Текст книги "Фиолетовый рассвет"

Томас догнал.

– Постой-ка! Подожди, Дэви! Стой! – кликнул он, подбегая ко мне.

Я обернулся в его сторону и остановил взгляд на чёрных волосах, которые трепал ветерок.

– Ты будешь не против, если я тебе её отдам? – он протянул мне гитару, а я испугался. – Ну что ты, не бойся, я говорю это всерьёз, возьми… я дарю.

– Я не возьму. Маркус обидится! – я слегка отступил назад.

– Маркус может стать искусным музыкантом, но это для него ветреное увлечение. Я не хочу, чтобы гитара пылилась в кладовке – Томас наклонился. Его голова стала наравне с моим взглядом. Он подал гитару.

– Но я не готов… я не умею играть! И твоя гитара ещё тебе нужна, разве нет? – я посмотрел на него. Внутри Томаса засело что-то необычное, что-то, чего не понять простому человеку.

– Порадуй меня ещё раз и возьми свой инструмент. Сандра и Нельсон ждут своего сынишку домой – Томас вручил подарок и выпрямился во весь рост. – А теперь иди, быстро.

– Но зачем?! Я не приму её, Томас… это же твоя гитара! Ты стал популярным благодаря ей, так почему отдаёшь мне? – хотелось заплакать.

– Это не она сделала меня таким, а моё рвение быть лучшим из лучших. Так что это обычная гитара, не более…

– Разве она не дорога тебе, как память? – я был напуган, руки тряслись сильнее.

– Поэтому я и дарю тебе свою память, Дэвид Баркер – Томас засиял ослепительной улыбкой.

На моей душе сразу стало светло и хорошо, будто в неё вселили надежду на лучшее будущее. От этого света я был растроган, на глазах выступили слёзы. Я не попытался скрыть их. Я доверял Томасу и не боялся, что он посмеётся и скажет: «Плачешь, как девчонка». Томас бы никогда такого не сказал. Он умел поддержать в трудную минуту, и рассмешить, когда смеяться не хотелось вовсе.

Я обнял его, крепко-крепко. Моя душа пылала от благодарности. Кажется, он чувствовал это. Попытавшись отчётливо запомнить этот момент, я закричал: «СПАСИБО, ТОМАС, СПАСИБО!».

В этот же вечер Томас пропал, а потом, через пару дней его нашли мёртвым в лесу. Я был потрясён настолько, что не верил никому вокруг. Даже когда меня привели на кладбище и показали мраморное надгробие с его именем и фотографией, я отнекивался. Мне до сих пор ни во что не верилось. Я любил Томаса и уважал его больше, чем себя самого.

Я опомнился, когда Маркус подсел рядом. Две милые девочки успели уйти, и я сидел в одиночестве, ничего не замечая.

– А гитара то до сих пор, как новая – губы Маркуса дрогнули в улыбке.

Я посмотрел ему в лицо, но ничего не ответил. Что-то сжало меня изнутри и язык онемел. Отвернувшись в сторону костра, я попробовал сжечь отрицательные эмоции.

– Дэви, а помнишь голос Томаса? – Маркус хотел поговорить со мной. Видимо и его что-то гложило.

– Чарующий… – всё-таки ответил я.

– Я жалею, что убегал, когда вы играли. Я очень рад, глядя на тебя… – Маркус спрятал руки в карманы, и ссутулившись, сидел, смотря в одну точку.

– Томас был хорошим человеком, Маркус – я вздохнул. – Но его не стоит оплакивать столько времени. Просто гордись тем, что он успел подарить нам за то время, пока был жив. Да, чёрт, он и сейчас дарит нам многое…

– Дарит многое? – Маркус обратил взгляд вновь.

– Он – надежда на лучшее. Посмотри, видишь сколько людей уже в восьмой раз собираются, чтобы почтить его память? А ведь кто-то из присутствующих даже и не знал его лично, лишь наслышал о нём.

– Да этот негодяй до сих пор сплачивает людей! – усмехнулся подошедший Майкл, похлопав нас обоих по плечам.

Кажется, сказанные слова совсем не развеселили Маркуса. Он также был печален и уныл. Каждый год Маркус превращался в такого человека именно в этот день. В остальные дни он самый радостный парень, которого я когда-либо знал.

Было уже достаточно поздно и все начали расходиться по домам. Я решил последовать их примеру. Хоть бомбер и сохранял тепло внутри, шея и затылок стали замерзать. Две милые девочки вновь появились рядом со мной и предложили пойти с ними. Одна уверяла, что в этот раз у неё получится сыграть что-нибудь своё, а вторая просто хотела послушать мои песни. Придумав самую нелепую отмазку на ходу, я сбежал от них, как можно скорее. Нет, я не трус. И тем более, не девственник. Общество сексуальных дам для меня не новое открытие. Я не любил тратить своё время на пустышек, любующихся в зеркальца. Они лишь мечтали заполучить моё тело и приковать к цепям, как и остальных неудачников.

Мне была нужна настоящая, пускай и безответная любовь. В темноте огромные секвойи казались зловещими. Я ещё не успел далеко уйти от костра и наблюдал, как людей становилось всё меньше и меньше, и вскоре не осталось никого, кроме Майкла. Он потушил огонь и растворился где-то во тьме, в след за остальными форествейлцами.

Ну всё. Теперь здесь точно делать было нечего. Я развернулся в сторону дома, но что-то резко остановило меня. Я замер, прислушиваясь. Какой-то непонятный звук. Вроде бы я уже его слышал. Это не мог быть кто-то из шутливых придурков, потому что они успели уйти. Это не мог быть Майкл, он сам боялся темноты с детства. Это не мог быть никто из людей.

Воздух стал особенно холодным. Нос опять леденел, как и лёгкие, стоило впустить лесной кислород внутрь себя. Пахло ментолом. Я огляделся, ожидая увидеть хоть что-то среди темноты. Но ничего не было, лишь запах и непонятный звук, похожий на фырк оленя. Что-то подсказывало мне: я должен спешить домой, и я беспрекословно подчинился зову внутреннего чутья. Холод струился прямо по моим костям, и единственное желание – поскорей добраться до дома.

Сквозь дыхание мрака я уловил два мелькнувших фиолетовых огонька, которые слишком быстро скрылись во мгле. Огоньки мелькали всё ближе и ближе, словно подбирались ко мне, и чем теснее становилось расстояние между мной, и тем, что скрывалось во тьме, тем сильнее я ощущал оцепенение внутри себя. Нервные клетки холодели. Тело превращалось в айсберг. Я чувствовал, он вот-вот расколется и упадёт в океанские воды, словно в трясину страха и паники.

Я немного успокоился, выйдя на освещённую улицу. Стоило оглянуться, и паника накатила новой волной. Меня продолжали преследовать, фиолетовые огоньки даже перестали мелькать. Я смог разглядеть только их, остальное тело поглотил мрак.

Расстояние сокращалось, огоньки были всё ближе и ближе. Я стоял на дороге, разрисованной тенями иголок. Позади меня находилась хвоя, вросшая в фонарный столб. Видимо он здесь настолько давно, что дерево успело обхватить его во всю ширину. В этот момент я заметил, как над огоньками, струясь, стал разливаться фиолетовый свет. Он превращался в очертания оленьих рогов, похожих на ветви.

Прекрасное, но в то же время страшное зрелище поработило сознание. Медленно из темноты возник тот самый олень, встретившийся мне месяц назад на охоте. Он был спокоен, но так жуток и невыносим, что я пошатнулся.

На ветвистых рогах сидели фиолетовые вороны. От каждого движения они вздрагивали, взлетали и вновь садились на положенное место. Я не ошибся, когда подумал, что ворон и олень взаимосвязаны. Однако, неверие в происходящее заставило меня потереть глаза. Но они не исчезли.

Неясность момента бросала в дрожь, ступор заставлял меня терять контроль над своим телом. Кажется, олень вот-вот накинется и разорвёт мою светлую кожу на множество частей. Он же поэтому сюда пришёл?

Превратит моё тело в нечто жуткое и непонятное, и если потом меня вдруг найдёт отец Этана Бриггса, который работает в полиции, он не сразу поймёт, что это я.

Хотя, как травоядное животное могло съесть меня? С одной стороны, было глупо считать, что это воплощение дьявола не питается мясом. Но с другой… я видел, какие у него большие и острые клыки, которые были специально созданы для того, чтобы лишать людей жизни.

Пугающе громкое дыхание разносилось эхом по улицам маленького городка. Оно сливалось в унисоне с карканьем воронов, чьи взгляды устремились на меня. Я сглотнул слюну и кое-как нашёл в себе силы сдвинуться с места. Затем начал незаметно отступать назад, в попытках избежать участи стать ещё одной жуткой историей.

На секунду я подумал, что это он убил Томаса. Потом голову посетила другая мысль: у него копыта, а не руки. Значит, олень не мог убивать людей тем страшным способом, в котором ещё никто не разобрался. Но его клыки… значит, он убивает по-другому. Как обычный хищник.

Он заметил мою попытку смыться. Сквозь закрытую пасть послышалось глухое рычание. Разве оленята так умеют? Свет фонаря падал на оголённый череп, потрескавшийся от времени. Я попробовал не замечать накаляющейся злости и продолжал отступать назад. Олень раскрыл пасть и заревел тем самым адским звучанием, напугавшим меня ещё на охоте. Мотая головой и тревожа воронов, он сообщал мне, что если я посмею сдвинуться ещё на один шаг, от меня не останется ничего, кроме имени.

И тут я застыл. Ужас всё-таки одолел тело. Жизнь покинет меня через несколько секунд. Разинув пасть, он помчался вперёд, вороны взлетели вверх поочерёдно и закаркали ещё громче. Неужели это был последний день моего существования? Не такой мне представлялась моя смерть. Я думал, всё будет куда банальнее. Раньше казалось, что я умру в какой-нибудь автомобильной аварии, быть может от старости, если повезёт. Но чтобы меня убил олень с черепом вместо морды…

Дыхание замедлилось. Неумолкающий рёв в моих ушах стих, и я слышал лишь биение сердца. На удивление, темп был спокойным. Наверное, так действовал ментол. Завтра обо мне будет говорить весь город, а может и штат. Родители в ужасе потеряют дар речи, узнав о том, что меня больше нет.

«И с чего вдруг такие мысли накануне смерти?» – спросил я сам себя.

Почему моя бунтарская натура так легко приняла неоспоримый факт? Спокойное смирение никогда не подходило под описание моей личности. И я понял – это олень вводил меня в гипноз, заставляя подчиняться его разуму. Это он выбирал в каком направлении потекут мои мысли. Не я.

Моя история могла закончиться на этом моменте, чего мне не очень-то и хотелось. В последнюю секунду разъярённый олень отскочил в сторону. Я напугано обернулся и увидел его, стоящего под светом фонаря. Рога светились тускло, лишь глазные впадины сияли огоньками. Вороны сели смирно и настороженно, почти перестав каркать. Он дышал, но тише, и всё смотрел куда-то вдаль улицы, где дорога уходила в небольшую горку.

В той стороне я едва различил голоса. Олень фыркнул и попытался скрыться. Его фырк был похож на фырк оленя, потерпевшего неудачу, и стыдясь своего позора, он бежал прочь. Обратно в лес, оставляя за собой шлейф леденящего запаха. Тусклый свет рогов ещё виднелся некоторое время, но вскоре и они потеряли очертания.

Когда голоса стали слышны отчётливей, я распознал знакомые тембры. Это были Бриггсы. Они направлялись в мою сторону. Немного отойдя от шока, я попробовал последовать примеру оленя и смыться отсюда, но услышал её.

– Эй, гляди. Там человек! – испугалась Шерри.

– Ну ты трусиха. А кому там ещё быть?

– Подожди… так это… Баркер? Что он здесь делает во второй половине третьего? – произнесла она, немного тише.

– Дэвид! Решил прогуляться? – нахальные нотки послышались в низком голосе.

Деваться некуда, придётся вернуться. Я не хотел давать Этану ещё одну возможность посмеяться надо мной.

– Погода сегодня хорошая – я подошёл, имитируя уверенность.

Он подал мне руку в знак приветствия. Я знаю, он хотел унизить меня. У него никогда в жизни бы не получилось сделать этого. Я протянул в ответ и пожал первым. Твёрдо и спокойно.

Шерри опустила взгляд сразу, стоило мне приблизиться. Не став утруждать её вниманием, я обратился к Этану:

– У меня такой же вопрос к вам двоим. Что вы здесь делаете? Окраина города, ночь. Рядом тёмный и опасный лес…

– Гуляли с Лией до двенадцати. Потом моей сестре взбрело в голову пройтись подольше, прежде чем пойти домой.

Он мог не упоминать её имени. Однако, я не ошибся в том, что Этан всем своим поведением старался уничтожить моё достоинство. Удивительно, как у нас ещё получилось завязать разговор. Мы шли втроём, прямо туда, где могло быть место моего убийства. Мне посчастливилось оказаться между братом и сестрой, Шерри молчала.

Дом был совсем в другой стороне, но Этан предложил пойти прямо, а потом свернуть на улицу Хантер Мэй. Оттуда идти домой ближе, и к тому же, не так страшно. Он за обоих заявил, что проводит меня прямо до двери. Слишком уж интересная тема для разговора нам попалась.

– Здесь воняет ментолом – буркнула девочка. Мы оба затихли, удивляясь тому, что она подала голос.

– И в правду. Дэйв, ты тоже чувствуешь? – спросил Этан.

Я кивнул, но не сказал ни слова. Я не мог сказать им, что пять минут назад меня пытался убить мистический олень, у которого на рогах сидели фиолетовые вороны – это звучало глупо. Они скорее бы поверили в то, что я принимал здесь наркотики.

Этан был тупым, как пробка и ничего не заметил. Но сестра, оказавшаяся намного умнее своего брата, всё-таки посмотрела на меня. По выражению её лица стало понятно – она увидела странность в моём поведении. Шерри ничего не спросила. Только её взгляд сказал мне: «Ты определённо расскажешь о случившемся».

Повезло, что темы для разговора закончились тогда, когда мы дошли до моего дома. Я пожал руку Этану с той же твёрдостью. За время прогулки, я успел перекинуться с Шерри парочкой тем. Этан успевал подхватывать их и переводил на свои наблюдения, что не удивительно – он всегда такой. Когда наша дружба ещё была настоящей, я заметил одну интересную вещь. Несмотря на свою проницательность, Этан не видел дальше своего прямого носа. Первым его наблюдением стала очевидность – он – вылетая копия отца в молодости, а Шерри была похожа на Аврору. Затем их мама постригла волосы и покрасилась в тёмно-рыжий, по последнему писку моды. И Шерри смогла вздохнуть спокойно – их с матерью больше не путали. Этану повезло чуть меньше – красить волосы мужчине его отцу казалось дуростью, да и к тому же, никто не сможет стереть из памяти форествейлцев образ молодого мистера Бриггса. Тёмно-бурый каштан, переливающийся на солнце, густые брови, прямой нос с широкой переносицей, чётко очерченный контур пухлых губ и крепкое телосложение. Я видел мистера Бриггса таким лишь по фотографиям, но честно сказать, Этан ничем от него внешне не отличался.

Во время разговоров, мы с Шерри старались вести себя так, будто между нами не происходило той неприятной ситуации. Наше поведение всё равно казалось очень осторожным, и Этан это подметил. Взглядом.

Между мной и кокетливой девчонкой создалась страшная неловкость, когда мы обнялись. Не понимаю, зачем я опять наступил на одни и те же грабли. Сладкий аромат духов почти не остался на мне – единственная вещь, которая меня обрадовала. Однако, как бы мы не старались притворяться, Этан видел, что между нами возникала скрытая неприязнь, кинжалами кромсавшая наши тела.

Очутившись за порогом родного дома, я впервые понял, как мне комфортно находиться здесь. Я и представить не мог, что у меня была возможность погибнуть. От осознания всего, я упал на колени и мой взгляд забегал по сторонам. Я улыбался. Наверное, именно сейчас я начал по-настоящему ценить собственную жизнь. Меня совсем не заботило, что Сандра спустилась на кухню, чтобы попить воды и застала своего сына в странном положении. Стоящим на коленях, пришедшим под утро и к тому же, ещё улыбавшемся. Пускай подумает, что я пьян. Это было правдой. Я опьянел от осознания ценности жизни, ведь всё действительно могло закончиться. И я бы не вернулся домой.

Глава 10

С того дня декабря перестали происходить странности. Можно было подумать, что всё закончилось, но нет. Всё только начиналось. К сожалению, я не подозревал об этом и жил, как ни в чём не бывало. Снежный декабрь подходил к концу, но события, пережитые за это время, немного отвлекли меня от боли. Ничего грандиозного, только весёлые дни в компании Майкла. Иногда этот парень переставал быть таким ублюдком, каким проявлял себя за время нашего общения. Создавалось ощущение, словно ему на короткий срок вставляли другие мозги, а потом опять забирали.

Наступило рождество. Белый снег окутал улицы атмосферой сказки, согревающей душу. Она не могла обойти стороной никого, и люди, словно под гипнозом, украшали свои участки разноцветными гирляндами, вешая их в доме и во двориках. Снег шёл целыми днями, и я сам лично видел, как дети лепили снеговиков, делали им лица из камушков и одевали в старые шапки и шарфы.

Форест-Вейл – это одна большая семья, которая просыпалась в праздники после долгого рутинного сна. Все поздравляли друг друга, заходили в гости и дарили подарки. Но особенно эта традиция встречалась у подростков. Специально избиралось несколько руководителей, они составляли список подарков, ориентируясь на предпочтения каждого, а затем мы собирали нужную сумму и бегали по магазинам весёлыми компаниями.

Звон неумолкающего телефона ударил по ушам. Я машинально поднял трубку и знакомый женский голос напрочь развеял сон:

– В десятый раз звоню. Если ты сейчас не явишься, я тебя самого на подарки пущу! – дерзкий тон с привкусом юмора, на первый взгляд кажущийся угрозой. Приятно услышать его первым за утро.

Недолго думая, я соскочил с кровати и быстро оделся. Если звонила она, опаздывать было нельзя. Но судя по интонации голоса, все ждали меня уже долго. Сандра со вчерашнего дня помогала наводить порядок в доме бабушки. Я с ней не пошёл, потому что меня угораздило наткнуться на Рейнарда Макбрайда. Я пол дня убирал снег с его территории, пока он со своим сыном чинил пикап, чтобы сегодня поехать в соседний город за покупками.

Выбежав на улицу и закрыв дверь, я заметил кучку людей, стоявших около дома. Каждый был занят своим делом. Кто-то поправлял гирлянды, которые я криво повесил несколько дней назад, кто-то покачивался на подвесной белой скамейке, а кто-то просто трепал языком.

Среди знакомых и малознакомых лиц я сразу заприметил Генри Дэя и Мэри Йорк. Генри всегда был степенным пареньком моего возраста, носящим очки, диктованные модой. А Мэри – тот самый женский голос в трубке – взбалмошная девчонка, перекрасившаяся в ярко-синий цвет волос уже в двенадцать лет. Ей было наплевать на все запреты матери и угрозы директора вышвырнуть её из школы за ненадлежащее поведение и вид. Наш директор был человеком набожным, и Мэри ему в особенности не нравилась. Слишком уж была похожа на посланницу дьявола. Носила рваные джинсы, ремень с люверсами, потёртые кеды известной марки, любила показывать учителям средний палец и жевала жвачку на каждом уроке. А ещё, к тому же, каталась на скейте по коридору. Когда дверь моего кабинета была открыта, Мэри проезжала мимо него и веселила моё заскучавшее лицо. Длинные волосы до копчика и два причудливых пучка на голове красиво подчёркивали ромбовидное лицо, всегда разукрашенное тёмными тенями, стрелками и персиковой помадой.

Генри терпеть не мог выходки Мэри. Её пару раз отдавали под его попечение, чтобы он исправил дурацкое поведение. Учителя и психологи с ней не справлялись, и Генри, на удивление, тоже. Мэри пользовалась тем, что вызывала бешенство у правильного мальчика и всячески издевалась над ним в иронической форме. Хорошо, что они жили на разных концах города, иначе бы уже случилась целая «война» и никто бы не выжил.

– Думаю, я как раз вовремя – весело произнёс я, встретившись взглядом с Мэри.

– ДЭВИ-И-И! – завизжала милая девочка. Неужели она начнёт меня преследовать, после несбывшегося поцелуя? Я мельком позволил ей обнять себя, но она уже успела растаять, хоть весна ещё не скоро.

– Ну вот, все в сборе – отозвался Генри. – Сегодня купим подарки по списку. В этом году на очереди пенсионеры. Я проанализировал каждого выбранного горожанина, у одного из них есть аллергия на сладкое, поэтому таких подарков не дарим.

Генри держал листок со списком. Я заглянул в него и увидел на первом месте имя старушки миссис Конли, уже много лет живущей в полном одиночестве.

– Что мы подарим Эльфриде? – спросил я, заметив, что подарок для неё не был указан.

– Эльфрида? Серьёзно, Генри?! – укоризненно взглянула Мэри, и тяжело вздыхая, закатила глаза.

– Хватит капризничать! Никто из вас ещё ни разу о ней не вспомнил! Мы обязательно подарим ей лучший подарок – произнёс Генри тем тоном голоса, которым всегда говорил самые правильные вещи.

– Да она уже умерла у себя в доме. А если нет, то умрёт от шока, когда мы к ней заявимся – Мэри поправила чёрно-белый полосатый шарф.

– Ещё не факт, что она нас впустит. Вы же знаете, какая она странная и всех сторонится! – сказал парень по имени Оливер.

– Эта сморщившаяся изюмина боится новых вещей. Убери её из списка, мы не будем тратить время – безразличным тоном ответила Мэри.

– А давайте просто заглянем к ней в гости? Дэви сыграет на гитаре. Наше внимание – для неё лучший подарок – тихим голоском предложила милая девочка.

– Идея хорошая – поддержал я, обдумывая, брать гитару сейчас или зайти за ней попозже.

– Есть риск, что может не сработать. Но я полностью поддерживаю Дэвида – решил Генри. – Значит, для начала разберёмся с остальным списком, а под конец заглянем к Эльфриде. Следующий на очереди мистер Андервуд. Ему мы подарим корабль в бутылке, в память о его морских приключениях.

– Я видел такой в лавке в центре города – вспомнил я, и направился в нужную сторону.

За мной пошли все остальные.

На покупки подарков ушла половина дня. Когда мы разнесли их по адресам с поздравлениями, наши ноги отказывались ходить. Но даже несмотря на боль и усталость, Генри не позволял нам забыть про миссис Конли.

Эльфрида жила на самой последней улице, почти возле леса. В той местности стояло несколько домов, заброшенных временем. Лишь один из них всё ещё доживал свой век. И это был дом Эльфриды. Старушку прозвали отшельницей, изгоем общества, потому что она всех боялась и в многолюдных местах бывала весьма редко.

На счёт неё у меня тоже имелась маленькая история. Раньше я иногда заходил к ней в гости, помогал садить саженцы весной, наводил уборку и приносил необходимые продукты из магазина. С течением времени это прекратилось, старые заботы сменились новыми, и я совсем забыл про неё.

Эльфрида знала моего дедушку по маминой линии. В юности у них была тесная связь. Я думаю, Эльфрида и являлась его первой любовью, о которой он несколько раз упоминал в своих рассказах. Однажды я посмел напрямую спросить, что представляла собой эта любовь, и он рассказал. Оказалось, дедушка познакомился с ней и сразу влюбился. Его привлекли её густые локоны русых волос, переливающиеся от лучей солнца. Длинные и опрятные пряди случайно задели его руки и прикосновение было похоже на шёлк.

– А дальше? – нетерпеливо прервал я восторженные описания.

– А дальше она стала казаться очень странной – вздыхал дедушка. – Так сильно любила лес, что пропадала там целыми днями. Но однажды Эльфри что-то увидела и прибежала домой в ужасе.

Дедушка попытался узнать о произошедшем, однако Эльфрида не говорила ничего, кроме: «Он звал меня». После того случая, она стала намного чаще находиться среди секвой, не только днём, но и ночью. Дедушка всё разузнал, только не успел рассказать правду полностью, и я остался в неведении по сей день.

Из нашей кучки подростков наведаться к Эльфриде решились лишь несколько. Среди них были Генри и Мэри – это обрадовало меня. Дома я прихватил гитару, кто-то из ребят купил тортик и печенья, чтобы не идти с пустыми руками. Мы не знали, как нас примет старушка отшельница и жива ли она вообще.

Я неохотно представлял, что мы постучимся в её дверь, но никто не откроет. И тогда мы откроем сами, заставая страшную картину: Эльфрида бы сидела в кресле, закоченелая и мерзкая. Повсюду запах зловония, от разлагающегося трупа, а взгляд застывших глаз был бы направлен в пустоту, пока сами глаза пожирали черви.

От этих мыслей меня бросало в дрожь. Я всем нутром надеялся, что когда мы придём, то застукаем старушку в полном здравии.

Мы подошли к дому, поглядывая друг на друга, будто кто-то из нас мог знать будущее. Всей нашей оставшейся компании из пяти человек было не по себе от нахождения в забытом людьми месте. Со всех сторон на нас смотрел мрак, а холод пробирал до костей.

– Неужели в старости я тоже буду жить в одиночестве… – прошептал Оливер. Он думал, что шёпот никто не расслышит, но здесь было тихо и все сразу заметили его слова.

– Будешь, если свихнёшься. Как Эльфрида – засмеялась Мэри. Смех скрасил мрачную обстановку, обволакивающую нас. В весёлости подруги было что-то волнительное. Я знал её с детства, и с точностью мог определить, что она смеялась лишь для того, чтобы не чувствовать страха.

– Стучись ты – решили все единогласно, указывая на Оливера.

– Почему я? – отозвался он и отступил назад.

– Боишься просто постучать в дверь? – подначила Мэри.

– Так возьми и стучись сама, раз такая бесстрашная – сказал Оливер, а Мэри побелела.

Она не меньше парнишки боялась нарушить гробовой покой. Свет в старых окнах не горел. Кажется, отключили электричество за неуплату. На самом деле, это был даже не дом, а хижина с прогнившей крышей. От неё пахло сырой древесиной со сладким привкусом. Я думаю, сладость исходила не от досок, а от растений, которые выращивала миссис Конли.

– Ненавижу дряхлых старух… – заворчала Мэри, всё-таки пересилив страх и постучав в дверь. – Я согласилась пойти сюда только потому, что среди ваших противных рож есть смазливое лицо Дэви Баркера.

Мы замерли в ожидании. Мэри спрятала руки в карманы тёмно-зелёной курточки и презрительно вздохнула. Я сразу понял, кому был адресован этот вздох. Генри покрутил на пальцах карандаш, бросая взгляды на синеволосую девчонку. Я разглядывал покосившиеся двери и пыльные окна, и вдруг почувствовал, как чья-то дрожащая ручка коснулась моей ладони. Милая девочка уж точно ничего не боялась и просто хотела насладиться прикосновением к моему телу под предлогом происходящего. Мне надоели эти тактильные манипуляции, я отбросил её руку. Она не ожидала такого поворота и хмыкнула, отвернувшись.

Клетчатые занавески из поеденной молью ткани дёрнулись. Оттуда выглянула сморщившаяся и обвисшая старуха с маленькими, как ниточка, губами. Её глаза совсем поблекли. Создавалось ощущение, будто она ослепла.

– Кто пришёл?! – послышался приглушённый сварливый голос.

Пока эти испуганные статуи стояли в шоке, я взял ситуацию в свои руки.

– Здравствуйте, миссис Конли! Я – Дэвид. Помните? – подойдя ближе к оконному стеклу, я старался смотреть на Эльфриду, не отводя взгляда.

Туманные глаза рассмотрели меня с осторожностью. Затем она улыбнулась.

– Дэви Баркер? – словно прожёвывая слова, произнесла миссис Конли.

Память у неё, конечно, то что надо.

– Да, миссис Конли, это я! – страх перед неизвестным пропал.

Когда мы виделись последний раз, она выглядела значительно лучше. Что-то явно повлияло на Эльфриду. В старческих глазах читалась пугающая тревога, сводящая с ума дряхлое сознание.

Эльфрида отшатнулась от окна и скрылась в своей хижине, полностью соответствующей её натуре. Такая же покинутая и еле живая – показалось на первый взгляд.

Мы переглянулись, подумав, что «сморщившаяся изюмина» нам уже не откроет, как вдруг дверь распахнулась и нашим глазам предстала сутулая, полненькая женщина. На ней сидело винтажное платье до пола, давно потерявшее свой первоначальный вид. Помятое, местами в жирный пятнах, где-то пришиты заплатки, прежняя тёмно-коричневая клетка выцвела и стала грязно-бежевой. Закасав рукава выше локтей от тяжёлой работы, Эльфрида вопросительно взглянула на нас.

– Тётушка Эльфрида, как мы рады вас видеть! – задерживая дыхание от поддельного восхищения, воскликнула милая девочка.

Ей очень хотелось произвести на меня впечатление, и она путалась, как лучше себя вести: напугано, чтобы её ласково успокоили, или храбро, чтобы ей восхитились.

Как бы Эльфрида не пыталась скрыть искреннюю улыбку, у неё не получилось. А мы, пользуясь моментом, всей толпой ввалились в дом. Давно я здесь не был, но всё осталось неизменным. Такой же старый ковёр, в крыше виднелся просвет от луны, в гостиной, которая была совмещена с кухонькой, стояло два диванчика бледно-салатового цвета, а посередине деревянный столик. Весь дом был обвешан травами, заставлен стеклянными бутылочками с какими-то зимними заготовками, на стене висели обереги и старинная фотография, где изображена симпатичная русоволосая девчонка – вероятно, сама миссис Конли.

Внутри хижина напоминала русскую букву «Е». Слева и справа – зеркальная планировка, а посередине ещё одна комната. Дверь туда была приоткрыта и виднелся слабый свет от свечи. Исходя из опыта прошлой помощи, я вспомнил, как несколько раз заглядывал туда, когда был маленьким сорванцом. Это комната миссис Конли. Воспроизведя в памяти образ, я вспомнил, что там, кроме двуспальной кровати, большого деревянного сундука и маленького стола у окна ничего нет. Всё остальное также висело на стенах: тёмно-коричневые полочки с баночками, травы, обереги и кости птиц. Последнее вселяло в меня ужас, поэтому я и перестал часто наведываться в гости.

Мы разложили сладости в расписные тарелочки, согрели и налили кипяток в чашечки. Мне не хватило посуды, и я не стал просить старушку достать ту из кладовки, возле спальни. Но она всё равно поступила по-своему и принесла недостающую чашку и тарелку.

Поначалу Эльфрида была в растерянности, постоянно смахивала слёзы с ресниц, глядя на нас так простодушно, что и мне хотелось заплакать. Щемящее грудь чувство посетило меня, когда я оглядел обстановку вокруг: эти ребята действительно пытались помочь миссис Конли почувствовать себя нужной. Они хотели показать ей, что она не забыта, и у неё есть на кого положиться.

Мы поздравляли её с рождеством, усадив на один из диванчиков, и дарили маленькие подарочки в виде заботы и приятных слов. Расспрашивали о жизни, делились своими историями, обсуждали приготовление съеденного торта и помогли убрать за собой посуду. Раньше у нас создавалось впечатление, будто Эльфрида злая и нелюдимая старуха, которая и вовсе не желает ни с кем контактировать. Но теперь, мы поняли: она всего лишь не чувствовала, что в ней кто-то нуждался.

– А сейчас Дэви сыграет вам на гитаре! – радостным голосочком запела милая девочка.

Я достал отполированную красотку из чехла, тронул несколько струн и поймал на себе потупившийся взгляд. Эльфрида прикрыла рот кривыми пальцами. Все уставились на нас двоих, не понимая в чём дело.

– Эта гитара… – зашептала старушка. – Я знаю её! Она принадлежит Томасу. Почему его гитара у тебя, Дэви? Зачем ты её взял?