Текст книги "Обманы Локки Ламоры"

Локки решил идти первым. Он осторожно шагнул на белую мощеную дорожку, проходящую по центру крыши. Со всех сторон его окружали неясные очертания цветущих кустов, невысоких деревьев и вьющихся растений. В воздухе витали запахи сырой земли и цветочные ароматы. Здесь располагался личный ботанический заповедник доньи Софии.

По личному опыту Локки знал, что большинство алхимиков-ботаников охотно экспериментирует с диковинными ядами. Поэтому прежде чем идти дальше, он плотно завернулся в плащ, низко надвинул капюшон, а нижнюю часть лица прикрыл шарфом.

Осторожно, словно они шли с горящими факелами между пороховыми бочками, Локки и Кало прокрались по белой дорожке к небольшой беседке в центре крыши. На дверях ее висел замок, но совсем не сложный – Кало со своими отмычками управился за десять секунд.

Через беседку они попали на верхний этаж, отведенный под лабораторию доны Сальвары. Здесь имело смысл проявлять еще большую осторожность – упаси Благодетель споткнуться и что-либо разбить! Тут было еще опаснее, чем в саду доньи Софии. Непрошеные гости на цыпочках пробирались по темным комнатам, мимо незнакомых растений в горшках и устройств непонятного назначения. Завидев узкую каменную лестницу, спускавшуюся на следующий этаж, они с облегчением вздохнули и ускорили шаг.

Они заблаговременно изучили подробный план дома. На третьем этаже располагались отдельные спальни хозяев, напротив них, через холл, находился кабинет дона Сальвары. Большая часть второго этажа отводилась под солярий, здесь же располагались столовая и гостиная, используемые для приемов. На первом этаже были кухня, несколько небольших залов и комнаты прислуги. Помимо самих хозяев и Конте, в особняке постоянно обитала женская пара средних лет, поддерживавшая дом в порядке, а также повар и мальчик-посыльный, в чьи обязанности также входило мытье посуды. Предполагалось, что в столь поздний час все слуги спят на первом этаже и не представляют угрозы. Впрочем, никто из них и на четверть не был так опасен, как Конте.

Основной риск намеченной операции был связан с телохранителем – он воплощал собой единственную непредсказуемую часть плана. Поэтому первым делом следовало найти и обезвредить старого вояку.

Благородные Подонки прислушались. Где-то вдалеке, но явно на этом этаже раздались шаги. Пригнувшись, Локки осторожно выглянул в длинный коридор и увидел, как дон Сальвара скрылся за дверью спальни. Спустя секунду лязгнул замок. Дверь в его кабинет осталась открытой.

– Насколько мне подсказывает интуиция, он пробудет в спальне некоторое время, – с усмешкой прошептал Локки. – Тем не менее свет в кабинете еще горит – значит, Сальвара рассчитывает туда вернуться. Пора переходить к самой сложной части.

Локки и Кало двинулись по коридору. Они обливались потом, но по-прежнему старательно кутались в свои плащи. Стены по всей длине прохода были увешаны гобеленами и подсвечниками, в которых горели крошечные алхимические шары, испускающие света не больше, чем пылающие угольки. За дверями спальни послышался негромкий смех.

Благородные Подонки дошли до широкой винтовой лестницы, ведущей вниз, в солярий. Ступени белого мрамора были инкрустированы мозаикой, изображающей карту Каморра. Внезапно Кало схватил товарища за рукав и, приложив палец к губам, кивнул вниз.

– Слышишь?

Шаги… затем лязг металла… и снова шаги. Странная последовательность звуков повторилась, постепенно приближаясь. Кто-то методично обходил нижний этаж, проверяя замки и запоры на окнах. Заниматься этим в такое время мог лишь один человек.

Кало притаился за балюстрадой слева от лестницы, чтобы тот, кто поднимается по ней, не имел шансов миновать его засады. Вытащив заготовленный кожаный мешок и черную шелковую веревку, Кало накинул ее на мешок и закрепил сложным узлом, которого Локки не разглядел. Сам он стоял тут же, опустившись на одно колено, и наблюдал за коридором. Маловероятно, чтобы дон Сальвара появился так скоро, но лучше подстраховаться. Говорят, порой Благодетель в назидание неосторожным ворам выкидывает и не такие шуточки.

Показался свет от фонаря, который нес Конте. На лестнице глухо прозвучали шаги старого солдата – он шел прямо на них.

В честном бою телохранитель Сальвары почти наверняка размазал бы Локки и Кало по стенке. Поэтому сейчас они преследовали одну цель – сделать бой как можно менее честным. Как только наголо обритая голова Конте показалась на ступеньках под ними, Кало просунулся сквозь балюстраду и сбросил на него свое приспособление, в народе носившее название «колпак цирюльника».

Несмотря на невинное название, «колпак цирюльника» представлял собой весьма неприятную штуку. Сотни несчастных, похищенных и проданных в рабство на острова Стального моря, могли бы это подтвердить. Полотнище медленно планирует на голову намеченной жертвы, увлекаемое тяжестью грузиков, вшитых по краям; под напором воздуха края раскрываются, чтобы потом захлестнуться на шее и плечах несчастного. Так произошло и на сей раз: послышался сдавленный крик Конте, и Кало изо всех сил потянул за конец петли, затягивая «колпак» на шее жертвы.

Человек, сохранивший присутствие духа, естественно, постарается как можно скорее стащить «колпак» с головы. Именно во избежание такого поворота событий внутри ловушки распыляют сладкий усыпляющий наркотик. Оценив возможности своей жертвы, Локки и Кало потратили целых тридцать крон на ту дрянь, которую сейчас вдыхал Конте. «Надеюсь, он хотя бы получит удовольствие», – промелькнуло в голове Локки.

Обычному человеку хватило бы и одного глубокого вдоха в наркотическом «колпаке», но когда Локки подскочил к Конте, то увидел, что тот все еще держится на ногах, более того, пытается сорвать ловушку. Разумеется, он был сбит с толку внезапным нападением, определенно ослаблен, но все еще оставался в сознании. Ладно, один быстрый удар в солнечное сплетение – и жертва невольно откроет рот, чтобы заглотить еще больше снадобья. Локки шагнул к Конте, одновременно схватив его за шею как раз под «колпаком». И это едва все не испортило.

Руки Конте метнулись вверх и опередили вялый захват Локки. Левой рукой солдат блокировал хватку нападающего, а правой нанес серию сокрушительных ударов в живот и солнечное сплетение Локки. Раз, другой, третий… он молотил с неослабевающей яростью, подобно чудовищной тал-вераррской машине. Чувствуя, как его внутренности взорвались ослепительной вспышкой боли, Локки начал медленно оседать на пол, прямо под ноги своей неудавшейся жертве. Он уже почти ничего не соображал, когда Конте резко дернул коленом вверх. Достигни этот удар цели, он вышиб бы Локки все зубы и выбросил их через уши! Но, похоже, Благодетель вступился за своего служителя – а может, просто начало действовать снадобье… Так или иначе, Конте промахнулся и просто вскользь задел коленом подбородок Локки. Зато его тяжелый башмак как следует пришелся вору между ног и сбил его на пол. Голова Локки с грохотом обрушилась на мраморный пол, подскочив, будто мяч. Слава богам, толстый капюшон смягчил удар, иначе это стало бы последней дракой Локки. Но и сейчас он лежал, задохнувшись от боли – абсолютно беспомощный и беззащитный перед своим полузадушенным врагом.

Положение спас Кало. Выпустив веревку, он подскочил к сражающимся, ловкой подсечкой выбил опору из-под слабеющих ног Конте и столкнул его вниз по лестнице. При этом он каким-то чудом сумел придержать его за шиворот, чтобы не наделать большого грохота. Как только Конте приземлился, Кало безжалостно ударил его в пах – раз, другой… Ноги старого солдата слабо дернулись, затем еще раз, и он затих – «колпак» наконец-то сделал свое дело. На какое-то время о телохранителе можно было забыть. Кало кинулся к товарищу, намереваясь помочь ему сесть, но тот слабо отмахнулся.

– Как ты? – шепотом поинтересовался Кало.

– Такое впечатление, будто у меня в брюхе сидит маленькая тварь, которая прорубает себе дорогу топором.

Грудь Локки ходила ходуном. Слабой рукой он сдернул с лица шарф, не желая совершить очевидный промах и извергнуть рвоту прямо в него.

Пока Локки боролся с тошнотой, Кало тихонько спустился к телохранителю. Сняв с его головы «колпак», он помахал рукой, разгоняя приторно-сладкий запах, аккуратно сложил свое приспособление, спрятал его под плащ и оттащил Конте на несколько шагов в сторону.

– Кало, что с моим гримом? – с трудом прокашлял Локки. – Погиб безвозвратно?

– Вроде нет. Думаю, все будет в порядке, если только ты сможешь нормально идти. Подожди минутку…

Кало спустился пролетом ниже и быстро проверил солярий. В неясном сумраке он разглядел длинный стол и несколько застекленных витрин с блюдами и разными побрякушками. Не было видно ни души; снизу тоже не доносилось ни звука.

К тому времени, как Кало вернулся, Локки уже заставил себя встать на четвереньки. Неподалеку посапывал Конте с умилительным выражением блаженства на суровом морщинистом лице.

– Вряд ли он будет выглядеть так же счастливо, когда проснется. – Кало помахал перед Локки парой небольших, обтянутых кожей медных кастетов, а затем изящным жестом спрятал их обратно в рукав. – Пришлось прибегнуть к помощи моих маленьких игрушек, чтобы сбить его с ног.

– Знаешь, после того, как этот гад вогнал мои яйца мне же в легкие, у меня нет сил ему сочувствовать, – прокряхтел Локки, безуспешно пытаясь подняться на ноги. Кало поддерживал друга под локоть, пока тот не смог стоять на коленях достаточно твердо.

– К тебе хотя бы вернулось дыхание. Ты вообще можешь идти?

– Думаю, могу ковылять. Какое-то время буду горбиться. Дай мне пару минут, и я сумею убедить себя, что все в порядке – по крайней мере, на то время, пока мы здесь…

Кало помог Локки вскарабкаться по лестнице на третий этаж. Оставив его там, он спустился за Конте и осторожно втащил его наверх. На самом-то деле телохранитель весил не так много.

Пытаясь загладить свое поражение, а заодно показать, что он восстановил форму, Локки вытащил из-под плаща два куска прочной веревки и связал Конте по рукам и ногам, затем, сложив втрое шарф, использовал его в качестве кляпа. Клинки Конте забрал Кало и спрятал их под своим плащом.

Дверь кабинета по-прежнему оставалась открытой, теплый свет струился в коридор. Дверь спальни, наоборот, была плотно закрыта.

– Молю богов, чтобы они даровали вам как можно больше желания и упорства, уважаемые м'лорд и м'леди, – прошептал Кало. – Продолжайте в том же духе. Вашим домашним ворам требуется небольшая передышка, прежде чем они перейдут к следующему акту спектакля.

Кало подхватил Конте под мышки. Локки, морщась от боли, героически поддерживал ноги телохранителя. Вдвоем они оттащили его за поворот и пристроили возле лестницы в самом дальнем конце коридора.

Теперь можно было немного отдохнуть в кабинете дона Сальвары, пока не появится сам хозяин. С нескрываемым наслаждением Локки развалился в глубоком кожаном кресле у левой стены, а Кало встал на часах. Из спальни снова донесся взрыв смеха.

– Отлично, – заметил Кало. – Мы вполне можем подождать подольше.

– Боги милостивы. – Локки бросил взгляд на высокий застекленный бар с разными сортами дорогих напитков, еще более впечатляющий, чем на барже Сальвары. – Я бы с удовольствием глотнул чего-нибудь, но боюсь выйти из роли.

Так они просидели десять минут… пятнадцать… двадцать. Локки старался расслабиться, дыша глубоко и спокойно. Постепенно боль не то чтобы прошла – нет, она по-прежнему пульсировала внутри, – но Локки несколько притерпелся и кое-как мог отстраниться от нее. Наконец раздался звук отодвигающегося засова. Локки тут же вскочил на ноги. Он стоял абсолютно прямо и внушал себе, что его мужское хозяйство вовсе не похоже на глиняный кувшин, секунду назад рухнувший на булыжную мостовую с изрядной высоты. Вновь укрывшись под маской, он попытался вернуть себе ауру властности и самоуверенности, которая была так необходима ему сейчас.

Как сказал однажды отец Цепп, идеальная маска должна рождаться из глубин души, а не надеваться на лицо.

Кало суеверным жестом поцеловал тыльную сторону левой кисти и подмигнул Локки.

В этот момент в дверях появился дон Лоренцо. Он шел легко одетый, без оружия, беспечно насвистывая.

– Закройте дверь, – произнес Локки уверенным, хорошо поставленным голосом человека, привыкшего повелевать. – Присаживайтесь, м'лорд, и не трудитесь звать на помощь. Боюсь, что сейчас ваш телохранитель не вполне дееспособен.

7

Примерно в половине первого ночи двое в черных плащах покинули Альсегранте по Арке Древних. С ними были черные скакуны. Один из двоих лениво и неспешно ехал верхом, второй же шел пешком, неловко ковыляя враскорячку. Лошадь он вел под уздцы.

– Не могу поверить, черт побери, – нарушил молчание Кало. – Все получилось ровно так, как ты спланировал. Жаль, никому не похвастаешься! Это была наша лучшая игра. А ведь по сути – что мы сделали? Всего-навсего рассказали нашей жертве, что мы ее обманули!

– И еще получили… по всем частям тела, – пробормотал Локки.

– Сочувствую, братец. Этот старый вояка – прямо-таки зверь. Ладно, утешься тем, что, проснувшись, он будет чувствовать себя немногим лучше, чем ты.

– Спасибо, утешил. Если бы подобные мысли могли облегчать боль, никто бы никогда не страдал от похмелья.

– Клянусь Лукавым Благодетелем, я никогда в жизни не слышал столько нытья и жалоб от счастливого и здорового человека! Веселее, дружище! Самые умные и богатые на свете, не так ли?

– О да. Самые умные, самые богатые… и самые растопыренные. Во всех отношениях.

Воры медленно продвигались в южную часть города, сделав короткую остановку в Серебристой роще, чтобы отпустить лошадей и скинуть свои вызывающие черные костюмы. К Храмовому району они подошли уже в одежде простых рабочих.

Локки и Кало дружелюбно поздоровались с патрульными «желтыми куртками», которые обреченно бродили в тумане с фонарями на длинных копьях. Никто не обратил на них ни малейшего внимания.

А сами они не обратили внимания на смутную тень, которая все время сопровождала их на обратном пути. Легкая и неуловимая, как вздох младенца, она следовала за ними вдоль улиц и переулков, перепархивала с одной крыши на другую и ни на шаг не отставала. Как только воры вступили в Храмовый район, тень взмахнула крыльями и, двигаясь по ленивой широкой спирали, начала набирать высоту. Вскоре она затерялась в сером каморрском тумане под низко висящими облаками.

Интерлюдия. Последняя ошибка

1

Зеркальное вино из Тал-Верарра оказало на истощенного и непривычного мальчишку куда большее воздействие, чем ожидал отец Цепп. Большую часть следующего дня Локки метался на своей кушетке; голова его гудела, как пустой колокол, глаза слезились от малейшего луча света.

– У меня лихорадка, – неразборчиво прошептал он, кутаясь в мокрое от пота одеяло.

– Всего-навсего похмелье, сынок, – добродушно возразил Цепп, потрепав мальчика по голове. – Это я во всем виноват. Братья Санца – записная пьянь, напрасно я в первый же вечер позволил тебе пить наравне с ними. Решено – сегодня никакой работы, отдыхай.

– Неужели с выпивкой всегда так? Даже когда протрезвеешь?

– Жестокая шутка, не правда ли? Похоже, боги склонны заставлять нас дорого платить за все удовольствия. Разве что с «Аустерсхолином» это не так.

– Что такое «афтерсхалин»?

– Аустерсхолинский коньяк из Эмберлина. Одно из его главных достоинств в том, что он не вызывает похмелья. Для этого в почву на виноградниках вносят особые химические добавки. Дорогая вещь.

До самого вечера Локки маялся в полусне-полузабытьи. С приходом Лжесвета он обнаружил, что снова может ходить, однако ощущение, будто мозги пытаются продолбить дыру в черепе, чтобы выскользнуть через шею и убежать, никуда не делось. Тем не менее отец Цепп сообщил, что на сегодня у них запланирован визит к капе Барсави.

«Даже высшие аристократы, которые живут в Пяти башнях и созерцают свои профили на каморрских монетах, десять раз подумают, прежде чем нарушить договоренность с капой», – настаивал он.

Как выяснилось, сзади к Дому Переландро был пристроен небольшой хлев. Там в маленьком вонючем стойле жил Кроткий козел.

– Его никак не зовут, – пояснил Цепп, усаживая мальчика на спину животного. – Какой смысл давать имя скотине, которая все равно не станет на него откликаться?

В отличие от большинства детей, Локки никогда не питал подсознательного отвращения к подобным животным. В этой жизни ему довелось повидать куда более страшные вещи, чем пустые молочные глаза Кроткого скота.

В некоторых труднодоступных горных районах Картена и Ашмера встречалось странное вещество, с виду похожее на мел, которое люди прозвали Призрачным камнем. Находили его исключительно в туннелях из Древнего стекла, давным-давно проложенных Древними – той самой таинственной расой, которая некогда построила и сам Каморр. В твердом состоянии Призрачный камень был абсолютно нейтральным и бесполезным материалом – не имел ни вкуса, ни запаха. Свои необычные свойства он обнаруживал лишь в процессе горения.

Ученые с давних пор исследовали свойства различных ядов и способы их воздействия на живые существа: этот останавливает сердце, тот разжижает кровь, многие поражают печень или почки. С Призрачным камнем все обстояло иначе: никак не влияя на физическое тело испытуемого, он выжигал саму душу. Вдохнув несколько глотков ядовитого дыма, образующегося при сжигании Призрачного камня, жертва лишалась энергии, смелости, упрямства… вообще каких-либо устремлений и побуждений. Если доза была невелика – буквально один-два случайных вдоха – человек на недели впадал в полнейшую апатию. Тот же, кто вдохнул побольше, оставался таким навсегда. Сохраняя физическое здоровье, несчастные жертвы полностью теряли интерес к жизни – не откликались на собственные имена, не узнавали ближайших друзей, игнорировали смертельную опасность. Они сохраняли лишь простейшие функции тела – ели, пили, испражнялись. Их даже можно было заставить выполнять несложную работу, например, переносить грузы, но не более того. Глаза их затягивалось белесой пленкой, как при катаракте, и эти бельма служили внешним отражением той пустоты, которая навечно поселялась в их сердцах и умах.

Когда-то давно, еще во времена Теринского Престола, таким образом карали злостных преступников. Но со временем это сочли чересчур жестоким наказанием, и вот уже несколько веков Призрачный камень был запрещен к применению во всех цивилизованных городах-государствах. Общество, которое вешало несовершеннолетних детей за мелкие кражи и не гнушалось скармливать преступников морским тварям, – даже это общество находило недопустимым подобное обращение с людьми.

Поэтому Призрачный камень использовался только для «укрощения» животных – большей частью тяглового скота. Подобные Кроткие твари идеально подходили для работы на улицах большого города со всеми его проблемами и опасностями. Можно быть уверенным, что Кроткие лошади и мулы не лягнут погонщика и не сбросят в пути дорогой груз, а Кроткие пони будут покорно катать детей и ни в коем случае не нанесут им вреда. Процедура «укрощения» была проста: в джутовый мешочек с растолченным Призрачным камнем закладывался тлеющий уголек и мешочек подвешивался к морде животного. Люди поскорее выскакивали на свежий воздух и возвращались через некоторое время. К этому моменту глаза животного затягивались молочно-белой пленкой, а сама она превращалась в абсолютно безвольное и безынициативное существо.

Все это было чрезвычайно любопытно… но в данный момент Локки по-прежнему страдал от страшной головной боли. Он пытался свыкнуться со своим новым статусом – вчерашний убийца, а ныне обитатель волшебных чертогов из Древнего стекла, – и сейчас его менее всего волновало механическое поведение Кроткого козла.

– Очень надеюсь сегодня вечером застать этот храм на прежнем месте, – произнес вместо прощания отец Цепп.

Он переоделся и был уже полностью готов к выходу. Безглазый Священник бесследно исчез – на смену ему пришел крепкий мужчина средних лет с некоторым достатком и положением в обществе. Волосы и борода приобрели каштановый оттенок, белую рясу сменили короткий плащ на льняной подкладке и свободная куртка поверх светлой рубахи, воротник которой не предполагал галстука или шейного платка.

– Всенепременно, отец Цепп, – с готовностью откликнулся один из близнецов Санца.

– Можете быть спокойны – никаких пожаров или еще чего-нибудь в этом роде, – поддержал его второй брат.

– Ну, ребятки, если вам удастся поджечь камень или Древнее стекло, значит, у Богов на вас более серьезные планы, нежели скромная доля моих учеников. Ведите себя хорошо, а мы с Локки отправляемся за его… – Искоса взглянув на мальчишку Ламору, Цепп сделал вид, будто что-то пьет, а затем скривился, как от боли.

– О-о-о, – протянули Кало и Гальдо в унисон.

– Вот именно. – Цепп нахлобучил на голову небольшую кожаную шляпу и подхватил поводья. – Дожидайтесь нас. Это обещает быть интересным, чтобы не сказать больше.

2

– Капа Барсави… – произнес мальчик, проезжая на безымянном козле по одной из стеклянных арок между Форией и улицей Поцелуй-Монетку. – Кажется, мой прежний хозяин что-то говорил о нем.

– Наверняка говорил. Несомненно, в тот раз, когда из-за тебя сгорела «Лоза Древних».

– О, так вы и об этом знаете?

– Видишь ли, начав рассказывать о тебе, твой прежний хозяин… в общем, он говорил несколько часов и никак не мог заткнуться.

– А скажите… вот я – ваш пезон, а вы – пезон Барсави?

– Да, это очень грубое и приблизительное описание наших отношений. Все Правильные Люди Каморра являются бойцами Барсави. Его глаза и уши, его шпионы и подчиненные. Одним словом, пезоны. Но в некотором роде Барсави мой друг. Мне посчастливилось оказать этому человеку несколько услуг, когда он только шел к власти. Собственно, мы поднимались вместе. В результате он получил весь город – а я, если можно так выразиться, завоевал его особое расположение.

– Как это – особое?

Стояла одна из тех теплых летних ночей, когда по улицам Каморра так приятно прогуливаться. С час назад прошел ливень, и туман, более свежий, чем обычно, протягивал между зданиями свои щупальца, будто сказочный великан – призрачные руки. Воздух еще не успел насытиться запахами ила, тухлой рыбы и городских нечистот. С приходом Лжесвета людей на улице Поцелуй-Монетку было немного, так что Локки и Цепп могли говорить достаточно свободно.

– Особое расположение… Это означает, что я НАОСОБИЦУ. Знаешь, Локки, в нашем городе сотня банд. Даже больше сотни, я всех и не упомню. Так вот, в каких-то люди совсем новые – или чересчур своевольные, чтобы капа Барсави полностью доверял им. Поэтому капа тщательно за ними присматривает: требует постоянных отчетов, внедряет в банды своих людей, регламентирует каждый шаг. Но есть и другие: такие, как мы с тобой. – Цепп указал на себя, затем на Локки. – Они считаются заведомо честными, покуда не докажут обратного. Мы играем по правилам капы, платим ему часть доходов, и он полагает, что может более или менее доверять нам. Никаких проверок, никаких шпионов и прочего дерьма. Наособицу. Поверь, это очень ценная привилегия.

Цепп опустил руку в карман плаща и позвенел монетами – приятнейшая музыка для уха вора.

– У меня с собой небольшое доказательство моего уважения к капе. Четыре десятины из чаши для пожертвований Переландро.

– Так вы говорите, в нашем городе больше сотни банд?

– Мой мальчик, Каморр переполнен бандами, как залив – рыбьей мочой. Некоторые из них древнее, чем старинные аристократические фамилии Альсегранте, а ритуалы у них построже, чем у жреческих орденов. Черт побери, а ведь когда-то в городе было почти тридцать кап, и каждый из них управлял всего тремя-четырьмя бандами!

– Неужели тридцать? И все – как капа Барсави?

– Отчасти да, отчасти нет. Да – потому что они заправляли в своих бандах, отдавали приказы и вспарывали своим подчиненным животы, если гневались. А нет – потому что во всем остальном они не походили на Барсави. Еще пять лет назад было тридцать таких предводителей. Тридцать маленьких королевств – и все они сражались, крали и выпускали друг другу кишки на улицах. Все враждовали с «желтыми куртками», которые убивали по двадцать воров за неделю, и это в самые спокойные времена. А затем из Тал-Верарра пришел капа Барсави. Поверишь ли, там он был ученым в Теринской Коллегии – преподавал риторику. Так вот, он прибрал к рукам несколько банд и начал резню. Однако не так, как грабители в темном переулке – скорее как врач, вырезающий гнойную язву. Убирая с пути очередного капу, Барсави принимал его людей под свою власть, но не досаждал им сверх меры, отводил определенную территорию, позволял самим выбирать себе гарристу… а в случае необходимости убивал их по собственному выбору. В результате число предводителей в городе начало сокращаться. Пять лет назад их было тридцать, еще через год – десять. А три года назад осталась единственная организация, принадлежащая капе Барсави. В нее вошла сотня банд. Целый город оказался у него в кармане, все Правильные Люди, как они себя называют. Не стало больше войн, от которых краснела вода в каналах. Исчезли десятки воров, болтавшихся перед Дворцом Терпения – теперь там едва можно увидеть двоих или троих неудачников.

– И все это благодаря Тайному Договору? Тому самому, который я нарушил?

– Именно так, сынок. Умный мальчик, удивительно догадливый. Сразу разгадал, в чем ключ к столь впечатляющему успеху Барсави: наш капа через посредников заключил нерушимый договор с герцогом. Суть его в том, что банды Каморра не трогают знать. Мы не смеем и пальцем коснуться корабля, каравана или просто сундука, если на них красуется законный герб их владельца. Взамен Барсави получил статус фактического правителя некоторых примечательных районов города: Огневого, Муравейника, Отстойника, Деревяшек, Западни и части доков. И, в качестве дополнительного бонуса, городские стражники стали несколько более спокойными и беспечными, чем им полагается быть.

– Выходит, мы можем грабить кого угодно, кроме знатных?

– А также кроме «желтых курток». Но нам дозволено иметь дело с торговцами, менялами и любыми приезжими. Через Каморр проходит больше денег и товаров, чем через любой другой город на побережье. Только представь: каждую неделю – сотни кораблей, тысячи моряков и офицеров! В таких условиях легко смириться с запретом трогать местную власть, мальчик мой.

– А купцы и менялы… да и все остальные люди не злятся на нас?

– Ха! Конечно, они не были бы довольны, доведись им узнать про это. Но не зря же договор зовется Тайным! Вот почему Каморр представляет собой такое славное, удобное для жизни место. Здесь приходится беспокоиться лишь об одной вещи – о своих кровных денежках.

– О-о! – задумчиво произнес Локки, теребя висящий на шнурке акулий зуб. – Ладно, но я хотел спросить… Вы говорили, что мой старый хозяин заплатил за мою смерть. А не будет ли у вас неприятностей из-за того, что я все-таки не умер?

– Глупый вопрос, – рассмеялся Цепп. – Подумай сам, сынок: зачем мне тащить тебя к капе, если бы это сулило мне неприятности. Я перекупил твою смертельную метку. Теперь она моя – что хочу, то и делаю. Понятно? По большому счету, капе безразлично, как мы их используем. Главное, чтобы все знали: право даровать или отнимать жизнь принадлежит ему одному. Нечто вроде дополнительного налога. Улавливаешь?

Какое-то время Локки ехал молча, переваривая полученные сведения. Проклятье, когда раскалывается голова, это так неудобно делать!..

– Послушай-ка, я расскажу одну историю, – нарушил молчание отец Цепп. – Наверное, она поможет тебе понять человека, которого тебе предстоит сегодня увидеть и которому ты должен будешь дать клятву верности. Когда-то, в самом начале, пока Барсави только укреплялся у власти, ему стало известно, что несколько гаррист сговорились избавиться от него. Это были хитрые люди, и они хорошо знали, какие действия может предпринять Барсави. Они сами помогали ему захватить город и знали его методы работы. Гарристы также понимали, что он не может справиться сразу со всеми. А сделай Барсави попытку отловить их поодиночке и перерезать несколько глоток, банды успели бы предупредить друг друга и дать отпор. В результате возникла бы кровавая баня, грозящая перерасти в затяжную войну. Однако Барсави ничего не предпринимал. Тем временем слухи о заговоре ползли по городу…

А надо сказать, что капа Барсави всегда принимал посетителей в своем логове – оно существует до сих пор, стоит в Деревяшках. Знаешь, такой огромный вераррский галеон на приколе, из тех широких неповоротливых посудин, которые используются для переброски войск. Барсави назвал его Плавучей Могилой и сделал из него нечто вроде резиденции. Так вот, он устроил на этой Плавучей Могиле целое представление. Расстелил на полу огромный, очень дорогой ковер из Ашмера – такой, какой сам герцог не постыдится бы повесить на стену – и так его нахваливал, что все окружающие в конце концов уяснили: капа Барсави очень дорожит этим ковром. Каждый раз, когда могла пролиться кровь, ковер аккуратно сворачивали и убирали в сторону. Это стало традицией, поэтому исход каждой встречи можно было предсказать заранее. Так проходили дни и месяцы. Ковер скатывали и расстилали. Скатывали и расстилали. Иногда гости, увидев голый пол в комнате, трусили и пытались бежать – это расценивалось капой как признание вины.

Но вернемся к нашим гарристам. Заговорщики были слишком умны, чтобы попадаться поодиночке. Да и на Плавучую Могилу они заявлялись не иначе как в сопровождении своры вооруженных телохранителей. Барсави, со своей стороны, тоже приходилось выжидать. Его власть была еще слишком неустойчивой и шаткой, чтобы рисковать. Поэтому он делал вид, что ни о чем не подозревает. Затем наступил вечер, когда он пригласил на ужин девятерых из этих гаррист. Конечно, не всех заговорщиков – только самых умных и хитрых, вожаков крупнейших банд. Те, естественно, прощупали почву и узнали – прекрасный ковер, гордость Барсави, расстелен на всеобщее обозрение, а на нем стоят столы с божественными закусками.

И эти дубовые головы поверили Барсави – решили, что он напуган и хочет с ними договориться. Они согласились прийти на переговоры, не позаботившись об обычной охране. Никак не подготовились к встрече, не привели с собой своих головорезов. Были уверены, что победа уже у них в руках. Итак, они пришли на Плавучую Могилу и расселись по стульям на этом роскошном ковре, – продолжал Цепп. – Можешь представить, каково было их изумление, когда в комнату ворвались полсотни людей Барсави с арбалетами! Они так утыкали болтами этих идиотов, что дикобраз в пору течки утащил бы любого из них в нору и употребил, приняв за самку. Естественно, было море крови. Не только на ковре, но даже на потолке. Можешь себе представить?