Текст книги "Айн Рэнд. Сто голосов"

Нуждаясь в доходе, я занялся техникой. Оставив исследовательскую работу, я начал писать и редактировать многочисленные руководства для старых компаний North American Aviation, Atlas missile и особенно IBM; a также многое множество технических отчетов и записок. Впоследствии я занялся другими вопросами.

Когда мы с Микки поженились, Айн посоветовала мне: «Не заводите детей». Таким уж она была целеустремленным человеком; воистину писательской машиной, истинно преданной своему ремеслу и искусству. Она понимала, что дети неизбежно отвлекут меня от концентрации на литературном фронте. Тем не менее детей у нас было пятеро.

Приходилось ли вам вступать с ней в другие деловые отношения?

Айн спросила меня, не хочу ли я стать ее агентом, и я ответил, что едва ли принесу ей какую-нибудь пользу, ибо совершенно не представляю, что такое – быть агентом. Она поняла меня и не стала настаивать, поскольку единственной причиной, заставлявшей ее видеть меня своим агентом была именно потенциальная эффективность моих действий.

В то время она судилась, однако никогда не рассказывала, как обстоят ее дела на процессе. Она даже не говорила, с кем. Должно быть, на нее подали в суд за какое-нибудь из ее высказываний, возможно, прозвучавших по радио[122]122
  В 1947 году Айн Рэнд в составе группы антикоммунистов была обвинена в клевете левым драматургом Эмметтом Лейвери.


[Закрыть]. Я сказал ей, что расстроен подобной историей, и обещал подложить бомбу к порогу ее обидчика. Подобное предложение произвело на нее сильное впечатление, и она долго смотрела на меня. Наверно, в этот момент она впервые поняла, до какой степени я нахожусь на ее стороне. Я был крайне недоволен тем, что кто-то судится с ней и пытается отсудить часть ее денег.

В паре хранящихся в наших архивах писем вы называете себя ее приемным сыном. Что вы хотели этим сказать?

Этими словами я хотел подчеркнуть свою привязанность и уважение к ней, а также отчасти скомпенсировать ослабление наших взаимоотношений, происшедшее по причине моего брака.

Как она воспринимала вас?

Думаю, с полным пониманием; я был полностью согласен с ее образом мысли. Она это ценила. Беседуя, мы говорили об одном и том же в схожей манере.

А что делал мистер О’Коннор на ранчо?

Он выращивал гладиолусы и другие цветы, у него были павлины. Он водил меня по всему чатсвортскому имению, рассказывая о принадлежавшей ему сотне белых павлинов. И когда мы подошли к клеткам, птиц в них не оказалось. Я спросил: «Где же они?» И Фрэнк показал на небо. Птицы большой стаей летали высоко в небе. Он сказал: «Они вернутся». Таким он был, подлинным индивидуалистом. Таким, что все исполняли его желания, даже павлины. Мы ели павлиньи яйца на завтрак, и они были хороши на вкус.

Вы были знакомы с кем-нибудь из ее друзей, кроме Альберта Маннхеймера?

Нет. В Долине они вели достаточно уединенный образ жизни. Событий было немного. Она писала, а Фрэнк занимался садом и павлинами. Жизнь их была очень тихой и даже монотонной. Гостей бывало немного. Во время процесса ей время от времени приходилось ездить в суд, однако во всем прочем событий было немного, я постоянно бывал у них. Я познакомился с Натаном и Барбарой в нью-йоркской квартире Айн.

Насколько я помню, Айн Рэнд имеет какое-то отношение к вашему знакомству с женой.

Я повез в банк чек, подписанный Айн. Она выписала не бог весть какую сумму, однако подписалась очень размашисто. Я повез чек на оплату в пятницу; Микки сидела в кассе. Бойким и полным энергии голосом она спросила: «Это и есть та самая Айн Рэнд?» Я ответил: «Да». Микки читала Источник и знала, кто такая Айн Рэнд. Она выдала мне наличные, и я отбыл. Но во время двух последующих дней понял, что хотел бы еще раз встретиться с этой девушкой. И потому стал придумывать предлог. Впрочем, у меня оказался еще один назначенный к оплате чек, и поэтому я снова пришел в банк, выстоял очередь и, наконец, оказался возле ее окошка. Но она меня не узнала.

Я достаточно бестолковым образом выпалил: «Я тот молодой человек, которому вы оплатили выписанный Айн Рэнд чек». Микки удивилась: «О да!» И я спросил: «А не хотите ли вы познакомиться с ней?» Она сказала, что хочет, так что я предложил: мы можем отужинать у нее. Я даже не стал спрашивать разрешения Айн, потому что не сомневался в нем. Потом мы договорились о конкретном дне нашего ужина у Айн Рэнд. Но теперь уже я заранее предупредил Айн о том, что со мной будет Микки. И то, что я приехал вместе с ней, не было нарушением приличий. Вечер прошел хорошо. Мы сидели и разговаривали.

Микки Райт: Я согласилась встретиться с ним, потому что хотела познакомиться с Айн Рэнд. Как только закончился уик-энд, он снова явился ко мне с предложением. У него не было никаких дел в банке. Он спросил: «Не хотите ли вы познакомиться с Айн Рэнд?» – и я ответила: «Да, конечно, хочу». Наше первое свидание состоялось в его день рождения, 25 июля, a в 1951 году этот день выпал на среду. Мы поженились через пять недель, вполне очевидным образом обнаружив, что помимо отношения к Айн Рэнд нас объединяет еще многое. Свадьба наша состоялась 1 сентября.

Я запомнила те чувства, которые испытала, увидев ее подпись. Это событие случилось вскоре после того, как я познакомилась с Источником. И я только что перечитала его пару раз. Я по уши погрузилась в эту книгу. И увидеть в такой момент ее подпись было действительно очень волнительно.

Расскажите мне о своей первой встрече с мисс Рэнд и мистером O’Коннором.

В тот самый первый день нашего знакомства она подошла ко мне, села рядом в гостиной и начала расспрашивать об Источнике, о том, что мне более всего понравилось в нем. Я сказала, что меня расстроил выбор Гэри Купера как исполнителя главной роли. После несколько затянувшейся паузы она проговорила: «А вы знаете, что это я выбрала его на эту роль?» Я ответила: «Не знаю. Но это меня удивляет». Больше мы на эту тему не говорили, но у меня создалось ощущение, что она считает этого актера по-настоящему сексапильным и остановила свой выбор на нем именно по этой причине. Гэри Купер внешне напоминал ее мужа Фрэнка. Наверно, это был ее тип мужчины: высокий, гибкий и неразговорчивый.

На нашей первой встрече она достала ту самую тридцатистраничную речь, которую Джон Голт произносит по радио в конце романа Атлант расправил плечи, и дала мне прочитать ее[123]123
  Первая запись «Эван и Микки» появилась в ежедневнике Айн Рэнд 17 августа 1951 года, так что это был очень ранний вариант.


[Закрыть]. Такое внимание с ее стороны было приятно мне, однако я не сумела одолеть весь текст за имевшееся в моем распоряжении время. Речь эта показалась мне жутко многословной.

Эван, а ваша жена тоже подружилась с Айн Рэнд?

Эван Райт: В некоторой степени. Когда мы с Микки расписывались у судьи в Санта-Монике, Айн и Фрэнк присутствовали при бракосочетании, и она поставила свою подпись на документе в качестве свидетельницы. Крупную такую и заметную подпись.

А вы устраивали после этого прием?

Нет. Мы играли свадьбу по минимуму. Бедный судья получил всего пять долларов. Я видел, как он заглядывает в конверт, не веря своим глазам – однако мы, во всяком случае, познакомили его с Айн Рэнд! Они подарили нам бутылку шампанского и два бокала, и мы немедленно бежали ото всех.

Когда мы отъезжали, Айн Рэнд подбежала к нам и спросила: «А разве у нас не будет какого-то угощения или приема?» Я только красноречиво посмотрел на нее, и мы отъехали – стыдно сказать – к первой ночи в Малибу, прошедшей под грохот океанских валов.

Микки Райт: Она подарила нам бутылку шампанского, пару перевязанных ленточками бокалов, а также хрустальную конфетницу.

Как мисс Рэнд отреагировала на вашу просьбу стать свидетельницей на вашей свадьбе?

Эван Райт: Не думаю, чтобы я просил ее. Это как бы подразумевалось… возможно, я между делом спросил ее: «А вы не хотите побывать на свадьбе?» И она сказала, что да, хочет. Они с Фрэнком приехали в Санта-Монику. С ее стороны это был настоящий подвиг – оторвать время от написания своей книги. Она тогда пошучивала: мол, «тяжела романом», и роман этот был Атлант расправил плечи.

Расскажите еще об О’Коннорах на вашей свадьбе.

Микки Райт: Мой лучший друг Си-Ин Сюй, приехавший с оказией из Нью-Йорка, и Айн были у нас свидетелями. У нас с Эваном не было никаких планов насчет дальнейшего праздника, поскольку в моем кошельке насчитывалось восемь долларов, а у него шестьдесят восемь. И с этими средствами мы отправились в свой медовый месяц. Мы даже не пригласили моих родных, Фрэнка и Айн заглянуть в какой-нибудь бар и выпить по маленькой. Айн сделала нам свой подарок с усмешкой. Больше я не видела на ее лице подобного выражения. Она сказала: «И эти люди даже не приглашают нас выпить?» – и вместе с тем, как будто понимала и одобряла наш поступок. Ситуация казалась ей забавной. Так что мы раскланялись: спасибо, что посетили нас. До свиданья. Сели в собственную машину и отправились в медовый месяц.

Она была довольна на вашей свадьбе?

Думаю, да. Мне казалось, что она находится в несколько сентиментальном настроении, которое посещало ее нечасто, иначе зачем ей было приезжать на нашу свадьбу? – поскольку именно она, ее произведение соединило нас. Думаю, ей было приятно думать об этом.

Айн спрашивала нас с Эваном, не хотим ли мы заботиться о ее доме, когда они переедут в Нью-Йорк, до того времени, когда они решат продать его. Мы отказались. Дом оказался слишком далеко от нашей привычной базы, мы решили, что коммунальные расходы окажутся для нас непосильными, а кроме того, нам придется следить за слишком большой территорией. Я не могла представить себе весь объем наших обязанностей и того, что надо будет делать садовнику и так далее.

Вы поддерживали контакт с ней после того, как О’Конноры перебрались в Нью-Йорк?

Эван Райт: Я посещал ее примерно в декабре 1951 года, когда она жила на 36-й стрит в Нью-Йорке. Мы с Натаном затеяли продолжительный спор. Когда стало совсем поздно, я позвонил на Главный вокзал и спросил, когда уходит поезд на Филадельфию (где проходил обучение как представитель Philco tech[124]124
  Компания радио– и бытовой электротехники. (Прим. пер.)


[Закрыть]). Айн отметила драматический характер моего вопроса. Мы с Микки еще раз побывали у нее в марте 1953 года по дороге в Европу и на обратном пути в октябре того же года, a также, возможно, еще раз или два.

В основном мы переписывались или звонили друг другу. Переписывались мы в предположении, что она не станет отвечать на наши письма. Она писала книгу, и на письма у нее не оставалось времени.

Изменилась ли она в Нью-Йорке по сравнению с той, какой была в Чатсворте?

Нет. Помню один состоявшийся там разговор, когда Натан сказал, что по сравнению с Джоном Голтом Говард Рорк выглядит чистым гуманистом и альтруистом.

Я усомнился в этом и сказал: «Это не так. Нельзя быть большим папистом, чем сам папа. Он совершенно не был альтруистом, так почему же вы так говорите?» Мы довольно долго обсуждали эту тему, и Айн в итоге сказала, что никогда в жизни так не радовалась поражению в споре. Натан утверждал, что Джон Голт был человеком куда более жестким и строгим, чем Говард Рорк, который рядом с ним выглядит мягкотелым.

Значит, в итоге она не согласилась с ним?

Да. Ей пришлось согласиться с тем, что Говард Рорк не был гуманистом, не помню, какое точно слово употребил Натан.

Во время другого визита у Микки был друг-китаец, которого звали Леонард Сюй, а точнее, Си-Ин Сюй. Он занимал высокий пост, кажется, министра экономики в правительстве Чан Кайши, а также сформулировал первый китайский пятилетний план, впоследствии исполненный Мао.

Однажды вечером я отвез его и его жену Рут к Айн. Это был очень интересный вечер. Леонард Сюй и Айн углубились в беседу, демонстрируя при этом более высокий уровень, чем был доступен нам. Это была встреча двух чрезвычайно интеллектуальных людей, едва ли не гениев. Мы могли бы и отсутствовать при разговоре, так глубоко они погрузились в тему.

Они разговаривали или спорили?

Разговор происходил достаточно мирно. Микки говорила, что Леонард чувствовал себя несколько неуютно в присутствии столь блестящей женщины и был кое в чем не согласен с ней. Но в общем и целом им было интересно друг с другом, они понимали друг друга, и разговор занимал обоих настолько, что нашим присутствием можно было пренебречь.

Мисс Рэнд когда-либо упоминала при вас Эмпайр-стейт-билдинг?

Она выбрала эту квартиру в Нью-Йорке именно потому, что из нее открывался вид на Эмпайр-стейт-билдинг. Она очень гордилась этим сооружением, усматривая в нем символ капитализма. Этот вид ее действительно восхищал.

Последний разговор с ней состоялся у меня много позже, спустя несколько лет после того, как я отправил ей письмо с критикой Атланта, вероятно, в начале 1970-х годов.

Так, значит, никакого недовольства или враждебности с ее стороны не ощущалось?

Нет. Она была вполне довольна моим мнением и радовалась ему. Я не стал проситься к ней в гости, так как не был уверен в том, что она приглашала меня к себе, потому что пути наши в известной степени разошлись, и я более не был ее протеже. Наша дружба в известной мере себя исчерпала, поэтому я не стал предпринимать попыток увидеться с ней. Я спросил, не хочет ли она встретиться с Фрэнком Кэри, тогда являвшимся генеральным директором IBM, и его женой Энн. Я встретил их обоих на собрании бывших студентов UCLA[125]125
  University of California, Los Angeles [Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе]. (Прим. пер.)


[Закрыть], и Энн выразила желание встретиться с Айн, которая, впрочем, интереса к подобному визиту не проявила.

Какой была ее реакция на ваш звонок?

Она прекрасно помнила меня и даже нарисовала в своем уме картину Вестчестерского графства (округ Нью-Йорка), посреди которого я сижу в высоком здании, из окон которого открывается вид на величественный ландшафт. Она как бы рисовала в уме словесную картину, описывавшую то место, откуда я звоню. Она разговаривала со мной дружелюбно и даже приветливо. Айн Рэнд сыграла важную роль в жизни нас и наших детей, и мы питаем глубокое уважение к ее трудам и ее памяти.

Ричард Корнуэлл

Ричард Корнуэлл, писатель, познакомившийся с Айн Рэнд в начале 1950-х годов.

Дата интервью: 8 декабря 1996 года.

Скотт Макконнелл: Как вы познакомились с Айн Рэнд?

Ричард Корнуэлл: Я познакомился с ней через своего брата, Херба Корнуэлла[126]126
  Херб Корнуэлл был бизнесменом и директором Фонда экономического образования.


[Закрыть]. Познакомившись с ней, он захотел, чтобы и я последовал его примеру. Находясь на флоте во время войны в Тихом океане, он много читал. Одной из прочитанных им книг оказался Источник, и он рекомендовал мне прочитать это произведение. Я прочел эту книгу, пришел в полный восторг, и он повез меня на встречу с Айн. Тогда я еще учился в университете, а значит, все происходило в 1947-м или 1948 году, и они с Фрэнком жили в долине Сан-Фернандо.

Я нашел эту женщину потрясающей. Более чем живой – наделенной пронзающим взглядом. Мне казалось, что я имею дело с необычайной, сверхчеловеческого масштаба личностью. Конечно, я был тогда очень неуверен в себе, очень молод и наивен в такой степени, что теперь об этом даже смешно подумать. Словом, она произвела на меня сильнейшее впечатление. Айн Рэнд держалась очень дружелюбно и сердечно, но тем не менее вселяя известный трепет, так как я ощущал в ней присутствие чрезвычайно могучего интеллекта.

И что вы делали во время этого визита?

Просто сидели и говорили. Таковы были все мои встречи с Айн – мы сидели и говорили.

Как часто вы встречались с ней?

Не думаю, чтобы я встречался с ней больше одного-двух раз, пока она жила в Калифорнии. Но когда она перебралась в Нью-Йорк, на Тридцать шестую, бывал у нее в доме. Я переехал в Нью-Йорк в 1948 году.

Я учился в семинаре Людвига фон Мизеса[127]127
  Людвиг фон Мизес (1881–1973) – экономист, философ, историк, праксиолог, сторонник классического либерализма, внесший значительный вклад в развитие австрийской школы экономики. Наряду с Ф. А. фон Хайеком является одним из основателей философии либертарианства. (Прим. пер.)


[Закрыть], был накоротке знаком с Генри Хэзлиттом и Леонардом Ридом[128]128
  Генри Стюарт Хэзлитт (1894–1993) – американский экономист и журналист либертарианского направления; Леонард Эдвард Рид (1898–1983) – основатель Фонда экономического образования. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Мой брат работал в Фонде экономического образования, представлявшем собой нечто вроде конспиративной квартиры для либертарианцев того времени. Фонд служил местом наших общих собраний. В то время Айн поддерживала тесные контакты с этим кругом, который объединял людей более старших и умудренных, чем я в ту пору. Я в него не входил.

Насколько мне известно, она достаточно тесно общалась с Хэзлиттом. Она трудилась у Френсис Хэзлитт, когда та работала в отделе сценариев студии Paramount. Айн была тогда рецензентом.

Обычно я посещал Айн самостоятельно, в компании Маррея Ротбарда и Херба. Мы садились кружком и разговаривали. Разговаривали обо всем, но в основном слушали ее. Я пребывал в постоянном ужасе: вдруг она задаст мне такой вопрос, на который у меня не найдется правильного ответа. И потому я просто сидел «у ее ног» и задавал вопросы.

Опишите ее внешность и личность.

Когда я думаю об Айн, она представляется мне сидящей скрестив ноги на громадной оттоманке в своей квартире на 36-й стрит, курит сигареты в длинном мундштуке, а на голове ее очень характерная, я бы сказал, суровая прическа. Во время разговора она смотрела на тебя столь пронзительным взором, который буквально завораживал и едва ли не пугал меня.

Существовали ли у вас какие-то конкретные вопросы к ней?

Я хотел узнать у нее об объективизме. Я вышел из колледжа с листом бумаги в руках, который утверждал, что я кое-что будто бы знаю, однако мне казалось, что я не знаю вообще ничего. И я с огромным облегчением обнаружил такую точку зрения, которая вдруг наделила меня ответами на любой вопрос. То есть я начал расспрашивать ее о так называемых «сложных случаях». Я был воспитан в вере в братство людей, открытое и социально ответственное общество и так далее, и меня интересовало, как именно либертарианцы разбираются с этими вопросами.

Как она лично держалась во время ваших бесед?

Она была очень любезна со мной. Она всегда держалась очень сердечно до тех пор, пока мы слегка не поцапались.

По какому поводу?

Тогда я учился в семинаре фон Мизеса, и она была знакома с ним. Я был дома, в Калифорнии, и однажды она позвонила мне, что стало нашим последним контактом. Она сказала, что была с Мизесом в гостях у Хэзлитта, и у них вышел вот такой спор. Вопрос заключался в отношении к воинскому призыву. Она возражала против него, и меня нисколько не удивило, что Мизес не согласился с ней. Эти австрийцы, в которых мы видели своих гуру и основных теоретиков по экономическим вопросам, на самом деле не были либертарианцами, соответствовавшими нашему строгому определению. Мы читали Дорогу к рабству[129]129
  Фридрих Август фон Хайек (1899–1992) – австрийский экономист и философ, представитель новой австрийской школы, сторонник либеральной экономики и свободного рынка. Лауреат Нобелевской премии по экономике (1974). В его популярной книге Дорога к рабству (1944), опубликованной в Лондоне и Чикаго, Хайек в отличие от социалистически настроенной интеллигенции утверждает, что национал-социализм Германии и фашизм в Италии являются не реакционной формой капитализма, а более развитым социализмом. (Прим. пер.)


[Закрыть], и выводы, которые Хайек делал в отношении государственной власти, общественной безопасности и прочих вопросов, звучали для нас подлинной анафемой. Каким-то образом мы упустили это из вида и видели в Хайеке одного из самых важных для нас гуру. Могу представить, что Мизес считал призыв допустимым при определенных обстоятельствах.

Какую цель преследовала Айн Рэнд этим телефонным звонком?

В то время я состоял в семинаре Мизеса, и она, по сути дела, сказала следующее: вот его точка зрения, вот моя. На чьей ты стороне? Выбирай. Тебе придется принять решение. В таком случае, воздерживаюсь, – ответил я. – Она сказала: это невозможно, – и больше мы с ней не разговаривали.

И вы остались у фон Мизеса?

Да, и остался надолго. Его жена стала крестной матерью одного из моих детей, и портрет его стоит сейчас на моем столе. Не портрет Айн, а его портрет.

А какое вы приняли решение про поводу призыва?

Я никогда не сомневался в его необходимости. И всегда полагал, что здесь не о чем размышлять, и до сих пор так считаю.

А почему вы не сказали этого Айн Рэнд?

Дело было не в аргументах. Ей не было нужно, чтобы я согласился с ней. Она хотела, чтобы я прекратил отношения с Лу [Людвигом] в знак того, что нахожусь на ее стороне.

Не думаю, чтобы многим приходилось попадать в такое положение, в какое я попал. В тот момент я находился на грани вступления в ее внутренний кружок, и мне нужно было решать, в какую сторону идти. Не думаю, чтобы подобный выбор выпадал на долю очень многим людям. Подобные разногласия, по всей видимости, привели к охлаждению между Айн и Мизесом.

Помню, что Айн считала степень враждебности своих оппонентов едва ли не обратно пропорциональной их близости к ее позиции. Она считала, что люди, подобные Тафту[130]130
  Роберт Тафт, консервативный республиканский сенатор от штата Огайо.


[Закрыть] – который как будто во многом находился на нашей стороне, однако готов был допускать исключения благодаря своей популярности, – были хуже людей, полностью и во всем возражавших против нашей позиции.

А вы не помните каких-либо происшествий, приключившихся во время вашего пребывания в квартире Айн Рэнд?

Однажды, то ли потому, что было очень жарко, то ли потому, что сломался кондиционер, мы ушли разговаривать на крышу. Край кровли замыкала стенка высотой как минимум в четыре фута. Свалиться вниз, не проявив особого желания сделать это, было попросту невозможно, однако когда Фрэнк оказался в паре футов от стены, Айн едва не впала в истерику. Возможно, и преувеличенную, однако она была очень и очень взволнована тем, что он может оказаться в опасном положении и свалиться вниз. А сделать это без каких-либо подручных средств было невозможно.

И тогда он отошел от края?

Ну, да.

Доводилось ли вам видеть, как она выходит из себя?

Я видел ее в подобном возбуждении только раз – как раз когда она решила, что Фрэнку грозит опасность на краю крыши. Она могла крайне сердитым тоном говорить о Тафте. Когда он сдался в вопросе выделения федеральной помощи образованию, она с жаром говорила о том, насколько разочарована этой изменой.

Как она в общем относилась к людям?

На мой взгляд, сердечно и с уважением. Она никогда не бывала грубой – но всегда оставалась эмоциональной в рамках вежливости.

Случалось ли ей рекомендовать вам какие-нибудь книги?

Она постоянно рекомендовала нам прочесть учебник по истории политической мысли, написанный неким Сабином[131]131
  Джордж Холланд Сабин (1880–1961), обычно известный как Сабин, – профессор философии, декан магистратуры и вице-президент Корнеллского университета. Известен своей авторитетной работой, прослеживающей рост политической мысли от Платона до фашизма и нацизма. (Прим. пер.)


[Закрыть]. Удивительно было уже то, что его очень широко использовали в университетах, но Айн тем не менее считала эту книгу очень точной и надежной.

Была еще книга, которую она считала недооцененной – Строители моста. Она восхищалась ею и считала великим американским произведением. Героем ее был Джон Реблинг, духовный родственник Рорка, преодолевший великие трудности ради того, чтобы честно выполнять свое дело[132]132
  The Builders of the Bridge: The Story of John Roebling and His Son by David В. Steinman (New York: G. P. Putnam’s Sons, 1941). В книге воспроизводится история строительства Бруклинского моста. (Прим. пер.)


[Закрыть].