Текст книги "Полужизни"

– Послушайте, вам нужно лишь убедиться, что Мэри жива. Ее адрес: Мегсон-Кресент, дом номер пятнадцать...

– Это Уинстэнли-Истейт?

– Да, вроде бы... – мямлю я. Раз утверждаю, что не знакома с Мэри, то уверенно говорить нельзя.

– Мегсон-Кресент – кандидат на звание самой неблагополучной улицы Спиллинга. На первых этажах там даже окна не стеклят, потому что все равно выбьют, проще досками заколотить! – Шарлотта Зэйлер выразительно поднимает брови. – Мэри Трелиз – непризнанный талант? Судя по адресу, ее работы продаются не слишком успешно.

Меня душит истерический смех.

– Да они вообще не продаются!

– Выходит, у нее есть другой источник дохода?

– Не знаю.

– Неужели? Рут, по-вашему, я не способна распознать ложь? По-вашему, я никогда не сталкиваюсь со лжецами? Увы, сталкиваюсь, причем наивысшей пробы! Хотите, расскажу, какие они?

– Я не лгунья. Я не знакома с Мэри и ни разу не слышала о ней до того как Эйден... Эйден сказал...

– Сказал, что много лет назад ее убил?

– Да. – Собственный голос кажется чужим и доносится будто издалека.

– Вы паникуете, Рут, и лжете не краснея, уж простите за шаблон. – Шарлотта Зэйлер откидывается на спинку стула и сладко зевает. – А мог Эйден убить другую Мэри Трелиз? – спрашивает она таким тоном, словно кроссворд разгадывает. – Вообще-то Трелиз не самая распространенная фамилия, но вдруг...

– Не-ет, – срывающимся голосом отвечаю я. – Когда я сказала, что она художница возрастом около сорока, что живет на Мегсон-Кресент, что у нее длинные черные локоны с обильной проседью, он ее явно узнал. (В лице Эйдена тогда читалось не только узнавание, но и мертвенный ужас.) Это та самая женщина, которую он якобы убил. И я вовсе не лгу, зачем мне?

– Обильная проседь, хотя Мэри, возможно, нет и сорока? Впрочем, брюнеты рано седеют. – Шарлотта Зэйлер барабанит пальцами по столу и хмурится. – Получается, вы ее видели. Раз упомянули обильную проседь, то наверняка видели, хотя, возможно, и не познакомились.

Я подавленно молчу.

– Или, может, вы фотографию видели? Нет, вряд ли. Фотография бы вас не успокоила. Эйден сказал, что убил Мэри, и вам нужно было увидеть ее живую. Абсурдность ситуации – ведь человек заявил, что он убийца! – не напугала вас, вы решили найти убитую. И чудо – она оказалась живой. Так все было?

Надо успокоиться, представить, что Шарлотты здесь нет, что я одна в кабинете...

– Чем дальше, тем интереснее, – бормочет сержант Зэйлер. – Ладно, задам вопрос попроще. Зачем вы пришли? Поболтать со мной ни о чем?

– Что, простите?

– Зачем вы пришли? Эйден никого не убивал – хорошо. Мэри Трелиз жива – замечательно! От меня-то что требуется?

Вот теперь я в своей тарелке.

– Пожалуйста, проверьте, что сказанное мной правда! И если это так, поговорите с Эйденом, убедите его! У меня ничего не получилось, но вы полиция, вас он послушает.

– Если это так? Иными словами, вы не стопроцентно уверены, что Эйден не убивал ту женщину? Рут, вы понимаете, что говорите?

– Я-то абсолютно уверена, но... вдруг эта женщина не Мэри Трелиз? Вдруг... наверное, звучит глупо, но вдруг эта женщина просто похожа на Мэри, ее родственница или... или... – «Или выдает себя за Мэри», – едва не добавляю я, но вовремя сдерживаюсь: нельзя выставлять себя совсем уж идиоткой! – Полиция может выяснить то, что мне не под силу.

– Полиция может что-то выяснить, только если расследует преступление, а по вашим словам, преступление не совершено, так что расследовать нечего. – Шарлотта Зэйлер умолкает. Просто задумалась или ей надоело меня слушать? – Лично у меня три вопроса. Первый: убил ли Эйден женщину, известную вам как Мэри Трелиз, ту, о которой вы говорите?

– Нет, не убивал. Это невозможно. Она жива.

– Замечательно. Тогда вопрос номер два: убил ли он другую женщину по имени Мэри Трелиз? И наконец, вопрос номер три: он вообще кого-нибудь убил? Вдруг где-то лежит тело и ждет, чтобы его нашли? Хотя за годы оно наверняка разложилось...

– Нет, я знаю Эйдена, он никого не убивал.

Шарлотта с шумом выдыхает.

– В таком случае вам нужно к психотерапевту, а не в полицию.

– Нет, Эйден здоров! – качаю головой я. – В остальных ситуациях он ведет себя совершенно нормально, даже на стресс нормально реагирует, поэтому я и волнуюсь. (Неужели... сержант Зэйлер задавала бессмысленные вопросы о работе и арендной плате с одной целью – проверить, как я реагирую на стресс?) Вы слышали о синдроме Котара? Ну, когда человек живет в плену своих иллюзий?

– Нет, я слышала только о «Боге как иллюзии».

– Синдром Котара – душевное расстройство, при котором человек страдает от депрессии и низкой самооценки. Например, уверен, что смертельно болен.

– Будь у меня этот синдром, не пережила бы, что выкуриваю по пятнадцать сигарет в день! – ухмыляется Шарлотта, но меня ее шутки не интересуют.

– Насколько я разобрала, а я изучила немало литературы, мутаций у этого синдрома нет. О других расстройствах, при которых больные приписывают себе убийства живых и здравствующих людей, я не слышала и от психологического объяснения давно отказалась. Эйден вряд ли совершил тяжкое преступление, просто... боюсь, случится что-то ужасное! – выдаю я неожиданно для себя самой. – Я очень боюсь, а чего – не знаю сама.

Шарлотта Зэйлер смотрит на меня долго и пристально.

– А подробности того, что совершил, – или думает, что совершил, – Эйден не сообщил? Где, когда и почему он убил Мэри Трелиз?

– Все, что знаю, я уже изложила. Эйден сказал, что убил ее много лет назад.

– Сколько именно лет назад?

– Он не уточнил.

– А где и когда?

– Тоже не сказал.

– В каких они были отношениях? Где и при каких обстоятельствах встретились?

– Сколько раз повторять, я не знаю!

– Мне показалось, Эйден хотел вам довериться. Может, хотел, да передумал? Как он на расспросы отреагировал?

– Я его не расспрашивала.

– Не расспрашивали? Почему?

– Ну... один вопрос я все-таки задала – спросила, было ли убийство случайным. Эйден взглянул так, словно я нож ему в спину вонзила! Мы заранее договорились: никаких вопросов. Он слово сдержал, а я нет.

– Ясное дело, – кивает сержант Зэйлер, – вы не поверили, что он способен умышленно кому-то навредить. И что он сказал?

– Ничего. Только смерил меня выразительным взглядом.

– И вы больше ни о чем не спросили?

– Нет.

– Извините, но это абсолютно нелогично. В такой ситуации любой бы пристал с расспросами. Как же вы удержались?

– Так вы поможете мне или нет? – собрав остаток сил, спрашиваю я.

– Как помочь, если вы утаиваете больше половины важной, с вашей точки зрения, информации, – при условии, что вообще все не сочинили? Для человека, которому нужна помощь, тактика престранная. Эйден признался в убийстве тринадцатого декабря прошлого года. Почему же вы прождали два с половиной месяца, прежде чем обратиться за помощью?

– Надеялась сама разобраться, – бормочу я, понимая, как неубедительно звучит правда.

– Мне во всем мерещатся махинации, такой уж у меня пунктик, – сокрушенно говорит Шарлотта. – В этом случае пока не понятно, кого избрали на роль жертвы – вас или меня. Создается впечатление, что все это чистой воды хохма.

Я холодею. Пытаюсь представить себе большую красную кнопку. Сейчас нажму на нее – и черные мысли исчезнут. Нажимаю, давлю, но не помогает. Автор книги, в которой я прочла этот совет, – самый настоящий лгун.

Заговоры и махинации – именно их я боюсь больше всего. Похоже, я сильно ошибалась и мой кошмар начался не с памятной поездки в Лондон, а куда раньше. Список возможных отправных точек бесконечен: встреча с Мэри Трелиз, знакомство с Ним и Ею, появление на свет в ипостаси дочери Годфри и Инге Басси.

Сержант примирительно поднимает руки:

– Не волнуйтесь, если преступление действительно совершено, я приложу все силы, чтобы в нем разобраться!

Но ее слова не утешают. Эйден и Мэри Трелиз сговорились против меня. Если это правда, подробности мне не нужны. Я... я их не вынесу! С ней он был, когда не ночевал дома?

Я встаю и снова морщусь от боли в ноге.

– Напрасно я сюда пришла... Извините меня!

– Все в порядке, Рут. Прошу вас, присядьте! Чтобы помочь вам, мне нужно письменное заявление.

– Нет! Ничего писать не буду! Я передумала.

– Рут, пожалуйста, успокойтесь.

– Я знаю законы! Свидетельские показания вы из меня не вырвете! Никакого преступления я не совершила, поэтому арестовать меня вы не имеете права, и мне можно уйти.

Я распахиваю дверь и шагаю по коридору, но быстро не получается, и сержант Зэйлер тут же меня нагоняет. Она идет рядом и молчит, пока мы не выбираемся на крыльцо, где ветер встречает ледяной пощечиной. Шарлотта смотрит на свои длинные ногти и насвистывает, словно оказалась в моей компании по чистой случайности.

– Знаете, Рут, какой завтра день? – как ни в чем не бывало спрашивает она.

– Нет.

– День моей помолвки. По этому случаю устраиваю небольшую вечеринку. Вы... вы же не выскочите из торта с криками «Сюрприз! Сюрприз!»? Надеюсь, ваша проблема с моей помолвкой не связана? А если все-таки связана, надеюсь, не по инициативе некоего Колина Селлерса?

Я резко поворачиваюсь к ней:

– Не понимаю, о чем речь. Пожалуйста, забудьте все, что я наговорила!

Я бросаюсь бежать. К счастью, Шарлотта меня не преследует, лишь кричит вслед, что мы обязательно увидимся. Захлопнув дверцу машины, я продолжаю чувствовать, как ее глаза буравят затылок.

Шарлотта знает, где я живу, и в покое не оставит, но это потом. Только бы отделаться от нее сейчас, и все образуется.

Завожу мотор, блокирую дверцы и так быстро даю задний ход, что шины скрипят. Вскоре я уже на трассе и Шарлотту больше не вижу. Слава богу!

Почему я дрожу от холода? Потому что забыла куртку. Куртка осталась в кабинете на спинке стула. В правом кармане лежит мятая вырезка со статьей о Шарлотте Зэйлер.

2
1/03/2008

«Кто-то должен сказать пару слов, – размышляла Чарли, – небольшую речь произнести». Черт, слишком поздно. Почему это пришло ей в голову лишь сейчас? И сама не позаботилась, и Саймон вряд ли потрудился. Если только не приготовил сюрприз... «Ну конечно, сюрприз, размечталась, – одернула себя Чарли. – По части организации помолвок он еще больший профан, чем я!» Чарли рассмеялась, представив, как Саймон стучит вилкой по стакану и говорит: «Вообще-то я не привык...» Лучшего начала для воображаемой речи не придумаешь: слово «не привык» идеально выражает сущность Саймона Уотерхауса.

«Заставлю его, – решила Чарли, перебирая всевозможные угрозы. – В конце концов, кто затеял вечеринку? Заставлю подняться и перед сотней людей поклясться в вечной любви». Господи, сколько гостей – болтают, смеются, некоторые даже танцуют. Чарли демонстративно от них отвернулась. Почему гостям веселее, чем ей?

Она подлила себе шампанского, приподняла желтую скатерть, наклонилась, чтобы сунуть пустую бутылку под стол, и пожалела, что не может остаться под столом навечно или как минимум до конца сегодняшнего празднества. До жути не хотелось растягивать губы в лучезарной улыбке: да, мол, этот чудесный вечер в мою честь.

Отчасти проблема заключалась в том, где именно происходило веселье. Ни Саймон, ни Чарли не желали устраивать помолвку дома, поэтому вся огромная толпа – они сами, друзья, родственники и коллеги – стали гостями (разумеется, не бесплатно) паба «Солодовая лопата» в Хамблсфорде. Насколько знала Чарли, о существовании этого местечка никто из приглашенных даже не подозревал. «Солодовая лопата» оказалась первым заведением, где взяли телефонную трубку и на вопрос «У вас есть банкетный зал?» дали положительный ответ. Продолжать обзвон не было ни времени, ни желания, поэтому Чарли решила попробовать. Хамблсфорд – чудесная деревенька с полем для гольфа, поклонным крестом и церковью на площади, а «Солодовая лопата» оказалась премиленьким белым домиком с соломенной крышей и ящиками с красными и желтыми цветами на окнах. Располагался паб очень выигрышно – напротив ручья с мостиком – и идеально соответствовал планам Чарли.

А в планах этих значилась не только помолвка, но и массированное очковтирательство. Зачем только Саймон затеял эту вечеринку, совершенно ведь не в его духе! Неужели решил пропиарить их отношения? Получается, что так, но стоило спросить его об этом, проблеял невнятное: «Разве не так полагается?»

И дело тут вовсе не в желании угодить матери. Кэтлин Уотерхаус по пабам не разгуливает, единственное публичное место, которое она посещает, – дом престарелых, где работает на полставки. Саймон больше недели уговаривал мать и добился согласия с оговоркой, что она посидит с гостями лишь час. Неужели и вправду уйдет в девять и ни минутой позже? Сильно напудренная Кэтлин явилась ровно в восемь с мужем Майклом под руку: «Сынок, надеюсь, мы не первые?» Саймон с Чарли шумно радовались их приходу, но ответной радости не наблюдалось. О подарке Кэтлин не позаботилась, а вместо дежурного «поздравляю» сказала Чарли: «Милочка, ты в курсе, что мы только на час? Саймон предупредил? Не люблю пьяные компании и шумные сборища». На столике у входа красовалась батарея бутылок и пивных банок. Глаза Кэтлин расширились от ужаса, и Чарли подумала: «Неужели я добровольно связываю себя брачными узами с сыном воинствующей трезвенницы?»

Оставив наконец бутылку в покое, Чарли повернула голову и увидела что-то блестящее. Серебристая лодочка на шпильке такой высоты, что бледная стопа изгибается под немыслимым углом, плавно переходя в шоколадную от автозагара лодыжку. Стейси, жена детектива Колина Селлерса, игриво толкнула Чарли бедром, и та чуть не потеряла равновесие. «Прячешься, принцесса-невеста? – не спросила, а пропела Стейси. – Мы с Колином такой подарочек вам принесли – закачаешься!»

Чарли нисколько в этом не сомневалась. Свою машину Стейси украшала стикерами с надписями вроде: «Если хочешь – не молчи, посигналь, намекни». Иными словами, вкус у нее был более чем посредственный, причем во всем, даже в выборе мужа. Уже много лет Колин Селлерс кувыркался в постели с певичкой Сьюки Китсон, и об этом знали все, кроме тупой как пробка Стейси.

Лишь когда Стейси отстала, Чарли вынырнула из-под стола и взглянула на часы. Без четверти девять – до ухода родителей Саймона пятнадцать минут. Если Кэтлин сдержит слово, можно будет включить музыку на нормальную громкость, а пока слова песни «Капли сочувствия» едва слышались. Убавить громкость попросила Кэтлин, заявив, что этого кошмара не вынести.

Чарли покрутила головой, пытаясь за силуэтами гостей разглядеть будущую свекровь. «Будущая свекровь, о господи!» Но следующая мысль оказалась еще ужаснее – даже слезы на глаза навернулись. «Не будет этого! Саймон не захочет на мне жениться, в самый последний момент передумает!»

«Может, и к лучшему, если передумает?» – далеко не в первый раз спросила себя Чарли. Неужели она хочет, чтобы Саймон, запутавшись в собственной глупости и неопытности, связал себя узами брака, который нужен ей, но не ему? Чарли сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Хватит нелепых терзаний! Ведь это нелепость, самая настоящая нелепость! Ума у Саймона не отнимешь. Умные люди не предлагают пожениться, да еще так настойчиво, если сами этого не хотят, верно? «Неужели я такая же идиотка, как Стейси?» – с горечью подумала Чарли.

Разноуровневым потолком банкетный зал напоминал сауну, но, увы, запущенную – об этом кричали и обои горчичного цвета в ромбик, и подъемные окна с грязными стеклами и облупленными рамами. Другими словами, владельцы «Солодовой лопаты» вкладывали средства исключительно в наружную отделку. «Очки втирать бесполезно», – решила Чарли, поднимая бокал в шутливом тосте, и огляделась по сторонам в поисках персонала, чтобы отключили отопление.

Саймон у окна разговаривал с Крисом Гиббсом и его женой Дебби. Перехватить его взгляд не получилось. А если попробовать телепатию и мысленно телеграфировать ему слово «речь»? Не вышло. Тогда, может, «родители»? Где Кэтлин и Майкл? Чарли с раздражением поняла, что беспокоится о родителях Саймона больше, чем он сам. Пусть бы они общались с кем-нибудь приличным! Идеальные кандидаты – инспектор Пруст и его жена Лиззи. Впрочем, Пруст хоть и трезвенник, но способен запросто выдать оскорбительную колкость. Вот если он, по своему обыкновению, станет лишь кивать и поддакивать Лиззи, то все в порядке.

Чарли очень нравилась жена инспектора. Среднего роста, хрупкая, с белым ежиком волос – кто скажет, что Лиззи уже под шестьдесят? Ни капли надменности или высокомерия, лишь спокойствие и уверенность в себе; она умела приспосабливаться к любым обстоятельствам и буквально излучала доброжелательность. Чарли мучилась угрызениями совести, ведь это она придумала Лиззи прозвище – Снежная баба. Пруст, конечно, холодный мизантроп, но его жена тут при чем? Тем более кто, кроме Лиззи, способен растопить его ледяное сердце?

Джайлс и Лиззи Пруст стояли у буфетной стойки и болтали с Колином Селлерсом. Судя по красному, покрытому испариной лицу, Селлерс уже как следует набрался, хотя Пруста это не возмущало. Впрочем, Снеговик вообще скуп на эмоции, и присутствие краснолицего пропойцы абсолютно ничего не изменило. В памяти Чарли встрепенулась смутная тревога. Что такое? При чем тут Селлерс? Ах да... та женщина, назвавшаяся Рут Басси... Чарли спросила, не Колин Селлерс ли подбил ее рассказать нелепицу про дружка, якобы убившего женщину, которая живет себе припеваючи. Вчера Чарли допускала, что это дурацкая шутка и раскроется на сегодняшней вечеринке...

О той женщине, как бы ее ни звали, думать совершенно не хотелось. На вид – воплощение невинности: золотистые локоны до середины спины, вытертые джинсы и романтическая блузка с цветочной вышивкой, тошнотворно женственные туфли с лентой вокруг лодыжек. Ни колготок, ни носков – разумеется, ее трясло от холода. А вдруг... Вдруг все это было просчитано? И умоляющие глаза, и беспомощные жесты... Чарли почти поверила в байку, но потом в кармане куртки, забытой Рут на стуле, обнаружила газетную вырезку с собственной фотографией. Тогда Чарли даже замутило, пришлось сесть и закрыть глаза, а ночью долго не удавалось заснуть: какие только мысли не лезли в голову! Неудивительно, что вечеринка вызывала одно лишь раздражение.

За спиной раздался знакомый смех. Чарли обернулась. Неужели папа и мама общаются с родителями Саймона? Этого еще не хватало! Но дело обстояло именно так: Кэтлин и Майкл Уотерхаус жались к стене и храбро противостояли атаке в виде анекдотов Говарда Зэйлера, отца Чарли, и неестественно громкого хохота ее матери, Линды. Улыбаться Уотерхаусы и не думали.

Сил нет на это смотреть! Схватив бокал с шампанским, Чарли стала пробираться к двери. Маршрут эвакуации, иначе не скажешь! Уже на пороге она обернулась и перехватила взгляд Саймона. Тот быстро отвел глаза и кивнул Дебби Гиббс. Убранные в пучок волосы, длинное черное платье с воротником-стойкой, вроде бы обтягивающее, но не вульгарное, – Дебби казалась воплощением элегантности. «Спасибо за праздник, мать твою!» – прошипела Чарли и бросилась по лестнице крыльца, облив брюки шампанским. Конечно, гости пришли к ним с Саймоном, а не к владельцам «Солодовой лопаты», и их нужно развлекать, но разве трудно подарить хоть одну улыбку? Неужели Саймон думает, что показных поцелуев с объятиями вполне достаточно? Может, добрым католикам запрещено улыбаться?

Чарли с удовольствием окунулась в прохладу сумерек и присела на парапет. «Как хорошо!» – подумала она, хотя прекрасно понимала, что скоро замерзнет, закурила и услышала шаги. Кейт Комботекра! Ее муж Сэм – за вежливость и стремление угождать Селлерс и Гиббс звали его Степфордским мужем или попросту Степфордом – занял место Чарли в уголовной полиции и стал новым боссом Саймона. Так же, как Дебби Гиббс и Стейси Селлерс, Кейт пришла, что называется, при полном параде. Блестящее платье с открытыми плечами цветом напоминало Средиземное море в лучах полуденного солнца, ласково облегало полную фигуру Кейт и колыхалось в такт каждому движению, а золотистая шаль и золотистые лодочки прекрасно подчеркивали его необычный цвет.

Неужели все жены детективов сговорились разодеться в пух и прах и выставить ее помолвку в истинном, то есть абсурдном, свете? Чарли искренне пожалела, что вместо единственного имеющегося в гардеробе платья надела вишневый топ с треугольным вырезом, черные брюки и черные лодочки. В качестве украшения, дани празднику, которым должна была стать помолвка, она позволила себе лишь узкую бархотку. Без нее могло показаться, что Чарли заглянула в бар по пути в офис, где собиралась распечатать протокол последнего собрания.

– Не можешь терпеть жару, не ходи по барам, – вытирая лоб, пошутила Кейт. – Останься я там на секунду дольше, пришлось бы вываливать на голову лед из твоих ведерок.

– Ведерки не мои, а местные.

Кейт внимательно посмотрела на Чарли и понимающе улыбнулась.

– Пообщалась с твоей будущей свекровью. Неудивительно, что вид у тебя такой, словно в преисподнюю заглянула!

– Спасибо огромное! – Чтобы набрать полные легкие дыма, Чарли втянула щеки.

– Ты знаешь, о чем я, – спокойно отозвалась Кейт, белокурые волосы и лицо которой всегда выглядели так, словно над ними только что поработал стилист. – О настроении, а не о внешности.

– Поразительно, но, узнав близких родственников человека, лучше видишь его недостатки и слабости, – проговорила Чарли. Кейт оскорбила ее, поэтому в наказание пусть выслушивает занудные откровения. – Чувствуешь, с человеком что-то не так, потом встречаешь его родителей и думаешь: «В этом-то все и дело!» Саймон с моими родителями тоже встретился, и я гадаю: очевиднее теперь для него мои слабости, которые с годами лишь усугубятся?

– Иногда можно побороть и наследственность, и среду! – усмехнулась Кейт. – Посмотри на Сэма: он такой добрый, отзывчивый, а его родители – самые настоящие чурбаны, и братья с сестрами тоже... Весь клан Комботекра как на подбор! Приедут в гости, сядут в гостиной и сидят как короли, а мы с Сэмом вокруг них суетимся, прислуживаем. Мои сыновья, даже когда были маленькими, так себя не вели!

Чарли невольно улыбнулась. Надо же, и у роскошных блондинок проблемы имеются.

– Они получат по заслугам, – прищурившись, процедила Кейт. – В этом году я не приглашу их на рождественский ужин. Они об этом еще не знают, а я уже все решила и собираюсь злорадствовать целых девять месяцев.

– На дворе только март! – взмолилась Чарли.

А чем займутся в Рождество они с Саймоном? Устроят совместное празднование семей Зэйлер и Уотерхаус? Чарли аж в холод бросило.

Родственники Сэма наверняка ужасные, раз Кейт отказывает им от дома. Ее ведь хлебом не корми, дай затащить человека в гости, накормить ужином и уложить спать. Чарли едва знала Кейт, когда впервые попала на семейный обед в дом Комботекра. Сейчас, после бессчетного количества таких обедов, Чарли оставалось лишь считать Кейт подругой. Разве плохо иметь подругу, которая печет умопомрачительные пироги с яблоками и клюквой? Кейт всегда говорила, что секрет ее пирогов в виски, только Чарли считала: куда важнее родиться человеком, способным на большее, чем доставать магазинное печенье из пачки.

– А вы с Сэмом отмечали помолвку? – спросила Чарли и тут же ответила на свой вопрос: – Конечно, отмечали! Почти уверена, праздник проходил у вас дома!

Кейт не без труда вырвалась из плена грез: она явно смаковала предстоящую месть.

– Да, у моих родителей. Родители Сэма и слышать о празднике не желали... – Кейт осеклась. – А ты вроде бы не хотела отмечать у себя, а Саймон – у себя.

– Да, верно, – тихо отозвалась Чарли.

– Саймон не насладился бы праздником, если бы гости к нему пожаловали, так? А у тебя ремонт в самом разгаре. Хотя ремонты вечно в самом разгаре! – пожала плечами Кейт.

– Не напоминай!

– Говорила я тебе: нет лучше места для вечеринки, чем дом, требующий ремонта, – никто дорогие обои не заблюет.

– Ты была права, а я не послушалась и забронировала грязный банкетный зал, потому что я не ты, а Саймон не Сэм. На гостеприимство мы не способны, а комедию ломать проще на чужой территории. – Чарли нравилось шерстить себя. Она считала это своеобразной компенсацией, ведь других-то ей частенько шерстить приходилось. – У вас кто-нибудь с речью выступал?

– На помолвке? Да, Сэм. Получилось очень путано и искренне. А что, ты тоже хочешь пару слов сказать? Или Саймону поручила?

– Нет. Конечно, нет. У нас же все не как у людей.

– Вообще-то речь – дело добровольное, – напомнила Кейт, с удивлением взглянув на Чарли. – Готовить не обязательно. Порой экспромтом...

– Да я лучше кислотой обольюсь! – перебила Чарли. – Саймон, наверное, тоже.

– Если бы он точно знал, что речь удастся, вряд ли стал бы обливаться, – вздохнула Кейт, плотнее кутаясь в шаль. – Ему катастрофически не хватает уверенности. Выступления на людях для него – дело непривычное.

– Похоже, ты знаешь его куда лучше, чем я.

– Я знаю, что Саймон тебя обожает, а прежде чем спросишь: «Почему вида не показывает?» – отвечу. Он показывает, а если ты не замечаешь, значит, не туда глядишь.

– Я же вроде в преисподнюю гляжу, точнее, заглядываю, – съязвила Чарли.

– Ты ждешь знаков внимания, которые принято оказывать в такой ситуации, а у Саймона все по-другому, даже знаки внимания другие. Ему нужно время привыкнуть к новому статусу. После свадьбы времени будет предостаточно, верно? – Судя по тону, Кейт считала брак полезным для здоровья не меньше, чем прогулка на свежем воздухе. – Хватит думать о том, как поступают «нормальные люди», хватит сравнивать себя с окружающими. Вы дату свадьбы уже назначили?

– Ты безнадежная оптимистка, Кейт! – засмеялась Чарли. – Ты единственный человек, который не считает нашу предстоящую свадьбу величайшей ошибкой в истории человечества. Мы с Саймоном присоединяемся к мнению большинства.

Кейт вырвала сигарету у Чарли изо рта, швырнула на землю и растоптала золотистой лодочкой.

– Тебе давно пора бросить! Представь, каково будет твоим детям хоронить мать?

– Я не собираюсь заводить детей!

– Ерунда, обязательно заведешь! – безапелляционным тоном заявила Кейт. – Хочешь пожалеть себя? Сейчас я дам тебе повод! Знаешь, о чем болтают там? – она кивнула на паб. – Большинство гадает, занимались ли вы хоть раз этим. Двое предсказывают, что ваш брак не протянет и года, а пятеро или шестеро вообще сомневаются, что вы поженитесь. Угадай, какой подарочек принесла тебе Стейси Селлерс?

У Чарли аж под ложечкой засосало.

– Вибратор! Она рассказывала о «сюрпризе» Робби Микину и Марку Злоснику и хихикала, мол, Саймон не поймет, что это за штука. «А когда разберет, тут же деру даст!»

– Хватит! – Чарли соскочила с парапета, быстро зашагала к мосту и закурила еще одну сигарету. Умереть не так и страшно, тем более несуществующие дети не увидят!

Увы, от Кейт так просто не избавишься.

– А потом добавила: «От страха Саймон припустит во всю прыть, но бедняжка Чарли хоть один оргазм сорвет!»

– Стейси – настоящая гнида!

– Скорее, мокрица, – поправила Кейт. – Блестящая, скользкая, отвратительная. Если убежишь со своей помолвки, мокрица будет на седьмом небе от счастья. Хочешь показать ей, что стыдишься отношений с Саймоном?

– Я не стыжусь, просто мне наплевать на мнение посторонних.

– Ты любишь Саймона сильнее, чем большинство женщин любят своих мужей. – Кейт схватила Чарли за руки и поморщилась от табачного дыма. – Понадобится – ты жизнь за него отдашь.

– Неужели?

– Можешь мне поверить!

Чарли кивнула, хотя понимала, что стоит поспорить. Почему она должна верить Кейт? Разве, угощая гостей «Запеченной Аляской», в душу им заглянешь?

Кейт отпустила руки Чарли.

– Слушай, возможно, конечно, все сплетни не в тему, хотя, по-моему, так не бывает... Получается, у вас с Саймоном какие-то проблемы с сексом. – Чарли открыла рот, чтобы осадить Кейт, но та уже продолжала: – В чем дело, я не знаю, и объяснений не прошу. Я точно знаю другое: и в любви, и в жизни вообще секс далеко не самое главное. Чтобы остановить гнусные сплетни, нужно заткнуть рот всем болтунам сразу. Нельзя, чтобы они продолжали болтать, хватит! Обратись к гостям! Встань на стул – у тебя же каблуков нет и в помине – и произнеси речь.

Неожиданно для себя Чарли рассмеялась. «Каблуков нет и в помине» – Кейт действительно так сказала?

– Чарли, подожди меня! – послышалось из-за росших у моста деревьев, и Чарли раздосадованно зажмурилась. Черт, сколько успела подслушать Оливия?

Кейт вопросительно подняла брови.

– Моя сестра! – ответила на безмолвный вопрос Чарли.

– Жду тебя в пабе самое большее через три минуты!

– С кем это ты разговаривала? – спросила Оливия.

– С женой Сэма Комботекры. Ты опоздала.

– Это не концерт! – отозвалась Оливия, перенявшая это выражение от отца.

Говард Зэйлер сравнивал с концертом все мероприятия, на которые позволял себе опаздывать. О гольфе, в который играл дважды в неделю, он так никогда не говорил. Всепоглощающей страстью к гольфу Говард заразил, точнее, инфицировал жену, хотя оба притворялись, что ее любовь к игре проснулась внезапно и без принуждения.

– Ну так что, ты выступишь с речью? – спросила Оливия.

– Угу. Видимо, да.

Оливия вырядилась в чересчур узкую юбку и могла двигаться лишь маленькими шажками. Чарли так и подмывало заорать: «Пошевеливайся!» Сейчас она войдет в паб и вмажет любому, кто, судя по виноватому виду, сомневается, что их с Саймоном помолвка приведет к чему-нибудь путному. «Да как они смеют?! Как смеют угощаться шампанским за наш счет и поносить нас у нас же за спиной?!» Ее речь – шагая за семенящей к бару сестрой, Чарли собиралась с мыслями – быстро вправит мозги всем, кто этого заслужил. Ладно, пусть праздничным ее настроение не стало, зато апатия улетучилась.

Вернувшись в банкетный зал, Чарли забралась на стул. Стучать вилкой по стакану не пришлось: все взгляды как по команде устремились к ней.

– Пожалуйста, сделайте музыку потише! – попросила Чарли.

Парень в белой рубашке с черной бабочкой кивнул и бросился к двери. «Я-то не знаю его имени, – подумала Чарли, – а вот он, возможно, знает мое. Вдруг сплетни о моей блеклой интимной жизни даже до официантов докатились? Так, Кэтлин с Майклом уже ушли. Наверняка ни с кем не попрощались!» – мельком оглядев гостей, отметила Чарли, но тут же одернула себя: сама-то сбежала и попрощаться бы все равно не смогла! Саймон стоял в дальнем углу. «Раз уж решила выставить себя на посмешище, надо было предупредить!» – говорил его встревоженный вид.

Песня оборвалась. Чарли сделала глубокий вдох и открыла рот. Буквально две секунды назад она знала, что скажет, но теперь взгляд падал не на тех людей. Лиззи Пруст смотрела с одобрением, Кейт Комботекра беззвучно шептала: «Давай, давай», а Саймон вдруг решил улыбнуться.