждала нас об этом заранее, и тогда мы бы успевали расчистить ей место. Войдя в столовую, я переставила угощение на пол, собрала листы с образцами и сложила их стопкой поверх тех, что уже сушились на буфете. После этого я достала с полки оставшиеся от матери фарфоровые тарелки и расставила их на столе, выбрав себе ту, что была украшена цветами клубники и лютиками. Вот только перед ней опять уселся мистер Тримбл.

Нахмурившись, я поменяла свои лютики на его тюльпаны.

– Осторожнее! Смотрите под ноги!

Похоже, он был ошарашен, обнаружив сервировочную миску рядом со своим стулом, однако поднял ее с пола вместо меня и водрузил на стол.

Мы сели ужинать все вместе, втроем. Отец благословил угощение. Я взяла ломтик сухого печенья и обмакнула его в чай.

Мистер Тримбл последовал моему примеру и осторожно надкусил краешек:

– Это кушанье чрезвычайно похоже на то, которое миссис… Как, вы сказали, зовут вашу кухарку?

– Харви.

– …Харви подавала нам давеча вечером.

– Ее стряпня не отличается разнообразием – это правда, – но я всегда полагала, что моряки не придают особого значения тому, что едят.

– Не иметь выбора и не придавать значения – далеко не одно и то же.

При некотором размышлении я вынуждена была признать его правоту. Обмакнув печенье в чай, я сообщила ему:

– Зато на Рождество она готовит нам жаркое. – Во всяком случае, так было на прошлое Рождество.

Несколько минут мы ели в молчании, которое нарушил отец:

– Ты должна передать все свои записи по Ranunculaceae[16]16
  Семейство лютиковых, лютиковые.


[Закрыть] этому молодому человеку, Шарлотта.

– Почему?

– Чтобы он мог завершить твое исследование и написать об этом статью.

Но ведь это была моя работа и моя забота. И она была ею на протяжении почти целого года. А если он прочтет мои записи, то узнает почерк!

– А почему ее не могу закончить я?

– Потому что ты скоро выйдешь замуж. Ты вложила в это исследование столько труда, что было бы сущим несчастьем допустить, чтобы твои усилия пошли прахом.

– Если мне предлагается выбор между поиском супруга и завершением своей работы, то, должна сказать, я предпочла бы…

– Вы знакомы с Ranunculaceae, мистер Тримбл?

Ну почему никто из них не желает меня выслушать?

– Я знаю, что они собой представляют.

Он, видите ли, знает! Пожалуй, я позволила этому безумию зайти слишком далеко.

– Вы когда-либо занимались обширными исследованиями семейства Ranunculaceae, мистер Тримбл?

– Мне известно, как выглядят лютики.

– Лютики – всего лишь один представитель семейства, которое насчитывает более тысячи видов. – Я метнула негодующий взгляд на отца. – Вы умеете пользоваться составным микроскопом?

– Я пользовался тем, в котором была только одна линза. А в составном микроскопе[17]17
  Микроскоп с двумя линзами – окуляром и объективом.


[Закрыть] их две, если не ошибаюсь?

Я воззвала к отцу:

– Он не справится. Я должна закончить свое исследование сама.

В этом случае мне не придется отдавать ему свои записи и он никогда не узнает о том, что вел переписку со мной, а не с моим отцом.

– Мы обсудим это позже. – Лицо отца просветлело. – Я хотел спросить тебя, Шарлотта, не получала ли ты известий от Лондонского ботанического общества относительно моего письма редактору?

– Кажется, получала. Только вчера почта доставила их ответ. – Я положила его туда, куда всегда клала отцовские письма, хотя он не мог запомнить, где они лежат. Мне приходилось буквально силой вкладывать почту ему в руки, но и тогда я следила за тем, куда он положит ее, чтобы впоследствии ее можно было отыскать. – Я уверена, что мистер Тримбл с удовольствием поможет тебе найти его.

Но мистер Тримбл не смог удержаться, чтобы не запротестовать:

– Честное слово, я ведь даже не знаю…

– Потому что именно в этом и заключаются обязанности помощников. Они помогают.

Если они твердо вознамерились отстранить меня от моих же исследований, то я не менее твердо вознамерилась ни в чем не идти им навстречу. Покончив с бисквитом, я съела ровно столько солонины, сколько собиралась, после чего отодвинула тарелку и встала из-за стола.

Мистер Тримбл тоже поднялся. Уже не в первый раз я пожалела о том, что он ничуточки не похож на того мистера Тримбла, которого нарисовало мне воображение. Быть может, тогда… его присутствие не ощущалось бы столь явственно. И не было бы столь угрожающим. Напротив, он был бы вполне управляем.

– Что ж, не смею вам мешать.

Отец выставил вверх палец:

– Я надеялся, что перед тем, как уйти, Шарлотта, ты…

– Уверена, что мистер Тримбл сможет оказать тебе любое содействие.

Войдя в гостиную, я забрала со стола свои бумаги и иллюстрации, над которыми работала, после чего поднялась наверх. Толкнув дверь в свою комнату плечом, я переступила порог и стала снимать книги с полки, сложив их стопкой на полу, а на их месте разложила иллюстрации. Детские книжки матери занимали почетное место на моем комоде.

Опустошив шляпную коробку, я сунула в нее свои бумаги и запихнула ее под кровать, отчетливо сознавая, что пройдет совсем немного времени, и я вновь вернусь к работе над ними. Пара дней, которые мне придется подождать, чтобы отец осознал свою ошибку, позволят мне с удвоенным рвением и энергией вновь взяться за работу.

Глава 4

На следующее утро я проснулась в половине шестого утра, оделась и сошла вниз – только для того, чтобы сообразить, что заняться мне теперь решительно нечем. Я более могла не утруждать себя помощью отцу во время его прогулок. Как и экономить холодный чай или молиться о том, чтобы миссис Харви не забыла оставить нам что-нибудь на завтрак. Но, раз я уже встала, то почему бы не использовать с пользой столь неожиданно образовавшееся свободное время? И я начала делать кое-какие записи насчет тех подозрительных желтых цветов, что прислал нам мистер Тримбл, но вскоре вспомнила, что отныне и это меня не касается. Тогда я взялась за письмо нашему издателю, предлагая ему написать что-нибудь другое помимо книги об изготовлении восковых цветов, поскольку с ними у меня ничего не получалось. Но и тут перо мое замерло на середине предложения. Эта обязанность ведь тоже легла на плечи мистера Тримбла. Встав из-за стола, я направилась было в кабинет отца, но застыла на полпути, неуверенно шагнула к книжному шкафу и только потом сдалась окончательно. В конце концов я вернулась за свой стол и спросила себя, а чем же теперь я буду заниматься, если помогать отцу мне отныне возбраняется?

Других дел и забот у меня попросту никогда не было.

Взошло солнце, и его лучи осветили столы, книжные полки и полы, припорошенные пушистым налетом пыли. Пожалуй, я могла бы заняться уборкой… но пусть теперь об этом болит голова у нового помощника отца!

А вот если я решу прочесть последний номер «Журнала естественной истории»[18]18
  Выходил в свет с 1828 по 1840 год. Ныне это Journal of Natural History.


[Закрыть], то это ведь нельзя будет счесть оказанием помощи, верно? Собственно говоря, он не имел прямого отношения к тому, над чем я в последнее время работала. Но, едва я опустилась в кресло, как с верхнего этажа до меня донесся звук чьих-то шагов и вскоре на пороге появился мистер Тримбл. Он что… только сейчас проснулся?!

– Если вы еще здесь, кто же отправился на прогулку с отцом?

– Не знаю. Разве его здесь нет?

Я встала.

– Нет, мистер Тримбл, его здесь нет. Он сейчас где-то там! – драматическим жестом я указала на окно. – И бродит совсем один. – Уронив журнал на пол, я поспешила в коридор. – Знаете, мистер Тримбл, он уже далеко не молод и болен ревматизмом. Признаюсь вам, я очень разочарована и обижена тем, что получила отставку, а вы заняли мое место, но при этом я не намерена стоять в стороне и смотреть на страдания моего отца, предположительно пребывающего под вашей опекой.

– Он показался мне совершенно здоровым, и я даже не знал…

– Он подвержен приступам меланхолии и забывчивости. Если вы не желаете присматривать за ним, а мне отныне это не дозволяется, то кто же будет это делать?

– Я даже не подозревал ни о чем подобном, мисс Уитерсби. Прошу вас, простите меня. В будущем обещаю проявлять о нем исключительную заботу. Можете положиться на меня.

– Все это очень хорошо, но кто проявит исключительную заботу о нем сегодня утром, прямо сейчас?

– Если вы подскажете мне, в какую сторону он пошел, я немедленно и с радостью отправлюсь на его поиски.

– Для утренней прогулки он мог выбрать любое из тысячи направлений. Я вижу, что мне придется искать его самой. – Распахнув дверь, я выскочила наружу и зашагала по тропинке в сторону дороги. К счастью, вскоре я наткнулась на отца. – Я уже думала, что ты заблудился!

Он протянул мне свой футляр.

– Я нашел кое-что интересное.

– Ты не должен был уходить, не сказав никому ни слова!

Он с удивлением уставился на меня.

– А что я должен был говорить? Ты спала. И потом, я ведь всего лишь отправился на прогулку.

– В одиночку! С тобой могло случиться все, что угодно.

– Ничего со мной не случилось.

– Но это небезопасно. Тебе нельзя оставаться одному, и тебе нельзя нервничать и беспокоиться. Так говорил доктор.

– Какой доктор?

– Тот самый. Который приходил к нам после смерти мамы.

– После смерти мамы я и впрямь был не в себе… Я был на себя не похож. Но, Шарлотта, это ведь было много лет назад. А теперь со мной все в порядке.

Помимо воли губы у меня задрожали от сдерживаемых эмоций. С мамой тоже все было в порядке вплоть до последнего дня, а потом вдруг перестало.

Мистер Тримбл встретил нас у дверей и помог отцу снять пальто. Тот прошел к себе в кабинет, чтобы приступить к работе, а мистер Тримбл уселся за мой стол.

Я же отнесла футляр отца в гостиную и принялась разбирать собранные им образцы растений. Получалось очень неловко и неуклюже. Прошло много времени, прежде чем у меня перестали дрожать руки.

Заняться мне больше было нечем, поговорить – тоже не с кем. В конце концов я отправилась за Библией матери, прошла через прихожую и устроилась в большой гостиной, с ее обитыми потрепанным голубым плюшем стульями, пообещав себе прочитать ее от корки до корки. Здесь было не так холодно, как в малой гостиной, толстый турецкий ковер на полу и стопки бумаги, громоздившиеся на подоконниках, создавали иллюзию тепла.

В доме воцарилась тишина, и я без помех могла предаваться чтению, но мне не давала покоя мысль о том, что с мистером Тримблом что-то не в порядке. Прочитав четыре раза подряд один и тот же стих из Третьей книги Моисеевой, я закрыла Библию и вернулась в малую гостиную. Мистер Тримбл поднял голову и, увидев меня, встал.

Я кивнула, и он вновь опустился на место.

– Знаете, мне вдруг стало интересно – вы не скучаете по Новой Зеландии и своим овцам?

– Скучаю. Да.

– Я могу спросить, почему вы вообще решили вернуться в Англию?

Он выразительно приподнял бровь, склонив голову к плечу:

– Есть вещи, которые приходится делать не потому, что хочешь, а потому, что должен.

Я скопировала его приподнятую бровь.

– Данные обещания приходится выполнять, рано или поздно. Я стал жертвой неблагоразумного прошлого, мисс Уитерсби.

– Итак, вы намерены оставаться здесь, с нами, до тех пор, пока…

– Ваш отец говорит, что я пробуду здесь до тех пор, пока вы не выйдете замуж. Так что, если вам так уж хочется избавиться от меня, то быстрее всего этого можно добиться, подыскав себе супруга.

Я презрительно фыркнула. Было нечто странное в его ответах на мои вопросы.

– Если вы дали обещание, которое заставило вас вернуться в Англию, к чему вообще было уезжать в Новую Зеландию? – Собственно, о первопричине своего отъезда он не упомянул ни разу за время нашей с ним переписки.

– Потому что там с овцами открывались большие перспективы.

Овцы. Овцы и мой воображаемый мистер Тримбл замечательно подходили друг другу. А вот нынешнего мистера Тримбла я бы, пожалуй, соотнесла с охотничьими собаками или лошадьми. Я легко могла представить себе, как он присоединяется к толпе охотников и ловчих из Лондона.

– По правде говоря, подобная мысль представляется мне настолько абсурдной и нелепой…

– Как и моей матери. Она бы предпочла, чтобы я… – Он так быстро и неожиданно оборвал себя на полуслове, что едва не поперхнулся.

– Предпочла бы, чтобы вы что?

– Ничего.

– Если ваша матушка еще жива, я бы подумала, что вы предпочтете остановиться у нее, а не у нас.

– Но ведь вы не знаете мою мать, не так ли?

– Нет.

– В таком случае, советую вам оставить свое мнение при себе. – И он вновь взялся за перо, словно давая понять, что разговор на эту тему закончен.

– Я бы подумала, что ваша мать хочет, чтобы теперь вы вернулись домой, раз уж вы снова оказались в Англии.

– Уверяю вас, моя мать желает видеть меня не больше, чем я ее. Если она никогда не узнает о том, что нога моя вновь ступила на землю Англии, я буду просто счастлив.

– А она имеет какое-либо отношение к данному вами обещанию? – Все это было так загадочно и непонятно. – Казалось бы, что после… Сколько вам лет, мистер Тримбл?

– Мне – двадцать четыре года.

– Казалось бы, после стольких лет вы должны были научиться находить с ней общий язык.

– Или она со мной? – Он растянул губы в улыбке, но в ней не было веселья. – Казалось бы.

* * *

После обеда я отправилась в малую гостиную, вознамерившись приглядывать за мистером Тримблом. И вновь мне не удалось сосредоточиться на Библии. В голове у меня вертелась мысль о замужестве. Я вдруг обнаружила, что не стану возражать против того, чтобы притвориться, будто действительно ищу себе супруга, если в результате отец вернет мне мое прежнее место. Разумеется, на самом деле я вовсе не желала выходить замуж. Это было бы уже слишком. Мне пришлось даже напомнить себе, что не стоит переживать из-за того, что вряд ли случится в обозримом будущем. Учитывая скорость, с которой мистер Тримбл разрушал наш налаженный быт, мое триумфальное возвращение должно было неминуемо состояться через какие-нибудь жалкие несколько дней.

Звякнул дверной колокольчик. Я встала прежде, чем успела сообразить, что меня больше это не касается, и вернулась на диван.

Колокольчик зазвонил вновь.

Я преувеличенно громко откашлялась, привлекая внимание мистера Тримбла:

– Вы разве не собираетесь отвечать?

Мистер Тримбл с недоумением воззрился на меня:

– Отвечать на что?

– На звонок. Это – одна из тех вещей, которые раньше делала я, но не собираюсь делать теперь.

– Едва ли тот факт, что вы ответите на звонок и сейчас, помешает вам в поисках мужа.

– Как знать? Я никогда раньше не занималась подобными поисками, а потому ни в чем не могу быть уверена.

Он со вздохом отложил в сторону увеличительное стекло и величавой поступью проследовал в холл. Без видимых усилий распахнув дверь, он обменялся несколькими словами с кем-то, после чего захлопнул ее. Возвращаясь на свое место, он небрежно швырнул мне на колени письмо.

– Ай-ай-ай, – укоризненно покачала я головой и перебросила его ему обратно. – Меня ведь освободили от любой ответственности за корреспонденцию. Или вы не слышали об этом?

Он скрипнул зубами, сломал печать и начал читать письмо вслух.

– «…моя дорогая Шарлотта. Я был чрезвычайно рад узнать, что ты приняла решение исполнить свой христианский долг и найти себе подходящего супруга. Поскольку я немного знаком с тем, как следует спускать корабль на воду…»

Я выхватила письмо у него из рук и продолжила чтение уже про себя, узнав почерк адмирала.

«…то не окажешь ли ты мне честь и позволишь ли стать твоим спутником в тех случаях, когда твой отец не сможет сопровождать тебя?»

Зная, сколь мало внимания отец привык уделять светским приемам даже в то время, когда еще жива была мать, я заподозрила, что подобных случаев будет много.

«…я взял на себя смелость испросить для тебя приглашение на званый ужин, который должен состояться нынче вечером, и потому с большой надеждой ожидаю твоего ответа».

Моего ответа? Я оторвала взгляд от письма.

– Кто его доставил?

Мистер Тримбл недоуменно заморгал, глядя на меня:

– Понятия не имею.

Я помахала письмом.

– Оно от адмирала. Он ждет ответа.

– В таком случае, я предлагаю вам написать его.

Отказываться, пожалуй, и впрямь не следовало. Мне было жизненно необходимо продолжать играть взятую на себя роль, если я хотела доказать отцу свою незаменимость.

Жестом попросив мистера Тримбла уступить мне место за столом, я принялась рыться в ящиках в поисках листа бумаги. Но найти его не удалось. Собственно, в них не обнаружилось ничего из того, что лежало там прежде.

Мистер Тримбл с громким стуком задвинул один из выдвинутых мною ящиков.

– Я могу предложить вам свои услуги?

– Вы уже помогли более чем достаточно.

Я подошла к дивану, под одной из подушек которого были аккуратно сложены отцовские записи, ожидая того дня, когда я смогу рассортировать их. Перелистывая их, я обнаружила лист бумаги, на котором содержался план исследований, от которых он недавно отказался. Вернувшись с ним за свой стол, я крест-накрест перечеркнула его рассуждения, а на обороте написала, что принимаю дядино приглашение и даю согласие на то, чтобы он сопровождал меня повсюду.

– Вы не можете отправить вот это.

Подняв голову, я обнаружила, что надо мною стоит мистер Тримбл. Не знаю, с чего бы это ему вдруг вздумалось совать нос в мои дела. Неужели ему больше нечем заняться?

– А почему бы и нет? Адмирал просил ответить ему.

– Разве у вас нет чистого листа, чтобы написать ответ?

– В данный момент – нет. Кроме того, я не понимаю, какое это имеет значение.

– Подобным поступком вы продемонстрируете полное отсутствие вкуса. А этот человек, по вашим словам, адмирал?

– Он еще и мой дядя. И как хорошо, что я отвечаю ему, а не вам.

Он фыркнул и вернулся к своей работе, а я вышла на улицу в одних чулках, чтобы посмотреть, не дожидается ли еще посыльный ответа.

Он дожидался – и мое неохотное письменное согласие вскоре отправилось к адмиралу.

* * *

В тот день я едва не забыла об адмиральском званом ужине, усиленно делая вид, будто не замечаю, что счет останется неоплаченным, потому что никто не удосужился обратить на него внимания, что отцовские записи катастрофически множатся в ожидании расшифровки и что черновик его последней научной статьи рискует с опозданием прибыть в Ботаническое общество – то есть, если ему вообще случится быть отправленным.

Когда я поймала себя на том, что вновь взялась за ручку, чтобы написать мяснику, то в конце концов решила отправиться на долгую прогулку в сторону Гейвел-Грин. Просто так, ради удовольствия, а не с какой-то определенной целью. Выудив из-под серванта штиблеты с резинкой[19]19
  Ботинки без шнурков, имеющие эластичные вставки с обеих сторон.


[Закрыть], я набросила на себя одну из старых охотничьих курток адмирала. К этому наряду я присоединила свой цилиндрический футляр, в который можно будет уложить образцы растений для последующего вдумчивого изучения, если таковые попадутся мне по дороге. Не то чтобы я собиралась активно высматривать их, но, если случайно наткнусь на достойный экземпляр, будет жалко не сорвать его.

На прогулке я упражняла свой мозг тем, что размышляла над вопросами распределения ареалов разнообразной флоры, после чего некоторое время старалась угадать, что означает словосочетание «званый ужин». И вдруг, в самый разгар своих умствований, я сообразила, что не знаю, в котором часу адмирал заедет за мной.

Поскольку до жилища адмирала было ближе, чем до нашего собственного, я решила задать этот вопрос ему лично. Он жил в Вудсайде, в величественном и представительном особняке из песчаника с остроконечной крышей. По обеим сторонам центральной двери располагалось по окну, а еще три украшали собой второй этаж. Особняк выглядел весьма респектабельным и ничуть не походил на наш дом с деревянным каркасом, у которого имелись три трубы и шатровая четырехскатная крыша, разбегавшаяся по пристройкам в разные стороны.

Дверь мне отворил дворецкий, который и препроводил меня в кабинет адмирала. Хотя у него на столе и лежало несколько раскрытых книг, а сам он что-то писал, нигде не было видно ни следа штабелей открытых томов или груд бумаг, среди которых привыкла работать я.

Он поднял голову и тут же встал, с кряхтением отложив в сторону ручку:

– Моя дорогая девочка.

Я тоже поздоровалась с ним.

– Позволь поздравить тебя с тем, что ты наконец взялась за ум, в том что касается матримониальных обязательств. Что я могу для тебя сделать?

– Я пришла узнать, в котором часу я иду на званый ужин, упомянутый вами в письме.

– Ну, тут как раз все просто – он начинается в восемь часов! Я заеду за тобой в половине восьмого. Я помню, что ты привыкла ужинать несколько раньше, чем это принято в обществе, но, надеюсь, это не станет для тебя трагедией.

Обычно в восемь часов я уже поднималась по лестнице к себе в спальню.

Он одним взглядом окинул мою охотничью куртку и переброшенный через плечо футляр на ремне. Затем, привстав со стула, адмирал посмотрел через стол на мою обувь.

– Могу я предложить кое-что, дорогая моя? – Откашлявшись и дождавшись моего кивка, он продолжал: – Здесь невозможно быть деликатным, поэтому я просто выскажу все, как есть.

– Прошу вас, не стесняйтесь.

– Эксцентричность не слишком приветствуется в обществе. У тебя найдется что-либо… более стильное и модное, что ты могла бы надеть сегодня вечером?

– У меня есть платье, которое я надевала в Лондоне в минувшем году, когда отец ездил туда, чтобы выступить перед Ботанической Ассоциацией. Помните, вы тогда еще уговаривали меня купить себе обновку?

– Прекрасно. Подобные мероприятия требуют определенной парадной формы, и мне бы не хотелось, чтобы твой первый же выход в рейд потерпел неудачу.

– Мне тоже. Как вы сами сказали, мне уже давно полагалось бы выйти в свет.

Наградой мне стала его сдержанная улыбка.

– Совершенно верно. Я возлагаю большие надежды на эту кампанию!

Завершив визит к адмиралу, я зашагала обратно, на этот раз выбрав путь через Кэтс-Клаф, или Кошачью балку. Название это обозначало глубокую лощину, почти ущелье с крутыми склонами, пересечь которую было совсем непросто, хотя здесь неизменно попадались интересные образчики, достойные изучения. На прогулке меня сопровождала далекая перекличка охотничьих рогов и собачьего лая. Если только они не приближались, я обыкновенно не обращала на них особого внимания. Охотники и ловчие занимались собственными делами, хотя, к величайшему моему сожалению, всегда оставляли после себя большие разрушения.

Я изумилась тому, как хорошо все видно при ярком свете полуденного солнца, и вскоре машинально насобирала целый букетик златоцвета посевного. Его желтые лепестки с белыми кончиками неизменно вселяли в меня хорошее расположение духа, да и, кроме того, всего несколько дней назад отец просил принести ему несколько экземпляров.

Правда, теперь мистер Тримбл должен был снабжать его всем необходимым… Но мне было жаль попросту выбросить их, поэтому я приняла компромиссное решение поставить их в вазу на каминной полке, а если мистер Тримбл сочтет нужным обратить на них внимание отца, тем лучше.

Но я тут же пообещала себе, что оказываю ему помощь в последний раз!

Я вскарабкалась на противоположную сторону ущелья и уже зашагала по дороге в сторону дома, как вдруг заметила калистегию заборную[20]20
  Многолетнее травянистое растение семейства Вьюнковые с вьющимся стеблем длиной до 3 метров.


[Закрыть] с цветками в виде раструба кремового цвета. Название предполагало, что на свете бывает и калистегия полевая, но, если таковая и существовала, я ее никогда не встречала. Приостановившись, я решала, сорвать ли несколько штук или нет, но тут вдруг услышала шарканье шагов по дороге.

Выпрямившись, я увидела, что ко мне приближается незнакомец. Хотя на плече у него болтался футляр для сбора растений, лицо его было мне незнакомо. Поравнявшись со мной, он перешел на другую сторону дороги, но при этом остановился. Ему явно хотелось двинуться дальше, однако, сделав шаг-другой вперед, он тут же пятился назад. Дважды он открывал рот, чтобы заговорить, но оба раза все заканчивалось тем, что он попросту глотал слова и молчал. И вот, когда я уже решила, что он все-таки продолжит свою прогулку, он обернул ко мне лицо и заговорил:

– Должно быть, вы сочтете меня ужасным грубияном… или нахалом. – Взгляд его метался из стороны в сторону, ни на миг не задерживаясь на мне.

– Не могу сказать, что думаю о вас. Я ведь даже не знаю вас. – Хотя, судя по его открытому лицу с правильными чертами и искренним манерам, можно было предположить, что он – честный и достойный человек.

– Я – ваш новый приходской священник, мистер Хопкинс-Уайт, приехал сюда из Нортумберленда.

Новый приходской священник? Быть может, именно этим и объясняется тот факт, что его светлые волосы были расчесаны на прямой пробор, открывая лоб… хотя ближе к ушам они переходили в волны, а, касаясь воротника, уже вились мелкими кудряшками.

Я кивнула:

– Мисс Шарлотта Уитерсби.

– Быть может, мне следовало подождать, пока кто-нибудь должным образом не представил бы нас друг другу, но, с другой стороны, вы ведь могли бы счесть нового приходского священника претенциозным, если бы он не пожелал познакомиться с одной из своих прихожанок? – Он похлопал по своему футляру, который висел у него на плече крышкой назад. – Я вижу, что вы – ботаник, и мне нравится думать, что я тоже им являюсь. Но потом я рассудил, что, быть может, вы желаете совершить прогулку в мире и покое и сочтете вторжение в вашу приватность актом невежливости…

Сделанная им пауза подразумевала некое извинение, хотя я никак не могла взять в толк, за что он, собственно, собирается просить прощения.

– Теперь я и сам вижу, что мне просто надо было пройти мимо, как я и собирался изначально. Вот только… я рассчитывал пополнить свою коллекцию еще несколькими образцами, и мне стало интересно, уж не ястребинку[21]21
  Травянистое растение семейства Астровые. Название ястребинки – ястребиная или соколиная трава – произошло от поверья, что сок этой травы повышает зоркость глаз ястребов.


[Закрыть] ли вы держите в руках?

– Ястребинку?

– У нее желтые, собранные в корзинку соцветия. – Он многозначительно смотрел на мою калистегию.

– Да… но это, – я подняла цветы повыше, чтобы ему было лучше видно, – калистегия заборная.

Он завозился с крышкой своего футляра, из которого извлек потрепанный экземпляр «Флора Британии» Хукера. – Я пока еще не очень разобрался, как пользоваться этими сравнительными таблицами…

– Пожалуй, вам бы больше подошел иллюстрированный справочник. – Будь у него нечто подобное, он бы ни за что не перепутал ястребиную траву с калистегией.

– Пожалуй. Но ведь я – приходской священник, хотя мне бы уже полагалось быть экспертом в ботанике к этому моменту. По крайней мере, так думают окружающие. Похоже, люди полагают, что служитель церкви просто обязан проявлять интерес ко всем творениям Господним. Не то чтобы я не проявлял подобного интереса. Вовсе нет. Уверяю вас, мне крайне интересно. Но вы не поверите, если я расскажу вам, какие неприятности поджидали меня в моем прежнем приходе из-за того, что я не выказал должного интереса к этому предмету.

– Несмотря на то что думают окружающие, для того, чтобы в должной степени овладеть этим предметом, требуется некоторое время.

Он вздохнул:

– Это я уже понял. – По губам его скользнула робкая улыбка. – Как понял и то, что я не совсем еще безнадежен.

Теперь лицо его озарилось широкой улыбкой, и я в ответ не смогла сдержать улыбку.

– Вы давно гуляете?

– Около часа.

Он гуляет около часа, а результатов никаких. Его футляр был пуст.

– Почему бы вам в таком случае не взять себе несколько вот этих цветов? – Я отделила из букета пару калистегий и вложила их в его футляр.

– Это очень щедро с вашей стороны. Как, вы говорите, они называются?

Я повторила ему название цветка.

– Пожалуй, я и сам должен был это знать. Но, уверяю вас, что в проповедях я разбираюсь гораздо лучше, чем в ботанике.

Я тоже на это надеялась.

– Быть может, теперь мне стоит попытаться все-таки найти ястребинку, раз уж именно из-за нее я и отправился на прогулку.

– Если она еще цветет, то, пожалуй, вам стоит поискать ее близ Солтерсуолла.

Лицо пастора просветлело.

– Пожалуй, мне все-таки удастся добиться больших результатов в этом деле, чем я опасался! Не согласитесь ли вы… Мне, право же, неловко задавать вам подобный вопрос, ведь мы с вами едва знакомы, но, раз уж вы, как мне представляется, изрядно осведомлены о здешней флоре… Не согласитесь ли вы как-нибудь зайти ко мне домой, чтобы взглянуть на мою коллекцию?