Текст книги "Комната с белыми стенами"

– Какой кошмар, – говорю я. – Так оно еще тяжелее… То есть если бы она умерла сама… Было бы легче пережить, я имею в виду.

Пока говорю, я понимаю, что совершенно не знаю, как следует выражать соболезнования по поводу такого рода утраты. Лори общался с Хелен Ярдли каждый день, часто даже по несколько раз в день. Я знаю, насколько важна для него СНРО, но откуда мне знать, как он относился лично к Хелен… Переживает он ее смерть как товарищ по общему делу или же в его отношении есть нечто большее?

– Она умерла не сама. Ей было всего тридцать восемь. – Ярость в его глазах еще не нашла выхода в его голосе; голос звучит так, будто он цитирует заученные наизусть строки. – Кто бы ни был убийца – его вина частичная. Ее убила целая цепочка людей, в том числе Джудит Даффи.

Я не знаю, что на это сказать, поэтому кладу ему на стол карточку.

– Кто-то прислал мне вот это. Пришла по почте сегодня утром, в соответствующем конверте. Ни пояснительной записки, ни письма, ни указания на то, от кого это.

– На конверте тоже были цифры? – Каким-то волшебным образам у Лори проснулся интерес.

– Нет…

– Ты сказала про «соответствующий конверт».

– Да, дорогой на вид – слегка желтоватый и тисненый, как открытка. Адресован «Флисс Бенсон»; значит, он от кого-то, кто меня знает.

– С чего ты это взяла? – удивился Лори.

– Иначе пославший его человек написал бы «Фелисити».

– Твое имя Фелисити? – прищурившись, спрашивает он.

Это имя стоит в титрах каждой программы, которую я делаю. Это имя Лори видел в моей анкете и в сопроводительном письме, когда я обратилась в «Бинари Стар» в поисках работы. Видел, а потом забыл. В хороший день Лори заставляет меня чувствовать себя невидимкой, в плохой – будто меня вообще не существует.

Я делаю то, что всегда делаю, когда нахожусь в его кабинете и есть вероятность того, что я расстроюсь: я не свожу глаз с миниатюрной модели Солнечной системы, стоящей на полке, и списка планет: Меркурий, Земля, Венера, Марс…

Лори берет карточку и, пробормотав нечто невнятное, швыряет ее в корзину для мусора в дальнем углу. Карточка пролетает мимо моего уха, едва не задев меня.

– Это бумажный хлам, – поясняет он. – Рекламная листовка, на которую зря потратили древесину.

– Но цифры написаны от руки, – возражаю я.

– Забудь, – обрывает меня Лори. – Мне нужно поговорить с тобой кое о чем важном. – Затем, словно только что заметив меня, он ухмыляется и добавляет: – Через минуту ты полюбишь меня.

От неожиданности у меня едва не подкосились ноги. Он никогда еще в моем присутствии не произносил слова «любовь». Это я могу сказать с абсолютной уверенностью. Мы с Тэмсин как-то рассуждали о том, слышал он это слово когда-нибудь, любил ли кого-то и признает ли существование любви.

Через минуту ты полюбишь меня. Неужели он имеет в виду любовь в физическом смысле? Я представляю себе секс на столе и Лори, которому наплевать на огромное окно, в которое любой, у кого кабинет на другой стороне дворика, может увидеть нас. Представляю, как сама нервничаю по причине недостатка интима, но не протестую, так как не хочу его расстраивать… Стоп. Живо прекрати эту чушь. Я выбрасываю эту картину из головы, прежде чем она успевает там застрять. Не дай бог, я рассмеюсь или закричу, и Лори потребуют объяснить, что со мной.

– Ты хотела бы стать богатой? – спрашивает меня Лори.

* * *

Разговоры с Лори утомляют меня. Причина частично состоит в том, что я никогда не знаю, как ему отвечать. Всегда есть правильный ответ и неправильный – для Лори мир поделен на черный и белый, – но он никогда не даст вам ключик к разгадке. Кроме того, он пугающе непредсказуем в отношении буквально всего. Исключение составляет лишь то, что Лори называет «охотой на ведьм», имея в виду матерей, чьи дети умерли в колыбели. Тут он непоколебим, чего не скажешь о прочем.

Должно быть, это как-то связано с его блестящим оригинальным умом. С другой стороны, это делает адски трудной жизнь любого, кто тайно пытается порадовать его, стараясь угадать, чего, собственно, он от них ждет, но при этом выглядеть так, будто они сами себе хозяева и делают то, что захотят, и вообще им наплевать, что о них подумают. Однако, если хорошенько поразмыслить, вряд ли таких много. Возможно, только я одна.

– Не нуждаться в деньгах – да, хотела бы, – наконец, признаюсь я. – Про богатство не скажу, сумасшедшие деньги мне не нужны. Хотелось бы иметь побольше, чем у меня сейчас, но меньше чем… ну, ты сам знаешь.

Я несу чушь, потому что не готова к такому повороту разговора. Я его не предполагала. Я живу в Килберне, в темной квартире с низким потолком и одной спальней в цокольном этаже, под квартирами людей, у которых в каждой комнате звукоусиливающие деревянные полы. Потому что положи они на пол ковры, и это поставило бы под сомнение их принадлежность к верхнему слою среднего класса. Порой мне кажется, что они едва ли не каждый вечер прыгают по своим гостиным на тренажерах «кузнечик», изводя меня постоянным стуком. У меня нет никакого внешнего пространства, лишь прекрасный вид на безукоризненно ухоженную лужайку с розовыми кустами, принадлежащую владельцам тренажеров. Я же в моей квартирке, которую купила четыре года назад, не могу позволить себе даже влагоизоляцию. Звучит забавно, но при этом я не зациклена на богатстве.

– Наверное, я не отказалась бы от хороших денег, – отвечаю я. – При условии, что они достаются не за что-то сомнительное, вроде работорговли.

Я прокручиваю в голове мой ответ. Надеюсь, он прозвучал в меру амбициозно, но в то же время принципиально.

– А если б ты могла делать мою работу и зарабатывать столько же, что и я? – спрашивает Лори.

– Как я могу делать то, что ты…

– Можешь. И будешь. Я ухожу из компании. С понедельника ты занимаешь мою должность креативного директора и продюсера. Мне здесь платят сто сорок штук в год. С понедельника ты начнешь получать эти деньги.

– Что? Лори, я…

– Может, официально и не с понедельника. Не исключаю, что тебе придется подождать повышения зарплаты, – но фактически с понедельника…

– Лори, прекрати! – Раньше я никогда на него не кричала. – Извини, – бормочу я. От неожиданности я на секунду забыла, кто он, и кто я. На Лори Натрасса никто ни разу не посмел повысить голоса. С понедельника ты на моем месте. Не иначе как это шутка. Или он что-то перепутал. Такой, как он, может легко что-нибудь перепутать. – Но это ведь полная чушь, – говорю я.

Я – креативный директор «Бинари Стар»? Я ведь самый низкооплачиваемый работник компании. Тэмсин, помощница Лори, и та зарабатывает больше меня. Я делаю программы, заниматься которыми остальные считают ниже своего достоинства, – о враждующих соседях и бесполезности желудочных бандажей. Эти темы интересны не только мне, но и миллионам зрителей. И пусть коллеги считают меня поставщицей дешевых сенсаций, затесавшейся среди сонма создателей серьезной кинодокументалистики, меня это не трогает. Раффи называет мои программы «милыми пустячками».

Нет, это все-таки шутка. Подвох. Неужели я должна сказать «о, да, конечно», а затем с идиотским видом наблюдать, как Лори заливается смехом?

– Что происходит? – резко спрашиваю я.

Он тяжело вздыхает.

– Я перехожу в «Хаммерхед». Мне сделали предложение, от которого я не могу отказаться, – примерно такое же, какое я сейчас делаю тебе. Дело не в деньгах. Просто мне пора. Я уже засиделся на одном месте.

– Но… ты не можешь уйти, – говорю я, чувствуя при этой мысли пустоту. – А как же фильм?

Он не уйдет, не закончив его. Ни за что на свете. Даже такой тип, как Лори, которого невозможно понять, время от времени оставляет подсказки, что заставляет биться его сердце. Если только эти подсказки не были кем-то подброшены, чтобы нарочно ввести меня в заблуждение, во что верится с трудом, ибо по большей части они прозвучали из уст самого Лори. Жить со скоростью сто двадцать ударов сердца в минуту вместо обычных шестидесяти его заставляет фильм, над которым он работает. Фильм о трех случаях смерти младенцев: дела Хелен Ярдли, Сары Джаггард и Рейчел Хайнс.

Все сотрудники «называют» его просто «фильм», как будто это нечто единственное, над чем работает компания, единственное, что мы делаем или будем делать. Лори трудится над ним с незапамятных времен. Он настаивает, что все должно быть сделано идеально, и вечно меняет свое видение того, что это значит. Предполагается, что лента будет двухчасовой. На Би-би-си Лори сказали, что он может выбрать любое время для ее показа, что просто неслыханно!

Вернее, неслыханно для всех, кроме Лори Натрасса, ибо он – божество в мире телевидения. Пожелай он снять пятичасовой фильм, который потеснил бы новости – шестичасовые и десятичасовые, – руководство Би-би-си облизало бы ему ботинки и сказало: «Да, маэстро».

– Фильм снимешь ты, – заявляет он с уверенностью человека, который побывал в будущем и знает, что случится. – Я по электронной почте сообщил всем, кто имеет к нему отношение, что начатое мною продолжишь ты.

Нет. Этого не может быть.

– Я дал им твои координаты, рабочий и домашний телефоны…

Я не хочу иметь с этим ничего общего. Я не могу. Открываю рот, чтобы выразить протест, но тотчас же вспоминаю, что Лори не знает мой… вообще-то здесь этого не знает никто. Я отказываюсь воспринимать это как секрет. Я не дам чувству вины взять надо мной верх. Я не сделала ничего дурного. Это не может быть наказанием.

– Можешь рассчитывать на полную поддержку со стороны Майи и Раффи. – Лори встает из-за стола и подходит к высокой стопке коробок с папками. – Вся необходимая информация тут. Можешь не перетаскивать их к себе в кабинет. С понедельника будешь сидеть здесь.

– Лори!..

– Ты будешь заниматься фильмом, и ничем другим. Пусть тебе ничто и никто не мешает – и, самое главное, эти прилипалы. Я буду в «Хаммерхеде», но всегда готов помочь, если…

– Лори, перестань! Какие прилипалы? Ты имеешь в виду полицию? Тэмсин сказала, что ты разговаривал с ними сегодня утром…

– Они хотели знать, когда я в последний раз видел Хелен. Мол, были ли у нее враги… «Да вся прогнившая судебная система, не говоря уже о вас», – сказал я. Черт, даже не успел напомнить им, что обвинения в убийстве, выдвинутые против Хелен, были сняты с нее апелляционным судом этой же самой системы, – говорит он. – Они спрашивали про фильм. Я сказал, что с понедельника им занимаешься ты.

– Ты сказал им прежде, чем сообщил мне? – Мой голос срывается на писк. Мой желудок сжимается, и к горлу подкатывается комок тошноты. Несколько секунд я не осмеливаюсь открыть рот. – Ты отправил сообщение всем по электронной почте, что я… Когда? Когда ты это сделал? Кто эти «все»?

Я до боли вонзаю ногти в мякоть ладоней. Еще секунда, и самообладание изменит мне. Нет, только не это, так не должно быть…

Лори похлопывает по верхней коробке с папками.

– Все имена и контакты ты найдешь здесь. Жаль, что у меня нет времени пройтись по ним вместе с тобой. Но бо́льшая часть сведений говорит сама за себя. Если вдруг сюда вновь нагрянут ищейки, отвечай, мол, снимаешь документальный фильм про женщину-врача, которая задалась целью извратить правосудие, и про трех женщин, чью жизнь она разрушила. Это никак не связано с расследованием смерти Хелен. Они не смогут тебе помешать.

– То есть полиция против того, чтобы этот фильм был снят? – Все, что говорит Лори, лишь еще больше портит мне настроение. Даже больше, чем обычно.

– Они этого пока не сказали, но обязательно скажут. Они станут нести всякую чушь о том, что ты компрометируешь их…

– Но ведь я не… Лори, я не хочу эту работу! Я не хочу делать твой фильм. – И для пущей ясности добавляю: – Я отказываюсь. Говорю твердое «нет».

Вот, уже лучше. Я снова владею собой.

– Нет? – Лори отступает и пристально разглядывает меня: мол, откуда это взбунтовавшееся существо? Ранее такое послушное, наверняка думает он… что же пошло не так? Он смеется. – Ты отказываешься от денег в три раза больше тех, что имеешь сейчас, и от предложения карьерного роста? У тебя не всё в порядке с головой?

Он не может меня заставить – это невозможно. Есть вещи, которые кто-то физически может заставить другого человека выполнить. Работа над документальной лентой к их числу не относится. Мысль об этом придает мне спокойствия.

– Я никогда не снимала таких фильмов, – отвечаю я. – Это не мое. Неужели тебе не хочется помочь полиции выяснить, что случилось с Хелен?

– Местные копы неспособны найти даже гребаные теннисные мячи в Уимблдоне.

– Ничего не понимаю, – говорю я. – Если ты собрался в «Хаммерхед», почему не заберешь с собой фильм?

– Би-би-си дало заказ «Бинари Стар», а не лично мне. – Лори пожимает плечами. – Фильм не мой. Я его теряю. Такова цена, которую я плачу за уход. – Он слегка подается вперед. – Единственный способ не потерять его окончательно – передать его тебе и работать вместе с тобой из-за кулис. Твоя помощь нужна мне здесь, Флисс. Тебе достаются все лавры, ты получаешь мои деньги…

– Но почему я? Ведь у тебя есть Тэмсин. Она – ходячая энциклопедия судебных ошибок. Нет таких подробностей, которых она не знает. Почему ты не пытаешься навязать это повышение по службе ей?

До меня доходит, что Лори всегда смотрел на меня свысока. Как ты смотришь на то, чтобы стать богатой? Он вечно стонет, что с трудом платит ипотеку за пятиэтажный дом в Кенсингтоне. А ведь он из реально богатой семьи. Готова спорить на все, что у меня есть – а это гораздо меньше того, что есть у него, – что он считает свое жалованье в «Бинари Стар» приемлемым, но не более того. Предложение, которое ему сделали в «Хаммерхеде» и от которого он не мог отказаться, наверняка будет покруче ста сорока тысяч в год. Зато для такой нищебродки, как я, сто сорок кусков в год – это предел всех и всяческих фантазий… Я резко останавливаюсь. До меня доходит: а ведь Лори абсолютно прав, так что с моей стороны глупо придираться к нему.

– Тэмсин – ассистент продюсера, а не продюсер, – говорит Лори. – Ладно, считай, что я этого не говорил.

Сначала мне кажется, что это он про повышение, которого я не хочу. Но затем понимаю, что он ждет, когда я с ним соглашусь, прежде чем сказать мне что-то еще. Я киваю.

– Тэмсин увольняют. Сейчас с ней разговаривает Раффи.

– Что?! Ты шутишь. Скажи, что ты шутишь.

Лори отрицательно качает головой.

– Они не могут взять и просто так от нее избавиться! Не могут, хотя бы потому, что…

– Так сейчас везде. Компании затягивают пояса, экономят на чем только можно.

– Кто принял такое решение? Было голосование? – Я отказываюсь поверить, что «Бинари Стар» оставляет меня, но увольняет Тэмсин. И это с ее-то опытом! К тому же, в отличие от меня, она не докучает Раффи просьбами об осушителе воздуха в кабинете.

– Сядь! – нетерпеливо говорит Лори. – Ты начинаешь действовать мне на нервы. Тэмсин – очевидный кандидат на увольнение. Она получает слишком много, и в нынешнем экономическом климате держать ее невыгодно. Раффи утверждает, что мы за половину ее жалованья всегда найдем на ее место университетскую выпускницу, и он прав.

– Но это же совершенно неправильно! – выпаливаю я.

– Может, ты прекратишь переживать за Тэмсин и выразишь мне хотя бы малую толику благодарности?

– Что? – Неужели этот великий крестоносец, борец за справедливость, произнес эти слова?

– Ты думаешь, Майя хочет платить тебе столько, сколько платит мне? – Лори усмехается. – Я разложил для нее все по полочкам. Я сказал: «Если в бюджете есть строчка для меня, то найдется строчка и для Флисс». Она знает, что без моего участия фильма нет, во всяком случае, для «Бинари Стар». Рей Хайнс, Сара и Гленн Джаггард, Пол Ярдли, все солиситоры и барристеры, члены парламента и врачи, которых я приучил есть с моих рук, – одно мое слово, и они откажутся сотрудничать. Весь проект полетит псу под хвост. Мне же остается лишь переждать, отсидеться, а затем подписать с Би-би-си новый контракт, но уже в роли исполнительного директора «Хаммерхеда».

– То есть ты шантажом уломал Майю, чтобы она согласилась на мое повышение? – Так вот почему сегодня она была не такой любвеобильной, как обычно, когда я прошла мимо нее по коридору. – Извини, но я никак не могу…

– Этот фильм должен быть сделан! – Лори повышает голос едва ли не до крика. – Я пытаюсь поступить правильно, действую в интересах всех. «Бинари Стар» будет и дальше работать над ним. Ты доведешь его до ума. У тебя, наконец, появится стимул оторвать задницу от стула и сделать что-то стоящее…

– А что получишь ты? – Ноги еле держат меня. Я хочу сесть, но я этого не сделаю, во всяком случае, после того, как Лори приказал мне это сделать. Тем более после того, как он отпустил язвительное замечание в адрес моей задницы.

– Я рассчитываю на твое полное содействие, – говорит он так тихо, что мне кажется, будто вспышка его гнева несколько секунд назад – не более чем плод моего воображения. – Неофициально я по-прежнему режиссер этого шоу, но о моем участии в нем будет известно лишь мне и тебе.

– Понятно, – выдавливаю я. – Ты шантажируешь не только Майю, ты шантажируешь и меня тоже.

Лори со стоном плюхается в кресло.

– Я подкупаю тебя. Будь хотя бы точна в определениях. – Он смеется. – Черт, неужели я в тебе ошибся? Я думал, ты существо разумное…

Прикусив губу, я пытаюсь переварить его последнее признание. Вот оно что! Лори имеет некое представление о том, кто я такая. Получается, он какое-то время думал обо мне, пусть всего несколько секунд. Вряд ли больше.

– Ты достойна этого шанса, – говорит он усталым голосом, как будто уже отчаялся убедить меня. – Я решил тебе этот шанс дать.

– Ты хочешь контролировать работу над фильмом даже после того, как уйдешь. Ты выбрал меня, потому что решил, что мной манипулировать будет проще, чем кем-то другим.

Надеюсь, мое спокойствие произвело на него впечатление. Пусть даже чисто внешнее. Даже в страшном сне я не могла представить, что когда-нибудь буду стоять в кабинете Лори Натрасса и бросать ему в лицо обвинения. Черт, что я себе позволяю? Сколько невинных людей он вытащил из тюрьмы, пока я прохлаждалась на диване, листая бульварные журнальчики или отпуская шпильки в адрес «Танцев со звездами»?[1]1
  «Танцы со звездами» – британское телешоу, стартовавшее в 2004 г.


[Закрыть] Что, если совершенно неверно истолковала ситуацию? И в данном случае не права я, а не он?

Лори откидывается на спинку кресла и медленно качает головой.

– Понял. Ты отказываешься снимать фильм, который получит все мыслимые призы? Не хочешь стать креативным директором? Тогда давай сделай приятное Майе. Скажи ей, что это тебе не нужно, что ты выходишь из нашей сделки. И понаблюдай потом, как она теряет к тебе те крохи уважения, которые у нее имелись.

– Сделки? – Получается, я не так уж и не права. – Ты имеешь в виду сделку, в которой я даже не участвовала, хотя от нее зависит моя жизнь и карьера?

– Второго такого предложения не будет, – презрительно фыркает Лори. – Ни в «Бинари Стар», ни где-либо еще. Как скоро, по-твоему, ты окажешься в одной очереди за пособием по безработице вместе с Тэмсин?

Меркурий. Земля, Венера, Марс, Юпитер, Сатурн, Нептун, Уран, Плутон.

– Мне неловко получать сто сорок тысяч в год, когда моя подруга теряет работу, – отвечаю я как можно более бесстрастно. – Конечно, лишние деньги не помешают, но мне хочется спокойно спать по ночам.

– Ты потеряешь сон? Не смеши меня!

Я делаю глубокий вдох и говорю:

– Не знаю, что ты там вообразил обо мне, но ты ошибаешься.

Сказав это, я ощущаю себя последним дерьмом. Можно подумать, я вся такая сознательная и правильная. На самом деле если я и теряла сон, то только из-за любви, или… Ладно, проехали. Сейчас об этом лучше не думать, иначе я разревусь и все выложу Лори. Ага, чтобы потом провалиться сквозь землю от стыда?

Возненавидит ли он меня, если узнает?

– Господи, – бормочет он. – Ну, хорошо, я прошу прощения. Я думал, что оказываю тебе любезность…

Что будет, если я скажу «да»? Я ведь могла бы сказать «да»… Нет, не могла бы.

Черт, что со мной не так? Я впадаю в панику, я расстроена из-за Тэмсин, и это не лучшим образом повлияло на мой мозг. В том состоянии, в каком я нахожусь, мне лучше говорить как можно меньше.

Лори разворачивается в кресле ко мне спиной. Не хочет, чтобы я видела его лицо.

– Я сказал на совете, что, по-моему, тебе можно доверить серьезные вещи. Ты стоишь этих денег, – говорит он. – Они чуть не обделались, но я встал на твою защиту и уломал их. Ты понимаешь, что это значит?

Защиту? Делайте, что я говорю, или же фильму хана? И это он называет защитой? Он даже не пытается приукрасить сказанное – вот как низко он ценит меня.

Не дожидаясь моего ответа, Лори продолжает:

– Это означает, что теперь ты официально стоишь сто сорок тысяч в год. Подумай о себе как об акции на рынке ценных бумаг. Твоя цена подросла. Если ты заявишь Майе, что не хочешь этого, если скажешь: «Да, мне хотелось бы прибавку к зарплате, но не такую большую, так что, может, мы снизим сумму?»… Да-да, скажи это и считай, что ты снова на самом дне. – Лори поворачивается ко мне лицом. – Ты бесценна, – громко и четко произносит он, как будто я могу не понять его слов.

Все, это предел. Я разворачиваюсь и выхожу вон. Лори не окликает меня и не бросается за мной следом. Как, по его мнению, я поступлю? Соглашусь на повышение и деньги? Подам заявление? Закроюсь в туалете и разрыдаюсь? Стыдно ли ему за то, как он только что поступил со мной?

Какого черта меня заботят его чувства?

Я возвращаюсь в свой кабинет, хлопаю дверью, хватаю с радиатора влажное полотенце и вытираю с оконного стекла конденсат, пока у меня не начинает болеть рука. Через несколько минут стекло по-прежнему влажное, как и мой джемпер. Я добилась лишь того, что стала теперь вся мокрая. Почему никому не придет в голову положить конец мировой засухе, собирая конденсат? Одно только мое окно способно обводнить бо́льшую часть Африки. Почему бы Бобу Гелдофу[2]2
  Боб Гелдоф (р. 1951) – ирландский музыкант из группы «Бумтаун рэтс», активно занимавшийся благотворительной деятельностью, в том числе в пользу африканских стран.


[Закрыть] не взяться за это дело? Наверное, я сердита на Боба Гелдофа, потому что не могу сердиться на Лори. Среди бумаг в моем столе похоронен документ, инструкция, в которой черным по белому сказано, почему я, помимо всего прочего, не имею права сердиться на Лори.

Когда Тэмсин впервые вручила его мне, я только и делала, что читала его. Инструкция показалась мне забавной. Когда же Тэмсин сообщила, что вручает экземпляр каждой женщине, которая приходит на работу в «Бинари Стар», я хохотала до упаду. Примерно год назад инструкция утратила свою привлекательность, и я сунула ее в стол, под слой бумаги в цветочек, которой тот, кто работал здесь до меня, выстлал дно всех ящиков.

Бессмысленно даже пытаться обмануть себя, будто я не помню, в каком ящике она лежит. Я точно знаю где, даже если весь последний год притворялась, будто ее там нет. Я вытаскиваю из ящика папки, убираю со дна бумагу в цветочек и нахожу искомое.

Затем набираюсь мужества и переворачиваю лист.

В глаза тотчас бросается напечатанный большими буквами заголовок: «Семь заповедей Тэмсин», ниже курсивом набран подзаголовок: «Помнить все время в отношении Лори Натрасса».

Далее идет следующее:

1) Это не ты. Это он.

2) Ничего не ожидай, или, наоборот, ожидай всего, что угодно.

3) Прими то, что ты не можешь изменить. Не трать напрасно время – не злись и не расстраивайся.

4) Помни, лишь потому, что он мужчина, у него репутация «обладателя блестящего ума, но тяжелого характера». Будь он в равной степени талантливой женщиной, которая вела бы себя точно так же, его высмеяли бы как старого зануду, а не превозносили как «наше все».

5) Не вздумай думать, будто он имеет скрытые глубины. Считай, что его истинное «я» такое, каким ты его видишь.

6) Не поддавайся его власти. Некоторые люди сильны в хорошем смысле, они укрепляют в других уверенность в себе, заставляя поверить в то, что им все по плечу. Но не он. Стоит приблизиться к нему, и ты почувствуешь, как его силы растут, а твои – стремительно истощаются. Остерегайся чувства беспомощности и растущей убежденности в собственном ничтожестве.

7) Ни за что не влюбляйся в него.

Похоже, в отношении этой заповеди я потерпела полное фиаско.